Рассказ опубликован в журнале «Смена», ноябрь 2021г.
Жорка
***
Гибель отца будто перевернула его полностью. И тоска разъедала и мучила совесть, оттого, что родителя защитить не сумел. А ещё Осип думал о многом. Чего он своей революцией достичь хотел? Добиться равенства всеобщего? Но разве ж такое возможно, здесь на Земле, не перед Богом? И от осознания ошибок собственный парню делалось плохо, и не хотелось жить…
И даже отчий дом теперь стал для него голым, внутри блуждали жуткие тени и холод, а ещё туда всё чаще являлись покойники, те, кого Осип уже схоронил. И они мучили его денно и нощно. Молодые и старые, светлолицые и убогие. Плакальщица Агафья старалась погромче выть, стряпуха Матрёна смеялась звонко, отец стучал счётами, студент Панин ему кулаком грозил, а революционерша розовощёкая всё хотела своё лицо умыть. И таких как она было очень много. Осип отмахивался от усопших, но они возвращались снова и снова. А последним был белогвардейский полковник по фамилии Сыч.
– Ну, что, сынок, – спрашивал он с подвохом – удалось тебе нас победить?
– Не так чтобы очень – ёжился Ося.
– То-то, – смеялся покойный – казни не казни, а всё равно ответить за кровушку придётся…
В общем, не отпускало несчастного Осипа прошлое. А уж как терзало одиночество и не вообразить. Ни единой вокруг родной души…
А потому, спустя три года, заколотил он окна своего дома досками и переехал жить в коммунальную комнату рядом с Совнаркомом.
На службе Ося теперь занимался беспризорниками, коих после Гражданской было очень много, с товарищами собирал их по всему городу, а после отправлял в детприёмник. А однажды у бывшей конторы купца Конева встретил маленького цыганёнка, лет семи, грязного, оборванного. Он сидел на куче битых кирпичей и пел что-то.
Ося остановился, послушал его немного, потом подошёл к незнакомцу, который как только увидел взрослого, сразу попросил:
– Дяденька, дайте грошик…
– Тебя как зовут? – поинтересовался Осип.
– Жорка…
– А мать твоя где?
– Маманя меня бросила. Уехала куда-то на паровозе…
– И давно уехала?
– Так прошлой осенью. Посадила меня на перроне и сказала, мол, теперь ты взрослый, сам себя корми…
– Вот так прямо и сказала?
– Ага. У неё же после меня ещё трое. Куды ей нахлебников столько?
– Понятно. Ты, наверное, есть хочешь?
– А как же? – мальчишка шмыгнул грязным носом – Отощал я, дядечка, как пёс бездомный…
Осип улыбнулся.
– Ну, пойдём тогда, угощу тебя хлебом и мёдом…
– Пойдёмте – ответил цыганёнок и тут же встал на ножки…
***
Вот так и стал жить Георгий вместе с Осипом в его коммунальной комнате. Парнишкой он был весёлым, хорошим, вот только воспитан плохо. Во-первых, бывало, курил потихоньку, во-вторых, за столом чавкал громко, неправильно держал ложку, и суп из тарелки пил. Терпеть не мог мыть руки и голову, да и вообще мыться в принципе не любил. Но это были ещё цветочки…
Обожал очень Жорка подворовывать. А потому стали пропадать у соседей Осипа деньги, ценности и часы.
Особенно доставалось тёте Поле, полной даме с папиросой.
– Караул! – кричала она во всё горло – Где опять мои броши?! – хватала она цыганёнка и тащила к Осипу – Вора малолетнего у себя приютил!
– Успокойтесь – говорил женщине Ося. – Сейчас всё найдётся.
Он смотрел на мальчика строго и просил:
– Неси…
Парень заползал под топчан невысокий, потом обратно юлил, вставал и протягивал позолоченные.
– Держите свои цацки, тётенька, больно они мне нужны…
– Конечно, ты ещё себе наворуешь, бесёнок! – хватала соседка украденное, морщилась и торопилась уйти.
А Георгия ожидал разговор серьёзный. И так каждую субботу, ну и в будний день тоже.
В общем, нелегко было Осипу с Жоркой, но в то же время как-то спокойно. Появился смысл жизни, что ли?
Так прошло полгода. Наступила зима суровая. Жорик ходил в школу, а Ося продолжал служить, а по вечерам они встречались в своей комнате. Топили печку буржуйку, пекли постные блины, строили кораблики из досок и читали стихи, правда, Жорка их не очень любил.
– Бать, ты мне лучше скажи, а почему в школе говорят, что у человека нет души? Мол, её попы придумали?
– Ну, а ты-то сам как думаешь?
– Мыслю, врут всё они. У тебя ж она болит?
– Болит…
– И у меня. Вот, бывает, чего-нибудь сворую, а в груди как засвербит…
– Это тебя совесть мучает – засмеялся Осип.
– Может быть и совесть. Только уж очень больно…
– Это хорошо, что больно. Значит, всё не так плохо. Значит, правильно будешь жить…