Рассказ опубликован в журнале "Смена", ноябрь 2021 г.
Пролог
Каждый из нас наверняка может сказать, в какое время родился. Был то год первого полёта человека в космос, когда вся страна ликовала от осознания собственного величия, или лето 80-ого, когда столица изменилась до неузнаваемости. Последний год Блокады Ленинграда, когда людям кроме надежды ничего не оставалось. Кто-то вспомнит Оттепель, иные Перестройку, третьи Гражданскую…
Он же появился на свет чуть раньше, настолько, что по мостовым ещё разъезжали телеги, брички, коляски, всюду слонялись пьяные ямщики, у церкви толпились убогие попрошайки, в ресторанах отплясывали весёлые цыгане, мастеровые спешили на фабрики, а купцы и крестьяне на ярмарки. Всякий простолюдин кланялся барину, низшие чины непременно чванились, а высшие и вовсе никого вокруг себя не замечали. Все праздновали Пасху, перед Рождеством колядовали, а в Храмах искренне молились о здравии Царя-батюшки. Время то было относительно спокойным, и перемен не предвещало…
Всё изменилось, когда наступил век двадцатый…
Глава 1
Свёкла
***
Жизнь для него только начиналась, а Оська уже подрос достаточно. Мальчишкой он был смышлёным, хватким, правда, внешне совсем не привлекательным. Русые волосы соломой, от вшей керосином потравленные, нос горбинкой, глаза косые карие и рот большой с тонкими губами. Соседские подранки его прозвали «Жабой», а потому со сверстниками парнишка не общался. Он предпочитал иную компанию – общество отца своего Самсона Карповича.
Старый еврей, костлявый угловатый, вид имел нереспектабельный. Зимой и летом ходил в пальто суконном стареньком, в чёрном котелке с потёртыми полями и непременно с саквояжем. В городе его, конечно, знали, некоторые недолюбливали, иные опасались. Ещё бы! Сам гробовщик Кац пожаловал!
Да, и то, правда…
Владел Самсон Карпыч похоронной конторой на улице Семирядной. Работников имел с десяток. Все крепкие мужики, да старушонка – плакальщица. Последняя морщинистая, вся в чёрных одеяниях, отвечала за православное отпевание, о нём она договаривалась с батюшкой Феофаном не безвозмездно, конечно, за хорошую плату. В церкви покупала просфоры, свечи, ладанки. Возносила у гроба покойного молитвы разные. И плакала, плакала. А уж как причитала, что и позавидует каждый…
А вот работники Самсона Каца, напротив, многословием не отличались. Суровые грубоватые знали себе, могилы на местном погосте копали, кресты, да гробы из досок стругали и определяли людишек в ямы.
А народец в то время умирал пачками. Кто от хворей сворачивался, кто от пьяного угара, кто от голодухи, кто от старости. В общем, скорбели родственники усопших, печалились, только вот старик Кац не жаловался. Дела у него шли гладко, сын подрастал на зависть, ремеслу отцовскому обучался. Всегда при нём, всегда рядом…
Вот и сегодня следовали отец и мальчик по брусчатке вместе за руку.
– Папаша, а как вы себе думаете, бунтари они очень страшные? – вдруг спросил родителя Ося, но отвлёкся нечаянно.
Мимо по улице пронеслась ребячья ватага. На обочине в коляску с извозчиком садилась пожилая дама. Она то и дело обмахивала себя веером и часто вздыхала. В это время из трактира напротив, заметно качаясь, вывалил пьяный гуляка. Он чуть стоял на ногах и во всё горло орал песню похабную.
Осип обернулся. Сзади, наступая путникам на пятки, топала полная кухарка, в руках она несла корзину с яйцами. Родственники посторонились, и баба, подметая пыль длинными полами, тут же опередила их, не моргнув глазом. А отец с сыном отправились дальше.
– Бунтари? – переспросил Самсон Карпыч – А чего же в них теперь страшного, когда усопли все окаянные?
– А, правда, что они убили того жандарма, который у базара на всех рявкал?
– Правда…
Ося подумал немного, посмотрел вокруг внимательно. Дома деревянные с каменными фасадами, бакалея, барак, продуктовая лавка. Парень почесал под картузом маковку.
– А знаете, он мне совсем не нравился. Глазищи злые, усы мохнатые. А ещё сказывают, что он нищих обижал взятками…
Старик Кац нахмурился в одночасье.
– Ося, я тебя умоляю. А кто теперь не берёт взятки? Может, какой городовой или наш губернатор? Всем жить всласть надо. И вообще, хватит у меня вопросы спрашивать. Лучше подумай, какие у нас теперь власти. Революционеров этих вчерась расстреляли, а сегодня заплатили мне справно, да разбойников сих велели похоронить по-христиански. Слыхал, что урядник сказывал? «Русские они все, хоть и собаки!» Так то…
***
Она лежала в гробу само очарование – худенькая, красивая, опрятная. Оська стоял рядом с усопшей и никак не мог налюбоваться. Длинные волны тёмных волос, уложенные аккуратно, изящные руки поверх коричневого платья, ну а лицо? Такого, пожалуй, он и не видел ещё здесь ни разу. Хотя и привык созерцать лица всякие – кривые, испещрённые оспой, обезображенные. Бывало, покойников закрывали тряпкой, чтобы не пугать окружающих, бывало, пудрили, подкрашивали. А этому ангелу не хватало разве что румянца. Однако и без него незнакомка была хороша необычайно. И лишь кровавая точка на её груди напоминала Осипу о том кто она.
– Ууу, революционерша проклятая – ворчала в углу Агафья – плакальщица. – Чтобы черти поскорее прибрали тебя…
В этот момент Оська разворачивался.
– А ну, читай свою молитву, карга старая! – говорил он грозно, точно так же как его папаша – А то сама отправишься в преисподнюю. Поняла?!
– Поняла, батюшка кормилец, поняла – тут же приходила в себя бабка и, вновь уткнувшись в Евангилье, начинала бубнить медленно, монотонно, вяло.
А Оська спокойно возвращался к объекту своего любования.
Мать свою он не знал никогда. Вернее не запомнил покойную, мал был. А потому рос мальчишкой ущербным и замкнутым. От отца не видел ни похвалы, ни ласки. До этого, как и до денег тот был очень жадным.
Осип вздохнул печально.
«А революционершу всё-таки жалко. И ведь поднялась же у кого-то рука, жизни лишить такую барышню?!»
Ося в раздумьях почесал маковку и, будто вспомнив о чём-то, куда-то направился. Мимо гробов протиснулся в угол дальний. Там на столе лежала свёкла небольшая, мальчик ножом порезал её надвое и с половинкой вернулся обратно. Чтобы удобнее было красить, подставил под ноги скамейку маленькую, взобрался на неё и принялся наводить усопшей румянец. Через минуту всё было готово. Ося бросил свёклу прямо на пол и, наклонив голову на бок, заулыбался.
«Вот теперича всё в порядке. Можешь и к Богородице отправляться…»