В электричке

Арсений Родин
Шумное семейство: две бабы – мать и дочь, муж дочери и сын-дурачок с рыхлым, одутловатым лицом (всё косится на меня со страхом).
Зять пошёл покурить в тамбур, а в это время старуха стала открывать лимонад и пролила на сидение зятя.
- Дай бумаги, я вытру! – кричит дочери.
- Сракой вытрэ, – говорит дочь.
Возвращается зять.
- Нэ сидай!! – верещит старуха, когда он уже сел.
Зять (видно, нервный малый) начинает истерично орать матом на жену и на тёщу.
Старуха обижается и называет его идиотом.
- А чого ж вы крычытэ! - оправдывается зять.
Дурачок следит за ними с неописуемым ужасом и крутит у виска пальцем. (1978)

***
Слепой с палочкой идёт по вагону и рассказывает о себе жалостливую историю.
- Ты б лучше работать шёл, - говорит ему мужчина в очках и с аккуратной бородкой.
- Іди ти к чортовій матері, хрен бородатий! - отшивает его попрошайка.
- Интересно, а как это ты, слепой, узнал, что я бородатый?
Пассажиры хохочут. Свирепо матерясь, "слепой" спешит покинуть вагон. (1978)

***
В электричке ко мне подсел пьяный Вовка Н., в прошлом известный фастовский фарцовщик и спекулянт, а ныне «кооператор». Каким-то дальним родственником он мне приходится.
Надо было о чём-то с ним говорить. Я и спросил:
- Вов, как продвигаются "рыночные реформы"? Коммуняки, небось, палки в колёса ставят?
Вовка и трезвый-то куражлив, а как выпьет ...
- Коммуняки? Хотелось бы мне знать, кого ты, малыш, называешь коммуняками?  Я ведь и сам коммуняка.
Он старше меня лет на пять, но называет меня малышом, хотя знает, что мне это не нравится.
- Тоже скажешь. Ну, а если серьёзно: рынок начинает работать или так, всё одна видимость?
- Рынок, малыш, всегда работал.
- Да, но раньше цены определялись сверху. А теперь они должны зависеть от спроса и предложения. Вот ты занимаешься строительством. Пока твоему кооперативу серьёзную конкуренцию составить некому, ты можешь заламывать цены, но когда появится ещё несколько таких же кооперативов…
- Когда появится ещё несколько кооперативов, цены будут такими же, - не даёт мне закончить Вовка. – Малыш, ты правда такой наивный или притворяешься? Мне всегда будет проще договориться с такими, как я, чем сбавлять цены. Понимаешь ты меня или нет?
- А если я не захочу с тобой договариваться?
- А куда же ты денешься? Ты же не самоубийца!
- Даже так? – Мне не хочется верить ему, но у меня также нет повода ему и не верить ему.
- Малыш, - говорит Вовка, - ты, вообще, производишь впечатление неглупого человека, я тебе это говорю без лести. А потому советую: не валяй дурака, вступай в партию. Без этого ты не будешь успешным, поверь мне! Успей вскочить в последний вагон отходящего поезда. (1988)

***
Субъект, симпатизирующий «народному руху», оказавшись в одном отделении электрички с колхозниками, ведет агитацию против коммунистов.
- Вони ж все брешуть! – У него высокий, визгливый голос.
- Брешуть, - соглашаются колхозники.
- Сплюндрували Україну, і все їм мало, знову лізуть і лізуть. Але вони нас більше не обдурять! Ми бачили, як вони хазяйнують! Більше їм не заманити нас у Союз!
- Нє, в Союзі краще жилось, - говорит тетка, которая сидит напротив меня.
- То була ілюзія, панове!
- А що дала ця незалежність? – поддерживает тётку её соседка.
- Так у нас же ще не було незалежності! – визжит руховец. – У нас же при владі всі ті само імперські сили! От у вас у селі що змінилося? Як були колгоспи, так і залишились! Як сидів на чолі колгоспу радянський поміщик, так і сидить! Що ж змінилося?
- А як же без колгоспу?
- Треба землю людям віддать!
- І що? Дадуть кожному по 80 соток – і що? Що я на тих сотках посію?
- Це у вас щось дуже маленький колгосп.
- 80 соток на сім’ю виходить.
- Я згоден: 80 соток – це замало, але ж і ви погодьтеся, що колгоспи все одно нежиттєздатні. Ви самі знаєте, не мені про це розказувати, що в колгоспах усі крадуть.
- Ой, крадуть, - соглашается первая тетка.
- А як він на кузні робить, то що йому там вкрасти? - возражает вторая, показывая на своего мужа. В ее голосе слышится упрек мужу.
- А якщо мені якась залізяка знадобиться, то я хіба за пляшку з ним не домовлюсь?
- Ги-ги,- смеётся мужик.
- Хіба що за пляшку, - вздыхает жена.
- Оце такі у нас колгоспи! – итожит руховец. – А тепер скажіть мені: хто зацікавлений у їх збереженні? Радянські поміщики! І колгоспи до цього часу існують, тому що у радянських поміщиків дотепер реальна влада!
- Скоро розгонять, - говорит первая тетка. – Скоро зроблять нас знов батраками. Будемо батрачити на нових панів.
- А зараз хіба ви не батрачите на радянського поміщика?
- То який же він радянський? Якби то він був радянський. Він – незалежний! (1993)

***
Заходит в вагон продавец газет.
- Инопланетяне похитили женщину, после чего она забеременела! - начинает он перечислять темы интересных публикаций.
«Бу-бу-бу», - гудит вагон.
- Как вылечить остеохандроз, ревматизм и псориаз без лекарства!
«Бу-бу-бу. Пробовали, лечили. Лечись сам, нас не обманешь».
- Рассказ любовницы Ельцина о его похождениях в юности!
Толстая баба, что сидит напротив меня, мутно и мрачно смотрит куда-то поверх голов. Две другие бабы разговаривают за моей спиной: «А він мені каже: «Нащо ж ти йому гроші давала?» - «Правильно він тобі каже». «Бу-бу-бу», - мужские голоса сливаются в монотонный гул.
- Как сделать самогон крепостью 75 градусов без сахара!
- Шо? – встрепенулся мужик. – Без сахара?
- Самогонка без сахару? – загоготал, не поверив, другой мужик.
- Як це без сахара? – воскликнула баба за моей спиной.
- Із сахарного буряка, от вам і без сахара! - веско произнесла толстая баба напротив меня.
Весь вагон загалдел:
- Ерунда!
- Не может такого быть!
- Брэшэ!
- А-ну розкажи, - дёргает за рукав продавца газет лысый юркий мужик.
Продавец читает рецепт:
- На полкилограмма дрожжей берется десять килограмм бузины…
- Бузыны?!
- Га-га-га!
- Хай сами його пьють!
- Ничого соби самогонка!
- От сволочи, падлюкы! Як людэй дурять!
Ни одной газеты не купили в нашем вагоне. (1994)

***
В тамбур набилось столько людей, что буквально не шевельнуться. Между тем в самом вагоне просторно, но три бабы-торговки заняли часть прохода своими огромными сумками и никому не дают протиснуться внутрь.
Сонный (видимо, после ночного дежурства) лейтенант обращается к бабам:
- Вы не могли бы подвинуться?
- Куда? – вызверяется на него самая толстая.
- Чего орёшь? - заводится лейтенант. - Мне какое дело куда? Людям свободный доступ в вагон обеспечь!
«Что потом началось, не опишешь в словах…»
Лейтенанта обзывают садистом, кровопийцей, негодяем, обещают четвертовать за то, что на днях, где-то под Херсоном, в казарме убили солдата и вообще за дедовщину.
Лейтенант огрызается, и находится несколько пассажиров, которые поддерживают его, набрасываются на торговок:
- Распродали всю страну, бизьнесьмены сраные!
- Работать надо, а не торговать!
Через десять минут в склоку вовлекается полвагона. О лейтенанте забыто.
- Да заткнитесь вы, торбешницы чёртовы! - кричат уже и мужики.
- Ти подивись, лисий козьол, на себе!
- Заткніть пельки, а то щас повикидаємо з вікна разом з вашим товаром!
По мере того как вагон пустел, страсти стихали. За Васильковым бабы-торговки перетащили свои сумки в вагон и сами уселись в освободившемся отделении. Одна из них достала газету. Сначала она молча читала, но потом стала кое-что зачитывать вслух.
«Некий мужчина попросил девушку продать ему бюстгальтер, который был на ней, и предложил за него 50 тысяч долларов».
- Нічого собі! За ліфчик 50 тисяч баксів!
«На это предложение девушка согласилась».
- Іще б не согласилась!
- За 50 тисяч!
- Повезло девке!
«Покупателем бюстгальтера был шейх Максуд-аль-Гамалия. Как жаль, что шейхи не посещают наш Гидропарк!».
- О-го-го-го-го!
- И-хи-хи-хи-хи!
- У-ху-ху-ху-ху!
Скоро выборы. Ясно, кого они изберут. (1994)

***
Четверо подвыпивших мужиков занимают свободное отделение. Видимо, работяги (у всех нечистые, грубые руки) едут с ночной смены домой. Один, правда, выделяется среди них не совсем пролетарской внешностью: и руки у него почище, и губы пухлые, влажные, и не сходящая с них ухмылка насмешливая говорят о полуинтеллигентской расслабленности. Садятся и сразу начинают галдеть развязно, с нетрезвой какой-то игривостью. Мне досадно: не дадут почитать. "Хоть бы вышли пораньше", - думаю.
На Караваевых Дачах заходит в вагон тётка с двумя огромными сумками. Я её часто вижу, она - евангелистка. Постоянно миссионерствует в фастовских электричках. Ко мне тоже не раз приставала, но сегодня проходит мимо. Зато останавливается возле подвыпивших мужиков.
- Хотите, я расскажу вам о Боге?
- Га-га-га! - ржут мужики. - А-ну расскажи, расскажи.
Евангелистка ставит сумки и сходу пускается проповедовать. Речь ее льется без запинки, она – надо отдать ей должное – прекрасный оратор. Мелькает мысль: откуда взялась такая профессионалка в нашем убогом граде?
Она рассказывает о подвиге Иисуса Христа, говорит прочувствованно и потому убедительно. Совсем она не похожа на самовлюбленных американских сектантов при галстуках, её конкурентов по электричкам. Работяги, видно, слегка озадачены: дело приняло совсем не тот оборот, на который они рассчитывали. Один из них начинает злиться.
- Стоп! - перебивает евангелистку. - Подожди тараторить! Ты мне лучше ответь: почему у тебя глаза красные?
Евангелистка обескуражена.
- Ты, наверное, по ночам книги читаешь?
- Вы не о том меня спрашиваете, - снова овладев ситуацией, отвечает она. И продолжает проповедь.
- Стоп! – Работяга хватает ее за рукав. – Тебя как зовут?
После секундного замешательства – тихий и кроткий ответ:
- Тамара я.
- Садись между нами!
Тамара отказывается, но он, потянув её за рукав, сажает между собой и интеллигентом.
- Значит, ты верующая?
- Верующая.
- Ты знаешь, - вступает другой работяга, - я когда-то тоже верующим был: в коммунизм верил. Верил, что людям надо делать добро за так, а не за деньги. Ну и куда, скажи, мне теперь с этой своей верой?
Сыпля цитатами, Тамара объясняет ему разницу между верой, которая от Бога, и верой, которая от людей. Признается, что и сама когда-то была коммунисткой.
- Значит, ты вероотступница?
- Наоборот, я к истинной вере пришла.
- Но ты же одну веру предала – значит, ты и от новой веры так же можешь отказаться?
- Я ничего не предавала. Когда я осознала, что вера моя в коммунизм была ложной, я сразу написала заявление о выходе из партии. И я написала в нем: «Прошу не считать меня членом КПСС, поскольку для меня невозможно совмещать служение Господу, который мне открылся, с данным учением».
- А я лично и сейчас не отрекаюсь, - произносит третий работяга.
- Да это, в сущности, одно и то же, - подключается к дискуссии интеллигент. – Коммунизм – это тот же рай. Никакой разницы нет. Но вот в чем вопрос: если я сейчас буду выполнять заповеди коммунизма или христианства – разве я проживу? Разве я семью смогу прокормить? Нет, вы скажите мне честно и откровенно: прокормлю я свою семью, если буду жить по Евангелию?
- Жизнь человеческая простирается дальше земного существования, - отвечает евангелистка Тамара. И снова щебечет вдохновенно о подвиге Иисуса Христа. Она в самом деле походит на птичку, только поет она, кажется, исключительно для себя, в собственное удовольствие, не особо заботясь, как ее пение действует на других. Не замечая ехидных ухмылок.
- А скажи, - спрашивает ее второй работяга, когда она заговаривает о справедливости Господа, - наказывать детей за грехи родителей – справедливо?
- Мы не можем судить о том, что неподвластно нашему слабому разуму.
- Как это неподвластно? Вот мой отец грешил, а я не грешу, а Бог меня наказывает. Это справедливо?
- Нет людей безгрешных. Никто не может назвать себя безгрешным. Считать себя безгрешным – это уже грех.
- Как это не может? Я все семь заповедей исполняю – в чем же мой грех?
- Заповедей – не семь, а десять.
- Пускай десять. И я все соблюдаю.
- А вы знаете, какая первая заповедь?
- Знаю: не убий, не укради, не обманывай.
- Первая заповедь: «Я Господь Бог твой, да не будет у тебя других богов пред лицем Моим». А вы в коммунизм веруете...
- Подожди, подожди, подожди... Ты только демагогию не разводи.
- Да, действительно, не на собрании!
- Скажите, а Иисус Христос был евреем? - спрашивает интеллигент.
- Он был Сын Божий!
- Не-ет, я имею в виду другое. Кто его родил? Еврейка?
- Он родился из лона Девы Марии, а зачат Он был непорочно.
- Ну, это не важно. Важно то, что Он родился от еврейки. Значит, Он был евреем. Но если Он был евреем, почему Он предал веру своего народа? Значит, Он тоже был вероотступником?
Тамара начинает рассказывать о ветхозаветных пророчествах о приходе Мессии, цитирует по Библии тексты Исайи и Иеремии, стараясь перекричать скрежет колес и писк тормозов: мы подъезжаем к какой-то станции. Кажется, Боярка. (1995)

***
- Он в Москве до большой должности дослужился. Не где-нибудь, а в самом Кремле дачными участками распоряжается. Недавно купил себе участок за 140 тысяч баксов. А потому, что его все уважают. Он к каждому умеет подход найти. Приходит к нему армянин – он говорит армянину: «У меня мама армянка». Приходит таджик – «У меня мама таджичка». Узбек является – «У меня мама узбечка». И все принимают его за земляка. А он этим пользуется.
- А на самом деле мама у него хохлуха и он - хохол?
- Ну да! Это же я о своём сыне рассказываю! (2001)