Анекдот пятый Ахромазийная то ли жуть, то ли блажь

Юрий Радзиковицкий
Анекдот пятый
            Ахромазийная*  то ли жуть, то ли блажь
                Цвет – олицетворение жизни.
                Н. Серов
                Цвет - это та область, где наш
                разум соприкасается со Вселенной.
                П. Клее
                Мы  живём в очарованье пятен
                ярких,..
                В. Набоков
Вчера, 28 марта 2041 года, Савелий Игоревич Ратушный, зайдя на любимый сайт Chess OK, столкнулся с любопытным этюдом, предложенным ему там для решения. Первые попытки с кондачка решить его потерпели фиаско. Дальнейшие его усилия подобраться к решению то с одной стороны, то с другой постигла та же участь. Фигуры на электронной доске застыли в безмолвном и издевательском виде. И тут он решил с ними расстаться. С ними, мерцающими своим самодовольствием, а не с этюдом. Посему он достал обычную деревянную доску и расставил на ней стаутовские фигуры согласно их расположению в предложенном задании. Затем пошёл на кухню, сварил кофе и вновь погрузился в хитросплетения фигур на доске, дав себе слово, что не уйдёт в объятия Морфея, пока этюд не будет решён. Пусть на это уйдёт вся ночь, но ничто его не заставит отказаться от того мига, когда он сможет увидеть элегантное решение. А то, что именно таким оно будет, он нисколько не сомневался. Вначале третьего спящая в соседней квартире пожилая особа была потревожена несусветным воплем, что донесся неизвестно откуда. Проснувшись, она подумала, что это ей приснилось, и продолжила своё почивание. Через некоторое время и Савелий Игоревич погрузился в долгожданную дрёму, из которой его выпростал гулкий бой напольных часов, что стояли в смежной его спальне гостиной. Машинально он стал считать количество ударов. Их было одиннадцать. И только тут до него дошло, что уже одиннадцать часов, а ведь через час должна прийти на урок его ученица, славная, но несколько вздорная девица четырнадцати лет. Последнее качество не помешало Савелию Игнатьевичу увидеть в ней задатки большого музыканта. Выйдя на пенсию год тому назад, Савелий Игоревич всё же не отошёл от преподавательской деятельности. Правда, уроки по классу виолончели теперь он давал на дому. И  при этом позволил себе значительную слабость: брал только одарённых в музыкальном отношении учеников. Тем самым закрепил свой многолетний протест против обучения тех, кого приводили родители, невзирая на свидетельства предрасположенности или не предрасположенности своих чад к занятиям музыкой.
Как только мысль о необходимости придания всем последующим действиям повышенной скорости овладела его сознанием, он открыл глаза. И замер. Вид большого латунно-бронзового павлина с внушительным веерообразным хвостом, подарка от учеников и их родителей в день его ухода на пенсию, горделиво стоящего на высокой изящной стойке из красного дерева, совершенно обездвижил пожилого музыканта. С тех пор, как он поместил эту композицию в своей спальне, оформленной в восточном стиле, напротив своего ложа под шёлковым балдахином, толстые тяжёлые драпри на оконном проёме не сдвигались на ночь. Под солнечными утренними лучами это изящное создание неизменно вспыхивало яркими оранжевыми бликами, наполнявшими пространство комнаты энергией радости и бодрости. Но ничего подобного ему не увиделось в этот момент столь позднего пробуждения. Серое изваяние с тёмными разводами мрачно возвышалось на такой же сероватой стойке, ранее бывшей тёмно-вишнёвого цвета. К тому же погасли и глаза этого чуда пернатого мира, сделанные из камней, и напоминавших крупные изумруды. Это создание смотрело на него серыми немигающими зраками. Сначала ему подумалось, что часы весьма приврали время. И сейчас не более пяти утра, когда солнце ещё не могло посетить его опочивальню. Но каминные часы показывали четверть двенадцатого. Хотя их вид его озадачил тоже. Сделанные из какого-то синеватого камня, они являли собой в настоящий момент сероватый каменный брус с серыми фигурными стрелками, которые прежде были буро-красной расцветки. Но окончательно его добил большой гобелен, что висел на стене между окном и камином. Буйство красок, синих, жёлтых, красных и зелёных, предназначенное для воссоздания картины живописной охоты на львов в средневековое время где-то в аравийской саванне, исчезло напрочь. Грязно-серое изображение потеряло всю свою изобразительность и поэтику столкновения человека с миром дикой природы. Встревоженный, но ещё не осознавший размер беды, его постигшей его, он пошёл в гостиную, попутно надев толстый велюровый халат, ставший из бирюзового почему-то серым. И тут же замер, совершенно ошарашенный. Его розовый гостиный гарнитур: большая софа, два кресла, пристенный шкаф, массивный стол с малахитовой зеленоватой каменной столешницей, низкий комод с телеэкраном меж двух ампирных ваз из розового хрусталя - всё было невыносимого серого цвета. В растерянности он стоял перед высокими напольными часами: их коричневатый корпус из мореного дерева с золотой патиной, их матово-жёлтые винтажные гири и чёрные  стрелки циферблата  - всё стало серым, потеряв изящность и некоторую вычурность. И тут ему подумалось, что есть только две версии, объясняющие произошедшее. Первая, что-то случилось с миром, в котором он живёт. Мир стал монохромным, одноцветным –  пошло серым. Ведь когда-то давно, ещё во времена его юности, пела о таком мире славная грузинская девушка. Правда, её фамилию за давностью лет он уже не помнил. Но строчки из её песни почему-то его память сохранила:
Оранжевое небо,
Оранжевое море,
Оранжевая зелень,
Оранжевый верблюд,
Оранжевые мамы
Оранжевым ребятам
Оранжевые песни
Оранжево поют.
Если всё может быть оранжевым, то почему всему этому не стать серым!? Что, однако, совершенно маловероятно. Скорее всего, причина этой тотальной серости окружающего мира находится в нём самом. В его сознании, в его способности видеть и воспринимать мир. Он стал видеть его серым, потеряв при этом впечатляющее разнообразие цветовой палитры этого мира. И откуда-то из глубин его памяти появились невесть когда-то прочитанные им чьи-то строки:
Серый дождик, серый день,
Серым миром правит тень.
Серый город, серый дом,
Серый житель плачет в нём. *
Раздался дверной звонок. Открыв входную дверь, он увидел долговязую бледнолицую девчушку, одетую во всё серое-пресерое. Её серые глаза изумлённо и приветливо смотрели на него, всё ещё одетого в бирюзовый велюровый халат с большими бордовыми накладными карманами и таким же поясом с махровыми синими кисточками.
Из переписки в WhatsApp Дарьи Вершковой с Ефимом Затонским
Привет, Фимчик. Тут вот какое дело. Вчера был такой странный случай.  Ты знаешь, я по четвергам беру уроки игры на виолончели у Савелия Игоревича. Я тебе уже писала о нём – это отменный бывший препод музучилища. Всегда сдержанный, рассудительный, он к тому же требовательный к своей одежде, в этот раз меня поразил до бесконечности. Начну с того, что, открыв дверь, он предстал передо мною в невероятном одеянии: в несусветном бирюзовом халате и зелёных тапочках в виде то ли собачьей, то ли кошачьей морды. Я сделала вид, что не заметила более чем странного его одеяния для частного урока и прошла с инструментом в гостиную, где у нас всегда были занятия. И тут он меня совершенно зашкварил. Он стал меня пытать вопросами о том, какого цвета у него в этой комнате верх стола, напольные часы, комод, чудовищные вазоны. Я напряглась, но постаралась спокойно отвечать. И тогда он, услышав мною сказанное, сказал: «Всё-такэто моё зрение стало монохромным». И увидев, что я не догоняю им сказанное, пояснил, что с недавнего времени он всё видит только в сером цвете. Скажем, он видит, что я одета во всё серое. Хотя это, конечно не так. Я с ним согласилась: белые кроссовки, зелёные джинсы, бежевый свитерок и оранжевая куртка никак не могли быть серыми. На что он заявил, что именно такими он их видит. А поскольку это своё новое восприятие внешнего мира он только что  осознал, то он находится в очень затруднительном состоянии. Поэтому урок отменяется: ему надо собраться с мыслями. И тут я, видно, допустила ошибку. Дело в том, что к этому моменту я вспомнила, что о подобном случае слышала в TikToke. Правда, там сообщалось о женщине, которая всё видела фиолетовом цвете. При этом утверждалось, что это с ней приключилось из-за каки-то ковидных последствий. Но я не поделилась этой информацией с Савелием Игоревичем, решив лишний раз не грузить его.  Как ты думаешь, может быть, мне стоит позвонить ему и рассказать о  фиолетовом мире какой-то дамочки, а затем посоветовать  пойти к медикам на консультацию? И те смогут вернуть ему мир во всём его разноцветье.
 Привет, Дашук. Конечно, надо позвонить твоему старцу. Ведь жалко бедолагу. Хотя я недавно прочёл «Серую сказку» Зиедониса. Прикольный сториз: там Серый цвет расписывает свои достоинства. Лови отрывок из этой вроде не бодяги.
 «Я - Серый. Недаром говорит народ: «Вали на серого! Серый всё снесёт». Вот я и помогаю всем краскам, когда им самим не пробиться на свет: выпущу их из-за своей спины да ещё и подтолкну: «Ступайте! Пусть все вами любуются!» Раз - и вытолкнул из серой-пресерой дождевой тучи семицветную радугу! Я не жадина, другим не завидую: сам вечно в тени. Я выдуваю из себя все цвета, как серая мыльная вода выдувает из себя на кончик соломины разноцветные пузыри. А ты пускал пузыри? Ну, тогда ты уже понял, кто тебе помогал. Кто же, как не я, Серый?
Какой я с виду? Я же говорил: посмотри на пыль, на серую пичугу или пепел. И потом кинь в пепел цветную пуговицу. Какая она яркая, красивая, верно? А за ней? Кто там за ней? Это я - Серый».
Может быть, твоему преподу будет не так плохо с серым цветом?
Дарья. Ты чего тупишь!? У него всё серое. Он не увидит семицветную радугу  и цветную пуговицу. Нет, ты всё же тормоз полный. А Игоревичу я обязательно позвоню. Мне его до дрожи жалко. Не представляю, как можно жить в мире, где всё серое, даже солнце и трава. Это полный писец какой-то. Ладно, мне пора в бассейн. До связи.