Рассказ опубликован в журнале «Смена», ноябрь 2021г.
Именем революции
***
После той зимы времени прошло много, и Жорка уже стал подростком, и Осип отпустил усы. Теперь он работал в вечерней школе, где молодых заводчан грамоте учил. А со службы, сославшись на сердечные боли, мужчине пришлось уйти. Не мог он больше выносить ни церковных погромов, ни слёз осуждённых, ни лжи. А уж когда ему предложили на своих товарищей доносить, тут уж он окончательно для себя всё решил.
А страна теперь изменилась полностью. Люди повторяли громкие лозунги, пели песни революционные, боролись с врагами народа, ставили новые рекорды и верили, верили в социализм, не понимая того, что при любом строе есть и свои герои, и хозяева, и палачи…
Но об этом тогда не принято было говорить. А потому Осип всё молчал больше…
Сегодня после работы его снова встретил Жорка, и они как всегда рядом по улице шли.
Горожан вокруг было не много. Красками осени окрасились деревья и кусты. Ветер гонял сухую листву по дороге. В вечерних сумерках загорались огни старых домов и низких пристроек.
– Бать, я тут думаю в Комсомол вступить – вдруг сказал Георгий – Ты как на это смотришь?
Мужчина взглянул на своего приёмного сына–подростка, худой, кареглазый, черноволосый. Совсем он уже стал взрослым, но как же Осип его любил.
– Ну, если ты для себя так решил, то я не против…
– Вот и отлично! – обрадовался Жорка – Пойду в армию через два года, буду командиром служить. А как ты думаешь, там не посмотрят на то, что я цыганского рода?
– Ты, прежде всего гражданин своей страны. И не задавай глупых вопросов…
– Хорошо, договорились – вздохнул Жорик, он подумал немного – А я дома картошки сварил и на базар сбегал за селёдкой…
– Молодец – улыбнулся Ося. – Осталось нам с тобой солёных огурцов купить, да хлеба ржаного…
Он покрутил головой в разные стороны и, хотел, уже было, в лавку идти, но тут перед ним возник мужичок невысокий – штаны, заправленные в сапоги, кепка, пиджак, косоворотка.
– А я то, думаю, ты не ты – вдруг зло обратился он к Осипу. – А потом гляжу, ты красная морда…
– Простите… – не понял Осип.
– Что, не помнишь меня, сволочь? И как жену мою арестовывал, отца и дочку? Забыл?
Ося нервно дёрнулся и прикрыл собою Жорку.
– Прошу вас, Звягин, успокойтесь…
Но незнакомец продолжил:
– Что за сыночка своего печёшься? А Алёнку мою ты пощадил?
Он достал из-за пазухи ножик.
– Именем революции, говоришь?
Резко замахнулся мужик, но в эту минуту из-за спины отца выскочил Жорик и собой его закрыл. Лезвие тут же пронзило мальчишке горло, он захрипел, Осип сына схватил, упал на колени с ним и заорал что есть мочи:
– Жорка!!! Жорка, прости!!!
Но было уже поздно…
Эпилог
Этот дом будто покосился от боли, обветшал, стал чёрным. Не было в нём уж прежнего лоска. Он словно зачах в одиночестве…
Осип пришёл сюда поздней осенью. Во дворе нашёл старые доски, положил их на козлы и начал пилить. Потом обтёсывал их долго, молотком колотил. И наконец, соорудив гроб по собственному росту, в дом его затащил и поставил на стол дубовый. После зажёг свечу пред иконами, тихо что-то бубнил, затем всё ходил в потёмках, плакал, прощенье просил, и наконец, приблизился к секретеру отцовскому. Здесь родитель всегда револьвер хранил, не новый, потёртый. Осип достал его, рукавом смахнул с оружия пыль и пулями его зарядил. Всё, кажется, было готово, однако мужчина теперь не спешил. Он вдруг подошёл к зеркалу старому тёмному, руку на него положил и увидел своё отражение мертвенно блёклое. И тогда он достал из кармана половинку свёклы и стал натирать ею свои щёки. Потом улыбнулся довольно и выстрелил себе прямо в голову.
Больше уже не было ни горя его, ни одиночества. Всё уже осталось в прошлом…