В небольшой комнатке стоял шифоньер, на котором лежали два Чемодана: синий и коричневый. Лежали они давно, привыкли друг к другу и почти сроднились. Общего у них было много. Во-первых, они принадлежали одному хозяину; во-вторых, где бы они ни находились, всегда лежали или стояли рядом; в-третьих, в обоих лежали какие-то вещи, как они считали, ценные для хозяйки; в четвёртых…
Да можно и не считать, и не перечислять. Оба Чемодана за многолетнюю совместную жизнь чувствовали себя почти родными братьями.
Синий Чемодан изготовлен из искусственной кожи. Он всегда был каким-то мягкотелым, и позволял положить внутрь себя столько всякого барахла, что раздувался до невероятных размеров. Поэтому хозяева охотно брали его с собой, когда отправлялись в разные поездки и путешествия. Там в дальних краях они набивали беднягу всевозможными покупками. Чего только синий Чемодан в себе не перевозил!
Коричневый чемодан на этот счёт был построже, потвёрже характером. Он был сделан из фибры, его так и называли: фибровый чемодан. Он не позволял своим хозяевам набивать его с верхом, так, чтобы крышка еле закрывалась. Только один раз, нагрузив барахлишка больше положенного, хозяйка попыталась ногой надавить на крышку, чтобы закрыть Чемодан, но тот скрипнул и чуть не разошёлся по швам. С тех пор хозяева знали меру.
Оба Чемодана были немолоды и немного побаивались, что их могут отправить на свалку: вместо них у хозяев появились дорожные сумки. Но путешественников отправили на заслуженный отдых. Они теперь совсем не покидали родного дома и продолжали служить хозяевам чемоданной верой и правдой. Менялись только места дислокации: чулан, веранда, шифоньер, кровать. Вернее, под-кровать.
В Чемоданах лежало тряпьё. Что это такое, они не знали, но всякий раз, когда хозяйки снимала их сверху, она говорила: «Когда уж это тряпьё приберу?» Этот риторический вопрос повисал в воздухе, потому что ответить на него не могла даже сама владелица вещей.
Два раза в год, не чаще, она открывала Чемоданы, брала какую-нибудь вещь, потом закрывала и убирала на место. В одном были сложены отрезы – ткань, давным-давно купленная на платья и костюмы, да так и не пошитая. В другом лежали какие-то брюки, кофты, платки, которые никто не носил и не выбрасывал - жалко.
С верхотуры Чемоданы смотрели на своих дальних родственников – на большие клетчатые Дорожные Сумки, которые стояли за дверью. Обе были до неприличия пузаты, так что производили впечатление каких-то базарных торговок.
Их изредка открывали, и Чемоданы видели, что там сложены какие-то старые вещи. Из них хозяйка что-то выбирала, кроила и шила детскую одежду, какие-то одеяла и покрывала, а остальное убирала обратно. Тряпьё тряпьём, а вещи порой получались недурными. Чемоданы любили наблюдать, как в новых нарядах крутилась перед зеркалом хозяйкина внучка, как внуки-мальчишки делили между собой лоскутные одеяла, любовно пошитые из того самого тряпья.
И ведь что интересно: из Сумок вещи брали регулярно, а они при этом ничуть не худели. Как горшочек с кашей. Уже не первый год эти две толстухи мозолили глаза Чемоданам. Сами-то они были аккуратными, подтянутыми, несмотря на то, что оба были доверху набиты вещами.
Одному лежать скучно, а вдвоём – всегда найдётся, о чём поговорить. В комнате постоянно включён телевизор, и оба Чемодана в курсе всего, что происходит в мире, но это их интересует мало. Чаще они погружаются в прошлое, вспоминают свою молодость, свои поездки. А уж покатались оба по стране немало.
Фибровый Чемодан выглядел старовато. Потёрлись его уголки и бока, неплотно закрывается крышка и даже немного отстаёт, обшарпана единственная ручка. Но он оправдывает свой внешний вид.
– Пожили бы с моё, – всегда начинает он свои воспоминания. – Я ведь в эту семью прибыл ещё в прошлом веке. Хозяйкины родители со мной поколесили в своё время. А потом я с хозяевами ездил. Приходилось несколько раз в Москве бывать, в Питере. В Сибирь дважды ездил.
– Не в ссылку ли? – пошутил сосед.
– Да нет, там у хозяев родственники живут. Вот и ездили к ним в гости. А тебя куда судьба заносила? – продолжил беседу фибровый Чемодан.
– Да тоже много пришлось поездить-поколесить. В Москве не раз бывал, Прибалтику краем глаза видел, Белоруссию. Ты вот в Сибирь ездил, а меня на юг брали.
– Ну, и как тебе поездки запомнились?
– Чем они могут запомниться, – буркнул синий Чемодан. – Вокзалы, вагоны, да камеры хранения. Помню, в первый же день, как только меня купили, хозяйка тут же набрала вещей для детишек и мужа, закрыла меня на ключ и – в камеру хранения на Белорусском вокзале. А сама поехала в Калининград. Три дня мне пришлось провести на полке рядом с другими чемоданами. Знаешь, что такое камера хранения?
– Да как не знать, конечно, знаю. Только стоял я в автоматической камере – это такая одиночная камера заключения. Одиночество и темнота. Ужас! Поговорить не с кем. Знаешь, как я обрадовался, когда был извлечён из заточения. – Старый Чемодан дёрнул плечами. Видимо, воспоминания были не из приятных. – А эти вагоны, когда тебя на верхнюю полку с размаху закидывают, или под лавку суют – чего хорошего? Сколько раз меня в бок грязным ботинком пинали. Но приходилось терпеть – такова наша доля.
– На самолёте-то летал? – сменив тему разговора, обратился фибровый Чемодан к соседу. – У тебя на крышке написано: «Аэрофлот».
– Нет, не приходилось. Это так, для красоты. А тебе приходилось летать?
– Куда нам, пенсионерам. Говорю ведь тебе, что куплен давно.
Оба замолчали, погрузившись в свои воспоминания. За окном стемнело. В квартире тишина, даже телевизор успокоился.
– А помнишь, как нас заполняли свежевыглаженными сорочками и свежим бельём. Ну, когда отправлялись в поездку. Правда, приятно было? – вспомнил свою молодость фибровый Чемодан.
– Конечно, с нашим нынешним содержимым не сравнить… – успел ответить его сосед, как снизу раздался скрипучий голос Дорожных Сумок: «Чемоданычи, вы спать-то собираетесь, полуночники?..»
Соседи переглянулись и решили не вступать в дискуссию с этими толстухами. Действительно, время позднее – пора и на боковую. Впереди ещё столько времени всё вспомнить и обо всём поговорить.