Звонок в дверь разбудил нас с женой в несусветную для выходного дня рань.
- О, черти окаянные, - простонала супруга, - кому с утра пораньше приспичило? Вась, иди открой.
- Да пошли они, - зарываясь в одеяло, пробормотал я. – Сходи ты.
- Не пойду. Позвонят и уйдут, - отрезала она.
Но кто-то продолжал давить на звонок.
- Вер, сходи, - попросил я.
- Вот ещё! Это наверняка к тебе Семёныч. Сто раз ему говорила, что по воскресеньям мы долго спим. А ему всё неймётся. Сам иди. Мне халат натягивать нужно, а ты выйди к нему в трусах, может устыдится.
Чертыхаясь, кое-как натянув спортивные штаны, пошёл открывать дверь.
На площадке действительно стоял сосед по площадке.
- Семёныч, какого хрена тебе надо? Отдыхаем мы ещё, - проворчал я, однако пропуская его в квартиру.
- Васька, ну вы с Веркой и лежебоки. Я и так до девяти часов ждал. Проспите всё на свете, - заржал он.
- Ты поучать меня пришёл? Иди свою тёщу попробуй учить.
- Ладно тебе, - торопливо заговорил он. – Это я из зависти, не по злобе. Старуха всю ночь дурковала, вообще поспать не дала. Помощь твоя нужна.
- С тещей воевать? - теперь уже развеселился я.
- Хуже. Понимаешь, у старой грымзы сегодня юбилей, девяносто лет стукануло.
- Поздравляю! А я-то тебе зачем? Хочешь со мной за её здоровье выпить?
- С удовольствием, только не получится, - вдруг грустно сказал Семёныч. – Зараза решила юбилей праздновать. Всю родню пригласила.
- Неужели согласились посетить старушку? Она ведь со всеми вдребезги рассорилась. При мне всех обзванивала и проклятиями осыпала.
- Обещали. Любашка каждому звонила, умоляла прийти. Ей отказать никто не смог. Все её жалеют. Знают, что мамаша доченьке своей устроит, если те не пожалуют на торжество.
***
Супругам-соседям было уже за шестьдесят. Дети их давно завели свои семьи и жили отдельно. Но ни сын с дочерью, ни внуки в гостях у них не бывали из-за матери Любы. Старуха была злющая, желчная, крикливая и вечно всем недовольная. Из пятерых её детей только Любаша и смогла ужиться с ней. Бабка уже несколько лет лежала пластом, но не давала покоя ни днём, ни ночью. Угодить ей было невозможно. Она орала в любое время суток, требуя к себе внимания, и если к ней никто не бежал сломя голову, специально выливала в кровать чай или сок, швыряла в домочадцев посуду, снимала памперс и гадила в постель. Но больше всех доставалось, конечно, Любане. Поначалу Семёныч пытался встать на защиту жены, и даже пригрозил, что за такое поведение отправит бабку в богадельню, но Люба кинулась защищать мать, чем развязала скандалистке руки окончательно.
С тех пор Семёныч, как только тёща начинала орать, пробормотав: «Заскрипела, зараза!», уходил из дома в гараж, где напивался до бесчувствия. А супруга, понимая, что муж терпит бесконечный кошмар только ради неё, с пьянками его мирилась и никогда не упрекала.
- Понимаешь, - продолжал сосед, - мегеру Любаша сама приоденет, но ведь её посадить за стол надо. Не поднять мне эту корову одному с моим-то радикулитом. Помоги.
Увидев Веру, которая всё-таки поднялась и вышла к нам в коридор, мужик засуетился:
- Верунчик, помоги Любаньке на стол приготовить и змею облагородить.
- Помогу, - коротко бросила жена. – Приведу себя в порядок, позавтракаю и приду.
***
Гостей на юбилей собралось много: бабкины дети, зятья, невестки, внуки. Друг за другом подходили они к имениннице, и, поздравив, дарили подарки. Юбилярша сидела наряженная, с красивой причёской и помалкивала, после каждого поцелуя демонстративно вытирая щёку. На все слова в свой адрес она только чуть покачивала головой.
«Дерьмо копит, - вдруг подумалось мне. – Не удержится, сейчас проклинать всех начнёт. Интересно, кто будет первым по списку?»
Первый тост она выслушала молча. Понесло её, когда поздравлять встал старший внук.
- Ишь, как поёшь! Надеешься, что я тебе деньги оставлю?!
- Мамочка, - прошептала страдальчески Любаша. – Ну зачем ты так? Радость-то какая, в кои веки всей семьёй за одним столом собрались.
- Молчи, придурок! –злобно закричала она на дочь. И обращаясь к сидящим, завизжала, - Ничего не получите, не надейтесь!
- Ты никак на тот свет решила забрать своё богатство? – заржал уже подпитый сын. – Думаешь, грехи тебе за это отпустят? Не надейся, мамаша, голой пришла, голой и уйдёшь.
- Пошёл вон, говнюк, - завизжала бабка.
- Психопатка! Как только тебя Семка терпит?!
- Мама, пожалуйста, успокойся. – Любаша стала поправлять на ней блузку. – Ты ведь сама хотела всех увидеть. Вон сколько подарков тебе ребята принесли.
- Заткнись, уродка, - оттолкнув руку дочери, закричала старуха. – Подарки они принесли! На черта мне нужны эти подарки, если я не хожу, не сижу?
- Мамочка, но кто же в этом виноват? – растерянно прошептала одна из дочерей.
- Ждёте моей смерти, - визжала именинница. – Не надейтесь! Я до ста лет жить буду. Я вам ещё жизнь попорчу.
- Всё! С меня хватит, - поднялся один из внуков. – Горбатого могила исправит. Вы как хотите, а я пошёл. Пока, бабуля! Живи долго. Любашу только жаль, - и с этими словами он вышел из комнаты.
- Убирайтесь! Пошли все на…, - затряслась юбилярша, брызгая слюной.
- Правда, ребята, пошли, - предложил кто-то. И под старухины проклятья, гости стали выходить из квартиры.
За столом остались только Любаша да я с Верой. Семёныча нигде не было. Наверно, по привычке с началом скандала, он сбежал в гараж.
- А вы чего сидите? – налетела на нас скандалистка. – Не нажрётесь никак на халявку-то?
- Вероника Петровна, я сейчас не просто уйду, но ещё и Любашу к себе уведу. Разбирайтесь тут сами, - не повышая голоса, сказала Вера.
- Никуда эта дура не пойдёт, - уверенно заявила бабка.
- Пойдёт. Но даже если и останется, то перетащить вас из кресла в кровать одна просто физически не сможет. А мы с Василием вас таскать не обязаны.
- Правда, мама, почему ребята должны надрываться, а вместо благодарности получать самые ужасные оскорбления, - вдруг тихо и устало сказала Люба. – И моё терпение лопнуло. Тебе угодить невозможно. Сколько я своим долготерпением болезней заработала, состарилась раньше времени! Ведь от тебя ни днём, ни ночью покоя нет. Сеня пить стал. И в этом я виновата, всё тебя защищала. Дети уже сколько лет в гости не приезжают. Внуки без дедушки и бабушки растут. Мы с ребятами соберём деньги, купим тебе однокомнатную квартиру, сиделку наймём. Живи хоть сто лет, хоть сто пятьдесят, а меня уволь. Всё, больше не могу. Пойдём, Верочка. Можно, мы с Сеней у вас переночуем?
- Не вопрос, - обняла за плечи Любашу Вера.
- А я? – оторопело прошептала бабка. – Я устала, я лечь хочу.
- Пойдём, Люба. Не мешай Веронике Петровне хотеть, - увела Верунька соседку.
От неожиданности я остался стоять у стола, глядя, как у именинницы меняется цвет лица: оно становилось то белым, то красным, то землистого цвета. Она отрывала рот, но сказать ничего у неё не получалось.
- Ладно, пойду, - повернулся к выходу.
- Постой, Вась, не уходи. Помоги мне до кровати добраться, я тебе заплачу.
- Вероника Петровна, да разве с вами одному справиться можно? Да не в жизнь! Да и деньги мне ваши не нужны.
- Подожди. Найди Семёна. Он наверняка в гараже сейчас. Всегда туда сбегает, когда…, - и замолчала.
- Вы скандалите, – закончил я за неё.
- Помоги, очень тебя прошу. Что ж, мне здесь сидеть всю ночь? – и она заплакала, по-старушечьи хлюпая носом.
Отыскав Семёныча в его убежище, мы перетащили юбиляршу на её кровать и ушли ко мне, где на кухне над рыдающей Любашей хлопотала Вера. Поздно вечером соседи всё-таки засобирались домой.
Прощаясь, Семён задумчиво изрёк:
- Слушай, Вась, вот представь, что тебе дали таблетку для долголетия. Ты бы выпил её? Я вот на тёщу насмотрелся и решил: отказался бы наотрез. Ну скажи, что это за жизнь: ни радости тебе, ни пользы от тебя, только родным в тягость?
Пол ночи я не мог уснуть, размышляя над словами соседа.
- Вася, чего ты крутишься? – не выдержала Верунька.
- Да вот всё над словами Семёныча голову ломаю: выпил бы таблетку эту или нет?
- Я бы ни за что не стала, - сказала Вера.
- Почему?
- Прожить бы с толком то, что Господь даёт. Спи, никто тебе такую таблетку не предложит, не надейся.
А я лежал и думал: вон Веруня моя всё для себя решила, а меня терзают то ли жадность, то ли страх смерти или ещё что…
А ведь жена права: научиться бы по-человечески отпущенное Богом прожить, чтобы люди от тебя не шарахались. Получается, что качество жизни важнее количества прожитых лет.