Записки работяги

Роман Бойчук
Вместо вступления:
Перед тем как вы, дорогой мой читатель, приступите к этому произведению письменности, хотелось бы упомянуть, что повествование ведет человек со средним образованием, зарабатывающий на жизнь тяжелым физическим трудом, поэтому будьте снисходительны к стилю автора и его способностям. И раз уж я взял слово, добавлю, что все изложенное на этих страницах, происходило на самом деле и все действующие лица реальны. У меня, конечно, был соблазн записать на счет своей фантазии написанное,  добавив себе тем самым балов как писателю, но я понимаю, что читать будет гораздо интересней, зная, что содержимое взято из жизни. С этой целью и упоминаю.
     Ну и Постскриптум: Я долго не мог принять решение, оставить имена настоящими или изменить. Мне очень хотелось оставить. Но я подумал, что все-таки герои этого повествования зачастую выступают не в лучшем для себя свете, а по сути, ничего плохого они мне не сделали, и поэтому —
     P.P.S. Имена всех действующих лиц этого произведения изменены (хотя кого-то из них это может и огорчит).

 Предисловие

     Моя трудовая деятельность началась в очень крупной строительной компании, но застал я ее не лучшие времена. Эта компания и изначально была строительным гигантом, но за счет присоединения к себе небольших компаний, она, в период своего расцвета, достигла поистине грандиозных размеров. Претерпев в недавнем прошлом серьезных перемен и в руководстве и в уставе, да и вообще во взгляде на строительный бизнес, компания эта (несмотря на все трудности), сумела, за довольно короткий срок, добиться и авторитета и веса и влияния в строительном бизнесе. Но удержать не смогла. Подталкиваемые, и сложностями в управлении, и возникшими финансовыми трудностями, и третьей стороной, небольшие компании стали отделятся. Постепенно, но в незначительный промежуток времени, все компании когда-либо присоединенные, пошли своим путем, оставив строительного гиганта один на один со своими проблемами. Одной из главных причин этого распада, помимо самой по себе сложности структуры, была деятельность другой крупной строительной компании, не схожей с нашей, и по принципу выполнения строительных работ, и по внутренней структуре, но ведущей с нашей компанией, жесткую конкурентную борьбу за влияние в строительном бизнесе, выражавшуюся зачастую, в скрытых целенаправленных действиях. Немало способствовали такому финалу и лица, занимавшие в те периоды кресло генерального. Возможно, им не хватило ума управлять такой сложной структурой или твердости характера в принятии решений в условиях жесткой конкуренции, а может они намеренно способствовали такому финалу, прельщенные какими-то бонусами от конкурирующей компании. Как бы там ни было, а та небольшая компания, в которой работал я, выбрав себе генерального, пошла своим, самостоятельным путем, умудрившись при отсоединении, присвоить себе, закрепленную за ней, но никогда ей не принадлежавшую территорию. Ничем особо при управлении, наш первый генеральный не отличился, но главное выполнил, удержав нашу небольшую компанию от  дальнейшего распада. Несмотря на то, что дела у нашей компании шли плохо, желающих управлять ей было немало, поэтому наш первый генеральный, выполнив возложенную на него задачу, отошел в сторону, уступив место другому. При новом генеральном, положение нашей компании стабилизировалось, зарплата хоть и оставляла желать лучшего, но работа была.
Вот так, с новым генеральным и с верой в светлое будущее, мы начинали новый сезон.


Часть первая

1

     Ранним, весенним утром, когда весна уже укрепилась во всех своих проявлениях, на стареньком, но все еще хорошо сохранившемся Ниссанчике, мы направлялись в Кировское — небольшой, шахтерский городок Донбасса.
     Мы — это частичка фирмы, в лице ее прораба и трех работяг. Наша фирма, это типичное образование, являющееся частью строительной компании, подчиняющееся общему руководству, финансово связанное, но и имеющее свою долю независимости. Мы специализируемся на ремонте крыш, и делаем это, если верить рекламному щиту, расположенному возле здания, где находится наш офис, по новым технологиям, что подразумевает под собой, использование в ремонтных работах такой чудо-жидкости, мастики (по сути жидкий, холодный битум), патент на изобретение которой, если верить нашему руководителю, принадлежит его фирме. Если честно, то эта чудо-жидкость, как для ремонта крыш, исходя из личного опыта, гадость редкостная, особенно когда качество в изготовлении страдает в угоду экономии.
     Мое знакомство с ней, состоялось в мой первый рабочий день на этой фирме. Тогда фирма пыталась получить контракт на ремонт покрытия мостов, для чего собралась на одном из них, и при высоком дорожном руководстве демонстрировала свои возможности. Но знакомство получилось поверхностным. Поскольку я человек был неопытный, то мне доверили лом как инструмент не требующий специальной технической подготовки, а мастикой оперировали более опытные рабочие. Уже позже, когда наша фирма взялась за ремонт крыши на заводе  Хим. Реактивов в Донецке, мое знакомство с мастикой состоялось в полном объеме, и после этого знакомства, мне срочно захотелось  сменить работу. Но с этого места уже подробней.
     На тот момент завод  Хим. Реактивов, когда-то имевший мощное производство, находился в плачевном состоянии, как и большинство больших предприятий на постсоветском пространстве, после распада Союза. Завод  работал процентов на десять, большая часть зданий были заброшены, и отданные на растерзание времени, и лишенные человеческого внимания, приходили в упадок. Крышу одного из таких зданий, а это был  девятиэтажный корпус, нам и предстояло ремонтировать.
     На объект мы прибыли на машине нашего прораба, Виктора Николаевича. Он поленился оформлять пропуск на проезд машины на территорию завода, и мы, выгрузив из багажника нужный нам инструмент, направились через КПП. Шествие замыкал восемнадцатилетний сын одного из рабочих, умудрившийся при распределении, ограничиться грузом, состоявшим из одного веника. Когда мы добрались до места работы, то обнаружили, что парень пропал, но не успел его отец забеспокоиться, как он появился, но при этом имел какой-то перепуганный и затравленный вид, и почему-то сжимал в руках, вместо нового, вверенного ему веника, старый и потрепанный. После расспросов выяснилось, что охранник на КПП, быстро сориентировавшись, выхватил у него новый веник и всучил старый, которым он подметал свое помещение. Парень пытался возмущаться (с его слов), но был бесцеремонно изгнан с территории пропускного пункта. Прораб улыбнувшись, махнул на это рукой, не желая идти разбираться, но отец парня, возмутившись такому отношению к его сыну, пошел на КПП. Минут через десять он вернулся с довольным видом, веник, правда, не вернул, но накричался вдоволь. Вскоре привезли мастику, она была в пятидесятилитровых бочках и мы занялись ее подъемом. Поскольку в здании работал только четвертый этаж, то и лифт поднимался только до него. Остаток высоты нам приходилось преодолевать по лестнице. Пока бригада отдыхала между подъемами, я решил побродить по заброшенным этажам. Интересно и немного жутковато в таких местах, где все запущено, заброшенно и постепенно разлагается, но при этом, все еще как будто дышит человеком, как будто он только что был здесь, нажимал кнопки, двигал производство и может ушел на обед или закончил рабочий день, и в тоже время, ощущения как от хроник из Чернобыля. Самое сильное впечатление от таких мест у меня было на кирпичном заводе в Красноармейске, где в одном из цехов повсюду были разбросаны следы, еще может недавнего присутствия человека.
     Цех встречал, заполнившим стену справа, коллажем из звезд, с украшавшей композицию в центре Самантой Фокс, сохранившей на истрепанной временем и ветром бумаге, свою привлекательность. Слева в углу стояли пустые шкафчики для одежды с распахнутыми дверцами, только в одном висел кем-то забытый или брошенный рабочий халат. Возле шкафчиков, на стене, было закреплено большое зеркало, предназначенное видимо для того, чтобы рабочий мог оценить свой внешний вид перед выходом в мир. Здесь же, рядом, размещался стол с примкнутыми к нему стульями, за которым в обед, когда-то забивали козла, о чем свидетельствовала забытая верхняя крышка от коробки из под домино. Там же, на столе, остались и пепельница переполненная окурками и кружка, из которой наверняка когда-то пили не только чай. Чуть дальше, на ближнем к шкафчикам подоконнике, стоял кем-то безжалостно забытый и погибший от обезвоживания цветок, а рядом лежал кем-то недочитанный журнал с недоразгаданным кроссвордом. И как-то даже казалось, что цех пуст только по тому, что кончился рабочий день, и отдохнув, и набравшись сил, рабочие снова вернутся в него. Но под ногами хрустели осколки стекла и бетона, в разбитые окна врывался ветер, расплескиваясь по обезлюдевшему пространству и беспокоящий застывшие без человека двери, а под крышей о чем-то спорили в полете, какие-то птицы. И на всем этом лежала печать пыли, недобросовестно законсервировавшей все вокруг. Но сильней всего разрушал иллюзию, еще может недавнего присутствия человека, поддон с кирпичом, стоявший посреди цеха.  Его видимо только везли на обжиг, когда производство вдруг стало, поскольку масса из пятисот кирпичей под воздействием времени, срослась между собой, превратившись в цельный монолит. Только местами проступали прожилки, разрывая целостность. И странным образом самые разные цвета проявлялись на нем. Никогда не думал, что кирпич, при определенных обстоятельствах, может стать синим, зеленым, но эти цвета, в разных оттенках, были разбросаны по монолиту, перемешиваясь с красным и желтым. Впечатление было сильным и я долго там впитывал его в себя, но вот бродить по цехам завода Хим. Реактивов было опасно, мало ли где пролили какой реактив, поэтому сделав осторожную экскурсию, я вернулся к бригаде.
     Только мы закончили с подъемом мастики, как на крыше появился мужчина, представившийся начальником отдела по технике безопасности, и потребовал от нас спустится вниз и расписаться за инструктаж. Мы запротестовали, ноги и так гудели от пересчитывания ступенек, а тут еще один спуск-подъем. Встретившись с нашим нежеланием, мужчина рассердился и сказал, что если он упрется рогом, то мы вообще не сможем приступить к работе. На это я ответил, что обстоятельства его семейной жизни нас не касаются, но после непродолжительного спора, была достигнута договоренность, что один человек спуститься и распишется за весь коллектив. Жребий пал на самого опытного и вроде как старшего, который и последовал за мужчиной для размещения своей подписи в журнале по технике безопасности.
     После очередного перекура, а бригада часто это делала, наверное, им никто не сказал, что это вредно для здоровья, мы приступили к работе. Вооружившись топорами, скребками и ножами вся бригада разбрелась по крыше в поисках пузырей, а меня как человека неопытного, закрепили за одним из рабочих, который и должен был объяснить мне принцип работы.
     Пузырь, как явление, понятен и так, но применимо к кровельному делу я все же поясню. Появляется он после того как под рубероид, то ли через трещину, то ли через отслоившуюся часть, попадает вода, а дальше, под воздействием солнца и по законам физики, она испаряясь подымается вверх, образуя таким образом вздутие на поверхности крыши. Эти самые вздутия нам и предстояло, обнаружив, удалить. И вся бригада, протаптывая поверхность крыши ногами, занималась их поиском и устранением. Пузырь слоем в один, два рубероида, легко удалялся ножом, потолще, в три, четыре, снимался скребком — это топорище с приваренной к нему длинной трубкой, совсем толстые, от пяти слоев, уже приходилось вырубать топором, прилагая при этом немало усилий. Такое количество слоев рубероида образуется от того, что при ремонте крыши, прежний слой не удаляется, а новый наносится прямо поверх него, а учитывая возраст здания, попадались на нем пузыри и в семь слоев. С самым большим количеством слоев, наш коллектив столкнулся, когда ремонтировал крышу дворца молодежи Юность, там мы снимали весь старый рубероид, оставляя на время крышу оголенной, так вот, что бы снять его, нам приходилось вбивать топорище в рубероид кувалдой и вырубать куски площадью в один квадрат, поскольку иначе и вдвоем вырубленный кусок тяжело было переносить.
     Первое впечатление от вырубки пузырей, подаренное заводом Хим. Реактивов, оказалось неприятным и легло на память тяжелым отпечатком. Дело это оказалось непростым, чем толще попадался пузырь, тем сложней его было вырубить, а принимая во внимание возраст здания, большинство пузырей были упитанными. Очень часто под рубероидом скрывался толстый слой смолы, в которой, растопленной жарой, увязал топор. Нередко из вскрытого пузыря вырывался отвратительный запах гниения, а иногда при вскрытии, сохранившаяся в пузыре и нагретая солнцем вода, выплескивалась, обжигая лицо и руки. Помимо пузырей пришлось вырубать еще и отслоившийся от вытяжек и парапетов рубероид. Очень сильно болела спина, и гудели ноги, от частого чередования вставания и приседания, а на руках образовались мозоли и водянки. Когда все было вырублено, мы сбросили теперь уже лишний рубероид с крыши и приступили к проклейке вырубленных мест, то есть, уже непосредственно к работе с мастикой. Я по неопытности своей думал, что пузыри это худшая часть работы, но я ошибался. Человек, за которым меня закрепили, а его звали Вася, стал демонстрировать мне принцип работы с мастикой. Для начала, он долго и тщательно, черенком от лопаты, перемешивал ее в бочонке. Оказывается, она очень быстро расслаивается на воду и битум, и при работе с мастикой, ее необходимо постоянно перемешивать. Доведя жидкость до однородности, Вася перелил ее в ведро и, макнув в мастику веник, нанес жидкость на поверхность, где был вырублен пузырь и около. Затем, от рулона стеклохолста (он выполнял армирующую функцию), Вася отрезал нужный кусок и наложил его сверху на вырубленное и промазанное место, после чего нанес сверху на стеклохолст, еще слой мастики. Получилась такая латка. Технически все это выглядело неплохо,  но на деле оказалось очень неприятным занятием. Мастика показала себя, как крайне неудобное для работы вещество, попадая на пальцы, она быстро высыхала и становилась липкой. И как я не старался, а не выпачкаться не получалось. Пальцы слипались между собой, прилипали к венику, и прилипали так сильно, что при отлеплении, на них оставались его кусочки. Пальцы липли, и к ведру, и к ножу, да и вообще ко всему к чему прикасались. Смыть мастику получалось только какой-нибудь жидкостью вроде бензина или солярки, а использовать перчатки было бессмысленно, поскольку они сразу пропитывались мастикой и тоже слипались. Добавил мучений и стеклохолст. Его колющиеся частички впивались в пальцы, и связанные высохшей мастикой, крепко там увязали. И каждый раз, хватаясь пальцами за что-то, чувствовалось их неприятное покалывание. Все еще усложнялось и тем, что видимо в целях экономии, был куплен бракованный рулон, который склеился между собой, не желал раскатываться, и его приходилось раздирать. При этом, эти самые колющиеся частички разлетались по воздуху, попадая в нос, в глаза и на робу. И все тело чесалось, и душ в конце рабочего дня, не спас от этого. Тело чесалось, и под чистой одеждой, и в кровати, и женатые ночь провели на диване, изгнанные из супружеского ложа. И такое мучение продолжалось в течении нескольких дней, пока проклеивалась крыша. А дальше предстоял процесс покрытия (заливки) крыши мастикой, для чего, ранним утром, на завод с помощью длинномера, доставили установку. Это был такой металлический короб, кубов на десять. Сверху у него размещался люк, а внутри находился вал с лопастями, для придания мастике однородности. С рабочей стороны установки, стоял двигатель для вала и насос для подачи мастики, а на одной из боковых сторон, было намотано большое количество шланга.
     Процесс покрытия крыши, начинался с тщательного выметания, что тоже оказалось непросто, поскольку повсюду хаотично гулял ветер, пренебрегая нашей необходимостью, подготовить крышу. Но общими усилиями бригады, чистота была достигнута, и мы приступили к подъему шланга. Делали это возле пожарной лестницы, чтобы, когда крыша будет залита, спустится по ней, не нарушая, таким образом, целостности покрытия. И подъем шланга тоже дался нелегко. Сначала, пока тянули за веревку, все шло не плохо, хотя шланг, из-за находившейся в нутрии него мастики, был тяжелым. По технологии, шланг, после использования, сначала должен был промываться водой, и для этого на установке стоял бак, а потом вода с него сливалась, но этим все пренебрегали, и шланг всегда путешествовал с полным мастикой нутром. Ну так вот, когда пришла очередь подымать шланг хватаясь уже за него, чтобы растянуть  к самому дальнему углу крыши, стало сложней, поскольку шланг был облеплен высохшей мастикой и всякий раз при перехватывании руки приходилось отдирать от него пальцы.
     Наконец все приготовления были закончены, и начался уже непосредственно сам процесс заливки. Включили сначала вал, а когда мастика достигла однородности, насос, и чудо-жидкость стала поступать наверх. Для равномерного покрытия крыши, на конец шланга устанавливается насадка, благодаря которой, мастика и ложится ровным ковром, этот процесс напоминает полив огорода, но участь того кто держал шланг, была незавидна. Все-таки мастика это жидкость, и каждый раз при порыве встречного ветра, и лицо, и одежда заливавшего, покрывались ее каплями. Помимо этого, иногда в мастике попадалось что-то плотное, это мог быть кусочек не растопившегося битума или высохшей в установке или шланге мастики, и это плотное тело, застревая в щели насадки, превращало плавное распыление в хаотичное разбрызгивание, которое частично оседало и на заливавшем. В дополнение к этому, и шланг, и обувь постоянно липли к латкам, которыми была покрыта крыша, и заливавшему приходилось, лить мастику себе под ноги, смачивая этим подошву. Так, постепенно, покрываясь мастикой, но сохраняя равномерность покрытия, заливавший рабочий отходил к пожарной лестнице, а другой рабочий спускал уже лишнюю длину шланга с крыши. Процесс заливки оказался делом быстрым, давление в шланге было сильным, и крыша плавно окрашивалась в черный цвет, но когда все уже подходило к завершению, бригада забеспокоилась. Невдалеке образовалось черное скопление туч, и подул влажный ветер. Где-то рядом шел дождь. Мастике же для устойчивости к переменам погоды, необходимо было высохнуть, а учитывая, что слой лился в пару сантиметров, то даже в самую жаркую погоду, необходимы были пару часов на высыхание. Поэтому, образовавшиеся тучи, внушали сильное опасение. Уже когда крыша была залита, и мы спустились до второго этажа, хлынул ливень. Успев вымокнуть, коллектив укрылся под навесом и наблюдал вырывавшуюся из сливов, темную массу воды. Дождь шел три минуты, но успел смыть все, что мы налили. За эту короткую вспышку непогоды, наш труд пошел насмарку, а фирма понесла убытки. И это была обычная ситуация для нас, защитится от которой, не было никакой возможности. Наша фирма даже как-то заключила контракт с Донецким Аэропортом, и мы могли звонить туда в любой момент и узнавать о предстоящей погоде, но когда из-за их прогноза наша фирма понесла самые большие убытки, от этого контракта отказались. Случилось это при ремонте крыши здания СБУ в Донецке. Рассчитывая по прогнозу, что дождя не будет, с крыши был снят весь старый рубероид и нанесен предварительный слой мастики. Но вопреки прогнозу, пошел дождь, и мастика, гонимая водой, потекла внутрь здания, где на последнем этаже был компьютерный класс. В итоге, фирме пришлось часть компьютеров отмывать, а часть покупать.
     И уже заканчивая и с заводом Хим. Реактивов и с объяснением процесса работы с мастикой, добавлю, что после высыхания первого слоя, наносятся еще два и поверхность крыши превращается в черный ковер, предназначенный для защиты помещения от воздействия влаги, но это в идеале, что к нашей фирме не относится.

     Итак, мы направлялись в Кировское, и пока Ниссанчик рассекал свежий, утренний воздух, накапливая на лобовом стекле всякую живность, в машине шло обсуждение тех сложностей, какие могут возникнуть при работе с мастикой в условиях жилого комплекса, а они предвиделись. Наша сторона дороги была пустынна, как обычно по утрам, когда основной поток машин сосредотачивается в направлении центра, движению ничего не мешало, и среди нас шло, и обсуждение тех мер, какие надо предпринять, чтобы избежать осложнений. Уже подъезжая, мы пришли к общему мнению, что как-нибудь справимся, и решительно пересекли границу города.


  2


     Это был типичный городок для Донбасса, со своей шахтой, виднеющимися на горизонте терриконами, и от этого, не очень чистым воздухом. Первым делом мы нашли начальника ЖЭКа, который будет курировать нашу работу. Он обозначил наш фронт работ и заселил в общежитие. В плане проживания в общежитии, мы были, люди опытные и только въехав, сразу осмотрелись. Пройдясь по этажу, мы обнаружили, что на кухне отсутствует газ, душевая комната наглухо заколочена, а на весь этаж только один унитаз, из вида которого стало понятно, что человек, справлявший в него свою нужду по большому, сильно промахнулся. Условия проживания, которые нам предоставляло общежитие, явно оставляли желать лучшего, и я предложил попробовать снять квартиру. Идея всем понравилась, и мы обратились к начальнику ЖЭКа, у которого нашлось что нам предложить, правда квартира находилась в состоянии брошенного ремонта и небыло мебели, но зато были чистые унитаз и ванна, на кухне стояли газовая плита и стол, а главное, отсутствовали, ограничивающие правила общежития. Мы выбрали одну из комнат, убрали оттуда все лишнее, постелили на пол, захваченные из общежития матрасы и жилье было готово. Моими соседями, по обустроенной нами квартире, и коллегами по работе, будут два человека, парень лет двадцати пяти по имени Леша и бывший шахтер лет сорока по имени Юра. А нашего прораба зовут Витя, когда-то его звали Виктор Николаевич, но после уже просто Витя.
     Обычно, по традиции, день приезда уходит на обустройство и акклиматизацию, но Витя этим пренебрег, и мы пошли знакомиться с первым объектом. Это был девятиэтажный, двухподъездный дом, радушно встретивший нас, неработающим лифтом. Преодолев высоту по ступеням, стало понятно, что лифт не заработает и в ближайшие годы. Лифтовая была практически пуста. Обычное явление. Предусмотрительные жильцы за свой счет укрепляют дверь в лифтовую дополнительным замком, а иногда даже и устанавливают сигнализацию, на лестничном пролете, ведущем на чердак, ставят решетку, да и вообще, бдительно следят за этой комнатой. Но здесь этим пренебрегли и содержимое лифтовой, предварительно поделившись на цветмет, ушло в пункт приема.
     Вход на крышу нам преградила железная дверь с навесным замком. Мы попытались найти ключ, но нас только отправляли из квартиры в квартиру. Пришлось замок сбить, а на его место купить новый. Из осмотра крыши стало понятно, что нам понадобятся растворные работы, и ювелирный глаз Вити, точно определив, что уйдет три мешка цемента, отправился в ЖЭК, который и будет снабжать нас всем необходимым. А пока Витя и цемент отсутствовали, мы занялись осмотром прилегающей к дому территории. Какой оказывается, насыщенной жизнью живут городские крыши. На одном из соседних домов, правда, не совсем чтобы близко, на расстеленном покрывале, загорали топлес две дамы бальзаковского возраста, что особенно понравилось Юре, он так и сказал: «Ух, каких два славных персика». На этой же крыше, на растянутой веревке, сушились вещи, видимо этих же дам. На другой крыше, пользуясь обилием ветра, просеивали семечку, а на еще одной, кто-то устроил голубятню и в этот момент усиленно не давал голубям приземлиться. К сожалению, особенно для Юры, дамы заметили наше присутствие и поспешили скрыться. Впрочем, к этому времени, мы уже услышали, что внизу кто-то настойчиво сигналит. Оказалось, что приехал мотороллер с цементом, и мы поспешили спуститься вниз, чтобы не задерживать человека. Поскольку цемент предстояло поднять на крышу, а мешков было три и нас тоже трое, то каждый, взвалив мешок на плечо, начал свое восхождение. Девять этажей плюс чердак, с пятьюдесятью килограммами на плече, оказалось делом не простым, ступеньки давались тяжело, и с каждым этажом становилось сложней, но главное было не останавливаться. С каким наслаждением, после пыльного подъезда, я ступил на крышу и почувствовал на лице дуновение свежего ветра, а когда мешок был скинут, то ощущения, наверное, были такими же, как у тех кто покорил Эверест, ну конечно не в таком масштабе, но схожие. Мои коллеги, завершив свое восхождение, тоже в полной мере насладились мигом, после сброшенного мешка, но с песком мы решили подвиг не повторять, а ограничиться ведром и веревкой. А пока шло восхождение, на соседней с нашей, крыше, появилась какая-то личность. Это был молодой парень, который вел с кем-то оживленный спор, и все бы ничего, но на крыше, кроме него, никого не было. Тем не менее, несмотря на отсутствие собеседника, спор вскоре стал ужесточаться, парень говорил уже раздраженней и агрессивно махал руками. А затем началась драка и, судя по действиям парня, ему противостояло несколько человек, но он держал себя молодцом, наверное, был опытным бойцом. А дальше ситуация накалилась еще больше.  В руках у парня видимо появился пистолет, и видимо началась перестрелка. Парень умело перемещался от вытяжки к вытяжке, используя кувырки, и видимо пытался обойти врагов с тыла. Ситуация накалилась до предела, поскольку парень видимо применил гранату, возможно даже, что был использован гранатомет, по крайней мере такое движение промелькнуло. Но неожиданно конфликт прекратился, видимо враги были повержены, и парень стал спокойно прогуливаться по крыше. Наверное, он был настоящий профессионал, раз вышел невредим из такой передряги. Вскоре у него снова завязался разговор, но в этот раз, он напоминал флирт, а чуть позже последовал танец и, судя по движениям, это было танго. И здесь парень проявил себя с лучшей стороны. Но танго не затянулось и быстро перешло в  грязные танцы. У нас в коллективе выдвинулись предположения о дальнейшем развитии событий, но на этом галлюцинация кончилась, и парень ушел, а мы, поместив его в разряд городских сумасшедших, начали подымать песок. Вскоре вернулся Витя и, дав нам последние указания, уехал, а мы, решив, что утро вечера мудренее и негоже начинать рабочий день с середины дня, пошли в магазин.
     С наступлением сумерек прибыла темная масса мастики. В этот раз она размещалась в водовозке, специально для этого переоборудованной. Это был ЗИЛ с пяти кубовой бочкой. Все тот же вал с лопастями, все те же насос и двигатель, все та же куча шланг и все это, все так же, обильно окрашено мастикой. Водителя звали Лёня, он был родом из Кальчика, это по трассе на Мариуполь. Именно там, на территории закрепленной за карьером, и размещался небольшой заводик, где изготавливали чудо-жидкость. Лёня будет находится с нами, пока наш коллектив не закончит с Кировским, и мы это не учли, когда брали матрасы в общаге. Но Лёня оказался готов ко всяким ситуациям, и у него в машине нашлось одеяло, которое он и  постелил на пол вместо матраса. Приехал он как раз к ужину, и мы гостеприимно пригласили его за стол. А по завершению приема пищи, мне пришлось отстаивать свое право дышать воздухом без табачного дыма (я не курю), поскольку все потянулись за сигаретами под чаек. После непродолжительных споров, все желающие покурить, были изгнаны на балкон, где и был обнаружен еще один, притаившийся жилец этой квартиры. Мы не знали как его зовут, он не представился, он вообще не разговаривал, это была мышь. Такое соседство нас не порадовало, и Леша предложил купить мышеловку, но Лёня сказал, что в этом нет необходимости, и продемонстрировал свой способ ловли мышей. Он взял бутылку из под пива, а Лёня и Юра побаловали себя за ужином, у них вообще возник в связи с этим напитком клуб по интересам, и налил туда растительного масла, после чего положил бутылку на балконе, на бок. Принцип был прост — мышь залезает в бутылку на запах масла, а потом не может вылезти из нее, из-за того, что вымазанные в масле лапы, скользят по стеклу, не давая упереться.
     Заснуть долго не могли, поскольку периодически у кого-то просыпалось желание поговорить, естественное от новой обстановки, новых личностей вокруг и обработки организма алкоголем. Когда, наконец, все угомонились, меня ждал совсем неприятный сюрприз. Я и так засыпаю плохо, особенно в новых местах, а тут такое началось, что я потерял всякую надежду на сон. Начал Леша. У него, наверное, был неправильный прикус и, шевеля во сне зачем-то челюстями, он создавал звук, не менее неприятный, чем пенопластом о стекло, что сильно раздражало мои нервы. Юра тоже выделялся, но по-своему. Бывает, маленькие дети, ради баловства, надувают из слюны пузырь, а затем его лопают. Это и проделывал во сне Юра и проделывал достаточно громко, неумышленно конечно, но вот такая была у него особенность. Лёня же действовал по классике, он храпел, правда делал это неистово и с воодушевлением, сотрясая воздух и немного здание. Думаю, что даже в соседней квартире, его чуть-чуть за это проклинали. В общем, поспать мне так и не удалось. Утро я встретил, усиленным освобождением соседней комнаты, желая хоть немного увеличить расстояние между мной и моими соседями. Удивленным такими действиями коллегам, я высказал все, что о них думаю, правда, без злобы. Когда они вышли на балкон за первой затяжкой, то обнаружили, что мышеловка сработала и в бутылке сидела пригорюнившаяся мышь. Лёня долго вертел бутылку в руках, не зная как поступить с пленницей, но потом решил выбросить бутылку на мусорник, как сюрприз для тех, кто собирает пустую тару. После утреннего перекура мы сели завтракать, но поесть в спокойной обстановке нам помешал стук в дверь. Оказалось, что в городе воду дают только утром и вечером, и жильцы верхних этажей, не успевшие запастись водой, спешили на первый этаж, чтобы хоть немного набрать. Мы решили не отказывать. Выделив кому, сколько нужно воды и выпроводив посторонних с квартиры, мы пошли переодеваться. Для этого отвели комнату с выходом на балкон. Я взял новую робу, Юра, раньше не сталкивавшийся с мастикой, по неведению, взял новый, качественный камуфляж, а Леша, захватил робу с предыдущего объекта, и ему пришлось усиленно раздирать ее, слипшуюся между собой, прежде чем, надеть.  Когда уже собирались выходить, пришла женщина из ЖЭКа и сказала, что начальник ЖЭКа завет кого-нибудь из нас. Леша как-то даже и без разговоров, сразу пошел. Я удивился, откуда такая инициатива, все-таки не маленький крюк надо сделать, но был не против, и мы, остальным коллективом, пошли на объект. В мастике пока необходимости не было, но Лёня просто так пошел с нами, чтобы не скучать одному. Только мы поднялись на крышу, как увидели возвращающегося из ЖЭКа Лешу. Он, правда, был еще далеко, но не узнать его по походке, было невозможно. Перемещался он по планете довольно своеобразно, сохраняя в любых житейских перипетиях, свое, может быть оригинальное, положение тела при ходьбе. Плечи у него до максимума были выдвинуты вперед, а руки соответственно висели перед животом, и при ходьбе, они двигались широким махом от бедра к пупку. Но, большей оригинальностью, было положение стопы при ходьбе. Он ставил ее при шаге, на пятку и внешнюю сторону, по моему это называется косолапее, но при этом, еще сильно задирал пальцы ног вверх, что со временем придавало любой его обуви характерные черты — стертые внешние стороны каблука, общая усадка на внешнюю сторону и сильно задранный носок. Я как-то был у него дома и, разуваясь в коридоре, еле удержался от смеха, когда увидел стоявшие в ряд, по над стеной, его — пару туфель, тапочки и кроссовки и все с характерными деформациями. Ну, а пока Леша направлялся к дому, я стал обучать Юру кровельному делу. И по традиции начал с вырубки, не помню объекта, на котором нам не пришлось бы, что-нибудь вырубать. Я сразу предупредил Юру, что надо надеть перчатки, но он небрежно отмахнулся и взялся за топор голыми руками, но через пару минут и пару пузырей, болезненно потер ладони и надел перчатки. Вскоре на крыше с веселым возгласом: «Ну, что вы работяги», появился Леша и, судя по его широкой улыбке, он остался доволен встречей с начальником ЖЭКа, но решив подержать интригу, он спокойно присел на парапет, закурил, осмотрел местность, а потом, собрав на нас взгляд, и весело поддернув плечами, сказал:
     — Есть возможность дополнительно подзаработать.
     Суть возможности подзаработать заключалась в том, что начальник ЖЭКа предлагал нам ремонтировать навесы над балконами последних этажей, при этом платить он будет наличными и в обход фирмы. Предложение звучало заманчиво, но только до тех пор, пока я не глянул на навес — небольшой прямоугольничек метр на два и человек став на него, с трех сторон окружен, несущей опасность пустотой. У нас у всех мелькнуло сомнение в глазах, но соблазн был большой, тем более, что деньги платили сразу. Леша немного успокоил, сказав, что ЖЭК выдаст альпинистский пояс и веревку. Услышав о поясе, Юра тут же с энтузиазмом начал считать, сколько мы сможем заработать, но Леша охладил его пыл:
     — Да не все подряд, а только те по которым жильцы надоели начальнику ЖЭКа своими частыми посещениями.
     Обсудив открывшиеся перспективы, мы вернулись к работе. Перед нами стояла необходимость вырубить рубероид по над парапетом, но перед этим надо было посрывать закрепленную на парапете оцинковку. Она проиграла бой ржавчине и уже ни от чего не защищала. Мы отправили Лёню в низ, отгонять прохожих от места сброса, а сами стали отрывать и скидывать не нужный уже крыше, метал.
     Дом, на котором мы работали, торцом выходил к дороге, с другой стороны которой, начинались огороды заканчивавшиеся посадкой, и не успел третий кусок оцинковки приземлиться, как со стороны огородов раздался истошный крик:
     — Воры, воры. Держите воров.
     Там, посреди овощных всходов, на табурете, сидела бабулька и кричала. Нам стало интересно, где же воры, и мы осмотрелись по сторонам, но, не обнаружив ничего похожего, вернули взгляды к бабульке, которая, продолжая кричать, показывала пальцем на нас. Мы не стали разуверять пожилую даму в ошибочности сделанного ею вывода и продолжили работу. Закончив с металлом, мы занялись вырубкой, но этот процесс прервал появившийся на крыше, милиционер. Он был очень тучен, и подъем дался ему с трудом. Тем не менее, восстановив дыхание и утерев пот, он очень спокойно спросил нас, что мы тут делаем. Я ответил, что ремонтируем крышу, но представитель закона отнесся к моим словам с недоверием, и тогда Леша назвал имя начальника ЖЭКа и этого хватило. Милиционер молча развернулся и разочарованно ушел, в тот момент, видимо, не очень хорошо думая о бабульке. Мы продолжили вырубку и до обеда закончили с ней, а вернувшись с обеда, приступили к растворным работам. Но, только мастерки закрепились у нас в руках, как Юра привлек наше внимание:
     — Мужики, смотрите вчерашний сумасшедший.
     И действительно, на соседней крыше появился тот парень, у него в руках была ножовка, и мы с интересом стали наблюдать, что же будет дальше.
     Для безопасности тех, кто находится на крыше, сверху невысоких парапетов, на металлических прутах, была приварена толстая арматура, тянущаяся по всему периметру крыши, что-то вроде перил, именно эту арматуру и стал пилить парень. Напилив сколько ему нужно, он удалился с крыши, а мы, заинтересовавшись происходящим, сместились, чтобы видеть выход из подъезда. Вскоре парень вышел на улицу и направился в сторону гаражей, но пробыл там не долго, и оттуда направился на рынок, а уже с рынка, снова вернулся на крышу. Удобно разместившись у вытяжки, он достал из кармана тюбик и пакет. Выдавив содержимое одного в другое, он стал выполнять дыхательные упражнения, плотно прижав пакет к губам. От увиденного, Лёня пришел в сильное недоумение, он все спрашивал: «Что он делает?». Я ему объяснил, что это токсикоман, но и это пришлось объяснять. Но, когда стал повторятся вчерашний сценарий, Лёня просто закипел от негодования. Он нервно ходил по крыше, плевался и все повторял: «Вот сука», «Это ж надо быть таким дебилом», «Вот конченный». Но нам эта тема была уже не интересна, и мы продолжили работу. Ну, а Лёня, еще некоторое время нервно походил по крыше, но потом подошел к нам, и сказал: «Пацаны, что-то меня прибомбило». Сообщив это, он оторвал от мешка с цементом кусок бумаги, спустился с крыши и направился в сторону посадки.
     — Видимо на нервной почве, — сделал я вывод.
     К вечеру мы закончили с растворными работами и у нас осталось два мешка цемента. Конечно, все вместе вспомнили Витю недобрым словом, и без дебатов, решили оставить их на крыше. Вход на нее имел сверху прочную плиту, где мешки уютно и разместились в ожидании того кто найдет им применение.
     Когда вернувшись в квартиру, мы стали переодеваться, Лешу ждал неприятный сюрприз, его колени были сильно выпачканы мастикой. Дело в том что ткань не была преградой для мастики, и не сразу, но постепенно, со временем, она пропитывала её, и сильнее всего пачкались колени, из-за периодической необходимости присаживаться на корточки, а поскольку мы целый день работали с топором и раствором, и большую часть времени и провели на корточках, то мастика плотно и осела на коленях Лёши. Это конечно Лешу очень расстроило, и он даже крепко прошелся словом по мастике и ее свойствам, но успокоившись, взял бензин и начал отмываться, а Юра с большим беспокойством посмотрел на свой камуфляж.
     К моему огорчению, комната, которую я освободил, оказалась гораздо лучше выбранной нами для сна (и как мы сразу это не заметили), на полу был уложен паркет, наклеены красивые обои на стены и она была в два раза больше. Заметив это, вся бригада начала туда переезжать. Я стал возмущаться, но Леша меня успокоил: «Да ладно, перестань, мы больше не будем мешать тебе спать, честное слово», а Лёня мне объяснил, что если (он еще смел употребить «если»), он будет храпеть, то его надо разбудить и попросить перевернутся на другой бок. Но, не смотря на мои опасения, в этот раз я заснул быстро, видимо сказались усталость и бессонная ночь, зато Леша и Юра, в полной мере, испытали на себе всю силу богатырскую Лёниных легких, и мучительно и долго пытались уснуть. А в дальнейшем задача всех кто хотел ночью поспать, а не наслаждаться мелодичностью Лёниного сопрано, состояла в том, чтобы успеть заснуть раньше него, и тогда удавалось выспаться, но если он успевал опередить кого-то, то у того впереди была, ночь без сна. И мы каждый вечер просили Лёню дать нам фору и подождать пака все уснут, но он крайне редко и неохотно шел на это.
     На работу наш коллектив старался выходить пораньше, чтобы больше поработать в прохладе. Не стала исключением  и суббота. Выходя во двор, мы надеялись застать спящий город, но увидели, что суббота в Кировском, день помывки ковров. Вся асфальтная часть двора была уложена ими, и повсюду туда-сюда сновали люди с ведрами, спеша успеть управится, до прекращения подачи воды. И среди всей этой суеты, одинокий и немного грустный, сидел на лавочке мужчина, а рядом с ним скучал и пукал, французский боксер.
     Выходя из квартиры, мы захватили два пятидесятилитровых пластиковых бочонка с мастикой, привезенных Витей. Он привез мастику на всякий случай, мало ли когда приедет машина, а так будет работа на первое время. Здесь нам и пригодился Лёня. Вот только, движение с бочонками, оказалось делом не легким, и Лёня всю дорогу возмущался тем, что надо нести, когда можно мастику наверх закачать, и выдвинутый еще перед выходом из квартиры аргумент, что нам все равно нужны для этого емкостя, его не убедил, и не горя желанием участвовать в задуманном нами мероприятии, он внес предложение перелить мастику из бочонков в бочку и уже на крыше наполнить их. Но нам на проклейку вполне хватало двух бочонков, а для закачки надо было гнать машину, подымать шланг, искать электрика, что в субботу проблематично и мы посчитали такие маневры лишними. Лёня с этим был не согласен, но свою сторону ноши нес, но нес с немолчаливым несогласием.
     Поднявшись на крышу, мы приступили к проклейке, но Леша, работая, испытывал постоянные неудобства. Каждый раз, вставая с корточек, ему приходилось раздирать слипшиеся сзади брюки, и он опять нервно чувствовал, что ноги начинают пачкаться. В нем шла мучительная борьба — работать в грязных вещах или потратить деньги и купить новую робу.
     Вообще, необходимость в новой робе была постоянной, мастика очень быстро делала вещи непригодными, и рабочим часто приходилось менять робу. Когда человек устраивался к нам на фирму, первое время в ход шли старые вещи из домашнего гардероба, но потом, сколько бы их ни было, все равно вставала задача поиска новой робы. И руководящий состав нашей фирмы, в том числе и глава, как могли, помогали в решении этого вопроса и периодически приносили для рабочих и свои старые вещи, но и они быстро заканчивались. И проблема с робой стояла остро и мы регулярно ее подымали. Но лишь только раз наш руководитель выделил деньги на покупку настоящей рабочей одежды, но увидев как быстро она пришла в негодность, от подобного шага в дальнейшем, отказался. И рабочий состав, как мог сам решал эту проблему. Вот и Леша, промучившись какое-то время, бросил все, в том числе и желание экономить, и пошел на рынок.
     А я тем временем учил Юру проклеивать вытяжки и парапеты. Надо сказать, что наша фирма сделала шаг к улучшению. Приносивший столько мучений стеклохолст был заменен на стеклоткань и, не смотря на общее название, это были две большие разницы. Стеклоткань лишь только немного покалывалась и работалось с ней несравненно лучше. Юра быстро усвоил принцип работы, но очень переживал за свой камуфляж, смывая каждую попавшую на него каплю мастики, мокрой тряпкой. Вскоре вернулся Леша в новой робе, но сэкондхэндовского производства, и продолжил, но уже более комфортно, проклеивать крышу, а Лёня нам сильно помог в работе, взяв на себя приготовление обеда и ужина, и к вечеру, все что надо, было проклеено.
     С утра небо делилось с человечеством избытками влаги. И мы отсыпались. На завтрак Леша открыл мне особенности сои, оказывается, если ее готовить с небольшим кусочком мяса, то соя приобретает его вкус, и на завтрак у нас была жареная картошка с большим обилием мяса.
     Дождь не так уж и долго шел, но расслабил сильно. У меня всегда так, если рабочий день не начался с утра, то всякое трудовое рвение пропадает, и сложно заставить себя приступить к работе. Я высказался вслух по этому поводу, и коллектив был со мной солидарен, но Леша предложил сходить проверить, не течет ли крыша. Мы с ним вдвоем и отправились, оставив Лёню хлопотать об обеде, а Юру откомандировав на рынок.
     Начать осмотр решили с первого подъезда, но зайдя в него, пришли в недоумение, и чем выше поднимались, тем больше погружались в шоковое состояние. Подъезд весь был залит водой. Лестница, стены, все было мокрым. Когда поднялись на верхний этаж, то стало окончательно ясно, что течет с крыши, но не успели мы разобраться, откуда именно, как дверь одной квартиры открылась, и из нее вышел мужчина. Я ждал взрыва негодования, но нет.
     — Вот видите ребята, вот так на протяжении года в сильный дождь нас заливает, вы уж там сделайте все как надо.
     Это и входило в наши намеренья, но сначала надо было понять, откуда такое количество воды. В этом подъезде дверь на крышу сохраняла закрытое положение при помощи сварки, поэтому мы, уверив мужчину что непременно все сделаем, пошли вниз. На крыше ситуация сразу прояснилась. Устанавливая металлическую дверь, рабочие оставили просвет между дверью и порогом в пару сантиметров, и когда шел сильный дождь, через невысокий порог вода и лилась в подъезд. Просто удивительно что люди терпели год, и не пытались устранить проблему сами, а тут работы было на пол часа. Мы спустились в низ, отыскали десяток кирпича, замешали раствор (а за цементом дело не стало), и выложили на пороге кирпич в два ряда, таким образом, увеличив высоту порога и закрыв просвет.
     Пока с этим разбирались, погода совсем наладилась, и Леша предложил заняться навесом. Нужный нам находился на другом доме, но деньги мотиватор хороший, и мы, взяв все, что нам не обходимо, направились к нему. Когда оказались на месте, Леша упер руки в бока и спросил: «Ну, кто полезет?». Я предложил раскинуть карты на туза, но карт у нас с собой не оказалось. Кинуть монету на орла и решку тоже не получилось, денег при себе не нашлось. Сошлись на — «камень, ножницы, бумага», благо атрибуты всегда под рукой. Бумага Леше не помогла и, надев пояс, он полез вниз. Первыми его словами, когда он оказался на навесе, были: «Сука, страшно», но работать он начал, деньги мотиватор хороший. Моя же роль ограничивалась необременительным — подать, забрать. Когда навес был готов, я забрал у Леши весь инвентарь, а дальше перед ним стояла задача вернутся на крышу.
     Для того чтобы стена дома не мокла, сверху на парапет, укладываются небольшие плиты, они сантиметра три в толщину и с каждой стороны парапета, выступают на пять сантиметров. Вот за такую плиту Леша и ухватился руками, одной ногой уперся в стену, а другой оттолкнулся от навеса. Достигнув нужной высоты, он вышел предплечьями согнутых в локтях рук на плиту и ……. в этом положении завис. Сначала я думал, что он созерцает простирающиеся вокруг виды, но подойдя поближе, понял что это не так.
     Основная масса лишнего веса у Леши расположена в районе живота, но это не округлый, упругий живот, который называют — пивным, а свисающая масса. Вот этой массой он и цеплялся за выступ и никак не мог перебросить живот через эти пять сантиметров. Делая паузы на отдых, Леша предпринимал попытки преодолеть преграду, он напрягал все силы, упирался ногами в стену, пытался подтянутся руками, и от этого кряхтел, весь покраснел как варенный рак и с него градом лился пот. Когда я понял, в чем проблема, меня такой смех разобрал, что мне не удалось устоять на ногах.
     — Чего ты ржешь, помогай давай, — в отчаянной агрессии, крикнул Леша.
     Я спохватился, ситуация была не шуточная и требовала моего вмешательства. Подойдя к парапету, я стал помогать Леше вернуться на поверхность крыши, пытался подтянуть его, ухватив за плечо, потом ухватив за пояс, но все было бесполезно, масса цеплялась за выступ. Я предложил Леше попробовать втянуть живот, но живот на предпринятую попытку не отреагировал. У Леши от усилий и отчаяния выступили слезы на глазах. Видя неодолимость преграды, я решил попробовать найти выход из сложившейся ситуации с другой стороны, и для этого сказал вконец отчаявшемуся Леше, чтобы он как мог выше поднял в бок ногу, а когда подъем достиг своего физического максимума, мне удалось, вопреки сомнениям Леши, ухватив ногу подтянуть ее и уложить на парапет. Тем же способом мы добавили к ней и вторую ногу. Но масса все еще удерживала Лешу. Поскольку он, теперь уже, нижней половиной своего туловища, находился параллельно парапету, я взял Лешу за пояс и стал выворачивать его вниз животом (чтобы он прошел выступ боком), и тянуть. Маневр удался, и Леша благополучно бухнулся на крышу. От бессилия он еще минут пять не мог встать, и даже какое-то время не в состоянии был говорить. Когда дыхание восстановилось, первое что высказал Леша, так это полное нежелание в дальнейшем заниматься навесами. Помянул он также не добрым словом начальника ЖЭКа, жильцам досталось за их наглость требовать, чтобы навес не протекал, городок получил свою порцию критики, руководству фирмы то же досталось, да и саму компанию он не забыл упомянуть. Может и меня вспомнил бы, если бы я не стоял рядом. Уже поднявшись, Леша решительно повторил, что больше ни каких навесов, но когда я уверил его, что в дальнейшем сам буду спускаться на них, он успокоился и простил, и начальника ЖЭКа, и жильцов, и попавший под горячую руку, городок. Только руководство фирмы Леша не желал прощать, поскольку как он выразился, что если бы нам платили больше, то не пришлось бы заниматься, я цитирую — «Этой херней».
     С утра, выслушав прогноз погоды на день, опытным глазом оценив состояние неба, проверив несколько народных примет (по которым специалистом был Лёня), мы пришли из собранного материала к выводу, что дождя не будет. Предстояло заливать крышу и не хотелось осложнений. Позавтракав и облачившись в доспехи, наш коллектив отправился на объект. Лёня подогнал машину к той стороне дома где не было окон (одна из мер предосторожности), и пошел в ЖЭК за электриком. А мы тем временем растянули по всей длине шланг, чтобы проверить его. Сначала протоптались по нему, выискивая уплотнения. Они образовывались если шланг долгое время не использовался и мастика в нём успевала подсохнуть. Для устранения таких уплотнений, мы били молотком по шлангу в месте уплотнения, чтобы раскрошить подсохшую мастику, но если шланг совсем долго не использовался, то вернуть ему рабочее состояние уже было практически невозможно. Только раз нам удалось спасти уже безнадёжно просохший шланг, и то тому способствовало место где мы делали крышу. Это был кирпичный завод в Красноармейске. Мы тогда пол дня бесполезно били по шлангу, пытаясь вернуть ему пропускную способность, а нам возможность залить крышу, но усилия были безрезультатны. Увидев наши мучения, один рабочий посоветовал нам, сначала положить шланг на часок на печь где обжигают кирпич, а потом подсоединить его к трубе с горячим паром. Мы так и сделали, и вскоре из шланга стали выползать, плотные, спрессовавшиеся куски мастики, чередуясь с выбросами горячего пара, что сильно напоминало происходящее с человеком в определённый момент.
     Уплотнения мы не нашли, но для надёжности, дополнительно укрепили стык. Дело в том что шланг не был цельным, а состоял из двух кусков, и это часто приводило к осложнениям при работе насоса. Фиксировали мы места соединения кусков, проволкой, это было надёжней чем хомутами, но снабжение бригад проволкой происходило плохо, и нам часто приходилось искать её на объектах.
     Разобравшись со всем мы собрались подыматься на крышу, к этому времени электрик уже выполнил свою работу, но к нам подошел Лёня и немного смущаясь, спросил:
     — Мужики, вы тут без меня справитесь, а то меня что- то прибомбило?
     Конечно, никто не стал удерживать человека в таком состоянии, и Юра спешно вызвался остаться внизу на кнопке, видимо он все еще находился под впечатлением от Лешиной робы. У нас возражений не было, и мы вдвоем отправились на крышу, а поднявшись, подтянули туда и шланг. Но решили, что не будем заливать привычным способом, сильный напор получался, а кругом ходили люди, на балконах сохло белье и все это могло привести к не нужным конфликтам. Вместо этого будем наполнять бочонки, разливать из них мастику по крыше и разравнивать веником. Это конечно заберет больше времени, но и избавит от ненужных конфликтов.
     Но, не успел наполнится первый бочонок, как подача мастики прекратилась. Насос работал, а значит, где-то забилось. Скорей всего это слишком большой кусок подсохшей мастики, застрял на стыке. В таких случаях мы ждем несколько секунд, надеясь, что давление протолкнет кусок, но если нет, то выключаем насос, спускаем шланг, разбираем на стыке и прочищаем. Но бывает что забивается или сам шланг или насос. Если шланг, то нам приходится его тщательно протаптывать и каждый кусок проверять по отдельности, а если забивается насос, то его приходиться разбирать, а это уж совсем грязная работа, поскольку на нём столько слоёв подсохшей мастики что даже добраться до болтов не так просто.
     Когда стало ясно, что давление не поможет, я поспешил к парапету.
     Опытный человек, находящийся на кнопке, знает, что при работе насоса надо смотреть вверх, чтобы вовремя среагировать и выключить насос, но оставляя Юру внизу, мы забыли о его неопытности, и в момент, когда я выглянул с крыши, он усиленно ногтем отскребал с рукава камуфляжа, обнаруженную там грязь. Возле машины было шумно от работы насоса, и как я не старался, а докричатся, не получилось и ………..
     Напрягаемый снизу работой насоса, увеличивающим давление, удерживаемый лишь только проволкой и испытывающий тяжесть высоты — стык сорвало. В миг, поток гонимой вверх мастики, разлетелся вокруг, нижняя часть шланга, падая, продолжала извергать мастику, а из верхней, безвольно свисавшей, стекал остаток.
     Мы поспешили вниз, а оказавшись на месте, осмотрели последствия происшествия. На уровне пятого этажа, образовалась большая клякса, а земля вокруг выкрасилась в черный цвет, машина тоже была основательно заляпана, правда на ней это особо не отразилось, но хуже всего выглядел Юра. Он сумел сориентироваться и выключил насос, но находился в шоковом состоянии. Его волосы, лицо были черны, а камуфляж, благодаря внешнему вмешательству, приобрел дополнительный, доминирующий цвет. Я поспешил сказать Юре, чтобы он бежал на квартиру, и пока мастика не высохла, смыл ее водой и с себя и с камуфляжа. И уже удаляющемуся ему, а Юра, недослушав меня, рванул с места, крикнул, чтобы он отправил к нам Лёню. Услышав упоминание о Лёне, Леша с ухмылкой произнес: «Ну как жопой чувствовал».
     Управится нам, удалось достаточно быстро. Пока Лёня шел, мы прочистили стык, соединили и подняли шланг, а уже с Лёней, без подобных происшествий, закачали мастику. Правда она оказалась достаточно жидкой, по сути, это просто была подкрашенная вода. Так бывает, если вождь нашей фирмы, ну то есть руководитель, экономит деньги или Гриша (это главный на производстве мастики), часть выделенной на битум суммы, кладет себе в карман. И тогда, чудо-жидкость, получает не в полном объеме, так нужный ей компонент. Такие действия сильно раздражают, поскольку в таком виде, мастика, сколько ее не наноси, а приличный слой не дает. И нам не раз из-за этого приходилось возвращаться на объекты для повторного ремонта. Оправдывая себя потом, Гриша любил повторять, по сути, неофициальный девиз нашей фирмы – если делать крыши добросовестно, то в итоге скоро можно вообще остаться без работы. Хорошо хоть Витя привез нормальную мастику, и хватило на качественную проклейку. Но выбора не было, и мы нанесли первый слой, а затем снова наполнили бочонки для второго слоя. После этого машина получила свое имущество обратно, и Лёня отвез нас к месту жительства. По дороге, в нас теплилась надежда, что Юра правильно использовал освобождение от работы и приготовил обед, но квартира нас встретила тишиной и пустыми комнатами, а на кухне обедом и не пахло. Ну, а Юра был обнаружен на балконе, где пригорюнившись, пытался отмыть бензином волосы, а камуфляж, скомканный, уныло лежал в углу. Мы и забыли, что днем нет воды.
     Утром, собираясь на работу, в ходе небольшого совещания, коллективом было принято решение Юру не тревожить, он все еще прибывал в меланхолическом настроении, переживая об утрате камуфляжем своего первоначального вида, и от этого печально лежал на матрасе погруженный в изучение потолка, и даже отказался от завтрака. И мы вдвоем с Лешей отправились на крышу, чтобы нанести еще один слой. Перед использованием, содержимое бочонков перемешивать не стали, а слили отделившуюся от битума воду, сделав таким образом мастику гуще. Когда вся поверхность крыши заиграла обновленной черной краской, мы пошли на разведку на следующий, ожидавший нашего вмешательства дом.
     Это было соседнее строение, выбранное токсикоманом для ловли своих галлюцинаций. Дом встретил нас не дружелюбно, но лифт работал, видимо та бдительная бабулька, жила здесь. Вход на чердак нам преградила решетка, и я позвонил в указанную в надписи на стене квартиру, чтобы взять ключ. Дверь открыл мужчина с сердитым взглядом, появившимся скорей всего, в результате звонка в дверь. Мы поздоровались, посчитав, это неплохим началом разговора, но мужчина так не думал и раздраженно спросил: «Что надо?». Я объяснил ему, что мы кровельщики, будем ремонтировать крышу, и нам нужен ключ. Мне казалось, это хорошая новость для жителя последнего этажа, и она должна смягчить мужчину, но он вопреки моим ожиданиям, начал кричать: «Какая крыша, что вам надо? Что вы мне тут рассказываете? Какого вы тут вообще ходите?», —  (эти выражения, только без цензуры). Я подумал, что мужчина меня не понял и объяснил снова, но он разгорячился еще больше и совсем перестал себя контролировать — брызгал слюной и раздраженно жестикулировал. Стало ясно, что ключа нам не добиться и Леша вызвал лифт. Мы были обескуражены, думали, нас встретят как спасителей, ожидали увидеть людей измученных протекающей крышей и борьбой с ЖЭКом, но уж, ни как не ждали такой встречи. Пришлось идти к начальнику ЖЭКа и объяснять ситуацию. Он, для урегулирования недоразумения, отправил с нами представителя ЖЭКа, женского пола. Но ситуация повторилась и мужчину не смутило присутствие дамы. Более того, он даже позволил себе сделать в ее сторону пару не лестных замечаний. Я вступился за даму, и это чуть не привело к драке, но ключа добиться нам так и не удалось, и пришлось снова спускаться ни с чем. Уже внизу, представительница ЖЭКа сказала, что вернется в контору и оттуда начальник сам позвонит этому мужчине, и мы остались дожидаться результатов, на лавочке у подъезда. Через десять минут агрессивный мужчина сам спустился вниз и имел спокойный и дружелюбный вид. Он извинился за свое поведение, отдал ключи и с нами поднялся наверх. Было видно, что мужчина крайне раздосадован случившимся выбросом агрессии, и он извинился еще раз, и в лифте, заполняя повисшую неловкую тишину, и на лестничной площадке последнего этажа. Убедившись, что на него не держат зла, мужчина удалился в свою квартиру, ну а мы, открыв замок, наконец-то попали на чердак.
     Весь лестничный пролет был усыпан пакетами с высохшим клеем, пакеты валялись и на крыше, просто удивительно, как при такой охране, любитель клея, умудряется сюда забираться. Удивило и обилие пакетов. Судя по их количеству, мозг у этого парня, явно находился в завершающей стадии разрушения. Он даже не додумался убирать за собой, чтобы не привлекать лишнего внимания. Мы прошлись по крыше и, оценив масштаб роботы, спустились вниз. Возле кучи песка нас уже ждали Юра с Лёней, приехавшие на машине. На Юре был его камуфляж, и усиленно втирая в застывшую мастику песок, пострадавшее лицо, пыталось этим хоть немного улучшить внешний вид своей робы.
     Работу начали с подъема песка и привезенного из ЖЭКа цемента. Когда после очередного подъема, мы снова оказались внизу, к нам подошел мужчина и, поздоровавшись, акцентировал наше внимание на хорошем качестве песка. Я по-своему понял слова мужчины, но интуитивно, но и с трудом, еле удержался от того, чтобы предложить его ему не дорого и с доставкой. И в следующую минуту был этому рад. Оказалось, что этот мужчина зам.директора шахты по снабжению, и именно он и обеспечивает ЖЭК необходимым материалом. То-то было бы весело, если бы я предложил ему его же песок. Мужчина очень интересовался процессом работы с мастикой и поскольку мы планировали нанести еще слой на первый дом, а он был не последним человеком в нашем делопроизводстве, то я и предложил мужчине подняться с нами.
     — О да, конечно ребята, — с радостью согласился он.
     — Правда там лифт не работает, — посчитал я нужным предупредить.
     В глазах мужчины мелькнуло колебание, но увидев мою ироничную улыбку, он сказал: «Ничего, подымусь».
     Ради последнего слоя решили не рисковать, и наполнили бочонки внизу (у бочки был кран для этого), но не перемешав мастику предварительно, пусть уж лучше на меньше крыш хватит, зато будет надежда что они не потекут, ну по крайней мере, не в ближайшее время. Лёня без возражений принял участие в подъёме. Было уже жарко, и чтобы обувь не липла, на чердаке стояла емкость с водой, и перед тем как ступить на крышу, мы смочили подошвы, а мужчине объяснили, что мастика еще не стабилизировалась, и предложили наблюдать процесс с порога, и в действии объяснили ему суть работы. Мужчина остался доволен увиденным, но поинтересовался: «А почему веники?». Нас часто спрашивают об этом. Все очень просто. Учитывая особенности мастики, то чем она наносится, несмотря на предпринимаемую меру (мы ставим веники после работы в ведра наполненные водой), очень быстро приходит в негодность, а веники это самый дешевый вариант, но мужчине я ответил, что так удобней.
     — А могли бы вы ребята сделать мне крышу на гараже? — выслушав меня, спросил мужчина.
     — Нет, ну что вы, — возмутился я, — у нас же все под учетом.
     — Да вы не переживайте, я заплачу и это останется между нами, — настаивал мужчина.
     — Ну как вы могли о нас такое подумать, — возмутился я еще больше.
     — Ребята, деньгами не обижу, — проявил мужчина крайнюю настойчивость.
     — Ну, разве можем мы отказать хорошему человеку, — ответил я.
     И, после короткого совещания, наш коллектив разбрелся в разные стороны. Леша пошел с мужчиной, посмотреть где гараж и оценить объем работы, Юру мы отправили на второй дом заниматься вырубкой и растворными работами, чтобы он по возможности берег свой камуфляж от контактов с мастикой, Лёня составил ему компанию, ну а я, вооружившись кисточкой и краской, нарисовал картину ничуть не хуже, чем та известная и непонятно почему очень дорогая. И этим закрыл крышу, и первый дом был готов.
     Я подождал Лешу на лавочке, а когда он пришел то рассказал, что на гараже надо просто проклеить крышу и нанести пару слоев. Решили не откладывать с этим и сделать сразу. Мы погрузили нужный нам инвентарь на ЗИЛ, и Лёня отвез нас с Лешей на гараж. Стояла жаркая погода, мастика сохла быстро, и к вечеру, и крыша была готова, и получен расчет.
     По дороге на квартиру, Юра, среди разговора, сначала как бы невзначай упомянул о важности соблюдения традиций, а потом, с надеждой в голосе, внес предложение отметить первый дом, напомнив также, для большей вероятности исполнения горевшего в нем желания, и о удачном совпадении, двух эпизодов дня. И, идя навстречу пожеланиям трудящихся, наш коллектив проложил свой маршрут через магазин, в результате чего, Юра, как инициатор, продолжил путь, с пакетом полным продуктов, но с преобладавшей в нем спиртосодержащей жидкостью, но с преобладавшей среди нее, хмелесодержащей жидкостью. Добравшись до места жительства, мы привели себя в порядок и после нехитрых манипуляций с продуктами уселись за стол. Перемещение жидкости взял на себя Лёня. Убедившись, вращательным движением, в качестве высокоградусного продукта, он профессионально, ладонью, скрутил крышку и начал разливать.
     — А твоя где емкость? — спросил меня Лёня.
     — Да я не пью.
     — Ну, возьми хотя бы пиво, — протянул он мне бутылку.
     — Да нет, я не употребляю алкоголь вообще ни в каком виде. Вернее только в виде кефира.
     — А что ты болен чем? — с недоумением спросил Лёня.
     — Нет.
     — А! Закодирован, — осенила его догадка.
     — Да нет же, — мне уже начинал надоедать этот расспрос.
     — Так а почему не пьешь? — непонимающе спросил Лёня. Видимо для него была дика мысль, что кто-то не употребляет алкоголь.
     — Не нравится мне просто состояние опьянения, ни алкогольное, ни какое другое. У одного русского
классика очень хорошо сказано об этом состоянии: «Унижает рассудок и искажает душу». Я с ним
согласен.
     — Так что ты никогда не бухал?
     — Бухал. Но изменилось отношение к этому.
    Юра решил прервать этот затянувшийся диалог:
     — Да что ты пристал, не пьет и не пьет, нам больше достанется, давай уже. Как там сказано у классика — «Ну, за крышу», — и чокнувшись о две стопки, он вылил жидкость себе в организм, а Лёня на протяжении всего ужина недоверчиво на меня посматривал.
     Поев, я не стал засиживаться за столом и слушать уже пьяные разговоры и пошел спать. Леша вскоре тоже отправился отдыхать. А вот Лёня с Юрой еще долго сидели и наверняка бегали за добавкой.
     С утра, воздух все больше наполняясь влагой, наконец, захлебнулся в дожде. Небо опять делилось с человечеством своими запасами. Все-таки, это хорошо что делилось, нужная жидкость. Особенно этой щедрости были рады Лёня с Юрой. Вчерашнее мероприятие сильно затянулось. Они проснулись, но еще не встали, и мучительно постанывая, намекали на минералочку. Вдохновленный паузой в работе, Леша жарил чебуреки с сыром, а я старался ему не мешать, но и не давал чебурекам сильно остыть. Запах их маняще разносился по квартире, и вскоре хмельная масса вплыла в кухню. Лёня возмущался:
     — Ну почему сегодня, не мог завтра нажарить?
     — Так ешь, чего ты? — не понял претензий Леша.
     — Да сейчас ничего не лезет, — объяснился Лёня.
     — Так ты отложи.
     — Та, — скривив лицо, махнул Лёня рукой, — остынут и уже будут не такие вкусные.
     Но он все же попробовал съесть, но раз откусив, отложил чебурек в сторону.
     Тут вернулся Юра, не заметно для нас куда-то уходивший.
     — Не переживай, под пивко будет самое то, — сказал он и протянул Лёне бутылку пива. — Холодненькое.
     Взяв бутылку, Лёня поспешил приложить это холодненькое ко лбу. Да, под пивко чебуреки пошли, и даже очень, и я был рад что успел насытится.
     К обеду явилось солнце, и зашел разговор о том, чтобы выйти на работу. Это вызвало сопротивление со стороны Юры, правда не очень решительное. Но ему пришлось смирится. Пока они с Лёней раскачивались, мы с Лешей сходили на первый дом и прошлись по квартирам последнего этажа. Нигде не текло. Убедившись в добросовестности сделанной работы, мы направились ко второму дому, где у подъезда нас уже ждали Лёня с Юрой, успевшие, судя по добродушным улыбкам на их лицах, окончательно поправить свое здоровье. Поднявшись наверх, мы обнаружили, что наше имущество подверглось досмотру. Перила, служившие частью заграждения входа на чердак, были разогнуты. Правда поживится чем-то, у нас не нашлось, поскольку тому что имело ценность, мастика подпортила товарный вид, и ночной посетитель, а кто это не трудно было догадаться, ушел ни с чем. Восстановив ограждение и приняв дополнительные меры для защиты своего имущества от дальнейших посягательств (мало ли, может кто позарится менее брезгливый), наш коллектив приступил к вырубке и растворным работам. Но в процессе, у нас с Лешей возник спор по одному вопросу и мы никак не могли прийти к общему решению. Устав спорить, я, внес последним аргументом, то, что раз я бригадир, то и делать будем, по-моему. Но Леша возразил, сказав, что бригадир он. Снова возник спор, для решения которого, мы позвонили Вите, и оказалось, что главный все-таки Леша. Меня это сильно рассердило. Он отработал один сезон и его уже поставили старшим надо мной. Я же отработал гораздо больше и был более опытен. У нас на фирме, вообще было не принято назначать бригадира, и руководство процессом, автоматически брал на себя наиболее опытный рабочий, и эта ситуация сильно задела мое самолюбие, но поразмыслив, я решил, что глупо мне из-за этого расстраиваться, деньги мы все равно делили рассчитывая по выходам, и бригадир ничего сверху не получал, а лишние хлопоты к этой должности прилагались. Но просто было удивительно, как легко и быстро Леша сошелся с Витей, человеком, который всегда держал себя с рабочими как бы дистанционно и немного свысока, не выделяя никого из общей массы. Но Леша не стал злоупотреблять своей должностью и компромисс все же был достигнут, а подготовительные работы вскоре закончены.
     Но, в принципе и понятно было, почему Витя предпочел Лешу бригадиром. Это у меня не очень получалось. Особенно дебют вышел не удачным. Мы тогда отправились в Докучаевск, ремонтировать крыши автопарка. А ремонту подлежали три сводчатых крыши, примыкавших друг к другу. Проблема там была в том, что между сводами стояли внутренние сливы, и доломитная пыль с карьера, которая является основным элементом воздуха в Докучаевске и около, забивала их, и вода выбирала более легкие пути вниз. И наша основная задача, состояла в том, что бы между сводами сделать стяжку от центра с уклоном к парапетам, а в парапетах выбить дыры и установить отливы. То есть, заменить внутренние сливы, на внешние. И задача была понятна и исполнима для меня, даже в дебюте. Важности мне, добавляло то, что  в моем подчинении было четыре человека, и большое количество техники. Подсыпку и раствор нам привозили и подымали наверх с помощью крана, и в такие моменты, я чувствовал себя настоящим бригадиром, по крыше суетились четыре человека, а внизу работали погрузчик, грузовик, и кран. И всем этим руководил я. Но разбавила это все, и вернула меня в реальность, большая ложка дегтя. Для того что бы меньше подымать центр, мы вырубали возле парапетов старый рубероид, который слоями доходил до пятнадцати сантиметров. И в один из дней, вырубив очередной отрезок рубероида возле парапета, мы ушли на обед,  и пока обедали, хлынул ливень. А под вырубленным местом, был склад, а непосредственно под вырубленным местом, стоял ящик с фильтрами. И обилие воды, привело их в полную негодность. Сильно я тогда напереживался, и особенно жгло финансовое беспокойство. Не знаю подробностей, но все как-то обошлось, и меня никаким взысканиям не подвергли.
      Так что не удивительно, что Витя предпочел бригадиром Лешу, человека, себя еще, на руководящей производственным процессом, должности, не показавшего, но видимо, подающего большие надежды. Но продолжу.
     На улице еще стояли лужи, но крыша уже подсохла и мы приступили к работе с мастикой. Движущийся лифт избавил нас от колебаний, и шланг мирно покоился на бочке. Взяв уже полный бочонок, Леша с Юрой направились наверх, а мне доверили наполнение второго бочонка. Мастика лилась густая и сильно хлюпала, разбрасывая брызги в разные стороны. Я меланхолично наблюдал за этим процессом, когда дверь подъезда открылась, и из него выплыло очаровательное видение, мило мне улыбнулось, и легко перепрыгивая через лужи, скрылось за углом. Какая это была улыбка, и какой она мне показалась многообещающей. Но, спустились мои коллеги и тоже улыбнулись, посмотрев на меня.
     — Чего вы лыбитесь? — спросил я.
     — А ты посмотри на себя в зеркало.
     Я посмотрел  в боковое зеркало машины и увидел, что хлюпонье привело к тому, что у меня все лицо было покрыто черными точками, как будто веснушками. Так вот чему улыбалось очаровательное видение. Тем не менее, остаток дня я провел под впечатлением от этой улыбки, а вечером пришел под подъезд в надежде на встречу, а на следующий и в последующие дни, когда во время работы необходимо было спустится вниз, я категорически пресекал чьи либо попытки и спускался сам, да так зачастил, что бригада заподозрила что то неладное. Но все было тщетно и больше мне очаровательное видение не явилось.
     Направляясь к подъезду с очередной порцией мастики, навстречу нам вышел мужчина с ротвейлером на поводке. Никогда в жизни я не видел такого затравленного взгляда как у этой собаки. Она буквально боялась сделать лишнее не осторожное движение, чтобы не вызвать гнева своего хозяина. Видимо тот беспощадно ее бил, вымещая на ней всю свою злобу, а судя по звериному взгляду его, злобы этой было с избытком. Еще долго эти два таких разных взгляда стояли перед моими глазами.
     Вообще, в Кировском, как-то удивительно часто нам встречались ротвейлеры, складывалось такое впечатление, что где-то на предприятии их выдают вместо зарплаты. Как-то раз, нам встретился ротвейлер, который был так истощен, что если бы не поводок хозяина, то он вряд ли бы смог перемещаться. Что с ним нам было неизвестно, но судя по взгляду, его крайне редко кормили. А один встретился такой свирепый, что был закован в намордник и строгий ошейник на цепи, но и с этим внушал окружающим страх, чем вызывал безмерную гордость у своего хозяина. Еще мимо нас периодически пробегал бесхозный ротвейлер и, судя по его растерянному взгляду, он или потерялся или был изгнан из дому. Вообщем, в Кировском, ротвейлеры встречались во всех собачьих проявлениях.
     Мы наносили последний слой возле выхода на крышу, когда услышали стук в дверь на верхнем этаже, сопровождаемый криком: «Папа впусти, пожалуйста». Потом послышался шум открывающейся двери и начатый спор на повышенных тонах. Мы проявили любопытство и из доносившихся до нас слов поняли, что тот любитель клея был сыном того мужчины который не давал нам ключ от чердака, и что парень что-то утянул из дому для реализации с последующей покупкой, и теперь отец за это не пускал его домой. Стало понятно, почему мужчина был такой озлобленный, шутка ли вырастить такое чадо.
     Эта вечная проблема взаимоотношений отцов и детей. Так и всплывают перед глазами эпизоды жизни этого мужчины. Вот он, восемнадцатилетний парень, встречает девушку, и временем убедившись в искренности своих чувств, они создают семью. И вскоре она радостно сообщает ему, что беременна и он горд и жизненные силы переполняют его. Вот он стоит под окнами роддома и кричит: «Кто?». «Мальчик, мальчик!» — в ответ, и как он счастлив: «У меня сын». И в его голове эхом повторяется: «Сын». И на вопросы знакомых он гордо отвечает: «Сын». И его сознание наполняется греющими душу мечтами — вот они с сыном играют в футбол, и он стоит на воротах, а его малыш бьет по мячу и он намеренно пропускает гол, зная, что его сын от этого будет в восторге, и тот весело и задорно смеется, а он счастлив. Вот они с сыном идут на рыбалку, и он учит его, как надо насаживать червяка на крючок. А вот он учит сына бриться, а после заклеивает его первые порезы газетой. Или вот они вместе обсуждают выбор будущей профессии, и он, шутя говорит жене: «Иди мать на кухню, это мужской разговор». Да мало ли приятных фантазий рождается в такой миг. И наконец, он с букетом цветов, с нетерпением ждет свою миссис у роддома, а затем наступает этот трепетный момент, когда он, впервые берет своего сына на руки. И вот, восемнадцать лет спустя, эта его гордость, тянет из дому нажитое тяжелым, физическим трудом, добро, чтобы его продать, и на крыше, обнюхавшись клея, погружаться в мир галлюцинаций. Но ведь это только начало. Настанет день, и этот мужчина, истощенный временем и болезнями, не сможет дать отпор безумцу с разъеденным химическими парами мозгом, и  сын, которого он в далеком прошлом представлял утехой старости, будет его бить, забирать пенсию, и обменивать его имущество на галлюцинацию. И когда в своей старческой немощи, этому мужчине захочется пить, то тот, кто должен был бы, не принесет ему тот самый стакан воды.
     А этот мужчина оказался вполне нормальным человеком. Мы, позже познакомились с ним ближе. Он когда-то работал на шахте, но после аварии жил на пенсию по инвалидности. Он не курил, не злоупотреблял спиртным и вообще создавал впечатление порядочного человека. Как же так выходит, что в хорошей семье вырастают такие упыри. И это же не единичный случай, такое повсеместно. И часто утверждают, что надо создавать семью, чтобы старость не была одинокой, но так ли страшно это одиночество, если на другой чаше весов такое или схожее по сути.

     Долго мы стучали в дверь. В соседней квартире сказали, что ключ здесь и дома должен кто-то быть. Наконец дверь открылась, и перед нами предстала заспанная и злая девушка. С трудом и не сразу она поняла цель визита, но после колебаний и привлечения соседа, ключ отдала, и наш коллектив поднялся на крышу. В принципе все было как обычно, такая же крыша, как и две предыдущие. Оценив масштаб работы, мы взялись за подъем инвентаря и материала.
     День для меня начался не очень, выходя из квартиры, в тамбуре, я наступил на что-то скользкое. Когда мужики подсветили, то оказалось, что это дерьмо. В соседней по тамбуру квартире базировался кабинет участкового, и мы пришли к общему мнению, что это была суровая и беспощадная месть сотруднику милиции. Я очень разозлился из-за случившегося, и долго отирал кроссовок о траву, понося не добрыми словами мстителя. Лёня попытался меня успокоить, сказав, что это к деньгам, но я сильно в этом сомневался.
     Подъем необходимого для работы много времени не занял, и остаток дня коллектив решил посвятить отдыху и сходить на рыбалку. Недавно, мы продали соседу по подъезду материал на ремонт крыши гаража, денег он пока не отдал, обещав рассчитаться, когда после дождя убедиться в надежности мастики, но любезно предложил во временное пользование, удочки. Идея на обед съесть уху всем понравилась и, захватив инвентарь для ловли, мы отправились к воде. Водоемчик был не плохой, но рыба нас не жаловала, и поймать так ничего и не удалось. Лёня с Юрой попытались наловить раков, но тоже безуспешно. После провала на рыбалке, по дороге на квартиру, мы купили рыбу, вопрос по ухе был непоколебим, а Лёня с Юрой, придерживаясь традиций клуба, дополнили покупку, пивом. Приготовление ухи взял на себя Лёня. И уха получилась славная. Правда, в процессе приготовления, он предложил укрепить ее вкус, пивом, но я настоял на том, что бы это делалось порционно. Юра, в свою очередь, внес предложение, для остроты добавить в уху сигаретный пепел, но на это я сказал, что в своей тарелке он может хоть бычки тушить. Когда после обеда, коллектив пошел курить на балкон, оттуда раздался сильный звон. Дело в том, что любовь Лёни и Юры к пиву уже заполнила собой все пространство балкона, и Леша часто за это на них ругался и требовал что бы они очистили помещение. Так и в этот раз, в след за звоном послышался голос Леши. Наконец это возымело действие, и члены клуба, отыскав среди хлама мешок, наполнили его до отказа, и вынеся на улицу, высыпали содержимое в мусорный бак.
     Не успел наш коллектив, как следует расположиться для послеобеденного сна, как из кухни раздался крик Лёни:
     --  Мужики идите скорей сюда.
     Мы поспешили на кухню, где Лёня, указывая пальцем, обратил наше внимание на происходящее за окном. Там, возле бака, в который  были выброшены бутылки, стояла женщина, относящаяся к категории лиц склонных изучать содержимое емкостей для мусора, и лихорадочно заполняла свою сумку пустой тарой. Когда сумка была заполнена до отказа, женщина сняла кофту и стала складывать бутылки туда. Неожиданно действие развернулось, поскольку к баку подбежал мужчина той же категории и принялся наполнять свои сумки. Увидев, что мужчина работает вдвое быстрее ее, женщина начала возмущаться, сначала тихо, потом все громче. В какой-то момент, не выдержав напряжения, она перешла врукопашную. Битва продолжалась не долго, конфликтующие стороны, убедившись, что никто не желает отступать, а от агрессивных движений бьется драгоценная тара, вернулись к извлечению. Когда подбежал еще один мужчина, женщина злорадно улыбнулась, поскольку ему досталось только две бутылки, которые он впрочем, не пожелал отдавать, тоже проявив агрессию. Убедившись, что бак больше не содержит нужного им, действующие лица этой драмы, удалились со сцены, а Лёня с Юрой поставили перед собой задачу собрать материал для второго акта.
     Хорошая была погода с утра. Началу трудового дня ничего не мешало, и мы вышли на работу. Вслед за нами на крышу поднялся мужчина, жилец верхнего этажа и поинтересовался, сколько мы возьмем за ремонт навеса над его балконом. Леша назвал цену, услышав которую, мужчина сильно возмутился тем, что так дорого, хотя совсем было не дорого. Немного повозмущавшись мужчина ушел, а снизу уже сигналил подъехавший Лёня. Леша и Юра пошли вниз, а я чуть задержавшись, пошел позже и у лифта их уже не застал, но был рад этому, поскольку там, вместо надоевших мне рож, стояла молодая, симпатичная наружность. Это была та девушка, которая дала нам ключ от чердака, но в этот раз она выглядела гораздо лучше. Я поздоровался и попытался быть любезным в ожидании лифта, но девушка немного сердито помолчав, возмутилась тем, что мы так дорого берем за ремонт навесов. Она оказалась дочкой того мужчины, который недавно поднимался на крышу. Несмотря на ее сердитый тон, я ухватился за возможность познакомиться, и сказал, что ей гораздо проще будет со мной договориться за цену, и мы условились вечером на прогулке, это обсудить.
     Выйдя из подъезда, я увидел отчаянную борьбу моего коллектива с прочно забившимся краном. Надо было наполнять бочонки, но кран, ни в какую не хотел выпускать из бочки мастику. Устав от безрезультатной борьбы, Юра пошел на маленький подвиг, раздевшись до трусов, он полез в бочку и вскоре извлек из крана приличный кусок какой-то дряни, мешавшей движению мастики. Как только Юра спрыгнул на землю, мы стали поливать его водой из баклажек, что бы смыть мастику, чем привлекли немало зрителей, а действие разворачивалось любопытное – посреди двора стоял мужик в трусах и с черными ногами, а трое других поливали его водой. Когда комедия была окончена, и неблагодарный зритель разошелся, мы, за героический поступок, отправили Юру в наряд на кухню, а сами стали наполнять бочонки и подымать их на крышу. Несмотря на то, что за кляксу на первом доме нам так и не перепало, и гораздо большую трудоемкость подъема вручную, решили не рисковать и продолжили подымать мастику лифтом, тем более что площадь крыши была не большой, а перспектива, повиснув на веревках, отмывать стену, не вдохновляла на риск.
     Ближе к обеду, Лёня наконец высказал вопрос, который видимо, мучил его давно:
     -- Да что это за город такой, почему здесь столько мужиков ходит с накрашенными глазами?
     Он никогда не видел шахтеров. Пришлось объяснять ему, что это не туш, а угольная пыль, и что это естественное проявление долгой работы в шахте. Узнав это, Лёня вздохнул с облегчением.
     После обеда Юра пошел звонить на почту, и оттуда сразу собирался прийти на крышу, но к концу рабочего дня он  так и не появился. Не было его и на квартире. Проявив беспокойство, Леша с Лёней пошли на почту, ну а меня ждала запланированная встреча.
     Под вечерней прохладой мы познакомились ближе, девушку звали Таня, и после приятной прогулки, я очарованный ее обаянием, обещал сделать навес просто так, а она в свою очередь уверила, что непременно меня отблагодарит и разочарованным не оставит. Когда я пришел на квартиру, Леша и Лёня уже были там, но вернулись ни с чем, на почте рабочий день давно окончился, и нигде следов Юры обнаружено не было. С утра мы еще раз сходили на почту, и там нам сказали, что вчера действительно приходил в обед мужчина и звонил в Донецк, но он быстро поговорил и ушел. Когда возвращались с почты, я увидел на тропинке одиноко валяющийся кроссовок, и нашел нужным мрачно пошутить, что это все что осталось от Юры и надо вызывать  милицию с собакой. Но нас все же беспокоило, не обернется ли его загадочное исчезновение, трагедией.
     На крыше я первым делом полез ремонтировать навес над балконом. Леша обрадовался еще одной шабашке, но мне пришлось его разочаровать:
     -- Нам за это не заплатят.
     -- Зачем же ты делаешь? – спросил он.
     -- Ну, у меня есть свои договоренности, -- ответил я, и вопреки настойчивым расспросам, не стал разъяснять.
     Несмотря на мою скрытность, Леша помог мне, и работа много времени не заняла. В процессе, с балкона выглянула Таня, увидевшая на тени дома, мелькающую на ее навесе, фигуру, а когда он был готов, она пришла меня благодарить. Мы уютно расположились на чердаке и ……. рассуждали о вечном. Во время  этого диалога, в дверном проеме несколько раз мелькнула фигура Леши, то ли ему то же хотелось поговорить о вечном, то ли ему было скучно работать одному, но когда я вернулся на крышу удовлетворенный благодарностью, он высказал своё возмущение моим отсутствием:
     -- Что я тут один работаю.
     Такое заявление, меня несколько вывело из себя:
     -- Да ничего страшного нет в том что ты здесь поработал один, не так уж сильно ты рвал пупа, пока меня не было, и если ты такой принципиальный, то я останусь когда ты пойдешь на квартиру и отработаю тот час, что меня не было, -- попытался я объяснить в доступной форме, нелепость претензий, правда говорил при этом немного раздраженно.
     -- Ладно, ладно, я пошутил, -- поспешил сказать Леша, примирительно, и мы вернулись к работе. Но вернулись ненадолго, через несколько дней мастика закончилась, и Леша позвонил Вите. На заводе мастика отсутствовала, деньги на ее изготовление то же, а значит, мы остались без работы, и надо ехать домой. Но Витя попросил одного человека остаться. Необходимо было периодически появляться на крыше, имитируя деятельность, что бы не начались звонки на фирму с вопросами. Это частый ход нашей фирмы. Поскольку у меня завязался, произвевший приятное впечатление, контакт, и оплачивались командировочные, я решил остаться.
     Вообще, эти перебои с материалом, привычное дело для нас. Дошло как-то раз даже до очень смешного. Мы тогда ремонтировали крышу в Докучаевске, так нам, вместо стеклохолста, привезли пищевую пленку, завалявшуюся на складе фирмы, поскольку стеклохолст купить было не за что. И мы, закрывали прорехи в крыше, материалом, предназначенном для упаковки продуктов. Все эти проблемы, исходили от вождя нашей фирмы, а верней от его привычек.  Дело в том, что он, в не таком далеком прошлом, был очень успешным бизнесменом, но только те времена прошли, а вот привычки остались. Наша фирма вообще не бралась за объект без пятидесятипроцентной предоплаты, но в отличии от заурядных бизнесменов, тратящих предоплату на выполнение работ, у вождя нашей фирмы был свой, не стандартный подход к применению этих денег. Если у него возникали проблемы с машиной, он покупал машину, если его любовница переставала ему давать из-за того что он давно не покупал ей украшения, он тратил деньги в ювелирном магазине, если ему хотелось поехать отдохнуть, он ехал отдыхать. И здесь ситуация была самой нелепой. Опасаясь, что ему не хватит денег на отдых, наш вождь не давал ни копейки на работы, а забирал все с собой. И вся фирма ждала, пока он вернется с отдыха.  Лишь только приехав, он выделял деньги на работы. Конечно, оставшихся денег надолго не хватало, и работы, едва успев начаться, приостанавливались. И тогда начинались звонки на фирму недовольных заказчиков. Наш руководитель в спешке искал новых заказчиков, и с новой предоплаты, уже выделял деньги и на незаконченный объект. Но разделенных денег, конечно не хватало что бы закрыть два объекта, поскольку наш вождь, и оттуда часть изымал для своих нужд. И снова начинался поиск объекта с предоплатой. И фирма существовала с вечно тянущимися объектами, и нескончаемыми звонками с претензиями. Когда объект все же доделывался, то он обычно начинал подтекать, в основном из-за не качественной мастики, но заставить нашу фирму ремонтировать отремонтированную ею крышу, было еще сложней, чем доделывать, поскольку наш вождь был увертлив как уж и находил не мало способов избежать ненужных ему трат, даже когда дело доходило до суда (хотя фирма давала пятнадцать лет гарантии на свою работу). У нас на офисе, как-то, две недели просидела женщина, Зам. директора одного завода, пытаясь добиться ремонта отремонтированной фирмой, крыши, но наш руководитель предпочел в этот период на офис не заезжать, и женщина, в итоге, была уволена с работы за то, что не сумела заставить  нашу фирму, выполнять взятые на себя обязательства. 
     Результатом, таких маневров, становилось прекращение планируемого на долго сотрудничества, и фирме, снова и снова приходилось искать новых заказчиков. Но в нескольких эпизодах, такое поведение со стороны нашего вождя, было сверх глупостью. Еще будучи успешным бизнесменом, он завел много серьезных знакомств, и когда стал заниматься кровлями, обращался к этим знакомым за заказам, но и с ними вел себя так же глупо, и вскоре и это сотрудничество прекращалось, а там были такие люди, которые могли обеспечить нашу фирму работой, на выгодных условиях, на несколько лет вперед. С Госучреждениями, наш руководитель вел себя так же, в списке отремонтированных нашей фирмой крыш, крыши Электросетей, Теплосетей, Горгаза и Горводоканала. Но и это сотрудничество надолго не затягивалось. И наша фирма, имея возможность стать успешной, вместо этого, влачила жалкое существование.
     Утром Леша с Лёней уехали, а я, возвращаясь с рынка на квартиру, зашел на дом, что бы обозначить присутствие коллектива на объекте.  У подъезда встретил Таню. Она была чем-то расстроена, и я поинтересовался, в чем причина. Оказалось, что вечером ее друзья идут в приехавший в город цирк, а у нее нет денег на билет. Мне совсем не хотелось что бы Таня пропустила это временное явление в их городе и, узнав цену, я профинансировал культурное мероприятие, но намекнул, что надеюсь вечером она поделиться со мной своими впечатлениями. А у лифта мне встретился отец Тани и он высказал несколько не лестных слов в мою сторону. Оказалось, он уже увидел, что навес над его балконом отремонтирован, и он подумал, что мы должны бесплатно ремонтировать навесы и просто хотели содрать с него деньги. Я не стал защищаться и объяснять, как со мной рассчитались за навес, и оставил его выпад в мою сторону без ответа. Остаток дня у меня был заполнен наведением порядка в квартире, с момента заселения, мы этим пренебрегали, и там образовался настоящий гадюшник.
     Ближе к вечеру раздался стук в дверь. Еще было рано для Тани, и вместо нее, на пороге стоял Юра. Когда мы расположились на кухне, он объяснил свое внезапное исчезновение. Он ходил звонить домой, и из разговора возникла необходимость срочно съездить в Донецк. Юра пошел на станцию, что бы узнать расписание, а там как- раз готовился к отправке автобус на Донецк, а Юра был в чистом и при деньгах.
     Выслушав Юру, я сказал что конечно рад,  что он нашелся, но ко мне скоро прейдет гостья, и вечер до его появления, обещал быть приятным. Юра с пониманием отнесся к моим планам, и сказал что знает здесь хорошую пивнушку и с удовольствием проведет там время, но для этого требуется финансовое обеспечение. Пришлось спонсировать и это мероприятие. Спровадив Юру, я соорудил из имеющихся матрасов, широкое, но жестковатое ложе, купил бутылку вина для девушки и прилагающееся к нему, максимально привел себя в порядок, и был готов к дважды профинансированному мной, мероприятию. Когда время подошло, раздался стук в дверь. И снова на пороге стоял Юра. На мой упрек он ответил, что деньги кончились и он хочет спать, но уверил меня, что расположиться в маленькой комнате, и его не будет не видно, не слышно. Выбора не было и пришлось впустить. Когда это тело улеглось, снова раздался стук в дверь. Я с беспокойством вдруг представил, что  вернулся Леша, но нет, в этот раз это уже была Таня. Я проводил ее на кухню, налил в бокал (ну ладно не бокал, а пластиковый стаканчик), вина и поинтересовался впечатлениями от цирка.
     -- Все классно было. Клоуны, зверюшки, но сильней всего понравилась постановка «Ромео и Джульетта»  с элементами акробатики. Все-таки это красивая история о любви.
     -- «Ромео и Джульетта» -- это вовсе не история о любви, -- нашел я нужным сказать.
     -- Да конечно, -- возмутилась Таня, -- а что это?
     -- История страсти, влечения, неудовлетворенных желаний, но не любви.
     -- Да почему же? -- сердито воскликнула Таня, и я пожалел о своей излишней болтливости, уводившей девушку от нужного настроения. Но отступать было поздно, и я попытался объяснить свою точку зрения:
     --  Когда они увидели друг друга, между ними возникло влечение, а ставшие между ними преграды только усилили его. Прибавь к этому молодые, горячие, впечатлительные сердца. Любовь измеряется временем, они же толком и не были вдвоем, и не могли узнать друг друга в полной мере. Вот если бы они прожили вместе десять лет и прошли через все сложности семейной жизни, и разлученные, не захотев жить друг без друга, покончили собой, вот это была бы история о любви.
     -- Ты циник, -- нахмурившись, сказала Таня.
     --  Я реалист, -- ответил я, поставив точку на этой теме, и подключил все свое обаяние, что бы создать нужное настроение у моей гостьи.
     Когда оно было достигнуто, и все шло к движению в сторону спальни, из маленькой комнаты, раздалось злобное бормотание. Это Юра в хмельном сне с кем-то спорил.
     -- Ты не один? – испугано спросила Таня.
     -- Да нет, это из соседней квартиры.
     Но бормотание перешло в агрессивный спор, не понятно было, с кем и за что зацепился Юра, но по лицу Тани мне стало ясно, что движение в сторону спальни я сделаю только для сна.

     Мы переехали на следующий дом и с квартиры. Нам совсем не хотелось менять место жительства, но нас попросили. Квартира, в которой мы жили, была собственностью начальника Жэка, и он продал ее Жэку, под Жэк. То есть, пользуясь служебным положением, пристроил уже не нужную ему недвижимость. Нас же переселили в малосемейное общежитие. Довольно странное сооружение по своему замыслу. Выделяемое помещение имеет две комнаты, туалет, ванну. Только кухня общая на две квартиры. При этом она располагается между ними, и у каждой квартиры, есть вход со своей стороны, своя печь, своя раковина. Кухня большая, и сообразительные жильцы, делают посередине простенок, и получается полноценная квартира, пусть с маленькой, но своей кухней, а это, несомненно лучше, чем делить большую кухню с посторонними людьми. Непонятно вообще, зачем проектировщики заморачивались с общей кухней. Видимо из их мозга еще не выветрился дух коммунальных квартир.
     Вселение в новое жилье принесло немало хлопот и неприятных сюрпризов. Сначала нам выделили вполне приличное на вид помещение, но когда мы захотели осмотреть кухню, то оказалось что попасть туда не возможно. Кухня под завязку была забита всяким хламом, буквально под потолок. Выяснилось, что это имущество соседки. Ну знаете, болезнь такая, поразившая когда-то Плюшкина. Комендант общежития потребовала от хозяйки хлама, очистить кухню, но нам совсем не хотелось жить рядом с такой соседкой, и мы попросили выделить нам другое помещение. Комендант выделила, но предупредила, что больше вариантов нет. В этот раз кухня оказалась чистой, но вот комнаты были сильно захламлены, и мы потратили немало времени, наводя порядок. Неприятным сюрпризом  стало то, что в ванной отсутствовало какое-либо оборудование, и мы были лишены возможности нормально помыться, а учитывая специфику нашей работы, это было просто необходимо. Правда, в туалете стоял умывальник, и в дальнейшем нам предстояло проявлять чудеса гибкости, что бы привести себя в порядок. Общей кухней мы решили не пользоваться, хоть нашими соседками и были две вполне приличные на вид женщины, а купили электропечь и, готовили в комнате. Из мебели, в занятом нами помещении, имелись только стол и диван, который поспешил занять Лёня, аргументируя это тем, что у него нет матраса. Мы не стали возражать, и помня его привычку спать со звуковым сопровождением (а он регулярно об этом напоминал), разместились в соседней комнате. Впрочем это не сильно помогло, и мы, продолжали играть в игру «кто быстрей заснет». Несмотря на настоятельные просьбы Лёни, будить его в случае сильного шума с его стороны и просить повернуться на другой бок, а это помогает, он всякий раз на эти попытки реагировал крайне раздраженно, так что мы иной раз и не решались их предпринимать. Ну а так, обжившись в новом жилье и освоившись на новой крыше, наш коллектив продолжал свою трудовую деятельность.
     Продолжал наш коллектив и ремонтировать навесы, правда не так часто как хотелось бы, но дополнительная копейка, регулярно находила свое место у нас в карманах. С утра мы сделали очередной навес, и помимо выплаченных нам причитающихся, хозяйка навеса, отблагодарила нас большим количеством свежеиспеченных булочек. Они так маняще пахли и аппетитно выглядели, и нам так не хотелось отпускать их тепло, что общим собранием коллектива было принято решение, отложить на время начало трудового дня, и не допустить окончательного остывания выпечки, во избежание потери ею, ее вкусовых качеств. После выполнения решения собрания, желание работать, окончательно покинуло нас, зато остро проснулось, у членов Кировского клуба любителей благородных  напитков, желание написать еще одну главу, в летописи славных традиций клуба, и продолжить дегустацию, предлагаемого городом, ассортимента. Вообщем, Лёня с Юрой купили пива. Но это только раззадорило их, и вслед за пивом, прибыла к нам в расположение и водка. Так всегда бывает, когда объект подходит к завершению, а мы делали последнюю крышу в Кировском, и остается немного, то и тело и мозг расслабляются, и работа тянется медленней, и чем меньше остается, тем кажется что дольше все делается, да и дисциплина начинает резко падать, и гаснет всякое трудовое рвение. Вот и наша бригада не избежала этого омута, и клуб, чем дальше, тем чаще, открывал свое заседание.
     Когда внутренности членов клуба прогрелись от влитой в них горячительной жидкости и градус настроения поднялся до предела, Лёня рассказал, как погулял на свадьбе, когда был дома. Он привез с собой крем для торта и, немало смешных ситуаций, случившихся там. Что касается крема, то его жена делала свадебный торт, и оставшийся крем, Лёня захватил с собой, что бы намазывать его на хлеб к чаю, а что касается свадьбы, то Лёня много острил в сторону гостей, и особо прошелся, по первой брачной ночи, еле державшегося на ногах жениха.  Странная вообще это традиция, до первой ли брачной ночи, пьяным, морально и физически уставшим, молодоженам. Да к тому же, первая брачная ночь, подразумевает под собой зачатие ребенка, а это явно не лучшее время для такой цели. Каким тяжелым отпечатком, отравленное алкоголем, состояние будущих родителей, может лечь на зарождающуюся жизнь. Я пытался высказать эти мысли вслух, но захмелевшая и развеселившаяся  компания, только отмахнулась, и от этой темы, и от меня. Трезвый пьяному не товарищ.
     Утром Лёня подогнал машину к дому, и наш коллектив, сгруппировавшись возле нее, настраивался на подъем. Юра, после вчерашнего, настойчиво намекал на то, что ему предпочтительнее было бы остаться на кране, и мы с Лешей не возражали. Когда уже хотели браться за дело, к нам подошел парень лет двадцати, с явным намереньем поговорить.
     -- Привет пацаны, -- начал он. – Что крышу делаете?
     -- Да, делаем, -- не ожидая ничего хорошего, ответил Леша.
     -- А как вам тут вообще живется, -- поинтересовался парень, -- никто не наезжает?
     -- Да нет, нормально живется, -- с непониманием к чему все идет, ответил Леша.
     -- А тот тут есть блатные, так те могут наехать. Но если что, смотрите, обращайтесь ко мне. Я в отличных с местными хачиками, которые тут все держат, если что, помогут.
     Непонятно было, откуда такая забота и я ответил:
     -- Да не беспокойся, может мы и сами справимся, если что.
     -- Да? Ну телки если нужны, могу познакомить, -- настойчиво предлагал парень свою помощь. И здесь я, уже немного рассердился, из-за того, что он думает, что нам в этом нужна помощь. Попытался возразить, но получилось не удачно.
     -- Что у нас, у самих рук нет,  -- сказал я, имея ввиду то, что мы сами, без посторонней помощи, можем познакомиться с девушками, ну в его случае телками, но вышло достаточно двусмысленно, правда, никто не заметил.
     Парень еще что-то хотел сказать, но вдруг из-за столика, за которым мужики играли в домино, в нашу сторону раздался крик:
     -- Эй ты гавнюк, иди сюда.
     Никто из нас таковым себя не считал, и мы потерялись в догадках, кому бы это могло быть адресовано.
     -- Гавнюк, сюда иди, я сказал, -- уже очень агрессивно, прозвучал голос.
     Парень нервно засуетился, и снова обратился к нам:
     -- Ладно, пацаны, это меня, мой бывший тесть, пойду подойду. Но вы если что, смотрите, меня тут все знают, спросите Серого, помогу. – И парень, уверенной, но спешной походкой, направился к столику.
     -- Ну, с такой крышей теперь можно работать спокойно, -- сказал я, и наш коллектив начал рабочий день.
     Подняв и пристроив первую порцию мастики, мы с Лешей спустились на верхний этаж и стали ждать лифт. Пока ждали, из квартиры вышла женщина, тоже с намереньем спуститься вниз. Когда лифт пришел, пропустили ее ехать первой. Войдя в вернувшийся за нами лифт, мы через секунду пожалели, что дверь уже закрылась и кабинка начала свой путь. После женщины, в лифте остался нестерпимо сильный запах дешевых духов. Запах был настолько сильный, что у нас начали слезиться глаза. Мучительно долго лифт шел вниз, а когда дверь открылась, мы спешно выбежали на улицу и стали жадно глотать воздух. Пришлось прервать работу и как следует отдышаться, а заодно, и дать лифту проветриться. И только после продолжительной паузы, мы вернулись к работе, но когда снова стояли в ожидании лифта на верхнем этаже, эта женщина опять вышла из квартиры. Несмотря на пережитое, поступиться принципами джентльменства, мы не могли, и снова пропустили ее вперед, а когда лифт вернулся, приготовились еще раз пройти через химическую атаку, но то, с чем мы столкнулись, сильно превысило предыдущие ощущения. Женщина наверное решила, что не достаточно вылила на себя духов в первый раз, и оказавшись дома, это исправила. Запах в этот раз остался такой сильный, что у меня закружилась голова и я был вынужден упереться в стенку, что бы не упасть, а Леша, чувствуя приступ удушья, присел вниз, надеясь там найти облегчение. После этого мы долго сидели на улице, впитывая в себя, относительно чистый городской воздух.
     -- Зачем же так сильно душиться? – злился Леша.
     -- Лично меня, сильный запах духов от женщины, всегда наталкивает на мысль что она не чистоплотна, -- сказал я.
     -- Та, да, вылила на себя ведро духов, лучше бы мыла купила.
     -- Ну так духи и были изобретены во Франции именно для того что бы скрыть запах не мытых тел.
     -- Да? – удивился Леша.
     -- Это было в те далекие времена, когда у них там даже знать мылась раз в год. Это славяне не выбирали легких путей и мылись в бане, а там предпочитали просто скрывать запах не мытого тела. Мне вообще не понятно, зачем чистоплотной женщине брызгать на себя эту химию.
     -- Ну, приятно все-таки, когда хороший запах, -- возразил Леша.
     -- Как по мне, так это достаточно неразумно с их стороны. В природе ведь так устроено, что живое существо ищет себе пару по запаху, а женщина стремиться скрыть этот запах, и в итоге может оказаться так, что для привлеченного запахом духов мужчины, природный запах, его женщины, будет не приятен. Женщина все равно не сможет его вечно скрывать, и он проступит сквозь быт, рано или поздно. И не то что бы этот запах был в принципе не приятен, просто он индивидуален. Для кого-то он будет отталкивающим, а для кого-то наоборот, притягивающим. А женщина прячась за инородным запахом, рискует привлечь к себе не того мужчину.
     -- Ну, может быть, -- не совсем уверенно, согласился со мной Леша.
     -- Что еще меня раздражает, так это губная помада, -- не мог я уже остановить себя. – Тебе вот нравиться привкус губной помады?
     -- Да, нет.
     -- Особенно если учитывать что это тоже химия, -- продолжил развивать я тему. – Вместо наслаждения женскими губками, ты знакомишься со вкусом химического соединения.
     -- То ли в старину, -- подхватил Леша, -- помажет  девица губы буряком, ты целуешь, и удовольствие получаешь, и витаминами организму помогаешь.
     -- Особенно неприятно это во время первого поцелуя, когда после свидания и зародившегося влечения, наступает этот волнительный момент. Но вместо тепла девичьих губ, ты впитываешь в себя вкус, произведенный химической промышленностью.
     -- А тональный крем, -- продолжил я, -- женщина становится похожа на манекен. Так все не естественно и не натурально. Как будто кукла.
     -- Особенно если это какой-нибудь дешевый крем или не умело нанесенный, -- поддержал меня Леша.
     -- Вообще это довольно странная ситуация. Косметика предназначена что бы скрыть какие-то недостатки, но ведь это опять же химия, а женщина носит ее на лице часов по двенадцать в день.
     -- Да, да, -- подхватил Леша, -- получается, пытаясь скрыть какие-то недостатки косметикой, она только вредит своей коже.
     -- Мужчина вообще из-за этого всего, оказывается в неприятной ситуации.
     --  Что ты имеешь ввиду, -- спросил Леша.
     -- Ну просто столько составляющих, скрывающих настоящую ее. Духи, косметика, утягивающее белье, подкладки под бюстгальтер, всякое накладное. Получается что мужчина жениться на одной женщине, а утром, после первой брачной ночи, из душа появляется совершенно другая. А прибавь к этому и то, что у большинства женщин после свадьбы, меняется характер, в основном не в лучшую сторону. Вот и выходит как с произведениями Леонардо да Винчи, когда под нарисованной картиной, находят другую, скрытую. И в итоге мужчина оказывается перед фактом, что он получил совсем не то, что было изначально. Отсюда и большой процент разводов ложится на все это. Все-таки если связываешь себя с человеком на всю жизнь, надо быть честной.
     -- Ну, ты закрутил, конечно, -- засмеялся Леша, -- неудивительно, что ты не женат.
     -- В этом я придерживаюсь того взгляда, что уж лучше быть одному, чем лиж бы с кем. Мне совсем не понятно когда муж с женой живут в вечных ссорах, но зачем-то продолжают терпеть друг друга.
     -- Ну, без сор не обойтись, непременная составляющая семейной жизни.
     -- А я верю, что можно встретить девушку, с которой проживешь, душа в душу, без сор и скандалов. Меня лично быстро охлаждают конфликты, и как бы я не относился к девушке, если начались обострения, то я быстро к ней остываю.
     Мы еще поворошили эту тему и побыли на улице, давая возможность легким очистить организм от попавших в него ядов, а потом вернулись к работе. Когда стояли на первом этаже, наше внимание, от созерцания дверей лифта, в надежде что от этого он быстрей придет, отвлекла, грациозно спускавшаяся по лестнице, девушка. Она была очень привлекательна, стройна, из-под короткой юбки выступали красивые, длинные ноги, а сквозь футболку проступали, упругие груди. При этом у девушки был очень высокомерный и самодовольный вид, что в принципе не удивительно, учитывая ее внешность, если бы, не одно но. Над ее верхней губой, росли довольно большие, черные усы. Небрежно приняв наши оценивающие взгляды, девушка величественно прошла мимо, оставив во мне, отталкивающее впечатление.
     -- Как тебе, проплывшее мимо нас создание? – спросил я Лешу, когда мы оказались на крыше.
     -- Меня аж передернуло, -- сказал Леша, закуривая и усаживаясь на парапет. – Почему она их не удалит, много же всяких способов.
     -- Ну, мало ли, может нравиться.
     -- Да ну.
     -- Почему же, всякое может быть. Когда мы работали в Докучаевске, там одна женщина, ну лет тридцати, не брила ноги, а растительность там была такая, что у меня в два раза меньше. При этом женщина была приятна на лицо, у нее были стройные ноги, и она всегда носила короткие юбки, и по ее выражению лица было понятно, что она выставляет напоказ, и как бы гордиться своей позицией в этом вопросе.
     -- Но у этой, то ноги были выбриты.
     -- Ну, мало ли, может она считает себя реинкарнацией царицы Египта. Тогда это было модно, и правящие дамы наносили краской себе на лицо бороды. К этому вообще в разное время и в разных местах, относились по разному. Например, в Китае, женщинам выжигали раскаленным металлом растительность на лице, такая была неприязнь. На наших же просторах было более терпимое отношение. У русских классиков это часто встречается в текстах. У Толстого, например, в «Войне и мире», у жены одного князя был такой недостаток, но Толстой, как-то даже с умилением описывает это. Дословно не помню, но примерно так: «Над ее верхней губкой, были маленькие, черные усики».
     -- Фу, -- скривился Леша.
     -- Да, это как-то неприятно читалось. Причем, великий классик, всякий раз, упоминая эту княжну, упоминал и эти усики. Мне даже приходилось пропускать эти места, настолько даже читалось отталкивающе.
     Пока шел разговор, на крыше появилась женщина с пакетом в руке. Она сказала, что живет на последнем этаже, и попросила нас сделать над ее квартирой хорошо, и в знак благодарности протянула пакет. Мы категорически отказались принять подношение, и сказали, что сделаем всю крышу хорошо, но женщина сильно настаивала, и пришлось взять. В пакете была бутылка водки и закуска. Водку мы вернули, Лёня с Юрой и так зачастили, и не хотелось давать им лишний повод, но в конце рабочего дня, с нами рассчитался мужчина, которому был продан материал на ремонт крыши гаража, и Лёня с Юрой снова проложили свой маршрут через магазин.
     А дорога в общежитие и из него, к этому времени, налепливала на нас много любопытных взглядов, поскольку роба уже приобрела, притягательный для взглядов, но отталкивающий для тел, вид. Такая роба доставляла нам немало дискомфорта. Мало того что утром, перед тем как надеть, её приходилось раздирать, слипшуюся между собою, а потом оттирать бензином пальцы, так ещё в конце рабочего дня надо было оттирать бензином не только руки и лицо, но уже  и части тела сокрытые от мастики робой. С такой робой был связан и самый отвратительный для меня и не только, денёк в этой фирме. Вриводу тогда уже долгое время донимали городские службы – Электросеть, Теплосеть, Горгаз, и Горводоканал, требуя от него отремонтировать, отремонтированные его фирмой крыши. И принужденный к этому, он решил отремонтировать все крыши в один день. С утра в Донецк приехал ЗИЛ, и мы ездили с объекта на объект на Витиной машине, побывав за день на пяти объектах. При этом времени на душ не было, и мы ограничивались лицом и руками, после чего одевали на грязное тело, чистую одежду, так что к окончанию рабочего дня, большая её часть перешла в разряд робы.
     К слову, инвентарь, к этому времени, тоже прочно оброс мастикой – ручки веников, вёдер, ножей, топоров, всё обильно было в мастике, и липло к пальцам. Чтобы как-то защититься от этого, мы обматывали все ручки тканью, но от мастики эта мера спасала ненадолго, и ткань всё наслаивалась и наслаивалась.
     Ну а снова проложенный через магазин маршрут, вечером чуть не привёл к потасовке. Лёня в последнее время, подсел на песню группы «7Б», «Молодые ветра», и приходил в сильнейший восторг, стоило ей зазвучать по радио. Но Юра об этом не знал, и когда она заиграла, он со словами: «Что за хрень», потянулся к ручке настройки, что бы сменить волну. Лёня мгновенно вспыхнул и кинулся на Юру. Хорошо, что мы были рядом и предотвратили мордобой. После, Юра еще долго возмущался: «Я же не знал», а Лёня оправдывал свою горячность: «Такая песня, а он». Но алкоголь их быстро примирил, и они разошлись спать снова в теплых отношениях. И вскоре общежитие наполнилось, созвучными мелодиями двух голосов, одного потише – Юриного, а другого, привычно громкого – Лёниного.
     Это заседание клуба, стало последним, пора было уже доделывать крышу, и мы с Лешей, приложив усилия, вернули дисциплину в коллектив, и снова потекли серые, трудовые, будни.

     С утра у меня как-то паршиво было на душе. И вроде бы день как обычно, и действие как обычно. И тот же воздух, и те же люди. Но угнетала необходимость находиться здесь, делать эту работу. Мысль, что это может быть навсегда, приводила в отчаяние. Особенно сильно раздражали, эти липкие и маркие свойства мастики, роба, успевшая к этому времени пропитаться этим черным веществом, и расплавляющее мозг, солнце. Не смотря на обилие пространства, не хватало воздуха, нервы были раскалены до предела, и казалось, что я в каком-то вакууме. Сжигало изнутри чувство безысходности, и желание все изменить, проступало сквозь раздражение. Внутри эти два состояния переплетались между собой, делая руки безвольными. Работа не шла, и оставленный в покое, наверное, что-то понявшим коллективом, я долгое время, измерял шагами крышу, цепляясь взглядом за горизонт. Когда внутренняя борьба достигла своего пика, и казалось, что от напряжения вот-вот лопнут сосуды, в памяти вдруг всплыло воспоминание о когда-то не сделанном шаге. Тогда, в поиске своего пути в жизни, все внутри зажглось желанием стать профессиональным боксером, посвятить себя этой цели, идти этим путем, в этом реализоваться. Перечеркнув, после долгой борьбы, сомнения возраста, я поехал в боксерский зал. Дворец спорта встретил большими, ярко горевшими, панорамными окнами, сквозь часть которых, был виден боксерский зал, в котором в тот момент шла тренировка. Я остановился, что бы посмотреть, и простоял под окнами, пока тренировка не кончилась. И чем дольше я смотрел, тем больше понимал, какую тяжелую нагрузку выдерживает боксер за время тренировки, и тут же вспоминал, тяжелые, рабочие дни на стройке. И в голове, рождалось и крепло, сомнение, что я смогу совмещать эти два пути. И с каждым мигом, эти сомнения становились сильней.
     Если ты задумал сделать шаг, его надо делать решительно, и я свой не сделал.
     И вот, стоя на крыше и увязая в душевной буре, мне вдруг представилось, что я тогда сделал тот шаг, и что эти шаги по мастике, теперь только временная необходимость, и что я уже иду тем, выбранным мной тогда, путем, иду к мечте, к цели, и что крыши, еще только ненадолго останутся в моей жизни, и впереди ждет, что-то большее, неизмеримо лучшее. Ждет жизнь, заполненная любимым делом, возможностью реализоваться, и моральным удовлетворением. И с этим ощущением легко работалось остаток дня, но потом оно ушло, и больше не вернулось.
     Видимо все же, я тогда принял неверное решение.

     Дом был закончен, больше объектов в Кировском у нас не было, и мы, погрузив в Витину машину, инструмент и робу, отправились на новое место работы.


 3


     Ехать долго не пришлось, это был соседний с Кировским городок, Ждановка. Правда даже городком, этот населенный пункт особо и не назовешь, из любой его точки до противоположной, можно дойти за двадцать минут. Но работать нам предстояло не в самой Ждановке, а на находящейся в десяти минутах езды от нее, шахте. Это нас порадовало, вот уж где можно марать, не беспокоясь о последствиях. Решив все вопросы на шахте, Витя отвез нас в Ждановку, где мы будем жить в общежитии, а сам поспешил в Донецк, прихватив с собой Юру. Тому совсем не понравилась наша работа, и он предпочел, работе на высоте, работу на глубине.
     Мы начали с ознакомления с местом жительства. Это было стандартное общежитие, с общей кухней, туалетом и умывальником на этаж, и общей душевой, на все общежитие. Убедившись, что условия проживания вполне приемлемы, мы приступили к изучению ассортимента магазинов, а скупившись, взялись за приготовление ужина. Но общей кухней пользоваться не стали, а готовили на привезенной из Кировского, печке. Для сохранения большей прохлады в комнате, дверь оставили приоткрытой, и когда ужин был готов, уселись за стол. Но только, еда стала плотно укладываться в наши желудки, как в комнату ввалились, а по другому и не скажешь, две нимфы «сорок плюс», в разбалансированном состоянии, и потребовали, что бы мы пригласили дам за стол. Впрочем, приглашения они ждать не стали, а расположились как им удобно. Нашему ответу: «Мы не пьем», на их предложение, были не рады, но с удовольствием выпили сами. Все было при них, и жидкость, и емкостя. Вот только попросили кусочек колбаски, но есть не стали, а лишь занюхали, видимо после «шести», не едят. Когда стаканы опустели, и колбаска вернулась на тарелку, нимфа, которая сидела рядом с Лешей, оценивающе окинула его взглядом, томно вздохнула, закатила глаза и, подарила Леше свой поцелуй. И дарила долго. Леша потом тщетно меня уверял, что он всячески старался высвободиться, но этого не было. Супружеская верность в этот вечер, чуть-чуть пошатнулась. Нимфа, которая сидела рядом со мной, призывно мне маякнула взглядом, предлагая последовать примеру, но я поспешил заполнить рот едой, чтобы не конфузить даму отказом, и прожестикулировал, что мол извините, с удовольствием бы, но в данный момент мой рот занят. Никогда так долго мне не приходилось пережевывать. Нимфа, дарившая Леше свой поцелуй, видимо решив, что для первого визита вполне достаточно, разомкнула уста и объятья, элегантно поднялась, и ушла, легкой, морской походкой, прихватив подругу, но оставив после себя, тяжелый, долго потом не выветривавшийся, запах. Я же поспешил, во избежание повторения подобных визитов, закрыть дверь на замок.
     С наступлением темноты, открылась еще одна особенность общежития. Прямо под нашей комнатой, а нас поселили на втором этаже, находилось кафе, в котором до самого утра, громко играла музыка, и заснуть нам так и не удалось, и не раз на протяжении ночи, с ностальгией вспоминалось, мелодичное посапывание Лёни. Утром мы отправились к коменданту, с требованием переселения. Сначала она отказывалась его выполнять, но после нашей угрозы обратиться к директору шахты, сразу нашла для нас другую комнату. После переселения и завтрака, мы отправились на шахту, знакомиться, и с объектом, и с бригадой. Зам. Директора по строительству, а это была дама, обещала найти нам трех человек. Но к сожалению, это оказались все молодые парни. Двум из них было лет по восемнадцать, их звали Артем и Антон, а третьему было лет двадцать пять, его звали Толик, и поздоровавшись с нами, он посчитал нужным сразу сообщить: «Пацаны, что бы не было потом разговоров, я сидел». Мы не нашлись, что на это ответить, а только пожали плечами. Такая бригада нас не порадовала. Мало того что от молодых парней в принципе сложно добиться трудового рвения, так еще придется обучать их, не только принципам работы с мастикой, но и вообще элементарным вещам, а это всегда сильно задерживает процесс. Порадовал только один факт, Толик родной брат  зам. директора по строительству, а это очень пригодиться, и при работе, и при закрытии крыши, поскольку именно она и будет принимать у нас объекты. И Толик нам так сразу и сказал: «Со сдачей крыши, если что, я помогу». Вот это уже была полезная информация.
     Перед началом работ, нам предстояло выполнить, поставленную Витей задачу. Впервые за все мое время работы на фирме, Витя привез договора о приеме на работу, которые и должны были подписать нанятые нами люди. Не понятно зачем это вдруг понадобилось нашему руководителю, ведь даже мы с Лешей на фирме не числились, там вообще, не смотря на профиль деятельности, рабочие в штате не состояли.
     Получив подписи на договорах и переодевшись, наш ново сформированный коллектив, отправился знакомиться с первым объектом. Это оказалось здание обогатительной фабрики, с тремя, разными по высоте и площади, крышами. Самая высокая из них, была этаж с восьмой и квадратов тридцать по площади. Но начать решили с средней, самой большой. И конечно первой, в цепи необходимых для ремонта работ, стояла вырубка. Мы с Лешей провели мастер-класс и, оставив молодую часть бригады получать свою первую порцию впечатлений от славной профессии кровельщика, поднялись на верхнюю крышу, что бы оценить какие работы нужны там. Но этот процесс прервался, даже не успев начаться. Когда Леша оказался на середине крыши, под ним вдруг проломилась плита и он стал падать вниз.
     Жизнь все-таки не предсказуемая штука. Иногда в ней то, что мешает человеку, то, от чего он хочет избавиться, спасает ему жизнь. Падая, Леша зацепился своим объемным задом за балку перекрытия, и благодаря этому, успел удержаться на крыше, зависнув, в комичном, но опасном положении. Я не растерялся, и действуя как спасатель, вытаскивающий провалившихся под лед, помог Леше выбраться, а когда заглянул в провал, то понял, что это была реальная угроза жизни. Прямо под образовавшейся дырой шла конвейерная лента, уходившая вниз, и падение, с большой долей вероятности, могло закончиться трагически. После этого инцидента нам выдали альпинистский пояс и дали расписаться в журнале по технике безопасности. А Леша сильно перетрухнул, он на отрез отказался в дальнейшем подыматься на верхнюю крышу, мотивируя это тем, что под худым (намекнул на меня), крыша бы не провалилась. Пришлось мне самому заниматься восстановлением целостности верхней крыши, а Леша с молодой бригадой, начал тянуть стяжку на средней.
     На обед, мы все коллективом, уютно расположились на крыше и разложили тармозки, но первое же дуновение ветра, обильно приправило нашу пищу пылью, и нам пришлось спускаться вниз, что бы не перебарщивать с приправой. После приема пищи, все потянулись за сигаретам. Толик тоже хотел закурить, но вдруг остановился и спросил:
     -- А хотите фокус?
     -- Хотим, хотим, -- радостно сказал Антон.
     Толик оторвал от мешка из-под цемента кусок бумаги и протянул его Антону:
     -- Мни, только мни хорошенько.
     Антон с усердием стал мять бумагу. Через минуту тщательных усилий, Толик попробовал бумагу на ощупь.
     -- Хватит, -- сказал он, и вместе с бумагой, сигаретой и зажигалкой, направился в сторону зарослей. Все похватались за живот от смеха, только Антон с возмущением спросил:
     -- А, фокус?
     -- Так ты его и показал, превратив жесткую бумагу в туалетную, -- пояснил Леша.
     Когда мы закончили с растворными работами на всех трех уровнях, прибыла мастика. Это была установка, доставленная длинномером. Пока ждали кран, пока разгружали, водитель длинномера из кабины не выходил, только когда установку сняли, и можно было уезжать, он подошел к нам и спросил:
     -- Мужики, как эту хрень можно отмыть?
     Водитель длинномера, имел ввиду мастику, и отмывать было что. С трудом мы признали в нем представителя Европеоидной расы, и только по интонации в голосе поняли его душевное состояние, поскольку разобрать его по выражению лица, оказалось не возможно, оно все было густо покрыто мастикой. Более того, мастика так же густо покрывала все не защищенные одеждой, части тела – шею, руки, волосы. Да и сама одежда была вся в мастике, включая обувь. Складывалось  такое впечатление, что водитель нырял в установку. Мне на ум сразу пришли «Джентльмены удачи», и я попытался пошутить:
     -- Хороший цемент, совсем не отмывается.
     Но водителю явно было не до шуток, и он еле выдавил из себя кривую улыбку. Леша сочувственно спросил:
     -- Что случилось?
     Оказалось, что в Кальчике, заполнив установку, рабочие забыли закрыть люк на болты крепления, и когда длинномер мчался по трассе на большой скорости, перед ним, со второстепенной дороги, выскочил какой-то лихач, и водителю длинномера пришлось экстренно тормозить, что привело к волновой реакции внутри установки, и мастика хлынула из люка в открытые окна и в открытый люк кабины. Водитель сказал, что в салоне было так много мастики, что она доходила до колен.  В подтверждение своих слов, он показал саму кабину, и с наружи, и внутри, все было черным. После этого, водитель стал говорить, что стребует с нашей фирмы деньги, за материальный и моральный ущерб, но я посоветовал ему даже не пробовать это, поскольку наш руководитель, такая, хитросделанная личность, что может с него самого снять деньги за расход мастики, цена которой в такой ситуации, сильно превысит ее реальную цену, да и пролитое количество, тоже возрастет.
     Мы дали водителю чистых тряпок, порекомендовали содержимое бака его машины как средство, и показали в каком направлении баня. Когда  уже уходили в конце рабочего дня, он все еще пытался отмыть кабину. Наверное, я думаю, мы видели его в последний раз.
     Работа шла полным ходом, и часть крыш уже была залита первым слоем, хотя подготовить их к заливке, оказалось делом не простым, все-таки шахта. Вокруг летали объемные массы пыли, и нам приходилось всей бригадой браться за веники, чтобы разрыв во времени, между выметанием и заливкой, был минимален. Но был у нас в прошлом один объект, где вымести крышу, совсем не получилось. Это был завод по изготовлению доломитной пыли, так там, просто дождь шел из этой пыли, и мастика там легла, и на доломитную пыль, и щедро присыпанная ею. И ничего хорошего из этого не получилось.
     Несмотря на молодость, бригада быстро освоилась, подучилась, и ремонт крыш шел не плохим темпом.  Толик выбил у сестры две двухсотлитровые бочки, и это было очень удобно для проклейки. Когда бочки в очередной раз опустели, Леша отправил Толика и Артема наполнить их. Этот процесс им уже был понятен, но прошло совсем немного времени, и со стороны бочек, раздался душераздирающий крик:
     -- Стой, стой.
     Мы повернулись в ту сторону и увидели, что Артем пытается вытащить край шланга из бочки, при этом, из горловины бочки, сильным напором, разлетаются во все стороны, интенсивные струи брызг. Даже из далека было видно, что Артем уже весь покрыт плотным слоем мастики. Я подбежал к краю крыши и махнул Толику, что бы он выключил насос. Мастика перестала разбрызгиваться, и мы разобрались, в чем дело.
     У бочек была не большая горловина, чуть больше диаметра насадки для заливки. Артем поленился снимать насадку, и вставил шланг в бочку вместе с ней, а она проходила в горловину впритык и только под прямым углом. Когда бочка наполнилась, Артем решил перекинуть шланг в другую бочку, не выключая насос, но видимо вытягивал его под углом, насадка цеплялась за край горловины, и вытащить шланг не получалось. А бочка тем временем, наполнилась до предела. И поскольку мастике деваться больше уже некуда было, то она стала вырываться из бочки. Артем запаниковал, и не догадался подбежать к парапету и махнуть Толику, а кричал и продолжал пытаться вытащить шланг. Из-за работы насоса (как вы уже знаете), Толик его не слышал, и Артем, отчаянно крича, все больше обрастал мастикой.
     Оценив ситуацию, мы поспешили отправить Артема вниз, что бы он помылся, пока мастика не высохла, но пока он спускался, мастика, под действием теплого воздуха снаружи, и тепла тела изнутри, успела подсохнуть, и остаток дня, Артем оттирался бензином, а после, в бане, долго пытался смыть с себя его запах. Но когда наш коллектив возвращался с работы, в автобусе стоял такой сильный запах бензина, что мы опасались, как бы Артему не пришлось остаток пути, идти пешком.
     Больше других, напрягали маркие особенности мастики, Толика, особенно её присутствие под ногтями, от которого он всё время старательно пытался избавится, правда без особого успеха. А еще его очень раздражала грязная роба (хотя по сравнению с той в которой работали мы с Лёшей, она была ещё в отличном состоянии). Когда раздражение достигло своего пика, Толик решил, в конце рабочего дня сдать свою робу в прачечную шахты, и от этого решения был  очень доволен собой, надеясь с утра надеть чистую робу. Я его предупредил, что с мастикой просто так не справиться, но Толик в ответ усмехнулся: «Там стирают кипятком, и никакая грязь не устоит».
     С утра, по прибытию на шахту, Толик отправился за своей робой. В баню он пришел, со слипшимся комком в руках и, продемонстрировав  нам, раздраженно бросил его на пол:
     -- В прачечной просили, такое больше не приносить.
     Роба, под воздействием кипятка, так сильно слиплась, что Толик не смог ее разодрать. Пришлось ему эту робу выкинуть и вернуться домой за новой. Все-таки если человек чего-то очень сильно хочет, то он этого обязательно добьется. И Толик, как и хотел, начал рабочий день в чистой робе.
     Погода благоприятствовала, и мы еще до обеда покрыли все три уровня последним слоем, и, подготовив установку к переезду, разместились в курилке, передохнуть. Толику не терпелось поскорей закрыть крышу и получить деньги:
     -- Жарень такая. Через пару часов мастика высохнет, и я могу привести сеструху, что бы она приняла крышу.
     -- Нет, нет, -- возразил я, -- лучше что бы пришла завтра с утра.
     Мне сразу вспомнилось, как мы сдавали крышу в Красноармейске. Когда пришли ее принимать, то всплыла, одна не значительная, ну по крайней мере, так считали наши вожди, особенность, «Ну просто мелочь», -- как выразился Гриша, -- «мелочишечка». Витя, учитывая эту особенность, назначил время приема крыши, на утро, но приемная комиссия, пренебрегла Витиным желанием и пришла к обеду. Когда главный приемщик сделал первый шаг на крышу, то он неприятно удивился, поскольку его туфель, благополучно влип в мастику, да так сильно влип, что его пришлось выковыривать отдельно от ноги. Приемная комиссия, в полном составе, гневно – удивленно, измерила Витю взглядом, требуя объяснений, и Витя, густо покраснев, стал оправдываться:
     -- Ну, да, когда очень жарко, мастика липнет, но в целом, это очень хороший продукт.
    Но на это, главный приемщик, раздраженно сказал:
     -- Уважаемый, ну во первых, на крыше много точек, к которым необходим периодический доступ, а во вторых, такая ситуация неприемлема, с точки зрения пожарной безопасности.
     Вообщем, он еще что-то говорил, Витя смущался, оправдывался, упоминал о стабилизации (ну куда без нее), а потом они все вместе пошли к директору. Опасаясь дальнейшего развития событий, я спросил у самого опытного из нашей бригады:
     -- Если крышу не примут, то мы останемся без зарплаты?
     -- Нет, нет, не переживай, -- ответил он, -- директор получает откат, так что примут  в любом случае.
     Так и вышло. Вернувшись, Витя объяснил что надо делать. Ограничились тем, что на следующее утро, просыпали по крыше дорожки из песка. Но все это было для видимости, ходить в жару по крыше, все равно нельзя было. Ну по крайней мере пока время не принесёт стабилизацию.
     Объяснив Толику в чем сложность, я повторил, что крышу лучше сдавать утром. А утром приехал Витя с документами, и Толик, чуть ли не силой, притащил сестру на крышу, и первый объект был без труда, сдан. Витя сразу рассчитался за него, а уезжая, забрал Лешу, работать в Горловке. Я удивился этому. Там был старшим, самый опытный наш рабочий, а если Витя повез туда Лешу, то конечно же он его поставит  там бригадиром. Леша уверенной поступью шагал по карьерной лестнице.
     Прожив какое-то время в общежитии, я ознакомился с его контингентом, и там оказалось много оригинальных персонажей. Одного из них, мужчину лет сорока, все между собой называли – «Недоношенный». Ростом он был где-то метра полтора, и весил наверное, килограмм тридцать. Каждое утро, выходя на работу, мы заставали его в палисаднике, перед общагой, с десятисантиметровым косяком из папиросы. Но скорей всего, что там был пустоцвет. Как-то он попросил у меня чая, и я дал, а он в благодарность, предложил мне травы, но я отказался. Правда, когда рассказал об этом Толику, то он попросил меня взять для него. Я взял, и Толик, выкурил ее со своими друзьями, но ожидаемого эффекта не произошло, вообще не произошло никакого эффекта, и друзья, злились на Толика за то, что он угостил их пустоцветом. Наверное у этого «Недоношенного», не было возможности достать нормальной травы, и он предпочитал, хотя бы обманывать себя, а может у него была сильна сила внушения, дававшая ему необходимый эффект, так называемый наукой «Эффект плацебо».
     Жил здесь и мужчина, которого называли «Местный Казанова». Он как-то был уличен в том, что ночью к нему, на второй этаж, по простыням поднялась женщина. В наказание, и во избежание в дальнейшем, такого падения нравов, его пересилили на четвертый этаж. Еще одним обитателем общаги, был мужчина лет шестидесяти, который встречался с двадцатилетней девушкой, и по слухам между ними была настоящая любовь. Они часто коротали вечера, зажимаясь по углам в порыве нежности. А напротив меня жила, болезненно худая и озлобленная девушка, с изъеденными кариесом, зубами. У нее был двухлетний сын, и она часто и беспощадно орала на него и оскорбляла. Я пытался несколько раз урезонить ее, но встретил с ее стороны не понимание и агрессию. Жили тут и те две нимфы, посетившие нас с Лешей в день приезда. И это только один этаж, а учитывая, что у общаги их четыре, то можно представить насколько примечательный здесь собрался народ. Правда жил тут  и человек,  который оказался мне интересен. Это был мужчина лет сорока пяти, с легким беспорядком на голове, и легкой, частой небритостью, на лице. Лицо также дополняли усы, а тело внушительный живот. Я познакомился с ним, когда как-то раз, подходя к общаге, увидел его читающим в беседке. Поскольку я питаю большой интерес к литературе, то поинтересовался у него, что это он такое интересное читает. Это была «Легенда об Уленшпигеле». На этом и завязался диалог между нами. Он очень хорошо разбирался в литературе, особенно русской, и умел об этом увлекательно рассказать. Пользуясь его добротой, я проявил наглость и стал брать у него книги. Но основная же масса жителей общаги, больше походила на фольклорные элементы.
     А еще, под половой доской в комнате, жила мышь. Она никак себя не проявляла в течении дня и активизировалась только после двенадцати ночи (наверное тоже была причастна к фольклору). С этого времени, она неустанно что-то скребла под полом, создавая, громкий, навязчивый, скребящий нервы, звук. Этот звук, извлекал меня даже из самого глубокого сна. Что бы угомонить мышь, я бил что есть силы туфлем по предполагаемому, исходя из доносившегося звука, месту ее дислокации. Это деморализовало мышь на некоторое время, не долгое, но достаточное для того, что бы я начал засыпать. Только где-то после третьей звуковой атаки, мышь находила для себя, другое, не шумное, занятие.
     Следующей нашей крышей, было малосемейное общежитие в Ждановке. Мы перевезли туда установку и взялись за ремонт. К моему раздражению, вся крыша была усеяна всевозможными антеннами, но они небыли закреплены, а стояли на крестовинах, придавленные кирпичами. Они мешали нам работать, и я попросил коменданта повесить объявление о том, что на время ремонта, антенны с крыши надо убрать, но никакого движения жильцами в эту сторону сделано не было и мы с антеннами не церемонились, так что скоро большинство из них пришло в негодность. Помимо этого, по крыше тянулось много телевизионных кабелей, и что бы под ними можно было проклеивать и заливать, нам пришлось их приподнять, и из-за этого приходилось перемещаться по крыше, как при беге с препятствиями. Еще Вите, почему-то не понравились плиты лежавшие на парапетах (такие же, как те, что стали неодолимой преградой для Леши), и нам надо было их убрать, а парапеты сверху проклеить. Плиты были тяжелые и я хотел их скинуть, но встретил возражение со стороны Толика:
     -- Подожди, подожди. Классная вещь, мне как раз на гараж пригодиться. Давай лучше спустим их на веревке, что бы не сломались.
     И нам пришлось потратить немало сил, что бы спустить плиты. Но когда они оказались внизу, Толик не нашел машину, что бы их отвезти, и мы, на время, спрятали плиты между гаражей. Но по хозяйственной части, Толик был не стабилен, и проявив порыв, он быстро к нему охладел. Только после выходных (а насчёт субботы и воскресенья бригада была с самого начала категорична), он все-таки собрался перевезти плиты, но было уже поздно, их украли. Я упрекнул Толика в его небрежности, мы потратили столько сил и все зря. И Толик чувствовал себя виноватым перед нами, правда совсем не долго.
     Утро подарило солнечную погоду, и мы занялись вырубкой рубероида. Когда я оторвал очередной кусок от парапета, из-под него вылетела летучая мышь, и потерявшись в пространстве от дневного света, стала хаотично летать по небу, пока не нашла укрытия. Под рубероидом оказалось ее логово, и там, штук двадцать маленьких мышат, копошились в собственных испражнениях. Зрелище было отталкивающее, и я позвал бригаду, что бы и они получили свою порцию впечатлений. Когда все подошли, то и Артем и Антон, отшатнулись с отвращением, а вот Толик, этим почему-то сильно заинтересовался. Он сбегал домой, принес трехлитровую банку, положил туда мышат, и долго ходил с ними по городку, показывая всем, наверное искал хорошие руки, куда можно было бы их пристроить, а может и хотел продать, выдав за экзотическую живность. Как бы там ни было, а вернулся он нескоро и уже без мышат.
     Возвращаясь после работы в общагу, я купил арбуз. В холе, у телевизора, сидело человек десять, и когда я проходил мимо, находившаяся среди зрителей  девушка, шутя  сказала:
     -- Вот бы сейчас, арбуза, -- и ее дружно все поддержали.
     Я повернулся к ней и сказал:
     -- Ну пойдем, угощу.
     Девушка встала, а вслед за ней и мужчина, но я объяснил ему взглядом, что мое предложение его не касается, и он поспешил сделать вид, что поднялся по своей надобности. Мы с девушкой поднялись в мою комнату и я отрезал ей пол арбуза, после чего договорился с ней, позже увидеться и попить чайку. И я сбегал в аптеку, купить чего-нибудь к чаю.
     Вечером девушка пришла и мы познакомились ближе. Ее звали Оля. Мы пили чай, общались. Когда чай был выпит, я предложил постелить на полу, поскольку кровать была очень не удобной. Оля возмутилась моей наглости, но предпочла все-таки кровать. С тех пор, мы часто пили чай, а иногда она заваривала мне, кофе.
     Утром, дверь в мою комнату открылась, и в нее вошла собака породы боксер, ну просто огромных размеров, и направилась ко мне. Я испытал легкую панику. Через мгновение, в дверном проеме появился Толик, и по поводку у него в руке, я понял, что это его собака. Правда меня это не сильно успокоило, ведь человек не всегда хозяин поступков своего питомца, а учитывая расстояние между мной и собакой, собакой и ее хозяином, и размеры собаки, ситуация сильно напрягла. Но боксер оказался вполне миролюбив, и постарался это сразу продемонстрировать, лизнув мне руку и понюхав туфлю. Толик сказал, что ему надо выгулять своего четвероногого друга, и предложил составить ему компанию. Пройтись с Толиком по его городку, всегда было познавательно. Куда бы мы не шли, кого бы не встретили, ему всегда было что рассказать особенного, и о месте, и о человеке. И вроде бы истории эти, были обыкновенные, но Толик рассказывал их так искусно и вдохновенно, что совершенно простые события казались чем-то очень увлекательным. И я с удовольствием слушал эти истории, и поражался тому, в каком удивительном и насыщенном, событиями и интересными людьми, месте, живет Толик. Какой наполненной казалась мне жизнь этого маленького населенного пункта. Только придя в общагу и вспомнив свои впечатления, я не мог понять, что меня так удивляло в этих историях, но рассказывалось все с такой гордостью и как бы хвастовством, что банальные события, превращались в нечто неординарное и необыкновенное. Я вообще заметил, часто бывая по работе в разных населенных пунктах, что молодые парни, всегда находят что-то неповторимое в месте, где они живут, и всячески, перед приезжими, особенно из больших городов, хвастаются своим местом жительства, подымая его значимость. Обычно эти рассказы, заканчиваются так: «Да, да, я тебе говорю, другого такого места, нет».
     Пока мы выгуливали собаку, Толик предложил сходить в булочную и купить рогаликов. Он утверждал, что нигде не кладут так много джема в начинку, как у них. И пока мы шли за выпечкой, Толик рассказал о неприятности случившейся с его другом. Тот с кем-то подрался, и вовремя драки, когда противоборствующие стороны возились в пыли, соперник друга Толика, откусил тому кусок уха, а потом еще и написал на него заявление в милицию. В итоге, друг Толика, остался с ухом на две трети и уголовным преследованием.
     Перемещаясь по городку, за лучшими в мире рогаликами, меня поразило обилие окон заложенных кирпичом. Я такое видел и в Кировском, но в Ждановке их было очень много. Я спросил у Толика, зачем так делают, и он объяснил, что когда люди переезжают в другой  город, а в маленьких городах часто стремятся перебраться в более крупные населенные пункты, то надежд продать квартиру практически нет, и что бы жилье не стало местом сбора бродяг или молодежи, окна и закладывают кирпичом, очень часто закладывают и двери.
     А в рогаликах действительно оказалось очень много джема, и, не смотря на то, что я взял с запасом, отложить на вечер, не получилось.
     Перед началом трудового дня, когда коллектив постепенно накапливался возле общаги, ко мне подошел зам. начальника охраны шахты и спросил, возьмемся ли мы отремонтировать крышу у него на гараже. Я был рад такому предложению, шабашки в Кировском нам сильно облегчали жизнь, и в Ждановке этого очень не хватало. И в выходной день, погрузив в машину зама все нужное, мы вдвоем с Толиком, отправились на гараж. Но взятого с собой не хватило и мне пришлось ехать за добавкой. Вернувшись с материалом, я застал странную картину – в гараже, на стуле, сидел Толик, а напротив него стояло, где-то им найденное, большое зеркало. Я рассмеялся:
     -- Да не любуешься ли ты собой.
     -- Да нет, нет, -- улыбнулся в ответ Толик, -- просто было скучно и я разговаривал сам с собой.
     Но мои догадки подтвердились, Толик страдал легкой формой нарциссизма.
     Утро было дождливым и мы не вышли на работу. Мне лень было готовить себе завтрак, и я решил съездить на шахту, поесть там в столовой. По дороге на остановку,  встретил Олю. Она поинтересовалась, куда я направляюсь, и выслушав ответ, сказала, что зачем же куда-то ехать, если она может меня накормить. Я ответил, что соглашусь на ее предложение, если  она насытит не только мой желудок, но и мое тело, и Оля заверила меня, что голодным мой организм,  не оставит. Мы зашли в магазин, и скупившись, вернулись в общагу, где, все мои голодные части тела, были накормлены.
     Оля вообще была очень хорошей соседкой, она иногда готовила мне, иногда стирала, и я в принципе, неплохо устроился. Только оказалось, что она живет в гражданском браке, но ее муж трудился на двух работах, и  бывал в общаге редко. Олю часто видели выходящей из моей комнаты, и вся общага знала о нашей связи. Даже как-то комендант общежития, сделала ей замечание, что она ведет себя неподобающе. Вот только муж Оли ни о чем не догадывался. Он держал себя несколько высокомерно, по отношению к другим обитателям общежития, и не с кем не общался, поэтому его все недолюбливали и злорадно над ним посмеивались. Не стоит все-таки пренебрегать обществом, каким бы оно не было, можно остаться в неведении, в вопросах, касающихся непосредственно тебя. Даже Олина двенадцатилетняя дочь, все поняла, и грозилась рассказать об этом папе (правда он не был ее родным отцом). Пришлось купить ее молчание, дав денег на мороженное и компьютерные игры, но и объяснить, что в случае «развода», она все-таки останется с матерью, и поэтому не стоит ее сердить.
     Отправляясь утром на работу, я шел по коридору, когда увидел, идущую мне на встречу, Лену. Это была та нимфа, подарившая Леше, свой поцелуй. После того как Леша уехал, она переключила свое внимание, и откровенно меня домогалась, одаривая всякими знаками внимания. Как-то, например, направляясь в туалет, она попросила у меня туалетной бумаги, и я оторвал ей с запасом, а она, возвращаясь, занесла остаток, что было отвратительно, но Лена игриво положила его на стол и сказала: «Мерси». Или как-то, пытаясь уединиться со мной, хотела закрыть замок на моей двери изнутри, но ни как не могла с ним совладать и разодрала себе пальцы в кровь, так что мне пришлось оказывать ей, первую, медицинскую помощь.  А раз, не встретив с моей стороны взаимности, она в раздражении запустила в мою сторону бутылку с водой, и только хорошая реакция, спасла меня от сотрясения. При этом Лена всегда была пьяна, как и в этот раз. Увидев, объект своего вожделения, Лена раскинула руки, видимо желая меня обнять, и ускорила шаг на встречу, с трудом удерживая равновесие. Когда расстояние между нами сократилось до минимума, я подсел и проскочил под ее рукой, а Лена, промахнувшись, врезалась лбом в дверной проем, да так сильно, что упала на пятую точку. Я, к своему огорчению, рассмеялся, и даже не помог Лене подняться. Это было не в моем характере, и я злился на себя за такое поведение. Какая бы она не была, а все же не стоит так грубо себя вести. Да, видимо окружающая обстановка все-таки накладывает свой отпечаток на поведение человека.
     А уже на выходе из общаги, произошла совершенно другая встреча, с совершенно противоположными впечатлениями. Возле общежития, молодая девушка продавала молоко. Она приехала на велосипеде из расположенного рядом села, что бы реализовать утренний надой. Это была девушка, пышущая не скрытой косметикой красотой, и совершенно точно, с молоком вместо крови. Ее ноги и ягодицы, говорили о том, что она немало расстояния преодолевала на велосипеде, а легкость в общении, о не испорченности характера. Мы с ней приятно пообщались, и я очень ждал следующей встречи, но девушка не появилась не на следующий день, не в последующий. Я был так очарован молочницей, что потеряв надежду на встречу у общаги, отправился пешком в ее село и долго там бродил, но тщетно.
     Мастика закончилась и я позвонил Вите. Мы все еще возились с общагой, но нам осталось ее только залить. Ближе к вечеру приехал ЗИЛ, тот что был в Кировском, но с другим водителем. Вместе с ним приехал Леша. Я обрадовался, думая что он останется работать, но оказалось, что он только показывал дорогу и приехал забрать свои вещи, забытые в общаге, и планировал с машиной и уехать. Мы перекачали мастику в установку и присели поговорить. Мне было интересно как там в Горловке и я расспрашивал об этом Лешу. Пока шел разговор, водитель завел ЗИЛ и поехал. Сначала мы думали, что он просто хочет выехать на дорогу, но выехав, ЗИЛ поехал дальше. Леша, увидев что машина уезжает, побежал ее догонять. Он бежал что есть силы, отчаянно жестикулировал руками и кричал, пытаясь привлечь внимание водителя. Метров через сто, машина все-таки остановилась, и Леша, добежав до нее, открыл дверь с пассажирской стороны и стал раздраженно о чем-то спорить с водителем. Не придя, видимо, к согласию, Леша нервно хлопнул дверью и пошел в нашу сторону, а ЗИЛ поехал дальше. Оказалось, что водитель отказался ждать пока Леша сходит в общагу и заберет вещи, и как не пытался Леша объяснить, что на это уйдет минут пять, водитель ни в какую не соглашался ждать. Пришлось Леше остаться ночевать в Ждановке. Он был очень раздражен из-за этого и весь вечер ходил хмурый. Но и я был не рад этому. Мать Толика налепила пельменей и Толик звал меня поужинать у него, но когда стало ясно что Леша остается, Толик дал мне понять что ужин отменяется. Он недолюбливал Лешу и не хотел видеть его у себя дома.
     Утром Леша уехал, а я пошел к Толику на пельмени. Позавтракав, мы отправились на общагу, и, собрав остаток бригады, начали заливать крышу. Все шло благополучно, но «благополучно», для нашей фирмы, слово крайне редко применяемое, и в какой-то момент, шланг сорвался с насоса, и мастика, мощно хлестнув по стене общежития, оставила там, большой черный след. Запятнанными оказались не только стены и окна, но и мирно сушившееся на балконе, белье. И нам пришлось выслушать немало не лестных слов в свой адрес и узнать о себе много нового. Когда словесная буря утихла, мы занялись восстановительными работами, но в процессе, возникла проблема с проволкой, она просто отсутствовала, и делать скрутки было не из чего. Для устранения возникшей проблемы, весь коллектив разбрелся по прилегающей к общаге территории. Пробродив минут двадцать, нам с Толиком все же удалось отыскать подходящую проволку, она крепила забор вокруг огорода. Не хотелось вредить людям, но надо было работать, и мы стали ее разматывать. Но неожиданно на нас сверху посыпалась отборная брань. Дедуля, обладавший таким богатым лексиконом, скорей всего был хозяином огорода. Сказав с балкона: «Я вам сейчас покажу, ироды», он пошел спускаться вниз, желая, наверное, в рукопашной отстоять свое имущество, и мы с Толиком, обломив сколько успели отмотать, поспешили ретироваться, что бы избежать возможных телесных повреждений.
     А проволка оказалась хорошей, и не по зубам современной отвёртке. Уже на первой скрутке, отвёртку скрутило в дугу, и Толик пошёл домой и принёс отвёртку сделанную в СССР, эти отвёртки могли наверное делать скрутки и из катанки.
     Закрепив шланг понадёжней, нам удалось за несколько дней залить общагу без происшествий, и закончив с ней, мы перевезли установку обратно на шахту.
     В выходной к Толику приехали друзья. Они гнали куда-то фуру, за каким-то товаром, и решили поехать через Ждановку, что бы повидаться с ним. Планируя отметить встречу, но беспокоясь о сохранности целостности машины за ночное время, Толик договорился поставить ее возле пожарной части, и когда машина заняла отведенное ей место, отправился с друзьями в магазин за горючим.
     Утром я пришел к Толику на завтрак. В квартире все было покрыто плотным слоем перегара. Пока Толик варил пельмени, я расположился в зале у телевизора. На диване валялось какое-то тело метра в два ростом. Оно уже начало приходить в себя и планировало подняться. Когда пельмени были готовы, Толик позвал меня на кухню, а увидев, что тело уже проснулось, предложил и ему пойти подкрепиться, и поправить здоровье, шлифонув пельмени, пивом. Тело, услышав о пиве, проявило не человеческие усилия и поднялось на ноги, но пробалансировав пару секунд, упало на колени.
     -- Что такое? – спросил Толик.
     -- Слишком высоко, голова закружилась, -- ответило тело и нам пришлось его перекантовывать на диван, где тело и было оставлено в покое, до лучших для него времен.
     Позавтракав, я поехал на шахту, а Толик пошел проверить машину и обещал проводить друзей и приехать, но на работе он так и не появился. Вечером Толик пришел ко мне в общагу и объяснил причину по которой он не вышел на работу. За ночь с фуры сняли все колеса. Разбирательство ни к чему не привело и друзьям Толика пришлось за деньги, предназначенные на покупку товара, покупать колеса и возвращаться ни с чем.
     С ночи шел дождь и утром не прекратился. Часов в десять меня позвали к телефону. Звонила комендант того общежития, крышу которого мы отремонтировали. Она сообщила, что крыша течет. Я сразу же отправился туда, что бы пока идет дождь, найти причину протекания. Оказавшись на месте, я обнаружил в коридоре на первом этаже большую лужу, а в одной из квартир на последнем этаже, была мокрой внешняя стена. Мы с комендантом поднялись на чердак, что бы найти точки протекания. Над квартирой, где была мокрой стена, было сухо, и лужа в коридоре на первом этаже, тоже оказалась не по нашей вине. Слив с крыши уходил внутрь здания, и на чердаке, в трубе, была трещина, через нее и залило коридор. Я вздохнул с облегчением, не обнаружив протеканий по нашей вине. Уже уходя, я увидел, что та часть стены, которая была мокрой в квартире, мокрая и с наружи. Мне сразу стала понятна причина возникшей проблемы. Те плиты которые наш коллектив снял с парапетов и служили для того что бы отводить воду от стены, а мы их убрали и убрали по решению Вити. Это был хороший повод уколоть его. Он всегда выставлял себя этаким непогрешимым специалистом и любил поговорить с рабочими с высоты своих знаний, раздражая своей надменной ухмылкой, а тут такой промах. Я решил не терять времени и по горячему позвонил ему. С каким удовольствием я указал Вите на его ошибку. Но исправлять ее пришлось мне. Я привез с шахты оцинковку и набил ее на парапет над той квартирой. Было опасение, что придется набивать оцинковку по всему периметру, но жалоб больше не поступило.
     Следующим и последним объектом на шахте, была большая крыша деревообрабатывающего цеха. Погода стояла хорошая, и мы как могли ударно трудились. С утра Толик опоздал на рабочий автобус и появился на объекте позже. Он пришел из бани сильно раздраженный. Когда он переодевался, кто-то из шахтеров, видимо хорошо знавший его, сказал кому-то: «Вон глянь, Толик доблатовался».
     Толик был таким местным блатным. Его многие знали, некоторые боялись. До тюремного срока, он состоял в Енакиевской криминальной группировки и вел полноценную жизнь криминального элемента – занимался рэкетом, участвовал в разборках, мог кого-то избить, грубо обойтись с девушкой, ну и был финансово обеспечен и ездил на хорошей машине. Он часто рассказывал истории из своей прошлой жизни, показывал кафе (совладельцем которого он когда-то был) построенное по подобию старинных замков, на крыше которого он со своими друзьями занимал оборону с ружьями, в ожидании стрелки, хвастался хорошими отношениями с мэром Ждановки, и с начальником милиции. Выйдя из тюрьмы, Толик видимо решил исправиться, поэтому и устроился к нам на работу, но такая деятельность его сильно напрягала и он часто говорил о том что надо ехать в Донецк или Киев, там больше шансов реализоваться, но в тоже время как бы и оправдывался перед собой, говоря что на новом месте придется все начинать сначала, а здесь у него много связей и не надо снова утверждаться. Он все обдумывал какие-то бизнес проекты, но иногда и задумывался о том что бы устроиться на шахту. Бывало он спрашивал меня: «Ну а что, неплохо наверное было бы иметь стабильную зарплату, приходить домой где жена приготовила тебе ужин, вести такую спокойную, размеренную, семейную жизнь. Как ты думаешь?». Я всегда иронично относился к его таким мыслям: «Да ты через пару месяцев такой жизни либо сбежишь куда-нибудь, либо снаркоманишся. Каждый день ходить на тяжелую работу, получать небольшую зарплату и постоянно экономить, доживая до следующей. А еще семейные будни, дети. Я сильно сомневаюсь что это твое». Он и работая у нас, иногда куда-то пропадал по криминальным делам, часто раскрашивал будни нетяжелыми наркотиками, и не смотря на то что был в серьезных отношениях, и помыслить не мог о какой-то верности и никогда не упускал возможности другого контакта. А вообще, Толик жил за счет нажитого прежде авторитета, но если надо было отстоять свои позиции, уходил в сторону. Он был на таком распутье, пока не зная как жить дальше.
     Мне удавалось положительно влиять на Толика, за что его мать меня очень любила. Я не пью алкоголь, не курю, не употребляю наркотики, и Толик, начав со мной общаться, стал более сдержан в этом. Мне кажется что его дальнейшая жизнь полностью зависит от того какие люди встретятся ему на пути.
     Окончив рабочий день, мы пошли в баню. Недавно на шахту устроилась новая банщица, ей было лет двадцать пять, и она хорошо выглядела и лицом и фигурой. Как только она появилась, я сразу начал предпринимать шаги к более близкому знакомству – угощал шоколадом, пирожными, звал на свидание, оборвал последние розы на клумбе перед конторой шахты, рискуя попасть под горячую руку директора шахты, который с заботой относился к этим розам и здесь даже были уволены пару человек, пойманных при попытке их оборвать, но усилия мои оказались тщетны. Толик тоже сильно заинтересовался новой банщицей, но когда и его попытки ни к чему не привели, сразу нашел в ней кучу изъянов – и грудь у нее маленькая и уши большие. Так и в этот раз, сделав, снова неудачную попытку к более близкому знакомству, наш коллектив мылся под упоминание Толика о недостатках новой банщицы. Выйдя из бани, мы направились на автобусную остановку. По дороге нам встретилась девушка, мне знакомая, это была подруга Тани из Кировского, по имени Юля. Мы часто с ней там общались и были в хороших отношениях. Поравнявшись с ней, я поздоровался, но Юля не обратила на это внимания. Я подумал, что она меня не заметила, и дотронулся до ее руки, что бы привлечь взгляд, но Юля на это раздраженно спросила:
     -- Что надо?
     Я ответил, что просто хотел поздороваться.
     -- А, -- ответила Юля и пошла дальше.
     -- Что случилось? – увидев мою растерянность, спросил Толик.
    Я объяснил.
     -- Да непарся, -- сказал Толик, выслушав меня.
     «Да непарся» -- это  любимое выражение Толика и его философия восприятия жизни. Оно значит – «не напрягайся», «не беспокойся», «не принимай близко к сердцу». И Толик действительно умел непарится. Я часто мог беспокоиться о чьем-то мнении обо мне, о каком-то поступке, о не качественно сделанной работе, а Толик, легко и непринужденно от этого уходил, выбрасывая не нужное из головы.
     Но я все-таки «парился» из-за этой девушки. Несколько раз, после этой встречи, мы виделись, и она вела себя так же, не желая ни замечать меня, ни здороваться. Потом я узнал что она работает где-то в управлении шахты, каким-то секретарем, какого-то секретаря, и видимо ей просто было взападло, с высоты своей должности, здороваться с простым работягой.
     Вечером пошел сильный дождь. Уютно было с чашечкой горячего чая смотреть на происходящее за окном. Порывы ветра сбивали в кучу падающие капли дождя, выделяя их плотностью из общего потока и образовывали из них подобие пылевой бури. Ближе к ночи дождь затих и только моросил, тихонечко постукивая по окну, и под этот монотонный шум, я легко и крепко заснул.
     Утром, перед работой, ко мне зашел Толик. Весь вид его показывал, что он был очень доволен собой.
     -- Что то во мне вчера человеческое проступило, -- начал он с порога, даже не поздоровавшись. И расположившись на стуле, и отхлебнув предложенного мной чаю, Толик рассказал душещипательную историю, случившуюся с ним, накануне вечером.
     Поздно ночью, когда дождь уже закончился, он возвращался домой. Повсюду напоминали о прошедшем дожде большие лужи, и Толику с трудом удавалось маневрировать, что бы не замочить ноги (он был слегка простужен и опасался обострения заболевания). Возле его дома, на перекрестке, с давних времен, существовала  яма, превращавшаяся в дождь в огромную лужу, которую местные жители называли – озерцо (поговаривали, что после сильного дождя там можно было рыбачить), а посередине этого озерца, деформированным асфальтом, подымалось небольшое возвышение, на пару сантиметров выступавшее из воды. На этом возвышении, весь мокрый и продрогший, сидел котенок и жалобно призывал о помощи. Толик захотел ему помочь, но достать до него рукой не получилось, и тогда, подталкиваемый проступившей в нем человечностью, Толик разулся, закатил штаны и полез в воду. Правда он утверждал, что вода дошла ему чуть ли не до колен, но я думаю что он слегка преувеличил. Достав котенка, Толик отнес его в свой подъезд. Занести его в квартиру он не решился, боксер мог не понять порыв своего хозяина, поэтому, оставив котенка в подъезде, Толик сходил домой, взял полотенце, теплую кофту, и обсушив горемыку, устроил ему из кофты, теплую постель. После этого Толик сходил в ларек и купил рыбных консервов. Накормив и убаюкав котенка, Толик отправился спать крепким сном праведника. Правда утром он котенка на месте не обнаружил, и дальнейшая его судьба не известна, но Толик предпочел себя успокоить, твердо решив что тот попал в хорошие руки.
     Вечером, после работы, я зашел к моему знакомому, за новой книгой. Он угостил меня чаем и мы разговорились.
     -- Какой я вчера фильм видел, -- сказал мой собеседник. – «Сладкая жизнь», Феллини. Лучший, наверное, кинокадр двадцатого века. Это когда переносят с места на место статую Христа. И вот мы видим как вертолет несет эту статую и все что происходит – Рим, какие-то праздники, собрания, светские тусовки, рабочие что-то роют, археологи раскапывают. Над всем этим летит статуя Христа и мы все видим сквозь ее благословляющие руки. Вот это такой благословляющий Феллини. В мире происходит черти что – грубость, глупость, обман, предательство, а над этим всем летит солнечное благословение.
     -- Благословение? – несколько иронично переспросил я. – Благословение чего? Грубости, глупости, обмана, предательства? Благословение мира, в котором один ест гной, что бы не сдохнуть с голода, а другой покупает себе грибы по двести евро за сто грамм, которые даже не еда, а специя. Мира, в котором один живет в коробке из-под телевизора, а другой платит за картину двадцать миллионов долларов, которую что бы нарисовать, всего-то надо черная краска, кисточка и линейка. Мира, в котором сидит где-то в кожаных креслах горстка ублюдков и решает, какую страну начать бомбить или где замутить революцию, что бы в их неисчислимом количестве нулей, еще добавилось. Посмотришь иногда новости, так и кажется что если бы была под рукой кнопка, нажав на которую, этот мир исчезнет, без боли, без страданий, так, в один миг, то нажал бы. Столько зла, жестокости, отвратительного. Зачем? Зачем так? Зачем такой?
     -- Ну, неисповедимы пути Господни, -- философски сказал мой собеседник.
     -- Да, да. Самая распространенная отговорка людей, которые сами не знают, во что верят.
     -- А! Ты же у нас не верующий.
     -- Оно и можно было бы верить в религию и почитать ее за благо для человека, несмотря на всю фантастичность ее основ, если бы все или хотя бы большая часть ее служителей, были бы такие как тот в «Отверженных», но ведь не редко они затмевают человека в своем грехопадении, порой сильно затмевают. И как-то смешно звучит угроза страшным судом, если даже лица наиболее приближенные к Богу, его не боятся, и он не останавливает их перед нарушением заповедей.
     -- Каждый получит по делам его.
     -- Ох, как-то это все притянуто. Сидит там выше всех, могущественный и добродушный старик, и смотрит как люди веками пожирают друг друга. Не слишком ли много терпения у вашего Бога. Несет он миру свое величие громадой церквей и золотом куполов, когда всего-то надо, деревянная церквушка для молитвы. Зачем? Что бы подавить? Да и почему рабы божьи? Ведь у слова «раб» есть четкое определение. Разве рабы ему люди?
     -- Вы конечно же читали «Похождения бравого солдата Швейка»? – не дождавшись ответа, спросил я.
     -- Читал.
     -- Так вот, мне кажется что я разгадал замысел Гашека. Швейк это пародия на Бога.
     -- Ух ты, куда тебя занесло. Откуда такой вывод?
     -- Там есть эпизод когда Швейк был в плену и к нему в камеру зашел фельдкурат, и приближаясь к Швейку, тому казалось что он приближается к Богу. Вот этот момент и натолкнул меня на такую мысль. И я думаю, что если бы роман был закончен, там в конце обязательно что-то такое было бы.
     -- А в чем пародия?
     -- Ну, в книге описываются все ужасы войны, происходящие пред глазами Швейка, и он добродушно и невинно, смотрит на все это. Вот так и Бог, спокойно и умиротворенно взирает на зло, творимое на им же созданной планете, им же созданными.
     -- …………….
     Поскольку речь зашла о книгах, я, пользуясь тем что мой собеседник хорошо разбирается в русской литературе, поднял давно существующий, но пока еще неразрешенный, вопрос:
     -- Так зачем все-таки Герасим утопил Муму, как вы считаете?
     -- Сложнейший рассказ, -- начал мой собеседник. – Что значит «муму» для Герасима? Это единственное слово которое он может сказать, это все лучшее что есть у него в душе, все добро, все счастье, которое он туда вкладывает. Так вот, если не убить свое «муму», свободным человеком стать нельзя. Первый акт освобождения, это убить все что ты любишь. Если ты это убил, тогда ты свободен. Пока у него есть Муму, он не может уйти от барыни, есть то что привязывает его к жизни. Сложнейшая тургеневская мысль, и я не до конца к этой мысли готов. Но Муму убить, это значит стать свободным, это единственный способ стать свободным, это значит, никакого другого варианта нет. Так вот, по Тургеневу, самое драгоценное что в человеке есть, это «муму», вот эта неназываемая вслух, душа, духовная сущность. Убить душу, значит стать свободным.
     -- Как вы усложнили. Мне кажется все гораздо проще. Убил потому что приучен был подчинятся и угождать, и так понял пожелание барыни. Там ведь был знак удушения и подтверждающий кивок. И Герасим ведь не ушел сразу как утопил, а вернулся в дом, так что изначально он и не планировал уходить. Просто как это часто бывает у человека, осознание того что совершил, пришло к нему уже после сделанного. А когда Герасим вернулся в свою комнату, где все напоминало о любимом существе, он понял что не сможет там жить, что слишком тяжело будет на душе. Да и зная свой характер, Герасим боялся, что увидев барыню, которая, как он понял ,приказала убить Муму, он потеряет контроль над собой. Поэтому и ушел. Что бы покинуть место где все будет напоминать ему о любимом существе, и что бы не брать грех на душу.
     -- ……………
     И раз уж речь зашла о воде, я рассказал моему собеседнику о спасении Толиком котенка, закончив словами: « Хорошо все-таки, что человек может измениться».
     -- Знаешь а я не верю в возможность вообще, человека измениться.
     -- Не верите? – переспросил я.
     -- Не верю. Я за эстетическую последовательность. Кому велено чирикать, не мурлыкай. Я очень мало верю в порывы злых людей к добру. Человек рождается уже готовым, и изменить его не возможно, и переделать его не возможно. Вот у Горького, в одном из ранних рассказов, в одном из лучших, вор, уходя от преследования, решает спасти ребенка ….
     -- Да, да, читал, -- перебил я, -- но подождите, вы ведь верующий человек.
     -- Да, верующий.
     -- Ну тогда вы, либо противоречите сами себе, либо не верите в религию, в которую верите.
     -- Это почему же, -- удивленно, спросил мой собеседник.
     -- Я хоть человек и не верующий, и слабо разбираюсь в вопросах религии, но все же постараюсь объяснить, что я имею виду. Ведь одной из главных целей религии и является задача направить человека на путь истинный, а это все-таки, в большинстве случаев и значит, изменить его. Да и где-то я слышал, что Бог больше всех любит исправившихся грешников, ставших на путь истинный, а значит, изменившихся. Да и как насчет борьбы добра и зла за душу человека. Ну и вообще есть ли шансы у этой планеты, если человек не способен стать лучше, да и какой тогда  вообще смысл ее существования, с точки зрения христианства.
     -- ……………

     Вернувшись в свою комнату с новой книгой, я уютно расположился с чашкой чая и уже готов был погрузится в раскрытие «Загадки Старка Монро», но дверь распахнулась и в комнату вошел Толик со своим другом. За разговором, Толик все допытывался, с кем я мучу в общаге, и просил показать. Я отказывался и это его сильно злило. Он конечно сказал: «Базара нет, джентльмен, уважуха», но сказал это  с явным раздражением. Толик относился к этому совсем по-другому. Всякий раз, когда нам встречалась девушка, с которой у Толика что-то было, он рассказывал об этом в мельчайших подробностях, и моя позиция в таком вопросе была ему понятна, но чужда. Не дождавшись ответа на интересовавший его вопрос, Толик предложил пойти посидеть в кафе. Мы спустились на первый этаж, там в холе, у телевизора, сидели жители общаги и смотрели КВН. Я предложил немного задержатся и посмотреть на веселых и находчивых. И мы на время, растворились среди общества общежития. Выждав паузу и осмотрев присутствующих женщин, друг Толика, решил блеснуть, частым, шутливым обращением к девушкам при знакомстве. Он повернулся к приглянувшейся ему даме (одной из тех двух нимф, посетивших нас с Лешей в день приезда, той которая по примеру подруги покушалась на меня), и спросил:
     -- Вашей маме зять не нужен?
     На это, нимфа, нисколько не смутившись, ответила:
    -- Мама была бы рада, -- чем повергла в крайнее смущение, друга Толика, явно не ожидавшего такого ответа, и он, остаток времени у телевизора, потупившись, молчал, видимо опасаясь сватовства.
     Насмотревшись на веселых и находчивых, мы пошли в кафе, где подсели к компании девушек. Толик сразу же увел одну танцевать, а я пытался разговаривать с приглянувшейся мне. Друг Толика молчал, явно остерегаясь сболтнуть чего-то лишнего. Разговаривать было сложно, музыка ну очень громко играла, и я предложил девушке пройтись, пообщаться. Когда мы оказались на улице, я поцеловал ее, и не встретив сопротивления, предложил найти укромный уголок. Но девушка предложила пойти к ней. Я поинтересовался кто у нее дома.
     -- Только дети, -- ответила она.
     -- И сколько их у тебя?
     -- Трое.
     И когда она успела нарожать. На вид ей было лет двадцать пять. Но к ней мы все же пошли. Дети спали, комнат было достаточно, и я провёл в её обществе приятную ночь. Девушка оказалась неэгоистичной и очень умелой, что в полной мере и совсем не скупо, и демонстрировала, пока заря не возвестила о том что скоро на работу. Мне так понравилось её общество, что я пошел к ней и на следующий вечер,  но помня о детях, по дороге купил большой пакет сока. Но оказалось, что  у ее сына день рождения и в квартире гости. Я был чужой на этом празднике жизни и хотел уйти, но девушка попросила меня остаться.
     Извинившись перед именинником, за то что пришел без подарка, я вручил ему пакет сока. Но пакет произвел настоящий фурор, и имениннику пришлось отстаивать свое право на него, хотя остальные дети и пытались ему объяснить, что надо делится. Меня усадили за стол и предложили торт, он я отказался, не решившись, обделить детей. А они весь вечер увлеченно играли, с быстро опустевшим, но все же общими усилиями, пакетом. Когда гости ушли, а дети уснули, девушка продемонстрировала мне что не все свои способности раскрыла при первой встрече, а через пару дней всплыла и ещё одна её способность, я почувствовал острую боль при мочеиспускании. Я рассказал о возникшей проблеме Толику, и он предложил съездить в Енакиево. Поскольку в тот вечер, после кафе, он ушел с подругой, наградившей меня девушки, то он тоже решил проверится, так на всякий случай. И решил не зря. Ну мой диагноз был понятен и так, а вот у Толика обнаружили Трихомонады. Услышав свой диагноз, Толик стал возмущаться: «Что ж она сука болеет, а в постель со мной легла?». Но доктор объяснил ему, что женщины в основном, являются только носителями, и болезнь у них часто не проявляется. Закончив с пояснением, доктор взял бумагу для рецептов и почесал затылок: «Что же делать с этими Трихомонадами?», но что-то все же на бумаге начеркал. Свой рецепт я выбросил, лечится у врача, задающего подобные вопросы, мне совсем не хотелось, и я решил обратится к более квалифицированному специалисту, а Толик, все-таки предпочел доверится этому светиле.
     Отправляясь в Донецк, я заехал на шахту, и поставив задачу Антону и Артему, уехал поправлять свое здоровье. Как только болезнь была повержена (а это получилось не сразу, поскольку под первым слоем  тоже обнаружили Трихомонады), я собрался возвращаться на работу. Перед отъездом, Витя попросил меня забрать с офиса бумаги по общежитию на подпись. Это было кстати, на лечение пришлось потратиться. По дороге в Ждановку, я сразу заехал на шахту, но ни Артема, ни Антона, на объекте не обнаружил. Более того, с момента моего отъезда, на крыше вообще ничего не было сделано. Там и оставалось то немного, и я рассчитывал что когда приеду, мы начнем заливать. Такое отношение к работе меня сильно разозлило. Спустившись с безлюдной и плаксивой крыши, я пошел в управление, и встретил в коридоре директора шахты. Он взял у меня бумаги по общежитию и поинтересовался, когда мы наконец закончим с деревообрабатывающим цехом, и что нам мешает это сделать. Для него не осталось не замеченным, что какое-то время крыша пустовала, а поскольку под ней делали изделия из дерева, протекающая крыша его очень беспокоила. Это еще больше настроило меня против Антона и Артема.
     Когда мы с директором не спеша шли по коридору и я пытался оправдаться, ссылаясь на постигшее меня заболевание, правда не уточняя какое, я увидел идущую нам на встречу Юлю. По выражению ее лица было видно, что она очень хочет со мной поздороваться, но я проигнорировал это и не ответил на ее: «Привет». А дальше произошло довольно странное и комичное действие. Боковым зрением я заметил, что оказавшись за моей спиной, Юля перешла на другую сторону коридора, а он был достаточно широк для этого, и обогнав нас, вернулась на ту сторону коридора, по которой шли мы с директором, и снова пошла нам на встречу. В этот раз, желая наверняка привлечь мое внимание, она коснулась моей руки и громко повторила, в первый раз проигнорированное -- «Привет». Поскольку я человек все-таки воспитанный, пришлось поздороваться. Объяснение такому маневру, я нашел в том, что, увидев меня с директором шахты, Юля решила возобновить наше знакомство или может хотела, показав что мы знакомы, дополнительно засветиться перед высоким руководством.
     Приехав в Ждановку, я первым делом зашел к Толику, и застал его в угрюмом настроении. Лечение ему надоело, особенно болезненные уколы витаминов и необходимость воздерживаться от алкоголя. Я рассказал о ситуации на объекте, и он решил на следующий день выйти на работу.
     И мы с Толиком стали доделывать крышу, а через пару дней на объекте появились и Антон с Артемом. Но я все еще был зол на них и сразу же их выгнал. В этот же день приехал Витя, он забрал бумаги по общежитию и отдал за него деньги. А вечером, ко мне в общагу, пришли Антон и Артем за зарплатой. Но я отдал им только половину от того что должен был, объяснив это наказанием за прогулы. Они пытались возмущаться, но безрезультатно. Я поступил так, отчасти, по тому что был зол на них, а отчасти, под влиянием Толика. Как только я выгнал Антона и Артема, он стал настойчиво намекать на то, что их надо кинуть на деньги. Он нагнетал атмосферу, говоря о том как они меня подвели, что все могло закончиться хуже, и только то что его сестра прикрывала нас, не осложнило ситуацию. Толик предложил не давать им ничего вообще и поделить их деньги между собой, но я был категорически против этого и до последнего не принимал никакого решения, но увидев в дверях моей комнаты их самодовольные рожи, поступил так, как поступил. Я потом жалел об этом, поскольку этим поступком уподобился тем ублюдкам, которые наживаются на простых работягах, не платя им зарплату. И меня это мучило несколько дней, и я даже подумывал отдать что-то из своих денег, но один эпизод успокоил мою совесть, и она больше к этому не возвращалась.
     Я был на объекте и проклеивал парапет, когда к зданию подошла женщина и окликнула меня. Она спросила старшего и я сказал что он перед ней. Это была мама Артема. Оказывается он ей пожаловался на меня. Восемнадцатилетний парень пожаловался своей маме. Я ждал что он придет со своими друзьями, что бы набить мне морду, но никак не ожидал, что придется выяснять отношения с чьей-то матерью. А она стала меня пугать родственником в СБУ и проблемами, которые он устроит фирме. Но на это, я рассказал ей о договоре, подписанном ее сыном, по которому он нанимался на работу с минимальной заработной платой, и что, исходя из этого, я ему даже переплатил. Мама Артема ничего не ответила мне и зло ушла. Больше эта тема не поднималась.
     Возвращаясь с работы, в магазине, я встретил Юлю. После эпизода в коридоре, она как-то видела меня выходившим из кабинета директора с бумагами, и это сильно укрепило мои позиции, теперь в ее глазах я был значимым человеком, с которым стоило здороваться, что она всячески и показывала. В магазине она сама подошла ко мне, и была мила и кокетлива, и по ее взгляду я понял, что легко могу пригласить ее к себе в общагу и наказать за прежнее поведение. Но не пригласил, побрезговал. Не хотелось марать орудие наказания об такую суку.
     В выходной, Толик предложил отметить зарплату, и мы пошли в кафе. Но я побыл там немного и ушел. У меня в общаге намечалась одна встреча, и это было интересней, а Толик остался пьянствовать, подвязавшись с какой-то компанией. Возвращение в общежитие я проложил через аптеку. После столкновения с болезнью, я для себя порешил, никогда больше, без средств защиты, близкие знакомства с незнакомыми девушками, себе не позволять. Моя гостья не заставила себя ждать, но вопреки моим желаниям, тянула меня в кафе, ей сильно хотелось выпить кофе. Я заверил ее что сделаю кофе гораздо лучше чем сделают там и начал приставать. Моя гостья была совсем не против, но сильно настаивала на походе в кафе, намекая что после, я получу все в полной мере. Причина такого сильного желания посетить это заведение, мне была ясна. Она недавно залетела и парень, который помог ей в этом, включил заднюю и предложил просто остаться друзьями, и теперь он отдыхал в кафе, а моя гостья, хотела с моей помощью, показать ему, что она не одна. Такая роль мне была не по душе, и дав моей гостье пакетик растворимого кофе, я отправил ее наслаждаться им в одиночестве. А ночью меня разбудил стук в дверь. Открыв, я увидел немного  знакомую мне девушку, с которой у меня как-то раз был легкий флирт. Она извинилась за ночной визит, но сказала что ей скучно. Я пригласил ее войти и угостил арбузом, за что она была мне благодарна, и я досыпал ночь, уставший, но удовлетворенный.
     А рано утром меня разбудило мое имя, доносившееся с улицы. Это оказался Толик. После попойки он выглядел плохо, но и был еще и чем-то крайне раздражен. Не сдерживая, громко, раздражение, Толик рассказал что проснулся утром в постели с той девушкой, которая его заразила. Этот факт его сильно раздосадовал, и он, что бы это впредь не повторилось, ударил девушку сильно и несколько раз. Закончив рассказ о неприятном пробуждении, Толик сказал что поедет в Енакиево, проконсультироваться с доктором, и потом приедет на объект. Должны были привезти мастику, и мы планировали заливать.
     К назначенному времени, я поехал на шахту, и  там меня уже ждал Леша. Я подумал что он привез мастику, но нет, оказалось, что Витя прислал его проверить готова ли крыша под заливку. Вот это была новость. Сначала Витя поставил Лешу надо мной старшим, а теперь прислал проверить мою работу. От такой информации я испытал сильное раздражение, но шутя сказал: «Иди, проверяй». Но Леша пошел. Спустившись, после инспекции, с крыши, он с крайне самодовольным видом, сказал:
     -- Ну, в принципе, крыша готова, но есть пару недоделок, -- и тут же их перечислил.
     От объёма злости, закипевшей во мне, я думал что у меня лопнут сосуды. Дело в том, что Леша перечислил те же недоделки, которые мы оставляли и в Кировском. Сжав кулаки, я двинулся на него.
     -- То есть,  когда мы работали в Кировском, и в таком виде заливали крышу, тебя все устраивало, хоть ты и был там бригадиром. Себя такой работой ты утруждать не хотел, а теперь ты мне рассказываешь, что это все-таки надо делать.
     Я сокращал расстояние между нами, Леша пятился. Его самодовольная ухмылка (ну такая же как у Вити, не зря они так сошлись), сползла с лица, сменившись обеспокоенностью. Я понимал что горячусь, но остановить себя уже не мог, еще шаг и последует удар. Но Леша, оценив всю опасность ситуации, поспешил заговорить:
     -- Ладно, ладно, что ты, я шучу. Нормальная крыша. Скажу Вите, что она под заливку готова, -- и для подтверждения своих слов, он потянулся за телефоном.
     Я развернулся, и не став прощаться, ушел.
     Конечно, крышу можно было сделать лучше, гораздо лучше, но простой математический подсчет, не давал этого. Перед тем как приступить к объекту, Витя говорил цену за квадрат, и мы знали сколько получим за крышу денег. Так же нам примерно было известно, сколько уйдет времени на то что бы ее сделать, и при определении, нужных для ремонта работ, мы исходили из того, какой будет наша зарплата. То есть, чем меньше видов работ, будет применено при ремонте крыши, тем быстрей она будет готова, и тем больше, в итоге, выйдет за рабочий день. Конечно же при этом мы исходили из того, что бы крыша не текла, вопрос был только в том, сколько она пробудет в таком состоянии. Понятно что это ложилось на нашу совесть, но никакого желания работать за гроши у нас не было, тем более на такой работе. Поэтому мы и пренебрегали некоторыми действиями. И Леша делал точно так же, но видимо приобретение, даже самого маленького портфельчика (а Леша ездил с барсеткой), меняет взгляды человека на жизнь.
     К слову, изначально нам платили по выходам, но потом Витя пришёл к выводу что для эффективности труда, платить по квадратуре лучше. Он объяснил это Вриводе, и под неоспоримой тяжестью доводов, тот согласился, но поставил Вите задачу фотографировать крыши перед началом работ, чтобы он мог по фотографиям определить цену за квадрат. И Витя фотографировал, но мы перед тем, под его руководством, несколькими штрихами, визуально добавляли крыше цены. Но потом фотографиями Вривода интересоваться перестал, ограничиваясь Витиным описанием, и эта задача сошла на нет.
     Вскоре после разговора с Лешей, позвонил Витя. Надо было ехать за мастикой. Я договорился на шахте за кран и машину, и рано утром, погрузив установку на длинномер, отправился в путь. Приехав на Кальчик, я нашел старшего, его звали Миша, мы с ним уже виделись несколько раз прежде, и были в хороших отношениях, но встретил он меня крайне не дружелюбно. Когда я сказал что приехал за мастикой, он очень раздраженно ответил:
     -- Ну приехал так что мне. Не готова еще мастика.
     И я в ожидании, стал прохаживаться возле длинномера, а минут через пять, Миша сам подошел ко мне.
     -- Ты извини, что я так, но до тебя здесь был Леша, и достал тут всех своим нытьем. Пойдем в вагончик, там у нас чай, печенье. Мастика будет через час готова.
     В вагончике сидел водитель который привозил мастику в Ждановку, на общагу, и конечно же я поинтересовался у него, почему он тогда не захотел подождать Лешу.
     -- Та, -- раздраженно махнул он рукой, -- мы пока ехали, он мне мозг вынес своими разговорами. Если бы я знал куда ехать, то еще где-нибудь по дороге, выкинул бы его из машины.
     Похоже что негативное отношение к Леше, разрасталось в масштабах всей фирмы.
     Заправившись мастикой, я благополучно вернулся в Ждановку, и с первыми лучами утреннего солнца, мы начали заливать. Но видимо в наказание за мой поступок с зарплатой, на меня посыпались неудачи. И первой была, сломавшаяся деталь на насосе. Я позвонил Вите. Но он пришел в крайнее раздражение от того что я к нему с этим обратился. Он сказал, что вот Леша, в подобной ситуации, нашел человека который ему выточил нужную деталь. Пришлось решать проблему самим. Благо,  на шахте работал, возможно будущий тесть Толика, он нам и посоветовал нужного человека. Мы сняли деталь с насоса и отправились в указанный цех. Там был обед, и мужики играли в домино, только один человек работал у станка, и я сразу подумал что это тот кто нам нужен. Так и оказалось. Договорившись с человеком, и по работе и по цене, я отдал ему деталь, и поскольку без нее работы не было, мы пошли в баню. В качестве дороги выбрали, длинное, одноэтажное строение, внутри которого идет конвейерная лента по территории шахты. В пути, Толик хотел высказать посетившую его мысль, но неожиданно, оборвавшись на полуслове, куда-то пропал, пропал просто мгновенно, как будто телепортировался. Я в недоумении осмотрелся по сторонам, но голос снизу, подсказал нужное направление поиска. Толик частично провалился внутрь строения. На поверхности остались только руки и голова. Я рассмеялся (что со мной не так, почему я реагирую на опасные ситуации, смехом?). Толику не понравился мой смех, и он крайне раздраженно, попросил меня, помочь ему. Когда Толик был извлечен из провала, и его моральное состояние восстановлено, мы направились к заму, что бы сообщить об очередном разрушении. В пути, Толик снова вернулся к посетившей его мысли.
     -- Какой-то он проигранный этот мужик. Все играют в домино, только он один работает.
     -- Да хватит привносить свои тюремные замашки в жизнь, -- раздраженно сказал я, -- кто там еще проигранный. Пока остальные забивают козла, этот человек деньги зарабатывает.
     Толик вроде бы жил по воровским понятиям, но это было напускное. Он придерживался позиции – «Следи за базаром», но не готов был эту позицию отстаивать. Например, когда Антон, обращаясь к нам, шутя сказал: «Ну вы и черти», то Толик, гневно на него набросился: «Да ты знаешь кто такой черт?», имея ввиду воровской жаргон. Или когда я, после того как у него поужинал, сказал: «Пойду в общагу, полежу», он попросил меня, подыскать другое выражение, намекая на смену значения, при смене буквы «е» на «и». Но когда один шахтер, при мне, послал Толика на «три буквы», что приемлемо и распространено среди шахтеров, но немыслимо для тех, кто живет по воровским понятиям, то Толик на это, лишь нелепо заулыбался. Я ждал что за такие слова, шахтеру несдобровать, и уже подыскивал подручное оружие (учитывая что мы были на шахте, конфликт мог вырасти в объеме), но Толик предпочел, пропустить оскорбление мимо ушей.
     А тем временем, «проигранный» по предположению Толика, мужик, оказался с руками, которые растут оттуда откуда надо, и вскоре первый слой был залит.
     Видя, что ремонт крыши деревообрабатывающего цеха, подходит к завершению, и вскоре наша фирма покинет Ждановку и ее окрестности, Толик попросил меня помочь ему покрыть крышу над его гаражом. Он договорился с другом за машину, и мы, загрузив в нее нужное, отправились устранять протекания на принадлежащей Толику недвижимости. Во время работы, я вдруг почувствовал струю боль в желудке, такую сильную, что не смог выпрямится. Меня кое-как скантовали с крыши, и пока я отлеживался, Толик доделал все сам и  после этого мы вернулись на шахту. Никто из нас не додумался до того что можно обратиться в медпункт, и я дожидался уменьшения боли на лавке. Когда мне стало немного легче, мы пошли мыться в баню. По дороге, Толик вздохнул с облегчением:
     -- Я уже думал, что мне придется тебя мыть.
     Приехав в Ждановку, я зашел к Толику, и он дал мне каких-то таблеток, но они не помогли, чему Толик очень удивился, поскольку оказалось что он дал какой-то наркоты. Утром мне стало лучше, но не достаточно для того что бы выйти на работу. Только через пару дней я пришел в себя, и мы вернулись к работе, и продолжили заливать. Когда крыша была уже почти покрыта вторым слоем, сорвало шланг с насоса. Струя мастики мощно ударила в стену, и вернувшись, влипла мне в глаза. Я поспешил в медпункт, и медсестре пришлось приложить немало усилий, что бы очистить мои глазные яблоки. Но второй слой в этот день, мы все-таки долили.
     Ночью шел дождь, а утром, после пары минут работы, сгорел двигатель. Скорей всего, что в него попала вода. Очень не хотелось, но пришлось звонить Вите. На следующий день он привез двигатель. Пока мы его устанавливали, Витя завел свою любимую тему, стал нахваливать Лешу. Тот, со слов Вити, был молодцом, и быстро и эффективно справлялся с любыми, возникающими сложностями, не напрягая его. Еще, что особо отметил Витя, Леша успешно проявил себя и с рационализаторской стороны, оборудовав установку, дополнительными приспособлениями – приварил (с помощью сварщика) трубу, на которую можно было вешать лампу, приварил (с помощью сварщика) навес над двигателем, для защиты от дождя (говоря это, Витя назидательно поднял вверх указательный палец), сбоку установки (тоже с помощью сварщика) закрепил ящик для инструмента, и еще, наделал (с помощью сварщика) много, так нужных фирме, шкребков, о чем Витя сообщил с особой гордостью. Ну а мы с Толиком, приложили максимум усилий, что бы поскорей закончить с установкой двигателя и приступить к заливке, дабы рев мотора, заглушил этот поток, так не нужной нам информации, и вздохнули с облегчение, когда по шланге, насос, привычными толчками, погнал мастику. Это был последний слой, и Витя остался, что бы убедится в том, что крыша будет долита. Когда все уже подходило к завершению, возле самого парапета, сорвало стык.
     Витя все же был не научен, большим опытом работы с мастикой, и приехав, поставил машину возле установки, да еще и с открытыми окнами. Поскольку стык сорвало возле парапета, то приличная часть мастики направилась вниз. И Витя, и Толик, получили свою порцию чудо-жидкости, получила ее и машина, но не только снаружи, но и изнутри. Уверен, что Витя, не раз подумает, когда будет отмывать свою машину, что у Леши такого бы не произошло. Несмотря на неприятность случившегося, рабочему процессу это не сильно повредило, поскольку разлитой по крыше мастики, было достаточно что бы закрыть третий слой, и пока Витя с Толиком, пытались избавится от постигшей их участи, я, с помощью веника, завершил процесс.
     Уезжая, Витя оставил документы на подпись и деньги, полагавшиеся нам за работу. В этом отношении, Витя вел себя весьма разумно и достойно. Он часто платил рабочим со своих, не дожидаясь пока ему выдадут деньги на зарплату. Часто он давал со своих, и авансы, и на праздники, а иногда даже и наперед. Дело в том что наш руководитель, нередко задерживал с выплатами, из-за чего рабочие с фирмы уходили, и Витя, пытаясь удержать трудовой коллектив, и в первую очередь опытных рабочих, часто выплачивал свои деньги. Один раз даже дошло до совсем курьезного. Витя, как-то зимой, тоже оставленный без денег, подработал, положив плитку в квартире, и вот с этих денег, он дал нам с Лешей, часть, в качестве частичного погашения долга по зарплате. Если бы не такое поведение Вити, то ему пришлось бы слишком часто искать новых рабочих, в связи с непрекращающейся текучкой, и скорей всего, что с такой кадровой нестабильностью, фирма долго не продержалась. По сути, ее более менее благополучное существование, оставалось возможно, только благодаря Вите.
     Нам еще оставалось набить оцинковку на перепаде между уровнями крыши, и с утра мы вышли на работу. Время до обеда, у нас ушло на то что бы нарезать оцинковку на нужные куски, и погнуть до нужной формы. Приятно было осознавать что осталось чуть-чуть, и работалось не спеша и расслаблено. А в обед, в честь завершения объекта, мы в первый раз пошли в шахтную столовую. Там на раздаче, работала молодая девушка, и у меня с ней, во время набора пищи, завязался легкий флирт. Это привило Толика в раздражение – «Вот обжился». Девушка была очень обаятельна, и я пожалел о том, что раньше не заходил в столовую, и немного, что уже уезжаю, но не отказал себе в приятном общении. Насладившись изысками шахтной кухни, мы вернулись к работе. После того как оцинковка заняла свое место, Толик сходил за сестрой, и крыша была сдана. Я оставил документы по ней, секретарю и рассчитался с Толиком. Когда придет длинномер за установкой, Толик сам ее погрузит, так что меня на этом объекте уже ничего не задерживало. В Ждановке, на автостанции, я узнал, что последний автобус на Донецк, уезжает через час, и мы, а Толик решил меня проводить, поспешили в общагу. Но там возникла заминка. Замок на моей двери, уже давно плохо открывался, и с ним опять пришлось возится. Я потратил на него минут двадцать, но открыть не смог. Толик предложил выбить дверь с ноги. Мне совсем не хотелось оставаться ночевать, и он взялся за дело. Но выбить дверь с ноги, тоже не получилось. Тогда один из жильцов, принимавший активное, но пассивное участие в борьбе с дверью, предложил инструмент, и после ряда усилий, дверь сдалась. Собрав вещи, я отдал имеющиеся у меня продукты питания, истеричной особе с ребенком, и мы с Толиком, поспешили вниз. Но на выходе из общежития, дорогу мне преградила комендант, и потребовала объяснений по поводу сломанной двери, а когда владелец инструмента пообещал сам ее отремонтировать, потребовала оплатить проживание. Я пытался объяснить ей, что не имею к этому никакого отношения, и что этот вопрос, будет решать между собой руководство, но комендант отказывалась это понимать, и что бы не опоздать на автобус, мне пришлось идти на прорыв.
     Я попрощался с Толиком на автостанции, и вернулся в славный, шахтерский городок, с исчезнувшим с улиц, миллионом роз.


 4


      С утра планировали ехать на новый объект  -- в Новогродовку, для чего и договорились встретиться на офисе. Правда то что поедем с утра, было крайне маловероятно, наша фирма медленно запрягает. В Новогродовке мне прежде бывать не доводилось, и я рад был отправиться к новым горизонтам. С сумкой, заполненной до отказа нужными в командировке вещами и с предвкушением будущей поездки, я впрыгнул в трамвайчик, и он помчал меня к Дворцу молодёжи Юность, где наша фирма арендовала помещения с момента своего основания. Добравшись до места и с гордостью пройдя мимо щита, я поднялся на третий этаж, где и располагался наш офис.
     В коридоре, на большом диване, небрежно закинув ногу на ногу и не спеша покуривая, восседал самый опытный рабочий нашей фирмы, Вася-Летчик. Летчик -- это его прозвище, он военный лётчик в отставке. О прошлом Васи, с его слов, было известно -- в отставку он ушёл в звании майора, и у него столько-то часов боевых вылетов. Он из династии военных лётчиков, и его отец в прошлом, лётчик-испытатель, уволенный в запас, после аварии, по состоянию здоровья, в звании капитана. Ещё Вася был два раза женат и у него трое детей. А ещё он отсидел пять лет в тюрьме за валютные операции (Вася любил рассказывать о том, как его брали, там фигурировала спецгруппа, влетевшая на веревках в окно на пятом этаже). Вася хорошо разбирался в строительных вопросах, и долгое время являлся для меня авторитетным и уважаемым человеком,  пока не допустил одну оплошность.
     Мы тогда начали ремонт крыши, на СТО, в Макеевке, но нам не хватало людей, и Вася привел несколько человек. Он вообще был главным снабженцем нашей фирмы рабочей силой, только это все были люди определённого мировоззрения, посвятившие свою жизнь поклонению одному богу, для чего, обычно по утрам, сбивались в плотные кучки и начинали процесс жертвоприношения. Но привел Вася на СТО и своего отца, а это был человек совершенно другого образа жизни, он не употреблял алкоголь, не курил, и не смотря на возраст, оставался в хорошей физической форме. И он сразу удивил нас своими познаниями в области строительства. Для начала работ нам надо было определить сколько цемента необходимо на стяжку, и Васин отец, взяв рулетку, померив крышу и прикинув в уме, назвал нужное количество, и в итоге его подсчёты получились точными, что как-то не вязалось с профессией летчика-испытателя. Васин отец показал себя хорошим работником, и не смотря на свои шестьдесят, трудился наравне со всеми. Более того, он вообще не мог сидеть без дела. Когда бригада перекуривала, он продолжал работать, а если по какой-то причине все же приходилось бездельничать, он начинал из-за этого злиться. Это вообще оказался удивительный человек,  он много чего повидал в жизни, и за обедом с ним всегда было интересно поговорить. Из его рассказов о своём прошлом, я узнал, что он большую часть жизни проработал на стройке, и побывал во многих городах, тогда ещё большой страны, и даже какое-то время работал на Шпицбергене. Слушая его, я всё не мог понять, когда же он успел послужить летчиком – испытателем, и как-то за обедом спросил его об этом:
     -- Вы тоже как и Вася были когда-то летчиком?
     -- Нет, что ты, я всю жизнь проработал на стройках, и летал только в качестве пассажира, и только гражданской авиацией.
     Неожиданная была информация, и я решил проверить мелькнувшую у меня в голове, догадку:
     -- А выполнял Вася когда-нибудь боевые вылеты?
     -- Та куда там. Он всю службу провел в учебке, обучая молодых курсантов строевой. Да ещё и изгнан был из армии, за пьянку.
     Начав, я решил узнать всё до конца:
     -- А за что он сидел?
     -- Да залез по пьяни со своим другом на дачу к какому-то генералу и украл алюминиевые пластины, из которых была выложена дорожка, а потом сдал их в пункт приёма. Выпить им не за что было, вот и попил.
     Единственное что оказалось правдой из рассказанного Васей, так это то что он был два раза женат и у него трое детей. Но об этом Васин отец говорил с сильным раздражением. Дело в том что Вася уже много лет не видел своих детей и не помогал им материально, за что отец на него очень злился. После такого обилия информации, уважения к Васе у меня сильно поубавилось, но правда я не стал выносить услышанное, как говориться, на всеобщее обозрение (при нашем разговоре никто не присутствовал), а оставил это при себе, но раз навсегда поменял мнение о Васе-Летчике. А его отец, у нас, к сожалению, проработал не долго. Как-то дома, оступившись, он сломал пятку. Это сам по себе сложный перелом, а учитывая возраст, лечение заняло очень много времени.
     -- Как тебе работалось с Лёшей в Горловке? – спросил я Васю, после того как поздоровался. – Витя не нахвалиться, Лёша и шкребков наварил и установку оборудовал, и обо всём договаривается и всё решает. Как не приедет к нам, так и заводит любимую тему.
     -- Да этот Лёша даже на крыше ни разу не был, -- раздражённо сказал Вася.
     -- В каком смысле? – не понял я.
     -- В прямом. Он как приехал так на крышу ни разу не подымался. То ему надо пойти куда-то, то о чём-то договориться. Установка эта, ящик приварил, нахер он там нужен. Труба для лампочки. Вот ты заливал когда-нибудь по темноте?
     -- Нет.
     -- Вот и я нет.
     -- И что он ни одного дня на крыше не отработал, -- переспросил я, не понимая как так могло получится.
     -- Ни одного. В том-то и дело что ни одного. У него всегда были какие-то дела внизу. Нет, ну конечно когда надо было закачать мастику, он кнопку нажимал, а так всё где-то бродил. Да всё с барсеткой.
     -- А деньги?
     -- Ну тут как полагается, на равнее со всеми. Витя лично делил. В Новогродовке тоже так будет, -- хмуро добавил Вася.
     -- Не будет, -- сказал я, -- а если всё же будет, то сам там и останется. Оплачивать его манёвры у меня нет желания.
     Вскоре на офисе появились и Лёша с Витей. Мы будем работать на объекте вчетвером, больше рабочих у фирмы, несмотря на все старания Вити, на этот момент не было.  Наш руководитель жадно и недальновидно вел себя в финансовом плане, по своей глупости не понимая, что таким поведением вредит сам себе. Вместо того чтобы вести сразу несколько объектов, фирма зачастую, из-за отсутствия рабочей силы, ограничивалась только одним, и это всё конечно отражалось на финансовом благополучии нашего руководителя.
     Вслед за Витей и Лёшей на офисе появился Гриша. Это фигура довольно масштабная для нашего повествования, но не только по вкладу в эти страницы, а и по своим размерам. Гриша исполин под два метра ростом, с широкими плечами, пудовыми кулаками и с не очень солидным, но внушительным животом. Он прошел войну в Афгане, о чём свидетельствовал наколотый снайперский прицел на плече, любил охоту, и держал дома несколько борзых. На фирме он главным образом руководил изготовлением мастики, но и решал всякие другие вопросы.
     -- Слыхали как в Волновахе криминал отличился? – спросил Гриша, когда кофе был заварен, а сигарета закурена. – Помните там склад где стоят бухты с медным кабелем? Так вот, врываются туда ночью люди в масках и с оружием, вяжут охрану, подгоняют длинномер, кран и грузят бухты. Ну утром пришли рабочие, вызвали милицию. Конечно по горячему уже не надеялись найти, времени прошло достаточно, но так для протокола проехались по дорогам. Каково же было удивление, когда в километрах пяти от города, прям у обочины обнаружили кран, в котором мирно спал водитель. Не долго он отнекивался, сдал всех с потрохами. И гениальная, -- Гриша улыбнулся, – криминальная задумка, рухнула от желания человека вздремнуть. То есть не хватило ума, -- Гриша постучал пальцем по голове, -- понять, что естественно будут искать. Ну веточками там хотя бы прикидал кран, раз уж не терпелось поспать, -- рассмеялся Гриша и потянулся за новой сигаретой. И он, и Витя когда пили кофе, курили без остановки.
     -- Кстати, -- вдруг что-то вспомнив, улыбаясь сказал Гриша, -- помните же как нас тут Коля-Коля распекал. Так вот … Ладно сейчас кое-что покажу, -- и он, отдав сигарету Васе, пошел к выходу.
     Коля-Коля – это был Николай Николаевич. Он выполнял те же обязанности что и Витя. У него была своя бригада и свои объекты. Он редко бывал на офисе, и всякий раз, приезжая, хвастался тем что наравне с бригадой работает на крыше, и называл Витю с Гришей, бездельниками. Только к этому моменту он на фирме уже не работал, опять же из-за финансового поведения нашего руководителя.
     Вскоре Гриша вернулся с пакетом в руке.
     -- Попросил меня как-то Коля-Коля забрать его робу с одного объекта, а мне стало интересно как же он там работал, -- сказал Гриша, и посмеиваясь, достал из пакета штаны.
     -- А ну-ка  оцените, -- протянул он  их нам.
     Я упоминал что при работе с мастикой невозможно не выпачкать робу, даже за один день успеваешь крепко замараться. Так вот, при обследовании рабочих штанов Коли-Коли, мы обнаружили сильное накопление мастики только на задних карманах, всё остальное было чистым. Мы с Витей рассмеялись. Рассмеялся с удовольствием ещё раз и Гриша над своей находкой. Только Вася, плавно распределяя взгляд между нами, не мог понять что нас так рассмешило.
     -- Да вот, посмотри же, -- раздраженный Васиным непониманием, протянул Гриша ему штаны, -- одна задница запачкана. Вместо того, что бы работать, как он нам тут рассказывал, он только и делал что сидел.
     Даже после этого пояснения Васе понадобилась пауза на осмысление, но вскоре он всё же рассмеялся, обнажив, начавшие редеть, зубы. Когда я в первый раз увидел Васю, с численностью зубов у него всё было в порядке, правда они были подпорчены внешне, но все оставались в наличии. Теперь же там появились просветы. У Гриши наблюдалась та же ситуация. Видимо на сотрудников нашей фирмы, вела охоту зубная фея.
     Численность присутствующих на офисе росла, и время шло, а у нас даже намёка не было на скорое выдвижение. Пришёл Антон. Это родной брат нашего руководителя. Он вроде как то же тут работал, правда то чем занималась фирма, было «не его», но за неимением лучшего, он пытался за это «не его» зацепиться, выпрашивая у брата объект. Но тот отказывал. Он один раз уже давал ему возможность, но потом пришлось  всё доводить до ума самому.  И большую часть времени Антон был занят тем, что перемещаясь по офису с колодой карт, предлагал всем сыграть в буру. Особенно радостными для него были именно такие дни, когда офис наполнялся большим количеством людей, и можно было играть на вылет. Ещё он любил карточные фокусы, и всякое новое лицо, появлявшееся на офисе, спрашивал, не знает ли он какой-нибудь.
     Наконец прибыл и вождь нашей фирмы – Валерий Николаевич Вривода, и хмуро поздоровавшись, прошел в свой кабинет.
     Это был человек знававший гораздо лучшие времена, но и испытавший на себе превратности судьбы. В прошлом он один из основателей первой в Донецке биржи. Биржа специализировалась на торговле металлом и под неё, во Дворце молодёжи Юность, Вривода с компаньоном, арендовали целый этаж, а так же ещё ряд помещений под магазин, кафе и склад. Это всё дало возможность Вриводе стать одним из первых в Донецке обладателей мобильного телефона, одним из первых пересесть на крутую иномарку, обзавестись объемом недвижимости, и быть частым и богатым посетителем заграницы. К нему даже, как-то приезжал Герман Стерлигов, и они, хорошо погуляв в ресторане, договорились о сотрудничестве, после чего Вривода стал использовать в рекламных роликах своей биржи логотип биржи Стерлигова и даже нанес его на офисную мебель, визитки и документы. Правда через некоторое время Стерлигов снова приехал в Донецк, и купив на местном телевидении эфирное время, выступил с разоблачительной речью, заявив что никакого отношения он к этой бирже не имеет, и что там работают одни аферисты и пьяницы. Но это не сильно повлияло на материальное положение Вриводы и его биржа продолжала приносить свою не малую массу дохода, при этом Вривода случайно забыл убрать из своего обихода логотип биржи Стерлигова, и бессовестно продолжал использовать в своих интересах светлое имя одного из первых в России миллионеров. Помимо биржи, приносили свой доход и магазин с кафе. Витя, (а он, я по-моему об этом не упоминал, двоюродный брат Вриводы) на тот момент работал заведующим в его магазине. И Витя рассказывал что в конце дня выручка была такой большой, что деньги даже не помещались в сейф. Вспоминая об этом периоде, Витя сожалел о не использованной возможности, поскольку приносимую им в пакете выручку с магазина, Вривода даже не считал, и можно было нажить гораздо больше, и не ограничиться только, упоминаемым уже, но на тот момент новеньким, ниссанчиком. И дела в тот период шли так хорошо, что Вривода даже разыгрывал собственную лотерею между своими сотрудниками, и как-то раз одна из уборщиц выиграла не малую для неё сумму, равную двадцати пятикратному размеру её зарплаты, но по своей недальновидности на вопрос Вриводы: «Отдать все деньги сразу или частями», она ответила: «Частями», о чём потом сильно жалела, поскольку всё хорошее как говориться, рано или поздно заканчивается, что и испытал на себе, в полной мере, Вривода. Его компаньон, прихватив основной капитал фирмы, скрылся в не известном направлении, оставив Вриводу практически ни с чем. Тот поспешил подать запрос в Интерпол, что бы найти беглеца, но это оказалось дорогостоящее удовольствие, и от него вскоре пришлось отказаться. С того момента Вривода и переключился на ремонт крыш, но учитывая его способ ведения дел, крыши не приносили ему больших доходов, а вот ворох высокобюджетных привычек у него остался прежний, и для их хоть частичного покрытия, Вривода пристрастился не отдавать деньги тем кто на него работал, и если человек уходил с фирмы, то шансов что он получит заработанное им, практически не было. Вривода никогда не говорил что не отдаст, но всегда, что сейчас денег нет, вот если бы вы пришли вчера, а так приходите завтра. Рабочим, пока шёл сезон, и он в них нуждался, Вривода зарплату платил, пусть с задержкой, пусть частями, но платил. А вот когда сезон заканчивался, то получить её за последние объекты, было крайне проблематично. Для этого часто и подолгу, приходилось просиживать на офисе, и это было необходимо. Если на момент прихода на фирму каких-то денег, кого-то не оказывалось на офисе, то ему ничего не перепадало. И это касалось всех. Помню как-то ждали денежный перевод, со дня на день, а Витя с Гришей уехали в Кальчик, и всю ночь, с бригадой, варили мастику, поскольку необходимо было срочно закрыть объект, и в утро появления у фирмы денег, на офисе отсутствовали, а вот мы с Васей в это утро пришли за зарплатой, и к нашему удивлению, быстро её получили, а приехавшие после обеда Гриша с Витей, остались ни с чем. На их возмущение, Вривода спокойно сказал: «Ну где же вы были, ребята». Витя с Гришей напомнили ему что всю ночь варили мастику, но получили в ответ: «Молодцы, спасибо вам большое, но денег нет».
     Сильней всего раздражало то, что с фирмой за ремонт крыш рассчитывались, но Вривода всегда находил более интересный способ  потратиться, чем платить людям зарплату. И понимание того, что деньги, на зарабатывание которых, ты отдаешь своё время, силы, здоровье, и те же деньги, он, вместо того что бы отдать тебе, тратит на покупку своей любовнице побрякушек, приводило к вспышкам ожесточения. В какой-то момент я дошёл до того, что решил спалить Вриводе машину (а на тот момент это был мерс), бросив в неё бутылку с зажигательной смесью, но не нашел союзника, среди рабочих, нужного для шухера. Но всё равно спалил бы, только Витя, тем что часто платил свои деньги, и этим сокращал задолженность, частично нивелировал поведение Вриводы, и это удерживало от жесткого шага.
     Я периодически с этой работы уходил, но не найдя чего-то лучше, всякий раз возвращался. Когда у меня была возможность, я предупреждал тех кто приходил на фирму в поиске работы, о том как здесь обстоят дела с выплатами, но меня почему-то никогда не слушали, о чём потом жалели, поскольку они попадали в такую финансовую ловушку, то есть когда хочешь уволиться с работы, из-за постоянных задержек зарплаты, но не можешь, иначе потеряешь заработанное, но не выплаченное, и приходиться делать выбор – смириться с постоянной задолженностью или с потерей денег. И такой выбор приходилось делать всем, независимо от занимаемой должности.
     Но бывало, правда крайне редко, что и с фирмой не хотели рассчитываться за сделанные крыши, и тогда на офисе появлялись бандюки, и получив нужные данные, отправлялись выколачивать долги за полагавшиеся им пятьдесят процентов. Была только одна крыша, за которую с фирмой так и не рассчитались, и никакие бандюки не помогли. Многострадальный директор всякий раз уверял, что времена такие, что денег нет даже на зарплату рабочим, но за выколачивание брались всё новые и новые коллективы, и наверняка этот человек натерпелся немало за свою неосмотрительность, когда-то согласится на ремонт крыши.
     Часто на офисе появлялись и новые директора, Вривода любил открывать подставные фирмы, и умел заметать следы, причём со всех сторон, и из главного офиса периодически делали ему замечание, но он всегда выходил сухим из воды. Директора же эти, обычно уходили в минусах, а не редко и с судебными разбирательствами.
     Но надо отдать должное нашему руководителю, он предпринимал и дополнительные шаги, чтобы улучшить своё материальное положение. Так например, одно время он сдавал телефонную линию двум посредникам. Это были интересные, разные личности. Один из них был очень маленький, ещё меньше чем «Недоношенный», слишком часто, и даже как-то хвастливо, упоминавший что покупает для себя одежду в «Детском мире», и с нелюбовью относившийся к людям вцелом, в знак чего на его руке было наколото – «человек человеку волк», на латыни. Другой был очень крупный, весёлый, регулярно, с упоением и в красках, рассказывавший нам о своих запоях. Они приходили на офис с толстыми, исписанными телефонными номерами, блокнотами, и постоянно куда-то звонили, но судя по их внешнему виду, дела у них шли крайне плохо.
     Ну и как крайний, отчаянный шаг, Вривода периодически покупал лотерейные билеты, но удача, раз отвернувшись, к нему больше не поворачивалась.
     К слову, не повезло Вриводе, и с компаньоном в кровельном деле. Фирма и всё прилагающееся к ней, было Вриводы, но он по каким-то своим соображения, взял себе компаньона. И в начале всё шло нормально, но потом Вривода узнал что его компаньон ведёт объекты настороне. Этого он ему не простил и с фирмы удалил. Но через некоторое время, бывший компаньон появился на офисе с двумя бандюками. Бандюки объяснили Вриводе что его бывший компаньон должен им деньги, и других вариантов, кроме кровельного дела, их зарабатывать, у него пока нет. Они попросили Вриводу вернуть бывшего компаньона в фирму. Вривода отказался. Тогда они попросили его найти компромисс. Вривода согласился продавать мастику своему бывшему компаньону, но с условием что тот на офисе появляться не будет, и вести дела они будут через третье лицо.
     Все эти наслоения жизненных перипетий, привели к тому что Вривода стал сильно верующим, и он требовал что бы в церковные праздники никто не работал, а сам заделался частым и добросовестным посетителем храма божьего и всех церковных мероприятий.
     А с остатками былой роскоши, у нас случалось немало комичных ситуаций. Как-то например, уезжая на отдых, Вривода оставил Вите свой мобильный телефон. В то время мобильный телефон являлся большой редкостью, со слов Вити, в Донецке он был всего у трёх человек. Телефон имел весьма внушительные габариты, и Витя носил его в пакете. Так вот, когда мы с Витей возвращались на электричке из Красноармейска, телефон зазвонил. Какое удивление пронзило лица людей, большая часть которых может только краем уха слышала о существовании мобильных телефонов, когда Витя достал телефон из пакета и стал разговаривать по нему. Наверное люди подумали что какой-то миллионер развлекается, примерив на себя жизнь простого человека или в ностальгическом порыве вернувшись на время в своё прошлое. А как-то нас привезли на объект на внедорожнике Вриводы. Тогда такие машины были такой редкостью на дорогах Донецка, что подростки, да и взрослые мужчины, увидев такую машину, рассказывали об этом. В каком шоке были рабочие цеха, к которому подъехал внедорожник, когда мы, выйдя из него, выгрузили из багажника кровельный инвентарь и материал, и переодевшись, пошли работать. Наверное они подумали что наша фирма, а вместе с ней и мы, зарабатываем немеренно.
     Выждав немного, Витя с Гришей пошли в кабинет к Вриводе, но пробыли там недолго и вышли с удручённым видом.
     -- Чего это Валера такой сердитый пришёл? – спросил их Вася
     -- Ну… -- протянул Гриша, -- главный офис беспокоит, чего это вы мол о нас забыли, не звоните, не пишете, денежку не присылаете, ай, яй, яй, -- иронично ответил Гриша, и добавил уже обращаясь к Вите, -- как у них там аппетиты растут.
     Гриша закурил, и немного помолчав, снова обратился к Вите:
     -- Что-то не заметно каких-то хороших шагов в сторону  улучшения благосостояния простых тружеников со стороны генерального.
     -- Ну не знаю, -- сказал Витя, -- всё таки постабильней стало, да и хорошо для будущего компании его стремление к сотрудничеству с строительным гигантом от которого мы так неразумно отлепились.
     -- Да, но разница в доходах растёт, а если брать их, -- Гена показал на нас с Васей, -- то это вообще пропасть. Всё же там стараются всё больше под себя грести.
     -- Да, -- сказал я, -- это факт для нас крайне неприятный, но думаю неизбежный.
     -- А чего это мы ждём? – вдруг спохватился Вася, посмотрев на часы.
     -- Ну как чего, -- сказал Гриша, -- ты не знаешь чего у нас всегда ждут? Денег конечно. Предоплата с Новогродовки потрачена, теперь ждём предоплату с другого объекта, что бы приступить к Новогродовке. Ну всё как обычно.
     -- «Броня крепка и танки наши быстры» – заключил Вася и перешел на поэзию. – Умом Валеру не понять, аршином долгим не измерить, у него особенная стать, в Валеру можно только верить.
     -- Ну только верой и живём, -- добавил Гриша, и они с Витей перешли к обсуждению тех работ, которые предстояло сделать в Новогродовке. Они ни как не могли сойтись в одном вопросе, и между ними завязался спор. Мы в разговор не вмешивались, но Вася нетерпеливо ёрзал на диване, нервно покуривая, и было видно что ему есть что сказать, и он хочет вмешаться в спор. Но Гриша, сурово на него поглядывая, удерживал Васю от этого шага. Вот только Вася, подталкиваемый осознанием собственной мудрости, и наличием большого объёма знаний, не выдержал, и всё же высказал своё мнение. Ни с мнением Вити, ни с мнением Гриши, оно не совпало. Гриша возразил и снова завязался спор. Вите надоело спорить и он молчал, а Гриша всё же попытался объяснить Васе в чём тот ошибается, но Вася при этом так иронично улыбался, что даже я вышел из себя, а судя по лицу Гриши, которое стало наливаться кровью, он с трудом держал себя в руках, но когда Вася с  самодовольным выражением лица, начал вальяжно объяснять как надо, Гриша просто пришёл в ярость. Надвинувшись на Васю, он гневно сказал:
     -- Ты смотри, сидит тут петушара, яйца распушил, рассказывает он тут мне как надо. Закрой сука свой рот.
    Я ждал что после таких слов начнётся конфликт, Вася часто проявлял предпосылки к “следи за базаром”, но он только заискивающе заулыбался, и снова закурив, предпочёл замолчать.
     На офисе появился водитель Вриводы. Это был временный человек на фирме, взятый на работу со своим авто, что бы возить нашего руководителя, пока у того проблемы с машиной, а верней, пока её нет. Правда нанятым авто, ввиду малого наличия денег, была шестая Лада, и этот факт сильно угнетал Вриводу. В лучшие времена он ездил на Лексусе, потом были машины поскромней, но всё же иномарки. В последнее время Вривода ездил на Ниве, принадлежавшей фирме, только предназначавшейся для других целей и бывшей уже далеко не в лучшем состоянии, но после того как уволился его водитель, уставший от недоплат, он и нанял, временно, до лучших времён, этого представителя отечественного автопрома, с прилагающимся к нему владельцем. А это был молодой, упитанный, розовощёкий паренёк, лет двадцати, поднявшийся на офис с пакетом пирожков. Он всем предложил угощаться, но когда мы отказались, приговорил их сам,  а там было штук десять. Минут через пять, весёлой и непринуждённой болтовни, с его стороны, паренёк вдруг насторожился, и в его глазах мелькнула обеспокоенность. Он ещё сдержанно уточнил где в здании туалет, и уже с тревогой в голосе, произнёс: «Блин, у меня сейчас поддон сорвёт». Ему стали объяснять где туалет, но он уже на ходу дослушал, и под общий смех, поспешил, но мелким шагом, в указанном направлении. Когда паренёк вернулся, мы разговаривали о зарплате, и он стал хвастаться тем что нанялся с условием еженедельной оплаты, и вспомнив, что сегодня как раз тот день, он самодовольно направился в кабинет Вриводы. Вскоре мы услышали оттуда глухой стук, после чего из офиса выскочил этот паренёк, и с каким-то перепуганным взглядом, побежал к лестнице. Следом за ним в коридор, смеясь, вышел Антон.
     -- Что там у вас случилось? – спросил Гриша.
     -- Да представляете, заходит этот молокосос, садиться в кресло и заявляет Валере, что сегодня день оплаты его труда и требует денег. Ну я резко так встаю с кресла и как можно более грозно говорю – «Что? денег тебе?». Этот так перепугался, что подскочил с кресла и бросился к открытой двери, но промахнулся, видимо с перепугу, и врезался в лутку, да так сильно, что упал, но в панике, видимо не почувствовав боли, быстро поднялся, и со второй попытки попав в проём, убежал.
     -- Ух, да мне же деньги нужны, -- спохватился Вася, когда общий смех затих, -- надо к Валерию Николаевичу зайти.
     -- Да нет денег, -- сказал Антон.
     -- Да мне гривен двадцать, домой доехать, -- сказал Вася и направился в кабинет к Вриводе, но вернулся ни с чем.
     -- Ладно, завтра с утра поедем, -- после не долгих раздумий, сказал Витя,-- не будем ждать с моря погоды. У меня там есть немного денег, для начала хватит. Кините робу на складе и давайте к часам семи у склада.
     Мы ещё немного посидели, но вскоре в коридор вышел Вривода и стал прощаться.
     -- А как ты теперь? – спросил его Гриша.
     -- Да сидит там в машине, ждёт, --ответил Вривода, и уже уходя, повернулся и спросил, -- Да, Вась, у тебя денег нет на дорогу? А тебе куда?
     -- Мне по бульвару Шевченко, до Калининского рынка.
     -- Ну поехали, мне по пути.
     И офис быстро опустел, а я поехал домой, расстроенный тем, что к новым горизонтам в этот день, мы так и не отправились.

     Не дождались мы с утра Василия. Да и затягивать с этим не стали. Ненадёжный он был человек. Мало ли что там у него промелькнуло в сознании, какое для себя он выбрал начало дня, мог и уйти в запой, расстроенный вчерашним отказом в деньгах. Бывали случаи когда Вася не выходил на работу, хотя планировал. Оправдываясь потом, он рассказывал что на пути к остановке, существует этакий местный Бермудский треугольник, в котором пропадают, правда не на всегда, а так на пару, тройку дней, люди, выбравшие для себя, в качестве эликсира жизни, спиртосодержащую жидкость. Бывало там пропадал и Василий. Так, направляясь на работу, но не имея твёрдого намеренья попасть на неё, он мог раствориться в вечности на несколько дней.
     Не дождались мы с утра и четвёртого рабочего. Это был друг детства Вриводы. Они как-то встретились на улице, и этот друг в разговоре упомянул что на работе платят мало и не регулярно, и Вривода, горя желанием помочь другу детства, позвал его к себе, пообещав хорошую и стабильную зарплату. Только этот друг, отработав три месяца, но так и не увидев хорошей зарплаты, а у нас и с плохенькой обстояло не очень, видимо всё же решил забить на такую работу.
     Но как видите, и наш вождь предпринимал шаги для увеличения объёма рабочей массы на фирме. Как-то у нас даже работал его дядя, но и он остался крайне недоволен и маркостью работы и материальной составляющей. Он тоже долго не задержался на фирме, но сохранился в памяти коллектива, смешным эпизодом со своим участием, иногда вспоминаемом при определенных обстоятельствах.
     Наша фирма тогда ремонтировала крышу большого, по площади, одноэтажного магазина, в центре Донецка. Бригада перекуривала в тени, а дядя Вриводы в это время, по каким-то своим делам, стоял в метрах пятидесяти от нас и к нам спиной. В какой-то момент он начал оседать и валиться на бок. Мы подумали что ему плохо и поспешили на помощь, а когда подбежали, он лежал на боку и справлял малую нужду в слив. Мы рассмеялись, но потребовали объяснений такому странному способу справлять нужду. А дело оказалось в том что вокруг нас стояли десятиэтажные жилые дома, и дядя Вриводы, поленившись спускаться в туалет, но являясь человеком стеснительным, решил таким образом укрыться от любопытных глаз.
     Не рассчитывая кого-то дождаться и не став тратить на это много времени, мы загрузили и загрузились в машину, и отправились в Новогродовку, но то что коллектив не собрался полностью, нас сильно расстроило, поскольку на объекте предстояло работы немало, а шансов освоить это «немало», до холодов вдвоём, было крайне мало.
     Работать нам предстояло на заводе, изготавливающем обогреватели. Разместили нас не далеко, в небольшом домике, как раз и предназначенном для проживания командированных. Рядом ещё стояло и общежитие для этих же целей, но судя по виду, его уже давно забросили. Домик внешне, то же пребывал не в лучшем виде, а внутри всё плотно увязло в хламе и остро нуждалось в ремонте. И мы потратили пару часов усилий, делая его более менее пригодным к жизни, а обустроившись, отправились на объект.
     На проходной стало ясно, что на заводе добросовестно поставлена служба охраны, главной задачей которой, являлось пресекать расхищение, и при выходе с территории завода обыскивали, правда делали это, спустя рукава, так для галочки. Самое ценное, что можно вынести с завода, было размером со спичечный коробок, какая-то очень дорогая микросхема, и обнаружить такую можно только при тщательном обыске, а это причиняло бы немало хлопот охране, поэтому они не напрягали ни себя, ни окружающих. Вот с чем действительно серьезно всё обстояло на заводе, так это с пожарной безопасностью, курить разрешалось только в строго отведённых местах, и рядом с каждой курилкой стоял охранник, и отойти от курилки с сигаретой нельзя было даже на шаг, а за курение в неположенном месте, сразу увольняли.
     Ознакомившись с жизнью завода, и разведав местоположение буфета, мы ознакомились и с ожидавшими нас объёмами работ. Нам предстояло сделать пять, разных по размеру, уровню, и степени сложности, крыш. Вот только стоял уже октябрь, но Вривода требовал успеть закрыть объект, до окончания сезона. Он как обычно остро нуждался в деньгах.
     Самой большой сложностью при работе уже в холодную погоду, было сильно растянутое во времени, высыхание мастики, и увеличивающаяся от этого дистанция угрозы смыва проделанной работы, дождем. И когда Витя поднял этот вопрос, как аргумент против того что бы приступать к большому объекту в конце сезона, Вривода самодовольно заявил, что для решения этой проблемы он на последние деньги купил тепловую пушку. Но Витя усомнился в эффективности этого решения, а проведённые по требованию Вриводы, испытания, показали, что Витя был прав, и последние деньги потрачены зря. Тепловая пушка, за бесполезностью отправилась на склад, ну а наш коллектив, всё же в Новогродовку. И нам оставалось только надеяться на сдержанность осени в осадках, а зимы в наступательных действиях.
      Переодевшись, и получив чёткие инструкции, мы приступили к работе, выбрав для старта, самую высокую крышу. Но работалось без энтузиазма. Обозревая объёмную площадь, слабо верилось в то, что вдвоём нам удастся всё сделать вовремя. Мы предложили Вите заменить не явившегося Васю, но он категорически отверг такой вариант и укатил в Донецк. Ближе к обеду, чиркнув взглядом по мосту, возле завода, я увидел характерную походку Васи. Шагал он по особенному, и по походке его можно было узнать ещё не разглядев лица. При шаге он ставил ногу сначала на пятку, потом перекатывал стопу на носок, и чуть приподымался на пальцах. Получалась такая немного пружинящая походка. Мы обрадовались прибавлению в бригаде, и спустились вниз. Пока Вася размещался и обустраивался в домике, Лёша, как наиболее способный из нас в этом деле, взялся за приготовление обеда, а когда всё было готово, мы уселись за стол.
     -- Ну как тебя вчера Валера довёз, -- спросил, улыбаясь, Лёша.
     Вася рассмеялся:
     -- Довёз не то слово. Только мы отъехали от офиса, как он говорит: «Слушай Вась, что-то пивка захотелось. Ты как». Ну я конечно говорю что не против, но … «Ничего, ничего», -- перебивает он меня, -- «я угощаю». Мы заехали в «Африку», ну знаете такой дорогущий ресторан на берегу Кальмиуса, и он заказал по два бокала пива и креветок. Хорошо посидели, пиво очень вкусное было, но потом приносят счёт, а там восемьсот гривен, представляете. И Валера легко и непринуждённо расплачивается.
     -- Так он тебе в двадцатке отказал, -- удивился я.
     -- Так вот то-то и оно. Двадцатку зажал, зато пивом на четыреста гривен напоил. Нафиг оно мне надо было это ихнее элитное пиво, отдал бы лучше мне эти деньги, я бы нашего, нефильтрованного, баклашечку, да под рыбку, и был бы счастлив, да ещё бы осталось, и на дорогу, и на еду, а так пришлось занимать, что бы сюда доехать.
     -- Так надо было там же и потребовать денег, -- сказал Лёша.
     -- Да как-то я разомлел, да и растерялся от окружившей меня благоустроенности.
     -- Ну и как тебя не потянуло на продолжение, после такого? – спросил Лёша.
     -- Да я заехал к своей бабе, а у неё борщ, да такой вкусный, что я два литра и умял, да и вырубился до утра, ещё и проспал.
     --Как ты не лопнул от двух бокалов пива и двух литров борща, -- удивился Лёша.
     -- Та, -- обнажил улыбкой Вася свои редеющие зубы, -- такое мне под силу. Я даже как-то раз тестя случайно оставил без ужина, -- уже рассмеялся Вася и продолжил. – Прихожу к тёще по делу, а она спрашивает: «Вась, ты будешь есть», ну я конечно: «Да»,  она говорит иди на кухню там на плите борщ. Ну я пошел, поел. Через час приходит тесть с работы, ну и на кухню, ужинать. Но через пару минут кричит оттуда: «Люд, ты же борщ хотела сварить». Тёща отвечает, что на плите, но я перебиваю: «Извините, но я его съел». «Как съел?», удивляется тёща, -- «Там же пять литров». «Ну кушать хотелось» -- закончил Вася воспоминание, и сильно рассмеялся, широко продемонстрировав, проблемы с ротовой полостью, которые впрочем ни как его не ограничивали.
     -- У тебя там селитёр не завёлся? – со смехом спросил Лёша.
     -- Нет, это всё годами армейской службы нарабатывалось. У меня как у верблюда, есть накопительная функция. Полезная штука, мало ли какой перерыв между приёмами пищи, образуется.
     Но за столом Вася был умерен, понимая что мы такой наглости не потерпим.
     Когда приём пищи был окончен, Вася стал переодеваться в рабочее.
     -- Так, посмотрим, что мне тут Валера надавал, -- сказал Вася и начал доставать из сумки вещи. – Гля, неплохой пиджачёк.
     -- Валера тебе робу подогнал? – спросил Лёша.
     -- Да, говорит, вот перебирал дома вещи, возьми на робу. Ну я и взял. Блин, пиджак классный. Сказал, что за пятьсот баксов купил в Лондоне, это ещё когда в лучшие времена.
     -- Нее, -- протянул Вася, рассмотрев пиджак со всех сторон, -- в таком и на свадьбу. Оставлю.
     Но перед тем как вернуть этот остаток былой роскоши в сумку, Вася порылся в карманах: «Мало ли». Не обнаружив чего-то ценного в карманах, и ещё чего-то стоящего среди вещей, Вася переоделся.
     -- Ну теперь можно и деньги идти зарабатывать, -- сказал он, и закурил.
     Троём работалось веселей, и какой-то объём работы за этот день, нам всё же удалось одолеть.
     По окончании рабочего дня, мы пошли в баню, но уже помывшись, обнаружили, что забыли захватить с собой полотенца. Я и Лёша, стали сбрасывать с себя воду ладонями, а вот Вася, подойдя к своей одежде, взял трусы и начал вытирать ими лицо. Я рассмеялся.
     -- Чего ты, -- возмутился Вася, -- они чистые, я их дня три назад менял.
     -- Ну я меняю каждый день, и то бы не решился на такое, -- сказал я.
     -- Зачем меняешь каждый день? – удивился Вася.
     -- Чистоплотный.
     -- А, -- протянул Вася, и вытерев лицо, использовал трусы и для остальных частей тела.
     Вернувшись в дом, мы обнаружили на кухне, уютно расположившуюся за столом, мышь, которая, впрочем, увидев нас, поспешила скрыться, воспользовавшись дырой в плинтусе. Такой нахлебник, нам был нежелателен, и Лёша предложил сходить завтра на рынок, и купить мышеловку, или использовать опыт, приобретенный в Кировском, но Вася предложил свой способ борьбы. Он взял капустный лист и запихнул его в ту дыру, в которой скрылась мышь.
     -- Мышь наестся капусты и дальше пробираться в дом у неё не будет необходимости, и сытая она вернётся туда откуда пришла, -- пояснил Вася свою технологию борьбы с грызунами, увидев наши удивлённые взгляды.
     Лёша скептически отнёсся к такому методу, а я всё же понадеялся на жизненную умудрённость, Васи.
     -- Ну что ж посмотрим, -- сказал я, -- способ, по крайней мере, оригинален.
     Утром в дырке, капустного листа не оказалось, что и продемонстрировал Вася, как доказательство действия его метода. Позавтракав, мы засобирались на работу. Уже выходя, Вася вспомнил что: «Надо бы ещё капустки подложить», и вернулся в дом. Дождавшись Васю, мы отправились на объект, но только подошли к бане, как пошел дождь, и нам пришлось возвращаться. Когда уже подходили к дому, Вася виновато сказал, что лучше пока немного постоять на улице, и не входить в помещение.
     -- Да что там такое? – раздражённо спросил Лёша.
     -- Понимаете, уходя, я пукнул, -- ответил Вася.
     -- Нас не было минут десять, там уже всё выветрилось, -- сказал Лёша, и открыв дверь, решительно переступил порог.
    Но оказалось что не выветрилось. Более того, в доме просто невозможно было находится, резало и глаза и нос, и мы поспешили выбежать на улицу. Нет, ну я конечно знал, что человек, существо вонючее, но что бы настолько.
     -- А ты чего выбежал? – обратился Лёша к Васе, -- иди окна открывай, пусть набирается свежий воздух.
    Мы простояли минут двадцать на улице, но атмосфера в доме за это время не сильно улучшилась, и решив, что, что-то всё-таки можно сделать на крыше, наш коллектив снова отправился на объект. Вечером в доме, всё ещё стояло напоминание о Васиной несдержанности, которое, видимо всё таки успело за день въестся в стены, и мы рискуя замёрзнуть, спали с открытыми окнами.
     А между тем, в движении дней, Вася продолжал регулярно подкладывать, регулярно исчезающие капустные листы, твёрдо веря в свою методу, и потратив на это уже пол качана, но прийдя как-то с работы поздно вечером, мы застали на кухне шесть сытых и довольных мышей, издевательски и самодовольно нам улыбающихся. Всё таки та мышь решила не тихорится, и позвала к таким гостеприимным людям, весь свой коллектив, посчитав наверное, что капустный лист в дырке, это своеобразное подобие хлебосольной встречи, желанных гостей. Пришлось нам принять меры к изгнанию, всё же не желанных гостей, что оказалось не просто, поскольку мыши никак не хотели покидать такой сытный приют. После того как последний хвост скрылся в лабиринтах подземных ходов, Вася как виновник нашествия, был вынужден замазывать все дыры, какие обнаружились в доме.
     В движении дней и ремонт крыш шёл своим чередом, и мы уже успели залить четыре, благо работы на них было мало, но и времени, несмотря на неторопливость зимы, оставалось немного. Осень отступала, дни становились холодней, по утрам лужи были покрыты льдом, с деревьев опадали последние, задержавшиеся там листья, ветер из влажного, всё больше становился холодным, и всё настойчивей навевал приближение зимы. Сквозь ослабевающие силы осени, зима прорывалась, небольшим снежком. А мы вырубали рубероид.
     -- Слушайте, что будет с этой мастикой, она скорей замерзает, чем высыхает, -- спросил я.
     -- Ну а как зимой постельное бельё на улице сохнет, -- сказал, улыбаясь Вася, -- вымерзает. Так и здесь.
     -- Но это разве не скажется на качестве мастики? – спросил я.
     -- Конечно скажется, но это уже проблема Вриводы. Он ведь хочет успеть закрыть эти крыши, а мы люди маленькие, нам бы зарплату получить, -- ответил Вася.
     -- Ну и толстый же здесь слой рубероидов, -- сказал Лёша врубая со злостью топор в крышу, -- самое большое количество слоёв из всех крыш мной сделанных, да и вами наверное тоже.
     -- Нет, на Юности было больше, --  сказал Вася.
     -- А вы делали Юность? – спросил Лёша.
     -- Делали. У Валеры тогда совсем не было денег, и фирма была на грани выселения, и опасаясь этого, Валера принялся уговаривать руководство дворца принять оплату аренды, ремонтом крыши, но правда он такую цену за это заломил, что те сразу отказались. Долго потом Валера торговался, но всё-таки договорился. Так там пришлось кувалдой вколачивать топор в рубероид, что бы достать до стяжки. Вся Юность ходуном ходила, а музыканты, так те переносили свои репетиции, не в силах выносить своим музыкальным слухом, стоявший по всему дворцу, шум.
     Передохнув, мы вернулись к работе, но вырубка мне давалась с трудом, я работал со сломанным ребром, и каждый взмах топора всё больше усиливал боль. Когда мне стало трудно даже говорить, я решил что здоровье дороже и уехал в Донецк, а бригада всё таки успела закрыть объект до сильных холодов, но для этого  пришлось Вите подключится к рабочему процессу, а так же пустить в ход газовые горелки.

     Тридцатого декабря мы собрались на Юности. Оплату за Новогродовку  Вривода получил, но купил на неё машину, и теперь мы сидели на офисе, ожидая хоть каких-то денег на праздники. Надежда была, Вривода  откуда-то чего-то ждал, но часов в девять он вышел из кабинета и сказал что денег не будет. Я крайне раздражённо поднялся и молча пошел к выходу.
     -- Подожди, -- сказал Вривода, -- Витя зайди, -- добавил он, и направился в кабинет.
     -- Сейчас денег получим, -- радостно потирая руки, сказал Вася.
     Через пару минут вернулся Витя и дал мне двадцать гривен. На мой непонимающий взгляд, он пожал плечами:
     -- Ну, что дал.
     Новый год обещал быть ………



Часть вторая


1


     Ещё было раннее утро, но в автобусе уже было жарко и душно. Стоял сильный шум от голосов, работы двигателя и врывающегося в открытые окна, ветра. На этом автобусе, я и Вася-Лётчик, ехали в СевероДонецк. Много перемен произошло вокруг нас, просто лавина перемен прошлась по нашей скромной, трудовой жизни, своим жаром бесцеремонно расплавляя прошлое.
     В компании сменился генеральный. Несмотря на то, что компания была не особо прибыльной, и несла лицу, возглавлявшему её всевозможные трудности, возле кресла генерального образовалась целая давка, и один вроде бы даже уже уселся в него, но был нагло, и бесцеремонно подвинут. Другому желающему помогли усесться, и особо в этом усердствовала, одна шумная и расторопная дама.
     В фирме специализирующейся на ремонте крыш по новым технологиям тоже произошли перемены. Когда весной Вривода позвонил Вите и сообщил о начале сезона, Витя поставил его перед фактом, что они с Гришей с фирмы ушли. Мы (работяги) ушли вместе с ними. Но уйти пришлось практически всем в минусах. Наибольше потерял Витя. Для того чтобы закончить последний объект он занял денег, а когда с Вриводой за этот объект рассчитались, то он совершенно случайно, без злого умысла, забыл отдать Вите деньги на погашение долга. Ну и плюс к этой сумме, аванс за последний объект, который Витя выдал нам со своего кармана, а также не выплаченная ему  зарплата. Только Лёше удалось забрать всё что заработал. Он всю зиму ходил на офис, пытаясь получить полагавшееся ему, только всякий раз слышал что денег нет, но когда Вривода узнал что ему не с кем начинать сезон, и более того, кровельный бизнес вообще под угрозой, он предложил Лёше занять Витино место. Лёша согласился, но с условием полного погашения задолженности, и Вривода, желая удержать знакомого с технологией, и готового продолжить кровельное дело, человека, поспешил деньги отдать, а Лёша после этого перестал отвечать на его звонки.
     Когда Вриводе стало ясно, что кровельный бизнес продолжить не получиться, он решил продать всё оборудование в Кальчике. Быстро нашёл покупателя и повёз его туда, но приехав, на месте завода обнаружил пустоту. Растворились в пространстве -- два вагончика, две установки, ЗИЛ, накопительный бак, установка для изготовления мастики. Бригада, работавшая на заводе, которой тоже должны были деньги, узнав, к чему всё идёт, поспешила это имущество продать, в целях погашения задолженности по зарплате.
     К слову, к этому времени, Вриводу вытурили из Дворца молодёжи Юность, из-за большого долга по аренде, и офис существовал на съёмной квартире. Так что, фирма, специализирующаяся на ремонте крыш по новым технологиям, в полной мере прекратила своё существование.
     Витя открыл свою фирму, тоже являющуюся частью той же строительной компании, подчиняющуюся общему руководству, финансово связанную, но и имеющую свою долю независимости. Ну и мы конечно же в ней все были, только не числились, да и офиса у фирмы не было, но зная Витино отношение к делу, мы надеялись на успешное развитие.
     Первые объекты пришли от Гриши.  Он родом из СевероДонецка, и там, один из его старых знакомых, владеет небольшой строительной фирмой, занимающейся, в том числе и ремонтом крыш. Рассказывая нам об этом знакомом, Гриша имени его никогда не упоминал, а называл Конкретный, и со слов Гриши это был человек из криминальных девяностых, переквалифицировавшийся на законный заработок, но сохранивший налёт девяностых, сквозивший, и в разговоре, и в жестах, и в понятиях. В память о прошлом он держал при себе ствол, и ездил на чёрной бехе, из окна которой всегда громко звучала Верка Сердючка.
     Так вот, друг Конкретного занял должность в городском управлении дающую ему возможность принимать участие в распределении бюджета города. Поразмыслив, друзья пришли к выводу, что могут извлечь выгоду из взаимного сотрудничества, после чего, лёгким движением руки, и с заботой о комфорте горожан, часть бюджета была направлена на ремонт городских крыш, а мы ехали помогать осваивать выделенные деньги, чтобы успеть освоить как можно больше, пока есть такая возможность.
     На подъезде к СевероДонецку, удивило большое обилие хвойных насаждений, просто целые посадки, забросившие свои семена и в сам город. А в самом городе, нам пришлось немного побродить по незнакомым улицам, пока наконец удалось выйти к нужному общежитию, где у входа нас уже ждали Гриша и Витя. Они пробудут некоторое время в СевероДонецке, пока мы не освоим новый вид работ.  Дело в том, что крыть крыши предстоит рубероидом с наплавлением, который никто из нашего коллектива, и Гриша с Витей в том числе, раньше и в глаза не видел. Но Витя твёрдо верил в свои способности понять любой принцип, а вместе с ним и мы верили в него, и за успешное освоение новых технологий  не беспокоились. Для ремонта нам предоставят крыши жилых многоэтажек, и у нас будет работать две бригады. Мне и Васе дадут в помощь несколько местных, а Лёша везёт свою бригаду, набранную им в селе, из которого он родом.
     Поздоровавшись с нашими вождями, мы с Васей пошли заселяться. Комната была просторной, и вместе с нами проживать в ней будут и Гриша с Витей, на время их пребывания в СевероДонецке. И я, сильно сомневаясь в том что смогу отстоять своё право дышать чистым воздухом в противостоянии с ними, поспешил занять кровать у окна. А Лёша и его бригада будут жить в другой общаге, расположенной более близко к их объектам. Разместившись и переодевшись, мы вышли на работу. Впрочем, начало нам было хорошо знакомо, та же вырубка, те же растворные работы, чем две, новообразованных бригады усердно и занялись в день приезда.
     На крыше, доставшейся нам с Васей, один из жильцов верхнего этажа, нашёл свой, оригинальный, и нигде нашему коллективу ещё не встречавшийся способ, обособиться. Он поднял над своей квартирой, и чётко по границе принадлежащей ему жилплощади, стяжку, на двадцать сантиметров. То есть, крыша над его квартирой, была выше остального уровня крыши дома, на двадцать сантиметров. Такое решение по нашему мнению было бессмысленным, и даже делающим крышу более уязвимой, поскольку основным местом протекания являются стыки (места соприкосновения вертикального и горизонтального на крыше – вытяжки, парапеты), а он своим решением только увеличил количество таких мест. Нам было интересно узнать мотивы, побудившие человека пойти таким путём, и вскоре после того как мы приступили к работе и застучали топорами, извещая этим дом о начале ремонтных работ, такая возможность у нас появилась, хозяин стяжки поднялся на крышу. Он рассказал что предлагал соседям по этажу скинутся на ремонт крыши, но те отказались, твёрдо веря, и как видим не без оснований, в городское управление, и тогда он таким образом решил отделится. Но закончив с пояснением, хозяин бессмысленных растворных работ, с сожалением добавил, что несмотря на два слоя хорошего рубероида, крыша над его квартирой всё равно течёт, и он не может понять почему. Вася ему объяснил, что попадая под рубероид над соседней квартирой, вода, под воздействием ветра, особенно в ливень, частично проникает и под его стяжку. Мы примерно с таким в своей практике как-то сталкивались. Там было два здания со сводчатыми крышами, примыкавшие друг к другу, ну такой архитектурный замысел. У зданий была общая стяжка между сводами, но разные хозяева. Мы ремонтировали только одну крышу. Через несколько дней после того как мы объект сдали, но деньги фирме ещё не перечислили, позвонил заказчик и сообщил что крыша течёт. Наша бригада срочно выехала на место. На крыше, причину протекания мы не нашли, и только обследовав здание изнутри, увидели что мокреет та стена, которая находится под стяжкой. Осмотрев соседнюю крышу, мы обнаружили, что она не так хорошо защищена от дождя как отремонтированная нами, из чего стало ясно, что попадая на ней под рубероид, вода стекает по плите под стяжку и частично проступает и в нашем здании. Там ситуация, к слову, оказалась патовая. Хозяин соседней крыши отказался её ремонтировать, а наш заказчик, в свою очередь, отказался оплачивать ремонт чужой крыши. В итоге, наш заказчик, так и остался с протекающей крышей, несмотря на оплаченный ремонт и наши усилия. Так что Вася объяснил хозяину лишнего растворного нароста на поверхности крыши, что вместо того чтобы нагружать крышу лишними килограммами (что кстати не безопасно), ему надо было просто немного завести рубероид и на соседнии территории, что вышло бы гораздо дешевле и надёжней. Но услышав это, хозяин стяжки пришёл в крайнее негодование. Он нервно заявил, сильно повышая голос и горячась, что лучше будет жить под протекающей крышей, но ни на сантиметр не заведёт рубероид на территорию «этих». Пришлось человека даже успокаивать, настолько слова Васи вывели его из равновесия, и заверить , что у нас нет никаких счётов ни с одним из жильцов дома, и мы отремонтируем всю крышу целиком, так что у него больше течь не будет. Но это не сильно успокоило человека, видимо  в голове всплыла, потраченная, теперь уже ясно что зря, сумма.
     А вообще, в своём желании жить под не протекающей крышей, отчаявшиеся добиться этого от ЖЭКа, жильцы, иногда принимают очень оригинальные решения. Как-то мы ремонтировали, тогда ещё мастикой, крышу на жилом доме, но только под одним подъездом, ну такая халтурка была, так там, жильцы соседнего подъезда пошли на более затратные, но без сомнения более надёжные, меры. Они изменили вид крыши над своим подъездом, а именно, перевели мягкую кровлю, покрытую рубероидом, в твёрдую, то есть установили на крыше деревянный каркас, и уложили шифер.
     Но вернёмся к первому рабочему дню, а он, под чутким присмотром Вити, вышел очень плодотворным.
     Ну а уже вечером, Витя не мог нарадоваться, слаженности, эффективности и работоспособности Лёшиной бригады. Я думаю что ему уже сладко грезилось как он развернётся с таким коллективом. Нас раздражали эти хвалебные оды Лёше, и Гришу в том числе, он тоже, не знаю правда почему, невзлюбил его. Устав от Витиной болтовни, об ударном труде той бригады, не прекращавшейся весь вечер, я не выдержал и раздражённо сказал:
     -- Почему бы тебе и не расположится с Лёшиной бригадой. Если надо, то мы можем и кровать помочь перенести.
     Гриша с Васей рассмеялись, а вот  Витя сарказма не понял, и стал на полном серьёзе объяснять что у них мало места и кровать некуда будет поставить.
     -- Ничего, мы там кого надо подвинем и непременно найдём для тебя местечко, – сказал я. Перспектива выслушивать эти похвалы каждый вечер не радовала, а идея переселить Витю мне уже даже очень нравилась.
     Витя хотел что-то ответить, но Гриша, желая разрядить обстановку, сменил тему, и перевёл разговор на обсуждение инцидента произошедшего в высших сферах строительной элиты. Там на одном банкете, устроенном тогда ещё генеральным, но теперь уже бывшем, повздорили нынешний генеральный и тот «желающий», которого так бесцеремонно подвинули. В пылу спора, разгорячась, нынешний генеральный, запустил в «подвинутого», апельсин, да так прицельно запустил, что попал тому в лоб. И столкновение было такой силы, что от него «подвинутый» рухнул на пятую точку. Но конфликт продолжения не получил, пострадавший не решился дать сдачи.
     Утром мы вышли на работу, и Лёшина бригада продолжила ударно трудится, Витя продолжил их нахваливать, а нам с Васей дали в помощь двух восемнадцатилетних пацанов, которым пришлось объяснять, и как надо держать в руке топор, и как замешивать раствор.
     В середине рабочего дня на крышу поднялся молодой человек лет двадцати пяти, в костюме, белой рубашке и галстуке. Мы подумали что это какой-то проверяющий, но нет, оказалось он пришел к нам работать.
     -- На работу как на праздник? – спросил я.
     Молодой человек утвердительно кивнул.
     -- Ну извините, у нас тут ничего не приспособлено чтобы вы могли переодеться, – продолжил я.
     -- Не беспокойтесь, – ответил молодой человек, и достав из пакета тремпель, снял и повесил на него костюм, после чего укрыл его целлофаном и разместил на обнаруженном в кладке входа на крышу, гвоздике. Одев рабочее, молодой человек стал трудится, и трудится вполне знающе, каждый раз приходя на работу в таком виде. Я, удивлённый как и все таким выбором одежды, как-то спросил у него, может в его гардеробе нет, других, более подходящих для таких целей, вещей, но оказалось что это его стиль жизни. Хотя может он таким образом настраивал фортуну на руководящую для себя должность. Но мы были рады опытному рабочему, правда он задержался у нас не долго, может что и притянул для себя.
     А тем временем, Витя маневрировал между двумя домами, но по большей части находился у нас, нахваливая Лёшину бригаду, и нагружая нашу дополнительными работами, постоянно созревающими в его голове. Он любил что–то такое выискивать на крыше, что можно было бы ещё сделать. Так, к примеру, перемещаясь как-то по поверхности здания в очередном поиске, он к своей радости, обнаружил на выступающих над крышей с торцов дома панелях, образующих парапет, задуманные производителем, круглые, неглубокие отверстия, и решив что они каким-то образом угрожают целостности здания и надёжности выполняемой нами работы, потребовал срочно заполнить их раствором. И Вася, вооружившись мастерком, лично приступил к выполнению поставленной задачи, но во время работы в одном из отверстий было обнаружено птичье гнездо, в котором пищали и суетились, шесть ещё не оперившихся и не подготовленных к жизни, птенцов. Мы решили это отверстие оставить не тронутым, но когда утром Вася, видимо ещё не проснувшись, стал заполнять, не заполненные накануне отверстия раствором, то заполнил и то в котором были птенцы.  Когда оплошность обнаружилась, нами была предпринята спасательная операция. Мы выскребли раствор, достали обломки кирпичей, которыми заполнялись отверстия для экономии раствора, смастерили из проволки крючок, и извлекли горемык на свет божий. Они оказались все живы, и обрадовавшись солнечному свету, принялись радостно чирикать, а мы, очистили их от раствора, привели в порядок гнездо, и наложив в него свежих веток,  вернули туда птенчиков. Вскоре прилетели их родители, с заполненными добычей клювами, и жизнь этого семейства продолжила идти своим чередом. Ну а Вася ещё некоторое время чувствовал себя виноватым за то что подверг маленькие жизни такому стрессу, и чтобы хоть как-то загладить свою вину размещал рядом с гнездом пойманную им ползающую живость.
     Когда растворные работы были сделаны, настало время знакомится с процессом проклейки рубероида. Для начала Витя сам провозился час с рубероидом, пытаясь понять как с ним лучше работать, а когда оптимальный вариант был найден, приступил к демонстрации.
     Рубероид с наплавлением это обычный рубероид на который с одной стороны нанесён слой битума, покрытый сверху плёнкой, а с  другой стороны просто нанесена плёнка, и суть работы с ним состоит в том чтобы при помощи горелки плавить плёнку, открывая битумную часть, и постепенно раскатывать рулон, притаптывая для склеивания с проклеиваемой поверхностью, прогретую часть, ногой. Вроде бы ничего сложного, но надо было наловчится правильным темпом вести пламенем по рубероиду, чтобы не пропаливать его, и выставлять рулон так чтобы он при раскатывании не смещался в сторону. Добавил сложностей, приехавший в первый день проклейки, прораб Конкретного. Он сообщил нам, что в целях экономии, нижний слой клеится не целиком, а рулон надо распускать по длине пополам, и клеить таким образом, чтобы образовавшиеся половинки  оказывались под стыками верхнего слоя. То есть, крыша не проклеивалась целиком нижним слоем, а чередовалась проклеенной и не проклеенной полосой, приобретая таким образом подобие причудливой игры природы с раскраской зебры. Это делалось в двух целях.                Во первых, укреплялся стык, одно из распространенных мест протекания, а во вторых, если приёмная комиссия решит проверить наличие на крыше двух слоёв, то кровельщик будет знать где необходимо  вырезать, чтобы продемонстрировать это. Ну и конечно же от таких манипуляций с нижним слоем, Конкретный дополнительно ложил себе в карман, неплохую прибыль. И здесь мы столкнулись с необходимостью делать крыши недобросовестно. Но вернусь непосредственно к самому процессу.
     Если при проклейке нижнего слоя, допустимы были кое-какие огрехи, то вот с проклейкой рубероида второго слоя, было сложней. Его верхняя сторона покрыта каменной крошкой, предназначенной для защиты от повреждений, и только с одного края идёт десятисантиметровая полоска без подсыпки, необходимая для проклейки на неё следующего рулона, то есть для нахлёста. Вот с таким рулоном и возникали основные сложности. Если где-то рулон перегревался, то битум проступал сквозь посыпку, образуя сверху чёрное пятно, портящее и внешний вид и целостность покрытия, а если при утаптывании перегретый кусок не замечался, то обувь влипала в битум, оставляя на поверхности рубероида свой отпечаток. От нашей неопытности, такие повреждения были нередки, и для их устранения нам привезли мешочек подсыпки. Но трудней всего было удержатся при раскатывании, полоски предназначенной для нахлёста. Рубероид всё время пытался сместится в сторону, и часто у него это получалось, а поскольку его часть была уже проклеена, то приходилось рулон обрезать и выставлять заново. И особенно часто это происходило если рулон был деформирован или слежался. Мы пытались с этим смещением бороться: предварительно раскатывали рулон, выставляли его по линии, аккуратно обратно скатывали; при прогревании старались силой возвращать его в нужную колею, но, не смотря на все наши усилия, по большей части, крыша проклеивалась не так, как должна была бы.
     Убедившись что процесс работы с рубероидом нами понят, Витя с Гришей укатили в Донецк, а мы, уже самостоятельно, продолжили проклейку. В принципе, после первых неудач и освоения, это оказалось не  таким уж и трудным делом, по сравнению со сложностями при работе с мастикой, это были две большие разницы. Особенно радовали, возможность  одевать на себя чистую робу, и отсутствие необходимости, отмываться в конце трудового дня, бензином.
     В общежитии, куда нас поселили, кухня отсутствовала, и для приготовления пищи мы использовали электропечь, путешествующую с нашим коллективом ещё с Кировского. У меня с Васей сразу возникли разногласия по поводу меню, и каждый готовил отдельно для себя. Так, в один из вечеров, когда очередной рабочий день остался позади, Вася на ужин решил сварить гороховую кашу. Когда я это увидел, то стал отчаянно протестовать – Новогродовка оставила неизгладимый шрам на душе, но аргумент – «А что я буду жрать», заставил меня отступить. Не знаю что было не так с этим горохом, но он на отрез отказывался «сварится», и даже через два часа, был всё ещё сырой. Я предложил Васе свои продукты, но он категорически отверг это, ссылаясь на приобретенную за годы военной службы привычку, не искать лёгких путей. Поужинав я лёг спать, оставив Васю, один на один противостоять коварному бобовому. Часов в двенадцать, Вася понял что вырубается, и выключив печку, лёг спать голодным, но среди ночи, измученный голодом, всё же предпринял попытку горох доварить. Сквозь сон я слышал как он шкрёб ложкой о дно кастрюли и тихонько матерился. Утром, только проснувшись, Вася снова включил печку, но когда подошло время уже выходить, горох всё ещё был не готов. Истощённый противостоянием, и не желая оставаться голодным, Вася, взмахом руки, отказался от дальнейшей борьбы, и, бросив на кастрюлю озлобленный взгляд, со словами: «Горячее сырым не бывает», наложил гороха себе в тарелку и стал есть.
    -- Немного сыроват, – сказал он, когда первая ложка была пережёвана.
     -- Как говорят итальянцы, немножечко «альдентэ»? – спросил я.
     -- Да, самое что ни на есть «альдентэ», -- ответил Вася, и измученный голодной ночью, умял всё содержимое кастрюли.
     Конечно, я искренни сочувствовал тому что Вася лёг спать голодным, но и был рад что он позавтракал горохом а не поужинал. Впереди предстоял рабочий день на свежем воздухе, и к вечеру я надеялся, его желудок уймётся, и мне не придется отражать, маховыми движениями, газовые атаки. А ещё я надеялся, что отчаянное сопротивление бобовых, вразумит Васю, и наученный горьким опытом, он исключит их из своего меню.
     Мы быстро управились с проклейкой, и рано утром, в день приёма крыши, пришли устранить последние недоделки. Убедившись что всё готово, бригада уютно разместившись в теньке, стала ждать приёмную комиссию. Крыша выглядела, обновлено хорошо, и приятно было смотреть на дело рук своих. Но Вася видимо всё-таки был не совсем доволен развернувшейся картиной, и ни с кем не посоветовавшись, решил добавить красок во внешний вид крыши. Отойдя от нас на пару шагов, он начал справлять малую нужду прямо на новенький, ещё не успевший  запылится, рубероид.
     -- Да что ж ты творишь – возмутился я.
     -- Так а что, мы же тут уже работать не будем, -- спокойно ответил Вася.
     -- Сейчас же прейдет приёмная комиссия, а тут нассано, да ещё и прямо у входа.
     Осознав свою оплошность, Вася пошёл за подсыпкой, но было уже поздно, на крышу поднялось три человека, в том числе и прораб Конкретного. И конечно же им сразу бросилась в глаза оставленная Васей лужа.
     -- Ребята, ну могли бы попросится к кому-то из жильцов, раз уж приспичило, --  сказал один из членов комиссии.
     -- Да это вода, я руки мыл, -- поспешил оправдаться Вася, но ему никто не поверил.
     Конечно, лужа мочи не могла повлиять на приём крыши, и она была сдана, но Васин поступок вызвал у меня беспокойство о его умственном состоянии. У него вообще в последнее время всё чаще стали проявляться признаки деградации. Когда я только начинал работать с Васей, то всегда обращался к нему с вопросами или за советами по работе, теперь же всё больше он спрашивал у меня,  причём о том, о чём я сам когда-то спрашивал у него. Вряд ли это возраст, сорок пять не тот период, скорей всего это проявляется разрушительная сила алкоголя.
    По прибытии на следующую крышу, прораб нас сразу предупредил, что в такой-то квартире, на последнем этаже, живёт пожилая, семейная пара, которая очень любит скандалить, и начальник ЖЭКа, которого – «они уж очень достали», просит нас работать над их квартирой аккуратно, и сделать как можно лучше, поскольку они могут с жалобой и к мэру пойти.
     -- Достали эти пенсионеры, вечно с ними хлопот не наберешься, -- закончил прораб свою речь.
     -- Та да. Делать нечего, так они и шляются по кабинетам, -- поддакнул ему один из работающих у нас юнцов.
     -- Ну вообще-то, в том что люди добиваются того чтобы у них не текла крыша, нет ничего предосудительного, -- вступился я за пенсионеров, -- и работа начальника ЖЭКа в том и состоит чтобы устранять всякие неполадки, он в конце концов за это деньги получает.
     -- Вот и сделайте хорошо, -- сказал прораб и ушёл.
     Погода была хорошей, и мы с этого куска и начали. Правда уже было поздновато, но Вася посчитал что за ночь раствор высохнет, и с утра над квартирой пенсионеров уже можно будет проклеить. Начали по традиции с вырубки. Рубероид вокруг вытяжки оказался сильно прогнивший, и нам пришлось его вырубать до стяжки. Сделав растворные работы, и этим закончив рабочий день, мы пошли в общагу. А уже через час пошёл дождь. Это нас сильно встревожило.  Прошёл только час, и раствор вряд ли высох, и шансы что он удержит воду, и не пустит её в квартиру, были крайне малы. Оставалась надежда что дождь будет идти не долго и всё обойдётся, но дождь лил всю ночь. Нет, нет, не дождь, ливень лил всю ночь. И мы всю ночь не спали. Конечно же нас беспокоило что может быть нанесён вред пожилым людям, но ещё больше беспокоил, возможный в следствии этого, скандал. Нам так и представлялось, как заливает квартиры, и пожилым людям, и их соседям снизу, а учитывая что льёт ливень, и льёт долго, то и жильцам первых этажей. И воспалённый беспокойством мозг, рисовал в сознании как мечутся пенсионеры по квартире, собирая дождь, и копят в себе праведный гнев, а когда подкошенные нервным напряженьем, силы оставляют их, напиваются таблеток и бросают затопленье на произвол судьбы. Заснуть не удалось. Ливень кончился только в пятом часу утра, а к часам восьми, морально подготовившись к взрыву негодования, мы пошли на объект. Решили не доводить дело до объяснений жильцов с начальником ЖЭКа, а уладить всё на месте, приняв, по возможности, на себя материальные издержки, и если надо, то и сделать ремонт, благо у Васи был опыт внутренних работ. Я без зазрения совести воспользовался тем что за работу бригады отвечает бригадир, и отправил Васю одного объяснятся с жильцами, а сам остался ждать его на лавке перед подъездом. Пока ждал то всё прислушивался, ожидая услышать гневные крики, но услышал только шаги спускающегося Васи. Я сразу попытался прочитать  по лицу уровень катастрофы, и очень удивился, встретившись с Васиным успокаивающим взглядом.
     -- Ну что там? Как-то всё слишком тихо прошло, -- нетерпеливо спросил я.
     -- Всё нормально, -- сказал Вася, таким тоном, как будто не сомневался что так и будет, и не было позади беспокойной ночи.
      – Когда бабушка открыла дверь, я спросил, есть ли у вас протекания поле дождя, -- продолжил Вася. – «Нет, нет, всё сухо. Спасибо мальчики вам большое», ответила она мне.
     И мы со спокойной душой  приступили к работе, но на следующем подъезде всё повторилось. Так же вырубили, так же под вечер закрыли раствором (и на своих ошибках не учимся), и так же пошёл дождь, ну правда не такой сильный. И утром Вася снова пошёл к жильцам. В этот раз, в одной из квартир потолок всё-таки промок,  но там жили какие-то пьяницы, и это не сильно испортило внешний вид помещения, и Вася откупился от них, двумя по ноль семь.
     Что касается приёмов пищи, то я предпочитал на завтрак и ужин каши быстрого приготовленья, к ним какую-нибудь рыбную или мясную консерву, и овощи, а в обед ходил в городскую столовую. А вот Вася старался экономить на продуктах, и питался скудно, но в одной слабости отказать себе не мог. Чтобы он ни ел, это обязательно щедро приправлялось майонезом. И утром за завтраком, перед началом очередного рабочего дня, он снова хотел добавить вкуса в свою тарелку, но колебался.  Дело в том что майонез лежал без холодильника  уже несколько дней, а на улице стояла жаркая погода, и Вася немного сомневался в его пригодности. Он нюхал майонез, пробовал его на язык, но в конце концов, сказав: « А ладно», решил всё-таки завтрак раскрасить, и со словами: «Всё равно пропадёт», выдавил из тюбика весь остаток. По тому как усердно стучала ложка по тарелке, получилось вкусно, и Вася остался доволен своим решением. Позавтракав, мы отправились на объект. Первым делом предстояло сорвать старый рубероид, но только бригада приступила к этому, небо стало затягивать, и Вася, полагаясь на опыт приобретенный за время службы в авиации, сделал вывод что через часок ливанёт. Осадки решили переждать в общаге. Когда уже подходили к ней, Вася прибавил ходу. Я подумал что он,  предчувствуя скорый ливень, решил поскорей укрыться под крышей, и прибавил ходу то же. Но через  минуту Вася прибавил ходу ещё. Я вслед за ним. А затем Вася побежал. Я не стал так ускорятся, до общаги оставалось не далеко, и дождя можно было уже не опасаться. Вскоре Вася скрылся в дверях общежития, а через пару минут вошёл туда и я. Проходя по коридору я услышал доносившийся из туалета, Васин голос, он просил меня принести ему туалетной бумаги. Стало ясно что причиной внезапного ускорения, был утренний майонез.
     В один из дней столкнулся на крыше с каким-то странным голубем. Я проклеивал рубероид, когда в метрах пяти от меня, приземлилось это пернатое. Сначала голубь некоторое время просто смотрел на пламя, вырывающееся из горелки, а потом начал приближаться к нему, не сводя с него глаз. Складывалось такое впечатление, что он был как будто загипнотизирован огнём. Вскоре голубь подошёл настолько близко к горелке, что казалось он может вспыхнуть, но не смотря на это голубь продолжал сокращать расстояние. Когда мне стало ясно что он не остановится, я отогнал его, но через минуту голубь снова стал сокращать расстояние до горелки и мне опять пришлось его отгонять. Так повторилось ещё несколько раз. Только тогда когда ради его же спасения мне удалось пнуть голубя, он улетел окончательно. Что не так было с этим пернатым, и что он вообще хотел от огня, для меня осталось загадкой. Возможно, в прошлой жизни он был членом общества огнепоклонников и действовал бессознательно, или может в голубиной его жизни он решил спалить себя, протестуя против чего-то, или задумал покончить собой от неразделённой любви, а может и просто был психически не здоров. Как бы там нибыло, а я ещё несколько дней опасался мести с его стороны в виде привычной для людей голубиной пакости, но голубь больше не появился.
     А мои опасения насчёт голубя имели свои основания, у нас как-то был эпизод, показавший что не всё так просто с пернатыми на этой планете, и даже обдавший нас, немного мистическим холодом, особо выделившимся среди уже и так, холодной, глубокой, осени.
     По дороге на объект существовало очень большое, ветвистое, и даже где-то мрачноватое, дерево, которое по утрам было густо усеяно воронами – недалеко лежали колхозные поля, и это дерево было пунктом сбора, перед налётом на них. И по утрам это дерево выглядело жутковато, напоминая своим видом один Голливудский фильм ужасов. Но работал у нас в бригаде, молодой, легкомысленный паренёк, который забавлялся тем, что по дороге на объект, набирал камней, а потом кидал их по воронам на этом дереве. Мы ругали его за это, и для острастки напоминали этот фильм, но паренёк только иронично улыбался на это. Через несколько дней, после того как крыша была сдана, но деньги фирме ещё не выплачены, на офис позвонили и сообщили что крыша течёт. Бригада срочно выехала на объект. Обследовав крышу, мы обнаружили на ней много глубоких (до плит), конусообразных отверстий, по виду сильно напоминавших клюв. В памяти сразу всплыло жутковатое дерево. Бригадир напомнил парню его поведение, наглядно продемонстрировав к чему это привело. Парень сделал вид что не поверил в существующую связь, но когда с того дерева взлетела стая ворон, он поспешил к лестнице. Правда достаточно быстро нашлось объяснение, по крыше повсюду попадалась скорлупа грецких орехов, но парню мы об этом не сказали, в назидательных целях, и остаток дня он работал с опаской, часто, тревожно, посматривая на дерево, и на чистое, синее небо над головой. Но я всё-таки думаю что вороны именно эту поверхность для приёма пищи выбрали не просто так. И нам ещё  не раз приходилось приезжать латать эту крышу, пока её не занесло снегом.
     Ещё в начале работы с рубероидом, нас предупредили, что при проклейке, нижний слой надо сразу закрывать верхним, и так постепенно двигаясь, двумя слоями покрывать крышу, и работая быть внимательными, поскольку могут прийти с проверкой, а в этом случае, принять меры чтобы скрыть нецелостность покрытия крыши, нижним слоем, но как тут уследишь, не стоять же на шухере.
     Докатав очередной рулон, и погасив горелку, я увидел на крыше мужчину, внимательно рассматривавшего нашу работу. Насмотревшись, он подошёл к Васе и спросил:
     -- Почему не вся крыша проклеивается нижним слоем, а только полосами?
     -- Ну как почему, для того чтобы вода могла уходить, -- не задумываясь ответил Вася.
     Это же надо было сказать такую глупость. Я думаю, Вася и сам не понял что сказал. И я ждал от проверяющего, а это был он, взрыва негодования, после услышанного, но нет, Васин ответ его вполне удовлетворил, и сказав: «Ну работайте ребята», он ушёл. Как мы потом смеялись, когда на следующий день прораб рассказал нам, что проверяющий остался вполне доволен увиденным. Как  можно было послать проверять работы на крыше, человека который в этом вообще ничего не смыслит.
     А между тем, вторая бригада осталась без бригадира. У Лёши были какие-то проблемы с коленями, и он уехал в Донецк, лечится. К этому времени его бригада делала крышу общежития в котором они жили, и на момент отъезда  бригадира, с крыши был сорван весь рубероид, сделаны все растворные работы, и уезжая, Лёша успокоил прораба, сказав что там осталось только проклеить, а это пару дней, и бригада и без него справиться. Но через три дня к нам на крышу поднялся прораб и спросил не знаем ли мы где та бригада, на крыше никто не работает, в комнате их нет, а прошедший вчера дождь промочил общагу до первого этажа. Мы ответили что не знаем где они, и прораб попросил нас попробовать их найти, поскольку если это сделают жильцы общежития, то всё может закончится линчеванием. И пришлось нам с Васей отправится на поиски пропавшей бригады.
     Распределение монетным двором наличности, тяжёлым грузом легло на СевероДонецк. Я имею ввиду монеты номиналом в одну гривну. Если в Донецке они были в не большом количестве, и у нас, любители кидать деньги в копилку, искали их, и при мне, как-то, одна женщина в маршрутке, меняя  у водителя бумажные деньги на эти монеты, хвасталась ему что уже насобирала в подарок сыну на свадьбу, две тысячи гривен, одногривенной монетой (представляю радость молодых), то в СевероДонецке всё было наоборот. Если вы по не знанию оплачивали проезд в маршрутке стогривенной купюрой, то совершенно точно получали в сдачу, девяносто девять гривен, одногривенной монетой. И когда мы с Васей расплатились за проезд бумажными деньгами, водитель очень обрадовался этому, и с этого  сразу сделал вывод что мы не местные, а узнав о нашей неосведомлённости, рассказал что здесь это целая проблема. Одногривенных монет в ходу слишком много, и в маршрутке оплачивают проезд  только ими, и водители соответственно, получают зарплату то же только ими, и из-за этого они уже давно не держали в руках бумажных денег, а их жёны, забросив кошельки подальше, пошили себе для походов в магазин, мешочки, на подобии тех, которые носили на поясе как кошельки, в далёком прошлом.
     Мы долго стучали в дверь, но никто не открывал. Но когда Вася назвал себя по имени, послышалось шевеление, и дверь открылась. В комнате царили сильная грязь и перегар. Вся бригада находилась под влиянием жидкости «сорок градусов плюс». Нам с трудом удалось определить кто старший, и Вася объяснил ему за чем мы пришли. Старший долго собирался с мыслями, и наконец ответил:
     -- Да мужики, да всё нормально. Там работы на два дня. Мы сегодня очухаемся, и завтра прямо с утра. Не переживайте, всё будет нормально.
     -- Да всё нормально. – Слышь там работы на два дня. – Да не вопрос выйдем и сделаем. – Пацаны не переживайте, два дня и крыша готова, -- дружно загалдела бригада, а один из них встал и помочился в умывальник.
     Получив такое надёжное заверение, мы удалились, но через пару дней у нас на крыше снова появился прораб.
     -- Мужики, да где эта бригада. Крыша течёт, жильцы напрягают. Там лужи на первом этаже.
     -- Так мы их видели. Они сказали что за два дня сделают, -- ответил Вася.
     -- Мужики, сходите ещё раз, потому что если я их найду, то они поедут отсюда со сломанными руками.
     И мы снова долго стучали в дверь, Вася  называл себя по имени, но в этот раз никто не открыл. Уже уходя, в одной из соседних комнат, мы услышали знакомый  голос старшего. Вася постучался туда и назвался. Из-за двери тихо спросили:
     -- Вы одни?
     -- Да, да. Открывайте, -- ответил Вася, и нас впустили.
     Оказалось, что опасаясь жильцов, эти работяги переселились к бабам с которыми там сошлись, и вместо ремонта крыши, продолжали бухать. Вася снова объяснил им за чем мы пришли, а так же передал и слова прораба о сломанных руках.
     -- Да мужики, слушайте, там же только осталось проклеить. Я вам говорю, там максимум на два дня. Завтра выйдем и всё проклеим, -- затянул в хмелю прежнее старший. – Выйдем мужики? – спросил он бригаду.
     -- Выйдем, базара нет. Два дня и крыша готова, -- подхватили все.
     Но на следующий день, на нашей крыше появился  старший бригады, правда трезвый, и  попросил нас купить у них рубероид.
     -- Рубероид это хорошо, нам предлагали шабашку но нечем делать, -- сказал заинтересованно Вася. Но после паузы на размышление с сомнением добавил. – А если потом всплывёт недостача, и кто-то из вас же и проболтается куда он ушёл?
     -- Да не проболтается. Мы хотим по-тихому свалить, но нам не за что уехать. Мужики возьмите рубероид, не идти же нам пешком.
     -- Так сделайте крышу, получите деньги и езжайте, -- сказал Вася.
     -- Да не в рабочем состоянии бригада, да уже и не скоро будет, а долго мы скрываться не сможем. Выручайте мужики.
     Пришлось выручить. Получилось два в одном -- и бригаду от линчевания спасли, и денег на шабашке заработали.  А общагу доделала уже местная бригада.
     Когда мы закончили свою крышу, позвонил Витя и рассказал, что Конкретный даёт нашей фирме большой объект под Харьковом, и они с Гришей скоро приедут, и мы все вместе туда отправимся. Но Вася отказался ехать. Когда он работал в Горловке, то познакомился там с женщиной, и вскоре на ней женился. И в ближайшее время она планировала рожать, а Вася готовился в очередной раз стать отцом. Поэтому он собрал вещи и уехал на встречу счастливому отцовству, а я остался дожидаться Витю с Гришей. Ждал не долго, на следующий, после Васиного отъезда, день, они приехали. Я как раз пил чай на крыльце общаги, когда услышал сильное дребезжание, а следом и увидел выезжающую из-за поворота, белую Ниву. Это была Гришина машина. Верней её купил Вривода, ещё во времена существования фирмы специализирующейся на ремонте крыш по новым технологиям, и Гриша ездил на ней в Кальчик, а потом  переоформил машину на себя и уходя с фирмы, прихватил её с собой,  в качестве бонуса. Только находилась машина, уже в плачевном состоянии, она с трудом заводилась, с трудом ехала, часто нуждалась в мужских руках, и вообще, вела себя отвратительно. Низ кузова сильно прогнил, электрика барахлила, в салоне не хватало переднего пассажирского сиденья, а у заднего отсутствовала спинка. Не было также и ручек опускающих стёкла, и даже отсутствовала пепельница. Единственное что украшало Ниву, это освежитель воздуха с запахом морского бриза, и висевшее в салоне, на зеркале заднего вида, солнышко. Примечательно что машина приобрела такое состояние довольно быстро, после того как попала в руки к Грише, но он в своё оправдание показывал паспорт на неё, а именно, дату выпуска, и уверял что всему виной, отпускное настроение, выпускавших машину, специалистов. Но я думаю, что прокладка между рулём и сиденьем, сыграла далеко не последнюю, и не маловажную роль, в распаде этого представителя отечественного автопрома.
     Подъезжая, машина издавала совершенно ненужное ей громыхание, но не доехав пару метров, заглохла, а когда Гриша хотел развернутся, то возникли проблемы с включением задней скорости. Наконец после ряда усилий, машина стала там где надо, и из неё вышли Витя, и Гриша со сломанной рукой. Поздоровавшись, я поинтересовался: « Почему не на Ниссанчике?». Перспектива тарахтеть несколько часов до Харькова с таким комфортом не радовала. Витя ответил что машина в ремонте, а Гриша вступился за свою технику:
     -- Да ладно, машина зверь. Проходимостью любой бусурманский внедорожник заставит в себе сомневаться, а по скорости заставит глотать пыль.
     -- А твоего железного коня случайно не «Росинант» зовут? – спросил я. Но Гриша не ответив перешёл на более волнующую его тему:
     -- Ну что та бригада уехала?
     Я кивнул.
     -- Жаль, -- сказал Гриша и принялся поносить Лёшу. – Что там у него с коленями? Не мог потерпеть? Проклей и едь. И бригаду свою ублюдошную забери.
     Гриша, найдя во мне благодарного слушателя, ещё минут двадцать уделял внимание этой теме. Когда начались проблемы с той крышей, стали напрягать Конкретного, а тот, в свою очередь, стал напрягать Гришу, и между ними вышел не добрый разговор. Гриша и так недолюбливал Лёшу, а тут….. Витя помалкивал, он наверное успел наслушаться по дороге. Высказавшись, Гриша пошёл к Конкретному, а я стал загружаться. Всего было много, и машина заполнилась под завязку. Она не сопротивлялась, лишь только изредка возмущалась поскрипыванием рессор. Вскоре Гриша вернулся, и мы отправились в путь, а он предстоял неблизкий. Но с Гришей это расстояние преодолеется не заметно, он интересный собеседник, и с ним всегда есть о чём поговорить. Он много знает и может поддержать разговор на любую тему. Вот с Витей в этом отношении сложней. Он любит поговорить, но или о работе, или об огороде, а обе эти темы мне не интересны.
    Не смотря на сломанную руку, Гриша вполне уверенно управлял машиной, и когда мы выехали на трассу, я поинтересовался у него, где он взял такой хороший гипс. Посмеявшись, Гриша рассказал, что вернувшись домой (а Гриша жил в своём доме), он застал у себя во дворе какого-то мужика, обносившего его яблоню. Возмутившись такой наглости, Гриша объяснил мужику, правда не удачно для себя, что так делать не хорошо. Рука у Гриши тяжёлая, и мужик оказался в нокауте, ну а Гриша при этом, получил перелом.
     На середине пути, заметив придорожное кафе, Витя предложил остановится перекусить. Гриша остановился у обочины, но был категорически против кафе:
     --Нет, нет, не хочу и вам не советую. Я раз уже покушал. Мы так и к вечеру не доедем, будем останавливаться через каждых пол часа, да и такого запаса туалетной бумаги у нас нет, лучше я вас угощу пирожками, которые моя жена испекла.
     Когда Гриша достал пирожки, я возмутился тому что они такие маленькие, но Гриша уверил меня что так надо, поскольку эти пирожки необходимо класть в рот целиком, а не откусывать. Мы так и сделали. Какие это были пирожки. После раскусывания ротовая полость наполнялась вкуснейшим клубничным соком, и его было так много, и тесто было такое мягкое и пушистое, что это просто отключало сознание, и казалось ты ешь какую-то волшебную пищу. Я много съел в своей жизни выпечки, но никогда не ел чего-то даже близко похожего.
    Закончив с пирожками, и упрекнув Гришу в том что он их взял так мало, мы продолжили путь, а через пару часов уже подъехали к Харькову, но не въехали в сам город, а свернули перед ним вправо, и проблукав немного по незнакомой местности, после ряда сверений с картой, и консультаций у местных, выехали к нужному объекту.

               
2

     Это был когда-то колхоз. Теперь же, и земля, и помещения сдавались в аренду. В стороне от дороги, врезаясь в поле, стояли два здания, крыша одного из них и ждала нашего вмешательства. В прежние времена, под ней был бокс, где ремонтировали колхозную технику, а в скором будущем, там планировали открыть цех по разливу воды, добываемой где-то рядом из скважины. Второе здание, находящееся в метрах пятидесяти от бокса, в прошлом было колхозной столовой, но судя по даже внешнему виду, в ней уже давно никого не кормили.
     Оставив Витю решать вопрос с проживанием, мы с Гришей поехали в Харьков, встречать, прибывающую на поезде, бригаду. Приехало – четыре человека из Кальчика, во главе с Мишей, когда-то старшем на мастике, и ещё двое, один из которых работал в Лёшиной бригаде, в СевероДонецке, приехавший, с его слов, с хахалем своей матери. Встретив все составляющие, будущего нашего коллектива на ближайшее время, мы не стали проверять Ниву на прочность, и загрузили в неё только вещи, а сами поехали своим ходом. Сделав пару пересадок, и пройдя несколько километров пешком, мы оказались на месте. Витя и Гриша к этому времени решили все вопросы, и ждали нас. Для проживания нам предоставили здание бывшей столовой, что было очень удобно, пятьдесят метров, и ты на работе. В его внутреннем строении имелись – большой зал (как раз то что надо для коллектива из девяти человек), кухня, несколько небольших помещений, и погреб для хранения продуктов, но в кранах отсутствовала вода, а в зале, в углу, было навалено кубов пять какого-то злака. Одобрив, выделенное нам помещение, мы навели там более-менее прядок, принесли со склада кровати и матрасы, и расставили их в зале. Витя и Гриша, как руководящий состав, заняли комнату, в которой когда-то восседал заведующий столовой. После проделанных работ помещение напомнило своим видом казарму, и мы стали называть его как в армии – расположение. В дополнение к внутреннему обустройству мы ещё соорудили летний душ возле здания, а потом Витя с Гришей поехали в Харьков, необходимо было купить постельное бельё, подушки, кой-какой инструмент, тачку и бетономешалку, а так же заказать песок, цемент, и шлак для подсыпки. Вернувшись они привезли большое количество продуктов и две пятидесятилитровых бочки для воды. За водой мы поехали в село и набрали её в колодце. Но качество воды оставляло желать лучшего, у неё были неприятный вкус и запах, и зеленоватый оттенок. Вода быстро разошлась на приготовление обеда и наполнение летнего душа, и пришлось ехать ещё раз. Уровень воды в колодце был глубоко, и на наполнение бочек уходило много времени и сил, и я поинтересовался у Вити, неужели мы и для растворных работ будем добывать воду таким способом, и доставив бочки, Витя отправился в управление колхоза, чтобы разузнать по воде. Оказалось кран с водой есть в боксе.
     А приготовление обеда взял на себя Гриша, выбрав для дебюта (не своего) супчик с потрохами. И пока супчик готовился мы пошли знакомится с ожидавшей нас работой. Это была сводчатая, промышленная крыша, с примыкавшей к ней с одной стороны односкатной крышей пристройки, с практически отсутствующим уклоном, и нам предстояло при помощи стяжки, перевести это всё в двухскатную крышу, только с разными углами уклона и длинной сторон, то есть, с одной стороны сводчатой крыши, убирая округлость купола, вывести ровную линию стяжки от конька до края крыши, а с другой, так же вывести ровную линию, но от конька до края крыши пристройки. Не знаю, зачем Витя всё так усложнил, можно было пойти более лёгким путём, но он принял такое решение, и нам предстояло, под чутким его руководством, воплотить это в жизнь.
     Для начала мы сорвали с крыши весь рубероид. Это оказалось не сложно, он не был приклеен, а просто лежал ковром, и нам удалось управится за час. К этому времени как раз подошел супчик, и Гриша позвал нас обедать. Как это часто бывает, только мы поели,  в расположение вошёл мужчина и сказал что он привёз цемент. На нашу просьбу обождать пол часика, пока пища благополучно разместится в желудке, он ответил отказом. От предложения отобедать лучшим в мире супчиком, он тоже отказался, и нам пришлось идти с полными желудками, разгружать цемент. Вслед за цементом, привезли и бетономешалку с тачкой. Постепенно подвезли и всё остальное, и Витя решил не терять времени и прогнать первую, пробную  полосу стяжки. В боксе он срезал несколько тонких труб для направляющих, уголок для протягивания раствора, и бригада приступила к работе. Начать решили с более короткой стороны. Пока мешался раствор, Витя выставил направляющие, а мы подняли шлак и подсыпали им нужную высоту, и уже после этого взялись за растворные работы. Получалось всё очень быстро – два человека работали внизу на бетономешалке, два, по принципу бурлаков, подымали через лебёдку, вёдра с раствором, один принимал вёдра и высыпал раствор в тачку, один отвозил и выгружал, а я уголком тянул полосу. Витя был доволен темпом работы и предложил прогнать ещё одну полосу, но к нашей радости уже начало смеркаться, и мы ограничили первый трудовой день, одной полосой.
     Надо сказать, что и здесь Конкретный решил экономить деньги. Поскольку в боксе будет цех по разливу воды, то соответственно будет и большая концентрация влаги, и для того чтобы, подымающаяся по законам физики, влага, не разрушала стяжку, нужна пароизоляция. То есть, перед растворными работами сначала необходимо было проклеивать рубероид, и уже по нему тянуть полосы. Но Конкретный посчитал, что десяток вентиляционных выходов, вставленных в шлак, спасёт стяжку от разрушающего действия влаги, и клеить рубероид незачем, а чтобы внезапно нагрянувший проверяющий, не увидел отсутствие пароизоляции, мы должны были под насыпанный шлак подсовывать полосу рубероида, таким образом чтобы она торчала из-под подсыпки, имитируя этим выполненную работу, и так, каждый раз переставляя эту полосу, двигаться вперёд. Недобросовестное кровельное дело продолжало жить.
     Отужинав приготовленным Гришей рагу и наговорившись, коллектив постепенно разбрёлся спать. Несмотря на большое количество людей,  в принципе все спали тихо, храпел только Гриша, правда храпел сильно, но поскольку дверь в комнату была закрыта и нас разделяло метров десять, то до нас доносились только отголоски, и вся мощь богатырских лёгких обрушивалась на одного Витю. Я уже начал засыпать, когда ближе к полуночи, раздался громкий крик. Кричал Федя. Это был мужик лет пятидесяти, худой и с явными следами пристрастия к алкоголю, на лице. От крика все проснулись и повскакивали с кроватей, а Гриша с Витей выбежали из комнаты. Но паника была напрасной, Федя кричал во сне, кричал правда истошно и при этом дёргал ногами, как-будто кто-то стоял у спинки его кровати и жёг ему стопы огнём. Впечатление было жутким. Казалось что Федю жарят в аду. И как-то сама собой мне на ум пришла мысль, что в жизни Феди был грех, и грех такой силы, что его уже при жизни начали запекать. Миша поспешил разбудить Федю, но тот проснулся как ни в чём не бывало и возмутился тем что все собрались возле его кровати, а на вопрос, что же ему такое снилось, ответил:  «ничего». Исчерпав этим инцидент, все легли спать и до утра уже спали без происшествий.
     Часов в шесть утра Витя устроил подъём. Бригада возмутилась этому, требуя ещё часок, и ссылаясь на то что Федя не дал поспать ночью, но Витя был непреклонен:
     -- Вставайте, вставайте, пока раскачаетесь.
     К восьми вышли. Процесс был понятен и работа пошла, но уже через час, протянутая полоса покрылась трещинами. Поразмыслив, пришли к выводу что из-за солнца, и Гриша поехал в город, за плёнкой. С этого момента, протянутые полосы сразу накрывались плёнкой, и трещины больше не появлялись.  Так крыша постепенно стала обрастать стяжкой. Мы работали без выходных, Витя считал: «Ну зачем они». Для большей работоспособности в бригаде установили сухой закон. Зная слабость большинства к алкоголю, Гриша попросил Мишу, за этим следить, мотивируя его тем что чем быстрее сделаем тем раньше получим деньги и поедем домой. И Миша запретил любое употребление алкоголя, особо акцентировав запрет на Феде, как на человеке с наибольшим опытом и привязанностью к этой жидкости. И бригада не пила совсем. Мишу побаивались, и побаивались не зря. Он был не высок, но мощно сложен, обладал от природы большой физической силой, имел пудовые кулаки, крутой нрав и сорок седьмой размер обуви. И никто из бригады не решался нарушить запрет, и алкоголь употреблял только Витя, регулярно выпивавший по вечерам пару бутылок пива. Он очень любит этот напиток, и вокруг него всегда неизменно всё обрастает пустой тарой. (А Гриша предпочитал скрашивать вечера, заполняя свои лёгкие дымом).И трудовые будни текли своим чередом, не отличаясь разнообразием. Мы вставали в шесть, а в восемь выходили на работу. И шествие коллектива на объект уже как обычно замыкал Валера. Это был тот хахаль матери парня работавшего в СевероДонецке, в Лёшиной бригаде. Последним он шёл не по своему желанию. Вся бригада старалась идти впереди него, и на работу, и с работы. Если же он вырывался вперёд, то потерявшие выгодное расположение в неровном строю, всегда находили повод подзадержатся. Дело было в том, что Валера при ходьбе, постоянно пукал. Так, не громко, кратко, но постоянно. Вот как человек дышит, вот так и он. Ни за столом, ни вообще в помещении, он этого себе не позволял, а только при ходьбе. Не знаю что с ним было не так. Может он веселил себя этим или просто старался выделится из общего фона серой рабочей массы, а может таким образом как бы хотел заявить о себе. Он был худ, высок, и кроме выбросов в воздух, ничем славы себе не снискал, но впрочем я думаю что он оставался собой вполне доволен, всё-таки своя фишка у него была, пусть и не поднявшая его в глазах коллектива.
     Стремился отличится при ходьбе и Максим. Это был парень лет двадцати пяти из Кальчика. Он ещё в первый день подвернул ногу, и с тех пор немного прихрамывал. Но это вряд ли было из-за боли, поскольку когда надо он вполне уверенно и полноценно бегал, но при этом продолжал демонстративно прихрамывать при ходьбе. Видимо ему тоже хотелось иметь свою фишку.
     С течением времени, у нас в коллективе появилась загадка, которую мы с интересом обсуждали. Дело в том что бригада трудилась уже три недели без выходных и алкоголя, и измученные жарой, и истощённые  физически, все работали в подавленном состоянии. Лишь только Федя всегда оставался весел, бодр и пребывал в прекрасном расположении духа, хотя ему должно было бы быть трудней всего. Он не отличался физическим здоровьем, и к тому же большую часть жизни пребывал в алкогольной зависимости, и коллектив не понимал откуда он берёт столько энергии и энтузиазма. Устав ломать голову, мы решили узнать в чём же дело, и стали присматривать за Федей. Вскоре выяснилось что он в течении рабочего дня, периодически уходит в дальнюю часть крыши и задерживается там не надолго. Чтобы не нарушать его личного пространства, мы дождались когда Федя уйдёт в туалет и пошли посмотреть что же там такого в этой дальней части крыши. После не продолжительных поисков была обнаружена пол-литровая баночка с темно-коричневой жидкостью. Экспертиза показала что в ней чефир. Это сразу всё прояснило. Конечно никаких санкций к Феде не применили, но с этого момента он стал пить чай купленный за свой счёт. Кто знаком с процессом приготовления чефира знает как много уходит туда заварки, а нам хоть и оплачивали питание, но бригада была против того чтобы Федя бодрил себя с общака.
     Нашу крышу со всех сторон окружали поля. Только с одной стороны в километрах пяти от нас виднелись небольшие одноэтажные домики, прореженные двух и трёх этажными особнячками. Я давно мечтаю о своём доме, и в моей голове он уже приобрёл свои формы и очертания. Вот среди этих особнячков мне и приглянулся один, немного напоминавший  спроектированный мной образ. И по вечерам, когда вся бригада спускалась в расположение и крыша пустела, я включал в наушниках неспешную песню Элиса Купера, размещался на парапете, и мечтательно смотрел на этот дом. Осознание того что мне может никогда не удастся заработать на свой особнячок, щемило сердце и угнетало душу, а красивая мелодия смешивала это с мечтой, образуя сладкую, щемящую тоску.
     На этой же крыше я впервые увидел проходящий мимо дождь. То есть когда стоишь под палящим солнцем и мечтаешь о прохладе, а в двух сотнях метров от тебя, идёт дождь. И чётко видна его линия. И он не спеша, как будто дразня, огибает тебя, и уходит, так и не коснувшись.
     Был обычный рабочий день в разгаре, но ближе к обеду я почувствовал острую боль в желудке. Решил пойти в расположение чтобы прилечь, но спустившись на верхний этаж, понял что не смогу дойти. Добравшись до ближайшей комнаты, я лёг на бетонный пол, боком и поджал под себя ноги. Это уменьшило боль. Повторялся тот же приступ что и в Ждановке. Через час я понадобился Вите, и он стал меня искать. Спустившись на верхний этаж, он позвал меня и я откликнулся. Встать у меня не получилось, разогнуть ноги тоже, и Витя, взгромоздив моё тело на плечо, оттранспортировал его в расположение, где Гриша провёл первичный осмотр. Сделав для себя кое-какие выводы, он съездил в село, купил простокваши и дал мне выпить. Через десять минут, почувствовав тошноту, я кое-как выбежал на улицу, и меня вырвало. После этого стало отпускать. К вечеру всё прошло и я поужинал, но на следующий день Витя запретил мне выходить на роботу, и я помогал Грише куховарить.  Занятие это оказалось не из лёгких, и промучившись день на кухне, вечером я твёрдо заявил о своём намеренье вернутся к  работе.
     Проснувшись утром, в своём трудовом рвении, ещё до Витиного будильника, я отправился в туалет, но по дороге туда, к моему удивлению, вместо пустого от людей пространства, увидел двух наших работяг, копошащихся с лопатами на земляной насыпи.
     -- Что тут происходит? – сурово-шутливым тоном спросил я. – То не добудишься, то в пол шестого они уже на ногах и с лопатами. Чего это вы тут копаете?
     -- Метал, -- ответил один из них, неохотно отрываясь от работы.
     И действительно, возле насыпи лежали, выкопанные из земли, металлические изделия. С этого момента, всё своё свободное время, бригада проводила с лопатами в руках. И с утра, и в обед, и после работы, насыпь была полна, орудовавшими лопатами, людьми. Когда кто-то накапывал достаточно, то относил метал в село и сдавал в пункт приёма. Не копал только я. Ну и вожди. Для меня это было не привычно, как-то не нормально, и ассоциировалось с пьяницами, добывающими себе таким образом на выпивку. Продолжались бы раскопки наверное долго, но дня через три, после начала земляных работ, я увидел невдалеке от нас трактор, и предложил коллективу нанять его, чтобы он ковшом разгрёб насыпь. За пару бутылок водки тракторист распланировал землю, и мы (а в этом я уже решил поучаствовать) стали собирать проступивший на поверхность, метал. Его оказалось много. Среди прочего нашли два тракторных вала, попадались так же изделия из меди и алюминия. Получив своё, тракторист рассказал что ещё во времена процветания колхоза, на разрытое место выбрасывали пришедшие в негодность запчасти с колхозной техники, а когда расчищали место для пристройки, то сгребли всё в кучу и засыпали вырытой под фундамент, землёй. Когда весь метал был собран, мы наняли местного жителя на Жигулях с прицепом, и за несколько раз свезли всё в село. Несмотря на то что в коллективе у нас людей было не мало, каждому досталось на руки по пятьсот гривен, а вождям мы купили пива. Но бригада ещё долго не могла успокоится, и в надежде найти что-то подобное, были перерыты все земляные насыпи в округе. Но залежей метала больше не нашли.
     Витя очень любил рационализировать чужой труд, и всегда, и с большим удовольствием, объяснял, как с его точки зрения, лучше сделать. Кто бы за что не брался, Витя неизменно появлялся рядом и давал «ценный» совет, а вернее даже просто навязывал  его, но правда в большинстве случаев, этот совет, оказывался не очень то и рационален.
     Когда мы начали тянуть полосы в дальней части крыши, то стали возить туда подсыпку тачкой, но Витя увидев это, удивился нашей несообразительности. По его мнению, перемещать подсыпку тачкой, было чересчур трудоёмко и долго, ведь её приходилось загружать, отвозить и разгружать, гораздо лучше, с  точки зрения Вити, было перекидывать подсыпку лопатой. Понимая что Витя не отстанет, мы последовали его совету, но это оказалось ни как не лучше. Перекидывать приходилось за два раза, и при этом шлак разлетался по всей крыше. Пренебрегнув, Витиным советом, мы снова стали возить подсыпку тачкой. Это очень расстроило Витю, он ходил по крыше раздражённый, и даже отказался от обеда.
     А в обед приехал какой-то проверяющий от компании. Мы как раз кушали приготовленный Гришей плов, когда он появился в дверях. От предложения отведать лучший в мире плов, проверяющий отказался, и направился с Витей на крышу, а после очень интересовался условиями нашего проживания, и ходил по расположению. Зайдя в столовую, он наткнулся на целую батарею пустых бутылок из-под пива, накопленную Витиными усилиями.
     -- Да вы тут не плохо проводите время, -- сказал проверяющий, улыбаясь.
     -- Да нет, это моё, бригада не пьет, -- смущаясь ответил Витя.
     -- Ну, ну, -- сказал проверяющий и уехал.
     После обеда вся бригада, для усвоения пищи, улеглась на кровати, а мне захотелось пройтись. Отойдя достаточно далеко от расположения, и поднявшись из перепада высот, в ландшафте местности, я увидел быстро надвигающуюся на меня чёрную массу туч, сквозь которую прорывались разбросанные вспышки молний. Более светлые и более тёмные скопления облаков, перемешиваясь внутри массы, двигались вперёд, заполняя собой всё больше пространства неба. И вскоре я был окружен этой темнотой. Казалось что надо мной эпицентр какой-то схватки. Не знаю, откуда во мне это вдруг родилось, но на миг представив себя героем древнегреческих мифов, способным бросить вызов богам, я вдавил расставленные ноги в землю, раскинул руки, и с ожесточением стиснув зубы, направил гордый и решительный взгляд в центр темноты. Но сверкнула молния, ударил гром и хлынул ливень, вернув мне мою беспомощность. И я отступил, как отступали во все времена люди, перед несокрушимой силой природы.
     Вечером Игорь поднял шум. Это был худой, невысокий парень, лет двадцати пяти, с изъеденными кариесом зубами и странными, некачественно сделанными наколками. У него было за плечами два тюремных срока, и всякий раз, упоминая о своей судимости, он гордо, и как бы хвастливо, заявлял что обязательно отсидит и свой третий срок. Он признавал авторитет Миши перед собой, и всячески это демонстрировал. А ещё у него была язва желудка и садистские наклонности. С особым удовольствием он любил рассказывать, как отдыхая в бане с проститутками, пользовался ими не в комнате отдыха, а в самой парилке, и тщательно описывал как тяжело и мучительно они это переносили.
     Причиной поднятого шума, стала пропажа у Игоря личных продуктов. Еда и сигареты на бригаду покупались из общих денег, выделяемых на проживание Конкретным, но каждый что хотел для себя, покупал из личных средств. Игорь был сладкоежкой, и тратился на дорогие шоколадные конфеты. Вот они то и стали пропадать. И Игорь уже несколько раз акцентировал внимание бригады на этом. У меня тоже пропадали сладости, правда деньги я на них не тратил, их покупали мне вместо сигарет, ну как в армии. Я конечно всех угощал, но без спроса никто не позволял себе брать. Но по утрам  иногда было заметно, что за ночь, содержимое моего пакета со сладостями,  немного уменьшалось. В этот раз Игорь был сильно раздражён, он матерился и бил кулаками в стену. Он подозревал Максима, но в слух не обвинял. Разбив кулаки в кровь, но не остыв, Игорь посмотрел на Максима и сквозь зубы сказал:
     -- Если я впоймаю эту крысу, то распишусь пером у него на руках. – И для подтверждения своих слов, Игорь продемонстрировал перо.
     Ближе к ночи,   когда буря улеглась  и все отправились спать, мы с Витей сидели за столом и разговаривали.
     -- Бригада плохо работает, -- заканчивая вторую бутылку пива, сказал Витя.
     -- Плохо? – удивлённо переспросил я. – Да вроде нормально.
     -- Да нет. Я вообще не понимаю зачем растягивать рабочий день, когда можно ударно сделать выбранную норму и заниматься своими делами.
     Витя имел ввиду паузы в работе, устраиваемые бригадой для отдыха.
    -- Но это и невозможно понять, прохаживаясь по крыше с чашкой кофе. Человеку нужен отдых. Даже двигатель выключают чтобы он передохнул.
     -- Да всё равно, --  как-то раздражённо сказал Витя, махнув рукой. – Вот когда я работал на шахте……
     Это была любимая притча Вити. Я её уже раз пять слышал. Он любил рассказывать о том как героическим рывком выполнял план на смену, тогда как остальные растягивали его выполнение на весь рабочий день. Насладившись воспоминаниями, Витя ненадолго замолчал, что-то обдумывая.
     -- А может купить фонари? – после паузы спросил он.
     -- Чтобы работать ночью? – переспросил я.
     -- Ну да.
     -- Конечно, ночью было бы легче работать, не изматывала бы жара, а днём отсыпаться, -- рассудил я.
     -- Да нет, и днём работать тоже, -- пояснил свою мысль Витя.
     -- А когда же отдыхать? – спросил я. – Мы и так по двенадцать часов работаем без выходных, уже почти месяц.
     -- Зато быстрей сделаем.
     -- Ну мы же не роботы. Человеку нужен отдых, это его физиологическая потребность. Хорошо быть плодотворным чужим трудом, -- сказал я раздражённо.
     Такой разговор вывел меня из себя, и я вышел на свежий воздух, чтобы успокоится. Была уже ночь. Мы работали здесь  почти месяц, а я впервые взглянул на небо. Как много звёзд, какое огромное, заполненное пространство, как по-другому выглядит небо, не скрытое городскими крышами. Я в первый раз видел такое небо. Звёздное, ясное небо, врезающееся в горизонт. Просто захватывает дух от мысли, что там, над нами, нет предела.
     Но моё созерцание неба прервал Федин крик. Этот крик повторялся по несколько раз в неделю, всё так же пугая нас. Чем же он так нагрешил, что ад  для него начался ещё на земле.
     Вечером, после очередного, ударного, трудового дня, часть бригады сбилась в кучку, и как-то заговорчески перешёптываясь, поглядывала на меня. Через пару минут от неё отделился Игорь, подошёл ко мне, и попросил отойти с ним поговорить. Суть разговора была в том, что под неусыпным надзором Вити, мы работали уже месяц без выходных, и бригада хотела делегировать меня, поскольку я был таким как бы связующим звеном между бригадой и Витей, на переговоры с ним по поводу так нужного всем, кроме него, выходного. Я и сам был бы рад выходному, помимо отдыха, не хотелось уезжать, так и не побывав в Харькове. Витя как раз в это время сидел за столом в одиночестве,  допивая вторую бутылку пива, и я подошёл к нему.
     -- Витя, бригада хочет выходной.
     -- Зачем? – даже как-то удивлённо, и немного встревожено, спросил Витя.
     -- Ну во-первых, накопилась усталость, и хотелось бы отдохнуть. Да и неплохо было бы постираться, может съездить в город, развлечься.  В конце концов жить только ради того чтобы работать достаточно глупо, если конечно ты не зарабатываешь на жизнь любимым делом, но даже и тогда бывает нужен отдых, и время для жизни.
     Витя долго стучал пальцами по столу, надувал щёки, тяжело выдыхал, видимо надеясь что бригада одумается, но не дождавшись, всё-таки пересилил в себе желание творить ударный труд чужими руками.
     -- Хорошо, завтра выходной, -- как приговор себе, произнёс он.
     Я объявил бригаде о моей дипломатической победе, а Миша дал официальное разрешение выпить.
     Утро бурлило движением. Выходной вдохнул жизнь в истощённый работой коллектив. Кто-то натаскивал воды чтобы постираться, кто-то собирался в село, и его нагружали просьбами о покупках, а в моих планах был Харьков. Но только я двинулся к выходу, дорогу мне преградил Витя.
     -- Послушай, -- начал он, -- на крыше есть несколько мелких недоделок, и если их распределить по всей бригаде, то у каждого уйдёт по часу на свою часть работы. Пусть каждый в течении дня подымется на крышу и сделает свою часть.
     -- Витя, не занимайся хернёй. Это что, что-то кардинально изменит или сильно приблизит нас к сдаче крыши? Выходной так выходной, -- раздражённо сказал я и не дожидаясь ответа, ушёл.
     Первым делом мне хотелось прокатится на метро. Это было для меня впервые. У нас в Донецке  как-то планировали открывать его, но ограничились ограждением территории под станции и табличкой. Но тратить много времени на метро я не стал. Мне нравится ходить пешком, и это особенно приятно в новом месте, тем более таком насыщенном архитектурным разнообразием, как Харьков. Не стал я и выбирать какие-то цели, а пошёл наугад, и сразу же наткнулся на удивительную находку. В центре города стоял, старый, покосившийся и изношенный временем, дом. Это было двухэтажное сооружение, с оббитыми толью стенами, с маленькими окнами, и покрытой листовым металлом, крышей. Судя по форме желобов и материалу из которого их сделали, дом этот наверное возводился ещё в дореволюционные времена. Это было ветхое строение, не несущее какой-то архитектурной ценности, и не понятно, как оно  устояло под натиском, надвигающегося на центр, бизнеса. На одном из спусков, я прошёл по мостовой, выложенной из камней, пролежавших здесь, наверное, сотню лет, а рядом возвышался такой же старый, каменный забор. Это мне напомнило эпизод из какого-то фильма о революции. Так и казалось что сейчас из-за угла появится рабочий с винтовкой в руках, и побежит умирать за правое дело.  Но наибольшее впечатление произвёла на меня фабрика с выложенной в стене датой -- «18..» (последние две цифры стёрло время). Запылённые вековой пылью стены, архитектура тех далёких лет. Слух так и ждал гудка, после которого рабочие потянутся на смену, а следом подъедет и коляска с управляющим.  Знакомство с Харьковом так увлекло меня, что я пропустил последний автобус, и мне пришлось брать такси чтобы вернутся к месту работы.
     В расположении был только Витя, одиноко потягивавший пиво. Лишь ближе к полуночи стали стягиваться, пьяные и еле державшиеся на ногах, тела. Уставший от прогулки по Харькову, я заснул быстро, и спал крепко, но проснулся уже по привычке в пять тридцать. В расположении стоял сильный храп и перегар. Позавтракав, я подумал что Витя всё равно не сможет поднять бригаду рано, и решил воспользоваться этим и побродить среди полей. Я давно хотел это сделать, часто любуясь с крыши их просторами. Рождённому, и прожившему всю жизнь в городе, где взгляд всегда упирается во что-то, мне хотелось насладится открытым пространством и пройтись там где виден горизонт. И я бесцельно ходил среди полей, наслаждаясь звуками природы и отсутствием людей. Порывы ветра гнули колосья пшеницы, образуя злаковую волну,  в посаженных между полями деревьях, щебетали птицы, и даже перебежавший мне дорогу жук, гармонично вливался в одно большое целое. Как умиротворительно  и неспешно было всё вокруг. В голове навевалось что-то из далёкого, далёкого прошлого, наверное даже не из этой жизни, и я шёл, шёл, и так же как и я, в голове шагали мысли, выискивая что-то своё, и я так увлёкся, и просторами, и мыслями, что не заметил как заблудился. Долго я искал обратный путь, и даже в какой-то момент, прилёг от усталости, отдохнуть в траве. Только часам к одиннадцати я вернулся в расположение. Но вопреки моим предположениям, бригада уже вовсю работала. Увидев меня, Витя улыбнулся.
     -- Думал не подыму?
     Бригада явно была в нерабочем состоянии, и со злобой посматривая на Витю, сквозь зубы возмущалась: «Мог бы и дать до обеда поспать».
     После выходного, Витя углубился в размышления по поводу увеличения объёма выполняемых работ, и ещё больше напрягал бригаду своими рационализаторскими предложениями, желая видимо этим, наверстать упущенное за выходной, чем увеличивал нелюбовь бригады к себе. Но наконец настал радостный для коллектива день, Вите понадобилось ехать  в Донецк, и все искренне надеялись что он там и останется. С Гришей работать было проще, он практически не вмешивался в производственный процесс.
     Утром Гриша повёз Витю на вокзал, а мы сели завтракать. Был какой-то христианский праздник, и Миша предложил сходить в церковь.
     --Ты пойдешь? – спросил он меня, когда мы остались за столом вдвоём.
     -- Да я не верующий.
     -- Не верующий? – удивлённо переспросил Миша, и стал, горячась, рассказывать мне о боге, и о чудесах описанных в библии.
     -- Вообще-то, не так уж и много чудес там осталось, -- сказал я, когда Миша закончил свою проповедь.
     -- В каком смысле?
     -- Большая часть описанных там чудес, сейчас уже вполне объяснима.
     -- Ну например? – недоверчиво спросил Миша.
     -- Непорочное зачатие.
     -- И как же оно вполне объяснимо, -- с иронией спросил Миша.
     -- Сейчас это называется – «Искусственное оплодотворение».
     -- И что, есть ещё пример? – даже как-то раздражённо спросил Миша.
     -- То что бог создал Еву из ребра Адама.
     -- И как же ты это объяснишь?
     -- Ну вообще-то не я, а наука. Это называется – «Клонирование». Овечка уже есть такая. А вот человека ещё вроде бы не клонировали. Хотя кто его знает, может уже и это сделали. Например есть такой учёный у которого лаборатория находится на корабле, и он плавает в нейтральных водах, избегая законов государств, и вот он всерьез заявлял о готовности клонировать человека. Ну в любом случае, если есть запрет, то видимо уже есть и предпосылки.
     -- Или вот к примеру  эпизод где Христос превращает воду в вино, -- продолжил я.
     -- Ну да. И вино из воды уже делают? – усмехнулся Миша.
     -- Пока нет, но уже есть водка в таблетках. И в принципе при их помощи можно самому сделать дешевенькое вино. Бросить таблетку в большое количество воды и добавить туда порошок сухого напитка со вкусом винограда. Для особ неприхотливых, получится вполне неплохое винишко.
     -- Или вот рай, -- привёл я ещё пример.
     -- Что и рай нашли, --  рассмеялся Миша.
     -- Нет ну рай ещё наверное не нашли, но вот в Сингапуре, в этой чудо-стране, создали такой крытый зоопарк в котором для каждого животного воссозданы идеальные для него условия проживания в природе. Помимо этого там есть комнаты с временами года в их лучших проявлениях. Есть и комнаты отдыха с идеальными климатическими условиями для человека. По сути тот же рай. Или вот недавно слышал что уже ставятся вроде как успешные опыты по раздвижению воды, не в таких конечно масштабах как в известном случае, но принцип вроде бы уже понятен, что-то связанное с ультразвуком. Так что глядишь, ещё пару десятков лет, и совсем не останется необъяснимого в библии.
     -- И что же ты всем этим хочешь сказать? – спросил Миша.
     -- Ну возможно что человечество когда-то было более высокоразвито чем мы себе это представляем, а может в прошлом землю посещали представители других планет. По крайней мере, так объяснимо, почему спускаясь на гору к Моисею, бог издавал сильный гул и испускал густой дым, вызывая дрожь земли. Зачем это нужно было вездесущему богу? Больше походит на посадку космического корабля.
     -- Ну ты мне сейчас тут начнешь ещё и про инопланетян рассказывать, -- сказал, усмехнувшись Миша.
     -- Ну да, верить в то что где-то там есть кто-то управляющий всем сущим, и всё сотворивший, гораздо благоразумней, -- усмехнулся теперь уже я.
     -- Ладно, -- сказал, подымаясь Миша, -- пока меня не лишили веры… Эй есть кто верующий, -- крикнул он, -- отправляемся в церковь.
     Вскоре после отъезда Вити, Грише тоже понадобилось ехать в Донецк, и я решил воспользоваться этим и съездить домой. И ранним утром, приняв на борт водителя и пассажира, Нива отправилась в путь. Немного отъехав от Харькова, мы увидели голосующего у дороги, мужчину арабской внешности, он стоял возле машины, держал в руках карту и усиленно жестикулировал. По жестам мужчины было понятно что он просит нас сориентировать его по местности. Гриша остановился и мужчина открыв дверь, втиснул своё туловище в салон. Он спрашивал дорогу на Крым и Гриша ему подробно всё объяснил. Мужчина снял с пальца золотой перстень, положил его на торпеду и сказал: «Подарок». Вроде бы уже собираясь извлечь своё туловище из салона, и как бы вдруг вспомнив что-то, он спросил, обращаясь к Грише:
     -- А до заправка далеко?
    -- Да нет, тут рядом, по прямой. Держись дороги и не промахнешься.
     -- А гривна как выглядеть? А то я не знать, вдруг плохой подсунут, -- с сильным акцентом, коверкая слова, спросил мужчина.
     -- А, это конечно, конечно, -- сказал серьезно Гриша, и достал из кармана пачку двухсот гривенных купюр.
     Мужчина потянулся было взять, но Гриша остановил  его:
     -- Нет, ну брать не надо, а вот так смотри сколько хочешь, -- и отделив от пачки одну купюру он стал вращать её перед глазами мужчины.
     -- Вот с этой стороны так выглядит, а с этой так, -- переворачивая купюру приговаривал Гриша.
     -- Ну выручи, -- вдруг суетливо заговорил мужчина, -- понимаешь ГАИ остановил, деньги все отдал, нечем ехать, бензин нет. Мне заправить, а там доехать, друзья помогут. Вот купи, -- мужчина взял с торпеды перстень и протянул Грише. – Золото, купи, двести гривен, копейка цена. Гораздо дороже стоит. Нет денег, ГАИ забрать. Заправка надо, помоги.
     -- Нет, не могу. Понимаешь, бабушка строго настрого запретила покупать золото с рук, -- выслушав этот призыв о помощи, улыбаясь ответил Гриша.
     -- Ну возьми, сто гривен, копейка цена, очен надо, выручи, -- настаивал мужчина, отчаянно жестикулируя руками.
     -- Нет, не могу. Говорю же тебе, бабушка запретила. Посмотреть пожалуйста, -- и Гриша снова стал вертеть купюрой. – Видишь, двухсот гривенные. Показал бы меньше, но меньше нет, только двухсот гривенные, причём новенькие, видишь.
     Мужчина ещё больше засуетился, с жадностью смотря на купюру.
     -- Ну выручи, прошу, помоги. Видишь трудном положении, доехать, друзья.
     -- Говорю тебе не могу, чту старших, и против их воли не иду. Если хочешь могу до заправки довезти. Нет? Ну тогда досвидание, освобождай помещение, -- уже сердито сказал Гриша.
     Мужчина извлёк своё туловище из машины и мы продолжили путь.
     -- Видел как у него глаза загорелись? – смеясь спросил Гриша
     -- Да, но опасно, а если бы ствол? – ответил я.
     -- Да нет, они безобидные.
     Это такой вид мошенничества. Перстень был не золотой, а подделка. Их называют – «гайка», но такого способа реализации я ещё не видел, обычно с ними работают на вокзалах, прикрываясь потерей денег и необходимостью покупки билета. Гриша просто решил развлечься, перед предстоящей долгой дорогой, подразнив человека, а заодно и подобрал у обочины тему для разговора.
     Несмотря на дальний путь и особенности техники, мы доехали легко и быстро, ведь хороший собеседник сокращает расстояние, но пробыть  в Донецке, сколько хотел, у меня не получилось, через день позвонил Витя, и сказал что он едет в Харьков, и если я хочу то могу поехать с ним. Такую возможность упускать не хотелось, это всё-таки лучше, чем на поезде, пусть старенький, но ведь всё ещё хорошо сохранившийся Ниссанчик, быстрей, комфортней и бесплатно, домчит до Харькова, правда всю дорогу, скорее всего, придётся выслушивать претензии Вити к бригаде.
     Встретившись рано утром на Путиловском мосту, мы двинулись в путь, и пока сокращалось колёсами расстояние, Витя рассказывал какие новые идеи по работе его посетили, пока он находился в Донецке. Ну конечно же не забыл Витя и о плохо работавшей бригаде. И не смотря на то, что Ниссанчик ехал гораздо быстрее Нивы, в этот раз, то же расстояние, преодолевалось гораздо дольше, и я уже даже было подумал, не поехали ли мы каким-нибудь окружным путём.
     Приезду Вити, бригада явно не обрадовалась, более  того, все и на меня смотрели со злобой. Я не мог понять в чём причина ко мне такого отношения, вроде бы расстались нормально, и за разъяснениями обратился к Мише:
     -- Почему все на меня смотрят волком?
     -- Ты зачем его привёз? – раздражённо в ответ спросил он.
     Получалось бригада думала что это я был инициатором приезда Вити. Пришлось разубеждать всех в этом, правда вышло не очень.
     Воспользовавшись присутствием Вити, а может именно из-за этого, но Миша тоже решил съездить домой. Ещё хотело поехать несколько человек, но названная Витей цена на билет их отпугнула, и поехал только Миша, а все остальные продолжили трудовые будни, и снова под чутким руководством.
     Первым делом, Витя проинспектировал крышу, и остался очень недоволен, масштабом проделанных работ. Поразмыслив, он решил, что для ускорения темпов, нужны ещё рабочие, и связавшись с Гришей, поставил перед ним задачу набрать людей. Гриша ответил что «говно вопрос», и он быстренько его решит. Через несколько дней должен был вернутся Миша, и Гриша планировал с ним отправить пополнение к бригаде. И через несколько дней, Миша приехал, но привёз только одного человека, парня лет двадцати. Когда я поинтересовался у Миши как он доехал, тот с раздражением скривил лицо, кивнув в сторону привезённого им парня, и рассказал о случившемся в поезде инциденте.
     На одной из станций, в вагон зашёл наряд милиции, с проверкой документов, и у привезённого Мишей парня, документов не оказалось, а когда старший наряда спросил у парня, есть ли у него судимость, тот с готовностью ответил что есть, и подробно рассказал, где, сколько и за что сидел. Наряд хотел снять его с поезда, для выяснения личности, и Мише пришлось отдать все имеющиеся у него деньги. Получалось, что парень не отработав ни дня, уже должен был фирме.
     Он как-то сразу пришёлся не по душе всему коллективу, а Игорь, так тот вообще решил что парень на зоне, был «опущенным», и отказался сидеть с ним за одним столом, и парень принимал пищу, в негордом одиночестве. И Игорь практически с первого дня стал его прессовать, но прессовать не физически, а морально – оскорблял, запрещал заходить на кухню, повышал голос, угрожающе замахивался, а как-то не застав у бетономешалки, на которой парень работал, пригрозил при повторном отсутствии, приковать его к бетономешалки, цепью. И парень работал ни с кем не общаясь, выполняя самую тяжёлую работу, и находясь при этом, под неустанным, агрессивным давлением, Игоря.
     А Витя, тем временем, продолжал наваторствовать, правда никаких перемен в объёме выполняемых работ, этим не добивался, а только усиливал озлобление бригады. Но не долго он пробыл на объекте, и вскоре снова засобирался в дорогу. Причиной такого скорого отъезда, были возникшие между Гришей и Конкретным, трения, а со слов Вити, Конкретный просто не хотел делится, и нашёл какой-то повод порвать с ними. И получалось что ни Гриша, ни Витя, больше не имели никакого отношения к объекту, но бригада тем не менее, оставалась его доделывать. Мне эта ситуация не нравилась, я опасался что мы можем в итоге вообще остаться без зарплаты. При всей сложности характера Вити, если по окончании работ возникали проблемы с деньгами, то он обязательно выплачивал зарплату со своих, а тут приходилось надеется на честность Конкретного, которого я вообще только один раз видел. Но Витя меня успокоил, сказав что рабочие свои деньги обязательно получат, а что касается их, то ещё пока ничего не ясно, поскольку Гриша будет разбираться в сложившейся ситуации.
     Перед отъездом, Витя отдал мне свой мобильник, чтобы быть на связи. Это уже был третий телефон, который я получал от Вити, начиная с Кировского, но как-то они у меня не задерживались, и куда-то бесследно исчезали, в наиболее финансовотрудные, времена, то есть зимой. Мише, остававшемуся за старшего, Витя отдал деньги, выделенные Конкретным на продукты.
     И ранним утром, пожимая Вите руку, и выслушивая последнии наставления, вся бригада прилагала максимум усилий чтобы показать искреннее сожаление по поводу его отъезда, и даже явно с этим переборщили, но Витя не заметил ядовитого лицемерия, и был растроган до глубины души такими проводами. Закинув свои вещички в машину, и припугнув бригаду: «Может ещё вернусь», он укатил в Донецк, ну а осиротевшая бригада, демонстративно – не спеша, отправилась на завтрак.
     Но оказалось что продуктов  не осталось и необходимо ехать в Харьков, на рынок, затариватся. Когда были Витя с Гришей, за продуктами ездили на машине, но теперь предстояло всё тащить на себе. Поскольку закупались на неделю и на такое количество человек, груз получался не малый, поэтому поехали втроём – я, Миша и Игорь, а остальная часть бригады, приступила к работе с пустым желудком. На рынке, первым делом, мы решили подкрепится. Там было место где делали очень вкусные беляши, и посещение этого места у нас входило в обязательную программу. Не стал исключением и этот раз. купив по три беляша, мы зашли в кафе, где взяли томатного сока и уютно расположились за столиком. Беляши были большие и я наевшись двумя, третий не стал доедать. Игорь удивился моей расточительности, сказав что он тоже наелся двумя, но уж лучше пусть ему будет плохо, но он всё равно доест. И доел, и свой третий, и мой. И уже в дороге ему действительно стало плохо, и нам пришлось сильно доплачивать, не желавшему отставать от графика, водителю автобуса, чтобы он довёз нас от села до объекта. Уже в расположении, Игорь корчился на кровати, держался за живот и стонал от боли. Таблетки не помогали, и только к утру ему стало легче. Объестся беляшей с язвой желудка, да как видно садистские наклонности проступали в Игоре и по отношению к самому себе.
     Отъезд Вити принёс облегчение всей бригаде, кроме меня. Несмотря на то что они с Гришей были уже вроде как не при делах, Витя звонил мне каждый вечер и требовал отчёта о проделанной работе. Делал он это скорей всего после пары литров пива, когда на него находила говорливость. Его живо интересовали все мелкие подробности рабочего процесса, а после выслушанного отчёта, он делился со мной своими гениальными идеями по рационализации нашего труда. И делал он это так нудно и так долго, что я, устав от его словесного поноса, сбрасывал трубку и выключал телефон.
     В один из вечеров, разговаривая с Витей, я заметил что привезённый Мишей парень, как-то странно на меня смотрит. Поглядывал он искоса, всякий раз спешно отворачиваясь, когда я смотрел на него вопросительно. Значения этому не придал, но утром всё прояснилось. Ни телефона, ни парня на месте не оказалось. Я разбудил бригаду и все проверили свои вещи. Практически у каждого что-то пропало из имущества, а из денег только общак остался на месте, который Миша предусмотрительно, на ночь,  клал под подушку. Мы предприняли попытку найти беглеца, правда не особо веря в успех, Харьков город большой, но всё равно съездили на ЖД и Авто вокзалы, и конечно вернулись ни с чем, только на, до блеска начищенных туфлях Миши, после общественного транспорта, остался не один отпечаток чужой подошвы. Но я и был рад что мы не нашли беглеца, Игорь просто кипел бешенством, и мне вряд ли бы удалось удержать его от жестокой расправы. С почты я позвонил Вите и обрисовал ситуацию, а он в свою очередь, рассказал, что это вообще был за парень. Он  работал у Гришеного друга принудительно и бесплатно, а на ночь запирался в подвал. То есть был кем-то вроде раба. Он когда-то, что-то украл у Гришеного друга, и таким вот образом, отрабатывал. Поэтому он наверное и сказал о судимости наряду милиции, думая что едет на какую-то принудиловку, и надеясь этим, как бы не по своей воле, избежать этого. Так что Гриша не соврал, отвечая на Витину просьбу, от его решения действительно попахивало.
     Послеобеденная тишина была разрушена: «А я не знаю почему, а ты мне нравишься», громко доносившимся из открытых окон, въехавшего на занимаемую нами территорию, BMW. Приехал Конкретный, и привёз с собой двух человек, один из которых, вроде как должен был заменить Витю. Первым делом, Конкретный стал поносить наших вождей, говорил о каких-то мутках с деньгами, в конце добавив: «Нахрен они тут нужны, мы и без них справимся. Да мужики?». Потом он представил тех кого привёз. Один из них был парень лет восемнадцати, по имени Кирилл, высокий, широкоплечий, и по словам Конкретного: «Как раз рабочая лошадка для подъёма бетона». Второму было лет тридцать, его звали Артём, и он назначался старшим. Закончив знакомство словами: «Я надеюсь вы сработаетесь», Конкретный выдал Артёму деньги на питание и материал, и попрощавшись укатил под: «Ой не буду горювать, буду танцюваты».
     Ситуация с новым старшим меня беспокоила. Я и так трудно переношу когда мной командуют, а тут вообще новый человек. В случае с Витей и Гришей было легко, они никогда себе не позволяли такого приказного тона в общении с рабочими, а здесь было не понятно, что за человек приехал. А если не сработаемся? Если вдруг возникнет конфликт и придется уйти, попробуй потом вытащи у них свои деньги. Но опасения мои были напрасны, и парень оказался что надо. Он работал наравне со всеми, и выше других себя не ставил. У нас вообще как-то само собой распределились обязанности – я, как самый опытный, отвечал за производственную часть, Миша, как самый мощный, за дисциплину, а Артём, за финансовую сторону.
     И трудовые будни снова пошли своим чередом, но уже в облегчённом, для нас варианте. В один из таких дней, у нас появилась возможность улучшить своё материальное положение – владелец бокса предложил нам сделать стяжку в нескольких комнатах. Он планировал поселить здесь сторожа, на постоянной основе, и ожидал бригаду ремонтников, для починки тракторов. И мы на пару дней забыли о крыше и занялись стяжкой. По деньгам получилось неплохо – с заказчика взяли, и за материал, и за работу. А со стяжкой на крыше мы уже  заканчивали, нам осталось протянуть пару полос, только сначала необходимо было заказать ещё одну машину шлака. Поскольку деньги теперь находились у Артёма, то есть представителя рабочего класса, к тому же показавшего себя человеком деловым, я предложил использовать в качестве подсыпки, найденную мной рядом с боксом, кучу чего-то непонятного, но подходящего, а деньги поделить. Артём был не против, и воодушевлённая ещё одним заработком, бригада с утра приступила к подъёму. Оказалось что возле бокса полно всякого подходящего под подсыпку, и было жаль что нам необходима всего только одна машина. С подъёмом мы быстро управились и хотели уже начинать полосу, но небо стало затягивать, и нависла угроза дождя. Осадки решили переждать, и бригада спустилась в расположение, а я остался на крыше и с интересом наблюдал за происходящим на небе. Это было завораживающее зрелище. Гроза, нарастая размерами туч, приближалась. Совсем рядом мелькали молнии, и уже видна была полоса дождя. Ветер всё большими усилиями подымал пыль, и проникал под кожу летний холод. Огромная громада чёрных туч, надвигалась неспешным, но неотвратимым шагом. В воздухе незримо висел миг когда хлынет ливень. И он хлынул. Я так увлёкся происходящим вокруг, что прозевал этот миг, и в расположение вбежал, весь избитый дождём. Скинув мокрую одежду, обсушившись и одев сухое, я с чашкой чая подошёл к открытым настежь дверям. По асфальту хлестал сильный ливень, меняющий свои усилия, порывами ветра, и это приятно и уютно было наблюдать стоя под надёжной крышей. И от этого понимания, я как-то больше стал ценить свою работу.
     В субботу вечером, мы, большей частью бригады, то есть без представителей предпенсионного возраста – Валеры и Феди, отправились в село. Там, в одном из двух расположенных на территории села, кафе, по выходным устраивали дискотеку. Не то чтобы нам хотелось потанцевать, нет, у нас была другая цель – познакомится с девушками. Несмотря на то что по своей площади, село небольшое, в кафе оказалось неожиданно многолюдно, но нам всё-таки удалось захватить один столик, а после и достигнуть своей цели. Но засиживаться мы не стали, было шумно, тесно, и договорившись с девушками увидится завтра на празднике (будет день села, и даже обещалась какая-то праздничная программа), и собрав, всё же растворившиеся во всеобщем движении, части бригады, мы отправились в расположение. Была уже ночь и темнота, но где-то на середине пути, Миша заметил какое-то шевеление. Подойдя поближе, мы увидели, что разрушало спокойствие ночи -- маленький щенок, завязанный в пакет, боролся за свою жизнь. Ему удалось прогрызть пакет и вытащить голову, но полностью освободится у него не получалось. Наверное таким образом, кто-то жестокий, избавился от ненужного питомца. Но какая же жестокость, вот так оставить умирать маленькое, живое существо. Освободив узника, мы забрали его с собой, а утром, возле сторожки, сделали ему будку, по всем технологическим правилам, с фундаментом, утеплением, и двускатной крышей, накрытой, для надёжности, рубероидом в два слоя. В память о его спасении, мы назвали щенка – Пакет, и он, с благодарностью приняв свои квадратные метры, зажил, новой для себя, сторожевой жизнью.
     К назначенному времени, мы всей бригадой отправились на праздник. Мероприятие оказалось масштабным, был приглашён ведущий из Харькова, устраивавший всякие конкурсы, повсюду готовился шашлык и разливалась водка, а музыка созывала желающих, потанцевать. И чем больше разливалось водки, тем больше появлялось желающих, и место, выделенное под танцы, постепенно заполнялось. Мы скучковались в стороне, и пока градус настроения в коллективе, не дошёл до нужной высоты, не предпринимали никаких действий. Для более приятного поднятия градуса, часть бригады разбрелась за недостающими звеньями – Игорь отправился на поиски девушек, с которыми мы познакомились в кафе, Артём за алкоголем, а мы с Мишей, за шашлыком. Когда покупали шашлык, Миша стал рассказывать шашлычнику, что работает в налоговой, но  никаких особых бонусов этим не добился, и не смотря на его суровый взгляд, за шашлык пришлось платить полную сумму. Уже расплатившись, Миша, насколько только мог грозно, спросил у шашлычника: «Зелень есть?». Перепуганный шашлычник ответил что у него только гривны, но Миша, заулыбавшись, показал на петрушку и укроп, и мясных дел мастер, вздохнув с облегчением, отдал нам,  весь оставшийся у него запас зелени. Когда пазл из необходимого для приятного поднятия градуса, собрался, мы отвоевали себе немного места на траве. Разогревшись, коллектив стал постепенно расползаться по празднику, а Артём, дойдя до нужной кондиции, захотел помахатся. Он попросил меня прикрыть его с тылу, но мне пришлось объяснить ему, что я из-за своего небольшого веса, для этого не гожусь, поскольку в махаче мне необходимо пространство для манёвра, а для выполнения его просьбы нужно упереться. Но Артём настаивал, объясняя свой выбор тем что я единственный из коллектива трезвый. Пришлось согласится. Не то чтобы я горел желанием помахатся, а наоборот надеялся что удастся предотвратить столкновение. И так в принципе это лишнее, а тут ещё и чужая территория. Но немного побродив среди танцующих, Артём успокоился.
     -- Что-то никто не ведётся, видать одни ссыкуны, -- подвёл он итог своего перемещения.
     Хотя по его движению было видно,  что он и не особо старался спровоцировать, так, понты были.
     А чем дольше длился праздник, тем меньше оставалось людей, и тем больше он начинал напоминать попойку (участь любых праздников). Мне это мероприятие надоело и я собрался возвращаться в расположение, а вот Миша, к этому времени, уже успел устать праздновать, и от этой усталости еле стоял на ногах, так что он, не особо надеясь на свою самостоятельность, и на хмельных товарищей, решил идти со мной. Но идти с Мишей,  оказалось делом не простым, он был сильно пьян, и вёл себя соответствующе. Пока шли по селу, он пару раз пытался затеять конфликт с прохожими, а выйдя за село, совсем раскис, и мне пришлось практически тянуть его на себе. Но правда, даже не смотря на такой упадок сил, Миша не мог отказать себе в хмельной необходимости, и продолжал периодически кричать что есть мочи, на переломанном английском: «We well, we well, Rock you» -- (дано в оригинале), вскидывая при этом руки вверх, с соответствующей песне, фигурой из пальцев, и заканчивая крик, пронзающим густой, ночной мрак, пустынной дороги, оглушительным, богатырским, свистом. А через некоторое время пути, видимо где-то промелькнула «белочка», и Миша стал загонятся. То ему чудились ведьмы, и он шептал какие-то заговоры на оберег, то вдруг становился приверженцем Ислама и проводил Намаз, то пытался обучить меня паре приёмов борьбы, но не держался на ногах и падал. Вообщем, то расстояние которое мы обычно проходили за двадцать минут, нам пришлось преодолевать час. Добавил своё, к трудности пути, и Пакет. Неблагодарная оказалась животинка. Как только мы приблизились к боксу, он набросился на нас, в надежде ухватить за ногу, но моя нога вразумила его, и он вернулся в будку. Добравшись до расположения, я выгрузил Мишу не его кровать и отправился спать. Миша сразу вырубился, истощённый тяжестью  пройденного пути, и сильно захрапел, а вот мне поспать толком так и не удалось, поскольку бригада постепенно, и разбросанно во времени, стягивалась, находя нужным, громко извещать о своём прибытии. Последним пришёл Игорь, и стал матерясь, отмывать руки от крови. Я поинтересовался в чём дело, и он рассказал, что праздник без кровопролития всё-таки не обошёлся,  он там с кем-то зацепился, и ему пришлось с помощью розочки отмахиваться от пяти человек, одному из которых он чиркнул по лицу. Артём, услышав это, сильно расстроился из-за пропущенного махача, и начал одеваться, очень надеясь застать кого-нибудь на месте. Пришлось его успокоить, объяснив что сейчас бригада уже не в боевом состоянии, но в следующий раз мы непременно кого-нибудь поколотим.
     Утром бригада понемногу оживала, а угроза Миши, что кто не встанет, получит оплеуху холодной водой, ускорила процесс. Я приготовил гречневой каши с тушёнкой, и вкусный запах постепенно всех подтянул к столу. Часам к десяти началось выдвижение на работу. Мы с Игорем стояли возле расположения, когда к нам подошли два парня с овчаркой. Один из них был тот кого Игорь  вчера полоснул по лицу, и он пришёл предъявить, но увидев что из расположения всё выходят и выходят люди, стушевался, ну а собравшись с духом, стал угрожать что приведёт поселковых, и нас «прямо тут и закопают». Но такая угроза на Игоря не подействовала, и он, разгорячась, тут же ответил:
     -- Слышь, ты вкурсе на кого мы работаем. Если нас тронут, то приедут люди из Харькова, и такое маски-шоу устроят.  И ваше село и все соседние под пресс попадут.
     Игорь блефовал, но блефовал убедительно, и повреждённое лицо решило не обострять. Обменявшись примирительными рукопожатиями, визитёры ушли, остановленное визитом движение возобновилось, и бригада наконец-то поднялась на крышу. Нам оставалось совсем немного растворных работ, и была надежда что этим днём, с ними закончим.
     В обед, мы с Артёмом пошли в контору колхоза, чтобы позвонить по городскому, и с помощью этого средства связи, подготовить для себя вечернюю программу. Дело в том, что на дне села, во время манёвра, у нас произошло приятное, но поверхностное столкновение, с двумя сёстрами, которые, не смотря на нашу настойчивость и обаяние, не пожелали в тот момент, продолжить знакомство, но всё же не отказали в номере телефона, из чего прорывался вывод, что девушки были совсем не против более близкого знакомства в дальнейшем. Звонок застал сестёр дома, но правда сначала они не проявили особого желания увидится под вечерней прохладой, но аргумент что мы скоро уедем, и у них больше не будет возможности провести время с такими классными парнями, пошатнул их позицию, и соглашение о встрече всё-таки было достигнуто.
     Подкрепив ослабленный организм обедом и лёгким сном, бригада вернулась к работе. Когда очередная порция раствора заняла своё место, мы приготовились подымать следующую, но у бетономешалки никого не оказалось. На ней работали Коля – это тот из Лёшиной бригады, и Максим, и они оба куда-то запропастились. Через двадцать минут ожидания у Миши лопнуло терпение, и он направился вниз. Спустившись, он зашёл в помещение рядом с бетономешалкой, и через мгновение оттуда выбежали, и Коля, и Максим. У одного текла кровь из носа, а у другого возле глаза образовалось сильное покраснение.
     -- Чтоб через десять минут и духу твоего здесь не было, увижу, переломаю рёбра, -- сказал, вышедший вслед за ними, Миша, обращаясь к Коле. – А с тобой я позже поговорю, -- добавил он уже Максиму.
     Толкаемые любопытством, мы спустились вниз. В комнате, из которой выбежали эти работяги, на столе лежала заботливо нарезанная закуска и стояла наполовину недопитая, из-за грубого вмешательства, бутылка водки. Получалось, что пока мы изнывали на жаре, эти двое комфортно бухали в теньке. Максиму повезло больше, то что он был из одного села с Мишей сохранило ему работу, и он ограничился физическим замечанием, а вот Коля поехал домой, и поехал без надежды получить оплату труда.
     Не смотря на нерабочее состояние, и сокращение на одну не трезвую рабочую единицу, к вечеру, стяжка была закончена, и Артём позвонил Конкретному чтобы заказать рубероид.
     Разобравшись со всеми текущими делами, и тщательней обычного приведя себя в порядок, мы с Артёмом отправились в село. Игорь тоже пошёл с нами, но отдыхал он по-своему. На пункте приёма метала, а это был частный дом, он сдружился с приёмщиком и его семьей, и проводил там время, щедро угощая хозяев алкоголем, и подкатывая к дочке приёмщика. Расставшись с Игорем на окраине села, мы с Артёмом направились в бильярдную, где и договорились встретится с девушками. Бильярдная размещалась в полуподвальном помещении здания администрации села. Там стояло два стола и был небольшой бар. Но бильярдная видимо не пользовалась популярностью, и помещение пустовало. Только владелец, под негромкую музыку, одиноко скучал за одним из столов. Он обрадовался новым лицам (а скорей всего и вообще редким посетителям), и предложил первую партию бесплатно. И мы, желая произвести впечатление, сделали вид что разыгрываем «Американку», и даже напустили пыли высокими ставками, а я блеснул парочкой терминов, осевших в памяти при просмотре какого-то фильма. Но шары игнорировали лузы, и владелец бильярдной быстро разочаровался в нас, уже после первых ударов убедившись, что мы игроки ещё те, хотя Артём и пытался оправдаться, ссылаясь на то что давно не держал кий в руках, и на огрубевшие от физической работы, руки.
     А к назначенному для свидания времени, пришла только одна девушка, доставшаяся, после не хитрых манипуляций с пальцами, ещё в расположении, Артёму. На мой вопрос, а где же сестра, она ответила что та спит бухая в какой-то машине, но скоро проспится и непременно придёт. Перспектива провести время с бухой, проспавшейся тёлкой, меня не вдохновила, и я, несмотря на все уговоры Артёма, вернулся в расположение.
     В ожидании рубероида, нам предстояло какое-то время быть без работы, но такая заминка меня совсем не огорчила, и я решил воспользоваться этим и снова посетить Харьков. И первым делом, оказавшись в городе,  зашёл в ближайшую парикмахерскую, где попал в руки к  очень симпатичной девушке. За процессом стрижки мы разговорились. Я нахваливал красиво обустроенное её рабочее место, рассказал что из Донецка, восхищался тем как умело и профессионально она стрижёт, и увлёкшись этим, даже сказал что когда вернусь в Донецк, то всё равно буду приезжать к ней стричься. И всё то время, пока она стригла, я находил повод похвалить её или сделать комплимент, но не смотря на все мои усилия, идти со мной на свидание она отказалась, предположив, что скорей всего её парень будет против. Но я всё равно оставил хорошие чаевые, за приятно проведённое время. А вот подстригла она всё-таки не очень, наверное моё обаяние помешало ей. После стрижки я продолжил знакомство с Харьковом, и опять увлёкшись, опоздал на последний автобус, только в этот раз, денег на такси мне не хватило, так что пришлось ночевать на лавочке, подкрепляясь и скрашивая ожидание утра, уличной едой.
     Утром, с первым автобусом, я вернулся на объект. Рубероид вчера привезли, но к работе бригада не приступила. Оказалось что кроме меня никто не умеет клеить. Как выяснилось, Артём, Кирилл и Валера вообще раньше с крышами дела не имели, а бригада из Кальчика помнила на своих руках только мастику. Так что пришлось брать на себя процесс обучения. Пока коллектив раскачивался, я растопил битум и смешал его с бензином – это грунтовка, которой покрывается стяжка, чтобы рубероид лучше приклеивался. Когда все были готовы к работе, я часть бригады поставил на грунтовку, а часть на подъём рубероида. Управившись с этим, мы подняли баллоны с газом, и я приступил к обучению. Но обучение продлилось недолго, баллоны оказались почти пусты, и газ в них очень быстро закончился. Артём позвонил Конкретному, и после разговора с ним, обрисовал ситуацию с газом.
     Все составляющие компании покупали газ у неё, но с этим возникли сложности. Газ был, но он доставался нашей компании по очень дорогой цене. Та дама, которая особо усердствовала, усаживая генерального в кресло, получила за свои хлопоты тёплое местечко, но движимая какими-то своими интересами, заключила совершенно невыгодный для нашей компании контракт на покупку газа, и теперь, все составляющие компании, были вынуждены платить за газ, дорого. Генеральный сильно неистовствовал по этому поводу, всячески открещиваясь от этой сделки, и даже уволил даму, но за газ всё же приходилось платить по контрактной цене. Конкретного, в его погоне за экономией, сильно напрягала эта цена, и он даже подумывал клеить рубероид на смолу, но потом, к счастью для нас, от этой идеи отказался. Но в ожидании газа, у нас снова возникла пауза в работе, которую, каждый как мог, заполнял.
     Из своей поездки в Харьков, я привёз журнал «Ринг», и Артёму при его просмотре понравилась татуировка у одного боксёра, и он загорелся по возвращении в СевероДонецк, сделать себе такую же, но Игорь предложил не откладывать это, и сделать татуировку здесь.
     -- А ты что умеешь? – спросил Артём.
     -- Да, я даже сам себе делал, -- ответил Игорь, и показал какие именно из рисунков на его теле, были делом рук его.
     Судя по их виду, с мастерством кольщика, Игорь был знаком слабо, но Артём, продемонстрировав свою недальновидность, согласился. И начались приготовления. В Харькове Игорь купил туш, но остался очень не доволен её консистенцией. Чтобы исправить это, он собрал пепел сожжённой газеты, и выкуренной сигареты, и с помощью этих двух ингредиентов, довёл туш до нужной густоты. А для изготовления машинки, Игорь пожертвовал своей электробритвой; он вынул из неё моторчик, и приладил к нему кусочек проволки. Копирование рисунка взял на себя Кирилл. Когда приготовления были закончены, Игорь начал набивать. Артём выбрал для этого ногу. Получилось неплохо, но после первого же душа, от татуировки остались только неясные очертания. Это смутило Игоря, но не выбило из коли, и успокоив, забеспокоившегося Артёма, он добавил туши густоты теми же ингредиентами, и снова включил машинку.
     А пока Игорь бился над татуировкой, в бокс, в комнату где мы делали стяжку, въехала бригада ремонтников, в количестве трёх человек. Представители нашего коллектива, сделали гостеприимный шаг к знакомству, в результате которого была достигнута договорённость, встретится вечером у нас, для распития спиртных напитков; на следующий день мы ждали привоз газа, и бригада решила кутнуть перед очередным началом трудовых будней. В селе, инициативная группа, закупила всё необходимое, а для придания мероприятию более приятного оттенка, Игорь пригласил девушек, с которыми познакомился на пункте приёма метала. Вечером накрыли стол, но так, по скромному, исходя из бюджета, ну то есть минимум необходимый к водке, чтобы мероприятие не было банальной пьянкой. А вот для девушек, экономить не стали, и потратились на вино, шоколад и фрукты.
     В назначенное время гости стали стягиваться. Первыми пришли, две приглашенные Игорем девушки, хотя я, наверное всё же не стал бы называть их девушками – прийти в поле, где до ближайших людей пару километров, к не знакомым мужчинам, да ещё и по темноте, девушки не решились бы. Итак, ещё раз. Первыми пришли две тёлки из села, и я стал занимать их разговором о прекрасном, звездном небе над головой, но они, не заинтересовавшись темой, потребовали выпить. Вскоре явились и ремонтники. С ними пришла одна девушка, очень приятная внешне, и тёлки из села ей явно в этом проигрывали. Протянув мне руку, она представилась:
     -- Вика – Нибиру.
     Я поинтересовался:
     -- Нибиру – это по тому что ты ищешь звездочёта который докажет твоё существование?
     -- Нет, -- улыбаясь, ответила Вика, -- это по тому что я такая загадочная и таинственная.
     Но один из ремонтников объяснил мне, что «Нибиру» -- это производное от двух слов, где «и» заменены на «е», и означающее что она не приемлет один из видов интимной близости.
     Вскоре мы уселись за стол, и праздник начался. Вино оказалось мало востребованным, его пила только Вика, а девушки из села (пусть всё же будут – девушки), предпочли водку. Было шумно, весело и культурно. Девушки из села сами выбирали себе кавалеров, и остальные на них не посягали. Они наравне с мужчинами хлестали водку, и оказались достаточно вульгарны. Первым кто привлёк их внимание, был Кирилл, и за право «первой ночи» с ним, между девушками даже возникла перепалка. Взявшая верх, вскоре уединилась с Кириллом, но они достаточно быстро вернулись, и Кирилл выглядел при этом, явно чем-то обескураженный. Я поинтересовался у Кирилла, в чём дело, и почему девушка с которой он уходил, так презрительно на него смотрит. И Кирилл рассказал мне, конфиденциально и не за столом, что во время прелюдии, он наткнулся рукой, на густые, дремучие, и трудно проходимые заросли, у девушки между ног. Эта находка вызвала в нём приступ брезгливости, правда не настолько сильный, чтобы ослабить прилив крови, но вот, вдруг мелькнувшее в голове опасение обнаружить среди этих зарослей, совершенно лишнюю там деталь, всё-таки убило в нём половое влечение, и он, несмотря на протест и насмешку, оставил даму неудовлетворённой. Так что, не окрепший, и ещё не закалённый случайными связями, юноша, получил в этот вечер, серьезную психологическую травму, которую он поспешил заглушить, а по возможности и стереть из памяти воспоминание, алкоголем, вследствии чего, его тело было первым демонтировано из-за стола и перемещено на кровать.
     Ну а я в этот вечер общался только с Викой, она оказалась приятна не только на лицо, но и в манерах. Мы вели лёгкий разговор о бесконечности вселенной, а когда за столом всё превратилось в попойку, я взял бутылку вина и конфеты,  и поднялся с ней на крышу бокса. Небо было чистым, и звёзды ярко светили и шептали нам о вечном.
     Вдоволь надышавшись чистым воздухом и насытившись общением (бескорыстно), мы вернулись в расположение. Там все особи мужского пола уже были сильно пьяны, не держались на ногах, и никто уже ничего не хотел. Только девушки скучали за столом, грубо возмущаясь тем что за ними никто не ухаживает, и  интересуясь куда же подевались настоящие мужчины. Объяснив им что здесь они уже ни от кого ничего не добьются, и вся водка выпита, я проводил их домой, а после снова говорил с Викой о звёздах. Творческая, и очень приятная в общении оказалась личность.
     Ну а когда общение истощило меня, я проводил Вику в комнату ремонтников, которые, к слову, оказались не так крепки как заявляли в начале вечера, и сражённые, непомерно принятым, они так и остались в гостях, застыв в неестественных позах, и преимущественно на полу. В связи с их отсутствием на своей территории, и пустотой спального пространства, снова поднялся разговор о космосе, и в этот раз мы коснулись млечного пути (!) и чёрной дыры – этих частей, этого бесконечного целого, не затронутых в разговоре ранее.
     Космос – какая всё-таки интересная, и неисчерпаемая тема для диалога.
     Отдав остатки себя вселенной, и не в силах больше смотреть на звёзды, я уступил мою собеседницу сну и вернулся в расположение, но перед тем как лечь спать, на всякий случай, убедился в пожарной безопасности помещения, и уж точно не зря, использовал максимум возможностей для его проветривания.
     Вобщем, мероприятие удалось, и коллектив довольно храпел, постепенно заполняя помещение (несмотря на принятые меры), густым, удушливым и стойким, перегаром.

     -- Это что здесь за гадющник, -- грохотал голос Конкретного, внутри расположения, обозначая утро.
     Часть бригады перепугано повскакивала с кроватей, а Миша, сквозь сон не разобравшись, пригрозил вырвать крикуну язык. Артём поднялся и стал оправдываться, но Конкретный его успокоил:
     -- Да ладно, ладно, всё нормально. А ты чего такой бодрый? – обратился он ко мне, когда я вышел из кухни.
     -- Да он не употребляет, -- сказал держась за голову, Миша, -- и видимо правильно делает.
     -- Неплохо вы тут вчера погуляли, -- обвёл взглядом помещение, и посторонних личностей, Конкретный, -- деньги хоть остались на еду?
     -- Остались, остались, -- ответил Артём.
     -- Ладно, я спешу, пошли выгрузите баллоны, и я поеду.
    Раскачавшись к обеду, мы приступили к проклейке, распечатав этим, законсервированные не по нашей вине, трудовые будни. Несмотря на мои усилия, бригада так толком и не усвоила работу с рубероидом, и главной ударной силой в проклейке, был я. Включив плеер и надев наушники, я зажигал горелку, и уходил в себя, оставив в стороне всё давившее и угнетавшее. Работа была монотонная, и давала возможность погрузится в свои мысли.
     Вечером, Игорь уже в четвёртый раз приступил к нанесению Артёму татуировки. Она никак не желала закрепляться на сильно опухшей и покрасневшей ноге, и Артём, не выдерживая, кричал от боли. Игорь и себе там что-то колол, какие-то свои странные рисунки, но и они тоже смывались. Он во всём винил тушь, но продолжал бить. И всё так же продолжал есть не нужную его желудку пищу, а после корчится от боли. А Федя, всё так же продолжал иногда кричать по ночам, всё так же пугая нас. И Валера всё так же продолжал отравлять воздух при ходьбе своими выхлопами, и идти последним в неровном строю. А Максим, в этом же строю, продолжал прихрамывать, иногда, по необходимости, срываясь на бег. Только сладости перестали пропадать, видимо угроза дошла до адресата и подействовала.
     А вот Коля просто так не уехал. Вскоре после того как его выгнали, на объект приехали глава колхоза и участковый. Оказалось, что в одном из разбросанных по округе помещений, вырубили медный кабель, и сдали его в пункт приёма металлолома. Для опознания злодея, привезли приёмщика, который и направил следствие в нужную сторону, признав в сдавшем кабель, представителя нашего коллектива. Но среди нас приёмщик, расхитителя колхозного имущества не опознал, а из его устного описания, нарисовался портрет Коли (тот уже давно присматривался к этому кабелю, но Миша строго запретил его трогать, вот видимо больше не сдерживаемый запретом, Коля и пошёл на преступление, подталкиваемый, наверное, желанием моральной и материальной, компенсации). Участковый поинтересовался, где описанная личность, и Миша объяснил ему что этого человека он выгнал, и никаких данных о нём нет. На том дело и кончилось. А в остальном мы продолжали клеить.
     Был день Харькова. Обещали большой концерт на центральной площади с участием звёзд, и мы решили съездить. Выходя из расположения, я обратил внимание коллектива на сгущающиеся над городом тучи, но этому никто не придал значения. Но уже в селе, на остановке, стало понятно что Харьков накрыл ливень, из приехавшего из города автобуса, выгружались, напрочь мокрые люди. Это обстоятельство внесло коррективы в наши планы, купив в магазине праздничный набор, мы отправились обратно на объект. Но выйдя за пределы села, попали в грозу. Дождь ещё не начался, но вокруг нас сверкали молнии, и они били так близко и так часто, что казалось нам не дойти живыми. Буквально не более пяти секунд проходило между вспышками. Один раз молния ударила настолько близко от меня, что я увидел перед собой, яркий, энергетический столб, сантиметров пятьдесят в ширину. После этой вспышки, я несколько минут ничего не видел, и даже успел подумать что ослеп, но зрение вернулось. Когда мы уже подходили к месту нашей дислокации, облаянные Пакетом, сначала грянул гром, а потом ливень, и за десять проделанных нами шагов до расположения, мы успели полностью вымокнуть. Но эта неприятность не разрушила праздничного настроения, и обсушившись, и обсушив продукты, наш коллектив, день города, отметил. А концерт мы посмотрели по телевизору, и особую радость всем, доставлял вид, мокнувших под дождем зрителей.
     Когда крыша получила своё рубероидное покрытие, а вместе с ним и вентиляционные выходы, Артём позвонил Конкретному, и сообщил что крыша готова. Тот приехал на следующий день, утром и рассчитался с нами. Деньги мы поделили поровну, но СевероДонецких в расчёт не брали, Конкретный сказал что сам с ними рассчитается. Несмотря на это, и на минус Коля, получилось немного, даже с дополнительными заработками и оплачиваемым питанием. Не стоящим оказалось делом.
     Через некоторое время, мне позвонил Артём и рассказал чем там всё в Харькове закончилось. Для приёма крыши, заказчик прислал приёмную комиссию, которая не поленилась вырубить до плит, в нескольких местах, и конечно не обнаружила в прослойке крыши, полагавшуюся там пароизоляцию. После этого заказчик отказался платить. Конкретный ездил к нему разбираться, и между ними даже вроде бы завязалась драка, но денег Конкретный не получил.


3


     Это была Горловка, а верней её пригород, Никитовка. Это была фабрика по изготовлению мебели, где руководил рабочим процессом, под зорким контролем Вити, Вася-Лётчик. Он уже давно жил в Горловке, с того момента как женился, обжился там, завёл друзей, и даже кума, из которых и составил свою бригаду.
     Мы поехали туда втроём – Я, Петрович – иссушенный жизнью и семьей, мужик лет пятидесяти, и Митя-Лапоть (не знаю почему), парень лет двадцати пяти; и застали рабочий процесс в разгаре. У Васи в подчинении была бригада из пяти человек, и большая комната в распоряжении, где они переодевались и обедали, а нам предстояло жить. В комнате царил хаос, и пользуясь тем что бригада на крыше, мы принялись создавать в ней, подобие жилого помещения. Отделили от общего пространства место где будем спать, поставили там топчаны, выделили угол для рабочей одежды и угол под кухню, расставили стол и лавочки, под столовую. Навели общий порядок, и в общем получилось неплохо. После этого, Митя засобирался на рынок, и Петрович нагрузил его целым списком необходимых покупок, но особенно попросил не забыть купить ему зубную щётку. И даже уже удаляющемуся Мите, Петрович крикнул  вдогонку, чтобы он не забыл купить ему зубную щётку.
     В обед спустилась бригада, и мы познакомились. Был тут кум Васи – мужчина с большим пузом и средних лет, ездивший на зелёных Жигулях, сын кума – подкаченный парень лет восемнадцати, два оболтуса, такого же где-то возраста, и иссушенный шахтой мужик лет шестидесяти.
     А вот Вася сильно сдал за то время которое мы не виделись, несмотря на то что его прошло совсем чуть-чуть. Он набрал лишний вес, хотя прежде всегда отличался подтянутостью и военной выправкой. Его зубы сильно поредели, но он умело этим пользовался, вставляя прикуренную сигарету между зубов, оставляя таким образом руки свободными, и имея при этом возможность говорить. Когда он улыбался было заметно что дёсна его кровоточат, и зубы от этого имели красноватый оттенок, и улыбаясь, Вася очень смахивал на насытившегося вампира. Помимо этого, Вася, всегда раньше чисто выбритый, оброс бородой, но при этом был максимально коротко подстрижен.
     -- Ты чего не бреешься, -- спросил я его, после рукопожатия.
     -- Денег нет на лезвия, получу зарплату, тогда побреюсь.
     Выстриженная коротко голова тоже имела свой смысл.
     -- Так экономней, дольше отрастает, -- улыбаясь своей находчивости, пояснил Вася.
     Оценив наши старания по благоустройству помещения, бригада приступила к обеду. Вскоре вернулся Митя с покупками, в том числе и зубной щёткой для Петровича (которую тот бережно положил на тумбочку), и мы, после нехитрой манипуляции с продуктами, присоединились к коллективу.
     Пообедав, увеличившаяся в объёме бригада, поднялась на крышу. Это было целое скопление крыш, примыкавших друг к другу, среди которых маневрировала фигура, что-то выискивавшего,  Вити. Раннее сформированная часть бригады вернулась к заканчиванию стяжки на одной из крыш, а Витя, довольный увеличившейся численностью, распределил задачи среди новоприбывших, поставив меня выкладывать кирпичом, полуразвалившийся парапет. Я предупредил Витю что раньше никогда не клал кирпич, но это его не остановило: «Да что там ложить», но когда парапет был готов, он долго возмущался тем что я так криво его выложил.
     Рабочий день затянулся; Витя не уезжал и бригада косо и зло на него посматривая, приговаривала сквозь зубы: «Когда ж ты уедешь». Но Витя, недовольный темпом (впрочем почти как всегда), использовал максимум светового дня. Только когда стало смеркаться он подошёл к Васе, и небрежно махнув рукой, разочарованно сказал: «Ладно, хватит на сегодня». Бригада с явным и не скрываемым энтузиазмом восприняла это, и через десять минут, зелёные Жигули и старенький Ниссанчик, скрылись за проходной.
     -- Ну чем будем ужинать? – спросил Петрович, обведя опустевшее помещение взглядом и остановившись на том что осталось от продуктов купленных на рынке.
     -- Давайте пельменей сварим, -- сказал Митя.
     Такой выбор пришёлся всем по вкусу, и Митя сходил в магазин и купил три пачки.
     Только когда вода уже была набрана в кастрюлю, мы вспомнили что у нас нет печки.
     -- И что будем делать? – снова последовал вопрос от Петровича.
     -- Можно на костре сварить, -- предложил я вариант, но Петрович его не одобрил:
     -- Да это долго. Конструируй опоры, разводи огонь.
     Митя предложил другой вариант:
     -- А давайте кипятильником, тем более их у нас два.
     -- Вот! – подняв указательный палец правой руки вверх, одобрительно протянул Петрович. – Вот это идея.
     Автор идеи и взялся за дело. Ну с доведением воды до кипения у него, естественно, проблем не возникло, как и с тем чтобы сварить, но когда Митя слил воду, на дне кастрюли оказался один сплошной слипшийся комок теста. Попробовали есть, но месиво получилось отвратительным на вкус.
     -- Что будем с этим делать? – спросил Митя, держа кастрюлю в руках.
     -- Да собаке какой-нибудь отдать, -- сказал Петрович.
     Мы вышли из помещения и сразу же увидели собаку, как раз пересекавшую территорию завода. Она мгновенно откликнулась на наш призыв. Митя вывалил из кастрюли массу на асфальт, и объём у неё получился внушительный, где-то сантиметров тридцать в диаметре и пятнадцать в высоту. У собаки на радостях чуть не случился сердечный приступ. Наверное, это был лучший миг в её «собачей жизни», и глаза у неё светились счастьем и благодарностью. Аккуратненько, клыком нижней челюсти, собака стала понемногу отковыривать от общей массы, и не спеша пережёвывать. Идиллию нарушил одинокий, голодный лай невдалеке. Хозяйка пельменной горы насторожилась и издала угрожающий рык, означавший что просто так она свою добычу не отдаст. Совсем рядом раздался другой, но такой же голодный лай. Осознав, что силы не равны, и счастье может ускользнуть из её лап, собака, масштабным движением челюстей, ухватила всю массу целиком и растворилась в темноте.
     Митя ещё раз сходил в магазин и купил консервов, колбасы и хлеба. Нарезав и открыв, мы приступили к ужину.
     -- Эх, сухомяточка, -- вздохнул Митя, -- сейчас бы водочки.
     -- Не, не, -- спохватился Петрович, пережёвывая бутерброд, -- ешь в сухую.
     Витя рассказывал что Петрович питал слабость к алкоголю, и стоило ему только пригубить, как он был потерян для общества на пару дней или даже недель. И зная свою эту слабость, он всеми силами старался не пересекаться с этой жидкостью.
     Утром следующего дня, Витя поставил меня на изготовление отливов. Мы их никогда не покупали готовыми, а делали сами. Брали листы оцинковки, резали на полосы, и гнули прорезиненным молотком. Занятие это было монотонным, и от постоянного стука молотка о метал, звенело в ушах. Этот процесс забирал немало времени, только раз, в Новогродовке, всё удачно с этим получилось. Там нам порезали листы на гильотине, и потом погнули на специальном станке. И та работа на которую у нас уходил день, была сделана за полчаса. Но к сожалению, фабрика не обладала подобным оборудованием, поэтому взяв в помощники одного из оболтусов, я приступил к выбивании мелодий из метала, звоном его оглушая округу.
     В обед собрались в комнате, и бригада готовилась к приёму пищи, доставая из пакетов тормозки.
     -- Сегодня у меня будет классный обед, -- сказал Вася, выставляя на стол трёхлитровую банку с квасом, и двух литровую кастрюлю с заправкой для окрошки.
     -- А тебе столько по силам, -- спросил, плохо знавший Васю, Митя.
     -- И не с таким справлялись, -- ответил Вася, смешивая первую порцию в тарелке, после чего углубился в процесс, с энтузиазмом звеня ложкой, дав этим сигнал бригаде приступить к приёму пищи, и помещение наполнилось чавканьем и болтовнёй.
     Витя тоже присоединился к обеду, но в отличии от бригады, уплетавшей домашнюю еду, ограничился купленными в магазине булкой и колбасой. Ну а мы с Петровичем и Митей пошли в столовую, которая была на территории фабрики. Там оказалось вполне вкусно и недорого, и мы решили стать постоянными посетителями этого заведения.
     До обеда я нагнул достаточно полос для одной стороны крыши, и после обеда Вася приступил к их установке, но через четыре изделия, Витя его остановил и раздражённо сказал:
     -- Ты что не видишь что криво устанавливаешь. Надо натянуть нитку и по ней устанавливать.
     -- Да какая разница, -- ответил Вася.
     -- Большая, -- ещё раздражённей сказал Витя. – Ладно иди, я сам установлю.
     И это заняло у Вити полтора дня. Закончив, он позвал нас с Васей.
     -- Вот, смотрите как надо.
     -- Надо, то оно надо, но сколько ты заработал на этом? – спросил я.
    Вася, имевший высшее образование и математические способности, быстро в уме подсчитал, и выходило что Витя заработал за полтора дня – восемьдесят гривен.
     -- Зато сделано ровно, а по выполненной работе создаётся мнение о фирме, -- выставил свой аргумент, Витя.
     -- Да если бы только имело смысл тратить столько времени на это. Кто вообще это будет видеть. Снизу этого совсем невидно, да и вряд ли кто-то полезет на крышу любоваться ровно установленными отливами. Мы же не плитку ложим,  -- сказал я.
     -- Вот, вот, -- добавил Вася, -- к тому же если мы будем столько зарабатывать, наши семьи будут голодными.
     Но как всегда убедить Витю не получилось, но надо отдать ему должное, он взял на себя установку отливов, добавив что денег за это не вычтет.
     Закончив стяжку, бригада перешла на следующую крышу, а когда стяжка высохла и её уже можно было грунтовать, Вася, чтобы не забирать человека с растворных работ, привёл для этого какого-то парня, очень болезненного вида, но за приготовление грунтовки взялся сам. Процесс этот был нам хорошо знаком, растапливался битум, и в него, небольшими порциями, при тщательном помешивании, вливался бензин; но Вася, то ли решил пойти другим путём, то ли процесс деградации неумолимо сокращал его умственные способности, но он взял и ливанул растопленный битум в ведро с бензином. В результате этого действия из ведра вырвалось огненное пламя и обдало лицо Василия. Это был только миг, но его брови и ресницы, на время перестали существовать, а густая борода сильно сократилась в размерах. Несмотря на последовавшую реакцию, Василий не понял своей ошибки. Возмутившись матерно такому происшествию и потушив огонь, он хотел повторить действие, но я к этому времени уже подошёл к нему, привлечённый огнём и матом, и успел остановить занесённое ведро.
     А Васе было не привыкать к такого вида происшествиям. Как-то его лицо столкнулось с огнём в более крупном масштабе. Тогда на объект привезли мастику подсохшую, и её надо было  разводить водой. Стоял уже ноябрь и мастика сохла плохо, а объект надо было сдавать. И Витя предложил разводить мастику бензином, наносить небольшими квадратами, поджигать, и дав немного прогореть, сбивать огонь веником. Вася так и стал делать. И всё получалось. Но в какой-то миг, то ли Вася прозевал момент тушения, то ли подул сильный порыв ветра, но загорелись и уже подсушенные куски. И вскоре пламенем было охвачено пол крыши, а в небе повис чёрный грибок как при ядерном взрыве. И в ужасном испуге, Вася метался по крыше, пытаясь веником потушить пламя. Но пламя довольно быстро потухло само, и происшествие осталось не замеченным, а крыша, в этот сезон, незакрытой. И в тот раз, со слов Вити, у Васи не только сгорели брови и ресницы, но и лицо хорошенько подрумянилось.
      Смешав жидкости правильным способом, Вася показал, болезненного вида, парню, что от него требуется, и тот приступил к грунтовке. Но даже такая работа давалась ему нелегко. Он очень медленно продвигался по крыше, меняя кисточкой цвет стяжки, а когда ему надо было перенести ведро, звал на помощь Васю. Оказалось что у него какая-то серьезная группа по инвалидности, и ему не по силам даже поднять ведро. Выдержать он смог только час, после чего ему стало плохо, и его отвезли домой.
     -- Зачем же ты так издеваешься над человеком? – спросил я Васю.
     -- Да он сам напросился, думал наверное что потянет, -- ответил он, и продолжил грунтовку сам.
     В этот раз Вити не было, он приезжал не каждый день, не хотел: «разорятся на бензине», и в обед бригада позволила себе послеобеденный сон. Бодрствовали только двое: я и Вася.
     -- Как у тебя отношения с тёщей? – спросил я.
     -- Отлично. Живёт далеко, видимся редко.
     -- Где это далеко?
     -- В Закарпатье, хрен доберёшься. Знаешь там такие поселения на возвышенности, где между соседями по несколько километров расстояние.
     -- И ты уже туда ездил?
     -- Да, побывал пару раз.
     -- И как впечатления?
     -- Ну, знаешь непривычно. Если планируешь ехать, то настаивают чтобы приезжал к сбору урожая. Кормят конечно от пуза, но пашешь, с раннего утра и до позднего вечера. И эти постоянные спуски, подъёмы. Но непривычней всего туалет. У них такие же будки как и у нас в сёлах, но вместо ямы – тазик. Когда он наполняется, его выносят в огород, и закапывают содержимое как удобрение. Представляешь – справлять нужду, когда под тобой, в десяти сантиметрах, чужое дерьмо, и потом это всё выносить в огород, а процесс выноса затягивается до последнего, и выносящий обычно несёт уже сильно переполненный тазик. Очень неприятный момент. Но удобрение хорошее, урожайность большая.
     -- И как же есть выращенное на таком? – поморщился я.
     -- Ну это ничего. Нет, оно конечно охренел немного, когда узнал, но быстро привык.
     Вася был не брезглив, да и вообще умел адаптироваться ко всяким жизненным обстоятельствам. Как-то, когда мы ещё работали в фирме специализирующейся на ремонте крыш по новым технологиям, его отправили в командировку, в село, где питьевая вода существовала только в привозном виде. А у фирмы в то время начались очередные финансовые сложности, и Вася, в какой-то момент остался без денег, и не имея возможности уехать, в течении недели, питался подножным кормом, а пропустив как-то привоз воды и постеснявшись просить её у людей, пил воду из лужи, но при всём при этом, продолжал работать, о чём потом нам, с героической ноткой в голосе, не раз, рассказывал. А за сделанную там крышу, Вася получил премию. Когда он закончил работу заказчик захотел проверить влагоустойчивость крыши. Она была бассейном, и для проверки заказчик пригнал пожарную машину, и после того как Вася заткнул сливы, крышу наполнили водой. Через час ожидания, нигде потёков не обнаружили, чему Вася искренне удивился, а вот Вривода этим был безмерно горд, и в знак благодарности, за добросовестный труд, вручил Васе премию, в размере ста гривен, ну а невыплаченные командировочные при этом, канули в забвение.
     -- Вот к отсутствию электричества трудно привыкнуть, -- продолжил Вася.
     -- Цивилизация туда не дотянулась?
     -- Не дотянулась. Особенно телевизора не хватает, да и без света плохо. Стемнело и сразу спать.
     -- Живут отрезанные от мировых событий, и сжатые в световые рамки?
     -- Да! Да и распорядок дня простой --  проснулся, пожрал, поработал, пожрал, поработал, пожрал, спать. И без выходных. Даже не выпьешь нормально. Плохо – не плохо, хочешь – не хочешь, а вставай и работай. И работа не заканчивается, сколько бы не сделал, а всё равно есть что делать.  Особенно тяжело сено тягать по этим склонам. Стог на тебя взвалят и прёшь. Но трудней всего дорога домой. Нагружают, – с досадой произнёс Вася. – Шесть тяжёлых сумок. Нет оно конечно уже дома хорошо – сало, сыр козий, трёхлитровые банки тушёнки, мёда, варенья. Но ведь это же всё таскать самому. Ещё три пересадки. Заносишь – выносишь, заносишь – выносишь, заносишь – выносишь. Жена сторожит, а я таскаю. Руки обрываются.
     Вася закурил, вырванный из равновесия, тяжёлыми воспоминаниями:
     -- Жена подбивает там остаться, -- продолжил он, густо выпуская дым, с лёгкой ноткой обречённости. – Есть дом пустой, с хозяйством помогут. Но упираюсь как могу. Так жить! Нее, -- протянул Вася отрицательно, но как-то не очень убедительно.
      – Если твёрдо встанет вопрос, лучше разведусь, -- добавил он, и сильно рассмеялся, то ли шутке, то ли зревшему где-то в тайниках души, плану.
     Мы ещё немного поговорили, но уже о производственных вопросах, а когда отведённый на послеобеденный сон, час, истёк, Вася поднял бригаду, и трудовой день продолжился.
     Утро было прекрасным. Я поднялся на крышу и наслаждался восходом солнца. Оно поднималось из-за деревьев, и вливалось в чистое, прозрачное небо. Дул лёгкий ветерок, дополняя свежесть утра, и наполняя кроны деревьев, движением. Птицы суетились вокруг, занятые своими утренними заботами, и воздух был заполнен звуками пробуждения жизни. Идиллию разрушали только полуразвалившиеся стены бывшего завода, ещё возвышавшиеся, немым укором, но постепенно терявшие высоту.
      Насладившись восходом, я перевёл взгляд. Внизу, возле цеха, с нетерпением ожидали начала трудового дня, поддоны с рубероидом и баллоны с газом.
     Да, жизнь прекрасна. Чиркнет зажигалка, загудит пламя из горелки, и я окунусь в волшебный мир ремонта крыш. И будет наполнятся мир благим матом, и будут сновать туда-сюда, грязные, злые люди, инструмент будет бесследно исчезать в ворохе мусора, будет сопротивляясь, гнутся оцинковка, лебёдка будет своим скрежетом разрушать мозг, а солнце нещадно жечь шею, но гармония горелки и рубероида, будет уравновешивать этот мир.
     Практически сразу по закрытию первой крыши, Витя привёз за неё  деньги. Получив зарплату, Вася сходил в обед, в ближайший магазин, и купил лезвий. Но оценив степень заростания в зеркале, решил не откладывать расставание с бородой до возвращения домой, а использовать для этого остаток обеденного времени. Он одолжил у Петровича бритву, и разместившись над импровизированным умывальником, начал сдирать с себя, лишний волосяной покров. Это, естественно, оказалось непросто, и бритьё сопровождалось матом и кровопролитием. Мы предпочли не быть свидетелями этих мучений, и оставив Васю один на один в борьбе с его бородой, пошли работать. Минут через двадцать Вася поднялся на крышу с чисто выбритым лицом,  чем сильно повеселил бригаду. Дело в том, что пока нижняя часть Васиного лица обрастала щетиной, верхняя покрывалась плотным слоем загара, и после бритья его лицо поделилось на чёрный верх и белый низ. Расстроенный таким диссонансом, Вася стал усиленно принимать солнечные ванны на нижнюю часть лица, но некоторое время ходил чёрно-белый, подымая бригаде настроение, своим видом. А выглядел Вася в этот период действительно очень комично, и видом своим больше походил на шарж. Но для полноты портрета, к упомянутым уже деталям его внешности, и внесённым воздействием извне, изменениям, стоит добавить и ещё один штрих – на руках, ногах и груди Васи, полностью отсутствовали волосы. Это произошло от того, что он предпочитал клеить рубероид в шортах и с голым торсом, и пламя из горелки, часто выводимое из-под контроля, порывами ветра, легко и быстро справилось с растительностью на его теле. Так что внешность Васи сильно претерпела от профессии кровельщика, но даже такой вид не мог пошатнуть авторитет бригадира, и бригада добросовестно трудилась, постепенно покрывая крыши фабрики, надёжной (возможно), защитой.
     На одной из крыш, прямо по середине, отсутствовала плита перекрытия, и условием на котором нашей фирме давали этот объект, было то, что фирма возьмёт на себя установку плиты. Но расстояние оказалось слишком большим для обычного колёсного крана, а нанять кран способный туда достать, стоило неподъёмно дорого. И вся бригада ломала голову как же Витя решит эту проблему. У нас с Васей был только один вариант – залить плиту на месте. Мы конечно предложили его Вите, но он отмахнулся от нас, и взяв большую тетрадь, которую всегда возил с собой, засел за чертежи. И провёл так целый день, лишь изредка выходя на свежий воздух с сигаретой и кофе, а после снова увязая в расчетах. А мы пока работали на другой крыше, в перекурах строя догадки о том что же  такое придумает Витя, и стараясь пореже спускаться в комнату, чтобы лишний раз не тревожить его. Ну а если кто-то спускался вниз, то по возвращении, его все обступали и спрашивали: «Ну что он?», «Что-то чертит», -- почтительно отвечал поднявшийся. Когда рабочий день был окончен и мы спустились в комнату, Витя сидел за столом с тетрадью в руках и курил. Увидев нас, он бросил на стол тетрадь, познавшую его гений, и сказал:
     -- Завтра ставим плиту.
     -- А что ты придумал? – спросил Вася, и вся бригада с интересом обступила стол.
     -- Завтра увидишь, -- отмахнулся Витя.
     Пришлось всем усмирить своё любопытство и с нетерпением ждать завтрашнего  дня.
     А утром бригада поднялась на крышу, прихватив с собой: пять металлических труб, одного диаметра, два лома, два домкрата, два десятка кирпичей и моток катанки. К назначенному времени приехали длинномер с плитой и обычный, колёсный кран. Кран поднял и протянул плиту, докуда смог дотянутся, и уложил её на трубы, напротив того места где плита должна была стать. Отцепив кран, мы ломами стали двигать плиту, перенося освободившиеся трубы, пока плита не оказалась над ожидавшей её пустотой. После этого, мы поставили домкраты напротив петель, одного края плиты, положили на домкраты трубу, и катанкой связали её с петлями. С помощью этой конструкции, мы приподняли край плиты, вытащили из-под него трубу, наложили на опоры, на которые должна стать плита, кирпичей, до уровня крыши, и опустили на них плиту. Тоже самое проделали и с другой стороны. И теперь плита уже стояла на кирпичах. А дальше, поочерёдно приподымая стороны, и убирая кирпичи, мы постепенно опустили плиту на её место. Не знаю, удалось ли мне правильно объяснить процесс, который мы проделали, но очень на это надеюсь, поскольку после этого, я сильно зауважал Витин ум.
     У этого здания был ещё один дефект. Под самой крышей часть стены разрушилась, и отсутствие кирпичей, постепенно сужаясь, уходило вниз на два метра. Здание было высокое, но тратится на аренду лесов, Витя не захотел, и чтобы сэкономить на этом, взял кладку на себя, выбрав для этого, опасный, и немного не стандартный способ. Он наложил у края крыши кирпичей, спустился с ведром раствора по кладке, которая в кирпич, к основанию разрушения, и стоя на кладке, стал выкладывать стену, Это конечно было очень рискованно, ему приходилось балансировать на двадцати пяти сантиметрах, и при этом работать мастерком, класть кирпич, подбивать, и делать это всё без страховки. Но Витю это совсем не беспокоило, и он спокойно восстанавливал стену, успевая ещё, периодически заглядывать на крышу и вносить коррективы в общий процесс.
     Мы вообще за время работы на высоте, так привыкли к ней, что совершенно перестали её боятся. А это вообщем-то, зря. Страх всё-таки необходимая эмоция, удерживающая человека от угрожающих его жизни и здоровью, поступков. Так например, в Харькове, протягивая полосу, я в какой-то момент сознательно оказался стоящим носками стоп на самом краю крыши, да ещё и на недавно уложенных кирпичах. И это местоположение не вызывало во мне никаких тревожных чувств, пока один из кирпичей не отделился от раствора. Только тогда я подумал, что так рисковать было совершенно лишним. Но моё тело в это время уже невозвратно отклонялось от периметра здания. Это хорошо что Витя находился рядом, он успел ухватить меня за руку и вернуть на крышу, а то вряд ли бы я отделался легким испугом.
     Ну а пока Витя балансировал на стене, вся остальная, но менее значительная часть нашего коллектива, делала стяжку. Поскольку бригада работала без бетономешалки и даже корыта, раствор приходилось замешивать прямо на самой поверхности крыши, а так как раствора необходимо было много, то для удобства и меньших трудозатрат, он замешивался определённым способом, подсказанным когда-то Васиным отцом: Мы насыпали на крышу, необходимое на замес количество песка, равномерно разравнивали его до небольшой толщины, сверху на песок высыпали мешок цемента и так же разравнивали. Потом, путём перелопачивания, доводили сыпучие до однородной массы,  делали из неё подобие вулканического кратера, и заливали туда, необходимое на замес, количество воды. А дальше, двигаясь по кругу,  убирали лопатами с краёв кучи, сухую смесь и перекладывали её на край верха кратера, этим сужая и подымая его, пока верх не закрывался сухой смесью полностью, и в таком виде оставляли замес. Таким образом, получалось что вода как бы запечатывалась внутри сухой смеси. Так же поступали и с остальными замесами. К тому времени когда последний замес приобретал нужную форму, первый уже успевал пропитаться водой, и требовалось небольшое усилие лопатами чтобы довести раствор до готовности. Благодаря такому подходу тяжёлая работа не отнимала много сил, и мы успевали выработать за день до двадцати мешков цемента.
     Замешав и выработав очередную порцию раствора, бригада как обычно перед обедом, пошла на находившийся недалеко, водоём. Я туда не ходил, не умею плавать (ну так уж вышло), а использовал это время для сна, но в этот раз кум Васи тоже не пошёл, из-за натёртого на ноге, в своём трудовом рвении, мозоля, и мы с ним заварили чай, и расположились в теньке, на лавочке перед цехом.
     -- Как у Васиного бати здоровье, -- спросил я, -- пятка зажила.
     -- Ну так, иногда беспокоит, знаешь же как у пожилых людей плохо заживает. Недавно кстати приезжал на день рождения внучки.
     -- Теперь он доволен?
     -- Да, но жёстко так сказал: «Если и этого ребёнка оставишь, отрекусь».
     -- Да, я помню, он очень болезненно воспринимал Васино отношение к своим детям.
     -- Ну будем надеется в этот раз, да с божьей помощью, станет хорошим отцом.
     -- Ну в этом вопросе на бога не стоит рассчитывать, -- сказал я.
     -- Почему же? – удивился Васин кум.
     -- Бог плохой образец отца, так что тут лучше обойтись без его помощи.
     -- Это в каком смысле – «плохой образец»?
     -- Ну как можно было выгнать свои создания из дома за откушенное яблоко. Ну сорвали, ну откусили, что такого. Кто из нас в детстве не лазил, несмотря на запрет родителей, по шкафам, в поисках сладкого. Не выгонять же за это.
     -- Но ведь это только символ.
     -- Да это понятно, но всё равно, из высшего блага выгнать в жуть выживания, как-то это не по отцовски. Тем более что непослушание, это его недочёт как родителя. Плохо значит занимался воспитанием. Видимо он, занятый сотворением мироздания, не находил времени для воспитательных бесед со своими созданиями, и в итоге не придумал ничего лучше как выгнать их в жуткий, созданный им же, мир, хотя он ведь и проповедает всепрощение. Так что на бога в этом вопросе надеется не стоит.
     -- Ну ничего, там баба боевая, думаю всё как надо устроится.
     Но вернулась бригада с водоёма, прервав наш разговор, и помещение заполнилось предобеденной суетой. Местная часть нашего коллектива, зашуршала пакетами, извлекая домашнюю еду, ну а мы с Митей и Петровичем, отправились в столовую. Когда вернулись, вода для чая уже начинала закипать. В столовой мы чай не пили, поскольку он на него не походил, ни вкусом, ни запахом, ни даже цветом – общепринятый стандарт для столовых.
     -- Да куда же кофе девается, -- раздражённо прервал послеобеденную тишину, Витя.
     Он держал в руке почти пустую банку из-под кофе, из которой брал кофе только несколько раз. Он, наивный, думал, что раз он купил банку кофе и поставил её не полочку, то она будет неприкосновенна? Как бы не так. Конечно явно так никто не брал, тем более при нём, но так, по чуть-чуть, каждый да позволял себе иногда, а бригада большая. Особенно тут усердствовал Петрович, по вечерам, когда все уже уходили: «А не выпить ли мне кофейку?» -- весело говорил он, -- «Думаю Витя  не обидится из-за одной чашки». И таким образом уже уходила третья банка, а кофе Витя пил дорогой, и видимо такая незапланированная щедрость с его стороння стала Витю раздражать, и он наконец решил возмутится. А пока Витя возмущался, у нас случился лёгкий пожар. В планировке помещения, и розетка, и стол, находились возле двери в подсобку, и в неё же был вбит гвоздь, на который мы вешали, после применения, кипятильник. Так вот, один из оболтусов, после того как вода закипела, забыл  вытащить кипятильник из розетки, и повесил его включённым, в результате чего, на двери загорелась краска. Пришлось срочно принять меры к пожаротушению, а Вася, как бригадир, провёл с провинившимся воспитательную беседу, по правилам пожарной безопасности.
     После обеда Петрович спохватился о том что ему давно уже пора подстричься, и отпросившись у бригадира, пошёл искать ближайшую парикмахерскую. Вернулся он через час, максимально коротко подстриженный, видимо из Васиных соображений, ну как вернулся, его привёл под руку охранник, Петрович был в стельку пьян. Увидев это, Витя негодующе покачал головой.
     -- Начальство хоть не видело? – спросил он охранника.
     -- Да нет, нормально всё, -- ответил тот и передал груз нам.
     К вечеру Петрович очухался, и мы жарили на привезенных Витей, электропечке и сковородке, картошку. Бригада уже уехала, а вот Витя пока не уезжал, он ждал директора фабрики. Когда картошка была готова, я собрался накрывать на стол, но Петрович меня остановил:
     -- Подожди немного, -- заговорчески сказал он, кивая на Витю.
     Ну понятно, под столом притаилась бутылка водки, а картошка по словам Петровича, мировая закуска, тем более что имелась ещё в наличии баночка солёных огурцов, презентованная Васей, и Петровичу хотелось чтобы употребление всех этих продуктов, было совмещено. Пришлось ждать пока Витя уедет, после чего мы наконец, поели. Но Петрович опустошенной бутылкой неудовлитворился, и послал Митю за ещё одной. После второй бутылки Митю потянуло на музыку. Он вытащил приёмник на крыльцо, и сделав громко, пробовал танцевать в освещении фонаря, на потеху работавшей смены, а потом угощал женскую часть работавшей смены, мороженным.
     Был уже час ночи, когда мне всё же удалось объяснить собутыльникам, что утром надо будет вставать на работу. Добравшись до своих топчанов, они повалились на них не раздеваясь и затихли. Но затишье продолжалось не долго, и пять минут тишины прервало, тихое, неясное ворчание Петровича. Смирившись с фоном, я стал засыпать. Но заснуть не успел. Петрович прекратил, тихое, неясное ворчание, и громко позвал Митю. Тот отозвался неохотно, и не после первого раза:
     -- Чего тебе?
     -- Митя принеси воды, -- не попросил Петрович.
     -- Тебе надо, ты и иди, -- отрезал, раздражённо Митя.
     -- Ну Митя, ну принеси попить, -- настаивал Петрович, видимо думая что раз Митя встречается с его дочкой, то он имеет над ним какую-то власть. Но Митя так не думал:
     -- Сам иди.
     -- Ну Митя, ну принеси,--  не унимался Петрович.
     Такой диалог продолжался минут двадцать. Убедившись что прения просто так не закончатся, я решил положить им конец, и поднявшись с топчана, вышел в коридор, взял, стоявшее там ведро с водой, заготовленное на всякий случай, забрался с ним на свой топчан, и со словами: «На, пей», вылил воду на Петровича.
     Я честно говоря и сам не ожидал от себя такого решения, а уж Петрович точно был застигнут  врасплох. С самыми ядрёными матами, он подскочил с топчана и попытался отряхнуть с себя воду. Это было бесполезно, всё-таки ведро воды, а учитывая что она была холодной, вид Петрович при этом имел самый жалкий. Мокрый, замёрзший, офигевший, он пытался хоть как-то обсушится. Я даже подумал что погорячился. Митя начал возмущаться, заступаясь за своего, возможно, будущего тестя:
     -- Да ты что творишь, охренел совсем.
     -- Это вы охренели. Пока вы тут будете отсыпаться, я буду работать. Если вы не понимаете по человечески, я решил объяснить по-другому.
     Митя пытался ещё обострить, но я дал понять ему, что ради установления тишины, готов пойти на крайние меры. А Петрович тем временем успокоился, сменил одежду, скатал к изголовью матрас, лёг на голую фанеру, свернулся калачиком, и уснул.
     Утром Митя всё же осилил себя и поднялся на работу, а вот Петрович так и продолжил спать, не отреагировав даже на заполнивший помещение шум, и выпив чая, бригада отправилась работать без него.
     Меня с Митей поставили проклеивать одну из небольших крыш, но работник из него, после вчерашнего, был никакой. Большую часть времени, он проводил, держа в руках бутылку с водой. Опустошив двухлитровую баклажку, он пошёл вниз чтобы наполнить её, и отсутствовал минут сорок. Я уже было подумал, что проснулся Петрович и они опять бухают, но выглянув с крыши, увидел что Митя отчаянно стучит в окно, занимаемого нами помещения. Я поинтересовался у него в чём дело, и Митя объяснил  что дверь в помещение закрыта на замок, и он никак не может добудиться Петровича. Я спустился вниз и попробовал открыть дверь, она оказалась не заперта. Всё это время Митя дёргал её не в  ту сторону. Попав внутрь, Митя жадно опустошил литровую банку с водой, а после снова попытался разбудить Петровича, но уже тактильно. Но опять безуспешно. И не смотря на обеденный шум, а потом и шум, уходящей домой бригады, Петрович проспал целый день, и проснулся только поздним вечером, сразу же продолжив бухать. Достигнув нужной кондиции, они с Митей пошли в ближайшее кофе, и вернулись только часам к двум. Только войдя в помещение, пьяный Митя, стал размахивать деньгами, и  хвастаться тем  что заработал их в кафе. И не дожидаясь вопроса, тут же рассказал, как. Оказалось что в кафе, которое они посетили, отдыхал коллектив женщин, и когда Митя заполнил зал своими телодвижениями в такт музыке (любит наверное он это дело), одна из них, видимо впечатлённая тем как Митя владеет своим телом, крикнула: «А стриптиз слабо?». Митя был пьян и ему было не слабо. Женщинам так понравилось увиденное, что они надавали Мите денег, и даже взяли у него номер телефона, желая пригласить его на ещё одно мероприятие.
     Наговорившись, собутыльники улеглись, и я уже стал засыпать, но опять повторилось вчерашнее, только в этот раз Петрович просил Митю сходить за сигаретами. Но Митя отказывался, и это снова затянулось минут на двадцать. Когда мне это надоело, я спросил Петровича: «Может мне сходить тебе за сигаретами?». После этого наступила тишина, и Петрович заснул, так и не покурив. А на утро они с Митей собрали вещи и поехали «на пару дней», домой. Ну а зубная щётка Петровича, так и осталась лежать на тумбочке нераспечатанной. А какой был порыв к личной гигиене. Вообще, всё то время что Петрович был в Никитовке, он в основном ограничивался тем, что, поплевав с утра на глаза, говорил: «Ну вот и умылся».
     В бригаде произошло сильное обновление. Петрович и Митя так и не вернулись, попав наверное в плен к зелёному змию, оболтусы ушли, и коллектив сильно поредел. Но Вася как всегда легко с этим справился, быстро обновив состав бригады. В этот раз он привёл мужика лет пятидесяти, с наколками на пальцах и видимо большим тюремным прошлым, двух парней, примерно одного веса, возраста и роста, и двух девушек, лет двадцати пяти, на грунтовку.
     Девушки хоть и были одного возраста, но выглядели они совершенно по разному. Одна из них, за этот относительно небольшой отрезок времени, успела крепко поистрепаться, её грудь сильно обвисла, зубы сгнили и поредели, а на лице застыли, уже не стираемые следы злоупотребления алкоголем. А вот другая наоборот, ничего не растратила, её улыбку украшали белые, ровные, все в наличии, зубы, упругая грудь, в такт дыханию подымала футболку, а на ухоженном лице застыли вылепленные создателем, красивые черты. Она состояла в гражданском браке с одним из приведённых Васей парней, и для меня было крайней глупостью, со стороны этого парня, взять на такую работу, такое обаятельное существо, и допустить чтобы его жена обдавала своё милое личико, бензиновыми парами, тем более что у неё был основной вид заработка, она работала кассиром в сбербанке, и приходила к нам только между сменами. А ещё её украшал прекрасный характер, она была приятна в общении и неприхотлива. Как-то застал её  разговор с мужем, в котором она упрашивала его, купить на ужин пельменей. Если уж о чём и должна просить такая девушка, то это о шубе или украшениях, но никак не о пельменях. Причём муж отказал ей в просьбе, и у неё было такое обиженное личико после этого, что мне самому захотелось дать её мужу денег, чтобы он гад, купил пельменей своей жене, хотя конечно я так не сделал. Её присутствие очень скрашивало мой рабочий день, и я сильно сожалел о том что она не свободна.
     Добавил к коллективу и Витя, привёзший, не кровного родственника Гриши, мужчину лет сорока, приехавшего со своим багажом странностей. Это в принципе был нормальный человек, и он полноценно понимал что ему говорили, и так же отвечал, но как-то он выделялся психической несбалансированностью, и бригада не воспринимала его как психически здорового. Что-то еле уловимое в жестах, словах, взгляде, отличало его от здорового человека. Отличали его и некоторые особенности поведения. Например к цементу он прикасался только в респираторе – разгружал, сыпал в ведро, замешивал раствор -- всё в респираторе. Пил только кипячённую воду, и вообще был сильно озабочен запасами воды и всегда имел под своим топчаном несколько баклажек с водой, но при этом делился ей крайне неохотно, если вдруг на фабрике отключали воду. Питался он только лапшой быстрого приготовления, и не пил чай, предпочитая ему горячую воду. Не то что бы это всё было чем-то сильно странным, у каждого человека есть свои какие-то особенности поведения, более того всё это было даже вполне разумно и объяснимо, но в его исполнении, и в дополнении с еле уловимыми деталями, это делало его в глазах людей психически неполноценным. То есть он был из тех людей у которых особенности поведения, образованны в результате психического отклонения. Но работал он нормально, наравне со всеми, и бригада относилась к нему хорошо, не обращая внимание на особенности его поведения.
     Мы приступили к крыше, которая , в отличии от предыдущих, находилась над работающим цехом, и была покрыта рубероидом. Но проведённый поверхностный осмотр показал, что рубероид  плохенький, и его необходимо срывать целиком. Мы с энтузиазмом приступили к делу, но энтузиазм наш быстро иссяк, рубероид срывался тяжело -- нагретый палящим солнцем битум, удерживал его. Видя трудности в продвижении, Витя, для облегчения задачи, предложил срывать рубероид, ночью, когда битум не расплавлен солнцем. Я взял в помощники  сына кума Васи, и мы  вышли с ним в ночную смену. Ночью рубероид снимался на порядок лучше, и мы так увлеклись, что открыли всю крышу, отчего утром Вася пришёл в ужас. Дело в том, что вечером по прогнозу обещали дождь, а под крышей был цех по изготовлению ОСБ, и протекающий верх мог вогнать нашу фирму в серьезные долги. Растворные работы на этой крыше были не нужны, и мы всей бригадой набросились на проклейку, но за час не проклеили ни одного метра – по крыше бил сильный ветер, гася пламя. После бесчисленного количества попыток и сожжённых нервов, Вася махнул рукой:
     -- Пошли пить чай, может позже утихнет.
     Но сквозь окна мы видели, что ветер и не думает утихать, а время идёт, приближая нас к неприятностям. Осознавая свою ошибку, и желая всё исправить, я поднялся на крышу.
     Твёрдым, эхом отзывающимся в плитах перекрытия, шагом, я подошёл к баллону. Не спеша, плотно окутывая каждый палец, надел перчатки. Левая рука обхватила рукоять горелки. Решительно, понимая значимость моих действий, я открыл кран баллона до упора. Ноги твёрдо стали на подготовленный рубероид. Расчётливым движением пальцев, я слегка пустил газ из горелки. Большой палец правой руки совершил круговое движение, пошла искра, вызвав из зажигалки, огонь. Я поднёс его к соплу горелки, меня уже невозможно было остановить. Горелка загудела. Снисходительная улыбка победителя, заиграла на моём лице, но порыв ветра задул зародившуюся жизнь. Скулы ожесточения, проступили на моём лице. Но нет, я не сдамся, никакой ураган не заставит меня отступить. Пальцы левой руки ещё сильней сжали рукоять горелки, я подставил ветру спину – пусть бьется об этот гранит. Большой палец правой руки повторил заученное движение. Я снова поднёс зажигалку к горелке, и огонь породил огонь. Движением пальцев, я добавил ему силы. В моих руках была власть над огнём, и вращая колесо регулировки, я решал с какой силой он будет жить. Я провёл горелкой над рубероидом. Да начнётся союз огня и битума. Шаг за шагом я продвигался вперёд, и понемногу крыша наполнялась людьми, подталкиваемыми моим примером к действию. Человек снова дал бой силам природы, и в этой схватке мы победили. И пусть потомки не забудут вписать в счёт побед и поражений этой войны, и эту победу, и её безымянных героев.
     Но успеть проклеить всё, нам не удалось. Когда дождь сал понемногу заявлять о себе, мы накрыли остаток крыши плёнкой, специально для этого заготовленной, и придавили чем смогли. Утром, убедившись в том что влага не проникла внутрь цеха, бригада возобновила проклейку. Но начало рабочего дня омрачилось, бдительное око бригадира, обнаружило пропажу двух рулонов рубероида. Поддоны с рубероидом стояли невдалеке от помещения охраны, и они там специально и были разгружены, в надежде, что уж в этом месте они будут в безопасности, но оказалось, что нет. Для того чтобы заявить о пропаже, мы с Васей направились к охраннику, который в это время стоял у ворот и пытался отыскать что-то в носу. Неохотно отвлёкшись от поисковой операции, он вынул палец из носа, выслушал нас, но пожал плечами. Не найдя должного внимания к возникшей ситуации, со стороны этого сотрудника службы охраны, мы пошли к начальнику охраны, который пообещал нам во всём разобраться, правда тоже как-то совсем неохотно. Пришлось удовлетворится этим и вернутся к работе. Не смотря на имевшиеся у нас сомнения, относительно результатов поиска недостающих рулонов, через пол часа к нам подошёл охранник, к которому мы обращались, и сказал что нашёл их. Оказалось, они, притаившись, всё это время лежали в кустах, под забором. Охранник предположил что он, видимо и спугнул вора, когда совершал свой бдительный, ночной обход, и тот не успел перекинуть рубероид через забор. Мы хотели отправится за найденными рулонами, но охранник оказался настолько любезен, что попросил нас не утруждать себя спуском, и принёс их сам. Хотя, выдвинутое охранником предположение о причине смены своего местоположения, пропавшими рулонами, и звучало правдоподобно, но у нас в коллективе твёрдо сформировалось мнение, что именно этот охранник (а может и сам начальник охраны), и испытывал острую нужду в рубероиде, и надеялся что пропажа замечена не будет. Тем не менее, мы выразили благодарность охраннику за образцовую службу, когда он доставил рулоны.
     Но раз уж речь зашла об охране, добавлю ещё один экземпляр. Был, среди доблестных защитников имущества фабрики, охранник – поэт. Он не раз хвастался нам, людям новым на объекте, и особенно мне, после того как увидел меня с книгой, что пишет стихи. Я попросил его принести почитать их, и он принёс шестидесяти страничную тетрадь, полностью исписанную стихами, но прочитав, первых пять, я сказал что это не его стихи. Он стал оправдываться, пояснил что записывает не только свои стихи, но и понравившиеся из прочитанного. Я попросил показать его стихи. Он долго рылся среди страниц, но потом сказал что взял не ту тетрадь.
     Ну а пока бригада проклеивала крышу, на развалинах завода, соседствующего с фабрикой, тоже кипела жизнь. Там всё время слышался стук  кувалды и молотков. Я поинтересовался у Васи, что за жизнь кипит среди обломков прошлого, и он объяснил мне, что там разбивают обвалившиеся плиты и достают из них арматуру, которую потом продают. Такой вот заработок.
     А у нас в бригаде тоже нашлись сообразительные. Рубероид нам привозили на поддонах, которых уже накопилось немало, и Витя не знал куда его девать. Но оказалось что где-то рядом поддоны покупают, и накопившиеся у нас, после появления этой информации, достаточно быстро исчезли с территории фабрики, причём непонятно было, кто же именно из коллектива, провернул эту операцию, но судя по умиротворенному взгляду Васи, во время обсуждения этой ситуации, он свою долю с поддонов, получил.
     В обед приехал Витя. Вид, с аппетитом обедающей бригады, вызвал у него приступ голода, но откушать предложенного Васей рагу, он отказался, и пошёл в магазин за продуктами. Вернулся он со сладкой булкой, колбасой, и немного расстроенным видом.
     -- Вася, а где тот парень, которого ты приводил, и он отработал у нас один день.
     -- Не знаю, он не захотел больше работать.
     -- А ты ему деньги отдал за работу?
     -- Да, а что?
     -- Да понимаешь, он набрал в долг на нашу бригаду в магазине, на две сотни.
     -- А как продавщица дала незнакомому человеку в долг? – удивился я.
     -- Ну посёлок. Здесь под запись в порядке вещей, -- объяснил Вася. – А как она узнала что ты имеешь отношение к работающим на крыше? Ты же в чистом, -- спросил он Витю.
     -- Да незнакомый человек зашёл, вот она и спросила.
     -- И ты отдал? – спросил Вася.
     -- Да.
     -- Ну и зря. Уроком было бы. Знала бы как давать незнакомым в долг. Пусть жизнь наказывает за излишнее доверие к людям, -- сказал Вася.
     Но в этом магазине продавщица (может и эта), уже как-то пережила из-за нашей бригады, не лучший эпизод в своей жизни. Тогда Витя выдал нам зарплату крупными купюрами, и мы для того чтобы разделить деньги, пять раз, в разных лицах, ходили в этот магазин, для покупки-размена, и продавщица мучительно разрывалась между желанием продать, и опасением получить фальшивую купюру. На третьей купюре она измерила артериальное давление, а после четвёртой вызвала владельца магазина и выпила таблетку от сердца.
     -- А кстати, -- после заполненной пережёвыванием, паузы, сказал Вася, -- у нас же осталось десять мешков цемента, а там дальше крыши уже с растворными по мелочи, так на пару мешков, что с остальными делать?
     -- Оооххх, -- протянул Витя.
     Объём цемента закладывался в смете, и он, в полном объёме, уже вроде как должен был быть частью фабрики.
     -- Не знаю, -- растерянно, после раздумий, протянул Витя.
     -- О! Так ты же строишься, -- громко и довольно, сказал Вася, -- забери, пригодится.
     -- Да, но это же их. Оплаченный, – нерешительно сказал Витя.
     -- Ой, да кто там узнает. Кинем под вечер в багажник, частями вывезешь.
     Витя на это ничего не ответил, только смущённо обвёл бригаду взглядом и нашёл срочное дело в телефоне, но по последнему, брошенному на Васю взгляду, было понятно что такой вариант его вполне устраивает и даже где-то, в глубине души, желателен.
     Работающий цех проклеили без происшествий. К этому времени высохла и окрепла стяжка на крыше, где мы уложили плиту, и бригада приступила к  оцинковке, грунтовке и проклейке, этой крыши. В один из дней, с Витей приехал Гриша. Он вёл какой-то другой объект, но решил почтить нас своим визитом. За чаем, я спросил почему не приехали Петрович и Митя. Они жили с Гришей на одной улице, и он наверняка знал.
     -- Петрович ещё пребывает в нирване, -- улыбаясь, ответил Гриша. -- А вот Митя получил сильную, непроизводственную, травму.
     -- А что случилось? – обеспокоенно, спросил Вася.
     -- Да понимаешь, сдавал Митя часть своего дома, молодой, семейной паре. Пришёл он как-то домой на веселее, а девушка в доме одна, мужа нет. И так захотелось Мите женской ласки, что не в силах был удержатся, а отказ только раззадорил его, и в какой-то момент он откровенно, агрессивно пошёл на сближение. Но девушка была не из робкого десятка, взяла подвернувшуюся ей под руку пилу, и вбила Лаптю её прямо в череп. И теперь он лежит в больнице, а между мозгом и кожей, вставлена металлическая пластина. Но решили разойтись по тихому, без уголовного разбирательства.
     -- Мозг не задело? – спросил Вася.
     -- Нет, -- ответил Гриша, -- да даже если бы и задело, это мало бы что изменило. Там и так только первобытный инстинкт, и непроходимая тупость.
     -- А что там генеральный, ничего нового не отмочил? – спросил Вася.
     Гриша нас регулярно снабжал событиями в главном офисе, и из улыбки, появившейся на его лице, стало понятно что было ему что рассказать и на этот раз.
     -- Приехал он как-то раз на один большой объект, -- начал Гриша, -- долго ходил с недовольной рожей, что-то выискивал, а потом потребовал чтобы собрали всех кто только был на объекте. Когда народ собрался, он поднялся на предоставленное ему возвышение и стал всех поносить. И долго так указывал на обнаруженные им недочёты, а в конце своего выступления, он выставил перед собой руки, ладонями к себе, и гордо так сказал: «Ці руки николи нє виконували свою роботу погано», и довольный собой, и своей речью, да и ролью в жизни компании, уехал.
     -- Да этот генеральный что-то вообще никакой, -- сказал Витя, -- только и может что мямлить. Никаких серьёзных решительных шагов, как-будто и нет его вовсе.
     Даже мы, находясь в стороне от больших, производственных вопросов, и то понимали, что в кресле генерального сидит не тот человек. Не тот кто способен привести компанию к процветанию, и укреплению своих позиций в строительной сфере. Вообще мало бы нашлось, в большом коллективе компании, людей, довольных его управлением. Помимо всего прочего, усевшись в кресло, он отошёл от налаживания сотрудничества со строительным гигантом, частью которого наша компания когда-то была, начатое его предшественником, хотя в этом сотрудничестве мы видели залог процветания нашей компании, и всё больше тяготел к союзу с его главным конкурентом, что вряд ли бы могло дать что-то хорошее нашей компании, поскольку в той компании предпочитали учитывать только свои интересы.
     Пробыв недолго, Витя с Гришей уехали, захватив с собой Гришиного родственника, тому совсем не понравилось работать на высоте. Делая перестановку в комнате, я обнаружил под топчаном, на котором он спал, девять двух литровых баклажек с водой. Что-то всё-таки было в его жизни, связанное с нехваткой воды, давшее отпечаток на сознание.
     Ну а мы продолжали работать, обеспечивая фабрику надёжной (возможно), защитой от влаги. Рабочий процесс шёл, менялись люди, сменялись крыши, и только монументальная фигура бригадира, оставалась неизменна.

     Уже заканчивался сезон, подходили холода. Работа на фирме ещё была, но мне это уже было не нужно. Я накопил немного денег и планировал посвятить себя другому пути, пути к мечте, к переменам, которых так хотел. Я с наслаждением дорабатывал последние дни, доделывая взятую на себя работу. Особенно приятно завершать работу, которая тебя тяготит, зная, что скоро всё закончится, и впереди тебя ждёт что-то другое, неизмеримо лучшее.


Часть третья


1


     Я уходил к мечте, а попал в пустоту. И долгие месяцы измерял её шагами. А устав от неё, и осознав что не в силах её побороть, я вернулся на фирму.
     На фирме, ровно как и в компании, произошли перемены. В компании сменился генеральный, теперь это был тот, которого в прошлый раз так бесцеремонно подвинули, правда начал он своё управление не очень удачно. Входя, в свой первый рабочий день в офис, он не заметил что дверь закрыта, и врезался в неё лбом, но будучи, по всей видимости, человеком не суеверным, он не предал этому эпизоду должного внимания, и легкомысленно продолжил путь.
     А наша фирма оставила в прошлом ремонт крыш, и перешла на строительство.
     Был погожий, тёплый день, и мы с Гришей мчали на его «Росинанте» к Донецкому морю, где он вёл объект, на котором планировал применить и меня. На этом объекте уже работали Петрович и какая-то бригада из Дебальцево. Это был частный дом, выходивший своим задним двором к Донецкому морю, и его владелец хотел сделать из него место для отдыха, с баней, своим пляжем, и огородом.
     Свернув с Мариупольской трассы, мы поехали по направлению к посёлку Хорошово, но до него не доехали, а остановились возле типичного, одноэтажного, частного дома. Зайдя в калитку, и пройдя в глубь двора, я увидел большой коллектив, сидевший в клубах дыма, и у этого дыма был отчётливый запах конопли. Увидев мою улыбку, Гриша рассказал, что как-то рабочие пошли на городской пляж и по пути наткнулись на целую плантацию, и теперь вся территория двора была усеяна сохнувшей травой. Гриша был не против, он вообще смотрел на это сквозь пальцы, да и сам являлся большим любителем подобного. Но я улыбался не из-за самого процесса – это для меня не новость, просто каждый из присутствующих держал в руке пятнадцати сантиметровую самокрутку, а это уж очень большой объём для одного человека. Я поздоровался со всеми, и отошёл в сторону, чтобы дым не затуманил мой неподготовленный мозг, и стал с интересом наблюдать за реакцией. Всматриваясь в эти скомканные жизнью лица, я и через полчаса не заметил никаких перемен. Мне знакомо как действует этот дым на человека, сам когда-то этим баловался, и отсутствие реакции мозга на попавшее в организм, говорило о том, что скорее всего это был голимый пустоцвет. Поймав мой удивлённый взгляд, Гриша кивком головы, подтвердил моё предположение. Я думаю что и курившие сами знали это, не может человек не понимать что с его сознанием ничего не происходит. Наверное просто каждый из них не хотел признаваться что его не прёт, опасаясь насмешек коллектива или боясь стать изгоем. Те же нелепости человеческого поведения что и затронуты в «Сказке о голом короле» или в «Легенде об Уленшпигеле». А может быть, они просто считали что это круто дунуть на работе, и для них был важен не результат, а сам процесс.
     Оставив бригаду дожидаться прихода, я зашёл в дом, где и был мной обнаружен Петрович, который возился с дверью, усиленно при этом матерясь.
     -- Да что ж ты так шумишь? – спросил я.
     -- Купил вот заказчик, в целях экономии, дешёвые заготовки, возись теперь с ними, собирай, врезай петли, замки, ручки, а оно труха, да ещё косое всё, -- ответил, пожимая мне руку, Петрович.
     -- Угостил бы ты нас чайком, -- произнёс, появившийся в дверном проёме, Гриша.
     -- Это мы с удовольствием – сказал Петрович, и стал хлопотать с чаем, а мы пока с Гришей, оценили проделанную Петровичем работу.
     Когда чай был готов, каждый разместился кто где смог, и комната наполнилась табачным дымом.
     -- Я смотрю у тебя тоже эти перчатки? – спросил Гриша, беря с подоконника рабочие перчатки, Петровича.
     -- Да, да. Это мне зять где-то оторвал.
     -- А что за перчатки? – поинтересовался я.
     -- Да понимаешь, -- улыбаясь, стал объяснять Гриша, -- стрельнуло как-то нашему генеральному в голову, но это ещё до того как он стал генеральным, раздать на некоторых больших  объектах, рабочие перчатки, но не учёл он при этом человеческую падкость на халяву. Что там началось. Вырывали друг у друга, дрались, кого-то затоптали. Вобщем отвратительное было зрелище. Поистине, не смотря на всю свою цивилизованность, халява, лёгким движением, превращает скопление людей в стадо, в худшем смысле этого.
     -- Так перчатки дрянь, грош им цена, -- добавил Петрович. – пошиты хреново, материал дешёвый, рвутся быстро.
     -- А что ж ты думал, на халяву тебе что-то хорошее дадут? – сказал я.
     -- Ну а в принципе, генеральный неплохое впечатление создаёт, несмотря на своё тёмное прошлое, -- сказал Гриша.
     -- Хорошее? – переспросил я.
     -- Да, ты знаешь, создаёт впечатление такого хозяйственника. Расположен к сотрудничеству со строительным гигантом, нами так безрассудно покинутом, по крайней мере, говорит об этом, да и вид такой у него внушительный. Уж лучше чем та дама, которая всё время вертится возле генерального кресла, со своими безумными идеями. Может он что и сделает толкового.
     Ещё поговорив, и допив чай, я пошёл переодеваться, после чего мне определили фронт работ. Предстояло выкладывать простенок из кирпича, и Петрович, зная мою строительную неопытность, заботливо сделал две штробы в штукатурке, и выложил первый ряд. Выставив нитку на второй ряд, я приступил к работе.
     Ближе к обеду, приехал прораб. Это был парень лет двадцати пяти, и меня удивил столь юный возраст, руководившего строительством. Ещё больше я удивился, когда из его разговора с Гришей, понял что он вообще мало что смыслит в строительстве. Когда прораб отошёл, я спросил Гришу: «Не мало ли знаний у юноши, для такой должности». Уж не знаю откуда Гриша почерпнул эту информацию, но он ответил что прораб – любовник жены владельца дома, и это она его сюда утвердила, и что именно она носит в своей семье, штаны.
     А вскоре приехал и сам владелец дома. Это был обжившийся и укоренившийся индиец, с трудно произносимым индийским именем. Судя по презрительно-испепеляющему взгляду, брошенному им на прораба, он знал что тот дружит с его женой, и был этим очень не доволен. Поздоровавшись, он стал с энтузиазмом раздавать указания, но энтузиазм этот мгновенно оборвался, когда в дверной проём, протиснулась его жена. Это была дама довольно крупных габаритов, со сквозившей во всём, уверенностью в себе. У меня оказалась удачная диспозиция, и я, выкладывая кирпич, был в самом эпицентре действий. Дама бросила презрительный взгляд на мужа, из которого я сделал вывод, что она знает, что он знает, и что ей всё равно, одарила нежным взглядом прораба, и по деловому посмотрела на Гришу. Все указания, что минуту назад давал её муж, она отмела, и утвердила свои, из чего я понял, что штаны на ней сидят крепко. Она продефилировала по всему дому и двору, обозначая везде своё виденье совместного имущества. Уже у калитки, дама в штанах, ещё раз окинула двор хозяйским взглядом, ласково, и ничего не скрывая, улыбнулась прорабу, и уехала.
     Всё это время  её муж любовался моей работой, чем сильно меня напрягал, но его извинительная улыбка, меня смягчила, и чтобы хоть как-то стабилизировать утерянные им позиции, я задал ему пару рабочих вопросов, требующих пояснений, в которых в принципе не нуждался. В знак благодарности он, уходя, пожал мне руку.
     Когда все вожди уехали, Петрович бросил установку дверей, и переключился на новую, поставленную ему задачу – подтянуть потолок. Под давлением времени центральная балка осела, до неприличия искривив его, и Петрович должен был вернуть потолку прежний вид или хотя бы приблизить к этому. Для этой цели везли двутавр, и пока он ехал, Петрович предложил пообедать. За чаем, он стал сетовать на то что делает сразу пять работ, но ни одна из них не доведена до конца, и ему не за что получить деньги.
     -- Ещё вот две двери надо установить, и за это можно забрать деньги, плитку доложить в ванной, там три квадрата, крыша вот над пристройкой – стропила я установил, доской обшил, бросить шифер и всё.
     -- Так почему  не доделаешь? – спросил я. -- Доделай и получи деньги. Что тебе мешает? Зачем ты так разбросался?
     -- Да ну видишь, приезжают, новое дают. Теперь вот потолок подтягивай.
     -- Какие-то странные вещи ты говоришь, подождёт потолок. Сделай двери и получи деньги.
     -- А знаешь, пошли они. Доделаю двери и только потом за потолок возьмусь.
     После обеда я продолжил кладку, а Петрович занялся установкой дверей, но когда привезли двутауры, он бросил двери, и переключился на новую, поставленную задачу. И для начала ему предстояло сварить между собой два двутаура, чтобы получился один на всю длину центральной балки.
     А пока мы с Петровичем выполняли свою работу, Дебальцевская бригада, по большей части, была занята тем, что разбалансировано маневрировала по двору. Нет, они конечно работали – обкладывали дом снаружи черновой кладкой, но делали это без энтузиазма, и были больше озабочены подсыханием сорванного ими гербария. А когда ближе к концу рабочего дня, несколько из них прошли мимо работающего меня, то они были искренне поражены тому как  быстро я выкладываю простенок. Ну если для них сто кирпичей в день это много, то их производственный уровень был понятен. Уходя домой, я прошел мимо пристройки, в которой они жили, и оттуда уже во всю доносился пьяный галдеж.
     Утром я обнаружил что у меня пропали рабочие носки. Конечно, носки это пустяк, но сам факт был неприятен, и я решил с этим разобраться.  Бригадир Дебальцевской бригады, одиноко медитировал в клубах дыма, на лавочке, во дворе, и я подошёл к нему и заявил о пропаже. Он не спеша поднял на меня свои затуманенные глаза, сквозь туман которых читался удивлённый вопрос: «Неужели ты думаешь что это кто-то из моих людей». Я не стал ждать пока он соберётся с мыслями и задаст этот вопрос, и пояснил что кроме его бригады на объекте никого нет, и если бы в дом проникли посторонние, то они точно не покусились бы на рабочие носки, а нашли бы для себя много чего более ценного, а так как следов проникновения нет, и все вещи, кроме моих носков, целы, то значит их украл кто-то из его бригады. Этот аргумент не убедил бригадира, и он твёрдо (ну насколько мог) заявил, что не сомневается в кристальной честности своих людей, и списал отсутствие носков на мою забывчивость. Довольный (несмотря на мои возражения), тем как он разъяснил ситуацию, бригадир хотел затянутся, но подошёл Петрович и сообщил что у него пропали сахар и чай. Этот факт подорвал веру бригадира в своих людей, ему стало стыдно за них, и перед тем как нетерпеливо и глубоко затянутся, он пообещал во всём разобраться, но уже выпуская дым, стёр из памяти неприятный эпизод.
     Чтобы восполнить запасы сахара и чая, Петрович сходил в магазин, а после попросил меня помочь ему затащить уже нужной длинны двутаур на чердак. Но нам двоим это оказалось не по силам, и пришлось пригласить представителей Дебальцевской бригады, уже проявлявших к этому времени, слабые признаки рабочей деятельности. Когда двутаур оказался на чердаке, Петрович разместил его поверх центральной балки, и с помощью специальных креплений, притянул балку к двутауру, и потолок выровнялся как по волшебству. После помощи Петровичу я хотел вернутся к кладке, но вошедшая в активную фазу Дебальцевская бригада, обозначила начало рабочего дня, сделав замес на мешок цемента, и выработав тем самым остаток песка, и мне не из чего было замешать раствор. Правда их пока лежал без дела, и они предлагали мне, не стесняясь пользоваться, но я сильно сомневаясь в его качестве, позвонил Грише. Тот вскоре приехал, и сев на телефон, занялся поиском песка. Это оказалось не просто, была суббота, мало что работало, да и знакомые Грише водители, отказывались ехать, как обычно отметив в пятницу, «день водителя». Но ряд усилий привёл к тому, что уже через час, у ворот зазвучал сигнал, извещая о прибытии песка.
     Водитель явно сел за руль с бодуна, и этот факт Гришу сильно беспокоил. Въезд во двор был под наклоном, да и в ворота КАМАЗ проходил впритык, и Гриша опасался что в таком состоянии водитель не попадёт. Но выгрузить снаружи было негде, и после ряда сомнений, уверений и наставлений, КАМАЗ сдал назад. Заехал он аккуратно, но вот выезжая, водитель рано начал выруливать и КАМАЗ зацепил одну из колонн, выложенных из облицовочного кирпича, на которые крепились створки ворот. Колонна осталась стоять, но на ней образовалась трещина в сантиметр, разделившая колонну на две части. Выехав и ограничившись только этим разрушением, водитель стал оправдываться. Но это не помогло, и тогда в качестве компенсации, он предложил, и полагавшиеся ему деньги, и деньги за песок. Но  Гриша раздражённо объяснил водителю, что выложить колонну по новой выйдет дороже. Водитель робко спросил: «Может можно как-то притянуть?». В ответ Гриша гневно громыхнул: «Как?», но бригадир Дебальцевской бригады сказал что сможет притянуть колонну. Гриша, поколебавшись,  согласился на это.  Водитель выдохнул, заполнив пространство вокруг причиной происшествия, а уже занеся ногу на подножку, попросил у Гриши, из уже не достанувшихся ему: «хоть на пачку сигарет». Гриша порылся в карманах, но мелких купюр не нашёл, и отдал оставшиеся у него в пачке, пару сигарет. Когда водитель уехал, Дебальцевская бригада взялась за дело. Я слабо верил в успех этого мероприятия, но с помощью домкрата и каких-то мастырок, они действительно сумели притянуть колонну, а для закрепления результата залили внутрь колонны, раствор. Конечно трещина была видна, но только если присматриваться, а так, проходя, было не заметно что с колонной что-то не так. Немного зауважав после этого этот коллектив, я вернулся к кладке, а закончив с ней, сделал наконец то, что хотел сделать ещё с первого дня – пошёл посмотреть на Донецкое море. Когда-то в детстве я приезжал сюда купаться. С одной стороны Донецкого моря был обустроенный пляж с неплохим песком, и народу на нём всегда отдыхало много. Оттуда я смотрел на противоположный берег, где стояли частные дома, и думал о том как должно быть хорошо живётся там людям, пару шагов и ты у водоёма. И вот я стоял на противоположном берегу, и увиденное меня не порадовало. Море обмельчало, вода замутнилась, а пляж сильно загрязнили. Отдыхающих не было, и только рыбаки скользили по воде на своих лодках. Но в наиболее плачевном состоянии находился берег частного сектора. Он весь покрылся чем-то похожим на ракушки, и этого чего-то было так много, что оно полностью покрывало весь обозримый берег. Я попробовал пройтись по берегу, но ноги проваливались в это что-то по самые щиколотки, и при этом, это что-то лопалось, издавая отвратительный запах и звук. И так ожидаемая мной прогулка по прошлому была испорчена, и набравшись неприятных впечатлений, я вернулся на объект.
     Утром приехал Гриша чтобы забрать почти всю Дебальцевскую бригаду куда-то лить бетон, и от этого двор был полон суетой. Оставалось лишь два человека, которые сидели в курилке с опухшими лицами и измученным видом. Им надо было обкладывать дом черновой кладкой, но они никак не могли вдохнуть жизнь в свои конечности. Когда отправляющаяся часть бригады была готова, они загрузились в Ниву и поехали, но через две минуты после отъезда, калитка распахнулась и во двор вбежал один из уехавших с обезумевшим взглядом. Мы подумали что что-то случилось, но вбежавший подбежал к сараю, достал из под досок пакет с гербарием, и облегчённо вздохнул: «Фух, чуть не забыли». Когда пакет с гербарием, и управляемое им, скрылись за калиткой, оставшиеся двое, после короткого совещания, пришли к обоюдному мнению что работать в таком состоянии невозможно и надо как-то себя взбодрить. Для начала они скрутили и выкурили по самокрутке, но это результата не принесло. Тогда они решили пойти к цели иным путём, и купили у соседа пол литра самогона. От самогона их вырвало и стало только хуже, но ребята решили не сдаваться, и выкурили по ещё одной самокрутке, но уже больших размеров. Не помогло. Осознав что борьба бессмысленна, они приступили к работе как есть, для начала сделав небольшой, тестовый замес (мало ли как пойдёт), и дальше таким объёмом и ограничиваясь. А по двору, помимо этих двух работяг, двигалось ещё одно тело, и тоже в нерабочем состоянии. Тело звали Кока, и оно пыталось возить землю тачкой. Это получалось не очень, тело часто падало, иногда с тачкой, и долго после этого приходило в себя. А Петрович в это утро, снова отбросив всё недоделанное, занимался подготовкой к установке бойлера, который после обеда должен был привезти владелец дома. Ну а я тем временем, вооружившись перфоратором, набивал сетку на внутренние стены, готовя их к штукатурке. Вообщем работа кипела. Несмотря на своё состояние, Дебальцевские, до обеда выложили два угла и прогнали между ними пять рядов. Правда при кладке они совсем не заботились о качестве и не использовали ни уровень, ни отвес, ни даже нитку, и вид кладки, повторял то же разбалансированное состояние в котором пребывали и сами каменщики. Но трудотерапия оказалось хорошим средством, и обед они встретили в рабочем настроении. После обеда, воспрявшие духом, они решились сделать замес сразу на мешок цемента, но выработав по пол ведра, вдруг решили что им срочно надо домой. Они попросили меня доработать раствор, но я отказался. Тогда они попросили Петровича. Тот согласился, и уже через пять минут Дебальцевских и след простыл, а Петрович, посмотрев на большую кучу раствора, растерянно произнёс: «А нахрен оно мне надо было, куда мне его девать?». И наверное Петровичу ещё долго бы пришлось возится с такой кучей раствора, но волей проведения, сосед приторговывающий самогоном, в это время пересекал свой огород, и Петрович спросил его не нужен ли ему готовый раствор. Раствор оказался нужен, и Петрович перетягал его к соседу ведрами. В благодарность, сосед презентовал Петровичу пол литра какой-то мутной и сильно пахнущей жидкости, которую тот оценив, аккуратно уложил в пакет.
     Через час после этих манёвров, в калитке появился владелец дома. Он явно был не в духе. Подойдя к дому он остановил свой взгляд на свежей, неаккуратно уложенной кладке, и рассмотрев все её неровности, пришёл от увиденного, в крайнее негодование. Лицо его покрылось краской, глаза расширились, и пространство громко разрезали индийские, скорей всего матерные, слова. В раздражении он ухватился за угловой кирпич и с силой потянул его на себя. Часть кладки обрушилась. Войдя во вкус, индиец стал с ожесточением валить угол, и не остановился пока не устал. Но это не принесло эмоционального облегчения, и владелец дома раздражённо направился вглубь двора. По пути ему попалась тачка с землёй, оставленная Кокой, и он с яростью перевернул её ногой. А дальше на его пути оказался я, нарезавший сетку на свежем воздухе. Владелец дома остановился, выискивая как бы и на мне сорвать зло, но встретившись с моим взглядом, не сулившем ему мирного разрешения возможного обострения, только поздоровался и зашёл в дом. Через пару минут он появился с Петровичем, и мы втроем направились к воротам. Открыв их, владелец дома заехал во двор, мы выгрузили бойлер и занесли его в дом. Закрывая ворота, владелец дома обнаружил неровность стыка между створками. Он стал искать причину и вскоре увидел трещину на колоне. Эта находка привела его в бешенство. Его лицо превратилось в расплавленный метал, и он несколько минут метался по двору, сжигаемый высокой температурой, не зная кого обдать ею. Но потом он вспомнил о Грише и достал телефон. Он так громко кричал в трубку, что с Донецкого моря донеслось возмущение рыбаков, а у ворот собрались взволнованные соседи. Когда он закончил разговор, телефон зазвонил у меня. Звонил Гриша. Он подробно расспросил обо всём, а после этого сказал что индиец его выгнал, и чтобы я добивал сетку и уходил с объекта.
     На следующий день Петрович на работу не вышел. Я позвонил Грише и он сказал что Петрович запил, а Дебальцевскую бригаду индиец выгнал, и до обеда я работал один. А в обед на объект приехал новый коллектив, но с прежним прорабом. К этому времени я закончил набивать сетку и подошёл к владельцу дома за расчётом. Тот понял меня не сразу, а когда понял то стал нервно и возбуждённо кричать о том что он Грише всё отдал, и что Гриша аферист, и он не хочет иметь с ним никаких дел. Я объяснил что только закончил работу и у Гриши не может быть моих денег, но это индиец отказывался понимать, как мантру твердя что Гриша аферист и он знать его не желает. Человек явно находился в нервном расстройстве, и вряд ли можно было добиться от него чего-то в таком состоянии, и с вопросом по оплате я подошёл к прорабу. Тот обещал помочь, и даже дал мне свой номер телефона, но трубку не брал, когда я звонил. Стало понятно, денег мне своих не забрать, ездить караулить их под дом и пытаться что-то доказать у меня не было ни времени, ни желания. В возмещение хоть морального ущерба, я хотел разбить там что-нибудь, на причитавшуюся мне сумму, но за кирпич Гриша со мной рассчитался сразу, и должны  мне были только за сетку, должны немного, и я решил не обострять, но с этого момента зарёкся работать под Гришиным руководством. С Витей было совсем другое дело, если возникали сложности с получением денег, он всегда отдавал свои, и с ним не надо было опасаться что тебе не оплатят выполненную работу.

     Витя позвал работать к себе. Он жил в квартире, но где-то в километре от его квартиры у него был земельный участок, на котором стоял гараж, а остальную часть занимал ухоженный и плодородный огород. Здесь Витя планировал построить себе дом.
     Утром мы собрались на участке. Помимо меня, закладывать основу под дом будут Вася-Лётчик, и впервые добавившийся к нашему коллективу на объекте возле Донецкого моря, но зарекомендовавший себя не с лучшей стороны, Кока. Заварив чай, я расспросил Витю о его замысле. Из рассказанного получался довольно большой двух этажный дом.
     -- Немаленькое помещение будет, думаешь потянешь по деньгам? – спросил я, -- не опасаешься недостроя, которые сейчас повсюду разбросаны, и чахнут в ожидании финансовых вливаний.
     -- Не опасаюсь. Мне из России помогут, у меня там сестра, она и поддержит, -- ответил Витя и поделился с нами ожидаемыми финансовыми затратами.
     Допив чай и переодевшись, мы пошли работать. Витя сделал разметку, поставил задачу копать «до глины», и уехал. Земля оказалась мягкой, копалось легко, и за пару дней траншея была вырыта. Но увидев результат Витя пришёл в шок, глубина получилась два метра.
     -- Зачем же было так глубоко копать? – раздражённо спросил он, но Вася напомнил ему его же слова – «до глины».
     Но это был не единственный повод у Вити для раздражения. Пока шли раскопки, Вася довольно упитанную свинью ему подложил. Вася стоял возле калитки когда в неё постучали. Он открыл. Это оказалась проверка Горводоканала. Растерявшись, Вася впустил их. А у Вити, ввиду поливочного сезона, по огороду был растянут шланг, а это запрещено. Проверка выписала штраф. Это надо было видеть лицо Васи, в томительном ожидании Витиного приезда. И напомнив Вите его слова «до глины», Вася сразу же вручил ему и квитанцию со штрафом. Это надо было видеть лицо Вити, когда он разобрался что за бумажку Вася ему подсовывает. Сколько недобрых слов вылилось на голову Васи. И конечно тысячу раз прозвучал вопрос: «Нахрен ты их впустил?».
     Когда раздражение выплеснулось, мы приступили к фундаменту. У Вити был накоплен достаточно большой запас цемента, но из-за глубины его пришлось докупать, и во избежание каких-то других недопониманий, процесс заливки фундамента, Витя возглавил лично. Изначально он планировал что бетон будет замешиваться вручную, но так как основная часть участка была земляной, места для этого не нашлось, и пришлось Вите потратится на бетономешалку. Когда работа подходила к завершению, случилось ЧП. Витя нарезал болгаркой арматуру, но пренебрёг техникой безопасности и работал без очков, и в какой-то момент, одна коварная и подлая стружка попала ему в глаз. Пришлось Вите обращаться в больницу и извлекать её оттуда, и остаток фундамента мы доливали сами.
     А извлечение прошло успешно, и Витя вскоре вернулся в строй; и собрав наш (так часто меняющийся в лицах) коллектив, повёз его на новый объект.

     Индивид, недовольный своими жилищными условиями, и затевающий возведение себе дома, при выборе способа строительства, в первую очередь опирается на свои финансовые возможности. Кто побогаче всё доверяет строительной фирме, способной вести строительство «под ключ», от проекта до озеленения. Тот у кого доход немного поскромней, находит прораба, который и берёт всё на себя – нанимает небольшие строительные фирмы или бригады или даже шабашников, для выполнения определённого вида работ, занимается закупкой материала и даже иногда составляет проект. С ещё меньшим доходом или в редких случаях, уверенный в своих способностях, руководит стройкой сам. Такое строительство обычно ведётся без проекта, где зачастую решения принимается уже «по ходу», и заказчик часто и сам не знает как оно должно всё получится в итоге. Этот способ сулит большие хлопоты, и лишние траты если работы ведутся без проекта, поскольку это обязательно выльется в необходимость вносить изменения в уже сделанное. Но любой из этих способов влечёт за собой дополнительные расходы. Строительная фирма, конечно возьмёт за свои услуги дорого, но при этом избавит заказчика от многих забот. Прораб или сам заказчик, при всём старании, не смогут на сто процентов контролировать рабочий процесс, и обязательно возникнет путаница и неразбериха из-за обилия несвязанных между собой людей, а это приведёт к тому что что-то будет сделано не вовремя или не там или не в той последовательности, а значит придётся что-то переделывать. Ну а привлечение шабашников с наибольшей долей вероятности выльется в некачественно сделанные работы. Хотя это возможно при любом способе – человеческий фактор. Но есть ещё и самый экономный способ, это когда человек строит себе сам. Обычно это наиболее незатратный и добросовестный вариант, при условии конечно что строящийся знает что делает, но и здесь всё зависит от человека, поскольку есть тип людей способных и самим себе делать спустя рукава.
     Мы приехали на объект, строительство которого вёл прораб. Дом был уже построен, и внутри велись отделочные работы,  и нам отводились необъёмные работы во дворе, видимо у фирмы было совсем туго с заказами. Петрович со своим зятем, парнем лет двадцати пяти по имени Олег, взялся за крышу на домике охраны, а мне досталось обклеивать рубероидом внешние стены бассейна, то есть делать гидроизоляцию. Это был рубероид с наплавлением, и привычно прогревая его горелкой, я весь день проклеивал бетон. И это конечно оказалось не так просто как проклеивать  крышу.
     По окончании рабочего дня, Витя хотел нас подвезти, докуда кому по пути, но возникла заминка с Петровичем. Дело в том что у него был свой подход к построению рабочего дня. Он всегда очень долго раскачивался на работе. Обычно, до обеда, он кому-то что-то рассказывал, с кем-то что-то обсуждал, кому-то что-то подсказывал или даже помогал, только после обеда постепенно он начинал втягиваться в работу всерьёз, но набрав темп, его уже трудно было остановить, и когда все  заканчивали трудится, он был на самом пике активности, и оторвать его от работы было сложно. Уже вся бригада успевала переодеться, а он на крик: «Да Петрович, давай быстрей, только тебя ждём», отвечал: «Да, да, сейчас иду». И это затягивалось до тех пор, пока у кого-то не кончалось терпение и он за руку вёл Петровича в раздевалку. Но и там тот мог за разговором подзадержатся. Только угроза Вити, что уедем без него, заставляла Петровича поторопится. Затянув и в этот раз с окончанием рабочего дня, он придал себе ускорение только после слов Вити.
     С утра я подзадержался и приехал на работу после десяти, и сразу же попал под гневные взгляды, и прораба, и Вити. Оказалось что рубероид, который я проклеил вчера, весь поотклеивался от бетона и попадал, а утром приезжал владелец дома и увидел это безобразие. И Вите и прорабу досталось, и я был рад что опоздал. Витя начал меня ругать, но я попытался оправдаться: «Что тут можно было сделать не так? Растопил, проклеил, прихлопнул ладонью, всё просто». Но Витя не унимался, и тогда за меня вступился сосед. Забор между участков был сеткой, и он, ковыряясь в огороде, услышал наш разговор, и решил вмешаться:
     -- Да чегож рубероиду было не отклеится, бетон не так давно залили и он ещё до конца не высох.
     И Витя, и прораб потупились, но прораб то же попытался оправдаться:
     -- Да у нас времени нет ждать.
     -- Ну а чего вы парня ругаете? – шутливо-суровым тоном сказал сосед, и я кивком головы поблагодарил его.
     Витя и прораб стали совещаться о том как быть с гидроизоляцией, но сосед решил и им прийти на помощь, посоветовав проклеить рубероид, и сразу засыпать траншею вокруг бассейна, землёй. За это я и взялся, управившись к концу рабочего дня.
     Утром следующего дня, к нашему коллективу прибавилось, Гриша привёз двух человек штукатурить бассейн, самого штукатура, здорового парня с большими ручищами, и его помощника, высокого и худощавого, в задачу которого входило, бесперебойно снабжать мастера раствором. Оценив объём работы: «Да здесь на два дня», штукатур взялся за дело, но взялся нестандартно. Набрасывая раствор, он не использовал ковшик, специально для этого предназначенный, а делал это ладонью, которая была как раз подходящих размеров. Приступил он к делу решительно, ловко накидуя раствор на стены бассейна, предварительно оббитые мной сеткой, так что его помощник и не поспевал за ним.
     Мы то же, правда не так решительно как штукатур, но приступили к работе. Петрович занимался крышей, что-то там к чему-то приколачивая, его зять раскидывал кучу земли оставшуюся после освобождения места под бассейн, а я, укрывшись от жаркого солнца в подвале, вязал каркас для бетонного пояса. Не успел я как следует влиться в рабочий процесс, как в подвал вбежал весь запыхавшийся, и с округлившимися глазами, зять Петровича.
     -- У тебя пакет есть? – торопливо спросил он.
     -- Нет.
     -- А где можно найти? – в голосе Олега чувствовалась спешка и волнение.
     -- Да посмотри там где мы переодеваемся.
     Олег побежал в раздевалку, и через минуту выбежал из подвала, твёрдой хваткой сжимая в руке пакет. Влекомый любопытством, я поднялся наверх. Олег сидел на корточках возле кучи земли, которую разбрасывал и что-то складывал в принесённый им пакет. Подойдя поближе, я увидел что это картошка. Оказывается, разбрасывая кучу, Олег наткнулся на кротовую кладовую, забитую отборной картошкой. Кладовая уходила глубоко вниз, и Олег не остановился пока его рука не погрузилась в землю по плечо. Он ещё пробовал вкопаться, но только засыпал нору, но и так получился почти полный пакет картошки. У Олега от радости горели глаза, он наверное в этот миг чувствовал себя настоящим добытчиком, и предвкушал похвалу жены, когда он вечером принесёт домой, экспроприированное у крота. Но наши насмешки испортили ему миг самолюбования, и затравленный подколами, он сгоряча выбросил картошку на мусорник, обрекая этим, и крота на голодную зиму, и лишая себя как добытчика, и добычи, и похвалы, а может и ласки благодарной жены.
     Приехал владелец дома, приехал крайне злой. Ему обшили дом вентилируемым фасадом, но одну колону никак не могли довести до ума. Он приезжал принимать работу, с помощью отвеса доказывал что колона выведена неровно, ругался и уезжал. Её переделывали, звонили ему, и всё повторялось уже третий раз. Поэтому когда он приезжал, двор наполнялся неотборным матом, а мы старались демонстрировать максимальную добросовестность и занятость при выполнении работ. Этот день не стал исключением, и обшившим дом, снова пришлось выслушать немало, но досталось в этот раз и Вите. Дело в том что штукатур так увлёкся своей работой, что набросал десятисантиметровый слой раствора на ровные стены бассейна, заметно этим уменьшив его в объёме. И Вите пришлось за это, принять удар на себя, поскольку штукатур выполнив свою работу, уехал, а Гриша бывал на объекте наездами, и то только для того чтобы привезти какого-нибудь понадобившегося специалиста. Удар прошёлся так сильно по самолюбию Вити, что после линчевания, он выкурил три сигареты подряд, и раздражённо отказался от предложенного Петровичем бутерброда, переживавшего за Витино здоровье, из-за большого количества никотина поступившего в организм, на пустой желудок. И Витя ещё долго возмущался нам: «Почему это я должен выслушивать, я что ли привёз этого штукатура. Где Гриша вообще взял такого специалиста?». Нам же чужды были чужие производственные переживания, и мы, с аппетитом пообедав и заварив чай, расположились в теньке. Сделав глоток и затяжку, Петрович стал кому-то названивать по телефону, но с той стороны звонка, всё время сбрасывали. Петрович снова звонил, там опять сбрасывали, и так продолжалось минут двадцать.
     -- Да кому ж так тебя не хочется слышать? – спросил я.
     Петрович назвал имя индийца у которого мы с ним работали.
     -- А что такое?
     -- Да сука инструмент не хочет отдавать.
     --- Как так не хочет?
     -- Да приехал я за инструментом, а у меня там сварочный аппарат, болгарка, ну и ещё по мелочи: молоток, отвёртка, пила, а он не отдаёт.
     -- Так а почему не отдаёт?
     -- Да хрен его знает? Он только матерится по нашему понятно, а с речью похуже, особенно когда горячится. Не знаю что у него там, в его индийской башке творится. Не хочет отдавать и всё. Я уже и на приступ пошёл, -- засмеялся Петрович, -- подрался там с ним во дворе. Крепкая оказалась зараза. Я ещё после запоя. Не смог одолеть. Вот теперь и названиваю. Представь сколько сварочный стоит, -- уже со злобой добавил Петрович и снова набрал индийца.
     После обеда приехал бетоновоз, и мы залили бетонный пояс, разделявший перепад высот в ландшафте двора, и в конце рабочего дня, Витя дал нам денег. А утром, на работу, Олег пришёл с синяком, и Петрович порадовал нас занятным рассказом. Они жили вместе – Петрович с женой, и его дочь с мужем. Когда вечером, после работы они пришли домой, то в ожидании ужина, расположились в зале. Зайдя в зал, жена Олега, поморщившись, сказала своему мужу:
     -- Фу, носки воняют, снимай я сейчас постираю.
     Но Олег, немного забеспокоившись, стал упорствовать:
     -- Да не надо, я сейчас сам постираю.
     -- Снимай я тебе говорю, -- более решительно настояла жена.
     -- Сейчас сам постираю, сказал же, -- заёрзал на диване Олег.
     Но дочь Петровича была баба крутого характера и не терпела непослушания, и подойдя к мужу силой стащила с него носки, из которых выпали деньги. Таким образом, Олег хотел утаить часть зарплаты. Поняв его коварный замысел, жена ему и врезала под глаз, оставив под ним напоминание о том что заработанные мужем деньги, в образцовых семьях, считаются общими, но зарплату жене отдавать надо всю.
     Разобравшись с бетоном и крышей, мы занялись совсем кусочной работой. Несмотря на то что прораб не уставал хвастаться своими организаторскими способностями и тем что он сам сделал проект, повсюду были разбросаны разные недоделки и необходимость переделывать. Так например, выложив цоколь дома дорогущей плиткой, какой-то там мраморной, он вспомнил что забыл провести воду в домик охраны, и нам пришлось часть этой дорогущей плитки, отковыривать. Так же пришлось разбирать часть выложенного фэмкой, двора, поскольку он забыл о необходимости подлить фундамент соседского забора. Помимо этого ещё пришлось и разбивать отбойником часть бетонного пояса, из-за данных им неправильных размеров. И ещё была масса такой мелкой работы, поскольку, несмотря на такого гениального прораба, вокруг царил, этакий строительный хаос. Но вскоре работа на этом объекте для нас завершилась. Как-то утром на объект приехал Гриша, приехал крайне злой. Не знаю подробностей, но выходило что прораб обманул их с Витей, недодав денег. Простить такое Гриша не мог, и спокойно начатый разговор, закончился для прораба, нокаутом. После этого инцидента, наш коллектив собрал свои вещички и инструмент, и отправился на новое место работы.

     Это был только зарождающийся объект, с уже вырытым котлованом, и нам предстояло помочь залить основу под установку блоков. Внизу перемещалась какая-то бригада, устанавливая опалубку, а мы с Витей и Гришей стояли наверху, возле Витиной машины, ожидая пока соберётся наш коллектив. В самый разгар дискуссии о громездности котлована, к нам подошёл мужик и протянул Грише руку чтобы поздороваться, но в ответ получил удар в грудь. Подымаясь, он стал торопливо оправдываться:
     -- Да Гриш, я болел. Серьёзно, болен был.
     -- А позвонить, предупредить?
     -- Я же говорю, болен был, лежал в постели, встать не мог.
     -- Да что ты мне рассказываешь, знаю я как вы болеете. Пошёл вон отсюда, чтоб я тебя больше не видел, -- крайне раздражённо сказал Гриша, и мужик молча ушёл.
     Суть претензии была вот в чём. Как-то Гриша вёл объект, на который (в целях дополнительного для себя заработка), набрал коллектив из людей готовых работать за меньше, но при этом сильно подверженных влиянию алкоголя, что в свою очередь привело к нерегулярному посещению. В попытке исправить это, Гриша даже дошёл до того что в воспитательных целях, стал применять  рукоприкладство, пытаясь таким образом привить в бригаде дисциплину, но привязанность к горючей жидкости была сильней физических страданий, и рабочий процесс зиял пробелами, что уже в свою очередь привело к недовольству заказчика. Кончилось тем что мы с Васей доделывали начатую там работу, чтобы Гриша смог забрать деньги, но больше этот заказчик иметь дело с нашей фирмой не захотел, и объект был потерян.
     -- А это тот мужик с СТО? – спросил Витя.
     -- Да, да, -- заулыбался Гриша, окончательно остыв.
     -- Удивительно, ходит бодрячком.
     -- Да что ему будет. Дурака бог наградил здоровьем.
     -- А что там на СТО? – хотел я понять о чём разговор.
     -- Да этот придурок, -- начал объяснять Гриша, -- умудрился ухватится за метал на который было накинуто заземление сварки. Ну по нему и дало током, да так что сердце стало. Пришлось мне его реанимировать.
     -- Скорую вызывали?
     -- Да куда там. Все перепугались, в панику, а этот очухался, и спокойненько так: «Гриш, а пойдука я домой». Ну как видишь ходит.
     Пока Гриша рассказывал, наш коллектив постепенно собрался, и мы переодевшись в гараже, стоявшем рядом с котлованом, пошли устанавливать опалубку, а Витя занялся нарезанием арматуры.
     Приехав на следующий день, Витя первым делом спросил:
     -- Где болгарка?
     -- Так мы её не брали, ты же ей работал, -- ответил я.
     -- Ну я нарезал арматуру, а болгарку оставил возле гаража.
     -- Значит её украли.
     -- Вот всей бригадой и будете теперь скидываться на новую, -- раздражённо сказал Витя.
     -- Да с какой это стати, -- возмутился я. – Ты же её там оставил.
     -- Так надо было смотреть за ней.
     -- Да что ты такое вообще говоришь, что значит смотреть. Мы вообще-то работали, да тут и три метра глубины, и пятьдесят метров до гаража. Надо было занести её в гараж. Но и коллектив рядом работает незнакомый, что мы её должны были сторожить.
     -- Всё равно, -- упёрся Витя, в своём нежелании признать что он виноват в пропаже болгарки, -- вы виноваты и будете скидываться.
     -- Не буду я ни на что скидываться, -- сказал уже я раздражённо.
     Витя ничего не ответил на это, но я думаю что он найдёт способ снять деньги, и с меня, и с промолчавшей бригады.
     Переодевшись и сбросив с себя неприятно начатое утро, мы с листов оцинковки и брусов, сколотили подобие горки, от верха котлована до его дна, а внизу под ней установили большое корыто, куда и должен будет стекать привозимый бетон. Вскоре его привезли, и мы взяв вёдра, стали заполнять бетоном опалубку. Но не успел выработаться первый замес, как привезли второй, а вместе с ним и дождь. Работать стало сложней. Помимо тяжести вёдер, на обувь налипала грязь, утяжеляя шаги, а дождь напитывал, утяжеляя, одежду. Вымокшая, выпачканная в бетоне, облепленная грязью, работала бригада, расплёскивая в движении бетон и раздражение, а у меня, уж не знаю почему, но было хорошее настроение, работалось легко и с удовольствием. Что-то, может быть, из только ожидаемого, наполняло мою душу теплом и умиротворением, и это было настолько приятное состояние, что я решил поделится этим с бригадой, но встретил только угрюмое непонимание.
     Ну а Витя был очень не доволен работой бригады, и всё это время возвышался над котлованом, скривив разочарованно лицо -- обычное для него, особенно в последнее время, рабочее выражение лица, он всё ещё надеялся обнаружить среди формирующихся бригад, образец, заданный в СевероДонецке, в начале.
     Когда бетон стал заканчиваться, мы столкнулись с ещё одной сложностью. Остаток первого привоза, который не успели выработать и он был засыпан вторым, схватился, и его пришлось разбивать ломом, и делать это, всё ещё под дождём, и уже по темноте. Но Витя твёрдой, руководящей рукой включил фонарь, и бетон был выработан.

     Я ненадолго выпал из работы, в своей погоне за мечтой, а когда вернулся, фирма уже вовсю осваивала новый объект. Впервые с момента перехода на строительство, наша фирма получила объект с нуля, и в полное своё распоряжение.
     На Мотеле я пересел на троллейбус, и он покатил в сторону Ботанического сада и дальше. Сделав поворот на имении одного видного дончанина, и проехав ещё пару остановок, он доставил меня на место. К началу рабочего дня я не успел, и на объекте уже кипело движение. Я осмотрелся: фундамент дома был залит, на него установлено пару рядов блоков, и бригада монтировала опалубку под пояс. Рядом с возводимым домом стоял вагончик, с примыкавшим к нему навесом – явно Витиных рук дело, он любит сооружать подобные конструкции. Под этим навесом, с неизменными -- сигаретой и кофе, он и восседал. Я поздоровался с Витей и пошёл переодеваться, а когда вышел из вагончика, под навесом собралась вся бригада, и на костре закипал чайник. Бригада состояла из четырёх человек, и кроме Васи-Лётчика, всё из новых лиц. Одному было лет восемнадцать, его звали Максим, другому лет сорок, его звали Алик, а третьему лет тридцать и его звали Паша (он сразу произвёл неприятное впечатление, поскольку оказался из тех кто сказал категорическое «нет» зубной щётке, зубы у него сохранились в полном объёме, но приобрели цвет мокрого асфальта, и при разговоре с ним стоило держать дистанцию, что я сразу же и понял). Познакомив с бригадой, Вася ознакомил меня и с особенностями работы. На объекте отсутствовало электричество, поэтому арматуру на пояс пилили ручной пилой, а отверстия в блоках для закрепления опалубки, сверлили ручной дрелью, где-то в закромах своего имущества, отысканной Витей. Помимо этого, на объекте отсутствовала и вода, и приходилось тянуть шланг от соседей, чтобы наполнить бочки. К этому всему Паша добавил своё раздражение по поводу проживавшей в вагончике мыши, сильно портившей им жизнь своими набегами на продукты, и ночным передвижением по спящим. Посетовав дружно на все эти сложности, выпив чая и перекурив, бригада, уже со мной в составе, вернулась к работе.
     И пока мы устанавливали опалубку, Витя флегматично  сидел под навесом и не вмешивался в рабочий процесс. Но вскоре Вася  решил нарушить эту гармонию, и подошёл к нему, чтобы узнать о каких-то размерах. Это почему-то вызвало у Вити раздражение. Он взял со стола проект и небрежно протянул его Васе. Вася взял проект, но смотрел на него потупившемся взглядом, мало что в нём понимая. И опасаясь как бы не сплоховать, он всё же решил уточнить у Вити некоторые вопросы. Но тот на это отреагировал уже крайне раздражённо:
     -- Ты что в цифрах разобраться не можешь. Там всё чёрным по белому написано, напряги мозги.
     Вася от этого ещё больше потупился и застыл в нерешительности, но через миг всё же взял, и себя, и рулетку в руки, и пошёл что-то вымерять. Такая сцена привела меня в недоумение:
     -- Витя, да ты что творишь?
     -- А что такое? – всё так же раздражённо спросил он.
    -- Тебе же за это отвечать. Если он там что-то намерит не так, с тебя спросят, а не с него. Он даже не строитель, да и вряд ли вообще когда-нибудь до этого проект видел.
     -- Да я вам что тут нянька, каждому тыкать?
     -- Ну так ты бы набрал бригаду из специалистов и сидел сложа руки. Только я посмотрел бы, где  бы ты нашёл специалистов согласных работать за такую зарплату. Разнорабочий с навыками специалиста, но зарплатой разнорабочего – неплохое для вас сочетание, но это не про нас, -- сказал я немного даже как-то агрессивно.
     В ответ Витя бросил в мою сторону злой взгляд. Я понял что горячусь, но Витино поведение вывело меня из себя. Вот  только мне совсем не хотелось как-то обострять, и зная свою несдержанность, я не стал дожидаться ответа Вити, и чтобы остыть, пошёл прогуляться по ботаническому саду. Но не по тому Ботаническому саду, в который вход платный, а находящемуся от него через дорогу. Сад был огорожен, но в заборе имелся пробел, и я этим воспользовался. Как же тихо и спокойно оказалось там. Ветерок гулял между веток, поддерживая прохладу, никого вокруг не было, и я прогуливаясь по тропинкам, наслаждался уединением. В этом саду тоже росло много разных деревьев и кустов, но он явно не предназначался для посещений, и был для этого неприспособлен. Он скорей напоминал посадку, но и в нём  благоухало большое разнообразие флоры, и была видна ухоженность. И я бродил по саду около часа, а когда вернулся на объект, Витя с Васей вдвоём тягали рулетку по стройке.
     Установив опалубку и связав каркас, мы приступили к заливке бетона, но с этим оказалось сложней всего. Объём был сравнительно небольшой, для заказа готового, и приходилось мешать вручную. Но вокруг была только земля, корыта у нас не было, и мы мешали бетон на двух листах оцинковки, сильно ограничивавших объём замеса, и нам приходилось мешать понемногу, что дополнительно забирало, и время, и силы. Как только Витя уехал, Вася, в целях экономии труда, предложил бутовать наиболее объёмные места. Но вокруг залежей бута видно не было, и он в отчаянии развёл руками:
     -- Вот только где его взять?
     Но Васино предложение, пробудило, до этого дремавшую в Паше кипучую натуру, пространство вокруг наполнилось его перемещением, и вскоре возле нас выросла целая гора бута.
     Бут – это куски бетона, бывшие в употреблении, и кидать его  в  свежий бетон конечно же не по технологии, но и допустимо, а учитывая нашу необходимость замешивать бетон в крайне неудобной обстановке – желательно. Я как-то видел как бутуют, там сначала заливали бетон, а уже потом в него вдавливали бут. Но Паша поступил кардинально по другому. Он накидал в опалубку бут, сомнительной чистоты, а уже потом залил его жидким бетоном, уплотнив всё движением лопатой. Я высказал сомнения в таком способе бутования, но Паша заверил меня, что:  «всё отлично». Я не стал развивать этот вопрос – бригада молчала, а у меня строительного опыта пока было крайне мало. И остаток пояса мы так и заливали, управившись с ним, к вечеру.
     С утра в коллективе разыгралась буря, которая как и в природе, началась с лёгкого дуновения. Мы пили возле вагончика  утренний чай, Вити не было, и нейтрально начатый разговор, стал постепенно скапливаться вокруг главных тем всех строителей мира – маленькой зарплаты, плохих условий труда, самодуров начальников. И с ленцой начатый разговор, вскоре наполнился раздражением и злобой. Больше всех неистовствовал Паша:
     -- Почему мы должны пилить арматуру вручную? Бетон мешать вручную? Двадцатый век на дворе.
     На самом деле, Витя объяснял «почему». Участок находился в стороне, и к нему предстояло отдельно вести линию, а это было не так просто, и по бумагам, и по деньгам, и вопрос стоял, либо работать так, либо сидеть без работы. Но Пашу такие мелочи мало волновали, и он не унимался. Его чай остыл, сигарета устав дымится, стлела, а он находил всё больше причин негативного отношения к Вите.
     -- Он приедет я ему всё выскажу, всё что о нём думаю, -- завершил своё нападение Паша.
     Подогретая им бригада продолжала шуметь, но когда подъехала машина Вити, буря внезапно стихла. Вася, улыбаясь своей беззубой улыбкой, поинтересовался у Вити как дела, а Паша услужливо поставил на огонь чайник, и сбегал в вагончик за Витиной чашкой, оставив при себе всё что он о нём думает.
     Усевшись на лавочку и отпив, заваренный Пашей кофе, Витя стал просматривать вкладыш «Салона» с объявлениями.
     -- Пора чернозём завозить, -- пояснил он, и начал прозванивать по объявлениям, чтобы прицениться.
     -- Дороговато, -- возмутился он после очередного звонка.
     -- Зачем покупать, вот рядом земля, пригони трактор, и он тебе накопает сколько нужно, а деньги за чернозём себе в карман, -- предложил Паша.
     -- Чего я буду хернёй заниматься, -- возмутился Витя, но после ряда аргументов Паши, вызвонил трактор.
     И пока трактор перемещал чернозём, Паша ходил по стройке крайне довольный, и своей находчивостью, и тем что услужил Вите.
     В обед к вагончику подошёл цыган и спросил старшего. Витя движением руки обозначил своё старшинство, и цыган попросил его отойти с ним поговорить. Витя посмотрел на нас непонимающим взглядом, и нехотя отошёл. Они минут пять о чём-то разговаривали, затем Витя кому-то позвонил, а потом кто-то позвонил Вите. Поговорив по телефону, Витя взял тетрадь и стал что-то подсчитывать, а подсчитав, вырвал листок с подсчётами и отдал цыгану. Тот просмотрел написанное, и попрощавшись, ушёл.
     -- Хочет чтобы мы ему крышу сделали, -- ответил Витя на вопрос Васи. – Я Грише позвонил, Петрович сейчас свободен, будет делать.
     После обеда Витя уехал, а бригада вернулась к работе. Вечером, когда мы уже собирались уходить, к участку из которого трактор извлёк чернозём, подъехал внедорожник, и из него вышел, сурового вида человек. И по одежде, и по выражению лица, он напоминал «братка» из девяностых. Сурового вида человек осмотрел участок к которому подъехал, а потом подошёл к нам.
     -- Кто здесь старший? – спросил он.
     -- Он завтра будет, -- ответил Вася.
     -- Верните землю, -- сказал спокойно, сурового вида человек, и уехал.
     И вот из этого спокойного «верните землю», было абсолютно понятно что землю надо непременно вернуть.
     -- Вот завтра Витя обрадуется. Удачная получилась комбинация. Заплатить за трактор, и в итоге остаться без чернозёма, -- пошутил Вася.
     Все заулыбались, ну кроме Паши.
     -- Да, с землёй верняк получился, -- припомнил я слова Паши.
     -- Прилетит тебе завтра от Вити за совет, -- добавил Вася.
     -- Да ладно. Я ему скажу что свою голову на плечах надо иметь, -- раздражённо сказал Паша. – Что я ему советчик? Пусть сам разбирается. Я ему так и скажу – самому надо было думать, нечего теперь крайнего искать. Пусть только попробует мне предъявить.
     -- Ой, да уйми ты свой бунтарский дух, -- пресёк я возмущение. – Ты с утра тоже планировал высказаться, только вместо этого побежал, поджав булки, заваривать Вите, кофе.
     Паша промолчал в ответ, поставив этим точку в дискуссии, и мы поехали домой.
     -- Надо обратно перенести, -- меланхолично сказал Витя, после того как ему сообщили о вчерашнем визите, и с упрёком посмотрел на Пашу.
     И тот, взяв вёдра, занялся перемещением чернозёма, усилием воли подавляя в себе, бунтующую натуру. Но всем пришлось принять участие, поскольку, не смотря на интенсивность, объёмы переносимого Пашей, были крайне малы, и с беспокойством ожидая приезда внедорожника, мы опасались за Витино здоровье.
     Во второй половине дня приехал человек, у которого Витя собирался купить плиты перекрытия; пояс высох, окреп, и их пора было устанавливать. Человек попросил у Вити двух рабочих, помочь с погрузкой, и с ним поехали мы с Пашей. Человек явно был с бодуна, управлял машиной нервно, и в какой-то момент, на ходу, опрокинул в себя пузырёк с какой-то жидкостью, чем сильно меня обеспокоил. Я даже хотел выйти – «мне моя жизнь дорога как память», но нас уже завезли слишком далеко и на незнакомую территорию. После часа нервного движения, мы приехали на шахту. Судя по внешнему виду, шахта явно находилась в состоянии выживания или даже на стадии закрытия, и видимо руководство шахты пыталось выжать из неё всё что можно, и понемногу распродавало имущество. Человек по хозяйски прошёлся по шахте, выбирая среди опустевших зданий, то на котором стояли плиты нужных нам размеров. Когда такое здание было найдено, к нему подъехал кран, и демонтировав плиты, погрузил их на длинномер. Возвращаться на объект я предпочёл в кабине крана. Устанавливали плиты уже по темноте. Одна плита оказалась слишком длинной и её отложили в сторону, чтобы на следующий день обрубить. Во время установки к Вите подошёл цыган и сказал что он всё купил и можно приступать к работе.  И Витя заверил его что завтра прямо с утра и приступят.
     На объект я приехал рано, но Паша уже сидел перед вагончиком, и с довольным видом, попивал Витин кофе.
     -- Чего это ты так светишься с утра? – спросил я.
     Паша довольно потянулся.
     -- Прикинь, Витя вчера тут свою барсетку забыл. Выхожу перекурить, а она стоит на плите. Ну я позвонил Вите и он просто мгновенно примчался. Оказывается там десятка зеленью была.
    -- Заглядывал?
     -- Да нет, он сам показал.
     -- Нормально ты мог вчера свой бюджет пополнить. Ты ведь из Константиновки? Ни твоего адреса, ни твоей фамилии никто здесь не знает? Да?
     -- Да.
     -- Мог бы с первым автобусом свалить. Симку сменил и ищи ветра в поле. Ну или где-то бы припрятал  барсетку.
     -- Ну зачем?
     -- Неожиданная порядочность. Вот и нивелировал прокол с чернозёмом.
     Витя вообще склонен к таким эпизодам, у него проблемы с памятью, но он категорически это отрицает. Помимо этого случая, на моей памяти было ещё два, когда он забывал барсетку с деньгами. Один раз, в Ждановке, он забыл барсетку с нашей зарплатой в деревообрабатывающем цехе, но вовремя спохватился, и она не ушла, а в другой раз, приехав к Грише, оставил её на крыше, припаркованной на улице, машины, и зашёл в дом. В тот раз спасло Витю от крупной финансовой потери, то что в это время мимо проходил Петрович, который увидев барсетку, одиноко скучавшую на крыше Витиной машины, вызвал его. Да и производственная часть была перенасыщена Витиной забывчивостью. Как-то (ещё во времена без мобильных) мы работали на объекте, к которому общественный транспорт не ходил, и добраться туда можно было только на рабочей электричке, привозившей и забиравшей, утром и вечером, смены. Ну а поскольку мы рассчитывали что нас заберёт Витя, то на ней не поехали, а Витя забыл про нас, и мы, поужинав абрикосами (ввиду отсутствия каких-либо торговых точек), ночевали на рабочих столах. А как-то он забыл сказать о том, что в выходной на объект приедет машина с мастикой, и так как соответственно никто из рабочих не приехал, ему самому пришлось заливать крышу, чем он нас ещё долго попрекал, и не смотря на то что четыре человека уверяли его что он не говорил о машине, Витя настаивал на том что говорил. Ну а во времена когда на фирме специализирующейся на ремонте крыш по новым технологиям, нам платили по выходам, Витя пренебрегал записывать кто, сколько, когда и где работал, а в день зарплаты подсчитывал выхода по памяти. Но его подсчёты часто не совпадали с подсчётами рабочих, и день зарплаты обычно сопровождался спорами и попытками рабочих доказать что они отработали больше чем Витя насчитал. И не смотря на регулярность этих споров, Витя продолжал игнорировать возможность записывать, твёрдо надеясь на свою память. Так что если бы Паша не позвонил Вите, то тот наверное и не вспомнил бы где забыл барсетку.
     -- О, да ты и плиту уже обрубил, -- увидел я что от плиты отколот кусок.
     -- Да, проснулся рано, потихоньку зубилом, быстро пошло, -- довольный собой, сказал Паша.
     Вскоре приехал Витя, но он не сразу заметил что плита обрублена, а не спеша заварил себе кофе, закурил. А Паша с нетерпением ждал, когда же Витя заметит результат его утренней активности, видимо рассчитывая на похвалу.
     -- Уже обрубили, -- наконец-то заметил это Витя. – И сколько получилось?
     -- Что получилось? – переспросил Паша.
     -- Длинна какая? – удивлённо сказал Витя.
     -- Не знаю, я не мерил, -- забеспокоившись, сказал Паша.
     -- А как же ты рубил без замера?
     -- Там метка была, ты вчера ставил.
    -- Да я примерно ставил, чтобы видеть где подложить брус, -- сказал Витя, и взяв рулетку, пошел измерять то место куда должна была стать плита, а после измерил и саму плиту. Плита оказалась короче.
     -- Ты хоть знаешь сколько она стоит? – раздражённо спросил Витя.
     Паша занервничал, плита стоила немало, и платить за свою инициативу, из своего скромного заработка, явно не входило в его планы, но уже было отработано какое-то время, и на счету зарплаты накоплена какая-то сумма, и это могло произойти и без его участия.
     -- Ладно, -- после гнетущей для Паши паузы, сказал Витя, -- придётся покупать ещё одну, а эту увезти.
     -- Как-нибудь спишу, -- опять после паузы, добавил Витя, вернув Паше сердцебиение, и мы пошли работать.
     Витя прохаживался с чашкой кофе по установленным плитам, когда к участку, получившему обратно свой чернозём, подъехал внедорожник. Из него вышел сурового вида человек, и осмотрев участок, направился в нашу сторону. Увидев его, Витя пошёл ему навстречу, и они недолго о чём-то говорили. Когда внедорожник уехал, Витя подошёл к нам.
     -- Сказал что земли мало вернули. Придётся покупать и нам и ему.
     -- Да ничего, скажешь заказчику что сюда завёз две машины, -- предложил Вася.
     -- Ну так я ему сразу как переместили чернозём, сказал что уже завёз его, он и деньги отдал. Я и цену небольшую назвал, чека ведь нет. Объяснил что купил недалеко на стройке, когда там копали котлован. А теперь придётся покупать дорого две машины, -- пояснил своё беспокойство Витя, и пошёл прозванивать по чернозёму.
     -- Да барсетки теперь мало будет, -- пошутил я, но Паша не нашёл это смешным.
    Остаток дня мы занимались планированием привезённого чернозёма, а в конце дня пришёл цыган и поинтересовался у Вити почему не приступают к крыше. Витя не знал что ответить. Ни Гриша, ни Петрович трубку не брали. Получив какие-то уверения, цыган ушёл, а Витя стал жаловаться на Гришу, так легко пропадавшего со связи, когда он был нужен: «Ну что-то не получается, подыми трубку, скажи. Что мне говорить этому цыгану? Будем делать, не будем?». Подобные эпизоды иногда случались, и Витя уже не раз жаловался на Гришу, предпочитавшего выборочно нажимать кнопку приёма вызова.
     Пора было начинать кладку, и мы с Пашей, с утра отправились с тем человеком который продал нам плиты, за кирпичом. Он опять нас куда-то долго вёз. А пока мы ехали, наш коллектив занимался приготовлениями к назначенному на послеобеденное время, мероприятию по употреблению шашлыка. Вася с Максимом, собрав с каждого по полагающейся сумме, отправились на рынок за покупками, а Алик чистил, найденную им под вагончиком, кастрюлю, для маринада. Я, оценив внешний вид кастрюли, пришёл к неутешительному для себя выводу, что останусь без мяса (я немного брезглив), но увидев как тщательно Алик оттирает кастрюлю песком, решил всё-таки от мяса не отказываться.
     За кирпичом ехали так же долго как и за плитами, но к моей радости, уже без внутренних вливаний. После часа бесчисленных поворотов, машина въехала на заброшенный дачный посёлок. Пройдясь по нему, человек выбрал несколько домиков с подходящим кирпичом, вручил нам лом и кувалду, и уехал. Видно было по разваливающимся домикам, что дачный посёлок давно оставлен людьми, и мы первым делом прошлись по нему, с целью сбора плодово-ягодного урожая. Но поиски ни к чему не привели, и мы приступили к слому. Когда куча кирпича достигла нужных размеров, Паша позвонил человеку который нас привёз, и через пол часа, и он, и грузовая машина, уже были на месте. Человек спросил сколько заготовлено кирпича, и я назвал меньшее число чем было на самом деле. Закинув кирпич,  мы вернулись на объект. А в предвкушении пирушки, работа на нём явно не шла, и все слонялись по стройке, имитируя хоть какую-то деятельность. Когда машина была разгружена, и человек получив свои деньги уехал, я сказал Вите о сокрытом числе кирпича, и он отдал нам с Пашей за него деньги.
     После разгрузки кирпича, ничего уже не удерживало коллектив от запланированного мероприятия, и я занялся костром (люблю разводить огонь и всегда, когда в этом есть необходимость, беру это на себя). Сначала думали обойтись без водки, но приехал кум Васи с сыном (кум Васи взял в аренду Газель и занимался грузоперевозками, и как раз в этот день выполнял заказ на Донецк), и поскольку коллектив расширился, стало понятно что без водки уже не обойтись, и кум Васи был рад тому что отправляясь в Донецк, прихватил с собой сына – будет кому транспортировать его расслабленное тело. Сын кума и отправился на Газели за водкой, а Алик разложил над углями шампура. Шашлык получился очень вкусный. Его на столе дополняли подовый хлеб, овощи и зелень. Вася выложил ещё и взятый им на тормозок мясной салат, но Витя на это иронично заулыбался:
     -- Да кто его будет есть, когда мяса столько.
     -- Ну не везти же домой. Под водочку съедим.
     Но не смотря на слова Вити, я всё же решил салат попробовать, и он оказался очень вкусным, настолько вкусным что мне пришлось разрываться  между ним и шашлыком.
     -- Вася, салат очень вкусный, -- высказал я своё впечатление, о чём вскоре пожалел, поскольку все захотели попробовать, и судочек с салатом очень быстро опустел.
     Витя долго колебался, ему очень хотелось выпить, но он был за рулём:
     -- А, ладно, тут заночую, -- сказало победившее в Вите желание, и он подставил под очередной разлив свою кружку.
     Коллектив пытался меня уговорить выпить, но не упорствовал, из опыта зная, что это бесполезно. Я давно перестал понимать желание человека затуманить себе сознание, и привычное в таких случаях – «Ты меня уважаешь?», долго не звучало. Когда водка сделала своё дело, и грань между начальником и подчинённым стёрлась, Вася спросил Витю:
     -- Так кому мы строим?
     -- Да судье одному, -- сказал уже порядком захмелевший и пошатывающийся Витя, и сделав заговорческое выражение лица, и понизив голос, добавил. – Правда он не себе строит, на продажу. Деньги полученные на взятках в оборот пускает. Только тссс, -- прошипел Витя, приложив указательный палец к губам.
     Насытившись, и убедившись, что коллектив уже прилично захмелел, и разговор приобретает своё нудное начало, я засобирался домой. Вася с кумом то же решили ехать, и собираясь в путь, стали грузится в Газель. А вот Витя, вошёл во вкус:
     -- Ну что, может по пивку? – предложил он, остающимся.
     Утром привезли плиту, и мы её установили, а после приступили к кладке. Витя всё же не захотел оставаться ночевать, и отпоившись кофе, ночью потихоньку поехал домой, и на объекте его не было. Уже несколько раз приходил цыган, интересуясь когда же Витя приедет, и судя по выражению его лица, он был очень раздражён. Когда он пришёл в третий раз, Витя уже был на месте.
     -- Когда вы приступите? – не скрывая раздражения, спросил цыган.
     -- Понимаете, человек который должен был делать, заболел, и пока не может приступить.
     -- Если вы не собираетесь делать, то забирайте дерево себе. Мне не надо чтобы оно там у меня гнило. Вот чек, вот сумма. Платите и забирайте.
     Витя не стал спорить, отдал деньги, и мы пошли забирать доски и брус. На самом деле Петрович не заболел, а как обычно запил, не первый раз подставляя этим, Витю с Гришей.
     Вечером приехал Гриша на грузовом такси. Он приехал чтобы забрать доски и брус, а заодно и привёз печку-буржуйку (уже начинало холодать). Пока мы разгружали и загружали, Витя с Гришей, используя то что они встретились и есть время, занялись подсчётами заработанного за сезон. Когда всё было загружено и подсчитано, Гриша уехал, а Витя так и остался сидеть за столом, и как-то печально смотрел в тетрадь с подсчётами. Я спросил его в чём дело.
     -- Да вот, -- бросил Витя тетрадь с подсчётами на стол, -- заработал в этом сезоне в десять раз больше Гриши. Делим мы деньги поровну, только я занимаюсь своими объектами, нахожусь на них, а он всё время где-то пропадает, у него на объектах постоянно какие-то проблемы, ещё и не зарабатывает на них ни хрена. А деньги делим поровну.
     Витя  достал из пачки последнюю сигарету.
     -- Ещё и сигареты мои  скурил, -- ухмыльнулся Витя, и смяв пустую пачку, безвольно выбросил её в темноту.

     Пошёл первый снег. Рано пошёл, но обильно, и вокруг всё занесло как в разгар зимы. Я пришёл на объект с опозданием, но никого ещё не было, да и не многих стоило ждать. Вася запил, получив толчок на шашлыках, а Алик и Максим нашли работу получше. Остались только мы с Пашей. Из-за похолодания он не ночевал на объекте, а ездил домой.
     С трудом отлепив примёрзший к уголку ключ и войдя внутрь, я растопил печь, и по продрогшему вагончику стало распространятся живительное тепло. За окном всё выглядело по зимнему красиво, и оставив огонь хозяйничать в печке, я пошёл прогуляться по саду. Как же хорошо  там было. Снег щедро укрыл всё вокруг и казалось что я попал в какой-то сказочный лес. Ещё несколько шагов, и навстречу мне выйдет «Морозко» или сквозь деревья проступит «Избушка на курьих ножках», и «Баба Яга» пригласит на чай. Снег как-будто перенёс меня в мир, в который погружал в детстве экран телевизора. Холод не чувствовался, и я долго бродил по занесённым тропинкам, наслаждаясь чистым, морозным воздухом, а когда вернулся в вагончик, Паша уже был там и грелся у огня. Вода в вёдрах, стоявших у печки, растаяла, роба прогрелась, и переодевшись, мы добавили в воду соль, выбрались в холод, и замешав раствор, приступили к кладке. Но на продуваемой всеми ветрами стройке, быстро замёрзли, и поспешили на зов огня. Печь исправно раздавала тепло, и выходить из вагончика совсем не хотелось. Но надо было всё-таки как-то оправдывать приезд, особенно Паше, и немного согревшись, мы вернулись к работе.
     Ближе к обеду, дав огню угаснуть, я закинул в печь картошку, и на обед у нас была печёная картошка с салом и солёными огурцами. Поставив, на вновь наполнившуюся огнём, печь, чайник, Паша посмотрел в окно, и поёжившись, сказал:
     -- Задолбала эта стройка.
     Я был с ним солидарен, но попытался его подбодрить.
     -- Мы с тобой Паша возводим здание, а здание Виктор Гюго называл каменной книгой. Именно в здании человечество заключало свою мысль до появления книгопечатанья.
     Паша смерил меня непонимающим взглядом, но я продолжил не свою мысль:
     -- Архитектор – поэт, а мы с тобой как наборщики в типографии – переносим его замысел на фундамент. Это мне на днях месье Гюго лично объяснял.
     Но это Пашу совсем не подбодрило, движимый лишь холодным расчётом, он вообще засомневался в целесообразности продолжать работать на этом объекте, и достав телефон, стал прозванивать по знакомым чтобы узнать о возможных вакансиях. И в этот тяжёлый для нашей фирмы миг, миг в который она, находясь над пропастью, могла рухнуть вниз от потери ценного работника, у меня зазвонил телефон. Звонил Витя.
     -- Чего он хотел? – спросил Паша, когда разговор был окончен.
     -- Сказал чтобы здесь закруглялись, собирали вещи и ехали на новый объект.
     Паша обрадовался:
     -- А куда хоть ехать?
     -- В район Мариупольской развилки, где «Конти». Там надо будет спустится, потом подняться, где-то в частном секторе. Будем искать.
     Затушив, так пригревший нас огонь, и упаковав робу, наш совсем уж небольшой коллектив, отправился на новый объект.

     Мы не нашли нужный дом, но свернув на соседнюю улицу увидели в распахнутых воротах Гришину Ниву, а побродив взглядом по двору и его самого. Увидел и он нас:
     -- Давайте проходите во двор.
     -- Чего же Витя другую улицу назвал, -- возмутился я.
     -- Да нет, всё правильно, сейчас поймёте.
     Это было два участка принадлежавших одному хозяину, примыкавших друг к другу, но выходивших на разные улицы. Владельцем этих участков был друг Гриши по имени Сергей, такой же любитель охоты с собаками как и Гриша. На участке на который мы вошли, стоял большой дом, большой гараж, и суетилось несколько человек. Гриша провёл нас в дом, показал комнату в которой переодевались рабочие, а потом комнату в которой Паше предлагалось разместится на время работы на этом объекте. Её частично занимала семейная пара из Закарпатья. Глава семьи, мужчина средних показателей по имени Вася, гостеприимно встретил нас, выделил Паше диван, и показал где что в доме. Осмотревшись и переодевшись, мы с Пашей пошли знакомится с ожидавшей нас работой. А работать предстояло на втором участке. Оба участка Сергей готовил под продажу, и если первый был уже практически готов к этому, то на втором, для поднятия цены, ещё многое предстояло сделать. Здесь стоял небольшой домик с тремя комнатами, двумя жилимы, с двумя обитавшими в них жильцами, и третьей отгороженной, с отдельным выходом во двор, в которой жили две охотничьи собаки. Основным же сооружением двора было большое одноэтажное строение, с добавленными к нему с разных сторон, но примыкавшими и к друг другу, пристройками. С одной стороны строение дополняла продолговатая пристройка, заполнявшая своей длинной, по своей ширине, остаток двора, с другой был пристроен гараж с очень низким потолком, граничивший воротами с улицей, а с ещё одной, какая-то совсем незначительная пристройка. Участок занимал небольшую площадь, и в целях экономии пространства пристройки не только использовали стены друг друга для обозначения и своей площади, но также примыкали и к шлакоблочному забору, который тоже являлся для них одной из стен. Ну а небольшой домик стоял в углу двора и использовал забор как две свои стены. На этом участке Сергей раньше держал подсобное хозяйство, и основное строение, и продолговатая пристройка были заполнены поросячьим визгом и всем проистекавшим из этого, а во дворе держали свои резиденции кролики и куры. Главной же достопримечательностью этого участка была расположенная в середине двора сливная яма, которую в прежние времена заполняли свинюшки и прочая живность, в том числе и обслуживающий персонал. Что касается работы, то продолговатую пристройку предстояло снести, ну кроме той стены что была и забором, а на основном строении достроить второй этаж и с помощью манипуляций с простенками создать иллюзию жилого помещения.
     Ну а что до обитавших на этом участке, то одной из них была девушка по имени Маша. В прежние времена она ухаживала за живностью, а теперь доживала, подыскивая себе другое место. Маша принадлежала к тому типу девушек, которых природа делает с вдохновением. И на ней природа постаралась и над фигурой и над лицом. Но то ли в силу воспитания, то ли характера, но Маша абсолютно безразлично относилась к своему внешнему виду. У неё царил какой-то хаос на голове, она носила грязные, мешковатые вещи, и не утруждала себя водой и иголкой. И её походка и её жесты говорили о том что её наплевать на то как она выглядит. Если бы над Машей поработал стилист, она могла бы наверное даже выиграть какой-нибудь конкурс красоты, но её небрежное отношение к себе, сводило на нет все усилия природы. Вторым обитателем был мужчина средних лет и среднего роста, с большим свисающим брюшком, и с «невинным выражением упитанного и округлого овала лица, сиявшего простой и добродушной улыбкой». Звали его Эдик. Это был человек с психическим отклонением когда-то спровоцированным жизнью. В прошлом он имел нормальную работу, квартиру, но как-то  попал в плохую компанию, где его долго били, вынуждая переписать квартиру, что он и сделал, не выдержав побоев, а большое количество ударов в голову и привело к помутнению рассудка. Он был у Сергея кем-то вроде крепостного, денег он не получал а работал за еду и жильё. Но Сергей не позволял себе какой-то грубости в отношении к Эдику, снабжал его одеждой, хорошо кормил, если у Эдика что-то болело возил в больницу, а на поминальный день на кладбище к родителям, и вообще обращался с ним на равных. Но одну забаву Сергей себе всё-таки как-то позволил. Первый участок он раньше сдавал под свадьбы, тот очень для этого подходит – в доме есть большой зал способный вместить много людей, а во дворе есть площадка для танцев. Так вот, Сергей подстриг Эдика наголо, но оставив казацкий чуб, и заставил отрастить усы; и в день свадьбы Эдик наряжался в шаровары и вышиванку, брал пластмассовую саблю и выходил к гостям. И захмелевшие гости в восторге кричали: «О казак, казак», и Эдик тряс пластмассовой саблей им на потеху, а после толкался среди гостей выпрашивая себе деньги. И уходил он со свадьбы всегда сытый, пьяный и довольный, крепко сжимая в руке собранные купюры, и мечтая о том как потратит их на личные нужды. Но долго эти счастливые для Эдика эпизоды его жизни не продлились. На очередной свадьбе у одного из гостей пропал бумажник с крупной суммой, и конечно подозрение обрушилось на Эдика. Сергей попытался убедить обвинителей что Эдик не мог так поступить, но ему не поверили. Был учинён тщательный обыск, и самого обвиняемого, и его жилища. Ничего не нашли, но это не отвело подозрений – внутри обвинителей кипела горючая жидкость требовавшая виновного, и Сергею с трудом удалось не допустить линчевания. После этого он запретил Эдику выходить к гостям, и в дальнейшем тому доставались лишь объедки со стола. Главной обязанностью Эдика при дворе было кормить собак и убирать за ними испражнения, с чем он, судя по их отсутствию под ногами, добросовестно и справлялся.
     Ознакомившись с обстановкой двора и его обитателями, мы приступили к демонтажу крыши на основном строении, а устав и замёрзнув, пошли погреться и перекусить в дом на первом участке. Дом хорошо протапливался, и мы уютно расположившись на кухне, достали остатки обеда. Но Вася категорически отверг этот наш манёвр и его жена поставила перед нами по тарелке горячего супа, и отрезала по большому куску торта к чаю. Было вкусно, уютно, тепло, Вася много рассказывал о своём доме, о природе Закарпатья, и идти работать совсем не хотелось. Только через два часа, пересилив себя, мы вернулись в холод и к работе.
     В один из таких промёрзлых рабочих дней, наполненных ветром, снегом, кирпичом и раствором, когда в движении ввысь мы уже подходили к его завершению, я с утра задержался по своим делам и пришёл на объект ближе к обеду, и застал там странную картину – Витя свисал с внешней стороны одной из возводимых нами стен, вверх ногами, сжимая в руках работающую болгарку, и подрезал ей кладку на углу дома, а Паша держал его за ноги. Выглядело это очень экстремально, и по завершении действия я поинтересовался у Вити о причинах такого акробатического этюда в его исполнении. Оказалось что, то ли в силу отсутствия способностей, то ли небрежности, то ли в погоне за большим объёмом выложенного кирпича, но Паша так завалил угол дома, что Витя посчитал просто необходимым выровнять его с помощью болгарки.
     Когда подъём стен завершился, на объекте появились Петрович и пилорама. Витя завёз большой объём бруса и досок, и во дворе запахло деревом. Оценив предстоящую работу профессиональным взглядом, Петрович приступил к монтажу каркаса крыши. Мы с Пашей помогали ему, но после установки крайних стропил, приступили к кладке фронтонов. В них предстояло выложить небольшие оконные проёмы, третий этаж планировался в виде мансарды, и  Паша умудрился и здесь отличится. Оценив выложенный Пашей проём, Гриша сделал ему грубое замечание за то что середина проёма сильно сужена, и потребовал это исправить. Способ сделать это Паше уже был знаком, и в этот раз лично вооружившись болгаркой, он срезал лишнее, но правда не с первой попытки, поскольку Гриша взял под контроль выравнивание проёма, и ещё пару раз делал Паше замечание, с каждым разом всё в более грубой форме. Когда фронтоны были выгнаны, Паша, подавая Грише бумагу для оплаты, сильно завысил количество выложенного кирпича и попросил меня подать бумагу с таким же количеством, аргументируя большой объём тем что: «А как они смогут посчитать?», но я отказался, уж слишком сильно Паша завысил количество выложенного им кирпича, а портить отношения с Гришей из-за Паши мне совсем не хотелось. К тому же посчитать оказалось достаточно просто, для этого надо было количество кирпича в первом ряду умножить на количество рядов и полученную цифру поделить на два. Поданная Пашей цифра оказалась в два с половиной раза  больше подсчёта Гриши. Такая наглость сильно возмутила Гришу и он даже хотел сделать Паше физическое замечание за это, но потом передумал и ограничился не злым розыгрышем.
     Это произошло спустя несколько дней после инцидента с подсчётами. В конце рабочего дня, когда все уже собирались уходить, Гриша подошёл к Паше и сказал что гвоздей не хватает, и чтобы Петровичу было завтра чем работать попросил его повытаскивать из старых досок гвозди и поравнять их. И Паша, горя желанием загладить проступок, и вечером, после того как все ушли, и утром, до того как все пришли, вытаскивал и ровнял гвозди, успев к началу рабочего дня наполнить до половины ведро. Когда утром пришёл Петрович, Паша, довольный собой, продемонстрировал ему результат своих усилий, но Петрович не проявил к этому должного внимания и только поинтересовался для каких целей Паша собирал  этот металлолом. Паша удивлённо ответил что для работы, но Петрович, как тщетность его усилий, продемонстрировал Паше имеющееся на объекте полное ведро новых гвоздей. Паша стоически принял удар, аккуратно поставил ведро со своими усилиями рядом с ведром с новыми гвоздями и мы с ним пошли пить чай на первый участок.
     На кухне, за чаем, Паша рассказал нам с Васей о том как вчера вечером Маша предприняла попытку его соблазнить. Она пришла в дом сильно на веселе и в течении часа всяческими способами склоняла его к интиму. Но Паша оказался порядочным семьянином и искушению не поддался. А Вася в свою очередь рассказал что Паша не первый кто подвергся такому натиску, и что у этой настойчивости есть причина. Маша была беременна, но будучи при зачатии сильно во хмелю не помнила от кого. И подставляясь под любого кто подвернётся, она таким образом, а это было известно из достоверных источников (Маша сама по пьяни разболтала), пытается повесить хоть на кого-то отцовство, чтобы в дальнейшем из этого хоть что-то извлечь. Так что верностью жене Паша избежал появления в своей жизни каких-то осложнений.
     А вообще, Маша, при даже относительно небольших усилиях с её стороны над своей внешностью, легко могла бы найти себе путёвого мужика и создать с ним семью, но она этому предпочитала компанию того вида  мужских особей что держатся небольшими кучками и формируют свои сутки вокруг емкостей со спиртосодержащей жидкостью. Так что даже если бы отцовство и было установлено, это вряд ли бы помогло, и в воспитании, и содержании будущего нового человека.
     Ну а пока шёл разговор, жена Васи приготовила рагу и Вася предложил нам вместе позавтракать, и мы, соблазнённые горячим и ароматным блюдом, не нашли веского повода отказаться, и решили не надолго отложить начало рабочего дня. И с удовольствием уплетая вкусное рагу, мы с Пашей очень надеялись что у Васи здесь ещё будет много работы, поскольку его наличие на объекте регулярно снабжало нас вкусной, домашней, и что не мало важно для холодной поры, горячей пищей. Закончив с рагу, Паша с тоской посмотрел в окно на лежавший во дворе снег.
     -- Надо искать другую работу. Надоел и этот холод, и стройка надоела, -- вернулся он к не так давно оставленному разговору.
     -- Ну напрасно ты так, -- попытался я заступится за профессию, -- строитель – это созидатель, он причастен к развитию цивилизации, не даром один из знаков у Масонов – мастерок. Они и называют себя вольные каменщики. Мы ведь тоже вольные каменщики, захотели вышли на работу, захотели не вышли. Можно сказать что мы с тобой члены могущественного тайного ордена.
     Паша криво усмехнулся:
     -- Ладно, зато сегодня зарплату получу.
     -- Сегодня деньги дадут? – спросил я.
     -- Не здесь.
     -- А где? Ты ещё подрабатываешь где-то? Вроде бы всё время здесь.
     -- По вечерам. Тут через дорогу со второго двора. Баню закончил вагонкой обшивать.
     -- Хорошо платят?
     -- Да без вопросов, сколько скажу, столько платят.
     Так за разговором мы и позавтракали, но после рагу выйти на работу оказалось ещё сложней, тёплая пища грела живот, и идти на холод совсем не хотелось. И пользуясь этим (а может в этом и был коварный замысел) Вася с удовольствием углубился в рассказ о особенностях и обычаях народов Закарпатья, о природе тех мест и разнообразии живущих там национальностей. Только заскучавший в одиночестве, и пришедший узнать почему мы не выходим работать, Петрович, пресёк ностальгические изливания, и идти на холод всё же пришлось.
     Нам с Пашей предстояло выкладывать в доме простенки, и для облегчения задачи, мы с помощью отвеса и болгарки сделали в штукатурке штробы, но когда простенки были выложены и Сергей приехал на них посмотреть, то оказалось что штроба совсем не гарантия того что Паша выложит простенок ровно, и он умудрился вылезти кладкой и из неё. Пришлось ему выслушать немало нелестных слов в свой адрес и снова взять в руки болгарку. И только её шум заглушал всё то что и Сергей и Гриша думали о Паше как о вольном каменщике.
     Но я всё-таки попытался заступится за Пашу:
     -- Ну напрасно вы на парня нападаете. Просто по его технологии главный инструмент каменщика это болгарка.
     Но моё заявление только увеличило поток критики в адрес Паши, и особенно часто упоминалось то выражение в котором говорится о том из какого места у некоторых работяг руки растут.

     Приближался «Новый год». Паша, получив деньги за кладку, уехал домой, а мы со Славиком рыли траншею под канализацию. Это был человек с алко и нарко зависимостями, работавший только за предоплату, верней он всякий раз выпрашивал у Вити деньги наперёд, ещё до того как ему было за что  заплатить. Получалось что он всегда как бы отрабатывал уже полученную зарплату. У нас так многие делали, и Витя потерял на этом немало, поскольку на фирме коллектив был по большей части проходной, и у взявших наперёд нередко пропадало желание отрабатывать уже полученное. Но не смотря на это, Витя всё равно продолжал давать деньги наперёд, но с каждым годом таким желающим становилось всё трудней. И чтобы его попытки небыли безрезультатны, Славик для верности выработал свою стратегию.  Утром, когда Витя приходил на работу, Славик  заваривал ему кофе, и в течении дня старался предугадать его желания и быть максимально полезным, таким образом подготавливая себе почву. И Витя задобренный отсутствием необходимости что-то делать самому, не отказывал Славику в небольшом авансе.
     Вдвоём мы рыли не долго. В фирме произошла какая-то  непонятная деформация. То ли из-за нехватки людей, то ли из-за неизвестной мне спешки, а может быть и от недостатка денег, но и Витя и Гриша взяли лопаты и стали работать наравне с нами. И это обстоятельство ещё больше усилило то разочарование в организаторских способностях Вити, которое уже давно во мне зарождалось. Когда мы ещё работали у Вриводы, видя как Витя относится к делу, нам казалось что если он сам организует фирму, то его непременно ждёт в этом успех, и были очень рады и полны надежд, когда все вместе ушли от Вриводы, но с каждым годом вместо ожидаемого улучшения всё только становилось хуже. И вот теперь Витя, с начавшихся в СевероДонецке двух бригад под его руководством, скатился к руководству несколькими работягами, и к лопате в руках. И Витя был этим явно и сильно раздражён и работал угрюмо и молчаливо. А вот Гриша, в отличии от него, пребывал в хорошем расположении духа, несмотря на то что работал в шлёпанцах на босу ногу, хотя на дворе был уже давно декабрь. Но конечно и Гриша причастен к деформации происходившей с фирмой, но мы на него никогда, никаких надежд и не возлагали, и он нас в этом не подвёл. Это вообще был человек обстоятельств, способный в любой момент переменить дело и пропасть на неопределённое время, не считаясь ни с чем и ни с кем, и как часть руководства фирмы он был крайне ненадёжен, и фирма сохраняла хоть какую-то работоспособность только усилиями Вити. И конечно физический труд, и в общем смысле, и в любом его проявлении, и тем более при таких условиях, Гришу тяготил, и если он с улыбкой принимал то что судьба ставила его перед такой необходимостью, то причиной тому были вспомогательные средства, которыми Гриша подбадривал себя на своём жизненном пути. Но помимо них, был у Гриши ещё и свой, особый способ моральной поддержки себя в рабочую минуту – он намеренно, вслух завышал оставшийся объём работы, и демонстративно, даже немного театрально, сокрушался о том как много ещё предстояло сделать, а чтобы это звучало для него более убедительно, он и нас пытался подключить к своей игре. Например, когда мы перекидывали большую кучу земли, и уже половина была перекинута, Гриша тяжело вздыхая, говорил что перекинуто только чуть-чуть и до половины кучи ещё очень далеко, и твёрдым, настойчивым, вопросительным – «Да?», обращённым к нам, ждал от нас подтверждения своих слов. Здесь наверное срабатывало такое противоречие – мозг слышал одно, но глаза видели другое, и это видимо и приносило Грише облегчение. Витя к такому психологическому шагу относился с непониманием, и странно-вопросительно смотрел  на Гришу, а вот я подыгрывал Грише, и даже иронично переигрывал, и Гриша это видел, но всё равно принимал. И Гриша везде, в работе, когда вынужден был обременить себя физическим трудом, использовал такой приём. Первый раз я столкнулся с этим, ещё когда наш коллектив работал на фирме специализирующейся на ремонте крыш по новым технологиям. Мы тогда завезли мастику в бочках на один объект, но бригады работавшей там на месте не оказалось (может Витя забыл предупредить), а объект надо было срочно закрыть, и нам втроём – мне, Грише и Вите, пришлось разливать мастику по крыше. И Гриша намеренно уменьшал площадь сделанного, и чем меньше оставалось сделать, тем чаще он сокрушался о оставшемся большём объёме незакрытой площади. Я тогда сразу не понял этой его игры, и вступил с Гришей в противоречие, и моё непонимание его расстроило, но когда я разгадал причину такого поведения, то стал подыгрывать, и Гриша от этого расплылся в благодарственной улыбке.
     На обед бригада забилась в небольшой домик где жили Эдик и Маша. Первый участок к этому времени был продан, и теснится всем приходилось в двух небольших комнатушках. Но обед как-то сразу не пошёл, и до тормозков дело пока не доходило. Гриша втянул коллектив в оживлённый разговор, и увлечённые дискуссией, все забыли что пришли поесть. Эффект от вспомогательных средств развеялся, и истощенный морально и физически, Гриша раздражённо нападал на управление нашей компании, называя их ворами и аферистами, но особый акцент делался на их жадность. Выслушав Гришины нападки, я улыбнулся. Нет, конечно он прав, но слышать такое от Гриши действительно смешно. Я упоминал, что как-то мы с Васей доделывали за Гришиной бригадой один объект (это было ещё до Донецкого моря и принятого мной решения с Гришей дела не иметь). Так вот, там надо было вылить колону из бетона. Залив её, мы вручили Грише бумагу с кубатурой и полагавшейся нам суммой и уехали на другой объект. После долгих ожиданий Гриша отдал нам деньги, но там не хватало ста гривен. На мой вопрос он объяснил что мы с Васей ошиблись в подсчётах, поскольку неправильно измерили колону, о чём ему сказал сам заказчик. Я удивился, там всего три измерения и сложно было ошибиться, но Гриша заверил меня что он с заказчиком лично перемерял колону, и мы действительно ошиблись. Всё бы ничего, но через пару недель я встретил этого заказчика на Радиорынке. За время работы у нас с ним сложились хорошие отношения, и мне совсем не хотелось чтобы он думал что мы с Васей пытались его обмануть, и поздоровавшись, я заговорил с ним об ошибке в подсчёте. Но он очень удивился моим словам и сказал что они ничего не перемеряли и он отдал Грише всю сумму. При встрече с Гришей я поднял этот вопрос и он возмутился забывчивости заказчика и обещал поехать во всём разобраться, но это конечно были только пустые слова, и куда девалась сотня догадаться не трудно. Так что нападки Гриши звучали комично и лицемерно.
     -- Чего ты улыбаешься? – раздражённо спросил Гриша, увидев мою улыбку.
     -- А ты на их месте поступал бы по другому? – спросил я.
     Гриша немного опешил от такого вопроса, и чуть помедлив, уже примирительным тоном сказал:
     -- Ну могли бы хоть поменьше воровать.
     -- Аппетит приходит во время еды.
     Гриша начал говорить о чрезмерности аппетита у некоторых личностей и о пользе умеренности, но его перебил Петрович:
     -- Что же я сижу. Надо успеть за сегодня доставить стропила, а то Серёга денег не даст. А «Новый год» без денег, это просто дата.
     Но в домике было слишком много собеседников чтобы он вот так всё бросил и пошёл работать. Оправдывая свою болтливость тем что: «надо всё-таки поесть», Петрович достал тормозок, и все (у кого было что) последовали его примеру. А тем кто пришёл без тормозка, Петрович предложил угощаться его -- там были большой кусок домашнего мясного рулета, с щедрыми прожилками сала, и буханка подового. Но угостились все. И пока Петрович дискутировал, рулет быстро растаял, так и не насытив хозяина. Я упрекнул Петровича в его излишней щедрости, и предложил угощаться моим тормозком, но он махнул рукой на потребности организма, и пошёл зарабатывать деньги, чтобы «Новый год» не был просто датой. И все последовали его примеру.
     Ну а я дорабатывал последний день. И закончив с ним, я снова предприму попытку пойти той дорогой которую для себя выбрал, и надеялся что больше не вернусь на стройку. И от этого находился в хорошем настроении, хотя атмосфера в коллективе установилась невесёлая. Гриша явно мёрз, Славику не за что было раскумарится, и он работал нервно, а Витя так и не примирился с действительностью, и был ею по прежнему крайне раздражён. Только Петрович, с улыбкой и сигаретой в зубах, где-то вверху вколачивал гвозди в стропила, шутками пытаясь взбодрить угрюмый и молчаливый коллектив. Несмотря на обстановку мне работалось легко и в удовольствие, мысль что ещё чуть-чуть и я покину этот двор, и вместе с тем перечеркну это прошлое, и открою сознание для нового прошлого, творить которое буду сам, и отвечать перед собой если оно будет не таким как я хочу, вдыхала жизненные силы в мой организм. Я не стал дорабатывать день до конца, слишком сильно жгло нетерпение, и уходя, оставил на объекте всё – робу, чашку, полотенце, инструмент, не хотел брать с собой ничего, не хотел чтобы у меня от этой работы что-то осталось на память, кроме ненужных воспоминаний. Выйдя за калитку, я полной грудью вобрал в себя какой-то особенный воздух, и пошёл к новой, так долго ждавшей меня жизни.


2


     Но опять увяз в пустоте. Тяжёлый рабочий процесс, это было то что мне необходимо чтобы вырваться из неё, и я позвонил Вите. Был ещё февраль, и обычно в такой период фирма ни в чём участия не принимала, но в этот раз работа была. Сгорел мебельный склад, и Витя как раз собирал людей для демонтажа пожарища. И через пару дней, по звонку Вити, я отправился на объект. Он находился на такой огороженной и охраняемой территории, со складами, магазинами, офисами и платной стоянкой. Несмотря на обилие зданий, сгорел только застрахованный мебельный склад, на месте которого его владелец, теперь планировал возвести многоуровневый склад-магазин.
     Для работы нас пока собралось только двое, я и Вася-Лётчик. Но оказалось что даже такому маленькому коллективу переодеться негде, и нам пришлось использовать для этого помещение выгоревшего склада. Мы нашли в нём железный ящик не поддавшийся огню и возле него обустроили себе раздевалку. Это был самый холодный эпизод февраля, а мы переодевались практически на улице. Крыша сгорела и на нас падал снег, а сквозь выгоревшие окна продувал ледяной ветер. Испытание получилось не слабым, и я даже порывался отказаться от работы, но пересилил себя. Переодевшись мы занялись освобождением контуров помещения от изуродованных огнем остатков имущества, а после того как всё вынесли, приступили к демонтажу стен. Первая упавшая стена показала что кирпич в кладке хороший и Витя загорелся желанием забрать его себе. Он предложил нам по пятьдесят копеек за кирпич, и мы взялись за демонтаж более аккуратно, но целеустремлённо. При более детальном обследовании выгоревшего помещения на полу склада Вася обнаружил хорошо сохранившуюся плитку и по хозяйски посчитал что она очень даже ему пригодится – он недавно купил дом, но перед заселением там много ещё чего предстояло сделать. И утром следующего дня я обнаружил Васю среди оставшихся очертаний выгоревшего склада, с молотком и зубилом в руках. И он регулярно стал приезжать на объект пораньше, чтобы до начала рабочего дня, успеть наковырять себе немного плиточки.
     А вскоре наш коллектив увеличился, дополнившись алко и наркозависимым Славиком, и представителем Дебальцевской бригады работавшей на Донецком море, по имени Андрей, в дальнейшем Андрюха-Дебальцевский (да простят меня и сам город и его жители, против которых я ничего не имею, но так уж сложилось что именно такие обитатели этого населённого пункта мне встретились). Увеличил коллектив и вышедший из запоя Петрович, но он работал отдельно от бригады, возводя рядом со складом, временный, однокабинный туалет, во избежание засерания строителями охраняемой территории. В связи с увеличением коллектива, Витя наконец-то приложил дипломатические усилия и нам выделили помещение чтобы переодеваться, и мы снова почувствовали себя полноценной строительной бригадой.
     Когда кирпич весь был пере;бран и сложен, Витя вызвонил грузовик чтобы его забрать. Собрав информацию о количестве кирпича, Витя с нами рассчитался, но уже дома при разгрузке обнаружил что кирпича меньше заявленного. Витю это сильно возмутило. он пытался выяснить кто посмел на нём нажиться, но конечно никто не сознался, все как один уверяли что честно назвали своё количество, и особенно усердствовал Андрюха-Дебальцевский. Но этим эпизодом переплата за кирпич для Вити не ограничилась, когда он со сметой по выполненным работам пошёл к директору склада за расчётом, то тот в невзначай спросил сколько кирпича Витя увёз, а после того как Витя честно назвал цифру, поинтересовался почему Витя не вычел стоимость кирпича из поданной сметы, и чтобы Витя не утруждал себя, посчитал сам, по пятьдесят копеек за кирпич, и недодал полученную сумму. И в итоге вышло что Витя заплатил за бэушный кирпич два раза, в сумме цену нового кирпича. Витя очень был раздражён этим фактом, и почему-то ставил его в вину нам.
     После того как мы полностью очистили территорию сгоревшего склада, нам поставили задачу соорудить временный склад под спасённую из пожарища мебель. На территории был навес который мы и должны были для этой цели огородить металлической сеткой и сайдингом. Начали с сайдинга. Витя как-то отстранился от руководства процессом и только ходил рядом с недовольным лицом. Поскольку никто не брал на себя роль бригадира, установка сопровождалась спорами и хаосом. Иногда Витя, несогласный с принятым нами решением, нервно взрывался негодованием, позволяя себе подсказать что-то, но делал это на повышенных тонах, что было ему не свойственно, видимо промах с кирпичом душил его изнутри. В какой-то момент, не выдержав сжигавшей его злобы, Витя прокричал: «Какие вы тупые». И прокричал он это как-то уж совсем презрительно. Бригада замолчала, замерла, потупилась. Но в отличии от видимо признававшей это бригады, такое обращение в мой адрес меня совсем не устраивало:
     -- Я не тупой. А если тебе не нравится как движется процесс, то вместо того чтобы плескать тут своей злобой, взял бы лучше руководство на себя, -- говорил я это как-то уж совсем горячась, но Витино поведение вывело меня из себя.
     Видя обострение, Гриша поспешил отвлечь меня вопросом, чему я был рад, поскольку в своём желании остановить оскорбления в свой адрес, мог дойти и до физических усилий, и в итоге остаться без этой работы, которая несмотря на все свои минусы (и погодные в том числе), имела для меня немало и своих плюсов.
     Обменявшись с Гришей парой обоим не нужных фраз, я успокоился, а чтобы по возможности избежать всплесков злобы, призвал бригаду задействовать весь имеющийся запас интеллекта, а Васю, как самого опытного, взять всё-таки руководство процессом на себя. И уже под молчание Вити мы закончили с сайдингом. А дальше предстояло крепить металлическую сетку, но единственное, имевшееся в скудном наборе инструментов, сверло, под усилием Андрюхи-Дебальцевского, сломалось на первом же отверстии. Витя отказался покупать сверло, нервно заявив: «Я тут вообще ничего не зарабатываю», и мы сверлили отверстия саморезами по металлу. Ну а пока бригада крепила сетку, для Вити то же нашлась работёнка. Надо было сварить калитку из уголков и сетки, но варить в бригаде умел только Петрович, но он всё ещё был задействован на сооружении туалета, так что пришлось Вите взять это на себя. Сварочный привёз Гриша на своей Ниве, но вот маску для сварки он забыл захватить, и Витя варил без маски, для защиты глаз, отворачиваясь или прикрывая их ладонью. Ну а пока Витя варил, Гриша осматривался вокруг: «Не гнать же машину порожняком», и в своём поиске наткнулся на плитку, которой Вася наковырял к тому времени уже немало. Он в этот день на работу не вышел, и узнав: «Что за плитка?», Гриша сделал предположение что раз Васи нет на работе, то скорей всего он ушёл в запой и в ближайшее время не появится. И уже исходя из этого, Гриша вполне разумно рассудил, что поскольку мы заканчиваем на этом объекте, то в итоге плитка может уйти в совсем чужие руки, а это будет не справедливо по отношению к Васиным усилиям, а у Гриши (не последнего для Васи человека) во дворе есть место как раз для такой плитки, а именно: «Где-то квадрата три на веранде, ну и ещё можно остаток по цоколю пустить». И загружая в машину сварочный аппарат, Гриша заполнил остаток пустоты багажника Васиными усилиями.
     На следующий день Витя на объекте не появился, после сварки ему пришлось обратится к окулисту, а после осмотра взять больничный, и мы только под руководством Гриши заносили во временный склад спасённую, но успевшую сильно провонятся гарью, мебель. Когда мебель была размещена во временном хранилище, Гриша остался на объекте руководить рытьём котлована и установкой блоков, а мы, упаковав вещички,  всей бригадой отправились на участок Сергея,  доделывать крышу. После «Нового года» там работы не продолжились, и из полной конструкции крыши были установлены только стропилы.
     Доехали не все. Славик и Андрюха где-то потерялись в пути, но по дороге нас с Петровичем нагнал Паша, и мы втроём пересекли открытую Эдиком калитку. Он встретил нас добродушной своей улыбкой и крепко и с воодушевлением жал нам руки. Он всегда при встрече первым тянул руку для рукопожатия, и чем-то особо важным рукопожатие было для него. Чем-то как бы укрепляющим его позиции в его же глазах. Что-то в эмоциональном плане давало ему это действие, и он жал руку гордо, и значимость этого действия просто расплёскивалась его взглядом.
     Поздоровавшись с Эдиком мы зашли в дом, где нас радушно встретила Маша, которая когда мы вошли, стояла к нам спиной и наклонясь ковырялась кочергой в печи. Несмотря на то что Маша была в штанах, её пренебрежение иголкой продемонстрировало нам что в тот момент она была без нижнего белья.
     За чаем, Паша всё нападал на аппарат управления нашей компании. Что-то было связанное с его женой. Горячась он говорил что там сидят одни бездельники, которые только то и делают что протирают штаны и очень безответственно относятся к своим обязанностям, за исполнение которых им, между прочим, Паша сделал на этом акцент, платят зарплату. Закончив атаку, он посмотрел на меня, ожидая поддержку. Но я с этим не спешил. Всё так, но из уст Паши это звучало нелепо.
     -- Ты помнишь как мы у судьи лили фундамент? – спросил я.
     -- Да, а причём здесь это? – удивлённо спросил Паша.
     -- Как ты кидал грязный бут в опалубку, а ведь фундамент это основа и залог прочности дома.
     -- Ты к чему вообще? – уже раздражённо спросил Паша.
     -- Они так же как и ты находятся на работе, и так же как и ты небрежно относятся к своим обязанностям, за выполнение которых им, так же как и тебе платят деньги.
     В ответ Паша только заиграл скулами, а я добавил:
     -- Как это не банально, но если хочешь что-то изменить в этом мире, начни с себя.
     Такая философия пришлась Паше не по душе, но к этому времени привезли доску, и мы пошли её разгружать, а разгрузив приступили к обшивке и укреплению стропил.
     А пока мы стучали молотками, Эдик занимался своей обычной работой, открыв люк сливной ямы, он, постепенно, не спеша,  вразвалочку и шаркая ногами, продвигался по двору, обследуя территорию, и сбрасывал в яму найденные им испражнения собак. В самый разгар поисковых работ, из небольшого домика вышла Маша и направилась в сторону бывшего свинарника. Судя по её походке и по крайней степени потрёпанности, она была после ночного загула. То ли в силу этого, а может поглощённая проблемами глобального потепления (с которым, к слову, не всё так однозначно), но она не заметила открытого люка и упала в яму. Увидев это, а больше услышав, поскольку падение сопровождалось русским словом, Эдик бросился к яме, и обкладываемый трёхэтажным матом, стал помогать Маше выбраться на поверхность. Когда Маша, после ряда усилий, была извлечена из ямы с накопительными функциями, к тому моменту практически заполненной полностью, она продолжая демонстрировать всё богатство русского языка, врезала Эдику сначала по морде, а потом между ног. Оклемавшись от пропущенных ударов, Эдик, с невинным видом, стал помогать Маше очиститься, поливая её водой со шланга. Получилось не очень, и Маше всё же пришлось взять в руки мыло и порошок, и заняться личной гигиеной, так тщательно ею избегаемой.
     В обед  Сергей привёз мешок картошки для Эдика, и предложил нам не стесняясь брать. Петрович загорелся желанием пообедать жаренной картошкой, и всем такая идея пришлась по вкусу. Он же и взялся за приготовление. Когда шкварчащая сковородка заняла центр стола, Эдик добавил к ней банку помидор и буханку подового, и  мы, разместившись у стола, активно зазвенели вилками. Обед получился отменным, и с удовольствием принимался организмом. Единственное что отравляло его, так это запах исходивший от Эдика. Он так же как и Маша абсолютно пренебрегал личной гигиеной, и его тело, и его одежда, пересекались с водой крайне редко, и то только по жёсткому принуждению Сергея или во время дождя. Но будучи на правах гостей, приходилось мирится, и подвинув сковородку  к себе поближе, я старался вдыхать только славный аромат жаренной картошки, а лёгкие подколы Петровича в сторону Эдика сильно оживляли обед и сглаживали эффект производимый на обоняние присутствием Эдика.
     Утром Машу я уже не застал, расстроенная вчерашним происшествием, она съехала. Переодевшись, я заварил чай, и расположился у окна, в которое было видно как Эдик ходит по двору, собирая оставленное собаками. Делал он это руками, но в перчатках. Справившись с очищением двора, Эдик зашёл в дом и не снимая перчаток, достал из пакета буханку хлеба, и отломил от неё кусок. Немного подкрепившись, Эдик стал готовить себе завтрак. Разогрел привезённый Сергеем суп, нарезал хлеба, сала, начистил чеснока, аккуратно всё расположил на столе, и остался доволен получившимся натюрмортом. Не снял он и тулуп в котором всё время ходил, а уселся за стол в нём. Влив в рот ложку супа, Эдик откусил хлеба и потянулся за салом, которое лежало на столе за тарелкой с супом, при этом когда его рука опустилась за салом, рукав тулупа погрузился в суп. Я обратил внимание Эдика на это, но ему это оказалось всё равно, и каждый раз отправляясь за салом, Эдик продолжал полоскать рукав тулупа в супе. К окончанию завтрака, от такого манёвра, рукав прилично вымок, и Эдик завершающим штрихом, удалил остатки супа с рукава, губами. Убрав со стола, Эдик, сытый и счастливый, расположился в бывшей Машиной комнате, где стоял телевизор, и погрузился в просмотр телепередач.
     Когда приехал Паша, за комнату Маши пошла борьба. Паше конечно было накладно, и  по деньгам, и по времени, каждый день ездить из Константиновки и обратно, и раз уж одна комната освободилась,  он и решил в ней разместится. Но в комнате Маши стоял телевизор и удобный диван, и Эдик то же хотел её занять. Непродолжительные споры закончились подкупом Эдика баклашкой пива, и Паша занялся обустройством своих временных апартаментов. С прибытием Петровича мы приступили к работе.
     Дом, так старательно возводимый нами, Петрович со всех сторон обшил самодельными лесами. К делу он отнёсся добросовестно, и леса крепились  в оконных пролётах  к дому, были связаны между собой, учитывали  перепады высот и форму крыши. У Сергея оказалось много бэушных  досок и бруса, и Петрович потратил немало времени всё это нагораживая на архитектуру двора. Но нового бруса на укрепление стропил не хватило, и Сергей, не желая тратиться, предложил Петровичу использовать брус с лесов. Вот только леса ещё были нужны, и для подрезки стропил, и для подшива ветровой доски, и для других кровельных работ, и Петрович пытался их отстоять, но Сергей ничего не хотел слушать и настаивал, и Петрович немного поразмыслив, нашёл выход – он подвязал доски на верху лесов, по которым ходили, верёвками к стропилам, а остальную часть лесов разобрал, и в итоге получились такие парящие в воздухе платформы, по которым, пошатываясь, но можно было ходить. Естественно, Петровичу и пришлось проводить тестирование. Получилось надёжно и вполне пригодно для работы. Но вот в отличии от кровельного дела, с которым Петрович был хорошо знаком, с техникой безопасности обстояло всё гораздо хуже – подрезая стропила Петрович перемещался по платформе с работающей болгаркой. Это привело к тому что он случайно срезал одну из верёвок, державших платформу, платформа наклонилась, и Петрович полетел с работающей болгаркой вниз. Лететь правда пришлось недолго, он упал на крышу гаража, и полёт, если можно так сказать, прошёл удачно. Его голова при падении пронеслась в паре сантиметров от газовой трубы, и приземлилась в паре сантиметров от торчавшего в крыше шиферного гвоздя, а болгарка заканчивала своё вращение так и не дотянувшись до Петровича.
     -- Да что ж ты не бережёшь себя так, -- подошёл я к Петровичу чтобы помочь подняться.
     Но Петрович оказался мужик стойкий, и принял произошедшее спокойно; смерив меня хладнокровным взглядом,  он отказался от помощи и поднялся сам, но предложил прежде чем возобновить работу, пойти подкрепиться.
     И снова дом наполнился ароматом жареной картошки, но я уже не принимал участия в её употреблении. После увиденного мной обращения Эдика с продуктами, я предпочёл остаться голодным. Когда картошка была съедена, и поставлен чайник, Эдик достал из холодильника торт, но есть его  кроме Эдика, никто не стал. Этот торт Эдик принёс с кондитерской фабрики, где на мусорник выбрасывали изделия с истёкшим сроком годности. Но такой нюанс Эдика совсем не тревожил, его неприхотливый организм принимал и не такие вызовы. Эдик не так давно отыскал это место, и с тех пор холодильник всегда был забит просроченными десертами. Правда попасть в число избранных оказалось непросто, поскольку желающих вести сладкую жизнь на халяву было много, и постоянные посетители старались оградить место от новых ртов, и Эдику пришлось с боем добывать для себя возможность добавлять к своему рациону десерт.
     Отказ коллектива от торта совсем не обидел Эдика, и он с удовольствием укладывал себе в рот обильные куски, успев, пока мы пили чай, съесть половину довольно не маленького торта. Не испортили ему аппетита и остроты Петровича в его адрес, комментировавшего процесс поглощения с издёвкой, но без злобы: «Эх, молодец, как справляется», «Ух, хорошо идёт», «Давай, давай Эдик, не стесняйся, побалуй себя, жизнь коротка», «Ну ещё немного, ну ещё кусочек», «Давай кусочек за Серёгу. Теперь за Гришу. Давай, за Витю то же надо».
     -- Да сколько ты будешь жрать? – вдруг раздражённо-удивлённо взорвался негодованием Паша. – Куда оно только лезет. Бездонная бочка.
     Такое замечание всё же видимо испортило аппетит Эдику, и он немного обиженно, но с достоинством, закрыл крышкой оставшуюся часть торта, и поставив его в холодильник, вышел во двор, прихватив с собой туалетной бумаги.
     -- Вот отожрал себе мозоль, -- продолжая ухмыляться, проводил его взглядом Паша.
     --- Да что ты нападаешь на него? – вступился я за Эдика, -- что ему ещё делать. И так жизнь вертится вокруг собачьего дерьма. Надо же хоть как-то себя радовать. В чём ему ещё искать простого житейского счастья, если уж жизнь так его подломила.
     В ответ Паша только зло усмехнулся.
     В силу обстоятельств мне пришлось остаться на объекте ночевать, но имевшейся в наличии, свободной кроватью я побрезговал, и предпочёл дожидаться утра у печки. Ещё было холодно по ночам, и обустроив возле неё удобное сиденье, я провёл ночь, не давая огню угаснуть. Есть что-то завораживающее в нём, в его затихании и возгорании с новой силой, в нарастающем движении, в силе и слабости, в то угасающем, то вспыхивающем колебании. Эта игра огня окутывает тебя, что-то навевает и куда-то уносит. Мне нравиться смотреть на разноцветное, извивающееся пламя, на то как оно постепенно обхватывает брошенное полено, и увеличиваясь, распространяется по нему. В доме было тихо, все уже улеглись, печь уютно потрескивала, укутывая теплом, я подкинул дров, удобно умостился, и гипнотическое движение огня вернуло меня в мой первый рабочий день на фирме специализирующейся на ремонте крыш по новым технологиям.
     На мост нас привёз Витя на своей машине. Это был первый мост от Донецка по Мариупольской трассе. Вскоре приехал и Вривода на своём Лексусе. Тогда такие машины были редкость на дорогах Донецка, и я подумал что устроился на работу в какую-то крутую фирму. Вместе с Вриводой приехали его компаньон и Гриша. Чуть позже стало съезжаться и дорожное руководство, постепенно округлившееся до десяти. Вслед за руководством стала съезжаться и техника – трактор притащил компрессор, экскаватор в ковше привёз щебень и песок, не спеша приехал каток, а вслед за ним и наш ЗИЛ с мастикой. Мост пришлось перекрыть, поскольку на нём образовалось целое нагромождение  людей и техники. После недолгого совещания из общей длинны был выбран наиболее приглянувшийся кусок, и мы приступили к работе. Суть предполагаемого ремонта сводилась к тому чтобы устранить на покрытии моста трещины. Зимой, во время дождя или подтаивания, вода сквозь них просачивается вниз и образует сосульки, которые несут угрозу проезжающим под мостом машинам.
     Для начала необходимо было трещину расширить, но компрессор не завёлся и работать пришлось ломом (хорошая штука, всё время в рабочем состоянии). После того как трещина была расширена её предстояло заполнить щебенью перемешенной с мастикой. Наше руководство посовещавшись определило точную пропорцию, но через пару минут интенсивного перемешивания в две лопаты, от мастики не осталось и следа. Добавили ещё мастики, но и это не принесло результата. Только после ряда добавлений, перемешиваний, и советов со стороны дорожного руководства, нужная консистенция была достигнута. Наше руководство хотело трещину полностью не заполнять, а оставить пару сантиметров, чтобы на следующий день, когда смесь высохнет, заполнить их мастикой перемешенной с песком, но один из дорожного руководства был категорически против этого, он сказал что не позволит оставить такой перепад  в дорожном покрытии, поскольку это несёт опасность для движения транспорта. Он говорил это с такой ноткой ответственности, что мы даже немного прослезились от гордости за то что в дорожном управлении работают такие люди. Посовещавшись, наше руководство решило заполнить  эту трещину полностью щебенью с мастикой, а другую трещину, в качестве эксперимента, заполнить песком с мастикой. И работа продолжилась, при этом, всё это время, бригаду обступало такое количество людей, что казалось от нас ждут какого-то чуда. И выглядело, надо сказать, развернувшееся на мосту действие довольно комично – трудилось три человека, их усердным трудом любовалось чуть ли не два десятка человек, а мост под завязку был забит техникой. Бригада чувствовала себя крайне не уютно, и всё время хотелось оказаться с другой стороны. Когда трещины были заполнены, каток стал их укатывать. После трещин, наиболее опытная часть бригады ещё съездила залила отрезок какой-то  малопользуемой дороги мастикой, тоже в качестве эксперимента, и на этом рабочий день был окончен. С моста Витя довёз нас до остановки. А в общественном транспорте, домой, мы возвращались изгоями. Дело в том что наиболее опытной части бригады, после контакта с мастикой, пришлось отмываться бензином, а вот воды, чтобы помыться после этого, не нашлось, и запах бензина быстро отделил нас от общей массы пассажиров.
     На следующее утро все собрались на офисе, ждали решения дорожного руководства. Гриша скрашивал ожидание, рассказывая о том что дороги это одно из самых прибыльных дел, и если фирма получит подряд, то работы будет завались и деньги потекут рекой. Он с вдохновением говорил что в Донецке мостов много, а закончим с Донецком пойдём дальше, а там можно будет взяться и за сами дороги. Все слушали Гришу с довольными улыбками на лицах, но я, почему-то,  без веры отнёсся к подобному развитию событий:
     -- Да, да, Наполеон то же строил планы когда шёл на Москву, но в итоге пинали под зад до самой Франции.
     Все рассмеялись, а через час приехал Вривода и сказал что фирме было отказано.
     -- А вот и пинок, -- съязвил я.
     -- Ничего, -- не потерял энтузиазма Гриша, -- на наш век и крыш хватит.

     Утром Петрович на работе не появился, видимо справлялся с пережитым стрессом, но объём работы у нас был и без него, и мы с Пашей снова взялись за молотки, разнося по округе о союзе гвоздя и дерева. Но не успел Паша вбить и десяток гвоздей, как его вывел из рабочего процесса, зазвонивший телефон. Паша минут десять что-то слушал, а потом поделился со мной услышанным. Звонил его знакомый и рассказал что продаётся земельный участок с двумя недостроенными высотками, и можно неплохо заработать на посредничестве. Не знаю как Паша был с этим связан, но он всерьёз загорелся этой информацией. Убедившись что я ему в этом не помощник, он (переодевшись конечно) съездил на встречу с представителем продающей стороны, а приехав стал интенсивно вышагивая по улице, кому-то названивать.
     А я тем временем вбил в доску гвоздь, связав её со стропилой, и присел на каркас крыши. Передо мной лежал уют частного сектора, и то тут, то там проступали аккуратные, стройные двух, трёхэтажные домики, чего-то сумевших людей. Невольно сжимались в кулак повреждённые молотком, истыканные занозами и изъеденные раствором руки. Стиснув зубы от безысходности, я смотрел как Паша цепляется за полученный шанс, и к горлу подступала горечь от собственного бессилия.
     Наговорившись, Паша поднялся на крышу.
     -- Ну что нашёл покупателя? – спросил я.
     -- Нет, но связался с Гришей.
     -- Он найдёт?
     -- Сказал что это вопрос времени, и времени самого ближайшего.
     Остаток дня молоток в руках Паши стучал вяло, он часто промахивался, видимо его взгляд был затуманен мелькнувшими перед глазами, процентами.
     А утром следующего дня я застал Пашу в сильнейшем волнении. Поздно вечером ему позвонил Гриша и сказал что покупатель уже есть и надо чтобы утром у продающей стороны были готовы все необходимые документы. И Паша сразу же поспешил застолбить перед Гришей свои проценты, определённые им самим. Сжигаемый предвкушением лёгких денег, Паша провёл бессонную ночь, и не выдержав, позвонил представителю продающей стороны в пять утра, и тот уже к семи собрал на офисе нужных людей готовить документы. Но ни в десять, ни в два, Гриша так и не позвонил, и более того не брал трубку, и Паше пришлось оправдываться перед представителем продающей стороны. Ну а в шесть часов стало окончательно понятно что сделки не будет – Гриша выключил телефон. Паша конечно был раздавлен рухнувшими надеждами, но всё-таки несколько часов своей жизни, он жил в счастливом ожидании лёгких денег.
     Мелькнувшие перед глазами проценты разожгли в Паше жажду быстрого обогащения и полностью погасили желание трудиться. Начатый новый рабочий день продвигался со скрипом, Паша то и дело предлагал сделать паузу и выпить чая или закурив меланхолично смотрел с крыши в даль. В очередной раз, спустившись поставить чайник, Паша, после десяти минут в доме, куда-то сбегал, а после ещё десяти позвал меня пить чай. Когда я спустился он спросил:
     -- Есть у тебя деньги на телефоне?
     -- Гривен пять, -- сказал я, и протянул Паше телефон.
     -- Да нет, этого мало, -- в отчаянии махнул он рукой.
     -- Куда же тебе звонить? На городской?
     -- Нет, вот по телевизору викторина, надо угадать слово, и приз тысяча, а я его сразу угадал. Вот только выйти в эфир никак не могу. Был на счету полтинник, не дождался соединения с ведущей, кончились деньги, сбегал пополнил счёт на сотню, но и этого не хватило.
     Я посмотрел на экран телевизора.
     -- А тебя не смущает что задание слишком лёгкое для тысячи? – спросил я, оценив происходящее на экране.
     -- Ну не знаю, для кого как.
     -- И сколько это уже идёт?
     -- Да минут двадцать.
     -- И что, неужели за это время никто не угадал?
     -- Нет, но при мне правда дозвонился только один человек, -- сказал Паша и засмеялся, -- но у дурака ума не хватило  проверить ответ прежде чем звонить. Хрень какую-то промямлил.
     -- Ну подожди, тут написано «Прямой эфир», а ты говоришь что был в режиме ожидания на полторы сотни, и за  это время в эфир вывели только одного человека.
     -- Да.
     -- Так это, по-моему какой-то развод.
     -- И в чём тут развод, я же не платил ничего.
     -- Ну как не платил, а полторы сотни. Они видимо намеренно держат в режиме ожидания, снимая этим с твоего счёта деньги. Да и соотношение вопроса и приза лично меня сильно смущает. Я думаю что он специально такой лёгкий чтобы привлечь как можно больше желающих, и будь у тебя хоть та же тысяча на счету, тебе всё равно не дождаться соединения.
     -- А как же тот дозвонившийся?
     -- Подставное лицо.
     После моих доводов у Паши зародилось зерно сомнения в честности игры, но тут в эфир вывели дозвонившегося и он дал правильный ответ.
     -- А! Вот видишь, видишь, -- засуетился Паша. – Что ты теперь скажешь?
     -- То же подставное лицо.
     -- Да короче, -- уже раздражённо сказал Паша.
     А тем временем ведущая викторины объявила  новое задание, на которое блестящий ум Паши сразу же нашёл ответ, а увеличившаяся призовая сумма, заставила его занервничать.
     -- У тебя есть деньги? – в спешке спросил он.
     -- Да.
     -- Займи.
     -- Сколько тебе?
     -- А сколько есть?
     -- Две сотни.
     -- Отлично, то что нужно, давай, со мой сегодня на той работе рассчитаются и я сразу отдам.
     Я не стал настаивать на своём мнении об этой викторине, отдал деньги и Паша сбегал пополнил счёт. Но и в этот раз фортуна была не на его стороне, и он опять только провисел в режиме ожидания. И всё так же сначала вышел в эфир человек с неверным ответом, а потом, как раз под конец отведённого времени, появился и победитель. Несмотря на это, Паша всё ещё сомневался в справедливости моих суждений, и если бы не знал что я отдал ему все деньги, попросил бы ещё, тем более что снова угаданное им задание, и ещё большая призовая сумма, подталкивали к этому.
     В конце рабочего дня, с Пашей на «той работе» рассчитались, он отдал мне долг, и чтобы не искушать судьбу, решил отвезти деньги домой. На остановке, готовя мелочь для оплаты проезда, он порылся в карманах, и очень обрадовался обнаружив две пятидесятикопеечных монеты.
     -- О! отлично, по дороге сыграю на автоматах.
     Паша часто рассказывал о том что по дороге домой, если у него были при себе пятидесятикопеечные монеты,   он играл в игровые автоматы, стоявшие на улице, но никогда больше имевшихся монет, а если что выигрывал, то играть не продолжал, а забирал выигрыш, который по словам Паши иногда доходил и до пары сотен. И Паша очень гордился тем что мог вовремя остановится и не поддаться азарту, и любил похвастаться очередным выигрышем.
     Обнаруженные монеты подняли настроение Паше, и он поехал домой в хорошем расположении духа.
     Я приехал на работу раньше Паши, и когда заходил в дом, в нос мне ударил сильный запах мочи. Оказалось что ночью, будучи во хмелю, Эдик не осилил подъём по естественным надобностям и сходил под себя. Это бы ничего, с Эдиком такое бывало и он относился к этому философски, но пользуясь отсутствием Паши он соблазнился возможностью заснуть перед телевизором, и как следствие, промочил постельные принадлежности Паши, и диван. И это Эдика сильно беспокоило, он не знал что предпринять чтобы скрыть произошедшее, и заметно волновался, с тревогой ожидая приезд Паши.
     Я попытался подбодрить его:
     -- Ничего Эдик, не переживай, для Паши сюрприз будет, считай что ты отомстил ему за чай.
     Как-то Паша решил подшутить над Эдиком, заварив ему вместо чая древесные опилки, и Эдик выпил две кружки, ни о чём не догадываясь, а только пытаясь перебить неприятный привкус большим количеством сахара. И Паша был горд своим розыгрышем, и всем об этом рассказывал, зло посмеиваясь над Эдиком. Ну вот теперь и Эдик его разыграл.
     Паша приехал явно чем-то расстроенный, и ночное происшествие сильно усугубило его настроение, но Эдик отделался только парой грубых слов в свой адрес, и по лицу Паши было видно что его гложет более серьёзная проблема.
     -- Да что случилось? – решил я всё-таки спросить, видя в каком душевном состоянии находиться Паша. И закурив он поведал мне что  его так  угнетало.
     Приехав в Константиновку, он, как и планировал, сыграл в автоматы, и на второй монете выиграл пятьдесят гривен, но видимо всё ещё находясь в состоянии спровоцированном ожиданием легких денег, он не пошёл, как обычно, домой, а продолжил играть. Проиграв и выигрыш, и все имевшиеся у него при себе деньги, Паша отправился домой, но к сожалению для семейного бюджета, жены дома не оказалось, и он, влекомый вспыхнувшим азартом, извлёк всю находившуюся дома наличность и вернулся к автоматам. И снова всё проиграл. В общей сложности в тот день в игровом автомате Паша оставил семь с половиной тысяч.
    Выслушав его, я не стал расспрашивать о возможном домашнем скандале, и переодевшись, мы пошли работать. А Паша оказался парень не только азартный, но и не брезгливый. Подсушив на солнышке одеяло и простынь, он продолжил ими пользоваться и спать на подмоченном Эдиком диване.
     Петрович наконец справился с пережитым стрессом и вышел на работу, но втягивался в рабочий процесс плавно, по большей части проводя время за чаем и подшучивая над Эдиком. Особо его позабавила и подняла настроение история о его подмоченной репутации, я не смог удержатся и рассказал, но не чтобы унизить Эдика, тому было как с гуся вода, а удивляясь небрезгливости Паши. Петрович поддержал меня и повеселил несколькими остротами пущенными в адрес Паши. Еще больше, но уже всем, поднял настроение приехавший выздоровевший Витя. Он рассказал как успешно Гриша показал себя на строительстве мебельного склада. Пока рылся котлован всё шло ничего, но когда дошло дело до установки блоков, то тут-то Гриша и блеснул всеми гранями своего таланта, так хаотично раскидав блоки, что пришлось заказчику вызывать кучу специалистов чтобы всё упорядочить. С рук это Грише конечно не сошло, и после часового прилюдного линчевания, он с позором был изгнан с объекта.
     Вскоре мы Пашей закончили обшивать стропила и Сергей привёз специальную плёнку, которой надо было покрыть крышу перед ондулином. А Петровичу, в наказание за его прогулы, досталось прокладывать канализацию. Трубы для этого Сергей предоставил бэушные – он раньше их использовал в подсобном хозяйстве, и для каких-то целей в них было насверлено большое количество отверстий. Таким трубам Петрович возмутился: «Да что же мне укладывать дырявые трубы?», и в ответ на это возмущение Сергей привёз ему обычную плёнку и скотч. И вооружившись каждый своей плёнкой, мы приступили к работе – Петрович, матерясь и нервно сплёвуя на недобросовестное дело, укладывал в траншею обмотанные плёнкой трубы, а мы с Пашей, вооружившись степлером, крепили пленку к крыше. Занятие оказалось не из лёгких. Порывы ветра то и дело подрывали края, возвращая нас к уже пройденным местам, а большой, тяжёлый рулон, узкие щели между досок и часто не срабатывающий степлер, добавляли трудностей.
     Наступившее утро повергло Эдика в шок. Отправившись выполнять свои главные функции – выпустить собак по естественным надобностям и накормить, он обнаружил что комната служившая им будкой -- пуста. Ночью собак украли. От испуга и растерянности Эдик не знал куда себя деть, его руки тряслись, заикаясь он горячо оправдывался, снова и снова повторяя что не слышал во дворе ни шагов, ни лая, ни вообще какого-либо шума. Но нас и не удивило что преступная ночь не потревожила сон Эдика, собаки были дружелюбные, и в принципе не склонные лаять на людей, да и Эдик накануне вечером добавил к ужину немного алкоголя. Он очень боялся гнева Сергея, но тот приехав сказал что и хорошо что Эдик ничего не слышал, поскольку если бы он вышел ночью на шум, его наверняка бы избили. Сергея сильно огорчило произошедшее. Охота была их с Гришей любимым занятием. Они часто разъезжали по окрестным полям и посадкам, и почти всегда возвращались с добычей. Это та охота где всю работу берёт на себя собака – находя, догоняя и убивая зверя. В основном это зайцы. И у Сергея, и у Гриши, собаки породистые, с родословной и наградами, и одна из статей их доходов – дорого стоящие щенки.
     В попытке вернуть собак, Сергей обратился в милицию, и у него даже был подозреваемый – за несколько дней до кражи, один приезжий собаковод, приехавший издалека специально чтобы посмотреть на собак Сергея, долго уговаривал его продать их дорого, но Сергей отказался. В милиции заявление приняли с неохотой и даже не выехали на место преступления. Опасаясь такого же повторения и у себя, Гриша поспешил поставить на вольер сигнализацию и завёл бойцовую собаку, ещё правда пока не достаточно взрослую чтобы дать серьезный отпор, но гавкавшую громко и решительно.
     Через пару дней борьбы с ветром и степлером, мы с Пашей покрыли крышу плёнкой, а Петрович к этому времени проложил канализацию, и Сергей завёз ондулин. В утро когда наш коллектив планировал начинать стелить ондулин, я пришёл на работу первым, и в ожидании остальной части бригады стал заварить себе чай, но чайную церемонию прервал зазвонивший телефон. Это был Гриша. Он сказал что мне лучше не продолжать работать у Сергея потому что крыша делается долго, а Петрович небольшими авансами к этому времени выбрал немалую сумму, и за крышу уже практически нечего получать. И добавил к этому что Витя приступил к работам на доме у судьи, и предложил мне ехать туда, но попросил не говорить Паше об услышанном, поскольку необходимо кому-то помочь Петровичу доделать крышу. Выслушав Гришу, во мне сначала мелькнула благодарность ему за то что предупредил, но потом я понял что благодарить не за что. Он наверняка давно знал что получать уже нечего, но молчал, чтобы мы помогли Петровичу закончить крышу, а теперь начали дом у судьи, а работать видимо некому, вот он таким образом меня туда и отправляет. Поэтому обдумав всё, я решил поступить по-другому. Паша часто хвастался тем что на «той работе» хорошо платят и там ещё много чего надо сделать, и когда он приехал, я предложил ему вместе уйти работать туда. Паша обрадовался такому решению, и мы, собрав вещи и предупредив Эдика, отправились на новый (для меня) объект.

     Идти далеко не пришлось, всего шагов двадцать. Это был обычный одноэтажный дом. Калитка оказалась открыта (Паша предупредил о нашем вторжении) и мы вошли во двор, где нас радушно встретили чаем с заморскими сладостями. Такое начало пришлось мне по вкусу, и, отведав угощений и пообещав добросовестно и усердно трудится, мы пошли знакомится с ожидавшими нас, объёмами работ.
     К задней части дома, владелица его, а звали её Раиса Васильевна, планировала добавить пристройку. Фундамент в земле уже был (кем-то, когда-то залитый), и первым делом нам предстояло долить фундамент над поверхностью. Такая работа нам была знакома, и осмотревшись на местности, и убедившись в наличии всего необходимого, мы пошли переодеваться. Для этого Раиса Васильевна отвела подвал, выходивший как раз на будущую пристройку. В нём, в дальнейшем, она планировала устроить парилку и душевую. Там было две комнаты – одна, отведённая под душевую, оставалась с пока ещё земляными полами и голыми стенами, а другая, отведённая под парную, стараниями Паши уже была обшита вагонкой, а в дверном проёме уже стояла специально предназначенная для парной дверь. Паша решил похвастаться проделанной им работой, и распахнув дверь парной, гордо спросил:
     -- Ну как?
     Оценив его работу, я в свою очередь спросил:
     -- И тебе за это заплатили?
     -- Да, а что? – крайне удивлённо спросил Паша.
     Он как-то рассказывал о том что обшивает баню, и из его текста у меня сложилось впечатление что он в этом специалист, но оказалось что нет. В парилке не было ни одной ровной стены. При креплении бруса, к которому Паша потом крепил вагонку, он явно не использовал уровень, в результате чего, все стены парной заваливались и вперёд и в бок. Особенно сильно это было заметно на угловых полосах, которые Паше пришлось подрезать наискось. Лежаки то же были кривы во всех направлениях, а внешние углы ничем неприкрыты и даже не зачищены в местах подрезания. А ещё он не учёл, что перед вагонкой следовало бы сначала положить на пол плитку. Но хуже всего было то как Паша закрепил вагонку. Он просто прикрутил её к брусу саморезами, прямо по центру полос, в результате чего вся парная была обильно украшена чёрными шляпками саморезов, что окончательно портило её внешний вид, который испортится ещё больше когда метал начнёт ржаветь. В дополнение ко всему, в парилке отсутствовало какое-либо отверстие под вытяжку. Я сказал Паше о всех его упущениях, но он махнул на это рукой: «А, и так сойдёт».
     Переодевшись, мы занялись опалубкой. В середине дня Раиса Васильевна позвала нас обедать. На мой довольный взгляд, Паша ответил что она всегда кормит. Это очень порадовало – горячий, домашний обед, вместо сухомятки, это хорошая прослойка в рабочем дне. За обедом Раиса Васильевна рассказывала о своих дочерях, у неё их две. Одна из них живёт в Донецке,  и живёт довольно скромно. У неё трое детей и она не замужем. Другая работает в Швейцарии, где в одном из баров склоняет мужчин к дополнительному заказу спиртного. С заработанных ею денег и был куплен этот дом, она же и была инициатором развернувшегося строительства и финансировала его. Вообще Раиса Васильевна очень много успела рассказать за время обеда о своей родне, очень много даже совсем личного и лишнего, но видимо это была плата за вкусную еду, и пришлось терпеливо слушать. Пообедав, к вечеру мы управились с опалубкой и каркасом, и на следующий день приступили к бетонным работам. У Раисы Васильевны была бетономешалка и дело шло быстро, правда щебень и песок приходилось доставлять с улицы, но тачка сильно облегчала это. Вот правда толком помыться оказалось негде, а к окончанию рабочего дня мы замарались порядочно. Паша спеша на автобус, обмылся в стоявшей во дворе, и наполненной водой ванне, и ушёл, а вот мне хотелось помыться основательно. Под яблоней я установил поддон, через ветку перекинул шланг, и принял, правда холодненький, но очищающий душ.
     На следующее утро, только я пересёк калитку, Раиса Васильевна повела меня к небольшому строению стоявшему во дворе. Это оказался летний душ. Вчера, выйдя во двор, она увидела как я плескаюсь голышём под струёй воды, и вот поспешила обозначить что для такой процедуры есть специально отведённое  место. Вскоре приехал Паша, и мы стали снимать опалубку. Оценив фундамент, и наградив нас весомым «молодцы», Раиса Васильевна поделилась с нами планами на эту пристройку. Её дочь, та которая работает в Швейцарии и спонсирует строительство, непременно хотела иметь  в доме бильярдную. Не то чтобы она играла на бильярде или хотела этого в дальнейшем, а так видимо просто считала что бильярдный стол в доме просто необходим. Окинув площадь пристройки я усомнился в том что она достаточна даже для непрофессионального стола. Паша согласился со мной, но для проверки нашего предположения мы прозвонили по нескольким объявлениям  о продаже бильярдных столов, чтобы узнать какие есть размеры. И действительно площадь пристройки была явно мала для комфортной игры на бильярде. Раиса Васильевна очень расстроилась из-за этого и взяла паузу до утра чтобы всё обдумать, но не найдя решения, спросила совета у нас. Включив свои архитекторские способности, мы предложили оставить эту комнату как предбанник, а то не очень то уместно будет попадать из душевой сразу в бильярдную, и добавить ещё одну комнату, уже с нужными размерами. Получив согласие, мы дозаказали песок и цемент (с расчётом и на кладку), и наметив размеры будущей бильярдной, приступили к земляным работам. К концу рабочего дня решился вопрос с проживанием Паши, он снял за умеренную плату дом у подруги Раисы Васильевны, и больше не тратил время на поездки из и в Константиновку, и мы допоздна стали затягивать рабочие дни.
     В один из дней, задержавшись с утра по своим делам и явившись на работу только к обеду, я увидел что Паша успел до моего появления залить оставшуюся часть фундамента. Я удивился его такой активности, на оставшийся объём должно было уйти гораздо больше времени, которое в основном отнимала именно доставка щебени и песка с улицы. Меня конечно порадовало трудовое рвение Паши, но я поинтересовался как это он так быстро сумел управиться. Оказалось что он вместо щебени, при замесе использовал лежавший рядом шлак. Будучи человеком неопытным в строительстве, я всё же усомнился в правильности этого решения, особенно учитывая что это фундамент, в своей сути, основа прочности постройки, но Паша успокоил меня своим весомым: «да всё нормально». Поверив слову, возможно специалиста, и закрыв эту тему, мы отреагировали на призыв Раисы Васильевны, и пошли обедать. Подкрепившись супчиком, мы расположились с чаем во дворе, но насладится чаем в тишине не дал, зазвонивший у Паши телефон.
     -- О! Витя, -- удивлённо сказал он, посмотрев на экран, и поколебавшись, принял вызов.
     К слову, Паша имел свои особенности в завершающей стадии телефонного разговора. Так например часто, заканчивая разговор и прощаясь, он в последний момент вдруг находил что ещё сказать, и закончившийся было разговор вспыхивал с новой силой, сказав что хотел, он снова начинал прощаться, но в последний момент снова находил что сказать, и прощание, в таком ключе, могло затянутся и на пол часа. Ну или он мог с десяток раз попрощаться в различной интерпретации, чередуя это с короткими текстовыми вставками, не дающими возможности собеседнику повесить трубку. Вначале я мирился с этим его словоблудием, но потом стал пресекать, быстро сбрасывая после первого «Пока».
     Разговор с Витей шёл не долго, и Паша всё больше слушал, и по лицу было видно, что он жалеет о том что взял трубку. Закончив разговор коротким: «Я понял», Паша закурил, и несколько возмущенно  поделился со мной услышанным. А дело было в кладке, которую Паша положил на доме у судьи. Когда Вася-Лётчик начал кладку поверх Пашиной, то оказалось что то что наклал Паша практически не держится, и Васе пришлось полностью разбирать Пашину кладку. И теперь Витя, поскольку Паше было заплачено за эту работу, требовал от него оплатить переделанное Васей. Увидев улыбку на моём лице, Паша зло добавил что и мою кладку тоже перекладывали. Это было неприятно слышать. Я всегда качественно мешаю раствор, да и вообще имею привычку стараться всё делать добросовестно, опираясь в этом на те же принципы что и Лев Толстой, но если уж так получилось, то я готов был отдать деньги.
     -- И сколько с меня? – спросил я Пашу.
     -- Не знаю, он не сказал. Потом вроде тебе позвонит.
     -- А с тебя сколько?
     -- Две сотни.
     -- Так съезди, отдай, не так много.
     -- Да пошли они. Буду я ещё ездить, -- очень раздражённо, сквозь зубы, сказал Паша, и в знак своего отношения к возникшей проблеме, демонстративно сплюнул.
     Ну а пока мы пили чай, Раиса Васильевна общалась по скайпу со Швейцарией. Закончив разговор она пришла к нам с обновлёнными планами на пристройку. Её дочь захотела сделать пристройку двухэтажной, и в связи с увеличившейся площадью, добавить к бильярдной и предбаннику – котельную, кухню, спальню, и ванную комнату, и сделать помимо входа с дома и вход со двора. Раиса Васильевна попросила нас продумать как всё лучше устроить, и нашим архитекторским способностям был брошен серьезный вызов. И часть сложностей исходила от особенности ландшафта местности. Дело в том что двор имел довольно большой уклон и та стена к которой мы пристраивали, была сильно поднята над землёй. Выводить пристройку на ту же высоту Раиса Васильевна не хотела, поскольку из-за большого уклона противоположная стене дома стена пристройки, уж через чур сильно была бы поднята над землёй. Поэтому начинаться комнаты пристройки будут ниже комнат дома, а сам дом, в итоге, окажется на уровне между этажами пристройки. И для перехода из дома в пристройку нужна будет лестница, но из-за небольшого размера первой комнаты пристройки, места для неё было мало, и её можно было сделать только с крутым подъёмом. Крутой получалась лестница и из пристройки в душевую бани, а это всё Раису Васильевну совсем не устраивало. Не устраивали её и ступени на входе в пристройку со двора, и довод что они неизбежны, поскольку двор под уклоном её не убеждал. Но сделать вход там где ступеней получалось минимально из возможного, Раиса Васильевна не хотела, поскольку они перегораживали бы проход, а там где вход был уместней всего, ступеней для Раисы Васильевны получалось слишком много. Возникали сложности и с тем чтобы наложить комнаты на уже готовую основу, и перевязать их с лестницами, проходами и дверными проёмами. Были и другие нюансы усложнявшие поиск правильного решения, и мы с Пашей долго ломали голову как всё лучше устроить, но озарение – завершающая часть упорной умственной работы и оно пришло и к нам. Компромисс был найден, архитектурный проект утверждён, и мы снова взялись за лопаты, поскольку нам ещё предстояло долить фундамент под прихожую. В процессе работы Паше несколько раз звонил Витя, а потом и Гриша, но Паша решил их игнорировать, и трубку не брал.
     Разобравшись с фундаментом, мы решили сразу заняться канализацией, с которой была своя особенность, доставшаяся Раисе Васильевне от прежнего владельца. В этом районе не было системы отвода стоков, и в основном доминировал ямочный вариант, но между двух улиц, на одной из которых  жила Раиса Васильевна, текла небольшая речка, и владельцы тех домов чьи дворы выходили к реке, без зазрения совести направляли свои стоки к воде. У Раисы Васильевны дела обстояли так же. По канализации мы пока ограничились тем что заменили старую чугунную трубу в доме и пристройке на пластиковую, и установили крестовины для будущих разводов, оставив общее движение в том же направлении.
     А дальше по плану были стены. Паша, блеснув математическими способностями, вывел нужное число шлакоблоков и сделал заказ. Меня беспокоило начало кладки, поскольку я раньше шлакоблок не ложил, но Паша уверил меня что это плёвое дело, и чтобы сделать почин более торжественным, я, утром, перед работой, заехал на рынок и купил мастерок, уровень и отвес.
     Утро на объекте, у нас обычно начиналось одинаково, во дворе мы сталкивались с Раисой Васильевной, которая, поздоровавшись, делилась с нами последними новостями из жизни её родни, разбавляя их событиями прошлых лет, характерами и деталями личной жизни. За короткий срок мы узнали очень много о её семье, но зачастую излагаемая информация была слишком личной, и я не понимал как вообще можно рассказывать о близких людях такие подробности. Помимо родни, Раиса Васильевна считала нужным информировать нас и о жизнедеятельности её знакомых и соседей. Эта утренняя процедура тяготила нас, и мы с Пашей старались её избегать, по возможности заходя во двор тихо и поскорей приступая к работе, но если утром выброс информации не происходил, то она настигала нас за обедом или даже прямо во время работы. Говорила Раиса Васильевна при этом всегда быстро и настойчиво, и мы не решались её прервать, отчасти из вежливости, а отчасти, большей части, чувствуя себя обязанными за полноценный  и вкусный обед. Так что полчаса, а то и час, в рабочем графике, у нас неизменно уходил на ознакомление с жизнью прилагающихся к Раисе Васильевне людей.
     Но мы довольно быстро нашли способ компенсировать время потраченное на болтливость Раисы Васильевны, и обозначив для себя цену за её выслушивание, стали включать проговоренное время в оплату – неофициально конечно.
     Добравшись с покупками до работы, и приняв свежую порцию новостей, разбавленную чаем, мы с Пашей стали готовится к приёму шлакоблока. И для того чтобы не тягать его через весь двор, разобрали один пролёт забора. Когда длинномер прибыл, к нам на помощь поспешил Эдик. Он часто подкармливался у Раисы Васильевны, делая мелкую работу и получая за это помимо горячего обеда, на сто грамм и сигареты. Раиса Васильевна попросила нас не затягивать с выгрузкой, поскольку свыше двух часов простоя оплачивались, и мы ударно управились за сорок минут, чем расстроили водителя, рассчитывавшего поживится на простое, и порадовали Раису Васильевну, наградившую нас щедрым обедом. Я было намекнул ей о оплате разгрузки, но аргумент: «Для себя же разгружаете», поставил меня на место. Расправившись с обедом, мы положили рубероид и  приступили к первому ряду, но воцарившую гармонию мастерка и раствора вскоре прервал зазвонивший у Паши телефон.
     -- Незнакомый, -- как-то встревожено произнёс Паша, но помедлив, вызов принял.
     Первые же слова с той стороны заставили Пашу нервничать, и видимо сожалеть о принятом решении. Выслушав, скорее всего, что-то неприятное, он, немного суетясь, торопливо проговорил в ответ:
     -- Да я сейчас в Константиновке, но когда приеду сразу отдам.
     Повесив трубку, Паша посмотрел на меня.
     -- Гриша, -- подавленно сказал он, и хотел ещё что-то добавить, но тут зазвонил мой телефон.
     Звонил Гриша. Я растерялся. Понятно было что он спросит за Пашу, и мне надо будет либо сдать его, либо портить отношения с Гришей, чего я совсем не хотел. Но Гриша сам избавил меня от выбора. Поздоровавшись, он сразу сказал что знает что мы с Пашей на работе, и если Паша не хочет серьезных проблем, то ему лучше выйти на улицу поговорить. Я передал Паше сказанное, но тот застыл в нерешительности, спрашивая меня взглядом что делать. Видя его колебания, я  объяснил ему, что Гриша человек суровый и целеустремлённый, и что-то решив, он своё обязательно дожмёт, а если Паша намеревается и дальше тут работать, то вряд ли он сможет бесконечно шифроваться, и ему лучше выйти поговорить, тем более что цена вопроса две сотни. Паша нехотя, но пошёл, и вернулся минут через десять в крайне удручённом состоянии. Закурив, он поведал мне как всё прошло. Ожидаемо, Гриша стал наезжать на него не столько из-за денег, сколько из-за того что он морозился. Паша попытался оправдаться, а после заверил Гришу, что как только получит зарплату, он сразу же рассчитается с Васей. Гриша настоял на том чтобы Паша при нём позвонил Вите, и повторил сказанное ему. Паша достал свой, новый, дорогой, недавно купленный, последней модели телефон и набрал Витю. Когда разговор был окончен Гриша, заинтересовался телефоном Паши, и попросил посмотреть. Повертев телефон в руке, Гриша положил его себе с карман, заверив, забеспокоившегося Пашу, что отдаст телефон как только он рассчитается с  Васей. И вот Паша, нервно вышагивая, обдумывал как ему поступить. У него в Донецке работал какой-то родственник в милиции, и он рассматривал вариант обратиться к нему.
     -- Ну как поступить, как ты думаешь? – спросил он меня.
     -- Не знаю, это тебе решать. Каждый берёт по себе.
     -- А ты как бы поступил?
     -- Ну, я бы приложил максимум физических усилий чтобы вернуть телефон на месте. Ну а так отдай деньги. Это же не неподъемная сумма для тебя.
     Остаток дня Паша отработал в задумчивом настроении, а утром сильно запоздал на работу. Приехав, он объяснил что ездил домой за деньгами, а оттуда сразу на Витин объект, где и рассчитался с Васей. Я протянул Паше свой телефон чтобы он позвонил Грише, но Паша нервно махнув рукой сказал: «Да хрен с ним, с тем телефоном», и достал из кармана свой старый телефон: «Пока с таким похожу».
     Как я не старался, а угнаться за Пашей не получалось, он ложил на порядок быстрее. Сложней всего мне давалась работа с отвесом, сильно задерживавшая на углах и проёмах. Паша проходил эти этапы легко, хотя помня эпизоды при кладке у Сергея, меня это беспокоило. Мы делили деньги поровну, не зависимо от того кто сколько сделал, и Паша не напрягался из-за того что ложит больше, но подталкиваемый спортивным интересом, я находился в несколько угнетённом состоянии из-за того что всё время был в роли догоняющего, и рабочие дни проходили для меня немного нервно. Облегчение приносил только обед, где отсутствовал соревновательный момент, и можно было расслабится, и дать пище сделать своё дело.
     В один из таких дней, заполнив свои желудки жаренной картошкой с мясом, мы с Пашей, взяв по чашке чая, как обычно, расположились для послеобеденного отдыха, на лавочке во дворе. Погода была уютно тепла, и вокруг стояла убаюкивающая тишина, которую совсем не хотелось нарушать. Но спокойствие дня скоро разрушил раздражённый крик и подкрепляющий его стук, видимо ногой, по калитке. Кто-то усиленно звал Эдика.
     -- Да это же Петрович, -- спохватился Паша.
     И действительно голос кричавшего был похож на голос Петровича, только в том его редком звучании, когда в нём не проступают алкогольные оттенки. Мы поспешили выйти на улицу. Это был Петрович. Он наконец-то дозвался Эдика, и в калитке маячила его открытая физиономия. Рядом с воротами стояли Жигули с зятем Петровича у водительской двери. Петрович о чём-то спорил с Эдиком, и в этом споре уже срывался на крик, а Эдик отвечал ему своей невозмутимой улыбкой. Понимание видимо не было достигнуто, и калитка между ними закрылась. Петрович, нервно сплёвуя и матерясь, направился к машине, но увидев нас остановился и заулыбался. Подойдя, мы поздоровались и поинтересовались о причинах столкновения у калитки. Оказалось что Петрович приехал забрать свой инструмент, но Эдик отказался его отдавать, ссылаясь на запрет Сергея. Мы расспросили подробней, и выяснилось, что после нашего ухода, Петрович отработал на доме один день, и больше там не появился, посвятив всё своё время познанию себя.  Заглянув в самые глубины своего сознания, и обретя  внутреннюю гармонию, он вернулся в реальность, но найдя, там, глубоко, какие-то ответы, он не захотел дальше продолжать этот объект, и вот приехал за своим инструментом. Но Сергей, видимо ждавший подобного шага, и уже успевший выдать Петровичу больше чем тот заработал, решил видимо инструмент удержать в качестве компенсации. И Петрович был этим сильно раздражён, поскольку это уже далеко не первый объект с которого он не смог забрать свой инструмент.
     Только мы разговорились, из машины стал раздаваться нарастающий шум. Чётко слышались два женских голоса, матерящихся и что-то требующих, а так же плачь ребёнка, кричавшего то ли по своей надобности, то ли подражая взрослым. Петрович объяснил, что в машине его жена и дочь со своим ребёнком. Он попытался их утихомирить, но в ответ получил только усилившееся матерное доминирование, из которого всё-таки удалось понять, что дамы требуют ехать. Стоял такой угнетающий фон от этого шума, что я невольно сделал несколько шагов назад, чтобы выйти из зоны поражения. Увидев мой манёвр, Петрович понимающе заулыбался. А я прибавил к этим двум дамам и ребенку, ещё одну дочь и её ребёнка, и содрогнулся, представив, в какой заряженной атмосфере  Петрович существует. За эти несколько минут рядом, жизнь для меня показалась далеко не такой уж прекрасной, а день не таким уж и солнечным. Впрочем Петрович, судя по виду, чувствовал себя вполне комфортно в такой обстановке, а вот Олег выглядел как-то совсем затравленно, он, улыбаясь своей глупой улыбкой, то порывался подойти к нам, то жался к машине, опасаясь обрушения гнева на себя. Хотелось поговорить с Петровичем, но голоса из преисподней требовали отправления. Решив не искушать судьбу, Петрович подчинился требованию, и груда раскалённого метала унесла его грешную душу, ну а мы, вылив остывший, несмотря на то что находились всё это время в одном из кругов ада, и потерявший для нас всякую радость, чай, вернулись к работе.
     Утром, направляясь на объект, я увидел у дома Сергея Витину машину, а подойдя поближе, разглядел и его за рулём. Увидев меня, Витя вышел из машины, и мы обменялись рукопожатием. Витя сказал что приехал чтобы решить какие-то вопросы по продолжению строительства, а я, в свою очередь, спросил у него что там на доме у судьи с моей кладкой. Но оказалось что с моей кладкой всё нормально и он Паше о ней ничего не говорил. Видимо у Паши были гнилыми не только зубы, но и в душе присутствовала гнильца.
     Продолжая разговор, я поинтересовался у Вити о том как обстоят дела на доме у судьи, и он сказал что там пока трудится только Вася. Витя в свою очередь поинтересовался нашей работой, и я показал ему что мы уже успели понаделать. По ходу, мы нормально поговорили, чему я был рад, поскольку беспокоился о том что он сердится на меня за мой такой неожиданный демарш.
     Ну а рабочее утро пришлось начать с выколачивания из бетономешалки, раствора, который Паша вчера там забыл. А в отместку за кирпич, я решил его немного разыграть. Он не раз показывал заинтересованность в поездке на заработки заграницу, и когда он явился, я сказал ему что в его отсутствие подходила Раиса Васильевна, и помимо свежих новостей, сообщила мне что её дочь ищет человека для работы в Швейцарии на очень выгодных условиях, с проживанием, питанием, и хорошим заработком, и Раиса Васильевна предлагала поехать кому-то из нас, но я ответил ей отказом, и за себя, и за него. От такой информации Паша пришёл в сильное волнение, он порывался пойти к Раисе Васильевне с согласием, но я остановил его, сказав что она уже нашла человека. Остаток дня, Паша ходил злой на меня, а под вечер не выдержал и всё-таки обратился к Раисе Васильевне, которая ответила ему что ни о каких вакансиях в Швейцарии не слышала. После этого, Паша злился на меня ещё пару дней. Очередной надутый его воображением пузырь обогащения снова лопнул, оставив видимо горький осадок.
     На один вечер, по просьбе Раисы Васильевны, мы переквалифицировались в грузчиков. У неё было три квартиры в Донецке, частью нажитые, а частью купленные с переводов из Швейцарии, которые она сдавала в наём. И нам допоздна пришлось перевозить мебель с квартиры на квартиру, готовя их к приёму новых жильцов.
      А на следующий день, пользуясь устоявшейся без дождя погодой, мы взялись за крышу над жилой частью дома. К нему с одной стороны была добавлена пристройка, и у крыши с этой стороны был перепад. И Раиса Васильевна хотела выровнять крышу (которая, к слову, была двухскатной), и заменить шифер на кровельный метал. Паша провёл подсчёт, и после ряда манёвров, двор заполнили – дерево, кровельный метал и рубероид. Несмотря на жаркие сухие дни, нам немало пришлось поволноваться, опасаясь внезапного дождя, который, нагрянув в момент когда крыша будет разобрана, нанёс бы немалый ущерб имуществу Раисы Васильевны. Поэтому для сокращения времени без крыши, мы не стали менять стропила, а только пришили к той стороне что надо было выровнять, новый брус. Конечно в таком виде крыша получала смещённый от центра конёк, и Раиса Васильевна возмутилась этому, но аргумент что мы этим экономим на брусе, её вполне удовлетворил.
     Сложностей в работе добавил совет Петровича, который он дал Паше ещё когда мы работали у Сергея (Паша уже тогда обдумывал предложение Раисы Васильевны заняться этой крышей, и проконсультировался у Петровича по поводу утепления). Так вот, Петрович посоветовал поступить следующим образом -- после того как стропила обошьются доской а доска рубероидом, набить поверх рубероида бруски, между которыми и заложить утеплитель, а сверху снова постелить рубероид, а потом уже листы метала. Звучало это всё умно, но на деле оказалось очень непросто в исполнении. У нас конечно было пару трапиков, но при укладке листов, то и дело приходилось становиться на бруски, и мы, часто промахиваясь, рвали рубероид. Только потом, намучившись и управившись, мы додумались, что можно было и по-другому, более удобным способом, утеплить крышу.
     Сделав прилагающиеся к крыше работы, а именно ветровую доску и фронтон, мы снова вернулись к возводимой нашими усилиями пристройке, где приступили к укладке, перед последним рядом первого этажа, брусов под полы и потолок. Немало пришлось поломать голову над тем как устроить лестницу из дома в пристройку, но когда решение было найдено и основа заложена, Раиса Васильевна посчитала что проход не нужен, чем сильно нас огорчила, вышла лишняя, и умственная, и физическая работа.
     Получив деньги за крышу, Паша купил себе новый телефон, такой же самый как и тот что растворился в кармане Гришиной рубашки. Его же небрежность в работе привела и к общим лишним тратам: Мы крепили доски к брусу, чтобы ходить по ним подымая второй этаж, и Паше надо было отрезать от доски часть. Доска лежала краями на брусах, и Паша, поленившись поднимать один край чтобы он был на весу, решил отрезать доску так. Это привело к тому что зажало диск. Паша попытался освободить диск не выключая болгарки. В результате у болгарки, от стыда за такого работягу, сгорел двигатель. Цена за ремонт оказалась не сильно меньше цены болгарки, так что пришлось покупать новую. Покупать с общих денег. Мне конечно хотелось чтобы Паша за свою глупость заплатил со своего кармана, но заработанное мы делили поровну, и помня шлакоблок, я промолчал, так что пришлось и это поделить поровну. А вообще, за время работы у Раисы Васильевны, мы уже успели обзавестись и болгаркой и шуруповёртом и другим инструментом, и смело могли называть себя, пусть маленькой, но бригадой.
     Уложив доски и разгрузив свежую порцию шлакоблока, мы стали готовится к кладке, но в процессе подготовки столкнулись с одним осложнением. Стена образующая основной дом, была и стеной пристройки, но второй этаж выходил выше этой стены, и мы планировали её подымать, но когда оценили состояние стены, поняли, что она может не выдержать нагрузку шлакоблоком, и перед нами встал вопрос – «Что делать?». Гнать стену снизу был не вариант, и в отчаянии я даже подумывал обратиться за советом к Вите, но озарение вновь настигло нас, и выход был найден. Решили сделать по принципу оконного пролёта, то есть уложить вдоль стены дома на стены пристройки двутавр, шириной в шлакоблок, и на нём выгнать недостающие ряды, а чтобы уменьшить нагрузку на двутавр, снизу, посередине стены, выгнать колону.
     Но второй этаж, Паша подымал сам. Мне пришлось на время отойти от стройки, и я только раз приехал, чтобы помочь установить двутавр. Паша временно нанял какого-то помощника, и довольно стремительно продвигался ввысь. Вернулся я только к последнему ряду и сразу поднял вопрос о бетонном поясе.  Но Паша был категоричен. Он сказал что тот совершенно тут не нужен, приведя в пример дом Сергея, где два этажа были выгнаны из четырёх видов бэушного кирпича, и дом спокойно существовал без всякого пояса, никак своим видом не показывая что когда-нибудь может рухнуть. Аргумент был весомый, и уложив потолочные брусы и прогнав последний ряд, мы взялись за крышу (которая то же будет двухскатной). Паша провёл подсчёт……. С установкой каркаса проблем не возникло, сложности начались при раскатывании рубероида, его то и дело подрывало порывами ветра, и никакое количество скоб не могло его удержать. Только потом, когда он был постелен, но с применением дополнительных мер, а именно придавлен сверху, временно, до укладки листов, доской, мы поняли, что сначала надо было сделать франтоны, через их отсутствие ветер и гулял, разбрасываясь порывами. Еще большие сложности возникли с укладыванием листов метала. Если мы выставляли лист ровно по боковой стороне, то он оказывался не ровно по отношению к нижнему краю крыши, и к концу, ряд, выступал на лишних сантиметров пятьдесят, если же мы выставляли лист ровно по нижнему краю крыши, лишний выступ получался с боковой стороны. Мы долго перекладывали листы в поиске оптимального варианта, но потом просто срезали лишнее болгаркой. На мой вопрос почему так получилось с листами, Паша не смог дать ответ, и я позвонил Петровичу, который объяснил мне что крайние стропила надо выставлять по отвесу, и у нас они были просто завалены. Я спросил Пашу почему мы не выставляли стропила по отвесу, и он ответил что не знал об этом. Мне стало интересно сколько же крыш он до этого объекта сделал, и оказалось что крыша у Сергея была первой. Это сильно удивило меня, поскольку когда Раиса Васильевна спросила нас  возьмёмся ли мы за крыши над домом и пристройкой, Паша твёрдо ответил что да, и так решительно, и как бы со знанием дела взялся за работу, что у меня не было сомнений в том что он знает что делать. Более того, из дальнейших расспросов, я узнал что Паша вообще впервые оказался на стойке на доме у судьи, и до этого никакого отношения к ней не имел, а работал охранником. Этот факт совсем стал для меня неожиданностью, поскольку какую бы работу нам Раиса Васильевна не предлагала, Паша брался за неё так, как будто это для него привычное дело, а тут получилось что мы возвели пристройку на одних его предположениях. У меня правда уже давно (и надо сказать не без оснований) появились сомнения в его способностях, и в какой-то момент даже мелькнула мысль уйти с этого объекта, чтобы не быть причастным к недобросовестной работе и возможным последствиям, но желание хорошо зарабатывать оказалось сильней моей совести, хотя борьба за качество не прекращалась ни на миг, и я старался всё делать добросовестно, и по мере возможностей правильно, и требовал этого от Паши, и у нас даже на этой почве иногда возникали серьезные конфликты.
     Переварив информацию о полном отсутствии опыта и знаний у Паши, я напомнил ему эпизод со шлаком:
     -- Как же ты принял такое решение, если не разбираешься в этом. Ведь от фундамента зависит надёжность дома, а ты своей  небрежностью и пофигизмом вообще ставишь под сомнение эту постройку. Тут же будут жить люди, а если это всё рухнет.
     Но никакие доводы на Пашу не действовали – ни то что рецепт бетона взят не с потолка, ни то что люди принимающие решения на стройке долго перед этим учатся, ни то что надёжность строения напрямую зависит от качества выполненных работ. Он стоял на своём: «Да всё будет нормально», и никак не хотел соглашаться с тем что  поступил опрометчиво. Паша вообще был из того типа людей, и я замечал за ним это уже не раз, которые никогда, и ни при каких обстоятельствах не признают себя неправыми. Какие бы аргументы, доводы, доказательства вы им не предоставляли, они всё равно будут стоять на своём. И я не смог достучаться до Паши, и оставалось только надеяться, что всё действительно будет нормально.
     Утром нас встретило раздражение Раисы Васильевны, и сразу же повело к пристройке. Вчера у Раисы Васильевны были именины, и одна гостья (работавшая на стройке) обратила её внимание на сильно заваленный угол второго этажа. В этот угол и указывало раздражение, требуя объяснений. Я предоставил Паше объясняться, поскольку не имел к этому отклонению никакого отношения, но он только что-то невразумительное промычал в ответ. Вообще, претензий у Раисы Васильевны к нам накопилось немало, но она на многое закрывала глаза, нежилая видимо обременять себя ещё одной заботой, и снова погружаться в поиск хорошеё бригады, что сделать на самом деле очень непросто – добросовестный и умелый шабашник, экземпляр редкостный и занесённый в красную книгу. Было видно, что её вообще эта стройка тяготит, и я не понимал, как её дочь могла додуматься нагрузить мать, которой стоило бы на пенсии большую часть времени тратить на балование внуков, такой задачей, с которой не каждый то и мужчина справиться. Сколько нервов она уже сожгла на принятии решений как лучше сделать, на поиске материалов, рабочих, на всех этих сложностях, неизменно сопровождающих строительство. И пока  дочь наслаждается размеренной швейцарской жизнью, Раиса Васильевна по её наитию, окунулась в заботы, которые ей наверное всё же не по плечу, и уж точно в тягость.
     Не успело всё как следует нормализоваться во взаимоотношениях заказчика и исполнителей, после инцидента с заваленным углом, и прошло не так уж много времени с того момента когда Паша сделал парилку, как Раиса Васильевна снова встретила нас раздражением, но в этот раз повела в подвал, где указала пальцем в подшитую Пашей вагонку. Она вся обильно была укрыта грибком. На упрёк Раисы Васильевны Паша снова не нашёл что ответить, и Раиса Васильевна потребовала чтобы вагонку полностью разобрали, поскольку скоро приезжает её дочь из Швейцарии, и будет лишним если она увидит на что были потрачены её деньги. Но финансовых претензий Раиса Васильевна не предъявила.
     А вскоре приехала дочь. Обжившись и осмотревшись, она устроила матери настоящий разнос. Сначала ей не понравилось место где мать купила дом, потом не понравился и сам дом, но каплей переполнившей чашу, и давшей импульс выплеска негатива, стала межкомнатная дверь, которую Паша установил в доме ещё когда здесь только подрабатывал. Простенок был выложен в пол кирпича, а это двенадцать сантиметров, но Паша умудрился и в них выставить дверь косо. В дополнение к этому, деревянные полы, которые Паша уложил в комнате дочери,  в нескольких местах скрипели, а в нескольких местах и просели. И не скоро прекратился поток претензий, и закончив рабочий день, мы тихо ушли, чтобы не попасть под горячую руку. А на следующий день, призвав меня в помощники, Паша первым делом, занялся переустановкой двери.
     Долго дочь не задержалась, и побыв немного, снова укатила в свою благополучную Швейцарию, а пока была и не пыталась взять на себя управление стройкой, а всё так же нагружала мать и пожеланиями и претензиями.
     Закончив с крышей и всем прилагающимся к ней, мы приступили к внутренним работам, и первым делом взялись за ступени в баню. Для этого надо было вырубить часть фундамента дома, мешавшую проходу. Я усомнился в разумности этого, но Паша, нисколько в себе не сомневаясь, приступил к делу. Какой всё-таки решительный парень. Видимо нет дела за которое он не готов был бы взяться. А какая уверенность в себе. Как легко он принимает решения, и как легко примеряется с собой, если что-то пошло не так. Как небрежно он перечёркивает неудачи и забывает о них, не теряя при этом веры в свои способности.
     Вооружившись болгаркой и кувалдой, Паша быстро разрушил мешавшую часть фундамента, а после вырубил лопатой ступени в земле. Но вырубил их кое-как, без рулетки и на глаз. Получилось всё очень криво, и мы потратили ещё пару часов чтобы с помощью опалубки выставит ровные ступени и подготовить их под заливку бетоном. На мой вопрос почему нельзя было сразу ровно вырубить, чтобы потом меньше возиться с опалубкой, Паша только пожал плечами.
     После ступеней мы стали готовиться к заливке бетонных полов на первом этаже, но тут нас ждал неприятный момент. Отбив водяным уровнем отметки, я вспомнил что потолочные брусы мы уровнем не выставляли, и пройдясь рулеткой, обнаружил разницу в десять сантиметров. Паша поспешил успокоиться: «Гипсокартонном всё равно выровняется», но меня такой перепад высот беспокоил, поскольку потолки, и изначально заложенные нами невысокими, от этого выравнивания,  станут ещё ниже. Но Паша и здесь нашёлся: «Раиса Васильевна сама не высокого роста и о желании иметь высокие потолки никогда не упоминала, а к следующему приезду дочери, нас тут наверное уже и не будет».
     Утром, когда я, лавируя среди строительного хаоса, пробирался по пристройке к месту где мы переодевались, навстречу мне, из темноты подвала, со следами застывшей крови на лице, пошатываясь и постанывая, вышел Паша. Он в последнее время зачастил заходить после работы в один бар, где под коньячёк и лимончик, коротал время. Накануне вечером он снова посетил это заведение и засиделся там до поздней ночи, а выходя, получил сзади, удар по голове металлическим предметом. Очнулся он только под утро, несколько в стороне от бара, и материально опустошённый. Ушли на чьи-то личные нужды – телефон, перстень (подарок жены) и бумажник с наличными. Будучи человеком ответственным, Паша сразу отправился на работу и, укрывшись в темноте подвала от глаз Раисы Васильевны, чтобы подремать, дожидался меня. Я, как мог, оказал ему первую медицинскую помощь, и усмирив его трудовое рвение, отправил на съёмный дом, приходить в себя.
     А на следующий день, Паша, чтобы скрыть от жены произошедшее, взял наперед денег у Раисы Васильевны, и купил такой же перстень, такой же телефон, и восстановил номер, а после съездил домой повидать семью. Когда Паша вернулся, Раиса Васильевна попросила нас сделать крышу у её знакомых. Это была пожилая семейная пара, изгнанная своими детьми из дома в летнюю кухню. Там надо было просто обшить крышу рубероидом, и мы, вооружившись ножом и степлером, управились за пару часов. Раиса Васильевна попросила нас цену за работу не заламывать, из уважения к старости, и учитывая небольшую пенсию. Мы так и сделали, о чём я и сообщил Раисе Васильевне. Но она осталась явно недовольна этим, сказав что можно было провести это как благотворительность, и вообще денег не брать. Такое заявление меня сильно возмутило, и я, несколько горячась, ответил, что у неё денег побольше нашего и она бы и могла из благотворительности оплатить работу за стариков. Но этот вариант Раисе Васильевне явно пришёлся не по душе, и в итоге всё же мы оказались жадными и без сочувствия к старикам.
     Подходили холода. Раиса Васильевна решила, для защиты себя и своего имущества, завести во дворе злую сторожевую собаку, и мы взялись за возведение вольера. Но к этому времени, в работе нашего небольшого коллектива, произошли небольшие изменения. Паша устроился в Константиновке грузчиком в супермаркете, и приезжал работать между смен. Пока его не было, я установил и залил трубы, к которым будет крепиться сетка, а он, уже в моё отсутствие, занялся крышей. Когда я вышел на работу, Раиса Васильевна не могла нахвалиться Пашей, который с её слов быстро и умело сделал крышу, а вот я, по её утверждению, долго возился с трубами. Ну да, я потратил больше времени, чем можно было бы, но я постарался всё сделать добросовестно – закрепил внизу труб арматуру накрест (для большей устойчивости), выставил трубы по отвесу и на равно расстоянии, покрасил ту часть труб что будет в земле. Но видимо Пашин подход к работе Раисе Васильевне был ближе. А он, в отличии от меня, старанием явно пренебрёг. Шифер был уложен криво, выступал неравномерно, и к тому же Паша поленился выбрать из бэушного шифера более целые листы, и вся крыша вольера обильно зияла дырами. Пренебрёг он и достаточным нахлёстом. И первый дождь показал что собаке будет не так уж и сухо под крышей. Уже вдвоём мы обтянули вольер сеткой, сделали калитку и пол. Для изготовления будки, Раиса Васильевна снабдила меня точными размерами, и в отсутствие Паши, я за два дня сделал вполне презентабельное жильё для пса, с крышей из кровельного метала, с ковриком закрывающим вход, с пароизоляцией и утеплителем между двойных стен. Но и тут Раиса Васильевна не тонко намекнула что я делаю медленно, предположив что Паша управился бы за день. Всё это было очень неприятно слышать, учитывая то как Паша выполнял свою часть работы и ещё более неприятным было понимать что твои старания явно не ценят.
     Ну а Паша продолжал блистать быстротой, и в принятии решений, и в выполнении работ. И особо ярко блеснул он этим на сделанной мной будке. Раиса Васильевна посчитала что будка получилась слишком большой, и Паша, в моё отсутствие, со слов Раисы Васильевны, укоротил её за пол часа, на что мне, по мнению Раисы Васильевны, понадобилось бы пол дня. Может быть. Но я уж точно не сделал бы это так как Паша. А он сделал это в свойственной ему манере. На углах будки, между внешними и внутренними стенами, я установил брус пятидесятку, но Паша посчитал такое решение неэффективным. Он логично укоротил будку не с той стороны где вход, но по какой-то совершенно непонятной мне причине, вместо бруса пятидесятки, он вставил на углы брус сто на сто пятьдесят, выведя лишнюю площадь бруса наружу. И теперь, ровное, чёткое строение будки, визуально разрушалось выступающими по углам брусами. Паша не нашёл что ответить на последовавший с моей стороны вопрос зачем он мой шедевр так испоганил, а только махнул своё привычное: «И так нормально». Раисе Васильевне такое решение, правда не сразу, но то же пришлось не по душе, но я возразил: «Зато быстро», и будка так и осталась, вскоре приняв своего жильца – ещё совсем молодую, но уже очень злую, немецкую овчарку.
     Напоследок, перед закрытием сезона, Раиса Васильевна решила сделать навес над входной дверью в дом, зачастили дожди. Она попросила нас сделать навес временный, из того что есть. Мы и сделали. И получилось неплохо. Но Раиса Васильевна осталась не совсем довольна внешним видом навеса, и напомненные мной ей её же слова «временный» и «из того что есть», аргументом в нашу пользу не стали, и Раиса Васильевна потребовала скинуть цену вдвое, хотя там той цены было. Паша попытался сопротивляться, но Раиса Васильевна была настойчива и пришлось уступить. Получив расчет, мы попрощались с Раисой Васильевной и пересекли калитку. По дороге на остановку, я бросил взгляд на дом Сергея. На нём, после нашего ухода, никакие работы не велись, и крыша так и стояла непокрытая. Ткань, которую мы с Пашей закрепили на ней, во многих местах поотрывалась и безвольно свисала с крыши длинными полосами, при порывах ветра напоминая боевые штандарты.
     Сезон получился неоднозначным. С одной стороны меня всё время не покидало беспокойство что мы делаем что-то не так. И это сильно давило на меня. Но с другой стороны всё нивелировал Паша. Он такие суммы брал за работу, что так как в этот сезон я не зарабатывал никогда, и дома лежала скопившаяся за это время приличная пачка денег. Паша вообще не знал большинства расценок, а Раиса Васильевна цену перед началом работ не спрашивала (что было очень опрометчиво с её стороны), и сумма к оплате исходила из того сколько бы Паша хотел получить за выполненную работу (в зависимости от сложности и потраченного времени), помноженное на двоих, и уже из этой суммы, путём деления выводил цену за куб, квадрат или погонный метр, для сметы. Ну а известную ему цену за шлакоблок он поднял вдвое. И сначала Раиса Васильевна платила без разговоров, но потом, знакомая (та что обнаружила заваленный Пашей угол), сказала ей что она платит слишком много, и после этого, каждый раз перед тем как расплатиться, Раиса Васильевна стала требовать скидку, ну а Паша, в свою очередь, контрмерой, стал добавлять к желаемой сумме предполагаемую скидку, убивая тем самым двух зайцев – и угодив заказчице (а Раиса Васильевна получив скидку, оставалась очень довольна этим), и оставшись при своих. Хотя иногда сумма к оплате была уж совсем через чур, так что мне приходилось сдерживать Пашу, раз пояснив, а потом напоминая что от таких трат у Раисы Васильевны может лопнуть терпение и она найдёт бригаду с меньшими запросами (а учитывая объём запросов это будет сделать не трудно). Но на уступки Паша шёл крайне неохотно, и использовал этот аргумент и против меня. Когда я отговаривал его браться за какую-то работу, беспокоясь что мы её не потянем, он говорил что тогда Раиса Васильевна найдёт для этого другую бригаду, которая потом может нас и совсем вытеснить (что сделать будет не трудно, учитывая наши способности и Пашин аппетит). И мы брались за все работы. И это был для меня самый большой минус. Когда я работал с Витей у меня не было необходимости принимать какие-то серьёзные решения, и закончив рабочий день, я напрочь забывал о стройке.  Здесь же все решения ложились на нас. Стройка не только не покидала моё сознание по окончанию рабочего дня, но и снилась. Голова всё время была забита мыслями о том как лучше сделать, как потом исправить сделанное. Конечно Паша быстро находил решения, но в свойственной ему манере, так что у меня всегда оставалось опасение что эти решения не верные, не покидавшее меня и не оставлявшее мой мозг в покое даже когда работа была уже сделана. И чем дальше, тем больше у меня было поводов для беспокойства.
     В связи с этой перезагруженностью мозга, я совсем ушёл от мечты, и по окончанию сезона возвращался к ней абсолютно не подготовленным. Это привело к очередному провалу в пустоту, и с наступлением тепла, я, отреагировав на звонок Раисы Васильевны, снова отправился на стройку.


3


     Во дворе, на лавочке, с сигаретой и чашкой чая, уже расположился Паша, и я, получив свою порцию кипятка, присоединился к нему. Он всё так же работал грузчиком, и мы, чтобы не путаться и не зависеть друг от друга, решили выполнять отдельные работы. Он взялся за простенки в доме, поскольку Раиса Васильевна отказалась от бильярдной в пользу комнаты, и там необходима была перепланировка, а мне досталось сделать ступени у входа в дом, поскольку до этого Раиса Васильевна вышагивала по уложенным без раствора, шлакоблокам. Высота была небольшой и получалось всего три ступени. Выложив каркас из кирпича, я позвал Раису Васильевну чтобы она проверила подходит ли ей такой размер ступеней – высота, подъём, ширина. Она отнеслась к этому очень серьезно и долго вышагивала по каркасу, и даже позвала соседа, который тоже сделал несколько подъёмов-спусков. Получив утвердительный ответ, я приступил к бетонным работам. Погода была хорошая, и не смотря на долгий простой, работалось легко, но всё отравляла, не знавшая меры собака. Она крепко вымахала за зиму, и видя меня, безудержно лаяла и носилась по вольеру. И даже хозяйка не могла её успокоить. И она гавкала весь мой рабочий день, доведя меня к его окончанию, до головной боли. 
     Это была пятница, и на субботу, воскресенье у Раисы Васильевны планировались какие-то мероприятия во дворе, и она не хотела в эти дни рабочего движения, так что залив ступени, я ушёл на выходные, и вышел в понедельник с надеждой на другую работу. Но встретил во дворе вместо: «Доброе утро», недобрый взгляд Раисы Васильевны. А дело оказалось в том что прибывшие на мероприятие гости, оценив мою работу, пришли к единому мнению что ступени я сделал слишком объёмными и они занимают много места, загромождая двор. И Раиса Васильевна с претензиями набросилась на меня, и мой довод что она сама утвердила их размер мне не помог. В какой-то момент, я, доведённый несправедливым обвинением  до точки, на её: «Если что-то не устраивает, уходи», собрал вещи и ушёл. Уже не остановке, успокоившись, я понял что погорячился, вряд ли мне удастся найти работу с такой же оплатой, да и искать работу для меня всегда было тягостным занятием. Я позвонил Паше, чтобы узнать получиться ли у меня вернуться, но он сказал что Раиса Васильевна уже сообщила в Швейцарию что выгнала(?) меня, и ему обо мне всякого наговорила. Вобщем, калитка захлопнулась. Оставалось только звонить Вите. Но мне так не хотелось этого делать. Я так ушёл, не предупредив, и когда на меня рассчитывали, а теперь вот проситься обратно. Но после недолгих колебаний, всё-таки позвонил. Даже сквозь телефон проступала его злорадная ухмылка, видимо мой уход Витю всё-таки задел. Но работы у него не оказалось, и я пару недель просидел без дела. Но через эти пару недель Витя сам мне позвонил и позвал на работу. Они вели объект в Андреевке, посёлке, вдруг ставшем востребованным в плане покупки земли под строительство. В автобусе, доставлявшем меня туда, и забитом под завязку, я увидел Гришу. Протиснутся к нему не было никакой возможности, и мы только обменялись кивками. Уже на месте, вытиснутые из автобуса мощным потоком людей, мы обменялись рукопожатием, и сообща направились на объект. Повсюду велось строительство, и большинство забившихся в автобус были работяги, приехавшие трудиться. По дороге Гриша объяснил почему раньше ничем не примечательная Андреевка, вдруг стала так перспективна. Прошёл убедительный слух что Донецкий футбольный клуб «Шахтёр» выкупил неподалёку кусок земли под строительство тренировочной базы, а это сулило посёлку немало бонусов, и поднимало его значимость. Вот и взялись здесь финансово обеспеченные возводить себе или на продажу дома. Путь до объекта оказался не близким, и я вкратце рассказал как работалось без них.
     -- Так значит говоришь обеспеченная там бабулька (Гриша имел ввиду Раису Васильевну), не было соблазна пойти по пути Раскольникова?
     -- Нет, -- засмеявшись ответил я. – Ты же помнишь основной символ романа.
     -- Да, да, -- улыбнулся Гриша, -- хороший символ, остерегающий, и роман в целом очень  хороший.
     -- Мне не понравился.
     -- А почему не понравился?
     -- Ну лично меня на протяжении всего романа не покидало ощущение что Достоевский оправдывает Раскольникова, и в связи с этим даже родилась теория.
     -- Да? Интересно какая.
     -- Что внутреннее состояние бурлившее в Раскольникове уже с замыслом, Достоевский писал с себя.
     -- Только то что до преступления? Он ведь в письме кому-то упоминал что пишет роман кровью, и кто его знает что он имел ввиду.
     -- Только то.
     -- И на чём основана твоя теория?
     -- Тут ряд моментов. Постоянная нехватка денег, так мешавшая Достоевскому работать и подгонявшая его. То ощущение оправдания им Раскольникова, и убедительность в описании его внутреннего состояния (хотя здесь конечно нельзя упускать из виду невероятный  писательский талант). Ну и ещё Порфирий Петрович, как главная чёрточка.
     -- Следователь?
     -- Да.
     -- А что с ним?
     -- Считается (ну по крайней мере я слышал одно авторитетное мнение), что это автопортрет Достоевского, такое камео, маленькая роль, он любил это использовать в своих работах. И в романе Порфирий Петрович в разговоре с Раскольниковым называет себя «поконченным человеком», то есть по роману, недошедшим до дна, не совершившим свой поступок, не решившимся. И Достоевский, когда делал предложение своей будущей жене, тоже назвал себя «поконченным человеком». Конечно всего этого мало, но как-то это у меня тогда совпало всё в одну мысль. Но то было впечатление неопытного читателя, я тогда только начинал знакомиться с хорошей литературой, это уже потом, прочитав «Бесов», «Братьев Карамазовых», я понял Достоевского. И это без сомнения выдающийся писатель, как по мне так один из лучших, и теперь один из моих любимых. В его романах выполняется самая сложная литературная работа. То как он строит диалоги, как развивает в них сюжет, как он постепенно подводит читателя к чему-то, как объясняет мотивацию поступков и творящееся внутри человека. Это вершина мастерства писателя. И я хочу перечитать «Преступление и наказание», но всё жду когда то первое впечатление совсем из меня выветриться.
     -- Ну что касается «Преступления и наказания», то когда роман вышел, Достоевскому приписывали что он Свидригайлова, в эпизоде со сном, с себя писал, а когда вышли «Бесы», ему даже приписывали тот мерзкий поступок «Принца Гарри», но то были не «впечатления неопытного читателя» (Гена улыбнулся), а злые языки. Как там у Гоголя --  «Придаст ему качества им же изображённых героев», так кажется, а он просто хотел открыть людям глаза на то зло что твориться вокруг. В русской литературе по моему об этом больше никто не писал, ну я нигде не встречал, а Достоевскому хватило смелости писать о таком, хоть он конечно понимал что это будет обращено против него, злыми, завистливыми языками, но молчать не мог. Но что касается Достоевского, меня больше вот какой вопрос интересует.
     -- Что за вопрос?
     -- Он считается самым западным русским писателем, классическим западным литератором. Зачем он писал по западным канонам, и так стремился угодить Европейскому читателю?
     -- Ну здесь всё очень просто. Та же проблема с деньгами. В России всегда было модно всё Европейское, а особенно в те времена. Некоторые русские дворяне и  не знали родного языка, да и не малая часть общества проводила большую часть времени в Европе. А русская литература. Вся наполнена немецкими и французскими словами. Стараясь понравиться европейскому читателю, Достоевский просто хотел стать более читаемым в России и тем улучшить своё материальное положение.
    -- Вот это уже неплохая теория. А вот и наш объект.
     Дом был одноэтажный, но просторный, и стоял на не широком, но длинном участке земли. Дом построила не наша фирма, а рабочие из Молдовы, а наш коллектив занимался благоустройством двора. Собственно говоря, помимо Вити и Гриши на объекте работали только двое – Вася-Лётчик и его товарищ. Был ещё как-то Петрович, он возвёл во дворе деревянную беседку, но на большее его не хватило. Вася и товарищ жили в арендованном заказчиком пустующем доме на соседнем участке, здесь же хранился инструмент и стройматериал.
     После того как Гриша мне всё это пояснил, мы с ним вошли на арендованную территорию, где из дома нам на встречу вышел заспанный и потягивающийся Вася, с сигаретой в зубах. Первое что он делал только открыв глаза после сна, это закуривал. «Первая сигарета» -- с наслаждением говорил он.
     Мы поздоровались и Вася показал мне где можно переодеться, а после того как я облачился в робу, Гриша повёл меня знакомить с предстоящей работой. А предстояло обкладывать цоколь дома диким камнем, а верней плашкой, это плоский камень с которым работают как с плиткой. Работа была творческая, но для меня незнакомая, и Гриша скоренько объяснил мне процесс. Убедившись что процесс понятен, Гриша выделил в моё распоряжение кусок стены, и я взялся за дело.
     А Вася в это утро, при поддержке товарища, исполнявшего при нём роль подмастерья, мучился над узором. Это были такие выступающие и образующие подобие рисунка вставки, которыми дополнительно украшалась кладка. Они делались из нарезанных из плашки полос, укладываемых друг на друга без раствора, и приклеиваемых к цоколю. Вот над такой вставкой Вася и мучился. Он рассказал мне что уже несколько раз предпринимал попытку выложить узор, но Витя каждый раз браковал его изделие. И Вася накануне всю ночь просидел в поиске вдохновения, и под утро, истощенный творческими муками, вроде бы нашёл  интересное и оригинальное решение. Для надёжности реализации своего замысла, он вырезал узор в масштабе один к одному из бумаги, и вот пытался воплотить свой замысел в камне.
     Видя Васины мучения и не чувствуя в себе творческого порыва, я решил забыть об узоре, и украшать свой кусок только камнем. Но мой манёвр был замечен, и Гриша поспешил напомнить что надо где-то вставить узор.
     -- Каким он хоть должен быть в готовом виде? – поинтересовался я.
     -- Ну пойдём я тебе покажу как я сделал, -- сказал Гриша и повёл меня на другую сторону дома где цоколь уже был обложен.
     Там действительно красовалось несколько узоров, и к одному из них, Гриша меня и подвёл. И по лицу Гриши легко было прочесть что он очень доволен своей работой и любуется ей. Я вообще давно заметил за ним некоторое самодовольство, и решил на этом сыграть. Утром, за чаем, он рассказывал мне, что недавно, в качестве зрителя был на приёме у психолога, и почерпнул оттуда много любопытного, в частности овладел парой приёмов позволяющих манипулировать людьми, и даже успел их успешно опробовать на Вите и Васе. И мне стало интересно смогу ли я сыграть на таких приёмах, используя черты характера Гриши, и поймёт ли он, так хваставшийся своим умением манипулировать людьми, что им тоже манипулируют. И для начала я уместно и умеренно похвалил его узор.
     -- Да, классно сделано. Видно сразу как кладку преображает. Теперь мне понятно зачем они нужны.
     -- Обрати внимание, -- очень самодовольно сказал Гриша, -- как некоторые полоски заходят на камень.
     -- Да, да, -- добавил восторженности я. – Придает узору этакую нотку.
     -- Моя придумка, -- добавилось самодовольства в Грише.
     -- Но ведь мороки. Это болгаркой подрезать?
     -- Зато заказчик увидит, оценит. Да и чисто эстетически выводит узор на новый уровень.
     Я конечно горячо согласился с Гришей, но на самом деле сильно сомневался в том что заказчик это должным образом оценит, да и к тому же это лишняя трата времени, а судя по сделанному мной куску, на камне у меня много заработать не получиться.
     Оценив по достоинству Гришино мастерство, я вернулся к своей кладке, а Гриша отправился к основному месту своей дислокации – столику на арендованном участке, откуда он и вёл наблюдение за всем ходом работ. Не первый год зная Гришу, я был уверен что он скоро снова подойдёт ко мне, этого и ждал, кое-как наложив, не приклеивая, нарезанные полосы. И Гриша не заставил себя ждать. Когда он приблизился на достаточное расстояние, я, с явным раздражением, повалил уложенный мной узор, для достоверности разрезав воздух вокруг парой крепких слов.
     -- Что такое? – благодушно улыбаясь, спросил подойдя Гриша.
     -- Да как-то после твоего узора на своё произведение и смотреть не хочется.
     -- Ну, ну, ничего, сейчас поправим, -- сказал Гриша, и отложив чашку кофе, стал примерять полосы в поиске узора.
     -- Ух как сразу заиграло, -- чуть восторженно сказал я когда узор приобрёл очертания.
     Похвала хорошо легла на Гришу, так что он даже не стал допивать кофе, и с воодушевлением начал приклеивать полосы. Помня свою задачу, я, пока узор клеился, очень тоненько, по чуть-чуть, так чтобы не спугнуть, добавлял лести. Выбрав момент когда Гриша пристроил очередную полосу, я, уже не сдерживая себя, восторженно воскликнул:
     -- Вот, вот, эта классно легла, интересный замысел получается, -- и чуть помедлив добавил, -- ещё бы пару полосок запустить на камень, как у тебя там, как ты их так подрезал, тонкая работа.
     -- Классная с напуском задумка, да? – с явным удовольствием, спросил Гриша, и взялся за болгарку, и этот узор полностью выложил сам.
     Когда подошло место очередного узора, а Гриша мне его наметил сам, я повторил манёвр, добавив, что теперь, когда его узор рядом, мой совсем смотрится убого.
     -- Сейчас, сейчас, -- с воодушевлением сказал Гриша, и сделав пару спешных затяжек, выбросил только начатую сигарету, и снова взялся за работу.
     А мне стало интересно, до какой степени лесть может затуманить сознание Гриши, и я, рискуя что узор придется доделывать самому, всё-таки решил продолжить эксперимент и пошёл на грубую, и даже где-то саркастическую лесть. Для начала я сказал что в его лице мир без сомнения потерял выдающегося художника, но  это Гриша принял как должное. Потом я серьёзно спросил не было ли у него в роду знаменитых скульпторов, поскольку его талант, видимо, проступает на генном уровне. Такую игру слов Гриша оценил особо, так как  он по отчеству Геннадиевич, но творческих личностей в обозримом прошлом в его родословной не оказалось, но Гриша горячо согласился с моим предположением что где-то там, в далёком прошлом, его корни переплетаются  с Огюстом Роденом. Дальше, набирая обороты, я сказал что ему непременно надо отдать свою дочь в художественную школу. Если в ней есть хоть тридцать процентов таланта отца, то из неё несомненно получится прекрасный художник. На это Гриша серьёзно ответил что она уже там, и удивляет всех своим дарованием. Вобщем как я не старался, а победить самодовольство не смог. Узор был закончен, и Гриша довольный собой удалился. После этого эксперимент пришлось завершить поскольку больше узоров на моей стене не планировалось, и я спокойно продолжил кладку.
     А между тем, Вася наконец-то управился со своим узором, к которому, судя по потраченному на него времени, отнёся очень серьёзно, и позвал меня оценить его работу. Я честно сказал что мало в этом смыслю, но уверен что Вите опять не понравится. Но Вася был доволен сделанным, и мне не поверил (хотя Витю знает дольше меня). А Витя вскоре приехал, и первым делом направился прямиком а Васе, который стоял рядом со своим творением, ожидая вердикт. Окинув продолжительным взглядом выполненную работу, Витя сказал: «Хрень какая-то», и повалил узор. Вася принял удар стоически, но нервно закурив, возмутился тому что столько усилий было разрушено секундным движением. Не обращая внимания на Васино возмущение, и оставив его искать другой вариант, Витя направился ко мне. Он конечно поздоровался, но ещё из далека начал оценивать мои узоры. Я намеренно выждал паузу чтобы услышать или увидеть его мнение, но Гриша, заметив что Витя рассматривает выложенное им, поспешил крикнуть ещё с места своей дислокации: «Ну как я сделал?», отведя этим шагом неизбежное столкновение, поскольку по лицу Вити было видно что у него чешутся руки поступить с моими узорами так же как он поступил с Васиными. Вступать в конфронтацию с Гришей, Витя явно не хотел, и что-то пробормотав себе под нос, он перевёл разговор с подошедшим Гришей на другую тему.
     В конце рабочего дня, получив за прежде выполненную работу деньги, Вася и товарищ решили съездить домой, а на следующий день, только приехав, Витя раздражённо спросил:
     -- Где этот (имея ввиду Васю), не приехал?
     -- Нет, а что такое? – спросил Гриша.
     -- Да звонит вчера вечером мне его жена, и начинает предъявлять претензии за то что её муж мало зарабатывает, -- с возмущением сказал Витя. – А как он может много зарабатывать, -- повысив голос продолжил он, -- если две трети времени он проводит на кухне.
     -- Это да, -- заулыбался Гриша, и рассказал мне как проходили рабочие будни у Васи и товарища.
     Движение ото сна к работе затягивалось на несколько часов. Вася и товарищ с удовольствием и со знанием дела что-то чистили, резали, жарили. Потом это всё начищенное, нарезанное и поджаренное не спеша поглощалось, и только после долгой паузы на усвоение, они приступали к работе. Но с этим не затягивали, и недолгий рабочий прочес прерывался движением к обеду. Оно начиналось с похода в  магазин, после чего опять что-то чистилось, резалось, жарилось. Послеобеденный сон был обязателен. А после этого, потратив немного усилий на работу, начиналось движение к ужину. Окончание рабочего дня и ужин обязательно шлифовались пивом.
     -- Кушали они много, и мало себе в чём отказывали, -- закончил Гришин рассказ Витя, -- так что хорошей зарплате там неоткуда взяться, и большая часть заработанного исчерпывалась ещё на стадии авансов.
     -- Так надо было и разъяснить Васиной жене что её муж кишкоблуд, -- сказал Гриша.
     -- Да я  примерно так и сделал.
     Разговор прервал зазвонивший у Гриши телефон. Звонил плиточник. Он приехал, но заблудился и просил его отыскать. Прибыл он чтобы выложить плиткой примыкавшую к задней части дома площадку, что-то вроде веранды. Его порекомендовал Сергей, Гришин друг, заверив что это специалист что надо. Получив от плиточника описание местности где он находиться, Гриша отправился его искать, а мы с Витей разбрелись по работе. Отыскав и доставив плиточника, вторую половину дня, Гриша провёл, отлавливая забредших на арендованный участок, соседских кур. Он захватил из дому зерна, и устроив ловушку из ящика, палки и верёвки, постепенно наполнял этой живностью мешок. Видя такую предприимчивость, Витя стал сетовать что поездки в Андреевку на машине забирают много денег, и объект получается неприбыльным.
     Я удивился его такой неразумности:
     -- Ты же работаешь на стройке и строишься. Едешь домой захвати пару шлакоблоков или дикого камня брось в багажник или вот клея.
     Но мои слова привели Витю в смущение. Я давно заметил что он по натуре «голубой воришка». Не в том смысле в каком это сейчас можно истолковать, а в том в каком это упоминалось в бессмертном творении Ильфа и Петрова. Нет, он конечно подворовывал с объектов, но делал это всегда как-то стеснительно, не решительно и часто нуждался в дополнительном толчке. Устав слушать его сожаления о потраченных на бензин деньгах, и не желая терять возможность хоть иногда приезжать и уезжать на машине, я сам притащил пять шлакоблоков и закинул в багажник его машины. Домой мы возвращались в потяжелевшей машине, с умиротворённым Витей за рулём, и под упоминание кур о своём присутствии.
     Утро Гриша начал с поедания купленного в одном из соседних дворов творога, а продолжил его частым посещением туалета, не раз, в опасливой спешке устремляясь к этому строению. Но и я тоже, по своей глупости траванулся творогом, когда перед дорогой домой решил им подкрепиться. Купил я его конечно не там где Гриша, но стоило мне всё же догадаться что эпизод с творогом не что иное как заговор соседей уставших от строительного шума и решивших деморализовать наш коллектив и вывести его хоть ненадолго из строя. Хотя может быть это была и месть за похищенных кур и я стал её невинной жертвой. И мне просто чудом удалось доехать домой, нигде не оконфузившись, поскольку позывы были очень сильные и сверху и снизу.
     На работе Вася и товарищ больше не появились. Не сумев видимо справиться с нанесённой Витей его тонкой, душевной организации и натуре художника, травмой, Вася ушёл в запой. Туда же отправился и его товарищ. Вася любезно предупредил об этом по телефону, и Вите пришлось доделывать за Васю и многострадальный узор и остаток кладки. В результате этой потери наш коллектив поредел, и с утра на объекте работали двое, я – разбивавший кувалдой не так залитую отмостку, и плиточник, скрашивавший рабочие часы шансоном, громко доносившимся из радиоприёмника. Работал плиточник нервно, часто матерился и перекладывал уже уложенное. Через некоторое время он подошёл ко мне и сказал что у него закончились деньги на телефоне и клей, и попросил меня позвонить Грише и сообщить об этом. Я позвонил, но Гриша крайне удивился тому что клей закончился, поскольку брали на всё и с запасом, но обещал вскоре подъехать Он приехал вместе с Витей, и первым делом они пошли оценить работу плиточника и пришли от неё в крайнее негодование. Слой клея в некоторых местах доходил до пятнадцати сантиметров и помимо этого, невооружённым глазом было видно что на уже уложенной плитке есть места где будет стоять вода. Плиточник (нервно и скороговоркой) попытался оправдаться: «Ну что я могу сделать, такая неровная поверхность, а толстый слой не держится, плитка садиться», но Гриша, крайне раздражённо, и возмущенно, от того что он должен объяснять такие простые вещи плиточнику, разъяснил ему что перед тем как ложить плитку, он должен был выровнять поверхность цементным раствором, тогда бы и клея хватило, который, к слову, гораздо дороже цемента, и слой был бы нормальный, и может быть тогда он смог бы ровно положить, а так, и толщина слоя такая по технологии недопустима, и от этого надёжность уже сделанного под сомнением, и заказчику, который разбирается в строительстве, и знает что должно было хватить, придётся как-то объяснять для чего надо ещё клей, если конечно плиточник не изъявит желания за свой счёт докупить его. Разъяснив всё так детально и потребовав от плиточника переложить те места где будет стоять  вода, и взяться за растворные работы, Гриша позвонил Сергею чтобы упрекнуть его в том какого специалиста он ему порекомендовал. Но оказалось что Сергей вкурсе способностей плиточника, и это обратка с его стороны за крышу и Петровича. Гриша со свойственной ему иронией принял такой коварный поступок друга, но всё же позволил себе, в двух словах, но ёмко, дать общую характеристику другу. Примирившись с действительностью, и сделав заметку в голове, Гриша бросил в сторону плиточника суровый взгляд и: «Лучше бы ты совсем потерялся», и пошёл готовить запланированный нами в этот день на обед, плов. Для этой цели он привёз большую скороварку, и со свойственным ему мастерством взялся за дело, пообещав мне в готовом блюде, соотношение мяса и риса один к одному, и минимальное количество лука (не люблю этот продукт). Когда плов подошёл он пригласил нас с Витей к столу, где помимо ароматного и соответствующего всем заданным параметрам, плова, присутствовали овощи и зелень. Плиточника Гриша отказался воспринимать как личность и на моё предложение позвать и его, сказал: «Пусть работает». И тот работал. Но сделать хорошо никак не получалось, на что не уставал обращать его внимание Гриша, взявший под личный контроль его работу. И плиточник снова и снова перекладывал уже уложенное. И доведённый этим до отчаяния, он воспользовался тем что Витя с Гришей уехали, бросил работу неоконченной, собрал вещи и поспешил ретироваться.
     Для укрепления бригады, на следующий день, Гриша привёз своего родственника, того что работал с нами в Горловке. После того как он расквартировался, мы с ним, вооружившись ручным буром и лопатой, приступили к извлечению земли под металлические столбы для забора, а Витя с Гришей, отказавшись от поиска плиточника, взялись за плитку сами -- (Витя: «надо было сразу»), сначала где-то доделав, где-то переделав брошенное, а потом приступив к ступеням с веранды. Они были полукругом и чтобы вырезать на плите нужный овал, Витя соорудил что-то наподобие циркуля. Ну и вся работа, в основном была на нём. Гриша конечно помогал ему, но правда в основном советами, которых впрочем было много, поскольку он перед этим предавал толчок работе мозга, дымом.  Витя конечно в этих советах не нуждался и воспринимал их раздражённо, но затуманенный взгляд Гриши этого не замечал.
     Когда подошла время обеда, я пошёл в занимаемый нами дом за тормозком и застал на кухне местного кота, не сводившего взгляд с висевшего на гвоздике в стене, пакета. Он висел там уже очень давно, начав это ещё до моего появления на объекте. Кот даже не обратил на меня внимания, продолжая сверлить пакет взглядом. Я решил посягнуть на неприкосновенность пакета, и удовлетворить любопытство и своё и кота. Сняв пакет с гвоздя я вытрусил содержимое на пол, и оттуда сначала выпала мышь, а затем хлебобулочное изделие именуемое батон. Мышь, как только приземлилась, мгновенно шмыгнула во двор, а кот, знавший о её присутствии и ждавший её появления,  бросился за ней. Через мгновение он вернулся с добычей в зубах, чем заслужил моё безмерное уважение. Сообщив ему об этом, я поднял с пола батон, чтобы отдать его какому-нибудь странствующему псу, но обнаружил что батон очень лёгкий. Осмотрев его, я нашёл в нём небольшое отверстие, сквозь которое было видно что внутри батон полый. Мышь, за время своего пребывания в пакете, выгрызла в батоне весь мякиш, оставив корочку абсолютно целой. Неплохо она устроилась в так трагически закончившейся для неё жизни, в своих скитаниях по миру, приобретя на время в одном предмете, и нору, и еду. Хотя, может быть, в силу возраста, корочка ей была уже и не по зубам.
     На следующий день, перед работой, я зашёл в магазин, купил самую большую сардельку, и в знак уважения угостил ею кота.
     Наделав нужное количество углублений в земле, мы с Гришиным родственником приступили к установке столбов, фиксируя их в земле бетоном. Витя всё ещё занимался ступенями, а Гриша, по просьбе владельца дома, отвлёкся на время от ступеней, и переключился на устранение мелких недоделок в доме. А в дом уже заехали, но с утра все отправились на работу, оставив Грише ключи от двери выходившей на веранду, и мы с ним, пользуясь этим, провели аккуратненькую экскурсию по дому, стараясь нигде не оставить следов своего любопытства. Но на кухне Гриша всё же позволил себе небольшую наглость. Обследовав содержимое холодильника, он обнаружил там конфеты. И судя по его глазам, конфеты это было как раз то что ему нужно, и то против чего он в данном состоянии не мог устоять. Но чтобы не вызывать подозрения на проникновение с его стороны в холодильник, он уменьшил количество конфет на совсем немного. Управившись с недоделками Гриша потратил немало усилий чтобы закрыть входную дверь. Она была деревянная и от сырости так разбухла что закрыть её удалось только с ноги. Вскоре Грише снова захотелось конфет и он решил уменьшить их количество в холодильнике на ещё совсем немного, но вспомнив о сложности с дверью, предпочёл сходить за конфетами в магазин.
     Через пару дней, при моральной поддержке Гриши, мы закончили устанавливать столбы. Гришиному родственнику снова не понравилось работать у нас, и он предпочёл не продлевать сотрудничества, но напоследок, пользуясь родственными связями, затарился доступным стройматериалом. Взял немного клея, немного цемента, немного плитки и это, в купе с его вещами, полностью заполнило багажник Витиной машины, что в свою очередь, сильно расстроило Витю, планировавшего тоже кое-чего прихватить.
     Приехав рано утром на объект, я расположился под раскинувшимся над головой виноградником, и за чашкой чая наслаждался утренней ещё тишиной. Но вскоре её бесцеремонно разрушил ворвавшийся во двор сильный дребезжащий шум, а вслед за ним, во двор въехал и его источник – Гришина Нива. После технически сложной, и сопровождавшейся рядом дополнительных звуков, остановки, Гриша вышел из машины, и открыв багажник, выпустил собак. С момента моей последней встречи с Нивой, с ней произошёл ряд изменений (говорящих не в пользу владельца) – кузов совсем сильно прогнил, отсутствовала часть приборов освещения и полностью дворники, а в салоне (видимо для удобства перевозки собак) были убраны все сиденья, кроме водительского. Ну и как последний штрих небрежного отношения, её явно очень давно не мыли, ни внутри, ни снаружи.
     -- Вот решил пройтись по полям, -- объяснил Гриша наличие животных.
     Мне стало интересно и я напросился пойти с ним. Выйдя с задней части двора мы сразу оказались в поле. Первое время, пока не был исчерпан накопившийся запас энергии, собаки носились как угорелые, создавая вокруг нас страшную суету. Такая прогулка для меня оказалась делом не лёгким, идти приходилось по пахоте, и к тому же пытаться не отстать от Гриши, который при своём большом росте, измерял широкими шагами окружающее пространство. Но утро было свежим, вокруг стояла тишина, разрушаемая только природой, и я рад был что пошёл. Набродившись вдоволь, но не обнаружив дичи, мы вернулись на объект. Там суетились какие-то новые люди, обстраиваясь в арендованном доме. Это оказались копачи. Заказчик привёз их чтобы они вырыли ему колодец. В посёлке не было водопровода, и строившиеся, в большинстве своём, бурили скважины, ну а этот решил вырыть себе колодец. Но по сути это будет та же скважина, только сделанная вручную. Не знаю почему он решил пойти таким путём, повсюду громыхали бурильные установки, наверное просто так выходило дешевле. После того как мы познакомились с копачами и объяснили им что в доме никто не живёт, они занялись перестановкой, расставляя мебель по своему усмотрению, и вскоре поинтересовались у нас куда девать наш запас воды. Мы не поняли о каком запасе идёт речь и они показали нам восемь двух литровых баклашек с водой, которые они обнаружили под кроватью на которой не так давно спал Гришин родственник. Он и здесь позаботился об энзе.
     Странно это всё и даже пугающе. Гриша рассказывал что родственник его раньше был вполне здоровым человеком, никаких признаков психического расстройства не проявлял, и жил нормальной, полноценной жизнью – семья, друзья, работа. Но в какой-то недобрый миг, без видимой (со стороны) на то причины, он перешёл черту отделяющую психически здорового человека от человека с нарушенной психикой. Черту из-за которой уже нет возврата. Черту, порой еле уловимую, но абсолютно чёткую. А дальше – с работы уволили, жена подала на развод, дети отвернулись, и друзья оказались не такими уж и друзьями. И в итоге он остался один на один с играми разума. И «пугающе» -- это вот эта черта. Где прочерчена она. Ведь у каждого человека есть какие-то свои особенности поведения, а у некоторых людей они порой очень особенные, на уровне психического отклонения, но при этом общество воспринимает их как адекватных, полноценных людей, а есть люди уже переступившие эту черту, и пусть это еле уловимо и их особенности не такие уж и особенные, но общество уже не воспринимает таких людей как психически здоровых, каковыми они и не являются. В какой момент происходит этот переход? Ведь каждый человек в своей жизни проходит через стрессы, нервные напряжения, психические потрясения, способные толкнуть за эту черту. И как происходит он? Происходит ли он резко, и разум мгновенно затуманивается или может он постепенно погружается в хаос. И подвластно ли человеку, вовремя спохватившись, удержатся у черты, разделяющей здорового человека и психически больного?
     (Опасаясь приближения к этой черте, начинаешь остерегаться моментов психического напряжения, но осознание наличия такой угрозы, разрушающе давит на психику)
     И люди по разному относятся к психически больным, но зачастую с иронией или даже насмешкой, а то и призрением. Но ведь это болезнь, человек болен. И как образец отношения к психически больным, вряд ли бы от Гришиного родственника вот так все отвернулись если бы он, вместо психического расстройства, заболел бы раком. И это при том что у него не было каких-то слишком тяжёлых проявлений, но тем не менее он стал изгоем отодвинутым в сторону. И тем более странным кажется поведение немалого процента людей стремящихся с помощью данных природой или химией средств, погружать себя в подобное состояние. Вот например Гриша всегда как-то с издёвкой относился к Эдику и с раздражением к своему родственнику, но при этом сам он немало проводит времени блуждая за пределами здравого сознания, а как писал Аристотель – опьянение есть добровольное сумасшествие. Вот только с того времени века идут и идут, а человек находит всё новые и новые способы и средства, погружаться в это добровольное сумасшествие, но при этом ставя себя выше тех, кого природа насильно погружает в такое состояние.
     Пока мы общались с копачами, приехал Витя. Он привёз сварочный аппарат, и остаток дня мы с Гришей помогали ему сваривать ворота. Витя снова варил без маски, и на следующее утро он позвонил и предупредил нас что его пока не будет на работе, поскольку у него снова проблемы с глазами. И мы с Гришей, оставленные без присмотра, решили начать рабочий день с печёной картошки. Пока Гриша ходил в магазин за картошкой, салом и чесноком, я развёл огонь, а когда два действия свершились (картошка прибыла, и огонь погас), я закинул картошку в золу. Копачи, увидев наши манёвры, не так их истолковали, и движимые своим восприятием жизни, предъявили бутылку водки и себя в качестве третьего. Мы отвергли бутылку водки, но за стол пригласили, и завтрак прошёл не так сытно как планировалось, но весело. Ближе к обеду заказчик завёз необрезную доску и брус, и со своим братом занялся забором. Мы рассчитывали что эта работа достанется нам, но заказчик решил сэкономить. Когда они обшивали часть забора граничащую с соседним двором, между нашим заказчиком и его соседом возник конфликт. Оказалось что они уже давно во вражде, и всё дело было в неправильно установленном доме нашего заказчика. Когда-то, ещё при прежнем владельце, между участками вместо забора стояли сараи, примерно и на глаз поставленные, а когда участок был выкуплен и началось строительство, сараи со своей стороны наш заказчик снёс, и строившие ему дом, умудрились залезть одним углом на соседний участок, что владелец этого участка и доказал, обратившись в специальную службу. Наш заказчик предложил выкупить  часть участка  занятую углом дома, но владелец участка хотел продать эту ширину по всей длине участка, а поскольку участки были не широкие, но длинные, то там получалась приличная площадь и сумма, и наш заказчик на это не соглашался. Вот и враждовали соседи – один угрожая судом и сносом части дома, а другой проблемами при продаже участка. И всякий раз, видясь, они не забывали об этом друг другу напоминать.
     Надо сказать что копачи знали своё дело, уверенно продвигаясь вперёд, а верней вглубь. Бригада их состояла всего из двух человек, один копал, а другой с помощью лебёдки извлекал вырытую землю. Тот что копал был потомственным копачом колодцев, и с его слов, он обладал верным, проверенным веками способом поиска лучшего места для колодца, передававшегося из поколения в поколение, и сохранявшегося в тайне. Но особо он гордился тем что является очень востребованным специалистом, и на его услуги очередь, и без работы он только тогда когда от усталости отнимаются руки и ноги (хотя лицо его выдавало что причина возникающей неработоспособности конечностей вовсе не в накапливающейся усталости). А копал он небольшой лопаткой, которой очень умело орудовал, стремительно увеличивая расстояние между собой и небом, и лишь изредка проверяя вертикаль колодца, отвесом, но регулярно подымаясь на поверхность для употребления согревающей и ободряющей жидкости, для чего имел весьма уважительные причины – внизу было страшновато и холодновато (с его слов, но в это не трудно поверить). Для извлечения потомственного копача из ямы, его помощник всегда звал на помощь меня, поскольку подымать приходилось лебёдкой, и помощник копача опасался как бы не уронить своего напарника. Когда часть колодца была вырыта, завезли кольца, которые постепенно добавлялись по мере продвижения вглубь, а когда колодец достиг определённой глубины, первым в работу стал включатся насос. Управились копачи довольно быстро, вырыв колодец в девять этажей, что привело к очередному конфликту с соседом, поскольку из его колодца вода ушла.
     Для пополнения нашей, крайне малочисленной бригады, Гриша привёз одного человека. Это был Андрюха-Дебальцевский. Я правда не знаю зачем он его привёз, поскольку большую часть времени Андрюха пребывал в алкогольном угаре. Привести его в полное сознание у меня получилось только раз, и то этому способствовал он сам. Надо было вывезти разбитый мной бетон, и когда для этого пришла машина, я направился к дому где размещался наш коллектив, чтобы попытаться привлечь Андрюху к погрузке, но подходя к дому, увидел что из дверей его валит дым. Я забежал внутрь и выволок спящего Андрюху за шиворот во двор. Окатив его холодной водой, я снова забежал в дом и вытащил причину задымления, это был матрас. Андрюха заснул с зажженной сигаретой, что и привело к пожароопасной ситуации. Грубое перемещение его тела и ведро холодной воды привели Андрюху в чувство, и в погрузке он поучаствовал, но не более. Посокрушавшись о минувшем тяжёлом отрезке – тут тебе и чуть трагически не погиб в самом расцвете лет, и непосильный физический труд, рвущий жили, он продолжил пьянствовать, всё больше сокращая и так малые перерывы на труд. И практически отсутствующая зарплата, в связи с крайне малым объёмом выполненных работ, его не останавливала и не ограничивала, а для финансирования погружений в состояние алкогольного опьянения, он  сдавал насобранный по округе металлолом, и возможно, но это не было доказано, немного подворовывал и продавал стройматериал. И Андрюха был вполне доволен своим этим сложившимся существованием, и казалось готов был дожить так свой век, но когда Гриша в связи с этим всем сделал ему устное замечание, Андрюха засобирался домой, заявив что в таких нечеловеческих условиях он работать отказывается.
     Мы уже заканчивали с этим объектом. Заказчик ещё хотел, чтобы мы залили отмостку у той части дома что стояла на соседнем участке, но как только я приступил к подготовке, пришёл владелец участка и запретил лить бетон, заявив что он планирует тут посадит картошку. И завершающим аккордом на этом объекте надо было установить и подключить стиральную машину. Поскольку из рабочего сословия в бригаде был только я, то мне это и было поручено, а Витя с Гришей поехали начинать новый объект. Для стиральной машины в доме существовала специально отведённая комната, совмещавшая в себе котельную, кладовую и прачечную. Но с установкой возникла заминка, обозначившая, что завершающий аккорд одним днём не ограничиться. Это очень огорчило меня, поскольку мне уже натерпелось поскорее свалить с этого объекта, так как поездки сюда были утомительны и не оправданны. Сложность состояла в том что  автобус, идущий в Андреевку, утром был забит под завязку рабочими и дачниками, а обратно последний шёл в четыре часа, что сильно сокращало рабочее время, а ночёвку в арендованном доме я даже не рассматривал, поскольку там был настоящий гадюшник. И я поднял вопрос перед Витей о том чтобы забить на установку стиральной машины, но Витя попросил меня доработать, поскольку могли последовать объекты от друзей заказчика. И я остался дорабатывать. А заминка с установкой и подключением образовалась из-за того что заказчик не помнил где был оставлен канализационный слив под стиральную машину. На полу уже лежала плитка, и со слов заказчика он находился где-то под ней. И сначала предстояло  его отыскать. Я снял квадрата три плитки, но никаких признаков слива не обнаружил. Тогда заказчик решил пробить бетон, чтобы под ним отыскать трубу. Вооружившись ломом, я вырубил квадрат метр на метр, что далось непросто, поскольку бетон был хороший и в толщине своей достигал двадцати сантиметров. Между плитой и землёй я обнаружил десяти сантиметровую пустоту, видимо заливавшие полы поленились утрамбовать насыпную землю, и по сути пол висел, и только толстый слой его спасал от провала, который когда-нибудь скорей всего всё же случится, так как бетон был не армирован. Но трубы под бетоном я не нашёл, и заказчик принял решение копать до основной трубы, чтобы врезаться в неё. Труба была в полтора метрах от того места где я пробил бетон и задача предстояла непростая. Углубившись на метр я смог присесть и оценить обстановку под полом, и сразу же обнаружил то что искал. Труба под слив для стиральной машины шла прямо под бетоном, но не зайдя на территорию комнаты, подымалась  вверх и упиралась в стену. Кто-то выложил межкомнатный простенок прямо поверх слива. Сделав несколько движений ломом, я освободил доступ к сливу, и позвал заказчика. Увидев находку, он поспешил упредить возможные ругательства с моей стороны в адрес каменщика:
     -- Это я так не заметил. Ну как-то так получилось.
     Когда стиральная машина была установлена и подключена, заказчик со мной рассчитался, и сначала даже порывался отвезти меня в Донецк на своей машине, но потом вспомнил что скоро приедет электрик, и я смогу уехать с ним. Электрик приехал через пол часа. Приехал он чтобы поменять сгоревшие лампочки в освещении дома. А у дома было весьма оригинальное освещение – по всему периметру края крыши размещались фонари, обращённые светом к коньку, и таким образом освещавшие крышу. Заказчик считал что это очень красиво. Но потратившись на оригинальность, на лампочках заказчик почему-то решил сэкономить, установив китайские. И электрик рассказал мне что он стабильно приезжает раз в месяц чтобы поменять сгоревшие. Вот такая получалась странная экономия – желая меньше платить за лампочки, заказчик тем не менее готов снова и снова покупать их и ещё оплачивать регулярные приезды электрика. Когда электрик закончил работу, я загрузил свои рабочие вещички в багажник его машины и покинул этот объект. Взяв паузу, я разобрался с накопившимися делами, а после, загрузив свои рабочие вещички в маршрутку, отправился на новый объект, где мой коллектив уже вовсю трудился.

     Новым нашим объектом, был старый наш объект. Сергей, Гришин друг, продал свой второй дом, тот где мы так и не закончили крышу, и порекомендовал новому владельцу нашу фирму для продолжения строительных работ. И они продолжились, но в свойственной для нашей фирмы, манере. На момент моего прибытия там трудились только Витя с Гришей, и моё появление было явно не лишним. Продолговатое строение, примыкавшее к основному дому, уже было снесено, и Витя с Гришей рыли траншею под фундант для кухни и прихожей. В честь моего прибытия они сделали перевыв, и под горячие напитки я рассказал чем занимался после их отъезда в Андреевке, а Гриша в свою очередь сообщил мне, что уже несколько раз подходила Раиса Васильевна и спрашивала меня. Гриша конечно же поинтересовался у неё причинами такого повышенного внимания к моей особе, и Раиса Васильевна рассказала что наняла новую бригаду, и оказалось что мы с Пашей в своё время много чего всякого у неё там понаделали, и теперь ей приходится оплачивать переделывание, и она очень надеется что я приду отрабатывать. Но больше всего Раиса Васильевна сокрушалась по поводу образовавшейся на доме и идущей от самого верха до самого низа, трещины. Конечно я знал что там немало нашего брака, и похорошему стоило бы прийти отрабатывать, но с деньгами и так обстояло не очень, и работать бесплатно у меня никакого желания не было, тем более без Паши, за которым и оставалось большинство решений. А что касается трещины, то я аккуратненько, стараясь избежать встречи, прошёлся по улице чтобы посмотреть на неё. Трещина действительно шла от самого верха до самого низа и образовалась как раз над тем местом где Паша вместо щебени использовал шлак. За это я уж точно не хотел нести никакой ответственности, поэтому вечером уходя и утром приходя на работу, я  стал внимателен, и с неприятным осадком на душе, стремился не пересекаться с Раисой Васильевной.
     Воспользовавшись тем что у Вити теперь есть помощник, Гриша на какое-то время пропал. Он регулярно это делал. У нас в коллективе все регулярно это делали, и такая возможность мной особо ценилась в этой фирме, и являлась одной из главных причин удерживавших меня в ней. Хорошо было иметь возможность растворится когда надо на неопределённое время по своим делам, а потом без разговоров вернутся. Оставленные Гришей, мы с Витей вдвоём работали не долго, и начатый рабочий день был прерван вплывающей во двор фигурой Васи-Лётчика. Двигался он робко и нерешительно, видимо опасаясь нареканий и за звонок жены и за брошенную недоделанной работу. В его глазах, помимо следов недавнего запоя, застыл немой вопрос «Как примут?». Поздоровавшись, Вася выжидающе замер, только носком туфли пытаясь что-то отковырять в бетоне.
     -- Запой закончился? – с ироничной улыбкой спросил Витя.
     -- Да, -- виновато ответил Вася, и уловив в интонации прозвучавшего вопроса, что нареканий не будет, принялся обустраиваться.
     Переодевшись, Вася поделился с нами подробностями очередного погружения в параллельное измерение. Он решительно направлялся  на работу (без товарища, погрузившегося первым), но в Донецке был безапелляционно перехвачен другом, не желавшем считаться с благородным рвением Васи к физическому труду. Этот друг продал в Донецке квартиру, купив взамен где-то на окраине Макеевки дом, ну как дом, со слов Васи, холобуду еле сопротивляющуюся ветру. Для сглаживания смены места жительства и обустройства приобретённого жилья, Васин друг накупил всевозможной бытовой техники, а уже на остаток решил отметить произведённую куплю-продажу, для чего и созвал друзей и подруг. Остаток был немаленький, и мероприятие стартовало с элитного алкоголя и соответствующей ему закуски. И начиналось всё вполне прилично – тосты произносились, закуска нарезалась, дамами пользовались. Но вскоре от избытка алкоголя и отсутствия чувства меры, праздник постепенно перетёк в коллективный запой. Пили, отрубались, очухивались, выбирали из присутствующих самого живчика и посылали за добавкой. Присутствующими дамами уже никто не пользовался, ни в интимном плане, ни в бытовом. Алкоголь поработил и разум и тело. Когда деньги закончились, то для продолжения праздника на продажу пошла купленная бытовая техника, а для ускорения процесса продажи, за ценой не стояли. В целях экономии, элитность алкоголя была сведена до минимума. От закуски отказались совсем, выпив занюхивали волосами присутствующих, но уже не пользуемых, дам. Когда было пропито всё что возможно, друзья растаяли в небытие, а хозяин новоприобретённой элитной постройки, погрузился в серые будни.
     Витя удивился такой человеческой глупости, а я сделал предположение что квартира в Донецке скорей всего и была продана в угоду потребности в празднике. Вася кивком подтвердил моё предположение. «Жизнь одна и надо ей жуировать» -- философски добавил он к кивку. «Да, это хорошая философия для человека пожуировавшего за чужой счёт» -- заметил я. В ответ Вася произвёл глубокий вдох сожаления о закончившемся эпизоде красивой жизни, который скорей всего никогда не повторится, и мы уже втроём приступили к работе.
     Раз нас уже стало стабильно трое, Витя решил что пора соорудить на объекте временную беседку, где мы будем переодеваться и обедать. К обустройству таких мест он приступал с удовольствием, упрекая остаток бригады в непонимании важности такой постройки, но мы всегда выставляли аргументом, что лучше потратить это время на зарабатывание денег, для чего мы и приходим на работу, а где нам переодеться и пообедать для нас не существенно. Но Витя, используя своё положение начальника, против воли втягивал нас в этот процесс.
     Когда и беседка и траншея были готовы, приехал бетоновоз, и заполнил пустоты в земле бетоном, образовав фундамент под прихожую и кухню, а через пару дней прибыл длинномер со шлакоблоком, и разгрузившись, мы приступили к кладке.
     Дорога к объекту с утра несла свои неудобства. Сначала, от остановки, она шла вниз по затенённой алее, и это, несмотря на проносящийся рядом поток машин, было приятным расстоянием, но дальше, уже по частному сектору, шёл долгий подъём вверх. Этот подъём приходилось совершать по высыпанной из шлака и усеенной рытвинами, ямами и сильными перепадами, дороге, но неприятней всего было солнце, которое, несмотря на семь утра, нещадно жгло затылок, так что к концу подъёма уже успевал устать и от солнца и от движения, растеряв по пути весь трудовой запал.
     Свернув на подъём, я увидел спускавшуюся Раису Васильевну. Она была ещё далеко, и благодаря длинной, прямой дороге к объекту, мне уже не раз удавалось избежать встречи с ней, свернув в сторону, но в этот раз я решил что всё-таки это как-то не по мужски, и пошёл ей на встречу. Поравнявшись с Раисой Васильевной, я уже хотел было пройти мимо, но она остановила меня:
     -- Почему ты не здороваешься?
     -- Да вы так несправедливо повели себя по отношению ко мне при последней нашей встрече, что у меня нет никакого желания с вами здороваться.
     Пропустив мой ответ мимо ушей, Раиса Васильевна стала говорить о том браке который мы с Пашей у неё наделали, и о потраченных на исправление деньгах, закончив тем что мне непременно  необходимо прийти отрабатывать. Но я решил снять с себя ответственность, перевалив всё на Пашу, и умело импровизируя, объяснил Раисе Васильевне что я вообще не строитель а только подрабатываю этим, и Паша позвал меня помогать ему, и все решения принимал он, и мы не делили деньги поровну, а он платил мне зарплату как разнорабочему, и в конце, для драматизму, добавил, что Паша со мной полностью так и не рассчитался. Раиса Васильевна явно не ожидала такого поворота и только разочарованно спросил:
     -- Значит не придешь?
     -- Нет, -- ответил я, довольный тем что так нашёлся во лжи.

     Выгнав кухню, которая будет одноэтажной, и прихожую, сверху которой вторым этажом будет комната, мы приступили к крыше. Защищать дом от дождя предстояло битумной черепице, и не сталкиваясь с этим раньше, Витя хотел провести консультацию по телефону с Петровичем, который в крышах был большой специалист, но тот пребывал в глубокой медитации, и Витя взялся за дело, основываясь только на собственных предположениях. Наконец порадовал нас своим возвращением Гриша. Но к высоте он относился неблагосклонно, и большую часть времени проводил в беседке с сигаретой, кофе или чаем, и постоянными переговорами по телефону, лишь изредка возвращаясь на высоту, но предпочитая ту часть работы что велась с лесов. Только крыша кухни, у которой был небольшой уклон, пришлась ему по душе, и он уделил ей много внимания. На почве битумной черепицы между Витей и Гришей возник спор. Витя утверждал что липкую часть черепицы перед проклейкой надо прогреваясь, а Гриша говорил что на то она и липкая чтобы клеить её так. И не придя к согласию, черепица так и клеилась, где-то прогреваясь, а где-то нет.
     Когда битумная черепица заняла своё место, и дом оказался под возможно надёжной защитой от дождя, Витя попросил нас помочь ему. Он у себя на участке уже выгнал запланированные два этажа, и теперь ему надо было залить между ними бетонную основу образующую полы и потолок. Часть дома для этого он уже подготовил, и рано утром, я, Гриша, Вася и крестник Вити, парень лет двадцати, вторглись во владения Вити для бетонных работ. После горячих напитков, мы облачились в робу, Витя провёл инструктаж, распределил обязанности, и бетономешалка приступила к раздаче бетона. Работалось сплочённо, без перекуров, и через некоторое время, подготовленная часть дома получила свою границу этажей. Когда остатки бетона были смыты с тела и оно обрело свою чистую одежду, Гриша не очень тонко намекнул Вите что неплохо бы и подкрепится. Витя, немного подумав, предложил пожарить картошки с мясом, и Вася с энтузиазмом взялся за дело. Ну а Гриша, не зная меры, снова не очень тонко намекнул что картошку, для закрепления надёжности изделия из бетона стоит дополнить горячительными напитками, разной градусности. Витя пошёл и на это, но к концу вечера, грустно заявил что ему дешевле бы вышло если бы он вместо нашей неоплачиваемой помощи, нанял бы каких-нибудь работяг.
     --  Ну, ну, -- шутливо подбодрил его Гриша, -- зато хорошо посидели.
     К слову, о том штрафе, который Вася подсунул Вите. Ему удалось от него отделаться. Оказалось что проверка не имела права входить во двор без присутствия владельца участка, и Витя подал на них в суд. Суд он выиграл и штраф с него сняли.
    А употребление горячительных напитков, разной градустности, бесследно не прошло, Вася не появился на работе ни на следующий день, ни через два дня. Стало понятно что он ушёл в запой. Ему видимо давно хотелось, и выпитое у Вити сыграло роль катализатора.
      А между тем дом продолжал благоустраиваться и после того как в доме поработали электрики, заказчик пригласил бригаду штукатуров для выравнивания стен. Бригада состояла из трёх женщин и пожилого мужчины в качестве бригадира. Стены в доме были очень кривые, и увидев их женщины взялись за головы. Они пол дня к ним присматривались, а потом собрали вещи и ушли. Приехавший на следующий день заказчик думал что штукатурные работы уже вовсю идут, и сильно удивился тому что они даже не начинались. Пришлось ему искать новую бригаду. А новая бригада оказалась уже посолидней. В ней было три молодых парня и женщина. Они сразу заказали какую-то готовую смесь и привезли бетономешалку. Правда попытались расположится в нашей беседке, но были мной оттуда деликатно изгнаны, поскольку беседка не рассчитывалась на такое количество народу. Обустроив себе раздевалку, штукатуры приступили к работе и работали они быстро и слаженно, придавая стенам ровное покрытие, а в конце рабочего дня, чтобы хоть как-то обезопасить своё имущество, поскольку в доме не было ни окон ни дверей, они затягивали бетономешалку лебёдкой через оконный проём на второй этаж.
     А мы тем временем демонтировали крышу той небольшой постройки в которой жил когда-то Эдик, а после и все её внутренние простенки. Заказчик планировал сделать в ней баню с небольшим бассейном и зоной отдыха. По просьбе Гриши шифер мы снимали аккуратно, он хотел забрать его, чтобы подлатать прохудившуюся крышу над своим домом. Через некоторое время Витя снова позвал нас помочь ему с бетонными работами, но в этот раз всё прошло без Гришиного участия. Он всё уверял по телефону что вот-вот подъедет, но мы его так и не дождались. У Гриши была такая манера поведения. Если его ждали а он задерживался, то Гриша никогда честно не говорил через сколько будет, а всегда уверял что он уже на подходе, даже если был далеко, и даже если был занят другим делом. И сколько бы ему не звонили после этого, он всё уверял что уже на подходе, хотя с первого «я уже на подходе», могло пройти и пару часов. А если он в итоге вообще решал не приезжать, то просто переставал брать трубку. Так и в этот раз, после ряда уверений что он уже на подходе, Гриша пропал со связи. Его отсутствие впрочем не особо повлияло на работоспособность коллектива, и мы управились и без него, в конце повторив тоже мероприятие что и в прошлый раз. На следующее утро я поинтересовался у Гриши почему он не приехал, и Гриша оправдался невероятно заполнившими день делами, но в интонации я уловил что он просто поленился. Гриша вообще не склонен к физическому труду, и КПД его в такие моменты не высок, и его присутствие, в основном, влияет только на объём коллектива, и он больше ценен как создатель весёлой атмосферы. Но эта его телефонная манера раздражает, и мы не раз из-за неё теряли время впустую, и чтобы хоть немного наказать Гришу, я, зная его нелюбовь к физическому труду, и любовь к застолью, когда он спросил: «Ну как залили?», на ходу импровизируя (вот уж есть талант), рассказал что людей было больше чем в прошлый раз, а площадь была меньше, и залили легко и быстро, а после отметили это за хорошим столом. Витин родственник, приехавший ему помочь (а он действительно был, но не так ярко как я рассказал), привёз с собой две бутылки дорогого коньяка, красную рыбу, а Витя приготовил люля и запёк овощи на гриле, дополнив всё это на столе красным виноградом, сыром и тёплым, душистым лавашём. Гриша конечно постарался виду не подать что сожалеет о том что не приехал, но это у него плохо получилось.
     Когда штукатуры сделали своё дело, мы взялись за заливку полов на первом этаже. Гриша снова пропал и Витя, для укрепления бригады, привёл своего крестника. Это был работящий парень, и работа шла продуктивно, и вскоре дом, помимо ровных стен получил и ровные полы. Когда бетон высох, заказчик установил окна и входные двери. А между делом позвонил Вася и сообщил что из-за его частых запоев, жена больше не разрешает ему работать в Донецке, и он устроился на работу в Горловке. Таким образом наша фирма понесла невосполнимую потерю в лице опытного и ответственного специалиста.
     Утром, когда я уже был на две трети пути к калитке, меня стал нагонять Гриша на своей машине. Теперь это были зелёные Жигули-копейка. Нива отъездила своё, и догнивая во дворе, служила будкой для борзых. А Жигули ему презентовал Вривода за то что Гриша помог ему в какой-то махинации. У этой машины была своя история. Как-то тесть Вриводы, уже не в лучшие для Вриводы времена, разбил свою машину, и Вривода решил подарить ему машину на день рождения. В связи с «уже не лучшими временами», он искал вариант подешевле, и затянул с этим до последнего, в итоге и купив эти Жигули. Машина была уже далеко не новая, но в хорошем техническом состоянии, вот только нуждалась в покраске. Вривода решил и на этом сэкономить, и не обратился к специалисту, а доверил покраску Васе-Лётчику, хотя тот и пытался отказаться. На покраску оставался один день, а он, как назло, выдался дождливым. И машину Вася красил у Вити  в гараже. И в гараже машина выглядела хорошо покрашенной, но когда её выгнали на солнечный свет, то оказалось что машина покрашена крайне плохо. Перекрашивать уже не было времени, но в таком виде Вривода не захотел её дарить, в итоге вообще отказавшись от этой идеи. И машина долгое время скиталась по гаражам, пока наконец не попала в Гришины руки. Но это были не лучшие руки, и сделав усилие чтобы догнать меня, машина заглохла. Попытки Гриши дать жизни своему коню ни к чему не привели, и он вышел из машины чтобы поковыряться в железных внутренностях. Вслед за Гришей, с пассажирской стороны вышел Петрович. Жизнь всё также иссушивала его и трепала. Вряд ли с его тела можно было наскрести хоть грамм жира. Всё такой же худой, но улыбчивый старик пятидесяти двух лет. Получив от Гриши отказ в физической помощи, мы с Петровичем пошли на объект, но не успела закипеть вода в банке, как машина подъехала к воротам.
     Вот уж укоренившаяся у нас в коллективе привычка – чай (ну или кофе (тут уж в зависимости от предпочтений)), на работе, а особенно утренний, перед началом рабочего дня. А ведь каждый из нас и дома пьёт чай (кофе) по утрам. Но это так сильно въелось в начало нашего рабочего дня, что мы не раз шли на крайние меры ради утреннего чая (кофе). Как-то, когда у нас сгорел кипятильник, мы бегали в поиске кипятка по соседям, и с тех пор всегда держим это средство доведения воды до кипения в двух экземплярах. А когда у нас разбилась банка, в которой мы грели воду, то мы обследовали не один магазин в поиске консервации в стеклянной таре. А в периоды когда по округе отключали электричество или его вообще не было на объекте (дом судьи), мы грели воду на костре, для чего использовали доступные и подходящие для этого виды емкостей. Но всё же оставшись раз без чая (кофе), наш коллектив был так деморализован что это привело и к понижению КПД и к общему моральному и физическому упадку, и промаявшись до обеда, мы разъехались по домам. И я думаю что если нам в дальнейшем достанется объект где не будет возможности выпить чая (кофе), то нашей фирме придется отказаться от такого объекта, поскольку работа там станет или будет продвигаться крайне неэффективно.
     -- Интересно есть у Вити кофе? -- спросил Гриша, когда вода закипела, и стал рыться в столе, стоявшем у нас под навесом.
     Он никогда не привозил кофе на работу, а всегда и с удовольствием пил Витин. Тому это не нравилось, но он предпочитал об этом молчать, но когда финансовые дела пошли хуже, Витя перестал возить кофе на работу в банках, а брал с собой или в стиках то количество которое ему было необходимо на день или насыпал в пакетик, нужное ему количество кофе и исходя из пропорции сахара, но правда часто перед тем как взять смесь из пакетика, забывал перемешать содержимое, и к концу дня пил либо подкрашенную сладкую воду либо крепкий несладкий кофе. Но Гришу такие экономические шаги не останавливали, и он продолжал, только реже, брать кофе у Вити, лишая того возможности выпить необходимое ему количество чашек на день или обрекая пить мене крепкий чем Витя предпочитал. И спрашивал Гриша о кофе всегда как-то с вызовом в голосе, с одной стороны придерживаясь интонации что спрашивает о пустяке и уверен что Витя не откажет в такой мелочи человеку с которым он столько лет связан и не будет возмущаться этой постоянной просьбе, а с другой стороны, с лёгкой иронией и осознанием того что он уже много лет сидит на кофейном иждивении у Вити. И Витя всегда отвечал как-то вяло, растягивая слова, и с читавшейся в голосе усталостью от этих постоянных просьб. Не замарачивался Гриша и по поводу сигарет, и  крайне редко приезжал на работу с целой пачкой, а обычно у него было при себе пару штук, и уже вскоре он начинал просить сигареты у Вити. Тому это тоже не нравилось, но он возмущался только тогда когда Гриши не было рядом, а при Грише делал вид что это пустяковая просьба, но протягивал сигарету с вымученной улыбкой. Не то чтобы Гриша как-то выделял Витю в этих вопросах, просто кроме Вити кофе на работу никто не привозил, а сигаретами он всегда был снабжён больше остальных (при мне вообще не было случая чтобы Витя был без сигарет), и помимо Гриши ему частенько приходилось угощать куревом и других.
     Но кофе Гриша не нашёл и ограничился предложенным мной чаем (к слову и чай Гриша на работу никогда не привозил). Я предпочитаю зелёный, и покупаю хороший и дорогой (ну относительно конечно), но это всё равно получается экономно, поскольку качественный чай можно заваривать по три, четыре раза, и одной чайной ложки заварки вполне хватает на рабочий день. Конечно, понятно, что под многоразовым завариванием подразумевается заваривание  в короткий промежуток времени, но рабочего человека такие нюансы не волнуют.
     У Петровича возникла заминка с тем чтобы заварить чай, порывшись в своей сумке  он с горечью произнёс:
     -- Чай забыл.
     Я предложил ему свой, но он категорически отверг это:
     -- Я эту зеленуху не пью. Ладно, вот у меня в кружке пакетик, я вчера пил и забыл выбросить. Заварю вторяк.
     И Петрович залил кипяток в кружку, пытаясь извлечь из вчерашнего пакетика немного цвета. Но дело не ладилось, и я ещё раз предложил свой.
     -- Ничего, ничего, сейчас дожмём, -- снова отверг моё предложение Петрович и стал выжимать пакетик пальцами. Выжав всё что можно он добавил сахар и сделав глоток демонстративно поморщился:
     -- А, зараза, крепкий получился.
     Не успели мы сделать и по паре глотков, как появился Витя, и присоединился к нам, заварив себе принесённую в пакетике кофейно-сахарную смесь. Гриша решил не упускать такую возможность, и быстро допив чай, с молчаливого то ли согласия, то ли нет, зачерпнул и себе ложечку. И Витя убирал в стол пакетик с читавшимся в глазах осознание того что по меньшей мере на одну чашку кофе ему сегодня уже придется выпить меньше или придется пить мене крепкий.
     Затянув с началом рабочего дня, мы решили отметить возвращение Петровича в коллектив, и на вечер сделать мясо на решётке. Гриша собрал деньги и отправился на рынок, а мы, разгрузив грузовое такси доставившее обрезную доску, приступили к формированию потолков в доме.
     В основе потолков и полов (ну кроме полов первого этажа) лежали бусы, и нам предстояло, потолки, после пароизоляции, подшить из обрезной доски, а полы, перед тем заложив между брусов утеплитель и постелив пароизоляцию, положить из половой доски. Такой большой объём работы в доме радовал, поскольку стояла невыносимая жара.
     С возвращением на объект Гриша сильно затянул, видимо прибавив к рынку и своё дело, и приехав он сразу замариновал мясо. Он выбрал говядину, и такой выбор огорчил Витю, заявившего что свинина помягче.
     -- Да что-то захотелось так что бы пожевать – ответил ему Гриша, улыбнувшись своими оставшимися пятью зубами.
     Устраивать такие мероприятия с Гришей было хорошо, он всегда с готовностью брался за приготовление, и чтобы он ни готовил это неизменно получалось вкусно. Когда подошло время, я развёл огонь. Дав огню изжить себя, Гриша поставил мясо, а Витя озвучил своё желание дополнить стол пивом (не помню случая чтобы у него не было такого желания). Но сделал он это нерешительно, высказав опасение что после пива у Петровича может последовать реакция. Но Петрович заверил его, что пить не будет, и Витя отправился в ближайший магазин. Достигнув нужной степени прожарки, мясо легло на стол. Петрович был твёрд и стоически смотрел на запотевшую, пенящуюся  ёмкость. Насытившись, он стал прохаживаться по тому месту что раньше занимала продолговатая пристройка.
     -- А свинарник кто снёс? – спросил он, нагулявшись.
    -- Да тут много народу побывало, -- ответил Витя. – Андрюха, Славик, Кока.
     -- Куда же они все подевались?
     -- Ну Андрюха, -- начал Витя, но Гриша его перебил:
     -- Этот гад сначала названивал, покоя не давал, всё просился на работу, а потом отработал два дня и пропал вместе с моей болгаркой. А Славик тут вообще устроил шоу.
     -- Да? Что за шоу? – спросил Петрович.
     -- Он тут жил с женой, а та куда-то пропала. Славик так обеспокоился этим что написал заявление в милицию, и сюда приезжали опера, расспрашивали, осматривались,  собирались даже эту кучу перекидать, -- показал Гриша на лежавшую посреди двора землю, -- а он её потом сам нашёл, она блудила в какой-то компании. Ну он ей всыпал как следует, а после повёз домой.
     -- А Кока?
     -- Та товарищ мой искал себе помощника, по хозяйству, я Коку к нему и отправил. Пусть уж лучше там работает, меньше вреда от него будет, а то он тут уже начал понемногу закидывать, я его и сплавил чтобы не повторилось как в тот раз.
     -- А что «в тот раз»? – спросил я.
     -- Да мы как-то проводили работы в одном доме, из этих, ещё советской архитектуры, заказчик решил сделать там себе такое место отдыха, с баней, бассейном, летней площадкой, мангалом, ну и Кока там ночевал. И в выходной, когда работы на объекте не велись, мать заказчика, она где-то рядом жила, увидела что калитка во двор этого дома распахнута настежь, она зашла во двор чтобы посмотреть в чём дело и  увидела что и дверь в дом тоже настежь, она вошла в дом и обнаружила там лежавшего на полу, и как ей показалось без дыхания, Коку. Она, понятное дело испугалась, вызвала скорую, позвонила сыну, тот Вите. Приехали все, а Кока оказался просто мертвецки пьян. Разыгралась нешуточная буря, но объект дипломатическими усилиями удалось удержать, но Коку, как лицо нежелательное, с объекта пришлось удалить, кстати на Донецкое море, ты его по-моему там видел.
     -- Да, видел.
     -- Весело у нас в коллективе, персонаж на персонаже, -- улыбаясь, сказал Гриша, -- а кстати, раз уж речь зашла о неординарных личностях, что там Лапоть, давно его не видел.
     -- Прячется, -- смеясь, ответил Петрович. – Выбрал для себя новый способ заработка. Сдаёт операм кого-то из своих знакомых, промышляющего чем-то криминальным или совершившего что-то такое, те его принимают и выбивают деньги за прекращение дела, а потом делятся с Лаптем. Такой наводчик, стукачёк.
     -- Вот там тип конченный, -- зло улыбаясь, сказал Гриша. – А ведь у него нормальные родители. Будь у меня такой сын, я бы его грохнул.
     -- Как Иван Грозный своего? – рассмеялся Петрович.
     -- Ну вообще-то это не факт, -- сказал я.
     -- Что не факт?, -- спросил Гриша.
     -- То что Иван Грозный убил сына.
     -- Да как не факт, если и в учебниках и в фильмах.
     -- И на картине, -- добавил Петрович.
     -- Вот и на картине, -- подхватил Гриша.
     -- Ну что касается картины, то она называется «Иван Грозный и сын его Иван», и ни о каком убийстве в названии не упоминается, а сам образ Ивана Грозного в истории сильно демонизирован, отсюда и такая версия.
     -- Зачем же его демонизировали? -- спросил Гриша.
     -- Ну дело в том что историю государства Российского по большей части писали иностранцы, обильно заседавшие в те времена у трона, и им совсем ненужно было подавать историю России в величественных тонах, и они морали бумагу в интересах своих государств, очерняя и государей и сам народ.
     -- Так а зачем нужно было искажать факты? – снова последовал вопрос от Гриши, ему было по душе что разговор перешёл к гораздо более высоким формам.
     -- Да за тем же, за чем в годы холодной войны в штатах рассказывали что по улицам Союза бродят медведи. Информационная война.
     -- Ну не знаю, как-то не особо верится в то что ты сказал, ведь писали же и русские историю. Карамзин например, -- вступил в разговор Витя.
     -- Из тридцати четырёх историков, писавших о России, только трое были русские, да и они далеко не всегда черпали информацию из достоверных источников. Вот Ломоносов например был крайне недоволен тем как излагается история его государства, и сам взялся за это, но труд свой закончить он не успел, а то что написал  бесследно  исчезло. А что касается Карамзина, то он писал о Грозном опираясь на рассказы трёх лиц – немца, англичанина и беглого русского, так что достоверность написанного им сильно под сомнением. И вообще его «История Государства Российского» -- это не исторический документ. Карамзин сам называл свой труд поэмой, видимо предусмотрительно защищая себя от возможных обвинений.
     -- А я вот как-то смотрел передачу, -- продолжал сопротивление Витя, -- и там какой-то очень серьезный историк, достаточно веско утверждал что убийство там всё-таки было.
     -- Ну, история это вообще существо эфемерное, переиначиваемое как угодно в угоду чьим-то интересам и утверждать что-либо категорично слишком самонадеянно. Даже сейчас, живя в это время и даже будучи участником событий ты не можешь быть до конца уверен в том что понимаешь на сто процентов правильно происходящее и знаешь истину. Слишком много желающих подать информацию так как им выгодно или как они её понимают. Даже люди наделённые верховной властью всё равно зависят от тех кто предоставляет им информацию, а что уж говорить о прошлом, если уже в то время история так или иначе искажалась в чьих-то интересах, а с прошествием времени попробуй найди истину.
     И мы, частью подогретые пивом, частью болтливые от природы, а частью любящие такие разговоры, засиделись допоздна, ведя высокоинтеллектуальный спор.
     А утром, в промежутках между глотками кофе и затяжками, Гриша сильно зевал.
     -- Что тебе помешало выспаться? – спросил я.
     -- Да как-то вчера мясо во взаимодействии с пивом дало реакцию, да такую сильную, что я был изгнан женой на диван, где и промаялся до утра с открытыми настежь окнами, чтобы не угореть от собственных газов.
     Только мы допили чай (кофе), как привезли половую доску, и мы втроём (а был ещё Петрович, созерцание и аромат пенящегося напитка не надломил его волю, и на работу он вышел) взялись за разгрузку.
     -- А где Витя, чего он филонит? – спросил меня Гриша, после того как с разгрузкой было покончено, и грузовик доставивший её укатил в даль.
    -- Так у него же с утра сбор урожая, -- я был наиболее проинформирован в этом вопросе.
    -- А! урожая, -- несколько раздражённо сказал Гриша.
     Это была неприятная тема для него и повод к лёгкой форме зависти, скрываемой за ироничными и насмешливыми замечаниями в этом направлении. Дело в том что и у Вити и у Гриши были огороды примерно равные по площади, но совершенно различные по оформлению и содержанию. Витя содержал свой огород в образцовом порядке. Начинался он большим виноградником, а заканчивался небольшой теплицей. Повсюду где надо были вымощены дорожки и сделаны отводы для полива. Все деревья были подрезаны и побелены. На огороде произрастала и плодоносила большая часть того что могла дать наша земля и климат. Каждая культура была четка обозначена в границах и дополнена всевозможными приспособлениями для лучшего роста и созревания. Имелся на огороде и уголок для отдыха, с аккуратно подстриженной травой, местом для костра, бревном и парой берёзок. А у Гриши на огороде всё больше царил хаос, дававший четкое представление о том что времени на огород он тратит крайне мало. Единственным что Гриша точно знал где растёт, была конопля щедро рассеянная им по огороду. Я побывал у него когда мне понадобились саженцы клубники на дачу, правда я сначала обратился к Вите, но тот как-то с неохотой готов был дать, вскользь упомянув о том что у него всё чётко распределено, и чтобы не наносить непоправимый урон Витиному оазису я обратился к Грише, который щедро предложил мне взять сколько надо, и даже показал где примерно растёт клубника плодоносящая три раза в год и дающая урожай даже в ноябре. Тогда-то я и побродил по Гришиному огороду. Конечно, совершенно необоснованным было Гришино раздражение, поскольку Витя тратил немало времени чтобы содержать огород в образцовом порядке, но что было то было, и Гриша и в этот раз прошёлся как следует по Вите и его огороду, с юмором прошелся, он и зло.
     С приходом Вити мы снова поставили греется воду, и пока он переодевался, Петрович мне хитро подмигивал, переводя при этом взгляд на Витю, показывая этим что он что-то задумал. Переодевшись, Витя, со слабой надеждой попытался отыскать в столе, недоупотреблённый вчера, ввиду присутствия более подходящей в той обстановке жидкости, кофе, но не нашёл, и с грустным вздохом достал свежепринисённый. (Гриша такую возможность не упустил (Витя это предвидел, со вторым грустным вздохом положив себе в кружку, меньше чем хотел)). Когда распределение кипятка закончилось, Петрович, глубоко затянувшись и поболтав пакетик в кружке, посмотрел на Витю и с лёгким лукавством в голосе спросил:
     -- Ну что Вить, каков сегодня урожай?
     Сбор урожая была любимая тема для Вити и он всегда с энтузиазмом и благодарностью хватался за возможность рассказать об этом. Если во время отдыха повисала гнетущая тишина и не о чём было поговорить, то эта тема была как раз для таких случаев. Не стал исключением и этот раз, и Витя, ухватившись за вопрос, приступил к детальному  изложению всех подробностей сбора урожая. Были названы точные цифры по собранному на этот момент по каждому виду отдельно. Затем на поверхность были извлечены точные данные по прошлогоднему урожаю, видимо находившиеся в памяти в свеже обновлённом виде. Был произведён процесс сравнивания, тщательный анализ причин большего или меньшего сбора. А дальше Витя погрузил нас в мир финансовых цифр по сегодняшнему дню и по этому же дню но год назад, а так же назвал общие суммы дохода за прошлые годы и что ещё предвидится в этом. Пока мы растворялись в таком обильном потоке данных, Петрович взглядом обратил моё внимание на Гришу, в глазах которого читалось явное и не скрываемое раздражение. Он нервно курил, отхлёбывая  Витин кофе из чашки находящейся в той же руке что и сигарета, а другой рукой рылся в телефоне, видимо отыскивая кому бы позвонить, только бы выйти из того объёма информации, который на нас обрушил Витя. Наконец всё это прервал Петрович, сказавший что всё таки надо пойти поработать.
     Когда полы и потолки были закончены, заказчик поинтересовался у Вити, возьмемся ли мы за гипсокартон, и Витя ответил утвердительно, но сделав один простенок пришёл к неутешительному для нас выводу что не смотря на все старания на гипсокартоне заработать не получиться, и от этой работы наш коллектив отказался.
     Может по этому или по другой какой причине, но Петрович снова ушёл в запой, ну а мы с Гришей решили восполнить финансовый пробел образовавшийся в результате неудачного манёвра с гипсокартонном, и при помощи металлолома улучшить своё материальное положение. Мы предлагали и Вите, но он не захотел заниматься: «этой ерундой».
     Та яма что в прошлом служила для сбора испражнений, перед продажей участка была выкачана и заполнена землёй, но сверху, прежней конструкцией, остались листы метала, закрывавшие яму, которые мы с Гришей и задумали сдать на металлолом. Помимо этого после демонтажа гаража остались уже ненужные швеллера, которые тоже решено было приобщить к делу. Пункт приёма находился по этой улице через пять дворов, и за несколько перемещений с тяжёлой ношей, мы заработали по пятьсот гривен и в связи с этим решили снова пройтись по мясу. Витя благодушно принял  наше предложение присоединится и даже намекнул что пиво будет совсем не лишним, сняв этим с нашей прибыли свой процент.
     Оставив внутренние работы в доме замороженными, мы взялись за будущую баню, и сначала заложили ненужные проёмы кирпичом, а потом приступили к крыше. Мы занимались стропилами когда к нам со своей стороны подошёл сосед, тот что купил первый участок у Сергея. Он стал сокрушатся по поводу того что одно окно второго этажа смотрит на его двор, а это будет помехой когда он захочет после бани пробежаться голышом по снегу. Он предложил нам взяться за подъём забора и уложить сверху рядов пять шлакоблока, но Витя обратил его внимание на имеющиеся в кладке трещины, пояснив что от такой нагрузки забор может просто рухнуть. Это расстроило соседа, но он тут же нашёл другой способ укрыть свой двор от посторонних взглядов, а именно посадить у себя на участке под забором какие-то высоко растущие насаждения (названия не запомнил). Пользуясь случаем Витя спросил соседа не будет ли он против, поскольку баня примыкает к забору, если край крыши выйдет на его участок. Сосед был не против, но когда мы на следующий день приступили к установке крайней стропилы, прибежала жена соседа, очень крупная женщина, и стала агрессивно требовать чтобы мы не смели заводить крышу не её территорию. Такая категоричная реакция нас удивила, ведь не так давно они сами пристроили к забору граничащему с другим соседом, курятник, выведя край крыши на его участок. Чтобы прекратить этот поток агрессии в нашу сторону Витя поспешил пояснить даме что её муж дал согласие на это, но дама не сбавляя шума, ответила что ей пофиг что этот там разрешил и будет так как сказала она. Конечно это их дело кто там у них в семье носит штаны, а кто носит понять было не трудно, поскольку чуть позже её муж прибежал с тем же требованием, и даже сделал вид что не помнит как дал нам добро, но зачем же прилюдно принижать мужа. Впрочем оказалось что эта дама может быть и вполне любезной. Через пару дней после столкновения, когда Витя по своим каким-то делам стоял у окна препятствовавшего её мужу бегать по снегу голышом, она обратилась к Вити со своей территории и тон её был доброжелателен и приветлив. Её интересовал вопрос канализации и то как наш заказчик будет его решать. Между дамой и Витей завязался диалог, а мы с Гришей в это время стояли во дворе и давились со смеху, поскольку смеяться приходилось тихо, чтобы не мешать беседе. Дело в том что при разговоре Витя одну ногу поставил на подоконник и для того чтобы было лучше слышно собеседницу сильно подался вперёд что увеличило расстояние между ног и выставило на обзор разорванную от пояса до ширинки мотню. При этом на фоне чёрных брюк особо сильно выделялись белые трусы Вити, которые не просто были видны, а вывалились вместе с хозяйством наружу. Скорей всего что даже из космоса была видна эта прореха, а что уж говорить о стоявшей в соседнем дворе даме, в голосе которой проступало явное смущение. Комичности ситуации добавляло то что Витя вёл разговор серьёзным, деловым тоном. Мы с Гришей никак не могли успокоится, и Витя заметив наши конвульсии искоса и с подозрением на нас посматривал, пытаясь понять причину смеха. Когда разговор закончился, и дама удалила свои примерно сто пятьдесят килограммов в дом, Витя поинтересовался:
     -- Чего это вы так разошлись?
     -- А чего это ты так раскорячил ноги. Пытаешься соблазнить соседку? – спросил в свою очередь Гриша.
     В глазах Вити сначала мелькнуло непонимание, но потом он наконец заметил возникшую брешь. Смутившись, он матюкнулся пару раз (негромко и с досадой), и для устранения неполадки спустился в беседку, где у нас хранились нитки с иголкой, припасённые как раз для таких случаев. А мы с Гришей ещё долго не унимались, на всякий лад выставляя эту ситуацию. Так например Гриша, между прочим, заметил что Вите не следует себя так фривольно вести с замужней дамой, и вообще в его годы уже надо быть поскромнее, а то что он не женат не даёт ему права переступать через морально-этические нормы. А я в свою очередь поинтересовался, по каким это своим делам он стоял у того окна, не эту ли даму высматривал, не пронзила ли она своим стремительным появлением его рабочее сердце, и не был ли это намеренный разрыв (эту версию Гриша особо горячо поддержал). Следующий день не принёс Вите облегчения, поскольку появившиеся в соседнем дворе на бельевой верёвке, красные ажурные трусики, где-то семидесятого размера, больше напоминавшие при порывах ветра алые паруса, мы посчитали за продолжение флирта и намекнули Вите что он как джентльмен обязан ответить на этот романтический порыв ранимого женского сердца и развесить у нежелательного окна свои парадно-выходные трусы, чтобы они развеваясь на ветру, символизировали зародившееся чувство. А Гриша от себя добавил что знает человека который за умеренную плату сделает эту даму вдовушкой, и вдовушкой судя по всему, с неплохим состоянием, и вытекающими из этого возможностями, и для наглядности вывел образ Гайдаевской мадам Грицацуевой. Ну а я, увлёкшись импровизацией, даже как-то умудрился выплести из нехитрой основы – «Ромео и Джульетту Мариупольской развилки». Взялся было даже за «Отелло», но не смог выплести, слишком неравны были силы. Но впрочем, наш энтузиазм довольно быстро сник (хотя можно было ещё плести и плести, скрашивая серые, рабочие будни), у Вити совсем нет чувства юмора, и он игру нашу не поддержал, а как-то даже принимал всё в серьёз, и нам с Гришей, чтобы не вносить разлад в коллектив, пришлось угомониться и сфокусироваться на работе.
     В конце дня Витя предупредил нас что его завтра не будет, но поставил перед нами задачу за завтра обшить стропила доской. Но в отсутствие Вити рабочее утро никак не начиналось. Гриша без энтузиазма смотрел на стропила, допивая вторую чашку чая (в его глазах явно читалось что кофе было бы предпочтительней, но в этом вопросе Гриша был твёрд, и как бы сильно не хватало ему этого напитка он ни разу не позволил себе слабости привести его на работу), и докуривая вторую и не последнюю в пачке сигарету (а вот в этом Гриша был не так крепок, особенно если знал что на объекте курящих не будет).
     -- Слышь, сказал тоже, да? За сегодня. Тут минимум три дня и то если без обеда и до темна. Да?, -- проговорил с возмущением в голосе Гриша, и с надеждой посмотрел на меня.
     -- Да, нет, четыре минимум, -- поддержал я игру, чем вызвал горячее одобрение.
     Но рабочее утро всё же началось, и первый гвоздь занял своё место, но вот второму помешал зазвонивший у Гриши телефон. Звонил его друг. Гриша ответил другу и тот попросил денег в долг. Гриша сказал что он сейчас на работе, и денег у него с собой нет, но он попробует созвонится с женой, которая может быть  дома. Закончив разговор он набрал жену:
    --  Милая, ты дома? Там другу моему срочно нужны деньги, ты уж будь добра, он сейчас подойдёт, ты дай ему сколько надо. Хорошо любимая? Да, да родная, он сейчас подойдёт. Ага, спасибо солнышко.
     При этом разговоре мне пришлось отвернуться в сторону, поскольку я не мог сдержать улыбку. Вот уж не думал что Гриша может быть таким пушистым. Закончив разговор он позвонил другу и направил его к жене, а через десять минут друг сообщил ему деньги получил, а ещё через пару минут позвонила жена и сказала что деньги дала, но Гриша отреагировал на это несколько раздражённо:
     -- Ну дала и дала, чего звонить. Всё давай, я занят.
     Когда он повесил трубку, я возмутился его такой грубости:
     -- Вот ты какой. Когда надо было, то солнышко, любимая, родная, а как получил то что хотел, то сразу «чего звонить».
     Гриша рассмеялся в ответ, удивлённым, вопросительным «Да?», сделав вид что не заметил своих перепадов.
     Забив второй гвоздь, мы продолжили рабочее утро, и не смотря на «огромнейший объём», к окончанию рабочего дня, с поставленной задачей справились. На следующий день Витя завёз ондулин. Но с началом затянул. Он раньше не имел дела с ондулином, и хотел предварительно проконсультироваться с Петровичем, но тот всё ещё пребывал в высших сферах, познавая тайну мироздания, и дозвонится до него не получилось, так что Витя приступил к делу, опираясь на общие познания и свою сообразительность. Ну а мы с Гришей занялись утеплением крыши. За обедом Гриша рассказал какую пакость сделал своему другу, отдав ему в работники Коку. Одной из обязанностей Коки при дворе было выпасать овец. Делать это надо строго ограниченно по времени, поскольку овцы, не знают меры в еде, и это, при употреблении определённых злаков может привести к плохим последствиям. Но Кока, находясь под воздействием местного самогона, проспал момент прекращения приёма пищи, и овцы, пользуясь этим продолжали, уже сверх нормы набивать своё нутро овсом (со злаком мог ошибиться), чего никак нельзя было допускать, поскольку попадая в желудок овёс начинает бродить и его чрезмерное употребление приводит к тому что овцы умирают от вздутия живота, то есть от газов, а вернее от их избытка. И от не бдительности Коки, у Гришиного друга умерло порядка пятидесяти овец. Конечно, проснувшись и обнаружив бездыханные тела, Кока, во избежание неприятных для себя последствий, поспешил сбежать, попутно прихватив кое-чего из хозяйского имущества и имущества других работников. Закончив рассказ, Гриша предложил Вите съездить к его другу и запастись мясом для собак. Что они и сделали, всю ночь занимаясь расчленением безвинно померших овечек.
     Между Витей и Гришей вообще образовались довольно странные отношения. За время долгой совместной работы они как бы прикипели друг к другу, но в тоже время дружба эта их тяготила, Витю в большей степени, поскольку Гриша нередко сильно злоупотреблял его сдержанностью и сложившимися меду ними отношениями. Результатом этих злоупотреблений было то что все основные  нагрузки по объекту ложились на Витю (как я уже упоминал, Гриша частенько куда-то пропадал), но прибыль они несмотря на это делили поровну, и все дела между фирмой и компанией были тоже на Вите, поскольку он являлся учредителем фирмы. Помимо этого в финансовом вопросе, Гриша нередко позволял себе брать у Вити в долг, забывая при этом отдать, а Витя, по непонятным  причинам, часто не хотел  напоминать ему о долге, лишь  нам (бригаде) сокрушаясь об этом. А когда всё же напоминал, по прошествии времени, Гриша очень из-за этого расстраивался, где-то в памяти отыскивая повод к тому что Витя ему когда-то был чем-то обязан, и Гриша великодушно не напоминает об этом, и Вите следовало бы поступать так же. Главным аргументом в этой ситуации для Гриши была борзая, которую он, по его словам нам, когда-то подарил Вите, а такая породистая элитная собака, опять же со слов Гриши, стоит немалых денег. «И он мне ещё смеет говорить о каких-то долгах» -- сокрушался он нам, хотя Витя, опять же нам, утверждал что он за эту собаку заплатил. И Гриша всегда, о скольких бы стёршихся из его памяти эпизодах не напоминал ему Витя, отыскивал повод считать, и он в это свято верил, что Витя ему чем-то обязан, и всякий раз неподдельно возмущался, если Витя напоминал о долге. И никогда его не отдавал, а Витя, несмотря на это, продолжал занимать Грише деньги. Это же касалось и работы. Съездив раз в пол года за материалом, Гриша твёрдо об этом помнил, и возмущённо напоминал Вите, если тот подымал вопрос о неравномерных нагрузках при ведении объекта. И в их совместных помимо стройки делах, опять же Витя всегда оказывался не в лучших условиях. Вот, например, есть у Гриши друг, который держит пасеку и оптом торгует мёдом, и Витя как-то захотел подвязаться под это и взять мёд на продажу. Совместными с Гришей усилиями они нашли нержавеющие бидоны и съездили на пасеку. И Витя дал Грише за это два трёхлитровых бутыля мёда, но Гриша посчитал что этого мало и намекнул что ждёт ещё и процент с продажи. И Витя отдал ему ещё и пятнадцать процентов, но Гриша остался этим крайне недоволен, и в разговоре с нами сильно возмущался жадностью Вити, утверждая что Витя его обделил, хотя его роль свелась только к тому что он просто съездил с Витей и договорился за мёд, при этом не выбив никакой скидки. А Витя, в свою очередь, и опять же в разговоре с нами утверждал что дал слишком много, поскольку помимо забот о продаже, которой занимался только он, ему ещё пришлось потратится и на бензин, и по сути Грише и не за что было давать деньги. Или как-то предложил Гриша Вите хорошую баранину по выгодной цене, ну Витя и купил по доверию, не осматривая товар, а когда стал разделывать его то обнаружил что в купленном, в основном преобладают кости, и по сути по цене хорошей баранины, он купил суповой набор. Витя сдержанно сообщил об этом Грише, но тот возмутился несправедливому обвинению, категорично заявив что продал исключительно мясо, но приехать посмотреть отказался, и Вите пришлось смирится и вместо запланированных шашлыков с друзьями, накормить купленным свою собаку. И в этой ситуации снова мы выслушивали по отдельности и претензии и недовольство обеих сторон. Бригада для них, помимо воли, стала этаким бруствером, принимающим весь их негатив по отношению друг к другу, на себя. Когда они оба были на объекте, то общались между собой с уважением и по-дружески, но стоило кому-то из них не выйти и можно было быть уверенным что рано или поздно, но речь непременно зайдёт об отсутствующем. Витя в такие моменты всё больше жаловался  на Гришу, для чего всегда находил немало поводов, а вот Гриша, по большей части, иронизировал над Витей, для чего тоже находил немало поводов, но иронизировал он несколько желчно и совсем не по-дружески, делая ставку в основном на огород и отсутствие жены, с недоброй улыбкой, объясняя последнее чрезмерным злоупотреблением Витей пивом и наличествующими там женскими половыми гормонами, ведущими, по утверждению врачей и диетологов, к мужскому бессилию. Но тем не менее, несмотря на всё это, они не переставали включать друг друга в свою повседневную жизнь.

     Закончив с ондулином, Витя созвонился с заказчиком, необходимо было решить какие внутренние работы нужны в бане. Заказчик приехал с уже готовым наброском в голове, но тот разбился о возвышающуюся по центру бани, колону из шлакоблока. Заказчик поинтересовался у Вити зачем нужна эта, не входившая в его замысел конструкция. Витя объяснил ему что из-за длинны бани, центральный брус пришлось набирать из двух частей, и на колоне лежат края, а центральный брус нужен чтобы из-за ширины бани, потолочные брусы не провисли. Выслушав объяснение, заказчик резонно заметил что в доме есть комнаты где такая же ширина, и потолочный брус вполне справляется с нагрузкой, и ему всё же непонятно, зачем нужна эта конструкция. Витя и сам уже понимал что дал маху, и центральный брус тут совсем не нужен. Он, невразумительно и негромко пытался дать какие-то пояснения, но заказчик предпочёл закрыть эту тему, и махнув на лишнюю деталь интерьера рукой, стал уже с учётом её, и на месте, продумывать планировку.
     Он вообще, по делам, человек занятой, и часто закрывает глаза на некоторые ошибки в работе, не желая видимо обременять свой мозг ещё и этим. У него к Вите образовалось некое подобие доверия, позволяющее ему не сильно углубляться в рабочие моменты и сбрасывать со своих плеч часть забот. Но и работу других бригад он оценивает несколько небрежно и поверхностно, наверное подсознательно защищаясь так от дополнительных эмоциональных и умственных нагрузок. Хотя как-то это совсем не разумно. Он тратит много времени зарабатывая деньги, а потом тратит эти деньги, а по сути выбрасывает на ветер, оплачивая или ненужные работы или некачественно сделанные. Это же касается и отсутствия проекта. Отказавшись от него, скорей всего в целях экономии, он неизбежно сталкивается с вытекающими из этого осложнениями. Большинство архитектурных решений принимается на месте, после не долгого, в связи с отсутствием времени, размышления, и решения эти нередко оказываются ошибочными, что приводит или к образованию ненужных деталей интерьера и не совсем комфортных в дальнейшем при проживании, условий или к необходимости переделывать уже сделанное, что опять же ведёт к лишним расходам. Может оно в итоге и получиться всё равно дешевле чем с проектом, да вот только заказчик за свои же деньги получает не то что хотел, примеряясь с уже образовавшимся.
     Хотя что касается отсутствия проекта, то вполне возможно что заказчик является почитателем работ Гауди, и просто пытается поражать ему. (Гауди – архитектор строивший без проекта).
     Закончив с утеплением крыши, мы перешли к подшиву и утеплению потолка. Окинув площадь потолка, Витя обнаружил что оставшегося утеплителя гораздо больше чем требуется. Он сделал пересчёт, и цифры показали что он заказал в два раза больше чем надо было на утепление верхних слоёв бани. К нашему с Гришей удивлению, Витю такой просчёт совсем не огорчил, и он, нисколько не раскаиваясь в содеянном, вызвал грузовое такси, и свёз просчёт на утепление своего будущего жилища. И мы с Гришей поняли что «голубой воришка» в Вите окончательно погиб.
     К слову, баня стала переломной вехой в сотрудничестве Вити и Гриши. Витя отказался делить с Гришей деньги заработанные на ондулине, дав этим чётко понять что теперь каждый зарабатывает для себя. Раненый в самое сердце, таким предательством, Гриша заявил что на некоторое время пропадёт, но не желая терять возможность хоть что-то заработать на потолке, он забил кусок за собой, сказав что сделает его когда вернётся. В связи с этим, ожидаемо, потолок долгое время стоял недоделанным, что вызвало недовольство заказчика, и в итоге его доделывал я.
     Грише вообще было свойственно бросать работу незавершенной или что-то им задуманное недовведенным до конца. Пренебрегал он и качеством выполнения работ, совсем не заботясь о том как это ляжет в итоге на быт заказчика. И как бы плохо он что-то не сделал и как бы негативно это потом не отразилось на человеке оплатившем сделанное, Гришу это мало волновало, а верней не волновало совсем, и он легко и беззаботно примерялся и со сделанным им и с собой, вычёркивая из своего сознания лишнее. Но такие черты характера, неизменно (об этом есть у Толстого) проступали и в отношении Гриши к своему быту и быту своей семьи, о чём свидетельствовали – плитка, экспроприированная у Васи, которая так и лежала в стопках во дворе и аккуратно нами демонтированный шифер, который Гриша так и не удосужился вывезти, и к окончанию сезона он стоял занесённый снегом.

     Сезон дорабатывали мы вдвоём Витей (Гришу опять закружил какой-то вихрь и на объекте он больше не появился). В доме хоть и стояли окна и двери, а переодеваться приходилось в холоде, и самым неприятным моментом рабочего дня было утро, и сильно охладившаяся за ночь роба. Я дорабатывал сезон заставляя себя. Внутри накопилась сильная моральная усталость от стройки. Несмотря на хороший коллектив и приемлемые условия, необходимость зарабатывать так, лежала на душе тяжёлым грузом. И чем ближе подступали холода, тем сильнее мозг заполняли мысли о мечте, и тем тягостней была необходимость облачаться в рабочую одежду. Но вера в мечту, в выбранный путь, грела, помогая преодолевать порой ненавистные минуты. И впереди у меня была только одна цель – идти, сокращая метры, к мечте.


4


     Я провёл рукой по уголку внизу калитки и нашёл ключ. Открыв калитку, я снова вернулся в мир, из которого не раз безуспешно пытался бежать, а позади снова осталась обволакивающая пустота. Разбитый и опустошенный, я вернулся на стройку. И вот опять стоял среди обломков кирпичей и осколков бетона. Снова я буду вдыхать строительную пыль и отбивать себе пальцы молотком. Снова кожа на моих руках будет изъедена раствором и истыкана занозами. Снова строительный груз будет давить мне на плечи и рвать сухожилия. Снова будет эта вечная боль в спине и мозоли. И снова природа будет обрушивать на меня жару, дождь и холод. Солнце будет жечь мне шею, дождь окатывать водой и продирать до костей холод. И обречённый на всё это, я снова буду зарабатывать свою жалкую копейку.
     В этот сезон заказчик проявил желание поскорей вселиться в дом, и объект постепенно стал наполнятся людьми. Сначала были мы с Гришей. Но первый рабочий день дался тяжело и мы так и не приступили к работе, не сумев пересилить себя, и долго разговаривали за чаем, а после решили отметить начало трудовых будней, и запекли на решетке детали курицы. Гриша выпил сто грамм, в честь открытия сезона, но тем и ограничился. А на следующее утро, Витя сильно возмущался тем что мы за день так ничего и не сделали. Но я объяснил ему что необходимо плавно, чтобы не надорваться, погружаться в рабочий процесс. Вместе с Витей, к бригаде добавился Петрович. Он наконец сумел обуздать себя и вышел из запоя, очень твёрдо, гранитно приняв решение не употреблять, и мы с ним и Витей утепляли дом снаружи, обшивая его не рекомендуемым экологами пенополистиролом. Гриша появлялся на объекте редко, не принимая особого участия в работе, но в первый же день произведя посев. Он делал это, в нужное время, везде, где мы планировали задержаться надолго, чтобы потом, собирая урожай, погружаться в необходимое ему для рабочего процесса, состояние. Увлёкшись посевом, он предложил засеять бахчёй лежавшую с прошлого года кучу земли. Конечно чернозёмом её назвать нельзя было, по большей части там преобладали опилки и глина, но Гриша отнёсся к этому серьёзно, и в следующий свой приезд посадил там семена арбуза и дыни.
     Вслед за нами на объекте появились водопроводчики. Это были два молодых парня, резво взявшихся за дело. Мы тоже, правда после понятия процесса, поскольку до этого никто из нас с утеплением стен дела не имел, взяли хороший темп, но после одноэтажной кухни  возникла необходимость лесов. Витя посчитал что лучше сделать леса из бруса, который потом ещё можно будет куда-то применить, чем брать леса в аренду, и разгрузившись, мы принялись пилить, забивать и вкручивать. Петрович был мастер по работе с деревом, и под его руководством леса получились что надо, правда для установки основных козлов, пришлось подключить водопроводчиков, поскольку Петрович постарался сделать леса понадёжней, налепив на них немало дерева.
     И подготовка объекта к заселению пошла полным ходом. Мы утепляли дом снаружи, водопроводчики готовили его к утеплению внутри, устанавливая радиаторы и кое-где тёплые полы, а по выходным наведывались электрики и где-то там что-то поделывали, готовя дом к приёму электричества. А пока артерии дома не наполнились током, для производственных нужд был протянут удлинитель с участка с которым у нашего заказчика граничили гаражи.
     Не долго водопроводные работы шли резво; водопроводчик остался один, приезжал нечасто, ненадолго и разбросанно во времени, но напоминал о своём присутствии звучавшими из радиоприёмника рок-хитами. Когда пространство в доме заполнил «Синий дым» «Алисы», я подошёл послышать, и мы познакомились. Его звали Данил, и он был такой же любитель рок-музыки, как и я. На том и разговорились. А позже, когда мы бригадой пили чай (кофе), я предложил Данилу присоединиться к нам. Он сначала отказался, сославшись на то что у него ничего нет для этого, но я уверил его что у нас большой выбор напитков, а кружку мы найдём, и он предпочёл Витин кофе -- (я невольно рассмеялся, Витя спросил «Чего ты?», Данил насторожился). Они быстро нашли общий язык, поскольку оба были заядлые рыболовы, а когда эта тема исчерпалась, я поинтересовался у Данила почему он приезжает так нестабильно и куда пропал его напарник. И Данил рассказал что его напарник, поссорившись со своей девушкой, на миг, чтобы выплеснуть злость, возомнил себя боксёром, и проведя двойку прямых, в старый, ещё советской прочности шкаф (оказавшийся прочней, несмотря на возраст, его костей), сломал себе обе руки, и теперь обе они закованы в гипс, что несколько мешает трудится, а приезжает он так не стабильно из-за распространенной среди индивидуальных строительных предпринимателей схемы – когда ему предлагают работу, а он уже задействован на каком-нибудь объекте, то он чтобы не упустить предложенную работу, от неё не отказывается и ведёт два объекта сразу, в течении дня распределяя между ними своё внимание. Если в это время ему ещё предлагают объект, то он уже ведёт три объекта или для того чтобы закрепить его за собой, начинает там работу, а потом тянет время, находя какие-то отговорки перед заказчиком. И так он может быть задействован на пяти объекта сразу, хотя в связи с травмой напарника, ему уже пришлось от пары заказов отказаться.
     Через некоторое время разговора, Данил спохватился что надо идти работать, но для нас было привычным не торопить рабочий день за чаем (кофе), и мы уговорили и его не торопит жизнь. На следующий день Данил привёз для всех банку кофе, и уже сам поставил греться воду. Затягивающим оказалось это делом. В нашем коллективе это давно перешло в хроническое, и вот ещё один стал жертвой этого пристрастия, а ведь так бодро начинал. Но кофе Данил пил не долго. Я уговорил его попробовать зелёный чай, правда он отнёся к этому скептически, но попробовав, на следующий день уже сам попросил его у меня. Помимо вкуса Данилу особенно понравилась возможность использовать заварку несколько раз. А ещё на следующий день он привёз пачку зелёного чая, вот только тот оказался далеко не так хорош как мой.
     Я являюсь большим почитателем этого напитка, и разведал все основные места его продажи в Донецке, продегустировав большинство предлагаемых потребителю сортов, и в принципе, неплохо в этом разбираюсь. Узнав, что в выборе чая на меня можно положиться, Данил попросил купить и ему хорошего, когда я буду снова затариваться для себя. (А привезённая Данилом банка кофе просуществовала довольно долго, и основные нагрузки по ней легли на Петровича, поскольку Витя зачерпывал из неё только когда соотношение кофе-сахар в его пакетике сильно менялось в сторону сахара, и кофе у нас на объекте довольно долго был в свободном и не ограниченном доступе, но Гриша этот период не застал).
     Особое место в рабочем дне, помимо обязательного утреннего чая (кофе), занимал и обед. Никогда не думал что это нехитрое дело может быть столь разнообразно в человеческом проявлении. Петрович, например, начинал обед с неспешного и тщательного раскладывания тормозка, хотя он в основном состоял из нескольких компонентов – городской булки, пары охотничьих сосисок и каких-то овощей. Распределив содержимое тормозка по рукам, хаотично, не задумываясь что в какую, Петрович так же – не спеша и тщательно пережевывая, начинал обедать, но стоило в разговоре проскочить какой-то интересной ему теме, как он напрочь забывал о еде, и с энтузиазмом погружался в разговор. И отвлечённый и увлёчённый им, он при этом интенсивно жестикулировал руками, с зажатыми в них и забытыми, городской булкой и охотничьей сосиской. Уже все успевали пообедать и пили чай (кофе), а Петрович всё ещё был в разговоре. В конце концов, Витя с суровой интонацией прекращал этот поток красноречия: «Да ешь ты уже». Только тогда, извлечённый из диалога и возвращённый в реальность, Петрович, замечал что все уже допивают чай (кофе). Со словами: «Ничего Шарик доест», он бросал остатки тормозка в пакет и наспех заваривал себе чай. И уже на ходу, приговаривая: «Ну всё, хорош сидеть, идём работать, а то мы так ничего не заработаем», допивал не дозавареный, и не доостывший чай.
     Совершенно по-другому обедал Данил. Он занимается бодибилдингом, и ответственно подходит к приёму пищи, а в течении рабочего дня он у него был не один. Всё начиналось с выкладывания тормозка. Из пакета последовательно извлекались ёмкости с супом, кашей, салатом, котлетами, а дальше, уже без емкостей, следовали яйца, фрукты, пирожки, и замыкали извлечение печенье или конфеты к чаю. Лично я к моменту завершения извлечения уже успевал пообедать и заваривал чай. Конечно Данил не съедал за раз весь этот объем, а устраивал себе в течении дня три полноценных приёма пищи, так что учитывая то что он вёл несколько объектов сразу и заканчивал рабочий день иногда за полночь, наличие у него такого количества еды не противоречило нормам питания, но наблюдать за процессом извлечения было весело и это всегда поднимало настроение коллективу, и проходило под его одобрительные возгласы.
     Отличался за обеденным столом и Витя. Обычно всё начиналось с упоминания о том сколько дней он уже не ел. В среднем это было два, три дня. Не ел он не по тому что нечего, а по тому что не хотел, ну имел какие-то свои особенности организма. Но Витя этим почему-то именно хвастался. Он говорил об этом регулярно, иногда даже до раздражения, так что я, бывало, под каким-то общим негативным состоянием, нервно возмущался: «Ну не ел и не ел, твоё дело, чем тут хвастаться, у каждого свои особенности организма, кто знает как тебе это аукнется годам к шестидесяти». Но упоминанием количества дней без пищи, Витя не ограничивался, а обязательно тщательно перечислял что же он съел когда аппетит к нему всё-таки вернулся, а затем перечислял сколько и чего из приготовленного его матерью пришлось выкинуть из-за того что оно успело пропасть до появления у Вити аппетита. Закончив с этим вступлением, он всё же доставал тормозок, но обязательно уточнял что это мать заставила его взять. беспокоясь чтобы сынок не ходил голодным, и с аппетитом съедал всё заботливо её приготовленное.
     Вот так, оригинально и по особенному, каждый из присутствующих на объекте подходил к обеду, я же, в отличии от своих коллег, ничем особо примечательным при приёме пищи не отличался, так, заурядная личность.
     Что касается Вити, то надо сказать что у него вообще был особенный организм. Он очень много курил, успевая освоить за день пару пачек, крепкие напитки он не жаловал, но в огромных количествах поглощал пиво, а учитывая что оно давно уже стало частью химической промышленности, тоже продукт достаточно вредный, помимо этого он выпивал за день очень много кофе, продукт по последним исследованиям всё же полезный для здоровья, когда в меру, но Витя этой меры не знал, и вливал в себя за сутки десяток чашек достаточно большой крепости, пищей он опять же пренебрегал, но при всём при этом, он выглядел бодрячком, никак не демонстрируя какие-либо проблемы со здоровьем. Это наверное такой особенный тип людей, которых природа сверх всякой меры наделила способностью организма сопротивляться всем негативным проявлениям человека по отношению к своему здоровью. Из той же категории и гитарист «The Rolling Stones», который в больших количествах поглощает алкоголь и наркотики, но при этом чувствует себя прекрасно, не переставая везде этим хвастаться, не беспокоясь о том что он таким образом пропагандирует этот образ жизни, что как по мне достаточно подло по отношению к подрастающему поколению, не наделённому скорей всего подобными способностями организма, но делающими из его слов свои, неутешительные для их здоровья и будущего, выводы.
     Но возвращаясь к обеденному перерыву, упомяну, что был у нас день когда все отбросили свои особенности, и одинаково и с удовольствием поглощали разложенную на столе пищу. И разговор не способствовал тому чтобы Петрович забыл о содержимом рук, и Витя не жаловался на отсутствие аппетита,  и Данил не загромождал площадь стола своими судочками, и я гармонично смотрелся на общем фоне.
     С ночной рыбалки Данил привёз двух щук, и умело приготовил свой улов на решётке. Отведя для щук на столе центральное  место, мы заботливо окружили их овощами, зеленью и хлебом. Витя неизменно внёс свой вклад в застолье в виде двухлитровой баклашки с пивом. В вспыхнувшем после первого насыщения и действия алкоголя, разговоре, инициативу взял Данил, продемонстрировавший купленный им недавно и очень не дёшево «Швейцарский нож». Он не мог им нахвалится, демонстрируя обилие всевозможных приспособлений в нём, и рассказывая о том как удобен и незаменим он оказался на рыбалке. Когда все функции были продемонстрированы, я поинтересовался а где же собственно говоря сам нож, но оказалось что Данил его уже показывал – это было маленькое лезвие сантиметра три в длину, и я немного посмеялся над самим названием «Швейцарский нож». Данил попытался отстоять рациональность этого изделия и даже расстроился из-за моего непонимания его предназначения. Когда наш спор затих, инициативу поспешил перехватить Петрович, обычно всегда доминировавший в разговорах. И не смотря на то что он воздержался от алкоголя, желание поговорить, а верней что-нибудь рассказать в нём просто бурлило и выплёскивалось через край. Его карта памяти до отказа была забита всевозможными историями, которыми он охотно делился. Особое место занимали там неуместные за столом, но часто им упоминаемые, так называемые нами, уж простите за грубость – «говняные истории». Петрович ещё с ранних лет был слаб на желудок, и с ним не мело чего произошло связанного с работой этого органа. Самым не марким из таких воспоминаний, был эпизод из зрелой юности, оставивший неизгладимый след в его памяти.
     Как-то вечером, девушка Петровича, а тогда ещё Пети, упомянув что родителей нет дома, пригласила его к себе в гости. Уже подымаясь с ней по лестнице, Петя почувствовал сильнейшее желание пукнуть, но не сдержаться не позволило воспитание, и он терпеливо сжимая ягодицы дошёл до квартиры. Войдя в квартиру, девушка Пети отправила его в свою комнату, а сама пошла на кухню ставить чайник. И Петя решил воспользоваться минутой уединения, и оказавшись в комнате, тихо высвободил накопившиеся газы, очень надеясь на то что это останется незамеченным. Но произведённый им выхлоп имел явный и ярко выраженный ядовитый запах, мгновенно наполнивший комнату и вызвавший у Пети острую резь в глазах. («А ещё говорят что своё не воняет» -- посетовал нам Петрович (ну в его-то случае это было как раз ему на руку)). Понимая какое негативное впечатление произведёт на девушку его баловство, Петя поспешил открыть окно, и сняв рубашку, маховыми движениями стал выгонять из комнаты  испорченный им воздух. Только он справился с ситуацией и одел рубашку, как в комнату вошла его девушка, и со словами: «Чего ты сидишь в темноте», включила свет. К своему ужасу Петя обнаружил что всё это время был в комнате не один. На кровати, закрыв носы одеялом, и давясь со смеху, лежали старшая сестра его девушки со своим парнем. Конечно, Петрович вспоминал с улыбкой этот эпизод, но тогда натерпелся стыда, и подталкиваемый ранимой, ещё не закалённой жизнью, душой юноши, порвал отношения со своей девушкой. И много всяких историй из такого рода рассказывал нам Петрович, но упомяну ещё последнюю по хронологии. Петрович тогда с Митей-Лаптем делал крышу на небольшом магазинчике, и в какой-то момент он почувствовал сильные позывы в области кишечника, но рядом не было никакого подходящего для этого места, только в парке, в километре от магазинчика, был общественный, ещё из советского прошлого, туалет. И Петрович поспешил, ускоряемый  происходившими в его организме процессами, туда, но немного не добежав, понял что кишечник уже сделал своё дело, сильно испачкав ему и ноги и штаны. Укрывшись в туалете, Петрович снял и выбросил испачканные штаны, а футболкой обтёр загаженные ноги, и только после этого понял что остался совершенно голый. Одевать обратно измазанные дерьмом вещи ему не хотелось, а идти в таком виде он конечно не мог, но и оставаться в туалете ему тоже нельзя было, из опасения быть обнаруженным и не так понятым. Выбравшись из туалета, Петрович отыскал на местности густые заросли и укрылся там, в надежде что Митя рано или поздно хватится его и пойдёт искать. И Митя хватился, но только через час, который Петрович провёл сидя голым в кустах. Отыскав его, Митя вернулся на магазин и принёс оттуда чистые вещи и воду, и Петрович смог привести себя в порядок.
     Помимо такого рода историй, память Петровича была полна и историями другого рода, начинавшимися всегда словами: «Бухали мы как-то». Их он рассказывал всегда вдохновенно и с душевным трепетом.
     Насытив нас своими рассказами, но не наговорившись, Петрович перевёл разговор в другую плоскость – социальную. Его интересовал вопрос внутренней политики компании, в особенности в отношении пенсионного фонда, и отсутствия у руководства беспокойства о его безбедной старости. Он поинтересовался у Вити, регулярно ли идут отчисления с фирмы в пенсионный фонд, и может ли он быть уверен что в его немощной старости ему не придётся собирать бутылки. Витя заверил его что фирма соблюдает все свои обязательства перед компанией, в особенности финансовые, но поскольку Петрович в ней не числится, это ему мало поможет. Этот факт расстроил Петровича и он стал сокрушаться о том что всё же руководство компании ничего не делает для простого работяги, и вот если бы можно было выбирать генерального, то конечно тогда дела простых тружеников пошли бы лучше, но я вернул его в реальность:
     -- Вряд ли бы это что-то изменило.
     -- Почему? Нашли бы честного, добросовестного управленца, он бы и о себе не забывал, но и для нас что-то делал.
     -- Ну, сложновато будет найти такого. Даже если человек и такой, то далеко не факт что он таким останется. Деньги сильно портят людей. Выбрав кого-то, ты просто поможешь ему решить его задачи, но не твои. Человек отягощенный финансовыми возможностями часто меняет свою сущность. Человеческое существо вообще, в большинстве своём, по натуре хамелеон, меняющий своё мировоззрение, в зависимости от обстановки. Да и не приходят люди в бизнес для того чтобы простым работягам сделать жизнь лучше. Если кто из руководителей и делает шаги к каким-то улучшениям, то только для  того чтобы работяги сильно не шумели и ровно столько делает чтобы при этом и себя не обременять. Хотя конечно, как и везде и во всём, бывают исключения.
     Но рассуждения наши и споры продолжались не долго. Щуки оставили о себе лишь напоминание в виде своих скелетов, а пиво, несмотря на две дополнительных дозакупки, закончилось, и мы сытые, довольные, а некоторые и пьяненькие, разъехались по домам. А на следующий день продолжили утепление дома. И всё шло неплохо, но вот Петрович, видимо из-за долгого воздержания от алкоголя (по его меркам) постепенно стал сдавать. Он становился всё более рассеянным, работал без огонька, болтливость ушла, и это бы ладно, но он стал допускать и промахи в работе. И поначалу это были незначительные промахи, но масштаб их рос, грозя со временем нанести строительству серьёзный ущерб. Так например когда мы утепляли стену где расположено крыльцо, увитую всевозможными проводами, Петрович, наверное совсем потерявшись в пространстве своего сознания, начал сверлить отверстия под крепления, как раз по той начерченной линии что обозначала расположение проводки и которая и была начерчена специально чтобы там не сверлить. И сверлил бы он наверное долго, не заметь я этого. Пришлось ему вырезать утеплитель и латать повреждённые провода. Опасаясь более серьезных промахов с его стороны, я призвал Петровича собраться с духом, и даже сделал безуспешную, заранее обречённую на провал, попытку убедить его что жизнь может быть вполне хороша даже если её и не раскрашивать высокоградусной краской.

     С приходом первых дней лета, Витя засобирался на море, и предупредив заказчика, поехал в Крым, где его уже ждала большая компания из друзей и родственников. Практически сразу вслед за Витей, в том же направлении, на своей быстроходной Таврюшке, отправился и Данил со своей девушкой.
     Не долго мы с Петровичем проработали на объекте вдвоём, он как не старался а оказался не железный, и не прошло и нескольких дней со дня отъезда Вити как я остался на объекте один. Вот уж не думал что я так нуждаюсь в человеческом обществе. Мне нравится работать в небольшом коллективе, но при этом делать какую-то свою, отдельную работу. Но чтобы отсутствие людей на объекте так угнетало… Уже утренний чай в одиночку и с пониманием того что никого и не будет (а когда Петрович не ответил на звонок я понял что потерял его), был не в радость, а к вечеру я остро ощущал необходимость общения. А на следующий день я оставил калитку во двор открытой и пить чай забирался на леса с которых была видна улица – вид проходящих мимо людей создавал иллюзию присутствия. Ещё через пару дней я уже распахнул ворота и пить чай выходил на улицу. От ощущения одиночества не спасали ни громкая музыка, ни походы в магазин за мороженным. Две недели прошли тяжело и не очень плодотворно. Но потом на дом обрушилось целое нашествие людей во главе с заказчиком. Правда это всё были люди мне незнакомые  и малообщительные, но всё же люди. Заказчик вёл себе электричество. Он решил запитаться не от той линии что шла по улице, в ней был слабый ток и она уже достаточно поистрепалась, а подвести к себе от общей щитовой линию с более высоким напряжением, но за это конечно пришлось немало заплатить. И я на время оставил свою работу, поскольку ещё до приезда бригады электриков предстояло срубить мешавшее дерево и прорыть траншею во дворе для кабеля. У меня было туго с деньгами, и я хотел взять оплату за эту работу у заказчика, но только не решался перепрыгнуть через Витю, но заказчик избавил меня от этих сомнений, и когда бригада электриков шумно удалилась, сам поинтересовался нужны ли мне деньги. Ответив утвердительно, я отдал ему уже подготовленную смету, и он сразу же рассчитался. Он вообще, по натуре, человек положительный. Никогда не ведёт себя высокомерно или неуважительно по отношению к рабочим, не орёт даже если кто-то сильно напортачил, не особо придирается к цене, и не затягивает с оплатой. Помню как-то перед выходными, чтобы уйти на отдых с деньгами мы допоздна задержались на объекте, доделывая незаконченную работу, и управились только к десять, и уже не надеялись что он поедет на другой конец города чтобы с нами рассчитаться, но он приехал и рассчитался. Такое отношение всегда стимулирует желание делать свою   работу лучше, ну по крайней мере у меня.
     Вскоре двор снова стал наполнятся людьми. Приехал с моря Витя, приехал с моря Данил, каждый приехал со своими впечатлениями, которыми они щедро делились, вгоняя меня в депрессию. Но Вите я немного настроение испортил сообщив что крыша  на доме течёт и её надо срочно подлатать, поскольку заказчик планирует в ближайшее время начать внутренние работы. Для устранения протекания, Витя купил баллончик мастики, не той конечно, которой мы когда-то работали, а изготовляемой промышленно и уже широко распространённой. Но с устранением протекания возникла заминка, туда не с чего было достать. Витя хотел для этого разобрать и перенести часть лесов, но мне это показалось слишком трудоёмким, и я предложил другой вариант. Протекал стык между основной крышей  и крышей комнаты над прихожей, а с противоположной стороны к стене комнаты примыкала крыша кухни, с неё можно было взобраться на конёк крыши комнаты над прихожей и продемонстрировав акробатический элемент который Витя уже демонстрировал на этом объекте, достать до места протекания. Витю такой вариант устроил, элемент он повторил, и в следующий дождь стык уже не пропускал воду.
     А вскоре стали наполнять двор и новые люди. Сначала приступили к работе гипсокартонщики. Это были двое мужчин, лет шестидесяти: один худой и высокий по имени Вениамин, а другой полный и высокий по имени Борис. Закалённые советским производственным прошлым, они приходили на работу строго к восьми и заканчивали строго в пять. И ничего их в этом не могло поколебать, ни желание заказчика вселится поскорей, ни собственное желание больше зарабатывать. Ещё они пополнили ряды тех кто имеет свой, особый подход к обеду. Тормозок на работу брал всегда только Вениамин, и пока он обедал, его напарник курил в сторонке, но Вениамин съедал только половину тормозка, запивая его половиной компота. Закончив с приёмом пищи он вставал и говорил: «Давай  Боря, иди», и тот садился на место Вениамина, и съедал вторую половину тормозка, запивая его второй половиной компота. (горячие напитки они на роботе не пили!?!?). А ещё, в производственной части, они придерживались особого способа подавать заказчику список необходимых материалов. Делали они это всегда (ну наверное за исключением первого раза) на куске гипсокартона, и заказчик обычно долго вертел его в руках, не решаясь с ним ехать скуплятся, но всё же ехал и замечаний им по этому поводу никогда не делал.
     Вслед за гипсокартонщиками вступили в подготовительный под заселение процесс, шпаклёвщицы. Это были две женщины или девушки (как правильно, где та грань?) лет тридцати, может с плюсом. Лично они настаивали что всё-таки девушки, хотя таковыми конечно давно уже не являлись, даже с их уверением что у них там всё восстановилось. Это были абсолютные противоположности друг другу – обаятельная Юля со стройной фигурой, без вредных привычек и приятная в общении, и не выпускавшая изо рта сигарету и мат Галя. На каждые её пять слов, три непременно были матерные, даже когда она разговаривала по телефону со своей дочкой. Ещё она очень любила поорать по поводу и без. Легко и непринуждённо, без спроса, она брала во временное пользование чужой инструмент, но если кто-то брал её, она таким благим матом накрывала всё вокруг, что не было видно даже верхушек самых высоких терриконов, а от высокобального раската её голоса прекращал на время работу Донецкий аэропорт и приходил в крайнее беспокойство за свою устойчивость переживший столькое, Ильич. А ещё она бесцеремонно распоряжалась остатками материалов гипсокартонщиков, перемещая их или вообще выбрасывая. Те этому возмущались, но только нам с Витей, а с Галей по этому поводу в дискуссию предпочитали не вступать. Работали девушки спонтанно и хаотично по времени, совмещая так же как и Данил работу сразу на нескольких объектах. Так же хаотично они и питались, то булочкой, то печеньем, но неизменно, не раз в течении дня, пили кофе. Ещё они любили поговорить или между собой или с нами или по телефону, а чаще проделывая это последовательно, выбирая доступный в данный момент вариант.
     Когда последний квадрат пенополистирола занял своё место на стене, посаженный на клей и закреплённый зонтиками, а вслед за этим покрытый сеткой и парой слоёв клея, я приступил к общивке ветровой доски, оцинковкой. Но здесь сразу же столкнулся со сложностью, хотя предполагал что это будет просто. Уголки из оцинковки, прикреплённые на крайние стропила поверх битумной черепицы, Витя установил в прошлом году, но закрепив сверху, сбоку он их не закрепил, и за зиму уголки сильно повело, и как я не старался связать их со стропилами, а они всё равно получались волной, что сильно бросалось в глаза, и угнетало меня как добросовестного работника. Но всё это было ерундой по сравнению с тем какой вид приобретал дом Витиными усилиями, а он начал красить внешние стены. Для этого заказчик выбрал краску с добавленной в неё каменной крошкой, от которой стены приобретают шероховатый вид. Но работать с такой краской надо было уметь, и заказчик предварительно поинтересовался у Вити справится ли он с этим. И Витя ответил утвердительно, хотя видел такую краску в первый раз. Он долго изучал инструкцию из которой следовало что краска эта наносится шпателем и  границы под покраску надо обозначать скотчем. Почерпнув нужную информацию, Витя  приступил к работе, но уже первый окрашенный кусок показал что не всё  так просто как Витя для себя решил а он, я это давно понял, был уверен в том что нет дела которое ему не под силу. Но покрашенная им часть стены приобрела явно не товарный вид. Все нанесённые Витей мазки имели свой оттенок и границы каждого были чётко видны. Краска легла неоднотонно, неравномерно и повсюду проступали разводы, как будто пьяный художник делал хаотичные мазки, экспериментируя с тоном краски. Но такая неудача, Витю не остановила и он продолжил работать. И вскоре его стараниями вся стена приобрела такой вид, а поскольку Витя красил частями, деля площадь стены скотчем на небольшие квадраты, выглядела стена от этого как шахматная доска глазами художника-абстракциониста. Но и это Витю не остановило и он перешёл на следующую сторону. Это была стена выходившая на дорогу. Здесь дела у Вити не улучшились, и дом продолжил покрываться неоднотонно-хаотичным, поделённым на квадраты, цветом.
     Я крепил оцинковку, когда увидел что на красившего стену Витю с улицы пристально смотрит подвыпивший мужик. Как-только Витя обратил на это внимание, мужик, предварительно обильно выругавшись матом спросил его:
     -- Где ты красить учился?
     --Где надо, -- решительно и категорично ответил Витя и продолжил работать, а мужик засмеявшись, сплюнул, выразив тем самым своё отношение к такому мастерству и пошёл своей, бросающей его из стороны в сторону, походкой, так напоминавшей Витину работу.
     Только к последней стене Витя сделал вывод что красить под солнцем нельзя, поскольку краска быстро сохнет, затрудняя этим процесс, и из-за этого  и получаются неоднотонность и разводы. И последнюю стену он красил только тогда когда там стояла тень, и в итоге она получилась идеально покрашена.
     -- Наконец то я набил себе руку, -- довольный собой сказал Витя.
     Собственно говоря к этому он и стремился, задумав в будущем и свой дом покрасить такой краской и решив потренироваться на чужой недвижимость. И он долго любовался идеально покрашенной стеной, вот только выходила она на соседский двух этажный гараж, стоявший в трёх метрах от неё, что делало эту стену практически недоступной для обозрения. Заметив эту её особенность, Витя произвёл на свет умную мысль, что надо было с этой стены и начинать. Заказчику сильно не понравился внешний вид его недвижимости, и он, правда спокойно, спросил у Вити, почему его недвижимость так выглядит. Витя был готов к таком вопросу и уверенно ответил что краска стабилизируется. Этот ответ вполне удовлетворил заказчика и он рассчитался за выполненную работу Но Вите всё же было очень неловко и перед самим собой и перед работавшими на объекте и понимавшими причину такой покраски, и он какое-то время ходил как в воду опущенный, тем более что видел свои художества каждый день, но ненадолго  заехавший Гриша окончательно примирил Витю с самим собой, сказав что в принципе такую покраску принято раз в два, три года обновлять. А заказчик, вот уж повезло Вите с его характером, больше к этому не возвращался, хотя каких-либо признаков стабилизации время не приносило. Но видимо это долгий процесс.
     А тем временем девушки приступили к затирке шпаклёвки, и уже через пол часа после начала работы они зашли в баню, где мы с Витей и гипсокартонщиками обсуждали глобальные экономические проблемы, а именно удорожание цены на ксерокопию, и настойчиво попросили нас сделать во дворе летний душ, и судя по их внешнему виду, он действительно был крайне необходим, поскольку девушек на момент разговора густо укрывал слой белой пыли. Но просьба не встретила отклика, повисла тишина, и мы только перекидывали взгляды друг на друга. Пауза затянулась и я решил дать толчок к обсуждению, и обратился к гипсокартонщикам: «Вам ведь сподручней, вы и так всё время что-то крутите», но они не проявили энтузиазма. Не проявил его и Витя. Будучи джентльменом я не мог допустить чтобы дамы шли домой грязными и сам взялся за дело. Но как только я приступил, сразу нашлось немало желающих среди тех кто не проявил желания делать, помочь советом. Пришлось для пресечения дальнейших вмешательств применить выражение предлагающее отправляться в путь, часто используемое с уточнением места куда предлагается отправляться, и выбор таких мест разнообразен, и добавленное к выражению зависит от степени воспитанности и уровня раздражения посылающего. Я послал не грубо и без уточнения места.
     Смастерив из брусов и шифера, того который Гриша ещё год назад планировал разместить у себя на крыше, подобие летнего душа, я сверху сделал крепление для шланга, и в итоге получилось отличное место для мытья, с холодной, но проточной водой. Дамы оценили его и ходили домой чистые, я и сам пользовался своим сооружением, а вот Витя использовал только саму кабинку, а мылся так же как делал это прежде. А он с утра наполнял две двухлитровых баклашки, естественно из-под пива, водой и ложил их на солнце. К вечеру они нагревались, чаще даже через чур, и он мылся поливая себя из боклашек, регулярно не забывая при этом упоминать о своей находчивости, когда видел как мы моемся под холодной, проточной водой. Мы даже как-то с Гришей, устав от Витиного самолюбования, немного его разыграли, заменив под вечер его нагретые на солнце баклашки на такие же, а таких было много, но то;лько наполненные нами из-под крана. Для Вити стало большой неожиданностью когда он начал лить на себя воду, что она оказалась холодной, и он не мог понять как это на таком палящем солнце вода за день так и не нагрелась.
     А спроектированный и сконструированный мной летний душ оказался для нас нужным и востребованным сооружением, но я всё-таки проявил наглость и внёс в подаваемый Витей заказчику список к оплате, и цену за его изготовление. И мой благородный порыв был оплачен.
     В отношении отвода из дома продуктов жизнедеятельности человека, заказчик решил рыть во дворе яму. Для этого он выбрал место у забора, рядом с въездными воротами, и мы с Витей, вооружившись соответствующим работе инвентарём, приступили к раскопкам, но первый метр в основном орудовали ломом – всё сплошь был строительный мусор. Потом пошло получше, и мы, поскольку площадь ямы планировалась в шесть квадратов, и извлекаемой земли было больше чем мог уместить двор, разделили обязанности – Витя копал, выбрасывая землю к воротам, а я уже перекидывал её под забор с внешней стороны, накапливая необходимый для заполнения кузова вывозящей техники, объём. И вроде бы всё шло нормально, и я справлялся с поставленной передо мной задачей, но вскоре в Вите снова проснулись его так долго дремавшие рационализаторские способности, и он сообщил мне что я делаю лишнюю работу перебрасывая землю, и что лучше перемещать её с помощью тачки. Я возразил – во-первых расстояние всего было три метра, и точно не проще нагрузить тачку, отвезти, высыпать, чем просто перекинуть, и во-вторых лопатой я смогу набросать кучу гораздо выше чем насыпать тачкой, а учитывая ограниченность пространства для заполнения забором и дорогой, это важно, поскольку для заполнения кузова вывозящей техники необходимо уместить на этом пространстве достаточно большой объём земли. Но мои аргументы убедить Витю не смогли, и тогда я вывел на поверхность факт из прошлого, обличающий отсутствие у него рационализаторских способностей. Я припомнил ему Харьков где он возмущался тем что мы подсыпку по крыше перемещаем в тачке, тогда как он был уверен что удобней и проще будет её перебрасывать. То есть по логике Вити получалось что на двадцать метров и больше, сыпучие лучше перебрасывать, а на три перевозить в тачке. Но Витя возразил мне что в Харькове было другое дело, но внятно объяснить почему другое  не смог. И я наплевал на его взгляд на мой труд и работал так как считал рациональней.
     А вообще, раз уж речь зашла о процессах происходящих в голове у Вити, то с того момента как он сменил свою деятельность с чисто руководящей на руководяще-трудовую, он совершенно пересмотрел свои взгляды на распределение действий в рабочем дне. В том же Харькове он всё возмущался тем что мы неразумно подходим к использованию рабочего времени и делаем в нём перерывы на отдых, когда можно ударно потрудившись, выполнить поставленную перед собой дневную норму и оставшимся временем распряжется по своему усмотрению, но теперь он сам часто и с удовольствием прерывался и на кофе и на разговоры, и совсем не стремился поставить перед собой хоть какую-то норму, да и рационализаторские свои идеи стал реже высказывать, хотя было видно что этого ему явно не хватает, где-то он даже испытывает ломку, и поэтому иногда всё же позволяет себе небольшие дозы.
     С утра Витя где-то сильно задержался, и девушки воспользовавшись моей незащищённостью, втянули меня в свой разговор. В основном он касался Юлиного мужа. Тот сильно злоупотреблял, предпочитая работе хорошее не трезвое общество, что естественно приводило к частым семейным конфликтам. Пренебрегал он так же и работой по дому, считая молоток совершенно не уместным в своих руках. А ещё он отличался креативностью решений в разных бытовых вопросах. Так например когда у них сгорел холодильник, он взвалил решение этой проблемы на свои мужские плечи, а именно, как-то умудрился взять холодильник в кредит, и не просто холодильник, а оснащенный по последнему слову техники, притом что единственные финансовые поступления в семейный бюджет исходили от Юли, и хватало их в основном только на еду. Когда же Юля раскритиковала такой его поступок, он сильно обиделся, посчитав претензию необоснованной и ущемляющей его  мужское эго.
     Наслушавшись ещё много таких примеров, удачного во всех отношениях выбора Юлей себе спутника жизни, я поинтересовался почему она не разведётся, если даже квартира у них съёмная и оплачиваемая ею, да и как самец, с её слов, муж ей давно не интересен. Юля ответила что из-за дочери, но я высказал сомнения в разумности этого. Вряд ли для психики ребёнка лучше жить в полноценной семье, но быть свидетелем постоянных семейных сор, чем расти, живя с любимой мамой в мире и спокойствии.
     Наконец на объекте появился Витя, высвободив меня из женского плена, но снова погрузив в разговор. Он рассказал чем занимался с утра. Ему позвонил Вривода и поинтересовался возьмётся ли он руководить затеянным им ремонтом. У Вриводы в центре была квартира, а верней две квартиры, одна над другой, соединенные между собой внутренней лестницей, и он маялся уже достаточно долго с этим ремонтом, попадая всё на сомнительного качества коллективы, не только не доводившие свои работы из-за пристрастия к алкоголю до конца, но и вгонявшие Вриводу в лишние траты. Витя совсем не хотел за это браться, но ради интереса съездил посмотреть, и поделился со мной там увиденным. На одной из кухонь на пол была уложена дорогая плитка, которая совершенно не приклеилась к полу, но крепко связалась с клеем, что делало мало вероятным её повторное использование. В одной из комнат на стены были поклеены обои из бамбука, тоже недешёвые, но клеивший их небрежно отнёсся к своему делу, и частями они поотклеивались совсем, а частями были приклеены так прочно что их невозможно было отделить без повреждений, что тоже делало их повторное использование маловероятным. Установленные межкомнатные двери в большинстве своём не закрывались, а перемещавшиеся при ремонте между квартир рабочие, нанесли немало повреждений красивой, резной лестнице из дорогого дерева. Собственно говоря ничего из сделанного в квартире не соответствовало знаку качества и нуждалось в исправлении. Помимо этого, привлечённые в целях экономии неизвестно откуда работяги, не только оставляли после себя некачественно сделанную или недоделанную работу, но и уходя частенько прихватывали с собой и дорогую сантехнику, и материал, и даже кое-что из мебели.
     Слушая всё это, моё сердце наполнялось гармонией с миром, и я был благодарен Вите за подаренную мне радость. Но я поинтересовался почему же он не воспользовался ситуацией чтобы вернуть хоть часть денег, которые ему так и остался должен Вривода. Дело в том что это была одна из любимых тем Вити, конечно не столь любимая как огород, но и входившая в первую тройку. Он часто вспоминал сколько вложил денег в доделывание объектов, которые к нему потом так и не вернулись, сколько зарплат не получил, и как бы эти деньги были бы не лишними в связи с затеянным им строительством. Вот я и объяснил Вите что ситуацию с ремонтом можно обыграть с пользой для себя. Напомнить Вриводе о долгах и пообещать довести ремонт до ума, но с предоплатой и с хотя бы частичным погашением долга. Но Витя сказал что он совсем не хочет браться за этот ремонт.
     -- Так и не надо, -- возмутился я Витиной несообразительности, -- возьми деньги и забей на него.
     Но Витя возразил что это непорядочно.
     -- Да о какой порядочности может идти речь с таким человеком как Вривода, тем более что ты свои деньги заберёшь.
     Но Витя остался при своём. Была у него как-то и другая возможность вернуть хоть часть денег. Когда Вривода делал ремонт в доме, а у него был ещё и свой дом, он попросил Витю подержать у себя часть мебели, а мебель всё была из дорогого дерева, и сделанная на заказ в Италии. Я и в тот раз говорил Вите что не стоит отдавать мебель без возврата хоть каких-то денег. Но Витя и тогда посчитал это непорядочным.
     В один из дней, когда мы были уже глубоко в земле, и пару Камазов извлечённой земли уже были вывезены, в момент моей гармонии с лопатой и упоения от слаженной работы мышц, ко мне подошли Раиса Васильевна со своей дочерью, с  той что спонсировала строительство. В миг обретённая мной гармония разрушилась, и я приготовился вновь выслушать претензии ко мне и Паше, но они поинтересовались возьмусь ли я сделать небольшую пристройку к их дому. Такое предложение меня заинтересовало (в памяти ещё были свежи воспоминания о хорошем заработке), но работы было много и я ответил что возьмусь за пристройку, но только когда в работе появится пробел, если конечно они к этому времени не найдут кого-то другого. В принципе я уже неплохо разбирался в строительной премудрости, и был уверен что небольшую пристройку осилю, хотя меня удивило что после стольких выслушанных мной претензий, Раиса Васильевна обратилась ко мне с этим. Тем не менее это была неплохая возможность подзаработать и я усерднее взялся за дело, чтобы поскорей приступить к постройке пристройки, и к вечеру яма была уже готова, и в объёме своём составила восемнадцать кубов. На следующий день мы с Витей планировали первым делом залить фундамент под кладку, но привычное утреннее желание заварить чай не осуществилось, поскольку я не смог найти кипятильник. Не смог я найти и запасной кипятильник, а при более детальном осмотре оказалось что многие вещи отсутствуют. Не было моей кружки, чая, полотенца, а из инструмента пропали топор и лом. Когда пришёл Витя то не обнаружил своих тапочек, кружки и полотенца. В этом была наша небрежность. В доме уже стояли и окна и двери, а мы по-прежнему оставляли своё имущество в бане, где не было ни окон, ни дверей. И пользуясь этим, кто-то хорошенько похозяйничал в наше отсутствие. Более того, ночной гость ещё и переночевал на чердаке бани, поскольку там я обнаружил наши рабочие вещи, которые он подстелил себе чтобы мягче спалось. И это всё конечно было неприятно, но сильней всего нас расстроило отсутствие возможности выпить чая (кофе), и чтобы день всё-таки получился рабочим, я позвонил Данилу и попросил его по дороге на объект купить всё необходимое для этого. Но не дожидаясь его, мы с Витей всё же пересилили себя и залили фундамент под будущую кладку.
     Приезд Данила совпал с привозом шлакоблока, но Данил категорически отверг моё предложение помочь нам с разгрузкой, что в принципе было вполне ожидаемо, хотя я попытался его простимулировать, сказав что это отличная нагрузка на руки, но не помогло.
     Неожиданным для меня стало решение Вити относительно способа кладки шлакоблока. Обычно, кладка в сточной яме, делается с промежутками между тем из чего она выкладывается, то есть, кирпич или шлакоблок не приставляются друг к другу вплотную, как в обычной кладке, а между ними оставляется расстояние. Это делается для того чтобы вода попадающая в яму, уходила через эти промежутки в землю, что продлевает время наполнения ямы. Но Витя решил идти своим, не стандартным и трудоёмким путём.
     Шлакоблок состоит из трёх секций и мы, а вернее я, по решению Вити, стал вырезать болгаркой одну из внешних сторон средней секции, до общей, верхней связующей части, а Витя укладывал шлакоблок вырезанной стороной к земле. Ложил он его впритык друг к другу, как в обычной кладке, и суть такой кладки была в том, чтобы когда весь шлакоблок будет уложен, другую сторону средней секции выбить ломом и таким образом получить нужные промежутки. И это надо было проделать двухсот пятидесяти шлакоблоками. Я конечно же поинтересовался зачем так усложнять себе жизнь, но вразумительного ответа не получил, правда Витя заверил меня что цена за такую кладку будет больше. И мы целый день занимались такой ерундой. Работать приходилось аккуратно, чтобы не разломать шлакоблок, и много положить не удалось.
     В конце рабочего дня я стал заносить в дом оставшийся недоунесённым инструмент, но Витя остановил меня:
     -- Зачем ты это делаешь?
     -- Для того чтобы ночное происшествие не повторилось, -- ответил я, но Витя махнул рукой:
     -- Второй раз он не придёт.
     И я, поскольку инструмент был Витин, оставил его в бане, но свои вещи всё же занёс в дом, под защиту замка.
     Первыми обратили внимание на наш способ кладки гипсокартонщики, поинтересовавшиеся у меня, поскольку Вити на тот момент не было, зачем мы так делаем, но я конечно не смог этого объяснить, и они долго смеялись над сложностью человеческого мозга и выбираемых им решений, дав этому наверное  точное определение – маразм. Следующей кто обратил внимание на наши действия, была Галя, спросившая: «Зачем такой хернёй занимаетесь?», но Витя пропустил этот вопрос мимо ушей, не дав ответа. Не остался в стороне и Данил, нашедший крайне странным наш способ обкладывания ямы. Даже электрик, заехавший на час, сделать какую-то работу, выделил время чтобы удивиться сложности выбранного нами пути. И заказчик кстати тоже поинтересовался причинами такой кладки, но на веру принял слова Вити что так лучше, и без возражений цену за такую кладку. И не смотря на неприятие строительным сообществом такого способа кладки, яма так и была выложена.
     А дальше предстояло лить пояс, и когда после утреннего чая (кофе) я предложил Вите начинать устанавливать опалубку, он сказал что там одному вполне всё по силам, и поручил это мне. Он куда-то собирался, по вдруг всплывшему делу, и уходя, свысока дал пару советов как лучше с этим справится. Получалось что не так уж это будет и просто. С его слов выходило большое количество распорок, креплений, опор, и я даже опасался что не хватит материала для реализации Витиного совета, но гипсокартонщики, увидев мои мучения, были удивлены выбранным способом установки опалубки, и дали простой, но очень эффективный совет. Он состоял в том чтобы не использовать распорки, а высверливать сверху, между шлакоблоков, отверстия и вбив туда куски арматуры, проволкой притягивать щиты опалубки. Это оказалось настолько просто и легко что уже через час я вязал каркас из арматуры, но самым приятным было увидеть следующим утром на лице Вити, удивление, сожаление о собственной несообразительности, и даже беспокойство о моём техническом превосходстве.  Это был особый миг, и в знак благодарности, я купил   гипсокартонщикам печенья к компоту .
     Вслед за поясом последовало продолжение работы со шлакоблоком, работа ломом. Лом для этого Витя купил, но работу с ним доверил мне. Это оказалось делом не простым, особенно тяжело было пробивать дыры в верхних рядах. Устав от моих возмущений трудоёмкостью непонятно зачем выбранного пути, Витя предложил поделить дыры поровну, но знакомство с трудоёмкостью им выбранного пути, ему пришлось отложить. Он с утра дома работал с болгаркой, но пренебрёг защитными очками и ему в глаз попала металлическая стружка. Глаз сильно слезился, и наконец осознав что без помощи не обойтись, Витя решил всё-таки обратится к врачу. Я уже сбился со счёта сколько раз на моей памяти Витя был на приёме у глазного из-за несоблюдения им элементарных норм техники безопасности. Есть такое выражение – умный учиться на чужих ошибках, а дурак на своих, но мне кажется что это выражение ошибочно, часто люди не учатся даже на своих ошибках, и если каждый честно оценит свои поступки, то вполне может обнаружить что это так, и правильней было бы сказать что умный учится на своих ошибках, а дурак не учится даже если свои ошибки повторяет вновь и вновь, хотя случай с Витей это уже конечно перебор.
     К моменту когда я справился со своей частью дыр в шлакоблоке, Витя снова объявился на объекте. Стружка была успешно извлечена, но глаз ещё беспокоил, и Витя ходил и работал в солнцезащитных очках, периодически закапывая глаз. Взявшись за свою часть дыр, он быстро понял что я возмущался не зря, и после выполнения пятидесяти процентов своей части, он решил что дыр вполне достаточно, и не смотря на мои протесты, доделывать не стал.
     Ну а дальше мы приступили к сложной конструкции опалубки под плиту. Здесь уже пришлось повозиться основательно, устанавливая всевозможные опоры и крепления. Когда опалубка заняла своё место, Витя привёз сварочный аппарат, и сварил металлический каркас из пятёрки арматуры и швеллеров. Такая мощная конструкция была необходима потому что яма частично находилась под въездом во двор и плита должна была выдержать машину. Закончив со всеми подготовительными работами, Витя привёз бетономешалку, и мы приступили к бетонным. Я делал замесы, а Витя подносил в вёдрах нужные для этого ингредиенты. Когда я принимал у него вёдра, то высыпал их содержимое в бетономешалку не с той стороны с какой принимал, а переходил для этого на другую сторону. Такое действие с моей стороны, странным образом, но возмущало и напрягало Витю, и после того как он в третий раз спросил меня почему я не высыпаю вёдра с той стороны с какой принимаю, я наконец решил удовлетворить его любопытство:
     -- Да что тут не понятного, удобней мне так.
     Но Витя со мной не согласился, и попытался убедить меня что высыпать с той стороны с которой я принимаю будет удобней. Пришлось уже не очень сдержанно, пояснить ему, для общего развития, что в природе существуют левши, скрытые левши, скрытые правши, да и вообще индивидуальность психомоторики человека, и ему уж точно не лучше знать как мне удобней. Но Витя посчитал необходимым и на это с самодовольной ухмылкой возразить. Есть у него вот и такая раздражающая черта характера. Он уверен что точно знает как надо уже непосредственно в выборе самого способа действия. И он постоянно и всем задаёт подобные вопросы, даёт советы, и делает это таким тоном как будто несёт озарение человеку и исцеляет его от  его неразумности. Но я в очередной раз пренебрёг Витиными рекомендациями, и работал так как мне было удобней.
     Когда плита была залита, мы дали ей подсохнуть, и укрыв плёнкой, закидали землёй. И о яме напоминало только отверстие подготовленное под люк. Несмотря на Витину уверенность нас снова обворовали, но пострадал в основном он и немного заказчик. Когда тот приехал на объект по своим делам, Витя ему рассказал о том что нас уже два раза обворовывали, и даже перечислил украденные вещи. Выслушав Витю, заказчик крайне удивлённо спросил:
     -- Почему вы не заносите всё в дом? Стоят же окна, двери.
     И Витя в очередной раз что-то невнятное пробормотал в ответ.
     В конце рабочего дня я снова начал заносить в дом вновь приобретенный инструмент, но Витя снова ухмыльнувшись сказал:
     -- Да не придёт он в третий раз.
     И я снова оставил всё не своё в бане.
     А с утра в доме загудел сварочный аппарат, делали лестницу, а верней её металлический скелет. Перед этим мы с Витей демонтировали установленную нами в начале работ деревянную лестницу, и на её место был установлен металлический столб, от первого этажа до третьего, который при помощи сварки стал обрастать металлическими рёбрами. На время этих работ, и гипсокартонщики, и шпаклёвщицы, покинули объект. Витя тоже на время его покинул, он был увлечён огородом, и передо мной встал вопрос работы. У Раисы Васильевны уже кто-то лил фундамент под пристройку, и я предложил свои услуги Данилу в качестве копача. Ему надо было выкопать траншею под канализацию и воду, но он был так загружен объектами, что появлялся у нас не часто, и поэтому ухватился за моё предложение, но только ему пришлось снабдить меня ломом. Перед началом земляных работ, я самоуверенно пренебрёг ниткой, и к их окончанию траншея выглядела очень криво. Пришлось звонить Данилу и просить его не медлить и в срочном порядке проложить на объекте трубы, чтобы я мог скрыть свои нелады с ровными линиями. Данил не заставил себя ждать и вскоре приехал. Он конечно посмеялся над не ровностью траншеи, но я настоял на том что она произвольно ассиметрична. Данил проявил полную готовность немедля приступить к делу чтобы я поскорей удалил эту ассиметричность из ландшафта местности, но рабочее утро не могло начаться без чая, и пока я ставил воду, Данил сходил к машине за чем-нибудь к чаю, у него всегда что-то было, но там он обнаружил что вообще забыл тормозок. Данил решил обойтись, но я уже настроился на чай с чем-то, и напомнил ему о возможности съездить в магазин. Но Данилу было лень и тогда мне пришлось пойти на хитрость и сыграть на его увлечении бодибилдингом. Я спросил, знает ли он, что когда у организма нет пищи, он начинает поедать мышечную массу. Мне даже не пришлось продолжать, поскольку Данил сразу направился к машине, и уже через пол часа мы пили чай с «Гуливером» (не личностью). После чая Данил занялся укладкой водопроводной трубы, а следом, засыпав частично траншею, уложил туда и канализационные трубы. Я помогал ему в меру возможностей, и ожидая свою часть работы, а когда с трубами было покончено, Данил попросил меня помочь и в ещё одном деле. А дело было в том что у дома имелся свой небольшой скелет в шкафу, доставшийся нынешнему владельцу от прежнего. Внутри двора, по над забором, шла общая газовая труба. В той части трубы что лежала на металлическом опорном столбе, был сделан не санкционированный врез, и от него внутри столба вниз уходил шланг, снабжавший при прежнем владельце, оба дома халявным газом. Когда Сергей задумал продавать дома, то шланг он внизу столба обрезал и просто перегнул его край чтобы газ не выходил. Это конечно было небезопасно, и с этим следовало что-то сделать. Не желая подставлять Сергея, Витя напомнил ему о необходимости более надёжней перекрыть выход из трубы, но Сергей отнёсся к этому безразлично, и тогда чтобы уберечь будущих жильцов дома от возможных трагических последствий, Витя рассказал заказчику о существующем врезе. Но заказчик не стал заявлять об этом в газовую службу, а попросил Данила установить на врезе заглушку. Сделать это надо было аккуратно чтобы не привлекать внимание любопытных, и может через чур сознательных соседей. И пока Данил устанавливал заглушку я высматривал дорогу. Только дотянутся до вреза оказалось не просто, для этого пришлось приподымать газовую трубу с помощью домкрата. Когда заглушка была установлена, я предложил Данилу подработку. В гараже лежали старые, недоунесённые мной с Гришей швеллера, и я давно планировал их сдать в пункт приёма, но тот что был рядом закрыли, а до ближайшего было далековато, и поскольку Данил приехал на машине, я решил взять его в долю. Но и с этим пришлось повозится – швеллера порезать так чтобы они поместились в машину, аккуратно уложить их в салон, так же выгрузить, а денег в итоге получилось совсем немного, и Данил упрекнул меня в нецелесообразности проделанного нами.
     Тем временем скелет лестницы прочно врос в стены дома и на объекте  появились гипсокартонщики. Они накрыли каркас ступеней OSB и между этажами стало комфортно перемещаться. И дом снова наполнился работой. Девушки продолжили шпаклёвку, а гипсокартонщики переквалифицировались в плиточников. Ну а мы с Витей работали во дворе – он обкладывал цоколь дома фасадной плиткой, а я взялся за укрепление  забора. Дело в том что граничащая с пока не упоминаемым участком, часть забора, была повреждёна, а точнее в нёй образовалась большая трещина, с заваливающимся краем. Когда дом продавался то покупатель поинтересовался что с забором и Сергей объяснил что трещина образовалась в результате неудачного манёвра грузовика, но это было не так. Причина была в плохом фундаменте, и существовала реальная угроза падения забора, поэтому Витя и убедил заказчика его укрепить. И для этого я (по инструкции Вити) выставил от колоны до колоны опалубку в одну треть высоты забора, вставил в неё металлическую сетку и заполнил бетоном (не думаю что поможет).
     А в обед, заварив кофе, Юля поделилась последними новостями из своей семейной жизни. Она ушла от мужа. Каплей переполнившей чашу терпения стал инцидент в котором её уже бывший выстрелил в неё из травматического пистолета. Он не попал, но это не смягчило ситуацию, и Юля собрав вещи и ребёнка, ушла на другую съёмную квартиру.
     За чаем нас и застал заказчик. Он привёз материал и работу. В разговоре с нами он ненамеренно выругался матом, тут же поспешив извиниться перед девушками, но я уверил его что это лишнее поскольку девушек этим не смутишь, а одна из них и сама щедро разбавляет свой лексикон. Когда заказчик уехал, Галя очень раздражённо возмутилась моим словам. Сначала я не понял суть  претензии и попытался прояснить разницу между нами и заказчиком, и почему наше присутствие её не смущает и не удерживает от выражений, а при заказчике она хочет быть леди. Галя в ответ промолчала, но мой мозг и сам быстро понял простую житейскую суть, и я лишь только выразил сожаление о том что при нас Галя в леди играть не хочет. Галя и на это промолчала, и вместо полемики предложила мне работу. Заказчик поставил перед девушками задачу покрасить газовую трубу, идущую в доме, но у них не было на это времени. Я согласился взвалить эту работу на себя, и Галя снабдила меня всем необходимым маляру. Но уже через полчаса малярных работ, Галя пришла с жалобой на головную боль, появившуюся от запаха краски. Она несколько раздражённо заявила мне что я в принципе вообще должен был, чтобы не причинять неудобств другим работающим в доме, красить ночью. Но я напомнил ей что красить начинал при ней и не слышал с её стороны никаких возражений, ну и доходчиво объяснил что из-за её головы бросать работу не буду и уж тем более красить по ночам. В итоге недолгих препирательств, они с Юлей ушли и малярные работы продолжились. (Эта победа подняла меня в глазах гипсокартонщиков-плиточников до невероятных высот, и уходя они крепко и с воодушевлением пожали мне руку).
     На следующий день я приступил к покраске каркаса лестницы. Девушки, зная о предстоящем, на работу не вышли, и на объекте стояла тишина, чему особо были рады гипсокартонщики-плиточники, поскольку в силу возраста, шумная натура Гали угнетала их сильней других. Демонтировав OSB, я, вооружившись наждачкой, тряпкой, кисточкой и краской, приступил к делу. Конечно начал с третьего этажа, где мне сразу открылась вся сложность обустройства дома без проекта. Перед тем как уложить потолочные брусы, Витя спросил у заказчика где будет лестница, и тот наспех показал место и нужное расстояние, но когда стали просчитывать лестницу, оказалось что места было оставлено мало, и в итоге лестница получилась с неудобным шагом. Больше всего пострадал пролёт между вторым и третьим этажами, он вышел очень крутой, а на последних ступенях, из-за особенностей планировки дома приходилось сильно пригибать голову. Это было неприятным фактом для заказчика, поскольку на третьем этаже он планировал устроить комнату отдыха, где с друзьями будет проводить время за просмотром футбола и пивом. Думаю не раз ещё аукнется ему отсутствие проекта когда он подвыпивший будет спускаться вниз. Это усложнило работу и для меня, к тому же каркас лестницы был сложной конструкцией, с обилием металлических деталей, и не смотря на то что начал я с семи утра, закончить удалось только к десяти вечера. Чувствовал я себя после этого очень уставшим, и от работы, и от нависающего запаха краски.
     Прошло достаточно времени с момента когда мы залили плиту, и Витя решил что пора снимать опалубку. Я спустился в яму, и демонтировал всё то что мы там нагородили. Осмотревшись, после того как всё лишнее, кроме меня, покинуло яму, я обнаружил что край канализационной трубы сильно задран вверх. В метре от ямы у трубы был поворот, наверное этот угол и просел, задрав край. И я сразу вспомнил что Данил особо не усердствовал проливая и протаптывая землю после водопроводной трубы. Эта небрежность и привела к усадке земли. Когда Данил появился на объекте, я сообщил ему об обнаруженной деформации, но к моему удивлению не встретил с его стороны особого беспокойства. Он сказал что уклон у трубы хороший, и ничего страшного в этом нет. Я попытался настоять на том что проблема всё-таки требует вмешательства, поскольку труба закопана не глубоко, и зимой стоячая вода в ней может замёрзнуть, что перекроет сток, а возможно что и сама труба от этого лопнет. Но Данил махнул на это рукой.
     Еще одно разочарование постигло меня. Мечтая о своём доме и пересекаясь на стройках с различными специалистами, я всегда присматриваюсь к ним с перспективой привлечения их в будущем на своё строительство, но за всё это время, и за всё это количество людей, я не встретил человека которого позвал бы работать к себе. Вот и Данил, казавшийся при первом впечатлении ответственным и хорошим специалистом – разочаровал. Я даже уже внёс его номер телефона в пустующий пока блокнот, подготовленный специально для записи телефонов людей к которым я обращусь, если строительство дома моей мечты всё же начнётся. Но после эпизода с трубой и он уже не вариант. Наверное небрежное отношение к работе в людях заложено генетически, и образовалось ещё в момент сотворения человека богом, от которого этот ген и перешёл. Ведь бог создал землю всего за три дня и видимо делал это в спешке и не очень добросовестно, раз изделие получилось таким некачественным, всё время что-то сотрясается, извергается, затапливается, и постоянно происходят деформации приводящие к изменениям от изначального проекта. Да и изделие из глины вышло явно бракованным. Если бог создавал человека по образу и подобию своему, то он сильно просчитался, ну по крайней мере я на это надеюсь, не хотелось бы чтобы подобное человеку управляло мирозданием. Так что недобросовестный строитель это судя по всему явление естественное и берущее своё начало ещё от сотворения мира. А жаль. Ведь это очень ответственная работа, результат которой не только влияет так или иначе на условия жизни и быта человека, но и непосредственно на саму жизнь. Да и крайне неприятно для заказчика и то что заплатив свои кровные, он в итоге получает не совсем то что хотел или то что со временем принесёт ему дополнительные хлопоты и затраты. Немало способствует этому всему негативному и исчезающее куда-то строительное образование, ну по крайней мере что касается рабочих. Из всех встреченных мной на объектах людей, специальное образование было только у Данила, что впрочем не сделало его добросовестным исполнителем, остальные же и близко небыли знакомы с выполняемыми ими в последующем работами до того как столкнулись с ними уже непосредственно на стройке, там в итоге и получая нужные знания. Даже Витя, принимающий решения и отвечающий за качество, по профессии был шахтёр, и к моменту перехода наше фирмы к строительству, имел крайне мало знаний в этой области. Всё это ведёт к увеличению желающих предоставлять строительные услуги, отсюда к снижению качества выполняемых работ, соответственно понижению уровня оплат и падению престижа этой профессии, давая всё больше преобладать услугам так называемых шабашников – небольших бригад, берущих за свою работу небольшие суммы, но и не стремящихся нести ответственность за выполненную ими работу. Возможно я сгущаю краски, относительно наличия добросовестных и умелых строителей, но исхожу только из мной увиденного.
     После демонтажа опалубки, я взялся за заливку бетонных полос предназначенных для того чтобы отделить земляную часть двора от проходной. Траншея мной была уже прокопана, опалубка установлена, и с утра мне предстояла физическая работа. Бетономешалку Витя увёз (лил там что-то у себя), и меня ждало тяжёлое, ручное производство, но с той же оплатой что и при работе с бетономешалкой. Выпив чая, и настроившись на непосильный труд, я взялся за лопату, но солнечный с утра день, вдруг стал поглощаться тучами: «Так укрывает бури тень, едва рождающийся день» -- (не моё). Я отложил лопату в сторону и решил подождать. Ждать пришлось недолго. Небо быстро становилось всё темнее, а ветер всё больше набирал обороты. Предупредив лёгким покапыванием, хлынул ливень. И затянул с этим. Я поднялся на третий этаж, высматривать просветы, но об окна разбивался сильный ветер, и сплошь всё было черно. Ждать прекращения дождя пришлось долго. Когда он всё же затих, я, из внешнего вида неба понял что этот день для меня рабочим уже не будет, и переодевшись поспешил на остановку, и успел вовремя вскочить в маршрутку, поскольку пауза прекратилась. Впереди мне предстояла пересадка на Горсаде, но и здесь я проскочил между вспышками дождя. Уже ближе к дому, он снова прекратился, и показалось что на совсем. Мне вдруг захотелось чем-то сгладить неудавшийся день, и я, воспользовавшись тем что дождь прекратился, встал за пару остановок до своей, и зашёл в магазин «Хлебушек». Там правда было только сортов пять хлеба, а остальное всё были сладости в огромном ассортименте, и мне с трудом удалось сделать выбор. Я остановился на песочном печенье. На пол пути к дому снова хлынул ливень, и пока я дошёл, успел промокнуть напрочь, но чай с печеньем попил с удовольствием.
     А утром на объекте я снова обнаружил что нас обворовали. И всё так же использовали чердак для ночлега. Но Витя так и не подал вида что где-то не прав, но снова закупившись инструментом, он в конце рабочего дня уже сам занёс его в дом. Видимо просветление какое-то всё же произошло.
     Неуёмная натура Гриши не позволила ему оставить без присмотра засеянное им, и в один из дней он явился чтобы проверить урожайность. Но ещё до того как мы вырыли яму, во дворе, на площади отведённой под засев, поработал трактор, снимая слой с почвы, а взамен было завезено пару машин чернозёма, так что Гриша результат своих трудов чуть-чуть не застал. А плоды бахчи, несмотря на малое количество чернозёма в засеянной земле всё же были, правда маленькие и совсем не сладкие, по большей части сгнившие ещё до созревания. Гриша конечно расстроился, особенно из-за другого им засеянного, но внёс предложение напомнить желудкам о мясе, что мы и сделали по уже сложившейся у нас традиции. На объекте никого кроме нас не было, и мы в спокойной обстановке, под пиво и мясо, вели разговор. Витя первым делом поинтересовался куда это Гриша пропал. Оказалось что он всё это время околачивался возле главного офиса, проворачивая какие-то свои делишки.
     -- Что там генеральный? – спросил Витя.
     -- Хочет на двух стульях усидеть – рассмеявшись, и как-то даже раздражённо, сказал Гриша. – Мечется между строительными гигантами, всё цены себе не сложит, но дальше собственного носа не видит. А жадный оказался. Забыл отблагодарить тех кто ему помог усесться, окружил себя своими, и гребёт загребущими своими ручищами, видимо на будущие жизни запасается. Не вышло бы ситуации в которой будет уместно выражение – жадность фраера сгубила.
     -- У него же по поводу сотрудничества чёткая позиция была, -- как бы спросив, сказал Витя.
     -- Ну может цену себе набивает или камни какие там подводные, кто его знает.
     -- А где та дама что всё время крутилась возле генерального кресла? – продолжал расспрашивать Витя.
     -- Не знаю, что-то не видно её, видимо где-то в другом месте уселась, -- не теряя раздражения, ответил Гриша.
     Видя что этот разговор несколько неприятен Грише, Витя решил перейти к более близким нам персонажам.
     -- Петрович что там, всё бухает?
     -- Куда он без этого.
     -- Ну он бы хоть предупреждал когда в запой собирается, а то не знаешь рассчитывать на него или нет.
     -- Да как тут предупредишь, -- вступился я за Петровича. – Запой это дело спонтанное, порыв души, миг вдохновения. Разве его можно предвидеть.
     -- А! – вдруг вспомнил что-то Гриша, -- Андрюха из тюрьмы вышел.
     -- Это тот что из Дебальчева? – спросил Витя. – Он разве сидел.
     -- Да. Где-то что-то украл. Вот пару месяцев как на свободе, где-то рядом работает.
     -- Вот он пазл и собрался, -- сделал я вывод. – Понятно теперь кто к нам захаживает.
     -- А что такое? – с любопытством спросил Гриша.
     -- Да нас тут уже три раза обворовывали, -- немного смутившись, сказал Витя.
     -- Да, да, три раза, -- подтвердил я, -- вопреки здравому смыслу и логике.
     -- Видимо тюрьма его не исправила, -- продолжил Витя, сделав вид что не услышал меня.
     -- Человек вообще мало склонен к тому чтобы перемениться, -- сказал Гриша.
     -- А то он меня спрашивал, -- продолжил он после паузы на сопоставление фактов, -- когда звонил мне, работаем ли мы ещё здесь. Вот гад. Надо будет при встрече, а он всё порывается со мной за болгарку, случайно как бы им по его словам захваченную, рассчитаться, руку ему сломать, чтобы неповадно было. Ладно, ну их этих бухариков.
     Повисшую тишину поспешил прервать Витя. Видно было что ему очень хочется поговорить о своём, но его тема никак не вязалась с разговором, и он решил просто вклинился, без плавного перехода. И конечно это был огород. Но пиво и мясо закончились, а слушать его так, особого желания не было, но Витя только вошёл во вкус, и чтобы не растерять слушателей, он внёс предложение пойти попить разливного пива. Пиво мне было не интересно, но с Гришей хотелось ещё поговорить, и мы направились в кафе, где со слов Гриши было отличное пиво. Дорога туда лежала через парк возле «Конти». Это было искусственное насаждение которым руководство сладкого концерна украсило прилегающую к фабрике территорию. Очень хорошо там было всё обустроено. Большую часть территории занимал ухоженный газон, с аккуратно подстриженной травой, повсюду были насажены деревья, а по парку пролегало несколько выложенных дорожек, с расставленными на них скамейками. Та речка о которой я упоминал, шла через парк. Над ней был сделан аккуратный мостик, с кованными перилами, а берега были выложены диким камнем. Вот только запах от речки портил впечатление. Но всё равно это был такой маленький, зелёный оазис, посреди пыльного, индустриального города. Но имелась у этого парка своя особенность. С одной стороны в него вели две дорожки. Одна шла через парк к остановке, а другая вела в глубь парка. И люди часто эти дорожки путали. Так если человек шёл через парк к остановке, но путал дорожки, то замечал это не сразу, а уже зайдя на достаточное расстояние. А дорожка идущая на остановку проходила рядом, но перейти на неё нельзя было, поскольку по газонам в парке ходить запрещалось, и там специально нёс службу охранник, чтобы за этим следить. Поэтому перепутавшему дорожки приходилось возвращаться и начинать путь заново.
     Добравшись до кафе, и взяв что нам надо, мы расположились за столиком на улице и продолжили разговор. Но он не клеился, Гриша испытывал какое-то нервное напряжение и разговор не поддерживал. Через какое-то время он заговорил, но обращался не к нам:
     -- Найди себе другую точку опоры для взгляда, -- сказал он, и я посмотрел туда куда были обращены слова.
     За одним из столиков сидела подвыпившая компания из трёх человек, и один из них вызывающе мерил Гришу взглядом. Знаете такой тип мужчин, а чаще молодых парней, которые при встрече впиваются в вас взглядом, играя в слабачка или провоцируя на конфликт. Такие которые не могут жить спокойно и везде ищут вызов, считая себя непобедимыми. Я их называю «дикие». Такое впечатление что они только вышли из дремучего леса и впервые встретили себе подобного, и сразу увидели в нём угрозу для себя. Эти моменты раздражают, с одной стороны отвести взгляд, значит спасовать, но и смотреть на них особого желания нет, они же не красны девицы. Вот такой «дикий» и мешал Грише наслаждаться вкусным пивом, прекрасной погодой и хорошими собеседниками. Было видно что у Гриши нет никакого желания развивать конфликт, но тупой взгляд напротив не давал расслабиться. Парень всё же искал продолжения конфликта и добавил к взгляду несколько неуважительных выражений. Гриша не заставил себя ждать с ответом:
     -- Ты успокойся, пока я тебя не успокоил, -- всё ещё сдержано, сказал он.
     -- А ты уверен что успокоишь? – самодовольно спросил «дикий».
     -- Не было в моей жизни ситуации в которой я был бы так уверен как сейчас.
     «Дикий» явно не хотел успокаиваться, даже не помогли уговоры сидевших с ним за столиком, видимо более благоразумных людей, и уже сыпал оскорблениями, сильно повышая голос.
     -- Угомонись, а то дам кулаком по тыкве и войдёшь в землю по пояс, -- всё ещё надеялся облагоразумить парня, Гриша.
     -- Хотел бы я на это посмотреть, -- ухмыльнулся «дикий».
     -- Ты не только сможешь посмотреть, но и поучаствуешь, -- уверил его Гриша.
     -- Звучит как угроза.
     -- Это она и есть, -- уже подымаясь, сказал Гриша.
     -- Ты сиди давай, -- не проявил уже сильного желания обострять «дикий», когда увидел Гришу в полный рост.
     -- Я тебе не шавка, что ты мне «место» говоришь, -- сделал шаг к столику «дикого», Гриша.
     «Дикий» тоже поднялся, правда не так решительно как начинал. Гриша сделал ещё пару шагов и когда оказался на дистанции вытянутой руки, обхватил шею «дикого» кистью и стал сдавливать. Тот закряхтел и попытался вырваться, но безуспешно, рука у Гриши крепкая. Товарищи «дикого» поспешили подняться, видимо желая вмешаться, но поднялись и мы с Витей, и те ограничились только устным пожеланием чтобы все успокоились. Через какое-то время сопротивления «дикий» начал оседать, и я положил руку Грише на плечо и порекомендовал всё же оставить парня живым. Гриша спохватился и разжал пальцы. «Дикий» с хрипом повалился на асфальт, и жадно глотая воздух, схватился за горло. Мы не стали ждать каких-то действий с его стороны, и ушли, оставив незаконченными пиво и отдых.
     Через несколько дней, направляясь на работу, я встретил Андрюху-Дебальцевского. Конечно я не мог открыто обвинить его в воровстве, не пойман не вор, но вскользь упомянул что нас несколько раз обворовывали, и что у нас есть основания подозревать одного человека, и что ещё одно посещение обернётся для этого человека сломанными руками. Пожелав Андрюхе беречь себя, я продолжил путь, и уже подходя к дому, встретил Раису Васильевну. Она поинтересовалась, когда у меня появиться свободное время чтобы сделать ей пристройку.
     -- Так у вас же уже кто-то там работал? – вопросом на вопрос, ответил я.
     -- Да это так, только фундамент залил, чтобы тебе меньше делать.
     Вернувшаяся возможность подработать была кстати, поскольку на объекте особо работы не было, и мы с Раисой Васильевной отправились к ней во двор, чтобы я мог ознакомится с замыслом, оценить масштаб работы и посчитать нужное для этого количество материала. Но в первую очередь, Раиса Васильевна повела  в пристроенную с моим участием, часть дома, где сразу же обрушила на меня всё то что мы с Пашей там нагородили. Она стала демонстрировать все наши просчёты, но и её в том числе, которые впрочем она попыталась повесить на нас. Да, дверные проёмы мы сделали слишком низкими, и работающей у Раисы Васильевны бригаде (а у неё на тот момент трудилась бригада из трёх человек, и мне стало ещё не понятней почему она позвала меня) пришлось их подымать с помощью болгарки, но обвинение в неправильно залитом фундаменте, мне с трудом но удалось отвести. Речь шла о первом фундаменте, который мы залили поверх уже залитого в землю. Поскольку планировалось пристроить одну комнату, то мы и залили фундамент в шлакоблок шириной, но потом, когда добавилась ещё комната, то часть стены уже стала простенком, и там легла кладка в пол шлакоблока, и с одной стороны остался бетонный выступ. Помимо этого, из-за целостности полосы фундамента, проём между комнат снизу был частично перекрыт. И Раисе Васильевне пришлось заплатить чтобы сбили всё лишнее. Конечно всплыли неровности потолков и полов, некоторые странности наших архитектурных решений, но сильней всего Раису Васильевну беспокоили, уже упомянутая трещина, и небольшие точечные просветы проступавшие в кладке. Их было достаточно много, и все стены в солнечный день (а день был солнечный) светились. Это было результатом нашей с Пашей неумелой работы с раствором и особенности шлакоблока. У него с боковых сторон, снизу, по середине, были сделаны клинообразные пропилы. Вот сквозь них и проникал свет, в тех рядах где кладка шла тычком. Но конечно это был наш брак, поскольку хороший каменщик набрасывает достаточное количество раствора и вдавливает шлакоблок в него. Мы же этим пренебрегали, да и швы оставляли не подмазанными. В итоге стена, при солнечном свете, немного напоминала друшляк, и Раиса Васильевна настоятельно попросила, а вернее потребовала, чтобы я регулярно, в конце рабочего дня, уделял этой проблеме внимание, ну и конечно чтобы замазал трещину. Это было меньшее из зол, я ожидал больших временных затрат, поэтому заверил Раису Васильевну что отнесусь к этому с полной  ответственностью.
     Но я ещё долго слушал о наделанном с моим участием, и  даже было подумал что меня хитростью заманили в бесплатную кабалу, но мы всё же пошли на место будущей пристройки. Там действительно уже был залит фундамент, и Раиса Васильевна ознакомила меня со своей задумкой.
     К задней стене дома (она была без окон), Раиса Васильевна хотела добавить небольшую пристройку, с тремя комнатами – одной, в половину площади, под инструмент садовый и строительный, одной под летний душ и ещё одной для кота. Да, да, для кота. У Раисы Васильевны был кот, рыжий такой, его и звали Рыжик. В жилой части дома Раиса Васильевна его держать не хотела, из-за запаха, по той же причине она не пускала его в пристроенную с моим участием часть дома, а только закрывала его там на ночь в прихожей, где у Рыжика и была резиденция, с едой, горшком и лежаком. Вот и заботясь о благоустройстве кота Раиса Васильевна задумала отвести для него отдельную утеплённую комнату, с такой дверцей в двери, чтобы кот мог гулять сам по себе, и по своему усмотрению распоряжаться своей жилплощадью. Оценив масштаб работы, я стал измерять фундамент, чтобы посчитать необходимое количество материала, но оказалось что у фундамента нет ни одной ровной стороны, и начинать пришлось с подлива. Раскопав землю вокруг, я обнаружил что заливавший бетон (а это был склонный к работе за совсем небольшие деньги, человек) применил свой, особый способ армирования. Он просто набросал в опалубку куски арматуры, какие-то железяки, и даже обрезки кровельного метала. Из-за них, ставших ребром, и не давших бетону равномерно распределится, в фундаменте зияли пустоты. После увиденного я предупредил Раису Васильевну что и качество бетона возможно плохое, и надёжность постройки мной не гарантируется. Сняв с себя таким образом ответственность, я долил фундамент, и когда привезли шлакоблок, приступил к кладке. Но хорошо заработать на шлакоблоке не получилось, цену я назвал немного даже завышенную, но на семи метрах кладки было одно окошко, два угла и три дверных проёма, а работа с отвесом мне по прежнему легко  не давалась, и у меня уходило много времени в попытках вывести ровную вертикаль. Осознав свой промах, я попытался поднять цену, но встретил сопротивление со стороны дочери Раисы Васильевны и остался при своих. После кладки мне пришлось сделать паузу. Раиса Васильевна решила сразу, пока на пристройке нет крыши, мешавшей бы установке лесов, обшить стену к которой я пристраивал, сайдингом. Осматривая предстоящую работу, бригадир работавшей у Раисы Васильевны бригады, сказал ей что деревянные фронтоны какие были у дома, это не правильно, и Раиса Васильевна поспешила предъявить в связи с этим претензии мне. Пришлось опять защищаться, и напомнить ей что это она настояла на деревянных фронтонах, вопреки нашему предложению выложить их из кирпича, и даже привела в пример несколько стоявших рядом домов с деревянными фронтонами, обвинив нас, попутно, в желании разорить её на лишних тратах. Та же ситуация произошла и с водосточной системой. Раиса Васильевна вновь обвинила нас с Пашей в том что мы её не установили, и я опять напомнил ей что мы это предлагали, но она отказалась. И такие необоснованные претензии сопровождали мою работу всё время. Помимо этого, на мой мозг выливался и другой поток информации. Бригада работавшая у Раисы Васильевны, умудрилась поставить себя так что она не делилась с ними подробностями жизни её семейства, а вот я по прежнему пользовался полным доверием, и проводил немало времени погружённый в житейские перипетии её близких. (правда эту бригаду Раиса Васильевна и не кормила, а вот я по прежнему вкусно и сытно обедал). Особое место в этой семейной саге занимал внук Раисы Васильевны. Это был трудный ребёнок, он только пошёл в школу, но оттуда уже безостановочно сыпались на него жалобы. И когда он приходил к Раисе Васильевне, она постоянно на него кричала и пыталась воспитывать. Мне много приходилось выслушивать о его поведении, и Раиса Васильевна часто разводила руками, не зная что делать с поведением внука. Но присмотревшись к парню, я понял что далеко не всё так  плохо с ним. Будучи ребёнком любопытным он всё время крутился на стройке, и я (исключительно в воспитательных целях, никакой эксплуатации) иногда нагружал его небольшой работой, конечно при этом инструктируя по технике безопасности, и он с радостью её делал, становясь, к немалому удивлению бабушки, вполне даже послушным. К тому же он оказался достаточно смышлёным и усердным. Во всех этих сложностях в поведении были виноваты сами и мать и бабушка, да и старшая сестра. На любую его проказу или баловство они неизменно реагировали криком, даже по незначительному поводу. Я как-то стал свидетелем просто отвратительного поведения его матери, за которое её саму стоило бы как следует отходить ремнём. Они тогда пришли к бабушке в гости, и ребёнок гуляя во дворе, в какой-то момент упал, выпачкав новые брюки, так мать, увидев это, подбежала к нему, и ударив сильно по затылку, назвала его «петушарой» -- семилетнего ребёнка, своего сына, за выпачканные штаны, мать назвала «петушарой». Так как же он после этого может себя вести, ведь ребёнок только подражает своим близким, видя что они все проблемы решают через крик, оскорбление и рукоприкладство, он и сам выбирает такую модель поведения. Не удивлюсь если через много лет, когда он станет взрослым, а его мать пожилой, эти пинки и оскорбления полетят в обратную сторону. Что посеешь то и пожнёшь – народная мудрость.
     А сайдинг довольно быстро заполнил стену. Бригада работавшая у Раисы Васильевны производила хорошее впечатление. Они выполняли самую разнообразную работу, а бригадир казалось знал всё что касается строительных работ, и я много нового почерпнул от общения с ним. И в моём блокноте появилась новая, и снова первая, запись.
     После того как они сняли леса, я вернулся к работе. Сделав крышу, я установил на ней бак для летнего душа, а затем изготовил из обрезной доски и поставил, три двери, которые вышли у меня очень хорошо, и даже дочь Раисы Васильевны осталась ими довольна.
     Впервые за время работы на стройке я испытывал удовлетворение от того что сделал. Пристройка была готова. Сделать её добротно у меня получилось, и глядя на неё, приятно осознавалось что это дело рук моих. Конечно это был не шедевр архитектуры, а только её малая форма, с простым, лаконичным решением, но выглядела пристройка аккуратно и надёжно. И мысль что ты что-то сделал своими руками, что-то качественное, что прослужит долго (если конечно фундамент не подведёт), грело душу. Быть творцом не так уж и плохо, если конечно из-под рук твоих выходит что-то стоящее.
     Получив расчёт за проделанную работу, я вернулся на основной объект, а в моё отсутствие жизнь там продолжала кипеть. Переквалифицировавшиеся в плиточников, гипсокартонщики продолжали обкладывать первый этаж плиткой, девушки обклеивали стены второго этажа обоями, а Витя, там где была наша беседка, теперь делал беседку для заказчика. Мне же в работу досталась отмостка возле дома и бани. У Вити в первый же день работы с беседкой, возник конфликт с соседом, тем что тоже купил дом у Сергея. Наш заказчик в целях экономии пространства, крышу будущей беседки решил врезать в забор, но соседу это не понравилось, и он даже угрожал прокуратурой, сообщив Вите, что по закону не разрешается возводить постройки вплотную к забору. Когда Витя рассказал нашему заказчику о конфликте, то тот порекомендовал Вите, в следующий раз просто послать соседа куда подальше. Витя так и сделал, и сосед себя больше не проявлял.
     После не долгой паузы на объекте объявился Данил, он приехал устанавливать душевую кабину, приехал правда уже под вечер, и когда я собирался уходить он попросил меня остаться и помочь с установкой. За час мы управились и он мне хорошо заплатил. А через пару дней Данил позвал меня помочь ему на соседней улице. Необходимо было раскинуть по двору водопроводную трубу для полива, и мне отводилась работа с перфоратором и лопатой. У заказчика Данила было два участка по одной улице, расположенных напротив друг друга. На одном стоял большой дом, где заказчик жил с семьёй, а второй предназначался для отдыха, и это было очень интересное место, в плане архитектуры. В основе двора стояла двух этажная постройка, сложенная из кругляка, с кухней, спальней и баней внутри. Помимо неё на территории имелись: деревянная беседка, спортивная площадка, широкое крытое место для парковки, хозяйственные постройки, курятник с курами и индюшками, небольшой фонтан, летний душ, а весь двор утопал в зелени – повсюду росли кустарники и деревья, с преобладанием берёз, но интересней всего было то что ту речку о которой я уже не раз упоминал, хозяин участка пропустил через свою территория, а верней он выкупил часть реки и берега, и сделал их частью двора. То есть через его участок протекала река. Выглядело это классно, тем более что всё вокруг было обустроено соответствующими малыми архитектурными формами – на берегу лежала старая лодка с вёслами, через реку было переброшено два деревянных мостика, и в нескольких местах выложены небольшие каменные фигуры. На входе и выходе реки стояла сетка, а в воде плескалось большое разнообразие рыб, и можно было рыбачить. И что странно, неприятный запах от реки не исходил. На этом участке нам и предстояло раскинуть по двору водопроводную трубу. С удовольствием там работалось, жаль только что один день, но и за него Данил заплатил столько сколько я бы заработал дня за четыре на основном объекте. Я вообще неплохо устроился на тот момент – лил отмостку, подрабатывал с Данилом, Раиса Васильевна регулярно приглашала на небольшие работы, и я регулярно снабжал её стройматериалом, в основном песком и цементом, ей же, после предложения гипсокартонщиков, я продал оставшийся после завершения работ с гипсокартонном, материал, помимо этого Раиса Васильевна мне доплачивала за то что я пристраивал её строительный мусор к мусору с нашего объекта. Наполненный таким объёмом действий я приходил на работу рано и уходил поздно, но рад был этому, формируя такой занятостью себе хорошую зарплату.
     А дом постепенно становился всё ближе к тому чтобы принять своих жильцов, в него начали понемногу завозить мебель, и когда там появился большой, кожаный диван, я решил этим воспользоваться, и пригласил одну знакомую девушку на экскурсию. Провёл поверхностное знакомство с общей планировкой дома, упомянув и о личном вкладе в формирующуюся недвижимость, но акцентировав внимание на комнате с диваном. А дальше стал регулярно приглашать её, но уже более детально ознакамливая с планировкой других комнат. А вслед за мебелью, на пути благоустройства, заказчик решил сменить ворота и на въезде во двор и на въезде в гараж, поскольку стоявшие и там и там, сделанные из листового метала, были тяжёлыми и громоздкими. И рано утром, вооружившись ломами и болгаркой, мы с Витей демонтировали старые ворота, тут же сдав их на металлолом. Для этого Витя вызвал с пункта приёма грузовик с весами и резчиком. Правда я оказался не в доле, а только получил оплату труда. После демонтажа встал вопрос о временных воротах, поскольку монтаж новых по каким-то причинам откладывался. Мы закрыли въезд в гараж и большую часть въезда во двор, доской, оставив только место под калитку. Её Витя решил сделать из листа оцинковки, а именно установить вместо лутки вертикально два бруса, к одному из них прикрутить саморезами одну сторону оцинковки, и входить и выходить, отгибая другую сторону, а уходя с работы, фиксировать её саморезом. Мне показалось такое решение очень глупым, поскольку на груде всякого накопившегося во дворе хлама, лежала старая деревянная дверь с луткой, и я предложил как мне показалось вполне разумно, установить её. Но Витя посчитал моё предложение необдуманным и неисполнимым, и настаивал на своём решении. Я не стал его переубеждать, и сам занялся установкой двери. Увидев что всё получается, Витя поспешил принять активное участие в монтаже, но и тут снова высказал свои сомнения, не понимая как сделать так чтобы дверь запиралась. Это был мой день, и я и здесь проявил находчивость, соорудив засов закрывающийся изнутри, доступный снаружи, но и скрытый. Хороший был момент, жаль только что очевидцев у него не оказалось (была суббота и объект пустовал). Витя вообще никогда не принимал мои предложения по работе, но часто, потом, как бы сам подходил к ним, так что эпизод с калиткой был мне особенно приятен, вот только эпизод со сдачей ворот на металлолом, мешал моему полному удовлетворению, и мне, возмущенному такой несправедливостью до глубины души, в качестве компенсации, пришлось пойти на крайние меры. В воскресенье я пришёл на объект, собрал весь имеющийся в наличии металл – оставленный Витей чтобы применить у себя на стройке, и вызвал приёмщиков на машине. Приехав, они всё взвесили, загрузили и рассчитались со мной. Операция прошла успешно, и я  был полностью удовлетворён. В понедельник Витя конечно сильно удивился не обнаружив метал, но я убедительно предположил что к нам наверное опять наведался ночной гость. На него же были списаны и пару мешков цемента, понадобившихся Раисе Васильевне, и которые Витя посчитал лишним заносить в дом.
     Не долго мы пользовались установленной мной дверью, и вскоре приехали монтировать новые ворота. Это были калитка и ролет на въезде во двор, и только ролет на гараже. Я демонтировал времянки и бригада из двух человек приступила к работе. Но установка новых ворот протекала крайне вяло и безжизненно, было видно что рабочие явно не в форме, и уже через час мучений они распили между собой бутылку водки, но предварительно поинтересовавшись у нас с Витей, не будем ли мы против этого. Это было не наше дело, и ещё через час ушла и вторая бутылка, и заканчивали монтаж рабочие, слабо стоя на ногах. Но сил загрузится в машину по завершению работ у них хватило, и вручив нам ключи, бригада монтажников уехала. Закрывая за ними калитку я увидел что работавший у Раисы Васильевны коллектив, устанавливает ей на  пристроенную с моим участием, часть дома, водосточную систему. Но вот делали они это как-то совсем не профессионально. Желоб уже был прикручен к ветровой доске, но имел ярко выраженную волнообразную форму, и один из рабочих, стоя на лесах пытался его выровнять, а другой, выйдя на улицу, корректировал взмахами руки нужное для этого направление. Но как они не старались, а выставить желоб в ровную линию у них не получалось, и он так и остался искривлен. И особенно сильно выделялся подъём перед самим сливом. Как-то это всё было очень нелепо, ведь даже не сильно искушённый строитель, такой как я например, знает что для ровного крепления необходимо натянуть нитку, а ещё лучше нанести отметку отбивочным шнуром, так что такой глупости я от этой бригады не ожидал. Но справедливости ради, упомяну, что их бригадир в это время пребывал на больничном, попав на него как раз с этого объекта. Он неудачно оступился при демонтаже трапика, установленного ещё мной с Пашей, и всё это время служившего лестницей между этажами, и упал со второго этажа на первый, сильно при этом ударившись копчиком. И травма была такой сильной, что пришлось вызывать скорую. Но это не оправдывало глупости действий его бригады, и телефон его я вычеркнул, из снова, и всё ещё, пустующего блокнота.
     Тем временем сократилась численность работающих и на нашем объекте – завершили свою работу гипсокартонщики-плиточники. Вслед за ними завершил свою работу и Данил. С его отъездом на объекте стало совсем пустынно и уныло, девушки (они клеили обои)приходили  не часто, совмещая несколько объектов сразу, а с Витей сложно было шутить и найти  общую тему для разговора. К тому же подработки на которые Данил звал меня периодически, были совсем не лишними и мне было жаль потерять такую возможность.
     А вскоре подошёл и последний в этом сезоне день на этом объекте. Сезон ещё не закончился, но заказчик уезжал отдыхать в Европу, и поэтому замораживал стройку. Он приехал с утра чтобы рассчитаться с нами. Мы ещё не сделали свою работу, но у него был самолёт через пару часов, поэтому он рассчитывался заранее. Он часто и не только с нами это делал, никогда не опасаясь что работа будет не завершена. С таким же доверием к людям он поступал и с ключами. Весь сезон они лежали в общем доступе – один, от калитки, на ней, внизу на уголке, а другой, от дома, возле входной двери, и когда заказчик приглашал кого-то для работы, то просто говорил где лежат ключи, и часто в доме бесконтрольно находились незнакомые личности. И за всё время строительства много кому было известно где спрятаны ключи, но пока с людьми заказчику везло. Когда мы закончим работу, Витя закроет дом и заберёт ключи себе, ему ещё предстоит с наступлением холодов запустить систему отопления. А заказчик был в приподнятом настроении от предстоящего путешествия и рассказал нам что надеется успеть извлечь заложенные «Орлом и Решкой» сто долларов, поскольку первым в списке на посещение значится город в котором они недавно побывали. Рассчитавшись с нами заказчик уехал, и мы приступили к работе. Витя в этот день занимался водопроводом, необходимо было раскинуть по двору две точки для полива. Он недавно купил паяльник для работы с пластиковыми трубами, чтобы у себя по дому провести водопровод самому, и вот решил потренироваться у заказчика, он в первый раз паял трубы, а до этого только видел как это делает Данил. А мне в этот день предстояло закончить крышу над кладовой. Её заказчик решил сделать между стеной дома и забором, отделяющим двор от улицы, опять используя в целях экономии пространства и забор и стену дома как стены кладовой. Поэтому монтируя крышу, я один край стропил врезал в стену дома, а другой уложил на забор, так что ветровая доска находилась уже за территорией двора. К этому дню крыша была уже готова и мне оставалось только обшить ветровую доску кровельным металлом. Забор был невысок и задача предстояла не трудная, и вооружившись всем необходимым я взялся за дело.
     В этот период я уже понемногу начинал работать над этими записками и в какой-то миг моей гармонии с шуруповёртом на меня вдруг нахлынуло вдохновение, и чтобы не растерять его я пошёл в дом, где у меня лежала для таких случаев тетрадь. Но пока я шёл, успел растерять всё вдохновение по дороге, и на бумагу ничего не легло. Предположив что вдохновение может на меня снова вдруг нахлынуть в рабочем процессе, я взял тетрадь с собой и вернулся к работе. И оно действительно снова нахлынуло, но пока я записывал, заморосил дождь. Я поспешил спрятать тетрадь с боку в ветровую доску, и начал собирать инструмент, но вспомнил что мне осталось закрыть только боковую сторону, а метал уже подготовлен, и чтобы не откладывать это, я быстро, но уже под дождём, прикрутил оставшуюся часть, и занёс инструмент в дом. Работа была завершена, но мне предстояло ещё одно дело. У Вити на этот сезон работы больше не было, и я хотел доработать пока ещё тёплую погоду у Раисы Васильевны. Но здесь стоило действовать по особому, учитывая черты характера Раисы Васильевны. Дело в том, что если к ней обращались с просьбой о работе, то дав её, Раиса Васильевна вела себя по отношению к этому человеку как бы немного свысока, как такая суровая благодетельница, с ощущением того что она одаривает человека возможностью зарабатывать. Прав у такого работника было немного, Раиса Васильевна сильно придиралась к его работе, твёрдо, без обсуждений снижала предъявленную к оплате сумму, да и вообще вела себя с ним как барыня со своим работником. Если же Раисе Васильевне надо было что-то сделать, а особенно если сразу не получалось найти для этого человека, то такой работник особо ей ценился, она пыталась угодить ему, снисходительно смотрела на выполненную им работу и даже не обсуждала предъявленную к оплате сумму. Вот мне и необходимо было чтобы попасть в нужную атмосферу, получить от самой Раисы Васильевны предложение поработать у неё, а для этого надо было как бы случайно с ней встретится и подвести её к нужному разговору. Ещё устанавливая метал я видел что Раиса Васильевна уходила с внуком, скорей всего она отводила его на остановку чтобы отправить к матери, а значит должна была скоро идти назад. Так и случилось. Дождь к этому времени прекратился, и увидев Раису Васильевну ещё вдалеке, я пошёл к ней на встречу, имитируя уход с объекта по окончанию рабочего дня. Но мне даже не пришлось что-то говорить, Раиса Васильевна сама заговорила со мной на нужную тему. Оказалось что бригада трудившаяся у неё, была далеко не так хороша как мне сразу показалось. У Раисы Васильевны нашлось немало претензий к сделанному ими, и после очередного упрёка в неровности водосточной системы, они просто перестали приходить, оставив у неё свою робу и часть инструмента, и не отвечали на звонки.
     Я совсем не понимаю таких вот работников, которые небрежно, спустя рукава, относятся к своему делу, ведь этим они создают себе плохую репутацию, лишаясь возможности, получать новые заказы. Вряд ли человек которому плохо сделали, порекомендует ещё кому-то таких специалистов, если только это не ситуация как тогда у Гриши с Сергеем. Я же всегда веду себя наоборот, стараясь как бы даже набить себе цену, используя для этого в том числе и особенности характера заказчика, создавая себе этим хорошую репутацию и тем самым увеличивая шансы быть при деле. Так например, когда я ложил ту небольшую пристройку у Раисы Васильевны, то помня как её раздражали просветы в кладке шлакоблока, я, каждый раз как она во время работы приближалась ко мне, начинал усиленно подмазывать швы, я и так это старательно делал, но мне  важно было чтобы она видела это. И от увиденного Раиса Васильевна всегда приходила в хорошее настроение и хвалила меня. И заговорив со мной о работе Раиса Васильевна сказала что ещё не искала другую бригаду, и предпочла бы чтобы я поработал у неё. Я конечно добавил себе цены, упомянув о своей занятости, но и сообщив что для неё смогу все дела отложить.
     И на следующее утро я поднимался по неоднократно пройденному мной пути чтобы работать у Раисы Васильевны. Когда я уже подходил к дому, мне на встречу выбежала соседская собака. Это был сильно исхудавший кабель, дворняга. Хозяйка его практически не кормила, и он выглядел крайне безжизненно. Объём хозяйки говорил о том что продукты в доме водились, и наверное здесь преобладало человеческое безразличие, а может и какие-то садистские наклонности, которые наверняка были, поскольку хозяйка частенько сажала пса на цепь, лишая того возможности самому добывать себе пропитание. Но знавал этот пёс в недавнем прошлом и гораздо лучшие времена. Когда на объекте где мы работали с Витей было многолюдно, он питался часто и вдоволь, и особенно ему перепадало от Данила, у которого был и свой питомец, и жалея пса он всегда делился с ним своими запасами (а их как вы помните  было немало). И дела в тот период у пса шли так хорошо что он даже крепко раскабанел, теперь же он больше походил на скелет обтянутый кожей, и держался на лапах только потому что периодически подкармливался у Раисы Васильевны, у которой впрочем подкармливались все имевшие свободу передвижения, собаки, на что она демонстративно сетовала, но в куске хлеба никому не отказывала. Увидев плачевное состояние пса, мне стало  жаль его, и я зашёл в магазин и купил буханку хлеба, которой пёс оказался безмерно рад и поспешил утащить её в укромный уголок, видимо подальше в первую очередь от своей хозяйки.
     Проникшись уважением к самому себе от совершённого мной доброго поступка, я прошёл оставшиеся двадцать шагов до дома Раисы Васильевны. В первый день мне предстояло покрасить каркас недавно установленной во дворе беседки. Это была довольно большая конструкция, сваренная из уголков и профильной трубы, с обшитой кровельным металлом крышей и в одну треть стенами. В ней было много элементов и я провозился целый день, а на следующее утро с досадой для себя обнаружил что с покраской беседки не задалось, сквозь коричневую краску повсюду проступали белые разводы. Немного поразмыслив, я пришёл к выводу что то-то не так с преобразователем ржавчины, которым я предварительно обработал метал. Я проверил дату изготовления, а потом ознакомился и со всеми надписями, в том числе и с инструкцией, изучением которой ранее пренебрёг. Оказалось что после нанесения преобразователь должен  оставаться на металле сутки, после чего его необходимо смыть. Раздосадованный такой моей оплошностью я решил купить краску за свой счёт и всё переделать, но Раиса Васильевна отнесла появление белых вкраплений на счёт качества краски, и я решил отложить покраску за свой счёт, до тёплых, летних дней.
     В последнее время Раиса Васильевна изменила своей привычке посвящать меня в перипетии жизни её семейства, ну по крайней мере делала это  меньше, а в основном отводила свой утренний и обеденный монолог жалобам на обнаглевших мышей, не оставлявших в покое проводку и хранящиеся в доме крупы. Она каждый раз упоминала всё новые и новые яды, и суммы потраченные на них, а я каждый раз интересовался почему она не попробует бесплатный, в большинстве случаев эффективный и чаще всего именно для этого в своём доме и содержащийся, способ – кота. В этот раз Раиса Васильевна сообщила мне что дала коту зелёный свет на отлов и с нетерпением ждёт результатов, но и посетовала на житейские воззрения кота Рыжика, а именно, стремление справлять нужду где угодно, но только не там где надо, и задействовать для этого максимальную территорию. Выслушав Раису Васильевну, я пошёл переодеваться. В прихожей, пристроенной с моим участием части дома, мне встретился Рыжик. Он свою жил площадь так и не получил. У Раисы Васильевны оказалось слишком много всего что необходимо было разместить в пристройке, и она заполнила и отведённую коту комнату, и он всё так же проживал и столовался в прихожей пристроенной с моим участием части дома, хотя в связи с открытием сезона охоты, подконтрольная ему площадь сильно увеличилась, и места для манёвров было достаточно. Обычно, увидев меня, Рыжик убегал или прятался под шкаф, но в этот раз он стал крутится возле моих ног, мяукая и куда-то порываясь. Я понял чего он хочет и пошёл за ним. На втором этаже, аккуратно на коврике для ног, лежала обезглавленная мышь, а рядом и её голова, на которой застыл крик ужаса, такой же наверное как и на лице Робеспьера, после свидания с гильотиной. Ну а кот, мяукая крутился возле своей жертвы, довольный собой как тот палач. Понимая его требования, я позвал Раису Васильевну, и продемонстрировал одного из тех злодеев которые так долго её терроризируют, ну и намекнул ей о необходимости благодарственного завтрака для кота. Когда мышиные страсти улеглись и её обезображенный труп, моими усилиями, исчез в зарослях за забором, Раиса Васильевна поставила передо мной задачу сделать из подручных средств желоб на возведённую мной пристройку, поскольку в дождь, затрудняла подход к ней, стекавшая с крыши, вода. Чтобы сделать желоб, я взял обрезки профилей, набрал из них, вставляя друг в друга, нужную длину, и связал их между собой трёхметровыми уголками из оцинковки. С одной стороны я подрезал и загнул края, сделав подобие заглушки, и в итоге вышла вполне неплохая конструкция. Конечно, обрезки профилей не примыкали вплотную друг к другу, и на стыках зияли щели, но вода течёт по принципу наименьшего сопротивления, и при хорошем наклоне такой желоб должен был функционировать. Поэтому я, при креплении, один край поднял по максимуму, а другой опустил на сколько позволяли стропила, и оставалось только дождаться осадков чтобы увидеть в действии эту конструкцию.
     До наступления по настоящему зимней погоды (судя по прогнозам синоптиков) время ещё было, и утром я снова поднимался по этому длинному, изъеденному рытвинами подъёму. Ночью был сильный ветер и дождь, и утро было сырым и холодным. Ночная непогода сильно потрепала деревья, пообламывав ветви, а заодно и потрепала ролеты стоявшие на воротах дома, где мы работали с Витей, практически разобрав их полностью, и на дороге в вперемешку с ветками валялись и части ролетов. Я позвонил Вите и сообщил ему об этом, и он попросил меня поставить какие-то временные заграждения, чтобы закрыть проходы во двор и гараж. Переодевшись у Раисы Васильевны, и отпросившись, я позаносил части ролетов во двор, и из козлов, досок и шифера стал собирать временные заграждения. Пока работал соседский пёс, тот которого хозяйка его доводила до голодной смерти, скуля, беспомощно бился на цепи. Мне опять стало жаль его, и купив в магазине буханку хлеба, я подсунул её под калитку. Больше до конца работы пса не было слышно, видимо его захватил сытый и крепкий сон. Когда установка временных заграждений уже подходила к завершение, пошёл дождь. Придав себе ускорения, я надёжно закрыл проходы, и вернулся во двор к Раисе Васильевне. И первым делом пошёл проверить как функционирует установленный мной желоб, и увидел что вода из него льётся откуда угодно, но только не оттуда откуда должна. Для надёжности проверки я вылил в него  ещё и ведро воды, и получил тот же результат. Сначала в мою голову закралась мысль о нечистой силе, поскольку по замыслу всё должно было функционировать, но на всякий случай, так для галочки, проверил желоб уровнем. Несмотря на сделанный мной максимальный уклон, пузырь в уровне стоял на середине. Получалось что желоб закреплён ровно по горизонтали. И мне сразу вспомнилось что перед началом кладки, я не отбивал высоту водяным уровнем, и сделав это, обнаружил разницу между углами в десять сантиметров. Можно было конечно поменять стороны слива, но тогда желоб вообще терял всякий смысл, поскольку в этом случае, вода стекала бы прямо на проход. Ситуация была неприятной, и я долго ломал голову над тем как бы её исправить, но ничего не смог придумать, и оставалось только надеяться что у Раисы Васильевны в дальнейшем не будет необходимости ходить к пристройке в дождь.
     Этот эпизод сильно выбил меня из колеи. Поражаюсь таким людям как Гриша, Паша, насколько же легче им живётся. Как бы плохо они не сделали свою работу, к каким бы сложностям это не привело заказчика, как бы сильно не усложнило жизнь других людей, они легко и быстро забывают обо всём. На них это не давит, не напрягает, и они спокойно вычёркивают лишнее из своей памяти. Как будто у них в голове функционирует какой-то очиститель, избавляющийся от ненужного. Я так не могу. Если что-то мной сделано не так, это будет меня съедать, и я буду снова и снова искать способ это исправить. И даже дело не в том что выполнена некачественно работа за которую мне заплатили, хотя конечно это тоже важно, но больше гнетёт именно осознание собственной неспособности, ограниченности. И особенно сильно это угнетает потому что я всегда стараюсь делать свою работу хорошо, не столько даже для заказчика, сколько для себя. Мне сложно представить чтобы вот так намеренно сделать что-то небрежно, наплевательски. Это как бы неуважение прежде всего к самому себе. Если ты допускаешь к работе отношение «спустя рукава», то так же ты будешь поступать и делая что-то для себя. Да и вообще это будет проступать во всём. Поэтому я всегда выполняю предоставленную мне работу как для себя, и при этом не раз замечал что когда заказчик видит во мне это старание, то проникается ко мне симпатией, и даже когда я сделал что-то не правильно, и злюсь на себя за это, то он стремится как бы оправдать меня в моих же глазах, и успокоить. Я бы даже назвал себя – обаятельный бракодел, настолько заказчик пропитуеться моим желанием и рвением сделать работу хорошо, что готов закрывать глаза на явные недочёты. Ситуация с этой пристройкой давила сильно ещё и потому что впервые за время работы на стройке, я был по настоящему удовлетворён мной сделанным, и каждый раз, приходя к Раисе Васильевне, и видя свою работу, меня наполняло чувство, пусть даже гордости, от того что это я сделал своими руками. А тут такая ложка дёгтя. Видимо всё же если человек занимается тем что ему не по душе, а это только способ заработка, то как бы он не старался, а сделать по настоящему хорошо у него не получиться, наверное мозг не считает нужным включатся полностью, и ты, думая что выкладываешься на всю, ошибаешься.

     С наступлением холодов, в компанию пришло какое-то безумие, напоминавшее больше рейдерский захват. По объектам сновали злые, агрессивные люди, но действовали слаженно и продуманно. Генеральный сначала пытался что-то  предпринять, но потом слился, бросив компанию на произвол судьбы, но не забыв прихватить с собой свои вещички. И центральный офис сразу наполнился желающими занять освободившееся место. Появилась там и та дама что всё время крутилась возле генерального кресла. Конечно, не стоило ждать от таких перемен ничего хорошего. Мы и не ждали.


 5


     С установившимся теплом позвонил Витя и предложил поработать у него. Я по традиции оставил робу на последнем объекте, и поэтому с утра, перед Витей, должен был заехать на Конти, к Раисе Васильевне. Проходя через площадь Ленина, я увидел в небе три продолговатых, перистых облака, причудливо сложившихся в форме креста, угрожающе нависшем над Донецком. Будучи человеком неверующим, не верю я и в приметы и предсказания, но такая игра природы в символы, не сулила ничего хорошего, и я продолжил путь, в гнетущем ожидании чего-то.
     Раиса Васильевна как всегда угостила чаем и поделилась последними новостями. Финансовые дела шли не очень, и она пока не планировала продолжать работы по благоустройству дома, поэтому без недовольства отдала мне моё имущество, и набив рюкзак, грязной, познавшей тяжёлый, физический труд, одеждой, я отправился к Вите.
     Дом уже был построен, накрыт крышей, и укомплектованный дверью и окнами, ждал внутренних работ. За чаем Витя поделился своими планами, и предстоящей мне работой. Первым делом он хотел подвести к дому канализацию, но долго не знал как к этому подступится. Дело в том что дом стоит глубоко во дворе, и чтобы проложить трубы, Вите пришлось бы разрушить внутреннюю архитектуру. Ему этого совсем не хотелось, и поразмыслив, он решил воспользоваться тем что один из его соседей крепкий пьяница, и держит свой участок в заброшенном виде. Витя договорился с ним, за умеренную плату, проложить канализационные трубы через его территорию, что ни как не отразилось бы на внешнем виде двора, поскольку он и так мало походил на место где живут люди. Там стоял небольшой, покосившийся и разрушающийся дом, часть участка была отдана под свалку, а передняя часть продана двум братьям (не его), поставившим там гараж на две машины, но впрочем чувствовавших себя хозяевами всей территории и сбрасывавших куда попало свой мусор. Один из них как-то открыл в гараже пункт приёма битого стекла, но бизнес не пошёл, и за гаражом, помимо кучи строительного мусора, лежала и куча битого стекла. Общую картину заброшенности, дополняло огромное количество всевозможной растительности, хаотично и бесконтрольно заполнившей участок. И охраняла это всё, рыская на цепи по двору, злая, немецкая овчарка. Так что Витино вмешательство не влекло серьёзных изменений в ландшафте местности, но давало возможность хозяину участка, раскрасить ненадолго свой досуг. Увлёкшись, Витя рассказал и о планах на сам дом, в который предстояло вложить ещё немало денег и времени.
     -- За что же ты продолжишь строится? – поинтересовался я, когда Витя изложил свой замысел.
     -- Сестра поможет, -- как всегда растянуто и немного флегматично, ответил Витя.
     -- Хорошие у тебя родственники, не оставляют в трудную минуту.
     -- Да, на них вся надежда. Без их помощи будет крайне сложно, -- сказал Витя, и после паузы добавил, -- а может и вообще не выполнимо.
     По моей просьбе в этот день мы к работе не преступили, а воспользовавшись Витиным гостеприимством, я постирал робу, чтобы начать новый сезон в чистой одежде и с чистыми помыслами. А поутру, вооружившись лопатами, я начал земляные работы. Копать предстояло метров пятьдесят, и к концу траншея выходила в глубину  полтора метра. Витя в земляных работах участия не принимал, всё больше занимаясь огородом, но в ходе раскопок, вывозил себе на участок извлекаемый чернозём. Не то чтобы у него был в этом недостаток, но землю необходимо было куда-то девать, поскольку часть траншеи заполнит труба и песок. Для более удобного перемещения земли, Витя убрал часть деревянного забора, разделявшего дворы, и использовал для вывоза тачку. Вскоре после того как он в очередной раз въехал на свою территорию, гружённый чернозёмом, оттуда раздался его крик возмущения, выразившегося в четырёх буквах. Я пошёл на Витин участок, чтобы узнать в чём дело. Оказалось, что собака соседа, как-то умудрилась освободится от цепи (может хозяин по пьяни спустил), и забежав в Витин двор, очутилась посреди клумбы роз, которые кололи её, и она скуля, пыталась выбраться оттуда, при этом вытаптывая цветы. Несмотря на свой устрашающий вид, немецкая овчарка показала себя как существо достаточно трусливое, стоило Вите как следует на неё замахнутся, как она тут же убежала поджав хвост. Пришлось во избежание дальнейших проникновений перекрыть проход и открывать его только при пересечении.
     Первый рабочий день после перерыва дался мне тяжело, и по его окончании, я возвращался домой сильно уставший. А утром, с переодеванием в робу возникла заминка, я не смог найти своих рабочих носков, мной по окончании рабочего дня постиранных, и повешенных сушится во дворе на верёвке. Возникла заминка и с утренним горячим напитком, куда-то делся и мой чай. Заподозрив связь между двумя этими пропажами, я обратился к Вите за разъяснениями. Оказалось что к нему регулярно наведывается кто-то по ночам. А началось это зимой, когда из гаража вынесли новый, ещё не распакованный плазменный телевизор. С наступлением тепла Витя всегда перебирался из квартиры на дачу, где и спал на лавке во дворе. Этот сезон не был исключением, но это вора не остановило, более того, он действовал нагло и оригинально. Он брал не всё что представляло материальную ценность, а только некоторые вещи, унося каждый раз понемногу. Но особенность его действий была в другом. Он открывал закрытый на винтовой замок гараж, рылся в Витиных вещах (у Вити в гараже был гардероб), забирал всё ценное, и снова закрывал гараж на винтовой замок. Витя сначала отнёс пропажу денег из кармана брюк на свою забывчивость, но после нескольких повторений, для проверки, целенаправленно оставил деньги в кармане, и они снова пропали. Сильней всего возмущало Витю то что он спал с работающим, но без звука телевизором, буквально в пяти метрах от дверей гаража, и вора это не останавливало. Выслушав Витю, я поинтересовался у него какие меры он предпринимал чтобы пресечь ночные посещения. Оказалось никаких. Меня это очень удивило. Я сказал ему что вор, если уж у него всё так гладко идёт, без посторонней помощи свои визиты не прекратит, и с этим надо что-то делать. Но Витя в ответ пожал плечами, показав этим что не знает что предпринять. Я спросил его почему он не выпускает на ночь собаку из вольера. Витя ответил что не хочет чтобы она вытаптывала огород. На это я сказал ему что можно сделать с помощью катанки ограниченное перемещение по двору или хотя бы на ночь привязывать собаку к двери гаража. Но Вите почему-то такие варианты не подошли и он в знак отрицания скривил лицо. Он всегда, когда ему что-то не нравилось, по особому, в мимике, выражал это – он сжимал губы, подтягивал их к носу, хмурил брови, и чуть, отрицательно кивал головой. Тогда я предложил ему сделать звуковое оповещение, самодельное гремящее или установить сигнализацию, но Витя и на это скривил лицо. Как ещё вариант, я предложил устроить засаду. Такой вариант Витю устроил, но он  в своих традициях, предположил что теперь, поскольку вор только был, его дней пять не будет, а после уже можно и устроить засаду. Я с недоверием отнёсся к его выводам, они уже не раз были ошибочны, но спорить не стал, тем более что моё имущество, оставляемое на ночь, было незначительно. Витя компенсировал мне пропажу носков, дав новые, и я, выпив его кофе, приступил к работе. Но через некоторое время, в продвижении траншеи возникла преграда. Я вышел на финишную прямую, и до колодца оставалось метров десять, но надо было пересечь выезд машин из гаража. Витя вроде бы договорился с братьями, но когда я уже приближался к выезду, ко мне подошёл один из них и запретил дальше копать. Я сказал об этом Вите и тот отправился разбираться с возникшей преградой. Вскоре он вернулся, и работу можно было продолжать. Добро на движение дальше было получено за бутылку водки и баклашку пива. Оказалось, что тому кто остановил продвижение просто хотелось выпить, и таким образом он устроил себе эту возможность. Когда траншея была готова, мы приступили к укладке труб, и здесь Витя уже принимал самое непосредственное участие, видимо помня произошедшее с уложенной Данилом трубой. Он сам всё тщательно подсыпал, проливал, утрамбовывал, снова подсыпал, и трубы постепенно занимали подготовленное для них место, готовясь в будущем добросовестно отводить продукты жизнедеятельности человека. А тем временем вор не дождался назначенного Витей для засады дня, и наведался раньше. Действовал он по той же схеме, всё так же проник в гараж, всё так же забрал оставленные в кармане брюк, деньги, и всё так же прихватил кое-что со двора. У Вити всё же была странная черта характера – он был упрям в своей глупости. Последний визит впрочем, переполнил чашу терпения, и Витя решил, для пресечения дальнейших посещений, сменить замок на калитке. Провозился он с ним целый день, поскольку там надо было варить и подгонять. Я предложил Вите заодно и приварить к двери гаража петли чтобы повесить навесной замок, но в ответ получил скривленное лицо, и Витя ограничился только калиткой. И вечером она за мной защёлкнулась новым замком. Утром он конечно же первым делом осмотрел двор и убедился что ничего не пропало, мои носки тоже были, и переодевшись, я пошёл работать, но уже на месте обнаружил что на разделявшей участки части забора из шлакоблока есть земляные следы, такие как-будто в него упирались ногой. Я позвал Витю, и увидев их, он ещё раз осмотрел двор и пришёл к выводу что кое-какие вещи всё же пропали. Но не смотря на это, Витя снова назначил день засады, отсчитав от последнего по хронологии визита, три дня, а вор продолжил действовать хаотично, не придерживаясь установленного графика, и явился на следующую ночь. А уже днём мы закончили с укладкой труб, и я распланировал по двору оставшуюся землю. Эта работа была закончена, но ещё Витя собирался подвести на свой участок  воду. У него был во дворе водопровод, но рядом шла кооперативная труба с лучшим качеством воды, и Витя хотел подсоединится к ней. Для этого ему пришлось немало поездить, но когда с бумажной частью всё было улажено, возникла преграда в лице членов кооператива, чьё согласие было необходимо. Для решения этого вопроса Витя подключил свою мать, которая с давних времён была знакома с этими самыми членами по заседаниям на лавочке. Когда и с ними всё было улажено  снова начались земляные работы. Копать предстояло метров тридцать в длину и метр в глубину, но уже по улице. Для ускорения процесса, Витя позвал своего крестника. Он часто звал его помогать и они даже были дружны. Конечно это были два разных человека, и в силу возраста и в силу характера, но у них была одна общая привычка. В разговоре они часто употребляли слово «типа». Ну это типа когда человек, говоря что-то, вставляет типа в свою речь, так хаотично и без всякого типа смысла, слово «типа», ну типа обогащая этим и так богатый русский язык. Но делали они это по разному, Витя делал это как в замусоренном мужском разговоре, а крестник как те два придурка из мультика, хотя совсем был не такой, и делал это видимо в силу возраста. Но парень он был работящий, и мы довольно быстро выкопали траншею. После этого Витя купил гибкую пластиковую трубу и пригласил слесаря. Пока тот ехал, Витя, во избежание засора трубы землёй, вырезал из пластиковых бутылок заглушки и надел на края. Насыпав в траншею песка и уложив трубу мы стали ждать слесаря, который впрочем не заставил себя долго ждать и приехал быстро. Первым делом он разъединил общую трубу на повороте и обнаружил что она забита землёй. Много недобрых слов им было сказано в адрес слесарей укладывавших  трубу. Заменив уголок на тройник, и сняв с Витиной трубы заглушку, он примерил всё вместе. Удовлетворившись результатом, он отсоединил Витину трубу и полез в колодец у Вити во дворе, чтобы соединить всё там. Пока он там ёрзал трубой, подгоняя её, другой её край, оставленный им без заглушки, стал набиваться землёй. Пришлось мне поспешить очистить трубу и надеть заглушку. Вполне возможно, что именно этот слесарь общую трубу и укладывал, в своей веренице труб, просто забыв об этом. Но свою работу он сделал, и Вите во двор побежала новая вода. Когда водопроводных дел мастер удалился, Витя рассказал мне о недавнем приобретении. Он через интернет купил магнит, который приставляют к счётчику чтобы тот не фиксировал потребляемое количество. Поскольку у Вити большой огород, то на полив уходит много воды, вот с помощью этого магнита, он и хотел уменьшить показания счётчика, и соответственно суммы к оплате. Я попросил Витю показать магнит и он указал взглядом на холодильник, на котором стоял выкованный из метала медведь. К нему и был  прилеплен магнит, а между ним и медведем находилась прослойка из куска зелёной ткани.
     -- А ткань зачем? -- спросил я.
      -- Да очень мощный магнит. Если его без ткани приложишь, то уже не сможешь отлепить. Вот попробуй так.
     Я попробовал, но даже через ткань мне с большим трудом удалось отлепить магнит от метала.
     -- А теперь попробуй другой стороной прислони, -- предложил Витя.
     Я попытался, но настолько мощным было сопротивление, что прислонить магнит к металлу не получилось.
     После водопровода, я ещё помог Вите перенести вольер для собаки, которая впрочем, не несла своей основной функции, сторожевой, и даром проедала свой хлеб, за что, судя по её взгляду, ей было крайне неудобно.
     Когда все работы для которых меня пригласили были сделаны, я сложил свою робу в пакет и положил в гараж. Получив расчёт, я поинтересовался у Вити:
     -- Что же по работе дальше будет?
     -- Ну судя по тому что происходит в компании, нам с неё явно не по пути, и большинство здесь так же считает. Из-за происходящего в ней, много фирм в Донбассе вышли из её состава, и из них образовались две небольшие компании, теперь мы с ними. Они налаживают сотрудничество со строительным гигантом, так что работа будет.



Послесловие



     Не то чтобы у нас хотели самостоятельности, но люди пришедшие в управление компании проявили по отношению к некоторым фирмам, крайнее нежелание принимать и учитывать их интересы и права, более того намериваясь в дальнейшем пересмотреть условия сотрудничества, не в пользу фирм, таким образом не оставив для них, особого выбора. Одна из фирм, оценив к чему всё идёт, перешла свой «Рубикон», и выйдя из состава компании, вернулась в состав строительного гиганта, частью которого она по сути всегда и была, оказавшись когда-то в такой ситуации по техническим причинам. После этого перехода, в строительной сфере пошли разговоры что с ним не всё чисто, но если рассуждать здраво, то по-другому не могло и быть, всё просто стало на свои места. Даже если рассуждать логически – остаться в компании, в которой твориться хаос и которая не желает считаться с твоими интересами, да и вообще возможно катится к полному развалу или вернутся в состав компании с которой у тебя большое общее прошлое, одинаковые взгляды на строительное дело и которая прочно стоит на ногах и успешно развивается – по-моему, выбор очевиден. К тому же управляет гигантом сильный, уверенный лидер, пользующийся авторитетом и влиянием в строительном бизнесе, заставляющий считаться с интересами компании, и не позволяющий навязывать чуждые ей взгляды.
     Что же касается двух новообразовавшихся небольших компаний, то для нашего будущего конечно было бы лучше всё же войти в состав строительного гиганта, но такой возможности у нас пока нет, но мы рады и тому сотрудничеству которое налаживается между нами.
     Золотые горы нам никто не обещал, да мы их и не ждём, а там как говорится, поживём, увидим.



P.P.S.(для тех кому интересно): У Вриводы дела идут хорошо. Как-то видел его в автосалоне, выбиравшим себе новую машину. Не зря всё-таки гласит народная мудрость о свойстве некоторых веществ по отношению к воде. Его брат нашёл «его» дело. Он открыл охранную фирму, и дела у него тоже идут хорошо, он ездит на дорогой машине и сильно набрал в весе. Толик (Ждановка) уехал в Киев, где ведёт какую-то криминальную деятельность. Лёша нашёл себя на просторах интернета. Он самостоятельно и хорошо изучил компьютер и все его возможности, тем и зарабатывает. Он и мне немало помог в освоении этой техники, и первые строчки этих записок я напечатал на его компьютере. Там же я хранил и копию набираемого текста (хорошо что он не любит читать, а то может и разговаривать со мной не стал бы). Вася-Лётчик всё-также работает по стройкам, но только местно, и всё-также выпивает, но уже без запоев. Андрюха-Дебальцевский бродяжничает, но за здоровьем своим следит, как-то утро видел его в аптеке, он покупал боярышник. А Петрович все-также ведёт беспощадную борьбу с зелёным змием, но проигрывает бой за боем, но от борьбы не отказывается (сердце воина). Данил долгое время искал возможность зарабатывать больше, работал в Москве, Польше, собирался даже в Новую Зеландию, но в итоге всё же предпочёл остаться в Донецке. Здесь и ведёт водопроводную жизнь. (Он очень мне помог в освоении работы с текстом на компьютере, а первую главу этих записок я набирал на его ноутбуке. Изначально, Данила, как персонажа, в тексте было больше, но в какой-то момент он отказал мне в доступе к ноутбуку, и пребывание его на этих страницах сильно сократилось (ещё легко отделался)). Гриша с семьёй уехал в Россию и его дальнейшая судьба мне не известна. А Витя вскоре вышел на пенсию, у него «вредный» шахтный стаж, и в летнее время он полностью посвящает себя огороду, а в зимнее  ездит на охоту и рыбалку. А дом его так пока и стоит недостроен (как впрочем и два последних). Ну а что касается меня, то я несколько лет работал над этими записками, ну и периодически подрабатывал на стройках, о чём может быть ещё и напишу.
     Кстати, несмотря на заявленное в начале – «Имена всех действующих лиц этого произведения изменены», двум из них, автор оставил их настоящие имена, просто настолько сильно они срослись со своими именами в сознании автора, что ничего подходящего он  подобрать не смог. Ну и Рыжик сохранил свою настоящую кличку, ну уж ему-то я думаю, точно всё равно.


Ну и совсем последнее: Конечно, найдётся среди героев этого повествования и тот кто останется недоволен написанным о нём (и скорее всего стоило это упомянуть во множественном числе), но автор и себя, желая быть честным, и придерживаясь основного лейтмотива романа, выставил не в лучшем свете (хотя конечно на более выгодных условиях).
    

 
    


    



    
    
    
    


 
    
    
    
 

    
 


    
    
    
    
    


     -