Книга Мой Гомель

МОЙ ГОМЕЛЬ
В ЗЕРКАЛАХ ВРЕМЕНИ



К читателю…………………………………..    2
Наследие графа Румянцева..………   5
Миръ хижинамъ, война дворцамъ10
Раскол и старообрядцы……………… 15
Стрекопытовский мятеж……………. 28   
Монастырёк, Прудок и др………….. 38   
Последний эшелон……………………. 45   
Дом-коммуна…………………………….  49 
Улица Банная Аллея………………….. 54   
Лениниана…………………………………. 66         
Речка Сож………………………………….. 73             
Старое время……………………………..83         
Фасады и фасадчики………………….111      
Зазеркалье…………………………………116      
Камушки……………………………………  134    
Куда ушли слоны……………………….138    
















К ЧИТАТЕЛЮ
   
Сразу  оговорю своё отношение к написанному тексту, чтобы уменьшить количество вопросов со стороны. Я краевед, а не историк, чтобы досконально выстроить перед вами ряд документов и фактов по исследуемой теме. Я не ставлю перед собой подобную цель. Моя скромная задача проста – рассказать вам о главном в том или ином вопросе, конечно, с моей субъективной точки зрения. Если я считаю нужным не сообщать  какие-либо  исторические даты,  что за беда? Если «запад» нам помогать отказывается, то Интернет уж наверняка поможет.   
   Основной концепцией повествования я взял высказывание Марлен Дитрих: «Любовь к тому или иному городу обуславливается чувствами, которые в нём пришлось испытать». Из громадной истории моего(!)  города  я выбираю то, что  пережил, чему был свидетелем, либо то, о чём слышал или читал. Всё, что  удивило, заставило задуматься, я и беру на заметку. Потому примите труд, таким как он есть. Факты, не мною это подмечено, вещь скользкая, – вот он есть наяву перед наблюдателем, а раз – и его уж след в пространстве простыл.  Было, вроде бы, что-то…  А было ли?
        Моя малая родина – это улицы  города Гомеля, на одной из них я родился, на другой рос и ходил в школу. А потом ещё было много улиц и перекрёстков,  определивших мою  судьбу. Есть хорошая песня со словами: «В моей судьбе ты стала главной, родная улица моя». На улице Пушкина, прежде она звалась Липовой, я заканчивал школу.  На улице Интернациональная, в третьем механическом цехе станкостроительного завода имени Кирова (прежде Литейно-механический завод Фрумина с сыновьями), я освоил  первую рабочую профессию – токаря. В университете, на улице Советская (бывшая Румянцевская), получил высшее образование.  Затем, уже на Пролетарской (до 1917 года   Фельдмаршальская),  несколько лет был научным сотрудником  в НИИ, занимаясь лесопосадками. Так почему мне не гордиться проделанной работой – ибо я посадил не три, не семь, а несколько тысяч деревьев. Не каждому выпала в жизни такая удача.
      Вот так, вовсе незаметно, я сроднился с городом. Вернее  будет сказать,  что город, ибо он   старше по возрасту,  породнился со мной.   А историю города,  пусть даже городка, где ты живёшь, учишься или работаешь, надо бы знать.
              Крещение  я принял  не  от вод Иордана, а от полноводной  реки Сож.  На этой  земле, ночуя у костра, что разжёг мой отец, впервые увидел на чёрном небе далёкие, но вскоре ставшими такими  родными и близкими, звёзды. Кто-то из знатоков рассказал мне  о созвездиях, и вскоре я начал  немного разбираться в небесной  азбуке.
      В  бескрайнем мире много красивых мест, нет им числа; годами  бродя  по свету – от Карелии до Дальнего Востока,   я в этом  убедился.  Но родина у меня одна,  её я по-своему люблю, моей душе  здесь комфортно. И это, я так думаю,  главная причина привязанности. Я понимаю людей, живущих на этой земле, понимаю их стремления и чаянья, ибо я один из них. Куда бы ни забросили меня судьба, возвращался я всегда к родному порогу с переполнявшим грудь  радостным чувством – наконец-то я дома. И пусть кто-то скажет: наивный романтик, неужели ты не в состоянии понять… Я останусь при своём мнении – критерий роскошества и бедности в данном случае теряет смысл,  мать не выбирают.
 Время легко заметает свои следы, а  оставшееся неровности и огрехи сметает прочь уже ветер истории. Лучше всего это явление рассмотреть, как мне кажется,  подобрав для эксперимента  какую-либо вещицу.
На блошином рынке полным-полно  нужной и ненужной всячины, но порой встречаются и интересные вещи.  Берёшь в руки самотканый рушник – да, интересно, да, ручная работа. Что мы ещё о нём можем сказать? Сеяли лён, мочили, мяли, чесали, пряли из кудели нить.  Женская рука  превратила эту нить Ариадны, связывающую прошлое с будущим,  в полноценное изделие: для себя, на продажу, в подарок.
Но девица, чтобы поставить все точки над i, пошла дальше, она вышила на рушнике красной нитью целое послание: «сей рушникъ почтенному ковалеру господину кирилу лексеичу камисину л.в.».  (Транскрипция сохранена).  Прочитали мы письмецо из прошлого, а выпустить рушник из рук никак не получается. Вы же понимаете, на льняном полотне записана, пускай слов здесь не более десятка,  целая повесть простого народного бытия. А буква «ъ» в вышитом письме   говорит  о том, что ткала девичья рука этот рушник где-то в начале прошлого века, а это, как минимум, более сотни лет тому назад. На чьей стороне, белых или красных, воевал в Гражданскую войну кавалер по фамилии Камисин, мы никогда  не узнаем.  По обе стороны демаркационной линии окопы, а в них солдаты. И кругом, от земли до облаков, кровь и смерть. Дождалась ли барышня с фронта своего суженного, остались ли у них наследники, дожили ли они до сего дня? Только вопросы всплывают из небытия, только вопросы…
Интересно? Скажите…   А всего-то пару десятков любовно расставленных букв, обращённых в слово.  Неведомо как, но дошло это письмецо  до потомков.  Это и есть история, это наша жизнь, хотя и ушедшая в сумрачное прошлое, скрывающаяся за завесой времени, но повторюсь – это наша с вами жизнь. Раз мы живём на этой земле, раз мы пока живём.
Потому-то так интересно читать мемуары, воспоминания и личные дневники живших некогда  людей.  Постепенно  перед глазами вырисовываются картины и картинки прежних времён, того, что было.
Многое из нашего наследия утеряно, стёрто, а то и просто сознательно порушено. И простит меня читатель, но я в данном случае высказываю своё мнение, своё понимание нашей истории, – львиная доля вины за  историческое беспамятство народа лежит на большевиках. Можно ли говорить о корнях родословного дерева, если большинство из нас даже имени своей прабабушки не знает.  Зайдите во двор Петропавловского собора и посмотрите на модели порушенных Советской властью  церквей. А сколько человеческих душ, родственных  вашей  или моей, сгинули без следа в ненасытной мясорубке диктатуры пролетариата. Нет им числа, имя им легион.
Но оставим в стороне грустные мысли.  Пока живы – будем веселиться,  именно так  рекомендовали поступать древние греки. Только надо не забывать  и народную поговорку – «Делу время, а потехе час».
Живите долго и правильно.
Вторник, 4 декабря 2018 г.











СУДЬБА НАСЛЕДИЯ  ГРАФА РУМЯНЦЕВА
      
         Николай Петрович, получив в наследство от родителя Гомельское имение, оказывал особое покровительство Лаврентьеву монастырю. Вскоре его настоятель Феофилакт умер, братия занялась избранием приемника. В  монастырь срочно прибыл местный комиссар Харкевич и вмешался в выборы.  С монахами он не нашёл общего языка, произошёл спор, и он пригрозил запечатать часовни и разогнать иноков, которым, с его слов, давно уже готово место в Сибири.  Монахи перепугались, и написали жалобу к своему «благодетелю и отцу» Н.П.Румянцеву. Вот письмо (оно сохранилось в архивах) графа к управляющему гомельским имением:
«Яков Шустов! Объяви старообрядческаго Лаврентьева монастыря инокам, что я письмо их получил, и сожалею о смерти начальника их.  Но что-ж касается до жалобы их в притеснении комиссара Харкевича, то уверь их, что оные кончились отрешением, по достоинству, за произведённые им наглые и дерзкие поступки, через причинение моим подданным обид, – от должности. А на место его определён комиссаром Семковский.  …Мои подданные будут совершенно защищены  от всяких угнетений». Письмо написано 11 апреля 1798 года. Подписано: Граф Николай Румянцев.
Сам могилёвский губернатор получил при этом немалые неприятности. С тех пор, в продолжение 45 лет, Лаврентьев и другие монастыри, находящиеся на земле Румянцева, были, как бы изъяты  из ведения уездной и губернской администрации.
      Чем объяснить такое покровительство графа старообрядцам? Вопрос не простой, в центральной России раскольников жёстко и жестоко преследовали. Люди, знавшие графа близко, объясняли это просто: Румянцев был собиратель древностей и редкостей, к тому же страстный   книжник. Сотни старинных книг, а более всего редких рукописей передали ему старообрядцы. Недаром же, и это подтверждённый факт, монахам Лаврентьева монастыря граф подарил походную икону отца.
       Николай Петрович Румянцев организовывал поездки по старым монастырям, финансировал поиски русских древностей за границей, проводил археологические раскопки, в том числе и в Гомеле. Будет интересно узнать, что 1815 году он снаряжает на собственные средства в кругосветное плавание корабль «Рюрик».
 Для своего особняка на Английской набережной в Петербурге  Николай Петрович заказал итальянскому скульптору  Антонио Канове статую богини Мир.  Канова исполнял наиболее значимые работы в двух вариантах. Но мраморная статуя «Олицетворение мира» сделана без повторений.  Её Румянцев выставил  на всеобщее обозрение, богиня была великолепна.
   Пока был жив канцлер, полиция не имела права въезда в монастыри гомельского имения. Православное духовенство тоже не имело  сюда доступа.
   Но когда, а было это в 1826 году, Николай Петрович умер, тут же начались гонения на старый обряд, имея целью переход монахов под покровительство официальной православной церкви.
   Гомельское имение канцлера наследует брат  –  действительный статский советник Сергей Петрович Румянцев.  Шесть лет он был послом в Пруссии и Швеции, избран  членом Российской академии наук.  Впоследствии министр уделов и член                Государственного совета.
        Собранные Николаем Румянцевым редкости, картинную галерею и библиотеку,  он, согласно завещанию, отказал государству, на учреждение музея и публичной читальни.  Гомель просил продать казне. Брату Сергею он велел захоронить его прах в Гомеле. Воля мецената была исполнена.
Музей организуют в петербургском особняке, назвав его Румянцевским. При нём была открыта публичная библиотека.   Сергей Румянцев заказывает русскому скульптору  Демут-Малиновскому, между прочим,  ученику Кановы,  две копии «Богини мира». Оригинал был изготовлен из мрамора, повторы  сделаны из бронзы. Кроме того Демут-Малиновский изваял два бюста Николая Румянцева. Бронзовая «Богиня мира» и бюст были установлены на могиле Румянцева, в левом пределе гомельского Петропавловского собора. Бюст стоял на постаменте с надписью: «Воздал Божия Богови, Ксарева Кесареви, Отечеству – любовию и жертвами».
В 1862 году Румянцевский музей переехал в Москву, в дом Пашкова. Мотивировали это перемещение тем, что в Петербурге есть общественная библиотека, а в Москве нет. Вскоре здесь, в составе публичного Румянцевского музея  открылась и библиотека.   Все книги   имели экслибрис: графский герб с девизом Non solum armis –  Не только оружием.
   Но большевистский переворот внёс свои коррективы во все сферы общественных отношений, включая культуру.  Музей расформировали, раздав экспонаты направо и налево. Картины, гравюры, гобелены  и пр. были распределены между другими музеями и организациями(!). Румянцевскую библиотеку  срочно переименовали в библиотеку имени Ленина. Российские учёные, которые знают почти всё, свидетельствуют, что в московской библиотеке Ленин был всего два раза – в 1893 и в 1897 годах.
   Книжное наследие Румянцева составляло 28 500 книг, и ещё сотни рукописей. Будучи смолоду наивным человеком, я в конце 80-х годов написал письмо в набиравший тогда силу журнал «Огонёк» (редактор В. Коротич). Описав историю собрания графа Румянцева, я предложил поднять на страницах издания вопрос, тем самым попытаться вернуть библиотеке законное название.  Но моё послание напоминало собой, глас вопиющего в пустыне. Именно к этому выводу я пришёл. Но, оказалось,  не один я думал над этим вопросом. В 90-м году библиотеке вернули имя Румянцева и установили   бюст графу.  Теперь  его книжное наследие  входит в состав Российской государственной библиотеки. Но рельефная надпись над входом в книжное собрание по-прежнему утверждает: «Библиотека имени В.И.Ленина». Но это, я думаю, явление временное.
   В энциклопедическом Словаре Брокгауза и Эфрона (1900 года выпуска) есть сведение о нашем Гомеле. Изложу информацию кратко: «Упоминается в летописях с 1142 года. Принадлежал черниговским князьям, в 1537 году отошёл к Литве, присоединён к России в 1772 г. Великолепный дворец и парк князя Паскевича, с ценной  художественной коллекцией,  среди прочего: статуи Юзефа Понятовского работы Торвальдсена, Николая I  скульптора Рауха идр.
  В соборе могила канцлера графа Румянцева с памятником работы Кановы».
   О князе Паскевиче, которого только что упомянули, у нас  ещё разговор впереди. Сейчас нас интересует захоронение Николая Петровича Румянцева.
             Как уже было сказано,   Демут-Малиновский сделал две копии «Богини мира», одна установлена на могиле канцлера, а вторая  находится в Русском музее Санкт-Петербурга.  Оригинал  статуи, вырубленной из мрамора рукой Кановы, хранится  в Музее Западного и Восточного искусства города  Киева. Как она туда попала, сменив прописку, остаётся загадкой советских времён. А может быть, всё значительно проще? В 1927 году Румянцевский музей расформировали, некоторые экспонаты распылили по другим музеям, многое всплывало на зарубежных аукционах, а что-то, вообще, бесследно исчезло.
В архивах Эрмитажа хранятся фотографии внутреннего убранства дворца князя Паскевича, среди них есть и изображение могилы Петра Румянцева.  Сегодня бронзовый бюст Н. Румянцева  и статую  можно увидеть в экспозиции дворцово-паркового ансамбля.  Гомельская  статуя   слегка повреждена, но всё равно, выглядит великолепно, как и положено богине. Но не всё так просто, тайны в наличии. Почему  энциклопедисты Брокгауз и Эфрон, знаменитые издатели Словаря, утверждали, что в Гомеле находится памятник, автором которого является  Антонио Канова?      
 Вначале 80-х годов прошлого века я задумал написать книгу о гомельском парке. И, не хвастаюсь, а хвалюсь, идею эту воплотил в жизнь. «Дорожками старого парка» моя первая опубликованная книга.  Но разговор наш совсем не о том. Имея на руках заверенную издательством справку, я, используя её в качестве пропуска (помните, вход гипнотизёра Мессинга в кабинет Сталина?), получил доступ в давно уже закрытый от мирян Петропавловский собор.  Цель – посетить могилу графа Румянцева.
   Но немножко истории. 30 октября 1960 года было принято решение Гомельского горсовета «О использовании собора по прямому назначению и устройстве в нём планетария и маятника Фуко».
   Основное пространство собора, включая алтарь, было разбито фанерным ограждением на кабинеты-клетушки. Всё видимое сильно напоминало Воронью слободку из романа «Двенадцать стульев». За столами скучали люди, служащие общества Знание.   Возможно, не просто скучали, а черпали знания из умных книг, чтобы потом поделится с народом. Стены собора были забелены, плафон закрашен.
    Где-то в закутке был оборудован и Планетарий. Это к делу отношения не имеет, но признаюсь, что в лет шестнадцать посидел  в нём часик под звёздами; моя подружка, как сейчас помню, темноты  совершенно не боялась. Ещё в бывшем соборе демонстрировали маятник Фуко,  убеждая неверующих граждан в том, что земля всё-таки вертится. Когда я его (маятник, конечно) увидел впервые, растерялся, не зная,  радоваться мне или плакать. Земля вертится? Летит? Куда? Зачем? Может быть, прямо к чёртовой бабушке? И даже мама не могла толком ответить на  каверзные вопросы неокрепшего душой пионера.
   Но вернёмся в чертоги общества Знание. Не знаю, какую должность занимал мой случайный гид, но он завел меня прямиком в нужное место. Я хорошо знал место захоронения – левый предел собора, так как основатель проштудировал книгу Виноградова «Гомель. Его прошлое и настоящее» (1900г.).
   – Ничего вы там не увидите. Памятника давным-давно нет.  Ничего нет… Была на могиле какая-то плита, да и та треснула…
   Вот слово в слово, что сообщил мне мой путеводитель.  И всё, что он сказал, это правда. Что я увидел? Цементный пол, засыпанный мелким хламом. И больше ничего!
   А как же наша память?  Также залита низкопробным цементом?  Я был впечатлительной личностью, и потому сильно расстроился.
   Но за нерентабельностью планетарий  закрыли, маятник Фуко  не оправдал возложенных на него надежд, потому горсовет, обсудив сложившуюся обстановку,  принял очередное решение –  разместить в бывшем соборе концертный зал органной музыки. Вы хорошо знаете, что всякое решение властей должно быть воплощено в жизнь. Так должно быть, и часто бывает, но иной раз случаются и сбои. Интересно ознакомиться с открытым письмом,  опубликованным в августовском номере журнала «Огонёк» за 1989 год.
В православном соборе, хоть и бывшем, монтировать орган? Не безумство ли это? Именно с подобных утверждений  письмо началось, а кончилось так:
«В городе с полумиллионным населением более целесообразно построить концертный зал, где могла бы звучать и классическая, и народная, и эстрадная музыка».  А подписали это письмо очень уважаемые люди, которым были не безразличны проблемы нашего города. Ознакомьтесь лишь с некоторыми из подписантов:  Дмитрий Лихачёв, Сергей Михалков, Людмила Зыкина, Илья Глазунов, Сергей Бондарчук, Иван Шамякин, Василь Быков и др.  Фамилии заступников вас впечатляют?
   Расскажу, раз уж начал, то обязательно расскажу. Какова была моя радость, прямо прущая наружу из груди, когда я впервые зашёл во вновь открывшийся для верующих Петропавловский собор. И я убедился – чудеса, описываемые в старых книгах, порой случаются.  Ветер перемен вымел прочь из собора все эти жалкие фанерные клетушки;  роса, божья роса, искрящаяся по утрам на цветах, смыла известковую побелку со стен. И глянули на нас, прямиком в отравленные атеизмом души, лики святых…
   Вы скажите: «Такого быть не может». А я скажу своё: «Ты, Фома неверующий, зайди в парк, стань у врат в собор и перекрестись, а потом смотри. И смотрящий, если у него есть душа, всё увидит, всё разглядит. Чудеса были, есть и будут! И меня в противном не  переубедите.
       Наша история о фамилии  Румянцевых подходит постепенно к завершению. С кончиной графа Николая Петровича, я об этом уже упоминал, местечко Гомель и дворец  переходят к его брату Сергею Петровичу Румянцеву, действительному статскому советнику. Он имел трёх дочерей, но закон разрешал завещать поместье только старшей из них. Всё это было сделано для того, чтобы дворянские уделы не распылялись.  Сергей Павлович заложил Гомель в Государственный заёмный банк, чтобы обеспечить приданным всех своих дочерей.  Дворец продал Ивану Федоровичу Паскевичу-Эриванскому. Император Николай I за победы, одержанные фельдмаршалом в Закавказье, пожаловал ему в январе 1838 года часть Гомеля.


МИР ХИЖИНАМ, ВОЙНА ДВОРЦАМ

   Не под звон колоколов, а в снежной тиши пришёл на землю страшный своими последствиями 1917 год.  К этому времени княгиня Паскевич была уже стара и больна. Она сама(?)  написала дарственную в революционный комитет Гомеля на всё своё движимое и недвижимое имущество.  Ей осталось жить ещё целых семь лет, по свидетельству  очевидцев, но о том, где она нашла приют,  сведений нет, есть только домыслы.  Говорят, что некоторое время она жила у доктора Брука, потом квартировала  у бывшей служанки. Последним пристанищем бедной княгини была комнатка на бывшей улице Жандармской, сейчас это улица Карла Маркса. Ухаживала за ней некая сердобольная женщина. Так что, как видите, достоверных сведений нет, да и кому был нужен этот недобитый осколок буржуазии? Я даже не хочу разбирать те либо иные варианты, понятно,  что у кого-то и где-то она жила, но ясно, только из милости.
    Княгиня Ирина Паскевич умерла 14 апреля 1925 года в возрасте 89 лет. В фамильном склепе власть хоронить её не разрешила, потому, с одобрения местного духовенства, решили хоронить княгиню у стены Петропавловского собора. Справа от центрального входа, под берёзой. Перед погребением прошла служба по усопшей. На могиле установили плиту, с датами рождения и смерти. Вскоре собор закрыли, парк сделали местом отдыха трудящихся, а одиноко стоящая могила княгини наводила на прогуливающихся горожан тоску и  грусть. Это, конечно,  не нравилось местным властям. Надо социализм строить, со спокойной душой отринув изжившее себя прошлое.  И княгиню, но это опять же неподтверждённые сведения (а кому подтверждать?), перезахоронили на православном кладбище, нынче это сквер между  улицей Советская и улицей Кирова, рядом со  старым  корпусом университета. Но я всё-таки думаю, что перезахоронение княгини власти никогда бы не разрешили. Эта акция совсем не соответствовала духу времени.  В 1926 году Петропавловский собор закрыл двери для прихожан, церковные ценности ещё раньше большевики конфисковали. Книги и иконы сожгли.  Чего Бога страшиться, если его Ленин отменил? А Троцкий, такой слух витал в городах и весях, за антисоветскую деятельность Христа расстрелял.
      Но чему тут удивляться? Власть большевиков не любила и не признавала сантиментов. Примером тому служит история Зинаиды Григорьевны Морозовой, владелицы подмосковной усадьбы «Горки». Морозова была изгнана, хотя весной 1918 года получила от Республики охранное свидетельство на принадлежащий ей «дом с художественно-исторической обстановкой». Дом срочно понадобился властям. В усадьбу въехал большой начальник, во флигелях поселилась его охрана.  «Горки» вскоре переименовали в «Горки Ленинские».
   Зинаида Морозова скиталась по коммуналкам Москвы ещё тридцать лет. Первоначально жила за счёт продажи вещей, а потом…  Потом тихонько умерла в 1947 году, место её захоронения не известно.   
    Некогда звучащие над нашим городом колокола пошли на переплавку, как правило, для изготовления патронных гильз. Последние, конечно укомплектованные пулями,  нужны были для нагана, чтобы, не особо чикаясь,  расстреливать врагов народа, в ряды которых затесалось много священнослужителей.   Потому маленькую  ограду, что по утверждению очевидцев была первоначально установлена на могиле советской гражданки по фамилии Паскевич, снесли. Надгробную  плиту убрали, думая навсегда затоптать земной  след княгини Ирины.  Но история распорядилась иначе.
           Первомайская улица переименована в Ирининскую,  на ней несколько лет назад  установили  памятник добросердечной княгине. Великолепная работа гомельского скульптора Д. Попова не оставит вас равнодушными. Я рад, что именно так распорядилось время –  княгиня вернулась в наш город.
   
   С приходом советской власти дворец стал утрачивать  свои художественные достоинства. Да и художественные ценности тоже. С 30 октября по 12 ноября 1917 года во дворце заседал гомельский Совет рабочих и солдатских депутатов. Не знаю, насколько сознательны были рабочие в Гомеле, но в  бывшем царском Зимнем дворце они повеселились вволю. Мотивы каждому из нас понятны – вазы, посуду с царскими гербами били на счастье. Но кроме того матросы и солдаты много  пили и ели, а потом... Потом реставраторы ещё не один год отмывали хлоркой,   бывшие в употреблении братины, вазы и вазочки.  Вы помните чудный лозунг: «Пролетарии всех стран соединяйтесь». Так почему гомельские рабочие должны отвергать  этот лозунг? Чем  мы хуже питерских?  И я, будь в 1917-м  году революционным рабочим, только что сбросившим царское иго, непременно бы взял из княжеского добра пару  серебряных  цацек, для   увеселения своего пролетарского быта. И вы, как я слышу, не против подобной акции?
        В первые годы после революции дворец сильно разграбили, большевикам нужно было любым способом удержать власть, а не думать о княжеском наследии.  Примером тому может служить  позорный и предательский по отношению к России,  Брестский мир (1918г.), согласно которому  большевики уступали Германии и её союзникам –  Австро-Венгрии, Болгарии, Турции – западные области Белоруссии и Украины, а также всю Прибалтику  и часть Закавказья.  Кроме того обязалась выплатить контрибуцию в 6 млрд. марок. А что самое главное – передать весь российский флот Германии.
Нельзя забывать и оккупацию Гомеля немцами, которая длилась с 1марта по 19 декабря 1918 года. Во время Стрекопытовского мятежа  Гомель в течение пяти дней находился в руках  бунтовщиков. При пушечном обстреле города частями красноармейцев  была разрушена центральная часть дворца, начался пожар. А незадолго до этих событий в Гомель  прибыл эмиссар Викентий Пашуканис. Цель визита: эвакуация дворцовых вещей в Москву. Повстанцы, и это удивительно, к нему претензий не имели, они заняты своим делом. Вместе со служащими Пашуканис занимается спасением ценностей из горящего дворца. 31 марта он отправляет телеграмму: «Главный дом Паскевича сгорел. Большая часть вещей и драгоценностей спасены. Драгоценности вывожу в Москву. Эмиссар Пашуканис».

          Через пару лет (18.3.21)  был подписан Рижский мирный договор, согласно которому большевистская Россия шла на беспрецедентные уступки Польше.  Никто ничего не забыл, потому поляки потребовали вернуть им статую Понятовского, украшающую гомельский парк. И что? Большевики и с этим согласились, лишь бы не было войны…
   Теперь немножко об истории данного памятника.  Первоначально поляки  собирались его установить в Краковском предместье, в Варшаве.  Заказ сделали датскому скульптору Торвальдсену,  и к 1832 году она была уже отлита и готова к транспортировке.  Но после восстания поляков  (1831г.) установка её в Польше стала невозможной. Император Николай I осмотрел её в городе Модлин, но она на него не произвела впечатления. Паскевич, воспользовавшись моментом, попросил подарить ему «всадника». Вскоре конная статуя  украсила  Гомельский парк.  И вот по условиям Рижского договора её  пришлось вернуть  Польше, где она была установлена у подъезда Саксонского дворца.
   Интересно будет узнать о казусе, случившемся во время её транспортировки.  Когда  статую уже везли в направлении Варшавы, сопровождающие груз суеверные поляки обнаружили, что она движется по рельсам задом наперёд, точнее – хвостом вперёд. А это значит, что конь рано или поздно прискачет на привычное место, обратно в Гомель. Железнодорожный состав вернули, статую переориентировали в пространстве,   и «всадник» уже навсегда покинул пределы Белоруссии. Но это была не единственная потеря паркового дворца.
Городская легенда говорит нам о том, что в брюхе убывшего в Варшаву коня было спрятано несметное богатство, которое вдова Паскевич сумела от большевистской реквизиции. Но легенда – это всего только слух,  и в большинстве своём бездоказательна. Вы сами подумайте, какие такие ценности можно было утаить от всевидящего ока ЧК?
    С дворцовым наследием особо не церемонились – остатки княжеского убранства раздавали по городским организациям. У одного гомельского собирателя старины я видел инкрустированный  портретами царских особ столик, который он выкупил у населения. Несомненно, в смутное время дворец грабили.  Встречались мне отдельные листы с портретом И.Ф.Паскевича,  вырванные из семейного альбома. 
     Л.А.Виноградов в 1900 году опубликовал книгу «Гомель. Его прошлое и настоящее». Ф.И.Паскевич позволил ему работать в личной библиотеке,  пользоваться архивом для сбора материала, а затем финансировал издание книги.  Из неё мы и почерпнули  многие исторические подробности из  жизни Румянцевых и Паскевичей.  Виноградов в своё время окончил университет, стал юристом. При Советской власти работал в каком-то наркомате. Но социальное его происхождение  органы НКВД не забыли, в тридцатые годы он был репрессирован  и сгинул где-то в трудовых лагерях.
   Как мы сказали, конный памятник Понятовскому  установили на площади Варшавы.  В 1944 году, после подавления восстания  варшавян, гитлеровцы расстреляли памятник, полностью его обезобразив.  Но сегодня памятник стоит перед дворцом Конецпольских в Варшаве, и конь и всадник выглядят совсем не плохо.  Новая отливка осуществлена с модели, хранившейся в Копенгагине.  И последнее, памятник стоит на месте, где в ХIХ веке стоял памятник фельдмаршалу Паскевичу, работы русского скульптора Н.Пименова. Что делать? Так распорядилась история.
      В 50-е годы уже прошлого века,   ежегодно, в день пионерии (19 мая), всех младших школьников собирали на площади Ленина.  Кого-то принимали с почётом в пионеры, повязывая на шею красные галстуки,  а уже принятые ранее стояли и завидовали. После торжественного митинга  расходились, но так как мы были ребята «из залинии», в городе нам доводилось бывать не часто. Поэтому, кто пошустрее и больше нашего знал, вёл нас посмотреть парк, лебединое озеро, вид на реку.  Помню, мы сидим на лавочке у фонтана, прямо напротив дворца. Был такой фонтан, по периметру украшенный  большими шарами. Не знаю, какие это были годы, но башня была разрушена, без перекрытий. Наверх, вдоль стен,  вели шаткие деревянные леса, внутрь её мы не преминули заглянуть. Так вот какие-то отчаянные сорванцы, а по-нашему местные босяки, забрались на самую верхотуру.  Хорошо помню картинку: башня, на самом её  углу, на фоне неба,  фигура бесстрашного пацана. Есть, конечно,  чему удивиться, имея от роду десять лет.  В башне имелся  подземный ход, идя по нему,  мы   выбрались  на склон оврага, у Лебединого пруда. Наверняка, этот аварийный  выход существует и сейчас. Зелёная будочка, куда выводил подземный ход, стоит и сегодня  на склоне, с левой стороны дворца.
   Уже в другой раз, кто-то из продвинутых старших ребят  повёл нас смотреть княжеские подземелья. Мы дошли до часовни, рядом стоит усыпальница, увенчанная крестом – вход в семейный склеп Паскевичей.  Сегодня это экскурсионный объект, а в то время это был объект заброшенный. Железные входные двери были заварены, но слева до сих пор существуют ныне  зарешеченные окна. Не помню точно,  сколько их, два или три. Это не имеет принципиального значения. Тогда, в тот незабываемый майский день (опять 19 мая!) мы, под руководством опытного вожака, пролезли в первое от двери оконце и начали спускаться вниз по лестнице.  Вожак хорошо знал своё дело, потому были заготовлены газеты, свёрнутые в виде факела, и спички.  Спустились, как я думаю, в погребальный зал. При свете горящих и чадящих газет рассмотреть что-то было проблематично. С левой стороны,  это я хорошо помню, в полу было пробито отверстие, с трудом пролезая  в него, мы спустились в нижележащую  подземную галерею. Небольшая комната, слева, в стене, не окно, а пролом, а может быть, здесь была когда-то дверь? В  небольшой каморке,  в подобии гроба лежала женская мумия. Всё это мы наблюдали издалека, кто одним глазком, кто двумя. Недаром про эти подземелья ходили в городе страшные слухи, вроде бы, в этих катакомбах   прячутся от милиции бандиты. Доказательством, хотя упоминать об этом уже есть кощунство,  был вставленный в рот покойницы окурок.  И здесь… факелы наши догорели. Кто-то завопил истошным голосом, крик множился, а что началось потом, я и сам хорошо не помню. Все бросились к выходу, но в лаз, выводящий не к свободе, а к первому  уровню усыпальницы, надо было ещё пролезть. Под землёй нас  было человек шесть-семь,  потому кто-то оказался первым, а кто-то непременно будет последним. Эти расклады не нами придуманы, так обстоит дело и в спорте, и в жизни.  Последним помочь ничем нельзя, остаётся только выразить соболезнование. 
   Прошло несколько лет, в это время наша семья уже жила по улице Крестьянской, и однажды рядом с каплицей   обнаружили  вытащенную из склепа мумию.   Подонки были, есть  и будут, к великому сожалению, во все времена. Вызванная небезразличными гражданами милиция увезла… неизвестную в неизвестном направлении.  Тавтология, но что сделаешь, я рассказываю вам чистую правду. Финал этой истории тонет в сумраке шестидесятых годов.   

РАСКОЛ И СТАРООБРЯДЦЫ
 
 Ещё при Иване Грозном искажение церковных книг было повсеместно, переписчики не всегда были внимательны.   Верным средством исправить  это положение было книгопечатание.  Стали печатать в Москве книги, но опять же по историческим оригиналам.
   В это время патриархом на Руси становится Никон, родом мордвин, человек воли и большого ума, друг царя Алексея Михайловича. Патриарх принял радикальное решение – все рукописные и печатные книги, в которые,  по его мнению,  вкрались ошибки, заменить. И вот в 1654 году Никон издал «Служебник», в котором не только менял  или видоизменял  обряды, но и многие из них просто отменял. Строгие ревнители старины и обряда возмутились, ужасом поражённые. Ведь служебный церковный догмат – это святое, а Никон кроит его по своему разумению. Даже царица встретила с негодованием предложенные новшества. Вся родня её – Милославские, Хованские были истые ревнители старины. Таким образом, во главе главных противников патриарха стала царица со своими единомышленниками. Боярин Соковнин, заведующий  частным хозяйством царицы, тоже был полностью на её стороне.  Он имел двух сыновей, они служили при царском дворе, и двух дочерей – Морозову и княгиню Урусову. О них, несколько ниже, мы непременно расскажем.
   Из кремлёвских теремов раскол полился по Москве, а далее по городам и весям огромной России.  Привыкшие к древнему обряду попы положили новый «Служебник» на клирос и,  не сверяясь с ним, вели службу по-старому. Сельчане вообще не заметили перемен, всё как всегда. В монастырях народ был более развит, он, малость посомневавшись, нововведения принял. Попов, уличённых в службе по старым книгам Иосифа, начали наказывать, а они делались только упорнее, полагая,  что страдают за правду – старую отеческую веру. Наказание стали ужесточать, некоторых даже садили на цепь по монастырям, но они только ожесточались.  По России, как змеи ползли слухи: «Никон старую веру рушит». 
   Но кто возбудил Никона на подобное?  Чьё повеление он творит?  Ответ напрашивался сам собой: первый пакостник – это дьявол, а второй – Папа римский.  Вывод был прост: Никон хочет православных христиан обрушить в бездну адову.
    А в это время чума ходила по России. Год за годом неурожай.  1654 год был полон ужаса – города пустели, которые не умерли – разбежались. Но Никон, ни на что ни глядя, цепями и застенками проводил свою политику.  И получилось – все люди душою преданные церкви, уклонились от нововведений, и образовался раскол.
   Везде вера порушена православная, только в московском государстве до нынешних дней стояла она твёрдо. А враг Никон хочет её под корень свести. Приближался роковой 1666 год, а число 666 – это число апокалипсического зверя.  Не народился ли в лице Никона антихрист?  И был стон и плач по сёлам и деревням, по всей бескрайней Руси.
     При таком настроении и свершился в русской православной церкви раскол. Его возглавил Аввакум, протопоп из Юрьевца.  Не смотря на близость его к царскому двору, всесильный Никон и Аввакума вскоре посадил на монастырскую цепь.  Об этом бесстрашном человеке, несгибаемом в вопросах веры, мы ещё расскажем.
   В 1685 году царевна Софья озвучила 12 статей, которые послужили причиной бегства раскольников за границу. Ревнители веры уходили из городов, селились по лесам, только бы подальше от Москвы. Но правительство не ослабляло ни давления, ни преследования.
   По статьям полагалось:
«Жечь в срубе тех, кто хулит господствующую церковь, и остаются упорными».
«Казнить смертью тех, которые перекрещивают людей в свою секту».
«Бить кнутом и ссылать в дальние города тех, которые скрывают принадлежность свою к расколу».
«Имения казнённых и ссылаемых конфисковывать на прогоны и жалованье сыщикам».
   Московский поп Кузьма, прихода Всех Святых на Куличках, с самого начала церковного раздора пошёл против Никона. С 12 семействами ревностно настроенных прихожан он бежит в Украину Стародубскую. Нужно заметить, что переселенцами были семьи зажиточных москвичей. Они поселились в деревне Понуровка. Вскоре к ним  стали стекаться  старообрядцы  из России. Население с каждым годом множилось.
   Царевна Софья, через доносчиков, узнала о русской колонии в зарубежье. По отношению к ним было решено применить 12 статей 1685 года, и силой возвратить их на родину. Раскольники узнали о грядущей беде и, не теряя времени, перешли литовский рубеж, бывший от них всего в 15 верстах. Здесь, почти у самой русской границы, на пустом острове реки Сож, они построили первую слободу, назвав её Веткою. Земля принадлежала пану Халецкому, и он был рад сдать пустошь в аренду пришельцам, получая от них хороший оброк. Как мы уже упомянули, раскольники были довольно богатыми людьми, живя в общине,  они поддерживали друг друга.  Из России, прознав про свободу веры в литовском зарубежье, старообрядцы толпами хлынули к ветковцам.  И вскоре раскол заселил 14 слобод, в которых насчитывалось до сорока тысяч жителей.
   Через 10 лет существования Ветка стала главным центром старообрядства. Не было на огромной Руси ни одного уголка, где бы ни знали  и не почитали Ветку. В безопасности своей тамошние жители были уверены, они платили  весомую дань, и пан Халецкий стоял за них горой.
   В Гомеле, который был совсем рядом, скопилось много старообрядцев. В основном,  имея большие капиталы в обороте, они занимались торговлей. Спасова слобода, довольно большой район Гомеля, был сплошь застроен русскими раскольниками.  Здесь  находился и мужской монастырь, в котором жили чернецы, то есть принявшие постриг.
   Ускорим слегка течение времени. Гомельские раскольники узнают, что Ветка недовольна своим архиреем Епифанием.  Он был в то время, как бы главой раскольничьего мира. Но Ветка, не особо доверяя старцу, держала его под пристальным надзором, по сути дела, взаперти.
   – Так отдайте его нам, – говорили гомельцы. (именно так в старых книгах называли жителей Гомеля).
   – Нет, – отказывали в Ветке. – Самим потребен.
   Гомельские старообрядцы численностью и богатством, а также связями, превосходили ветковских, но ведь Ветка  была столицей всего раскольничьего мира. Ибо в ней одной была церковь,  в которой служили обедню. А наличие в ней архирея ещё более возносило Ветку в глазах современников.
Гомельцы не раз предлагали Епифанию перейти к ним, специально для этого построив деревянную церковь, освятив её во имя Преображения Господня. Епифаний согласился, но Ветка даже слышать не хотела ни о каких переходах. Тогда гомельские жители посулили большие деньги за архирея, но ветковцы не брали никаких тысяч.  И много было споров между сторонами, много раздора, да и драки нередко случались.
   И вот 30 марта 1735 года гомельцы вышли в поход, имея целью добыть себе архирея. Не хотите отдать, возьмём силой. Российское правительство Анны Иоановны, не желая входить в дипломатические отношения с поляками, просто велело полковнику Якову Сытину, командиру драгунского полка в Стародубе, очистить Ветку от раскольников. Сытин, получив приказ, перешёл литовскую границу. Двигаясь  из селения в селение, не оглашая цели, войска вскоре окружили слободы.
   Как мы сказали, гомельцы вышли в поход на Ветку 30 марта, но подойдя,   увидели, что полки Сытина уже взяли её в оцепление. Рано утром 1 апреля Ветка  была окружена драгунами. Гомельцы догадались,  к чему идёт дело, и быстренько воротились домой.
   Сытин приказал: книги переписать, колокола снять, церковь опечатать.  В слободах он захватил порядка 40 тысяч народа, коих под конвоем этапировал  обратно в Россию.  Так произошла первая ветковская выгонка, именно под этим названием она известна историкам. Падение Ветки способствовало быстрому возвеличиванию слобод стародубских, где осели приведённые из-за границы раскольники. Конечно, народ стал постепенно опять просачиваться на благодатные земли пана Халецкого, опять начали возрождаться порушенные слободы, крепла Ветка.  Но 1764 году рука русских опять дотянулась до многострадальных раскольников, порушив их налаженный мирок.  Далее Ветка навсегда потеряла своё  влияние, и доживала  век уже без звона колоколов. 
     Но  гомельские старообрядцы тишком и молчком дожили до времён Румянцева. Отчего бы не радоваться жизни и не богатеть, находясь под защитой всесильного канцлера России.
   Ещё при Петре I началась перепись раскольников, как тогда говорили «счисление». Цель его была исключительно фискальная – сбор подати. Раскольники облагались подушной податью двойной против православных. Женщины платили вполовину против мужчин. И закон этот действовал до 20-го июля 1782 года.  Сбор двойного оклада навсегда отменила Екатерина II.
   Счисление раскольников проводили чиновники местной администрации. Но официальная цифра была значительно ниже цифры реальной. Хотя раскольники и приглашались записываться в перепись, но они неохотно являлись к переписчикам.  Число раскольников в ХYIII столетии не только не уменьшилось, а даже приросло, несмотря на то, что многие убегали за границу.
   К примеру, из статистики 1826 года, в Москве и Московской губернии значилось 53 835 человек, записавшихся в раскол.  В ведомостях за 1864 год, поданных губернаторами, показано наличие в России 917 097 раскольников.  Но в действительности всё оказалось не совсем так. При официальной проверке в Костромской губернии раскольников оказалось в пять раз больше, а в Ярославской в тридцать семь раз.
   Последние данные за 1853 год составляют 10295000.  Сегодня мы о числе приверженцев старой веры ничего не знаем. Часть людей говорит, что верит в Бога, не уточняя в какого: в Христа ли, в Иегову или Аллаха.  Есть среди массы верующих даже приверженцы Сатаны.   Много на свете безбожников, но не надо их путать с атеистами.  Последние, основываясь на одним им ясных научных изысканиях,  свято веруют, что Бога нет. А что есть?  Скажите, откройте нам глаза, что есть?
   А старообрядцы, в Сибири их называют староверы, как верили в воскрешения Христа и в триединого Бога Саваофа, так до сего дня и держатся своего «древлего благочестия».  Бесспорно, это люди достойные всяческого уважения. Почти четыреста лет они несут свой крест через страшные гонения царицы Софьи, через произвол царской администрации, да мало ли чего было за это время. А начиная с 1917 года, по исчислению старообрядцев  7425    от сотворения мира, власть насильно загоняла их, подобно скотам, в ворота атеизма, чтобы потом, уже очищенных от веры баранов,  вести всем гуртом в коммунистическое завтра.
   Я уже упоминал о 12-ти статьях царицы Софьи.  Но большевики не далеко ушли от «царского сотрапа» в женском обличье.  Наиболее ощутимые потери в 20-30 годы ХХ века несло духовенство. Одни томились в тюрьмах и лагерях, другие обложенные непосильным налогом и измученные положением «лишенцев», вынуждены были оставить службу.  Положение «лишенца» было крайне тяжёлым, и это касалось не только самого священнослужителя, но и всех членов семьи, включая детей. Они не имели права голоса, не могли учиться в высших учебных заведениях. Не полагались им для прокорма и продовольственные карточки. Дети священников побирались по домам, Христа ради…  Сегодня, читая о таком, впору слезу уронить…
  До сего дня на правом берегу реки Сож стоит   Ильинская старообрядческая церковь. По словам настоятеля Николы,  служба в ней  никогда не прерывалась. Что немцы не закрыли церковь, это не удивительно – они стремились задобрить людей, склонить горожан на свою сторону. Но что большевики старообрядцев проморгали, церковь не порушили –  это действительно чудо.

Живут старообрядцы в Гомеле, Новобелице, по деревням района. Не кривя душой,  я скажу, как понимаю: «Веруют? И,  слава Богу!»
   Чтобы понять дух старообрядничества необходимо ознакомиться с жизнью его ревностных последователей. Не щадящих своей крови,  ради «древлего благочестия». Конечно, мы люди другого времени, иной эпохи, нам сложно многое понять, но дело не в этом.  Какую надо иметь силу воли, какую веру хранить в душе, чтобы  вытерпеть цепи, застенки, пытки, но не предать своего бога.  Кто-то из нас верующий, другой называет себя атеистом, третий вообще ни во что на свете не верит, но перед людьми, о которых дальше пойдёт разговор, нельзя всякому из нас не склонить голову.

АВВАКУМ
                – Сколько, батюшка, терпеть ещё? –      
                спросила жена протопопа Аввакума.
                – До смерти, матушка, до самой смерти.
                – Ну,  тогда ничего, ужо потерпим.

   Аввакум Петрович, будущий протопоп Юрьевца-Поволжского, родился в селе Григорьеве, Нижегородской губернии.  Отец его был священник, по отзыву сына, горький пьяница, а мать очень благочестивая женщина.  Неподалёку от Григорьева имелось село Вельдеманово, где в тоже время от мордвина Мины  родился будущий патриарх России – Никон. Личные отношения его и Аввакума в юном возрасте не сложились, и это может  объяснить ненависть их друг к другу в будущем. 
   Умирает Пётр, отец Аввакума, на руках попадьи Марьи осталась огромная семья.  Бедность была большая. К тому же новый назначенный в приход священник выселил семью из дома. Аввакум женится на сироте, дочери обедневшего купца,  только после этого он был посвящён в дьяконы, а через два года в попы. Аввакум был крутого нрава, ревнив до веры, и через это имел немало неприятностей.  Примером  может служить такой случай.
   Боярин Василий Шереметев ехал на воеводство в Казань. А до этого в село, где священником был Аввакум, пришли бродячие скоморохи. «Ко Христу ревнуя, изгнал их, а хари и бубны изломал,  …медведей двух отнял, одного ушиб,  …а второго пустил в поле».  Скоморохи, укараулив Шереметева, пожаловались на грозного попа.  Боярин  позвал Аввакума на суд и побранил его за самоуправство. Так как Шереметев брил бороду,  Аввакум отказался его благословить. В придачу обругал.  За непотребное поведение, Шереметев приказал  бросить попа  в Волгу. Бросили, но Бог миловал…
   Став протопопом в Юрьевце, свёл знакомство со многими высшими лицами белого духовенства. Но по-прежнему нрав его неукротим, то и дело возникают конфликты с начальством.  Он многим известен, благодаря большой начитанности, что было редкостью в то время.  Вскоре патриарх Иосиф делает его справщиком церковных книг, печатающихся в Москве.  На этой должности он обрастает связями с высокопоставленными людьми, его жаловал сам царь Алексей Михайлович. Но когда патриархом на Руси стал Никон, взявшийся за исправление церковных книг, он устранил от работы Аввакума. Тут и возник конфликт, –  Павел, епископ Коломенский, на пару с Аввакумом выступили против нововведений. Аввакум продолжал служить по старому обряду, и по своей вере поучал паству. Открыто хулил Никона, жалуясь на него самому царю.
   Приверженцев у Аввакума и при царском дворе было немало, сама царица ему покровительствовала.  Среди ярых его сторонников была жена боярина Глеба Морозова, свойственница царицы, Федосья. 
   Раскольничья деятельность протопопа не остаётся незамеченной. Никон добивается его ареста, вместе с ним сажают в застенки Андроньева монастыря 60 стрельцов.  Потом был суд, но Аввакум не покорился. Было принято решение – протопопа Аввакума расстричь, лишив сана. Но царь, зная хорошо Аввакума, решил его не расстригать, но с глаз долой удалить.   
   Аввакум, с семейством, отправляется на житьё в Сибирь, город Тобольск. Но и здесь, согласно своему беспокойному характеру, он не смиряется, а продолжает обличать патриарха Никона во всех смертных грехах.
   В это время, совсем неожиданно, Никон ругается с царём и,  как следствие, тут же был удалён со двора. Окрылённый Аввакум возвращается в Москву. Речь идёт даже о том, чтобы сделать его царским духовником. Но вскоре стало очевидно, что протопоп не столько противник Никона, сколько  яростный гонитель господствующей церкви. По возвращению, Аввакум проповедует, обличая обряды на чём свет стоит, укоряя в грехах всё церковное духовенство. Число его приверженцев неудержимо растёт. Он посылает царю челобитную с требованием низложить Никона и восстановить старые церковные догмы.
   Было решено отправить его в новую ссылку – в Мезень. Сан протопопа остался за ним, но служить ему запрещено.  Но что, или даже кто мог остановить ревностного до веры Аввакума?  Он продолжает устно и письменно отстаивать своё учение.
   В это время в Москве решили судить Никона.  Расколоучителей стали свозить в столицу, привезли и Аввакума. Попробовали его переубедить, но всё бесполезно, он, не страшась кары, стоял на своём.
   В патриаршую крестовую палату, где собрался собор русских архиреев,  первым привели  епископа вятского Александра.  Он раскаялся в своём заблуждении,  и тот час занял место на соборе. Затем настала очередь Аввакума. Но тот, взамен покаяния, «Паче же злобе злобу прилагая, укори въ лицо весь священный соборъ».  Терпение кончилось, 13 мая 1666 года  в Успенском соборе Кремля Аввакума расстригли и прокляли. Когда ему возгласили анафему, он, в ответ, возгласил анафему архиреям. «И было смятение в церкви,   а царь Алексей Михайлович даже поссорился с царицей Марьей, которая стояла за богохульника». Многие бояре были на стороне Аввакума, особенно князья Воротынский и Хованский. Последнего, за излишнюю привязанность к расколу, наказали батогами.  Аввакума увезли  в Угрешский монастырь, но не дорогой, а через болото, чтобы не привлекать внимания людей.
   Но и в монастырских стенах Аввакум не смирился, распространяя раскол среди монашествующих. Церковное начальство пыталось склонить его к смирению, даже вывозили  в Москву, но кто мог противостоять Аввакуму, его железной воле? Всех сообщников его уже давно казнили, но пока Аввакума миловали, надеясь,  в конце концов,  на его покаяние. Но всё зря.
   В конце 1767 года Аввакума с женой привезли в Пустозерск и посадили в земляную тюрьму.  14 лет просидел он в заточении.  Письмо к царю Федору Алексеевичу решило его участь. Своё послание он начал смирно, но в конце, прокляв патриарха и архиреев, величает себя протопопом, хотя лишён сана, и посылает царю  благословение.  Патриарх всея Руси Иоаким требует казни расколоучителей. Было велено: «За великiя на царскiй домъ хулы сожечь ихъ».
   1-го апреля 1681 года на площади Пустозерска построили сруб из дров, но котором и сожгли отступников.
   Аввакум, предвидя казнь, заблаговременно распорядился своим имуществом и раздал книги.  На казнь собралось много народа, все сняли шапки. Дрова подожгли в полной тишине.  Аввакум сложил двуперстный крест и обратился к народу: «Будете этим крестом молиться – во век не погибните, а оставите его – городок ваш погибнет, песком занесёт; а погибнет городок, настанет  и свету конец!»
   Старообрядцы считают Аввакума мучеником и имеют иконы его. Вот его словесный портрет: «Высокого роста, широк в плечах, с длинной седой бородой, кудрявыми седыми волосами, лицо худощавое».
   И последнее. Среди многих посланий, сочинённых Аввакумом, есть одно, нас касающееся. Это «Послание к Федоре Морозовой, княгине Евдокии Урусовой и Марье Даниловой».
  Нам с вами, уважаемый читатель, трудно, а порой просто невозможно понять, внутренний мир некогда живших людей, за веру  идущих на смерть.  Время формировало характеры.  Мы, к сожалению, совсем другие. Мы, я не исключаю из списка себя,  привыкли лицемерить, приспосабливаться, даже хорошо понимая, что пренебрегаем увещеваниями совести, которая,  конечно же,  есть даже у самого пропащего человека. Мы по-разному относится к религии, но ясно одно – это были люди высокого достоинства и высокой духовности.
   
   
БОЯРЫНЯ МОРОЗОВА
   Картину художника Сурикова «Боярыня  Морозова» вы, несомненно, видели, если не в Третьяковской галере, то альбом с репродукцией уж точно держали в руках.  И что? Страшную в своём фанатическом веровании старуху, закованную в кандалы,  везут по Москве. Но в картине много неправды – да, цепи были, но боярыня Федосья Морозова отнюдь не старуха, на момент ареста ей было чуть  более тридцати лет, «и была она лицом пригожа».
   Надо понять, что не за пресловутую «букву веры» стояли старообрядцы, а за Дух Святой Руси. Нововведения Никона искажали призвание Руси, разрывали на части духовное единство православия.
    Боярышне Федосье Соковниной шёл семнадцатый год, когда за неё посватался стольник и ближний боярин царя Алексея Михайловича  Глеб Морозов. Кроме двух старших братьев – Федора и Алексея, была у Федосьи и младшая сестра по имени Евдокия. Сам царь благословил на венец  семнадцатилетнюю красавицу, и боярин Морозов, ему уже перевалило за 50, ввёл молодость и весёлость в свой дом. Не от дряхлых начётчиц молелен вышли подвижницы раскола, а из живой  московской молодёжи.
   С 1650 года протопоп Аввакум, о котором мы уже рассказывали, стал духовником молодой боярыни, стал её другом и учителем.  Это было время, когда он был близок к царю. Но как туча чёрная, налетели на Русь новшества Никона. Налетела туча и затмила белый свет.
   Смута духа, поднятая Никоном, куда страшнее недавно пережитого Русью Смутного Времени. Из страшного временного тупика  Россия вышла победителем, в светлом единодушии. Но именно Никон расколол это   единодушие, рассёк душу народа смутой духовной.
   Аввакум пламенно обличал врага благочестия Никона. Морозова переняла его святую тревогу.  А в это время вся Москва сотрясалась от воплей и споров.  Спорили о вере, совершенно не слушая друг друга и не понимая сказанное. Спорили о Никоне, о перстах и аллилуйе, о том, сколько концов должно быть у креста.
   У боярыни Морозовой родился сын.  А потом, вовсе неожиданно, умирает хозяин дома – Глеб Иванович. Во вдовьем доме не умолкает тихий гул молитв, церковное пение. В столовых палатах – нищие, убогие, калеки… Дом становится и больницей, и монастырём.  Жизнь Морозовой двоится:  то выезд к царскому двору в блеске золота, то, скрывая лицо, обход с милостыней темниц и убогих домов.
   В 1662 году в доме боярыни поселился вернувшийся в Москву Аввакум, уже помученный ссылками и острогом, но полный неукротимой жажды борьбы. Царь же никак не может определиться, то он припадает к Никону, то, вдруг,  начинает склоняться в сторону раскольников. Но Аввакум никому не верит, для него и царь, и патриарх, и всё священство – «выпрошены у Бога Сатаной». И здесь над Москвой загремел колоколами Собор 1666 года, «тёмный собор звериного числа», чтобы залить Русь кровью, озарить её кострами мучеников.
   С Москвы низложенный, преданный анафеме Аввакум сослан в Пустозерск. Морозова, уже предчувствуя беду, тайно приняла постриг. По Москве знали, что она первая раскольница, ненавистница Никона, но боярыню не трогали. Ближняя и дальняя родня, кроме братьев и сестры, не понимали её упорства, страшили, что не ей, честной вдове, быть в распре с царём и патриархом. Никакие уговоры и запугивания   не могли ничего с ней сделать. Ещё никто не тревожил Морозову, сильная рука была у неё в Москве. Царица её любила.
   И здесь, на смену тихой и набожной царице – она сослана в монастырь, рядом со стареющим  царём стала молодая смоленская стрельчиха – Наталья Нарышкина, будущая мать Петра I. С первых дней она люто возненавидела боярыню Морозову.
   На царской свадьбе в январе 1671 года, Морозова, сославшись на болезнь, отказалась быть во свадебном чину.  Царь разгневался. Нарышкина жалуется мужу: её сумела обойти раскольница. Принято решение – Морозову сослать. При первых толках о царском решении, Евдокия Урусова отправляется к сестре, чтобы никогда больше её не оставлять. Князь Урусов, двуличная личность, всеми силами подталкивал жену к сестре, у него уже давно была любовница.
   Морозова отпускает от себя всех стариц-монахинь. Сёстры остаются в хоромах одни одинёшеньки.  И тут от царя пришёл дьяк: «Государь приказал спросить «како крестишься?» Боярыня сложила пальцы  в двуперстие, так и перекрестилась. То же самое сделала и княгиня Урусова. Дьяк ушёл. Участь сестёр была решена.  Ночью явились стрельцы, кат одел им на ноги грузные конские железа, заковал.
   Спустя несколько дней боярыню Морозову ввели в Соборную палату.
   – Причащаешься ли ты по тем служебникам, по которым государь-царь, благоверная царица, царевичи и царевны причащаются?
   – Нет. И не причащусь.
   – Стало быть,  мы еретики?
   – Вы все подобны Никону, врагу Божию.
    Допрос боярыни напоминает нам  судилище над бедной девушкой Жанной д“Арк.  Наутро,  закованную в железа Морозову  повезли через Кремль. На Москве курилась метель. За дровнями  следом  бежала толпа. Именно этот эпизод и выбрал Василий Суриков для своей картины (1887г.).  Пленницу отвезли в Печерский монастырь, Урусову в Алексеевский. Братья Морозовой тут же были высланы из Москвы. Но,  оказалось, была ещё и третья не смирившееся раскольница – Марья Данилова. Судьба её тоже очень трагична.
   В разграбленном доме Морозовой остался только сын Иван. Он был болен. Царь всё-таки о нём вспомнил, прислал лекарей, но спасти отрока врачеватели не смогли, он умер.
   Из  Мезени и Пустозерска уже бывшей боярыне передаются послания Аввакума. Он утешал, призывал к твёрдости перед грядущими испытаниями.
   Москву растревожили цепи сестёр. Множество людей стекалось к монастырям посмотреть на мучениц.  Даже новый патриарх Питирим замолвил перед царём за них  слово, пообещав уговорить на покаяние раскольниц. Но не удалось, Морозова была непреклонна. Тогда Питирим решил насильно помазать её священным маслом, чтобы свершить таинство,  Федосья оттолкнула  руку патриарха. Боярыню увели, а её место заняла маленькая, дрожащая от ужаса Евдокия.  Патриарх решил и её помазать маслом, но она сорвала с себя княжескую шапку, волосы раскинулись по плечам. Княгиня перед всем собором опростоволосилась. Не было для мужчины большего стыда, как увидеть женщину в таком виде.  От княгини тоже отступились.
  Уже  на утро  была готова дыба, сестёр пытали. Вскоре по Москве разнёсся слух – раскольниц будут жечь. И уже готов был сруб на болоте, но царь опять сжалился, совесть человеческая вступила в спор с властью царской. Алесей Михайлович велит силой волочь Морозову в церковь к службам. Москва пристально следит за поединком царя и раскольницы.  Но она опять ослушалась царского указа.   Царь был непреклонен в своём гневе. И приказал вывести боярыню, под крепкой стражей, в дальний Боровск, и заточить в земляную тюрьму. Он желал, чтобы Москва забыла Морозову. Туда же, в Боровск, привезли  инокиню Данилову и Евдокию Урусову. Муж уже давно отказался от княгини и заново женился. Москва стала потихоньку  забывать мучениц, чего царь и добивался.
   А заточение было лютым: отняли одежды, иконы, книжицы, еду давали самую скудную. Сорочки не меняли, мыться не позволяли,  заедали вши. Княгиня Урусова, такая ещё молодая, ослабела от тьмы и голода до такой степени, что не могла поднять своих цепей. Вскоре она умерла. Морозова изнемогала, силы кончались, иссякали…
   Однажды она поднялась, гремя цепями, подозвала сторожевого стрельца. Пожилой страж, глядя на боярыню, смахнул набежавшую слезу.
   – Вот хочет Господь взять меня от этой жизни, не подобает, чтобы тело в нечистой одежде легло в недра своей матери-земли. Вымой мне грязную сорочку.
   Стрелец огляделся, скрыл  тряпицу  под красным кафтаном. Он снес сорочку к реке, омыл её, а сам плакал.
   Боярыня Морозова скончалась в темнице, в цепях, в студёную ноябрьскую ночь.
   Старшего её брата – Алексея Соковнина,  в 1697 году, по обвинению в заговоре против Петра I, казнили на Красной площади.  «Сказание» о сёстрах-мученицах Федосье и Евдокии составил второй брат Федор Соковнин. Из «Сказания»  мы и почерпнули предложенные вам в тексте диалоги.



СТРЕКОПЫТОВСКИЙ МЯТЕЖ

      Мы ходим по улицам  не только по делам, торопясь решить   свои неотложные проблемы, а, порой,  выбросив всё из головы, хорошо просто никуда не спеша побродить по городу, посидеть в сквере на лавочке.  Много  в Гомеле, так называемых,  писательских улиц: имени Толстого, Некрасова, Короленко, Гайдара и др. Даже поэт Демьян Бедный удосужился чести быть увековеченным в областном центре. Есть у нас в городе улочка, хотя и очень маленькая,   названная в честь Карла Маркса. Разве можно его «Капитал» обойти стороной? Ещё недавно с этим было строго: хочешь, не хочешь, а книгу в руки бери. Поэтому я предлагаю сделать лёгкий променад  именно по этой славной улице, затем идя по  Волотовской,  вскоре выйдем на  улицу имени поэта Пушкина. Вы не устали?
    Направляясь в сторону реки,  потихоньку дойдём и до  Охотничьего домика князя Паскевича. Домик интересный, с колоннами  у входа и большим балконом. Сейчас в нём расположен Музей истории города.   К нему (имеется в виду, конечно, домик) ручьями стекаются три городские улицы: Пушкина, по которой мы только что с вами  прогулялись,  Билецкого и Ланге. А кто такие эти граждане, чем они отличились, что их именами названы улицы? Постараемся ответить на этот вопрос.
   Немного истории. Уже 7 декабря 1917 года Постановлением Совета Народных Комиссаров была образована Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК), во главе с Ф. Дзержинским.  Первым председателем Гомельского УЧК был назначен Иван Ланге. Из чекистов, прибывших из Москвы, был  сформирован штат сотрудников ЧК.
        Вот здесь, с этих строк мы и подошли к громкому историческому событию в жизни нашего города,  получившего название «Стрекопытовский мятеж». Гомель в марте 1919 года переживал не простые времена.  Фронт был совсем рядом.
    Что такое мятеж? Это есть вооружённое выступление граждан против существующей власти. А в это время власть в Гомеле всецело принадлежала большевикам. Они, по инициативе Ленина, подписали позорный во всех смыслах Брестский мир (3.03.1918г.), признав  поражение России  перед  уже проигравшей мировую войну Германией. Это был циничный план удержания власти большевиками.  Согласно договору  Россия  отдала немцам  Польшу, Литву, Латвию и Эстонию,  а также западные области Белоруссии и Украины.  Отдельные уступки были сделаны  Украинской Центральной Раде, включая  признание границ  Украины, как отдельного государства.   Независимость получила и Финляндия, бывшая некогда в составе Российской империи.  Турция, как союзник Германии, получает большую часть Грузии и две трети Армении. Весь русский флот подлежал, согласно этому договору, передаче Германии. Большевикам нужно было любым путём удержать в своих руках власть. Для этого ничего не жалко: ни территорий, ни кораблей. А ещё  немцам обещано выплатить 6 миллиардов золотых марок, в виде контрибуции.  Нужно отметить, что меньшевики и эсеры осуждали подписание это постыдного для России Брест-Литовского мира, но их голос для Ленина уже мало что   значил.
     Власть, и только власть  – вот к чему стремились большевики. Решим этот вопрос, перейдём дальше. Ленин в своей работе «О нашей революции» высказался однозначно: «Помнится, Наполеон писал: On s`engage et puis…   on voit». В вольном русском переводе это значит: «Сначала надо ввязаться в серьёзный бой, а там уже видно будет». Вот мы и ввязались сначала в октябре 1917 года в серьёзный бой, а там уже увидали такие детали развития… как Брестский мир».
      Почти целый год (1марта – 19 декабря 18г.) Гомельщина находилась под немецкой оккупацией в составе Украинской державы. Город жил без особых потрясений, вроде бы и не было никакой революции.   Немцы ушли, так как Германия капитулировала, а победители – Антанта, потребовала освободить оккупированные территории.   Вновь восстановленная советская власть тут же стала насаждать свои порядки. Опасения жителей, по отношению к большевикам,  оказались не беспочвенными – одной из первых экономических мер стала контрибуция – изъятие ценностей. 7,5 миллиарда рублей получил гомельский Ревком от этой акции.  Плюс к этому в начале марта началась в городе и уезде мобилизация, но народ не так просто было заставить воевать, начался уклон от призыва в армию, и как следствие массовое дезертирство.  Земли гомельского уезда превратились в сплошную повстанческую зону. Чрезвычайный налог, продразвёрстка и продотряды, комитеты бедноты,  разжигающие классовую борьбу, казались деревне крайне несправедливыми. Крестьянские бунты состоялись в Корме, в Рогачёве, наблюдались они  и в других населённых пунктах.
   В середине января 19 года в Гомель прибывают части Красной Армии. Большинство красноармейцев из тульских крестьян.  Командный состав составляют бывшие царские офицеры.  Занятий с солдатами никаких не велось, они предоставлены сами себе.  Офицеры посещали кинематограф, более шустрые занимались спекуляций, многие просто от безделья пьянствовали. 
     18 марта Тульскую бригаду отправляют на Западный фронт. На Волыни и Полесье разворачивает действия Северная группа войск Украинской Директории. В середине марта  украинские войска подходят к городам Овруч и Коростень.   
     По приказу Реввоенсовета Тульская бригада отправляется непосредственно в район боевых действий.   Решено начать наступление на Овруч. Но красные цепи не выдерживают артиллерийского огня. Вскоре на станции Бережесь, под обстрелом, солдаты грузятся в вагоны и отступают.   Штаб фронта грозится каждого пятого расстрелять. Но отступление, больше похожее на бегство, продолжается.
У станции Словечно  намечен сбор всей  Тульской бригады. 22 марта, не желавшие больше воевать  красноармейцы с лозунгами: «Долой войну! Крестьяне не хотят нас и Советской власти!»,  беспрерывно митингуют. Решение принято большинством – покинуть линию фронта, хватит, навоевались…  Михаил Сундуков, комиссар 67 полка, убит. Большевистские комиссары   потихоньку разбежались…  Тульская бригада грузится в эшелоны и движется через Калинковичи на Гомель.
          Таким образом,  солдаты двух полков – 67 и 68 Тульской бригады Западной армии –  обиженные на Советскую власть, обозлённые  обманом и нехваткой продовольствия,  восстали.  На моральный дух в полках большое влияние оказали     весточки из дому.  Крестьянские бунты  против Советской власти  большевики подавляли без малейшей жалости.  Широко применялся  метод взятия заложников, в случае, если бунтовщики не сдавались, расстреливали всю деревню. Царские офицеры, призванные на службу в Красную Армию, в случае бегства или измены карались неукоснительно – их семьи подлежали  «административному расстрелу».  Суд есть лицемерная и бессмысленная буржуазная процедура.   Это нововведение Льва Троцкого. 
    Из докладной записки: «Вместо сена выдают какую-то гнилую смесь. Мясом полки обеспечиваются всего 3 раза в неделю, хлебом в половинном размере. Нет обмундирования, люди остаются в лаптях и домашнем платье. Наиболее легкодоступным продуктом стал самогон, называемый местным населением «медком», от которого люди просто сходят с ума».
          Многие исторические факты очень часто истолковывают с позиции идеологии,  главенствующей в данный момент. С. Лебедев, написавший в 1957 году историко-экономический очерк  о Гомеле, так трактует мартовские события 1919 года. «Два полка – 67 и 68 «Русско-Тульского отряда», в составе которых было много кулацких элементов, под влиянием белогвардейской агитации снялись с Калинковичского участка Польско-петлюровского фронта,  и пошли на Гомель».   
      Как видим, автор утверждает, что  в мятеже участвовали не обиженные Советской властью бывшие крестьяне из-под Тулы, а кулаки и белогвардейцы. Но не всё так однозначно было на самом деле. Не могла же Красная Армия состоять сплошь из одних отщепенцев. Солдатам не хотелось воевать, начитавшись Ленинских декретов о мире, хлебе и земле, они решили идти с фронта домой. Но по слухам, которые порой доходили в полки, стало ясно, что большевики дезертиров не прощают. Родного дома им не видать, как своих ушей. Аргументы были вовсе не беспочвенны, Советская власть  не церемонилась  с бунтарями, к такому  не приучена.
  Маленькая справка. По материалам ВЧК, в 1918 году в 20 губерниях России произошло 245 восстаний. В результате большевики потеряли 875 человек, а восставшие 1821. Кроме того, 2431 человек, из восставших были расстреляны.
     Утром 24 марта  повстанцы прибыли на Полесскую станцию (Гомель-хозяйственный). В одиннадцати эшелонах находилось от 7 до 10 тысяч солдат. Большевики выставили против прибывших мятежников заградительный отряд, но у туляков имелся в арсенале бронепоезд с пушками, артобстрел вскоре и решил исход боя.  Горожане в панике прячутся по подвалам.  Улицы города были пустынны.
  Большевики срочно проводят заседание Полесского комитета РКП, образован Военно-революционный комитет.  Председателем ВРК назначен С. Комиссаров.  На переговоры с бунтовщиками, не понимая масштаба происходящего, отправляются члены исполкома Семён Комиссаров, Николай Билецкий и Василий Селиванов. Оценив обстановку они, не вступая в контакт с мятежниками, тут же удаляются.
   Принято решение: засесть в гостинице «Савой» и ждать, что предпримут мятежники. Ревком был уверен, что осада продлиться лишь несколько часов, всё уладится.  Телеграммы о бедственном положении  были загодя  разосланы.  Советские чиновники, сотрудники ВЧК и милиции, решили отстаивать свою власть.  Им, в отличие от городских обывателей, было что терять.
         Бывший штабс-капитан царской армии Владимир Стрекопытов, находившийся среди восставших в качестве военспеца при хозчасти,  оценив обстановку,  решил поговорить с повстанческим комитетом. Ехать на Брянск – это безумие. Троцкий за уход с фронта не помилует.
    Комендантом Гомеля, отдающим приказы, стал  бывший полковник царской армии  Стёпин. Командующим  1-й армии провозглашённой Российской республики  солдаты выбрали  Стрекопытова.  Ему  29 лет и он коренной туляк. Новое командование озвучило ряд  политических требований: ликвидация Советов, созыв Учредительного собрания и др. Поставлена задача: захватить город без кровопролития. И действительно при занятии Гомеля не погибает ни один мирный житель, потери военных с обеих сторон около 10 человек.
Из приказа №1 В. Стрекопытова.
«Сего 24 марта я по избрании Повстанческим Комитетом принял на себя обязанности командующего войсками гомельской группы, восставших против правительство Троцкого и Ленина. Приказываю во всех войсковых частях арестовывать всех политических комиссаров…»
   Повстанцы укрепляются в городе, очагов сопротивления только два – гостиница «Савой» и здание ЧК. Штаб Стрекопытова (6человек) пытается договориться о мирной сдаче «Савоя», но ревком капитулировать отказывается.   Охранный батальон, долго не думая, переходит на сторону мятежников. Многие защитники потихоньку начинают разбегаться по домам. Вечером этого же дня повстанцы захватывают здание тюрьмы, охранительный отряд милиции и чекистов сдаётся.  Освобождают всех: и политических, и уголовных.  Из почтово-телеграфной конторы штаб Стрекопытова  рассылает телеграммы с ложной информацией: Гомель не нуждается в помощи, мятежники разоружены.
    В «Савое» остаются: московский отряд ЧК, партактив, милиция и несколько китайцев. Стрекопытов предлагает коммунарам сдаться, но те отказываются. Гостиницу обстреливают из пушки. Многие «защитники» дезертируют. Ушедшие на разведку не возвращаются. Стрекопытов вновь требует сдачи, иначе утром обстрел возобновиться. Штаб ЧК, надеясь на иногороднюю помощь, ультиматум отвергает.    
     25 марта состоялся штурм гостиницы «Савой», где укрылись представители Советской власти, всего около 60-70-ти человек.  Стрекопытов, щадя своих людей, открыл пушечный огонь по зданию. Как могли люди, вооружённые лишь винтовками и одним пулемётом, противостоять артиллерийскому обстрелу? Защитники гостиницы сдаются на милость победителя. Их обещают отпустить по домам. Первыми выходят китайцы с оружием в руках, но в результате неразберихи пять из них было убито в перестрелке. 
      Горожане обозлены на большевиков, требуют немедленной расправы. В общей сложности было арестовано 149 человек. Солдаты начинают грабить еврейские квартиры, мстя за сочувствие к большевикам. Потянулись из деревни крестьяне, надеясь поживиться добром в Гомеле. Штаб Стрекопытова издаёт указ: «За погромы, грабёжи… все лица, задержанные на месте преступления, подлежат расстрелу». Увеличивается количество патрулей в городе, несколько банд мародёров расстреляны. Стрекопытов освобождает из тюрьмы всех коммунистов, за которых поручились трудовые коллективы. Но, тем не менее, аресты продолжаются, сами горожане доносят на активистов и чекистов.   Новые повстанческие власти издают и новые указы:  в городе введён комендантский час,  запрещена торговля спиртным,
  В ночь с 24-го на 25-е в штабе восставших идёт подготовка воззваний: об отмене смертной казни, о политических свободах, свободе печати и союзов. Политическая программа мятежников изложена в их обращении к народу: «Граждане! Советская власть умирает. Петроград накануне падения.  В Москве ждут лишь сигнала, чтобы сбросить иго каторжан и негодяев.  …Граждане, сбросьте гипноз. Оглянитесь, подумайте, поймите, рассветает…  Большевики кажутся вам сильными, потому что вы стоите на коленях. Встаньте с колен».
       Уже упомянутый нами  гражданин С. Лебедев  в силу своего статуса советского очеркиста,  офицеров царской армии на дух не переносит, потому картина мартовских событий нарисована им только  чёрными красками. «Четыре дня хозяйничали стрекопытовцы в Гомеле, творя бесчинства и грабя население». Мы приходим к выводу – идеология, конечно, не сама, а её носители и проводники, рисуя исторические картины,  выбирают краски по своему усмотрению, кто-то любит  красную, а кому-то по душе   белая. Я,  как автор, ни на чью сторону становиться не буду, сохраню нейтралитет, хотя это решение далось мне не просто. Да ладно…  Читатель у нас умён, он сам определиться, в чью армию ему записаться добровольцем.

          Происходящие события  воспринимаются городским населением согласно своему пониманию  и выгоде. Но час икс пробил, к Гомелю со стороны Могилёва подтягивается интернациональный батальон ЧК, состоящий из латышских стрелков.  Кольцо вокруг города постепенно сжимается. В Калинковичи прибыл отряд из Смоленска, в Добруше  Брянская дивизия Красной Армии. На подступах к городу ещё и  калужский отряд ЧК, подтягивается моторизированный бронеотряд из Москвы.
   Повстанцы решают оставить Гомель, отойти к Мозырю и там соединиться с войсками Петлюры. Перейдя Днепр, на пути к Речице, следует взорвать мост, это позволит получить передышку, восстановить боевой дух повстанцев. Таковы планы Стрекопытова.
       Но что делать с заложниками? Повстанческий комитет решает: 12 человек казнить. Приговор немедля приведён в исполнение. В братской могиле было захоронено 25 человек: пять китайцев погибших у гостиницы «Савой», три красных курсанта из Могилёва, немец-пулемётчик, неведомо как затесавшийся к большевикам, и десять коммунаров, приговорённых к расстрелу. Вот поименный список коммунаров: председатель Ревкома Семён Комиссаров, редактор газеты «Известия ревкомитета города Гомеля и уезда» Николай Билецкий, председатель уездной ЧК Иван Ланге, секретарь ревкома Песя Каганская, комиссар юстиции Борис Ауэрбах, чекисты Лев Файншмидт и Сергей Бочкин, начальник заградотряда Зоя Песин, военком уезда Яков Фрид, боевик Грозный.
        Интересно читать строки из газеты того времени: «Справа Сож, слева 4 орудия орловской батареи.  Ухают батареи и броневик, посылая снаряды на станцию Гомель.  Приказ бить по замку Паскевича, где находится штаб Стрекопытова».
    Ознакомимся и с  воспоминаниями   жителя Гомеля С.М. Фрейдина:  «Я вышел во двор и увидел, что замок горит, стрельба прекратилась. Я понял, что мятежники отступают». Самое интересное, что автор, пишущий эти строки, хорошо знаком с внуком очевидца – Владимиром Фрейдиным.
     Один из снарядов разрушил центральную часть замка, начался пожар. Заслуга в спасении дворцовых ценностей принадлежит эмиссару Викентию Пашуканису,  прибывшему из Москвы.  Он приехал в Гомель ещё до начала мятежа для осмотра и эвакуации вещей из дворцовой усадьбы. Не смотря на то, что его мандат был подписан женой Троцкого, повстанцы эмиссара  не тронули. Вместе со служащими дворца Пашуканис успевает вынести ценности: гобелены, картины, книги, оружие и др. 31 марта он телеграфирует в Москву: «Главный дом Паскевича сгорел. Большая часть вещей и драгоценностей спасены. Драгоценности вывожу в Москву. Эмиссар Пашуканис».
       Таким образом,  спасённые ценности срочно отправили в Москву на хранение. Как оказалось – на вечное. Только золотых и серебряных изделий было увезено порядка 100 пудов. Больше нашему Гомелю этого богатства никогда уже не увидеть… Конечно, сведениям из Интернета не всегда можно доверять. Насчёт изъятого драгметалла  у автора тут же  возникли сомнения – вряд такое количество серебра и золота могло сохраниться во дворце. Судите сами: сначала реквизиции Советской власти, которым подвергся весь город, затем почти год длилась оккупации Гомеля немцами,  после этого был приход солдат Стрекопытова.  А ценности, как лежали, так и лежат на месте? Что-то здесь явно не так. Вероятнее всего драгметаллы из дворца вывезли сразу после  ноября  17-го года, время позволяло.  Такому варианту развития событий  можно поверить.
       Исторический факт. На инвентарном складе коменданта Московского Кремля, через 16 лет после смерти Якова Свердлова, был вскрыт его сейф, ключи от которого были утеряны. Вот опись (27 июля 1935 г. №56568) содержимого:
«1. Золотых монет царской чеканки на сумму сто восемь тысяч пятьсот двадцать пять (108525) рублей.
2. Золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями, семьсот пять (705) предметов.
3. Семь чистых бланков  паспортов царского образца.
4. Девять паспортов заполненных на следующие имена: а) Свердлова Якова Михайловича, б) Гуревич Цецилии-Ольги, в) княгини Борятинской Елены Михайловны и т.д. Кроме того обнаружено царских кредитных билетов на сумму семьсот пятьдесят тысяч (750000) рублей».
 Что давали, то и брал…  Можно сделать вывод, что за некую мзду заинтересованным лицам  Яков Свердлов позволял покинуть пределы большевистского государства.
Не отставали от вождя и гомельские товарищи. Управляющий хозяйством бывшего дворца Паскевичей  Долгин сообщает: «Новые хозяева запрашивают мебель, картины,  …княжеские драгоценности (часы карманные, золотые, принадлежащие кн. Варшавскому), около десятка портретов российских императоров от Петра Великого до Николая Первого в миниатюрах из слоновой кости, окружённые алмазам». Но зачем  нам считать и пересчитывать чужое добро, лучше вернёмся поскорее в Гомель.
        Утром 29 марта в Гомель входят части Красной Армии. Стрекопытовцы отступают к Мозырю, но мост через Припять разрушен. Оставив эшелоны,  остатки батальонов  по болотам уходят  к Юровичам, а затем к деревне Барбарово.  Здесь они на лодках переправляются на правый берег Припяти. К этому времени в полках осталось порядка 3-3,5  тысяч человек. По договоренности с Петлюрой создаётся Русско-Тульский отряд.   

       Дворец, после долголетнего ремонта, в 1937 году всё-таки привели в порядок. В нём был открыт Гомельский дом пионеров.  Но в своём повествовании мы забежали в далекое  будущее, до него городу надо  ещё  дожить.
        А в  Гомеле, 31 марта 1919 года в Гоголевском бульваре (ныне сквер Ф. Дзержинского) состоялось погребение убитых коммунаров и чекистов. Всего погибших за эти дни со стороны большевиков было 25, из них 12  человек комендант города Стёпин расстрелял. А из захваченных в плен мятежников власти казнили 150 военспецов, то есть бывших офицеров, ранее  служивших в царской армии. Они в Красной Армии находились  в роли  инструкторов. На весну 1917 года в царской армии числилось 130 тысяч чинов офицерского звания. В Белой Армии воевало порядка 30 тысяч, 75 тысяч перешли  на сторону красных.
    Уже в мае того же года несколько улиц города были переименованы в честь героев, отдавших жизнь за власть Советов. Это улицы Ланге (Миллионная), Билецкого (Барона Нолькена), Комиссарова,  Песина,  Ауэрбаха, Бочкина… А улица, на углу которой стояла гостиница «Савой» (Мясницкая),  названа уже в память всех погибших – это улица Коммунаров.
   Среди погибших было 5 китайцев. Как оказалось, в дореволюционном Гомеле они торговали  с рук всякой всячиной. Вряд ли эти мелкие лотошники по своей воле   оказались среди защитников гостиницы «Савой». Хотелось бы узнать, как дальше сложилась жизнь Владимира Стрекопытова, но спросить об  этом  некого. Нам известен только год его смерти – 1941.
   На этом очерк был закончен, казалось, что вопрос исчерпан. Но, совсем случайно, появилась возможность получить информацию из,  казалось бы, навсегда исчезнувшего прошлого.  Стала  доступной публикация С.В. Волкова «База данных Участников белого движения в России».
   После окончания  кровопролитных боёв, в которых не раз  участвовала бригада, Владимир Стрекопытов на основе своего полка создаёт Тульскую рабочую артель. Она  состоит более чем из 1000 человек, занимающихся рубкой леса. Жить-то надо, жизнь продолжается… Работали в Эстонии, сам Стрекопытов проживал  в Таллине. Бывший офицер активно участвует в работе   Союза взаимопомощи русским эмигрантам в Эстонии. После входа Красной Армии в Прибалтику он, предвидя арест, сжигает свои дневники.
   А дальше только хроника: арестован НКВД 17.10.1940 года. Решением трибунала от 10.02. 1941 приговорён к расстрелу. Расстрелян.
   Точка поставлена, больше сказать нам нечего.

 
 
МОНАСТЫРЁК, ПРУДОК…
   
Каждый уважающий себя город поделён исторически на районы. Помните слова чудной песенки: «Я вам не скажу за всю Одессу, / вся Одесса очень велика, / но и Молдаванка и Пересыпь / обожают Костю-моряка». Город Гомель тоже не из простачков, он тоже со своим норовом.  Только надо понимать, что мы говорим  не о нынешних административных районах областного центра, а о издревле  сложившихся  названиями уделов города.  Так что одно с другим может не совпадать.


ЗАЛИНЕЙНЫЙ РАЙОН
    
 Ветка железной дороги (в царское время она называлась Либаво-Роменская) делит Гомель надвое – центр, застроенный преимущественно пятиэтажными домами, и Залинейный район – где пересекаются меж собой десятки улиц;  на этой громадной территории сотни частных домов.  Примерно так выглядела картинка до недавнего времени, но район постепенно преображается, частный сектор, хочет он этого или нет, отступает под давлением высоток.
   В старые времена, когда выяснение отношений  мелкого хулиганья вершилось драками, «залиния» не выступала отдельной боевой единицей.  Уж слишком большую территорию она  занимала. Потому, чаще другого, стычки случались между ребятами той или иной улицы.
  Известный вам Дом-коммуна отстаивал личные интересы сам, без поддержки со стороны. Это, конечно, не район города, но при конфликте обойти семиэтажную громадину  стороной было нельзя.
Залиния гордилась, и небезосновательно,  что на её территории располагался стадион «Локомотив». Это была единственная достойная футбольная площадка в нашем городе, несколько мелких мы в расчёт не берём.   Городская команда,  участвующая  в чемпионате Белоруссии,  так же называлась «Локомотив».
Стадион занимал, даже по нынешним меркам, громадную территорию. Там было основное футбольное поле с трибунами по периметру, затем тренировочное, здесь были баскетбольная площадка и даже теннисный корт. Любители могли играть в городки,  нашлось и для этого место. Игра в городки, особенно в  послевоенные годы, была сплошь распространена и любима. Свободная от игровых площадок территория была когда-то засажена деревьями: каштан, тополь, липа.  В пятидесятые годы  стадион с окрестностями представлял собой великолепный парк, и народ приходил сюда иной раз «просто погулять». Стадион был окружён великолепным металлическим забором, высотой метра в три. Чтобы попасть на футбол,  лихой ребятне нужно было ухитриться в нужном месте его прелесть. Но сделать это было не просто –  милиция, без зазрения совести, боролась с безбилетниками.  Но некоторым везунчикам   пробраться к футбольному полю всё-таки удавалось. Пару раз в их числе был и шестиклассник из 20-й школы, будущий автор этих строк.


МОНАСТЫРЁК
   
Его территория – это правый берег реки Сож в районе нынешних мостов, связывающих Гомель с Новобелицей.  Сегодня, я почти уверен в этом, молодёжь даже не знает о существовании этого района.  Когда-то, давным-давно, недалеко от Монастырька находилась  так называемая Спасова слобода, сплошь заселённая старообрядцами.  Раскольничья слободка, разрастаясь,  захватывала всё новые и новые территории. На месте нынешней станции ТЭЦ стояла церковь Преображения Господня. Во времена, когда Гомелем владел граф Н.П. Румянцев, на этой земле и обосновали женский монастырь. И уже весь заселённый  староверами район продолжал прозываться Спасовой слободой.  Топоним «слобода» затерялся во времени, но о монастыре старожилы всегда помнили, отсюда и  название района – Монастырёк.
   Так как после Великой Отечественной войны  жилья, по известным причинам,  не хватало, многие селились,  где придётся. Самострой был не редкость, а властям было в тот час не до него, город стоял в развалинах, коммуникации все порушены. Под шумок много самовольных домишек  нагородили и  в Монастырьке, захватывая землю на сравнительно низком берегу Сожа. Расплата за незаконное строительство была, но не стороны государства, а совсем с другой, непредсказуемой стороны.  Весной, как правило,   в апреле, после таяния льда, Сож выходил из берегов и все ближайшие к реке дома оказывались в воде. И повторялось подобное из года в год. Из истории древнего Египта известно (читайте клинопись на табличках) что Нил,  выходя из берегов, дарил полям плодородие.  Египтяне боготворили Великую реку, возводя ей заслуженную хвалу.  У нас же в Монастырьке от большой воды наблюдалось только разорение и убыток.
   Вначале 90-х, находясь у приятелей в гостях, их дом стоял чуть на взгорке, я видел свободно плывущий невесть куда туалет.  Я уверен, что потеря подобного строения в личном хозяйстве сильно огорчило домовладельца. Сегодня наводнения стали реже, но всё равно, пусть раз в пять-семь лет,  дома, стоящие близко к реке,  подтапливаются.
   И ещё.  В 50-е, 60-е годы,   да и позже нравы в Монастырьке были ещё те. Чужаку, особенно по темноте, лучше туда не соваться, если, конечно, жизнь дорога.
   А теперь окунёмся в прошлое, бояться не надо, это ненадолго. Но обещаю – будет интересно.
   Полковник Яков фон Фок был управляющим имением у графа Николая Петровича Румянцева. Вот выписка из его докладной записки: «В женском монастыре до тридцати монахинь, не считая огромной вереницы постриженных девок». Это, если вы не улавливаете, разговор идёт про наш монастырь в Спасовой слободе. В другом письме графу он сообщает: «Через пятилетнее моё в Гомеле пребывание не вижу порядка, кроме расстройства в девичьем слободы Спасовой монастыре, как монахини с прочими белицами беспорядочно жительствуют и принимают к себе различного рода бродяг». Фон Фок до того простёр заботу о целомудрии разгульных белиц и инокинь, что возвёл в сан игуменьи девичьего монастыря инока, не приняв во внимание (немец же!), что избранная им игуменья принадлежит не к тому полу.
   Что тут скажешь? Согласно  церковному канону девичьим монастырём может и должна управлять только женщина. Про правление-то ладно, но поведение  монашенок вызывают удивление.  Эмансипированные большевички Клара Цеткин и Александра Коллонтай, я уверен, пришлись бы нравом ко двору Спасова монастыря.
   Мы много писали о старообрядцах, в Сибири их называют староверами, но часто в их адрес звучит упрёк: раскольники. Не они отошли от официальной церкви, а патриарх Никон и его сподвижники просто оттолкнули их. Старообрядцы вызывают законное уважение,  так как пронесли свою  веру через триста с лишним лет, и верны ей до сего дня.  Подтверждением сказанному является стоящая над Сожем (правый берег, у моста) православная старообрядская Ильинская Церковь (1737г.). И что удивительно, при советской власти её не закрыли, не разорили, и это, без сомнения, ещё одно из явленных нам чудес.


ПРУДОК
   
Переехав путепровод по Прудковскому шоссе,   двигаясь  в направлении микрорайона Волотова, по правую сторону, несколько в глубине, находится старинное Прудковское кладбище, ранее делимое на православную и еврейскую зоны.  Рядом с ним, сравнительно   недавно построена церковь Святого Георгия. Когда-то, в дореволюционные времена, всё это была территория  деревни Прудок.  Вероятно, где-то рядом было и озерцо, вернее пруд.  Отсюда и название района. Недалеко расположены торговые ряды, под названием «Прудковский рынок». Как видите, топоним уже прочно вошел в жизнь горожан.   
    Частный сектор постепенно перетекает в высотные дома  микрорайона Волотова. По левую сторону магистральной улицы им. Крупской, чуть в стороне, находится Конный завод, известный ещё со времён князя Паскевича.  Сохранились старинные конюшни,  довольно интересные в архитектурном плане. Конезавод, в сравнении с княжескими временами, переживает не лучшие времена.  Но я сам был свидетелем: красивые  и умные лошадки здесь есть. Гомельская художница Светлана Батракова некоторыми из них (что интересно, поимённо: Лафаэт, Сент-Морис, Тибард, Небылица) украсила свои полотна. Видел, понравилось. Потому рад за и художницу Батракову,   и за лошадей.


ВОЛОТОВА
 
 Сегодня Волотова это микрорайон Гомеля, а ещё лет сорок назад так называлась деревня у правобережной протоки реки Сож. Между прочим, деревню с церковью  называют селом, но как назвать селение, если церковь разрушена?
   Николаевскую церковь  возвели  в Волотове в самом начале ХIХ века, по проекту Джона Кларка, средства на строительство выделил   граф Румянцев.
         Мне довелось не только видеть волотовскую церковь в полуразрушенном состоянии, но, реально, ознакомиться с ней и на ощупь. В 70-м году в Гомель из России  переехал Глеб Шмарёв, мастер спорта по альпинизму. Инициативный и небезразличный, он и организовал секцию альпинизма. Но покорять вершины (а именно этим занимаются альпинисты) можно только там, где они есть. Верно? Вы правы на все… 103%, только надо помнить и о том, что в 20-м веке уже существовали поезда и самолёты, и они – это ли не чудо? – легко доставляли желающих в нужную точку великого Советского Союза.  Таким образом, в горы, а на первом этапе это Кавказ, попасть совсем не сложно. Были бы деньги на билеты. Ведь финансовый вопрос во все времена, во все эпохи, людей тревожил и напрягал.  Но даже это не главное. Восхождение на вершину – это, скажем так, сродни точке в конце предложения. Это финальный поклон артистов, отыгравших свой спектакль. А представлению предшествовала репетиция, и не одна,  потом прогон.  Верно?  Я подвожу читателя к мысли, что спортсмену, чтобы удачно выступить на соревнованиях, нужны тренировки. Вот на заброшенной церкви в деревне Волотова альпинисты и овладевали навыками лазания. Пусть не скалы, пусть под ногами кирпич, но при желании лазать можно научиться и в этих условиях.
   Микрорайоны Мельников луг и частично Волотова  строились на намытом песке. День за днём, установленные на понтоны земснаряды добывали из Сожа этот песок. От оконечности города минут сорок мы шли к церкви по песчаным барханам. Конечно, не пустыня Гоби, но тоже интересно.
   Церковь была заброшена, излишне активные жители округи уже приноровились добывать из её стен кирпич. А   кирпич был ещё «царский», отличаясь от нынешнего завидной крепостью. И, как следствие, сооружённые  из него погреба будут стоять вечно, сродни московскому Мавзолею.
   Тренировались мы фанатично, навыками лазания овладели.  Передвижению по снегу и льду учились уже непосредственно в горах. Так что гомельские альпинисты обязаны нынешнему храму многим. Неплохо было бы  зайти  в него и поставить свечку, лучше всего Николаю угоднику, покровителю путешествующих.
   Я, как альпинист, тоже начинал знакомство со скалами на кирпичной стене.  И благодарен церкви за науку.  Но сегодня мне хочется попросить у неё  прощения, за порой неуважительное отношение.  Мы были молоды и немного глупы.  Но молодость сродни болезни, она проходит, и ты, хочешь того или нет, умнеешь. А после приходит понимание…  Тем приятнее смотреть от реки на восстановленную  из руин церковь.
   Однажды,  находясь во дворе  близко прилегающего к заброшенной церквушке дома (там мы, не понять причину, переодевались в тот день для тренировки)  я увидел огромный ключ,  валявшийся у забора.  Это был ключ от церковных врат. Но что вы хотите от озабоченного студента, когда в голове у него сплошная каша: сессия, тренировки, подружки. Может быть, подружки были вначале этого маленького списка? А сессия уж потом? Попробуй,  разберись сегодня в этих хитросплетениях, да и нужно ли?
   Ключ я взять не решился, просто не додумался, о чём впоследствии жалел.  И хотя я жаден до старины, сегодня бы, по нынешнему уму – прошу, верьте мне! – взял бы его и подарил возрождённой церкви.
   Через лазание по кирпичной стене, как через условное горнило, прошли сотни людей. И это отнюдь не преувеличение. Но вам должен быть известен закон отбора: приходит тьма, а в «люди» выбиваются  единицы.  Остались, и чего-то добились, лишь фанатично настроенные спортсмены. Из них выросли инструктора, тренеры, в общем, говоря канцелярским языком: выросли настоящие мастера своего альпинистского дела.


МЕЛЬНИКОВ ЛУГ
   
 Мельников луг хотя и не старинный район Гомеля, а новый микрорайон, название имеет дореволюционное. Правый берег протоки реки Сож, где на горе стоит возрождённая Николаевская церковь,  ближе к впадению в основное русло,  исстари назывался Мельников луг. Откуда название? Управлял имением Ф.И.Паскевича действительный статский советник Александр Петрович Мельников.  Так вот, на его пятидесятилетие князь и подарил ему берег Сожа, получивший со временем название Мельников луг.
   Я  помню выезд  на Мельников луг с родителями на маёвку, возможно, были это какие-то майские праздники. Мне не больше лет восьми. Народу вокруг  много. Как положено: взрослые выпивали и закусывали, чем Бог послал, а мы, малышня, лезли в реку, бегали с мячом… Я думаю, что тем и другим было весело. А чего грусти предаваться? Хотя Бога нет, а есть в Кремле вожди, но  надежда на лучшую жизнь ведь не утеряна. А надежда, поверьте мне, всегда благосклонна к людям, она всегда рядом с нами. Подумайте сами, что мы без неё?
   Мельников луг пробовали переименовать в луг Пролетарский. Мол, мельник, меля муку, просто  обязан быть пролетарием. Но народ наш не лыком шит, понимает, что к чему. Пролетарии, конечно, на луг ходили, и, допускаю такое, зелёное вино потребляли. Но всё равно луг, на котором поляну накрыли, называли, отдавая дань истории,  Мельниковым.
   Заканчивая обзор, скажу: очень даже допускаю такой вариант, что некоторые неизвестные мне места в городе имеют свои прозвища, старые ли,  новые.  Удивляться тут нечему, прозвища не дают, оно, как бы само прилипает к объекту. В качестве примера на ум приходит банный лист. В старое время в деревнях многих людей знали не по фамилии, а по прозвищу.  И дано оно было недаром, а за дело.  У  бабушки Сони, в деревне Побоковичи, под Осиповичами, куда нас в малолетстве на лето вывозили, моя сестра и обратилась к отцу своей подружки  по фамилии Головач: «Дядюшка Помидор, скажи…» Здесь уж ничего не поделаешь, раз люди тебя таковым считают, так тому и быть. Это факт известный, но почему бы и его не упомянуть? У Иосифа Сталина была с юных лет  кличка – Коба. Надя Крупская в партийных кругах  проходила под кодовым именем – Рыба.
    Имелся  в Гомеле район со странным названием «Забег», включавший в себя кроме улицы Ландышева, ещё несколько. За «Забегом» укоренилась слава бесшабашной вольницы, посещать  ночью этот район было не безопасно. А ещё был «Кавказ», о котором сегодня вообще мало кто помнит. Название, вероятнее всего, было связано с рельефом местности. Недаром в этом районе расположена улица Подгорная. Горы и горки здесь действительно сплошь и рядом  встречаются.  Частный сектор нынешнего района Сельмаш назывался «Роща».  За ней находилась,  так называемая,  «Мильча», ряд улиц  частного сектора,  расположенных в районе нынешнего «Завода литья и нормалей (ЗЛИН)».  Но эти топонимы уже редко кто из горожан употребляет в разговоре, они просто напросто утонули во времени.
   

ПОСЛЕДНИЙ ЭШЕЛОН

   Чтобы понять ниже написанное, необходимо маленькое вступление.  Во время войны  мой отец Михаил Александрович Атрушкевич работал редактором газеты «На стальных путях» – печатного органа политотдела Кокандского отделения Ташкентской железной дороги. Сразу после освобождения Гомеля он возвратился на родину и стал заместителем редактора газеты «Железнодорожник Белоруссии». Она размещалась в здании БелГУТа, где до войны располагалось и управление дороги. Отец много писал, вспоминая о том, как в первые дни войны был народным ополченцем.
   
…Уже неделю идёт война, враг топчет кованным сапогом нашу родную землю, продвигаясь всё дальше и дальше на восток. Немалая часть Белоруссии уже занята фашистами. Немецкая авиация совершает частые налёты на Гомель, бомбит железнодорожный узел, другие стратегически важные объекты. Бомбёжки вызывают ощутимые потери, усложняют движение поездов в прифронтовые районы.
   Стихийно, а в то же время закономерно, возник вопрос о создании роты народного ополчения при управлении Белорусской железной дороги. Коммунисты управления решили создать организованный отряд ополченцев. Командиром роты народного ополчения был выбран М.И.Коровин, бывший командир Красной Армии.
Первыми в ополчение вступили коммунисты, руководящие и инженерно-технические работники. Все бойцы роты были вооружены – имели в арсенале пулемёты, винтовки, гранаты. При роте народного ополчения была создана и санитарная дружина, которую возглавила редактор газеты «Железнодорожник Белоруссии» Надежда Петровна Спиричева.
  В июле 1941 года Гомель стал прифронтовым городом. Днём и ночью беспрерывно в обоих направлениях двигались по путям воинские эшелоны.  Появлялось всё больше раненых бойцов и командиров. Больницы и многие школы были превращены в военные госпитали. Санитарная дружина управления курировала госпиталь, размещённый в железнодорожной больнице на улице Советской. Сотрудницы дежурили в палатах, делали перевязки, выполняя обязанности и медсестёр, и санитарок. В случае необходимости все участвовали и в тушении пожаров, которые возникали из-за частых бомбёжек.
   Бойцы роты народного ополчения находились на казарменном положении.  Днём, как и положено, все работали на своём штатном месте, затем шли на дежурство, отдавая сне лишь несколько часов.
   Рота ополчения была разбита на подразделения.  Занимались строевой подготовкой, учились стрелять из винтовок и пулемёта. Бойцы выходили в наряды по охране здания управления, несли дежурства на вокзале  станции Гомель, в парках, где формировались и обрабатывались воинские эшелоны. Ополченцы отвечали за дисциплину и порядок, за своевременную эвакуацию железнодорожной техники и имущества. Но самое главное – за обеспечение безопасности движения поездов.   
   Станцию Гомель не однажды бомбила фашистская авиация, и устранение последствий бомбёжек тоже входило в функции роты ополчения. Велась работа по выявлению дезертиров, вражеских лазутчиков.  К сожалению, были и такие.  Кроме того, рота участвовала в сооружении оборонительных укреплений, возводимых на подступах к городу.
   К концу июля налёты вражеской авиации участились. Многие дома, особенно в районе железнодорожного вокзала, были разрушены. Часто повреждались и паровозные пути, но ремонтные службы старались в кратчайший срок восстановить движение поездов.
   В подвальных помещениях управления железной дороги были оборудованы бомбоубежища, между крыльями здания была вырыта глубокая траншея, куда прятались люди во время воздушных налётов. Траншея была перекрыта шпалами и рельсами. Таким образом удалось сохранить весь наличный состав  сотрудников управления. Все подразделения работали слаженно, имея одну цель – помощь фронту.
   Днём и ночью бойцы ополчения несли боевую вахту. Каждый знал, что своей работой он помогает Родине, своему народу. Патриотизм был не напускной, он шёл от души. Многим из нас было тогда по 20-25 лет. Автору этих строк было 24, его жене, Александре Семенович, заместителю командира сандружины, всего 20.
   Круглые сутки, посменно, бойцы дежурили на вышках, которые установили на крыше здания управления. Не однажды сюда падали зажигательные бомбы, но бойцы вовремя успевали засыпать их песком либо сбросить на землю, где ими занимались уже дежурившие во дворе сотрудники. Бойцы ополчения дежурили и на вокзале, пост был и у железнодорожного моста через Сож.  Шёл контроль за соблюдение режима маскировки зданий в ночное время. Были случаи задержания вражеских парашютистов-шпионов, которые во время ночных авиационных налётов пускали сигнальные ракеты в направлении важных объектов города. Благодаря ополченцам были спасены многие здания и сооружения. В числе их городская электростанция, здание управления и многие другие.
   16 августа (немцы к этому времени давно уже взяли Смоленск и двигались прямиком на Москву) последовал приказ Наркома путей сообщения СССР о том, чтобы вся оперативная группа управления дороги, в том числе и бойцы народного ополчения, покинула город.  Это был приказ о полной эвакуации. Последний эшелон вышел с разбитого вокзала Гомеля  в направлении станции Сновск (ныне город Щорс).
   …16 августа. Разбитый, заваленный кирпичом вокзал. Паровоз уже несколько дней, ожидая возможного отправления, стоит «под парами». Немцы недалеко от города, но приказ об эвакуации всё не поступает. Но вот он, наконец, получен. Все занимают предписанные места в эшелоне. В 18-00 наш специальный состав покидает Гомель. Настроение скверное, отступать всегда не просто, но мы все верим, что вскоре вернёмся в родные края. Победа будет за нами! Да и разве может быть по-другому?
   
А вот что записал мой отец из воспоминаний мамы, в то время просто девушки Шуры Семенович. 
   
…Наш поезд, посвистывая и пыхтя, катится по украинской земле. Война идёт, мы с ней уже отчасти знакомы, а здесь пока мирно и тихо. На редких остановках женщины выносят к поезду продукты – горячую картошку, огурцы, сало. Нет-нет, а люди поглядывают на небо, ведь там не однажды мелькали немецкие самолёты. Редко, но появляются в небе и наши истребители. Специалисты, из числа гомельчан, уже научились определять принадлежность самолёта по звуку.  Пока немцы летят бомбить другие цели, можно сказать, что нам здорово везёт. Но везение, к сожалению, вещь не вечная, заметили фашисты и наш состав.  По какой-то причине мы приостановились на разъезде, недалеко от маленькой станции Грузское.
   Загудел паровоз, по вагонам понеслось: «Воздух!.. Воздух!..» Поезд дёрнулся, но остался стоять на месте. Мы ещё не знали, что немцы сбросили одну бомбу «на голову» эшелона, прямо перед паровозом разбив пути, а вторую – «на хвост». А дальше начался кошмар – беспрерывные взрывы, людской крик, летящие из окон стёкла. Люди бросились прочь из вагона, но укрыться негде, вокруг чистое поле. Немцы продолжают бомбёжку, расстреливают беззащитных пассажиров из пулемётов.
  Я – заместитель начальника сандружины, мне прятаться не положено. Страшно, но бегаю вдоль вагонов и перевязываю раненых,  Их очень много, все просят помощи. Голова идёт кругом… Есть и убитые.  Постепенно вой в небе смолкает, самолёты улетают к горизонту.
   Навстречу, шатаясь, идёт инженер по фамилии Ильяш, он ехал с нами в одном купе.
   – Шура! – зовёт он. – Шура!
   Подбегаю. Осколок перебил ему предплечье, хлещет кровь. Ильяш, как может, зажимает рану полой пиджака.  Рука висит на обрывке кожи.  Быстро накладываю жгут.  Сама, пока возилась, вся в крови.
   Думаю: «Что делать? Что делать с рукой? Я же такая неопытная…»
   – Режь,  – говорит Ильяш, – режь…
   Он молча переносит мою помощь.Несколько секунд, словно раздумывая, держит здоровой рукой отрезанную. Затем, что-то прошептав, выбрасывает уже ставшую ненужной руку в редкие придорожные кусты…
   В грузовик, примчавшийся с ближайшей станции, грузят мёртвых. Раненых отдельно усадили в машину и увезли в госпиталь. А наш, разбитый, но живой эшелон, медленно пополз далее…
   Немало ополченцев погибло в годы войны. Геройски погиб при защите Гомеля командир роты народного ополчения Гомельского железнодорожного техникума Николай Кунцевич. Вместе с ним легли в родную землю и многие бойцы этого подразделения. Большая часть ополченцев имела бронь, поскольку были они высококлассными специалистами, их знания были необходимы тылу, для обеспечения бесперебойной работы разных служб. Но, не смотря на это, все рвались на фронт участвовать в боевых действиях. Каждый из нас с оружием в руках готов был защищать Родину, дать отпор ненавистным фашистам Мы приближали день Победы, как могли.
   
 
   

ДОМ-КОММУНА

Мне выпало счастье – ведь это бесспорно счастье? – появиться на белый свет на втором этаже дома, прозываемом в народе Дом-коммуна.
Я слышу ваше «Кхм…» Но поймите, не могу же я растолковывать каждый шаг, каждую деталь.  Понятно, что приняла младенца от роженицы по фамилии Семенович не повитуха, а врач роддома. Но уже буквально через неделю  хныкал и орал он уже в родном доме.
 Жителям Гомеля его координаты  называть не буду, он известен многим. А кто  название дома слышит впервые, не расстраивайтесь, время легко заметает свои следы.  Но историей города, в котором ходишь-бродишь по улицам, учишься ты или работаешь, интересоваться всё-таки надо. Во всяком случае, вреда от этого не будет, а жить, поверьте мне, станет не только веселей.
В  самом  названии Дом-коммуна таится загадка. Дом – и есть дом, это каждому ясно, но каким боком мостится к нему коммуна?
Чуть  упростим ситуацию,  введём взамен дома-коммуны  аббревиатуру («ДК»), так любимую в 20-е годы прошлого века. Помните все эти ВЧК, ГОЭРЛО или ВХУТЕМАС?
«ДК» – это яркое социально явление конца 20-х начала 30-х годов. Основная идея – обобществление быта.  В письменном наследии Ленина есть набросок проекта «О реквизировании квартир богатых для облегчения нужд бедных», проводящего мысль о ненужности отдельного жилья для каждого человека, даже в виде отдельной комнаты.  Таким образом, прообраз «ДК» это рабочие казармы. Коммунарам предписывалось при вселении отказаться от накопленной прежним поколением мебели и предметов быта. Предполагалось коллективное воспитание детей, коллективная стирка и уборка, включая, опять же коллективное приготовление еды. Вероятно, и коллективное её поедание.
     Разъяснение по этому вопросу дала соратница вождя Надежда Крупская: «…это организация на почве обобществления быта, …новых взаимоотношений между членами коммуны, новых товарищеских отношений между мужчиной и женщиной».
     Если заглянем в любимый мною Словарь Даля, то узнаем, что коммуны, как таковой, автор не знал, но о коммунизме был уже наслышан. «Коммунизм – политическое учение о равенстве состояний, общности владений, и о правах каждого на чужое имущество». Прочитаешь подобное, вдумаешься… и уже как-то с опаской поглядываешь в будущее. Живёшь, всю жизнь копишь, копишь… А чужие руки-то  ещё какие загребущие!
     На первом этапе строительства Общества Всеобщего Счастья большевики, организуя пролетарские коммуны, предлагали даже женщин обобществить. И такие претенденты в ряде городов были. Ярыми апологетами данного течения были уже эмансипированные дамочки: Надежда Крупская, Клара Цеткин и Александра Коллонтай. Особо любопытные читатели могут уточнить этот вопрос в Интернете. Есть чему удивиться…
    «ДК» строили в больших городах Советского Союза: Ленинград, Москва, Днепропетровск...  Разработку зданий нового типа начали московские архитекторы Живскульптарха.  Каким образом забросили «ДК» в относительно небольшой Гомель, общественности неизвестно. Но огромный дом (семь этажей) построили и заселили.  Конструкция предполагала лифт, и он исправно работал! Не чудо ли?
       Задумка была, как мы уже упомянули, до невозможности проста: квартира труженику нужна только для ночного отдыха. Так сказать, краткая передышка между трудовыми вахтами. Иначе, зарубите это у себя на носу, стахановцем вам никогда не стать! Мне один знакомый признался: «Со снами этими сплошная нервотрёпка. Иной раз такое приснится, что долото в руки брать не охота». Есть над чем подумать…
      Феномены   свободной любви, возможно,  наблюдались в 30-е годы, но к моменту заселения нашей семьи в этот дом, он трансформировался  в обычное общежитие. Внутренняя планировка гостиничного типа – на каждом этаже длиннющий коридор, по обе стороны которого жались маленькие квартиры. Туалет общий, по одному в конце коридора.  Потому, что все эти ванны и души есть пережиток изжившей себя буржуазии. А нормальный советский человек с удовольствием сходит в субботний день в общественную баню.  Парок, невзирая на статус посетителя, душу разом облегчит.  А кружечка пива её и омоет.
    Гомель от немцев освободили 26 ноября 1943 года. Спустя пару месяцев     наша семья, на тот момент состоящая из трёх человек (отец, мать и дочка), вернулась из города Коканд на родину. В Узбекистане отец работал редактором газеты «На стальных путях».
   Город в сплошных развалинах, уцелели лишь единичные здания. На этом фоне сильно повезло «ДК»: разорён, но не разрушен. Управление Белорусской железной дороги, оно и до войны базировалось в Гомеле, быстро отремонтировало три нижних этажа, для расселения сотрудников. Наша квартира окнами выходила на улицу Ленина. Меня в те годы не было ещё и в проекте, так что рассказываю о тех временах со слов матери.
      Какое счастье, какое всеобщее ликование сердец – кончилась война! И это не просто слова, за ними стоит изголодавшаяся тоска по нормальной приземлённой жизни.  Что ни есть, всё своё. А чего нет – наживём! Лишь бы войны не было.
          Потянулись с запада на восток  эшелоны – ехали по домам  демобилизованные солдаты.  Вокзал под завязку забит военными. Так вот, девушки без возраста (возможно, и без адреса?), неведомо в каком статусе обитающие на верхних, заброшенных этажах «ДК», особо привечали в вокзальной суете погоны со звёздочками. Познакомившись, офицера приглашали «на чаёк», скрасить время ожидания. По развитию сюжета, как положено у русских людей, встречу неплохо бы отметить… Кто против?
     Не знаю, был ли в те времена в обиходе клофелин, но как оказалось, неплохой ему заменой является и водочка с пивом. Вы, если пожили хоть немного на свете, согласитесь со словами  моего знакомого поэта, глубоко понимающего акт пития: «Пиво без водки – деньги на ветер». Легко и просто можно  поменять напитки местами, но суть останется прежней: одно немыслимо без другого. Ночью, будь ты хоть старший лейтенант, хоть до капитана дослужись, а  туалет порой посетить надо. «А где гальюн?»  – «Там, в конце коридора всё что надо найдёшь… Иди, иди…»
   Нашёл ли бедолага нужное место, нам не известно. Но дверь, из которой он вышел по нужде, ему нипочём не отыскать, хоть весь этаж на ноги подыми.
Помните чудную песенку со словами: «Где эта улица, где этот дом? Где эта барышня…?» Барышня пропала бесследно, а вместе с ней исчез и чемоданчик с трофейным добром. Потом, где-либо в заветном уголку,  сыщутся   военные документы. А если наша упомянутая дама не особо жадная, то подбросит туда же  гимнастёрку и галифе.
       И этакая катавасия – как иначе подобное назвать? – чуть ли не каждый день. Милиция рыщет по этажам, тут же воинский патруль следствие ведёт, а в качестве подопечного у них – в исподнем белье вчерашний бравый офицер. Где ты был? Что ты пил? С кем и как?..
   Несколько раз «ДК» горел. Будь на моём месте писатель уровня Льва Толстого, он тут же на трёх-семи  страницах отобразил бы стихийное бедствие: вырывающиеся из окон драконовы языки пламени, тянущиеся в синее небо, похожие на  хвост лисы-чернобурки, клубы дыма. Не забудет автор вписать  сюда, в качестве фона,  разноголосицу уличной толпы, тревожные сигналы пожарной машины.   Зрителям, не понять почему,  картины пожара всегда нравятся. Огонь притягивает к себе души.  В 1812 году Наполеон наблюдал пожар Москвы стоя на  Кремлёвской стене.   Но не будем водить за нос читателя, до классиков нам не дотянутся, потому скажу просто: дом горел, уличная толпа наблюдала; пожарные с брандспойтов заливали окна водой.  Нарисованная картина хотя и проста, но заставляет задуматься над техникой безопасности. 
         Печей в доме отродясь не было, о восстановлении парового отопления ещё рано было даже мечтать.  Потому в каждой квартире обитатели  устанавливали  железную «печку-буржуйку», пожиравшую всё подряд: от сворованных досок забора до книг. Тут же, у печки, сушили, что имели: кто шинель, кто телогрейку. Так что случавшиеся пожары, это не случайность, а, согласно утверждению  философов,  полная закономерность.
   Мама удивлялась: «Горит на третьем этаже, а узлы и швейную машину  сбрасывают с пятого. Странные люди…  Дойдёт до вас огонь, тогда и думайте, что делать».
Но дом наш оказался не прост, все напасти пережил вполне спокойно, без паники. Лифт, хотя порой и кряхтел, но за время службы ни разу не дал сбоя. Так и хочется конструкторам пожать руку, но где они?
    Постепенно дом заселили под самую крышу. Всех жильцов узаконили, оформили прописку. Такого скопления народа по одному адресу, нигде в городе больше не было.  А что было? Поголовная безотцовщина, порождённая не только немецкой пулей, а ещё наблюдалось  отсутствие родителя по причине малочисленности мужчин. Где взять мужика? Годился и хромой и кривой, но и этих, опалённых дыханием войны,  был явный дефицит.
   Потому хулиганистым  пацанам из «ДК» мало кто мог противостоять в уличных разборках. Это была сила, это была мощь! Вы только представьте: семь этажей напичканных беспризорниками. Драки, включая поножовщину, воровство, –  блатные повадки   входили в юные души легко. Так же легко, не думая ни о чём,  шла пацанва на малолетнюю зону. Блатные и хулиганы были тогда в разных эшелонах, но постепенно грань между ними стиралась. «Братуха уже две ходки на зону сделал, а я, что,  рыжий?» Такое уж было не простое время.
     Мне повезло дважды: во-первых, как я уже упоминал, родиться в Гомеле, можно уже считать за счастье;  во-вторых, что не менее важно – наша семья получила квартиру на улице Банная Аллея. Взамен маленькой комнатушки в «ДК», мы получили вполне комфортабельную квартиру (печное отопление)  из двух комнат, кухни, туалета и ванной. К этому времени в семье уже было трое детей, плюс старенькая мать отца, наша бабушка. Что сказать? Хотя в тесноте, да не в обиде.
     Лет через десять мама взяла меня с собой в «ДК» на похороны. Дом, бесспорно, подавлял своей громадностью, обостряла детскую восприимчивость и цель визита. Девушка в годах, не из красавиц, да к тому же в очках («очкарик»), всё-таки сыскала себе жениха. Маме  (это бывшая соседка нашей семьи по «ДК») дочкин кавалер  ко двору не пришелся. Скандалы, разборки, слёзы…  А девица нервная, задёрганная… Вот она и шагнула с табурета…
   В будущем нога моя (не знаю, стоит ли из-за этого расстраиваться?)  на порог этого  дома больше не ступала, просто повода не было.








УЛИЦА БАННАЯ АЛЛЕЯ
   
Любите ли вы Банную Аллею, как  люблю её я? Вы даже не знаете, где она находится?  Вы о ней впервые слышите?  Обидно, конечно, за мою улицу детства, но постараюсь вам тогда о ней рассказать.
   Если пересечёте железнодорожные пути по пешеходному мосту, направляясь от вокзала, вы как раз и попадёте прямиком на искомую  Аллею.
Гомельский исследователь старины А. Рогалёв утверждает, что Банная Аллея,  вообще, одна из первых  улиц залинейного района. В старину она называлась Казённой Аллеей, потому что сразу после прокладки Либаво-Роменской железной дороги именно здесь были построены дома для её чиновников. Но наименование  «казённая» раздражала Советскую власть, так как ассоциировалась с дореволюционным прошлым, потому в 20-е годы и была переименована. Мы, жители этой крохотной улочки,  никогда об этом не слышали. К сожалению…А дома, в которые после войны мы все заселились,  возможно  и были построены ещё до революции. По крайней мере, два дома из красного кирпича, как я сейчас припоминаю, имели вычурную кладку: карнизы над окнами и под крышей.
   Когда-то, возможно при царе Горохе, она представляла собой действительно полноценную аллею, обсаженную с двух сторон кустами сирени и акации. Чуть поодаль, ближе к домам,  тянулись в небо свечи высоченных осокорей, с пятнами вороньих гнёзд в кронах.   Вороны, когда им что-то не нравилось, страшно галдели. Но что значил птичий крик в сравнении с гудками паровозов? Проезжая часть улицы была засыпана шлаком, этакой отработкой паровозной топки. Если упадёшь с велосипеда, коленки и локти все в крови… На крошечной улице было всего три дома – два из добротного старого красного кирпича и один желтый, с отштукатуренным фасадом. От железнодорожных путей Аллея была отгорожена двухметровым кирпичным забором. За ним,  пыхтели днём  и ночью неугомонные паровозы.  Эти монстры, питающиеся углём, вызывали у нас – малолетних аборигенов улицы, не уважение, а трепет. Нынешний пешеходный мост, о котором мы уже упоминали, стоял в другом месте, метров на восемьсот ближе по направлению к Новобелице. Ребятня любила стоять на мосту и смотреть сверху на спешащий по своим делам паровоз. Видя зрителей, машинист часто, прямо под мостом,  приветствовал всех гудком и выпускал дым из трубы. Мир исчезал, нечем было дышать, но именно в этом и заключалось удовольствие.
   Прямо напротив жёлтого дома, в  каменную ограду была встроена большая бытовка, ограждённая дощатым забором. Здесь отдыхала  паровозная служба: монтёры, обходчики, смазчики. Через эту сторожку, стараясь, лишний раз не попадаться ни к кому на глаза, с нашей улицы можно было попасть прямо на железнодорожные пути. Далее, с оглядкой на маневровые паровозы и проходящие составы, петляя зайцем, человек выходил  прямо на перрон вокзала. Если стоять на площади к вокзалу лицом,  влево  ответвляется улица Привокзальная. Пройдя вдоль неё буквально метров пятьдесят, слева находился  кинотеатр имени Ленина. Туда, порой пробираясь под стоящими вагонами,  мы бегали по воскресным дням  на утренний детский киносеанс. Под вагоны щемились, сокращая дальний обход через мост, конечно,  и несознательные  взрослые. Смертельных случаев, связанных с «нырянием и пролезанием», не было, прежде чем тронутся, паровоз фыркал паром в обе стороны и делал пробуксовку. Услышав грохот буферов, народ успевал выскочить из-под колёс.  Но  трагедии иной раз случались, паровоз, не церемонясь, давил ночью пьяных,  невзирая на пол и возраст.
     Выйдя через бытовку обходчиков на нашу улицу, можно было направиться прямиком в железнодорожную баню, всего-то ходу не более десяти минут.  Либаво-Роменская железная дорога, проходящая через Гомель, была построена в 1876 году. Теперь думайте: баня железнодорожная, улица, ведущая к ней,  Банная Аллея. Что ещё в этой топонимике требуется понять?  Машинисту и кочегару, смахивающим на чертей из ада, никак нельзя  в таком виде домой показываться – дети папку не узнают, а может, вообще, заиками на всю жизнь останутся.    Надо мыться, надо. Согласны?
   Раз уж зашёл такой разговор то скажу, что мой дедушка, по линии отца, работал в Осиповичах паровозным машинистом. Я его не видел, так как он умер задолго до моего рождения,  где-то в начале тридцатых годов.
    Вообще, улочка наша представляла собой тупик, некий аппендикс, уходящий влево от пешеходного моста. Но народ наш не промах, потому в деревянном заборе, отгораживающим  Аллею от Украинской улицы, любители ходить напрямик выламывали доски. Через образовавшуюся дыру торопыга значительно укорачивал путь. Лаз регулярно некая служба забивала (удивительно,  кому до этого было дело?), но дыра  с завидным постоянством вновь возникала то там, то тут.
  Помню, как же такое позабудешь?
Журналисты народ не скучный, потому и история наша, наверняка,  заставит вас улыбнуться. Как я уже говорил, улица наша представляла собой тупик, в конце которого железнодорожная служба хранила битум, а по-уличному –  смолу, так и будем в дальнейшем его именовать. Смола растеклась, образовав озерцо. Про дыру в заборе, сокращающую путь, только что я упомянул. Движение через неё осуществлялось, конечно, в обоих направлениях: в город, и из города. Именно так  (город) именовалось все каменные постройки,  что находились   за железнодорожным вокзалом.
По календарю воскресение, тёплый летний денёк. Но день не простой, гомельская  футбольная команда «Локомотив» проводит очередную игру. У нас в доме сегодня многолюдно, отец с приятелями уже успели выпить и закусить,  собираясь  идти на стадион. Корреспондент газеты «Звезда»   по гомельской области Б-в пришёл с сыном, тихим мальчиком лет восьми.   Среди гостей был редактор «Гомельской правды» К-в, и ещё человека три, вероятно, сотрудники отца –  журналисты  «Железнодорожника Белоруссии». Перекус закончен и мужчины отправляются в поход, направляясь к знакомому вам пролому в деревянном заборе.  Далее идти нужно было по улице Московской,  выводящей на Богдана Хмельницкого, где и находился стадион. Я и сёстра пошли провожать слегка подвыпившего отца, увязалась следом, конечно, и соседская  ребятня.  Смоляное озеро, которое лежало на пути,  следовало обойти стороной, пробираясь вдоль забора до заветной дыры. Но спешащие по делам граждане,  сокращая путь, набросали в смолу кирпичей.  По ним и пошёл, с трудом  поддерживая равновесие,  отважный  корреспондент «Звезды». Буквально через 3-4 шага он оступился и влип. Народ, ещё не ступивший на «тропу войны», заволновался, посыпались со всех сторон советы.  Кто-то из мужчин попытался выручить товарища, но сам оказался в смоляной ловушке. Хорошо ещё, что с самого края лужицы, поэтому выбрался сам, но, конечно, измазавшись порядочно.
Но не только журналисты поспешали сегодня на футбол. Желающих  сократить путь, следуя Банной Аллеей, было немало. Но вдруг оказалось, что  футбольный матч может немножко и обождать, уж больно интересен был спектакль, разыгрываемый любителями у смоляного озера. Возможно, я только сказал, что возможно, запусти на нашу площадку танцовщиц  из балета Лебединое озеро (Мариинский театр), зрителей бы собралось значительно    больше.   Но и наши газетчики были не липовым лыком шиты.
   Оседлав забор, человек  двадцать лиц мужского пола уже никуда не спешили;  ещё не известно, забьют футболисты гол на стадионе или нет, а здесь такое творится…  И я вам скажу честно,  как малолетний свидетель,  было на что посмотреть!
 Отца, который тоже рвался спасать влипшего, наша семейка сдерживала, как могла. Здесь, но повезло, что опять же с   краю, влип,  навзрыд оплакивающий папку,   «звёздный» сынок.   Его тут же вытащили безо всяких проблем.  Опыт, пусть постепенно, но накапливался. Б-в, следуя стороннему  совету, стал развязывать на ботинках шнурки, пытаясь разуться, и это ему удалось! Казалось, спасение совсем близко, но надо учитывать и волчью хватку битума. Зрители на заборе ликовали, в комментариях и советах недостатка не было. Советский человек никогда не откажет ближнему, да порой и дальнему, в  дельном совете.
    Всё кончилось даже лучше, чем думалось – кто-то из сердобольных зрителей выломал из забора пару досок, и по ним, аки посуху, корреспондент выбрался на большую землю. Все были рады и счастливы, здесь уж не до футбола. Отопление в домах на Аллее было печное, еду готовили на керогазе, потому бидон с  керосином  всегда находился под рукой. Оказалось, и это были мои первые познания в химии, что керосин хороший растворитель. Отмыли от смолы корреспондента, отмыли его хныкающего сынишку, и, вообще, всех подчистили, кто не жалея себя занимался спасательными работами. Такое событие не грех и отметить, так решил мужской коллектив. А у журналистов, слово с делом не расходятся, как надумали, так и сделали. Только добавлю, не хвалясь, что и сам не однажды прошёл мытьё керосином. Больно привлекательно выглядело смоляное озеро для любознательной малышни.
        Ещё на нашей улице были развалины, по-видимому, от попавшей в дом бомбы. Там мы часто копались, играли в войну. Однажды нашли пистолет, но совершенно ржавый, кто-то из родителей отобрал его у нас  и выбросил в уличный туалет. Хорошо помню найденную  военную медаль, была она без подвесной колодки, забрал её кто-то из старших копателей. В полуразрушенном  подвальчике нам на глаза попался ящик с бутылками. Их содержимое мы,  слава Богу, не пробовали. Этикетки были на немецком языке, бутылки тёмного стекла, почти чёрные. Информация просочилась к взрослым, и найденное добро тут же было конфисковано.
   От улицы Украинской, под прямым углом уходила уже упомянутая мной улица Сталина.    С противоположной стороны, чуть вдалеке,  стоял пешеходный мост через железнодорожные пути, влево от него ответвлялась наша тупиковая Аллея, а справа стояло одноэтажное здание бани.  Между прочим,  построена она в 1876 году. В центре этой площади, ограниченной указанными ориентирами,  привлекало взгляд деревянное строение, формой напоминающее огромный шатёр. Со стороны  Аллеи в нём располагалась парикмахерская, куда после бани часто захаживали освежиться мужчины.  Так как по субботам в баню я ходил с отцом, то и стричься мы шли вместе. До класса третьего причёску мальчишке делали без изысков – «под чубчик», этакий клочок волос надо лбом. Стоило подобное удовольствие один рубль, после реформы 1961 года – десять копеек. Жила наша семья не богато, а в школьном буфете продались вкуснющие  пончики, а может, и  пирожки, вот на них я и истратил половину денег,  выданных мне  на стрижку. Выхода нет, копеек хватало только на стрижку «наголо».  Конечно, лысым ходить не особо приятно, но выхода из жизненного тупика я не видел. Пришёл, говорю: «Стригите…» Парикмахерша знала отца,  потому пожалела, и  подстригла меня как всегда – «под чубчик». И как, казалось бы, такой пустяковый случай годами не забывается? Да, парадоксы нашей памяти понять трудно.
     Но мы отвлеклись. С другой стороны шатра распахивал двери,  перед желающими выпить пивка или водочки,  «кульдюм», так его в наших окрестностях  называли. До сих пор не знаю, есть ли в русском языке такое слово? Уважающий себя товарищ, конечно, не мог пройти мимо подобной забегаловки. У входа стояло штук десять пустых пивных бочек, громоздились горы  ящиков.  Но во  многих  местах, вы  знаете это не хуже меня, порядок не главное. Внутри заведения было ещё интереснее: низкий потолок, с пяток кособоких столиков, у стены прилавок с разбитной продавщицей.  Отстоя пива никто не ждал, хотя табличка с подобной просьбой была у пивного крана выставлена. Закуска на выбор: солёная комсина на хлебе с маслом, либо бутерброд с сыром или варёной колбасой. Еда, поверьте мне, была очень вкусная. А для ребятни, в виде  приманки, висели на стене гирлянды сушек, ещё там были пряники и печенье. Ну как после бани не завернуть в такое чудное место?
Но если у кого-то и хватало силы воли миновать эту злачную точку, то через дорогу, у основания улицы Сталина,  был ещё один шалман, ничем первому не проигрывающий. Питейного капкана  избежать было не просто. Добавлю к сказанному только одно: прямо напротив «кульдюма» №2 располагалась наша школа.  Но в то славное время детей удивить такими штучками было не просто.
     В наших трёх домах обитало чуть более десяти семейств. У каждой был небольшой земельный надел, хотя и не много, но на столе были свои овощи и фрукты. В нашем владении, прямо под окнами, росли две груши и  яблоня.  На задворках за нами значились  ещё и кусты смородины.
На улице детства, на Банной Аллее,
Где русские жили, где жили евреи,
Мы жили все мирно, совсем не богато.
Так жили в то время, так было когда-то.

У жёлтого дома, на старой  аллее
В сирени, как слёзы росинки блестели,
И пух тополиный летел словно вата.
Я всё это помню, так было когда-то.

На улице детства, на нашей  Аллее,
Мы в школу ходили, взрослели, умнели…
Не плач моя память, не ты виновата,
Что детство и юность уходят куда-то.

   Обитатели Аллеи не особо общались между собой, так что открытых конфликтов не наблюдалось.  Каждая отдельная семья, понятное дело, жила согласно времени – кто богаче, кто беднее. Наши соседи, глава семьи Л-й заведовал какими-то складами, держали домработницу – зашуганную деревенскую девицу  лет тридцати, по имени Клава.   Запомнилась ещё одна семья, где отец носил милицейские погоны. В свободное от службы время он любил  выпить, впрочем, подобная  слабость   была присуща почти всем мужчинам нашей улицы. Да, выпил, а обретя в результате нужное настроение,  милиционер всегда готов  был   и почудить. Детей папаша щадил, потому позволял им сбежать со двора. Объектом пристального внимания была родная жена. Несколько раз  мне повезло наблюдать «концерт», так эти разборки называли соседи. Нам, малолеткам, всё это напоминало игру в кошки-мышки. Но случалось и такое, что разгневавшись на ускользающую из рук супругу, офицер стрелял из нагана, но почему-то, как при задержании преступника, только в воздух. Но всё равно, было очень интересно. Вы скажите, мол, что с пьяницы взять. А я скажу другое: благородству офицера надо отдать должное – в женщину он никогда не стрелял.
   Для чего я вам все эти побасенки рассказываю? Мне хочется, чтобы вы хоть на минутку окунулись в ту, когда-то действительно существовавшую атмосферу 50-х годов.  С простой жизнью, с малым достатком, с наивными мечтами и надеждами.
   В крайнем красном доме, в одной из квартир, жил со своей семьёй Юра Х-ч. Отец его в войну был интендантом, по мобилизации работал где-то крупным начальником. Мать Юры была значительно моложе мужа. На день рождения сына (ну, как не запомнить?) она всегда собирала ребят с улицы, а после сладкого стола все мы получали какой-нибудь подарок: коробочку монпансье, либо кулёк какой-либо вкуснятины. Юрка, вытягивая тяжеленный ящик из-под кровати, не однажды показывал нам немецкий кортик, с перебитой на звезду свастикой, и ещё много таких диковинок, что прямо зависть брала.  Зимой, под руководством того же Юрки, мы строили из снега окопы, часами сидели в них, ведя бой с превосходящим по силе противником. Но всегда побеждали «наши», потому, после «войны», он награждал  всех участников   военными медалями «За отвагу (на ней был изображён танк), которых было очень много в упомянутом ящике. Эту медаль, уже в первом классе, у меня выманил ушлый соученик, предложив в обмен десяток марок. Обмен, из расчёта  один к десяти,   мне показался очень выгодным.
   На учёбу, до четвёртого класса, мы ходили в школу №2, по улице Сталина.  После разоблачения культа личности  вождя, со стен в квартирах сняли его портреты, исчезла и висящая у нас над буфетом картина «Ленин и Сталин на прогулке в Кремле». Хорошо помню, что картина была бумажная, а рама с инкрустацией. Указательные таблички  на домах  с именем  вождя,  тут же заменили фамилией звездочёта Циолковского. Нам, ребятне, что? Мы толком не знали ни того, ни другого.
 Из жителей Аллеи вызывала удивление, смешанное с уважением,  семья Мельниковых. Муж и жена соответствовали друг другу – оба излишне полные, этакие  толстяки из сказки… Мельников работал глазным врачом в больнице по улице Котовского, он был предан всей душой  своей профессии, более ничем не интересуясь. Книги не только по офтальмологии, а и по биологии, ему регулярно высылали из Ленинграда. Когда доктор выходил на прогулку с собаками – для нас, малолетних наблюдателей, это было что-то сродни цирковому представлению. Хотя, чего здесь скрывать, о цирке мы знали только из чеховской повести «Каштанка». Собак было четыре, все величиной не больше кошки, мы тогда таких в глаза не видели. Псы натягивали поводки и изо всех сил тянули своего грузного хозяина вперёд. И получалось, что доктор шёл не по поводу вечернего выгула собак, а на поводе у своих питомцев. Собачки, не путаясь меж собой, бежали слаженно, образуя некий схожий с веером треугольник, один из углов которого был в руках хозяина. 
   Супруга доктора в молодости служила  в театре, танцевала балет. Фотографии, снятые где-то в балетной студии, я видел. После смерти мужа бывшая танцовщица  как-то сразу сдала, осунулась.  Я уже учился биологии, к тому времени наша семья   переехала с Аллеи на улицу Крестьянскую, но Мельникова, конечно через мать, разыскала меня  и пригласила в гости. Подарила мне  несколько  книг и  дореволюционный американский стереоскоп. К нему приложение –  десяток стереопар редких глазных болезней, на кровавые раны,   даже без приборчика,  смотреть было страшно. Их мы, без разговоров отложим в сторону. А вот виды полуострова Крым (1904г.) вызывали неподдельный интерес. Два однотипных снимка,  отпечатанные на одной открытке, при рассматривании в стереоскоп складывались в одно объёмное изображение. Эффект поразителен. Серии подобных  карточек, как я впоследствии узнал, распространяло по всей России  «Общество свет». Эти карточки или открытки позволяли ознакомиться с разными интересными районами империи: Крым, Дальний Восток, Урал, Сибирь и т.д. Я, завладев впоследствии советским стереофотоаппаратом «Спутник»,  с успехом продолжил серию, засняв горы Кавказа и Памира.
   Теперь о грустном. Доктор умер, детей у Мельниковых не было, собаки давно уж пропали, что за всем этим таится? Одиночество.  Оно-то и доконало бывшую балерину,  толкнув на суицид.
   В красном доме жила ещё  семья Я-н, с двумя детьми разного пола. Мальчишка был года на два-три меня моложе, а в среде ребятни это большая разница. С годами разница теряется, исчезает, растворяется.  С  Сашкой Я-м я никогда не дрался, хотя мелкие стычки между пацанами иногда на улице случались.  Как же взрослеть и умнеть без этого? Но, признаюсь, один или два подзатыльника я ему наверняка отвесил. Через много лет мальчик из красного дома стал… губернатором. Но удивляться тут особо нечему, некоторые из смертных даже получили Нобелевскую премию. Но, что ни говорите, а факт интересный – с забытой Богом Банной Аллеи выбраться в губернаторы… Здесь уж одним везением не обойдёшься.
Перейдя железную дорогу по пешеходному мосту, направляясь в сторону центра, школьник попадал в ловушку. Справа, в десяти метрах от ступенек моста, располагался стрелковый тир. За десять копеек тебе давали в руки пневматическую винтовку с несколькими пульками. Цели располагалась на противоположной от стрелка стене: мельница, различные зверюшки, кузнец с молотом и наковальней и т. д.  Если в руках у ребят появлялись деньги, то все они вскоре оказывались в кассе  тира.  На углу улицы Привокзальной, у каменного забора,  несколько бабушек продавали из мешков семечки, за рубль в кулёк насыпали целый стакан этого чудного лакомства.  Но рубль  надо было ещё заиметь! Может быть, даже сэкономить в школьном буфете, отказавшись от   пончика и киселя. Семечки, конечно, вещь хорошая, но мальчишек буквально тянуло магнитом в  стрелковый тир, потренировавшись в котором, вскоре можно было стать Ворошиловским стрелком. Так что не всё так просто, как кажется со стороны взрослых. Но и это ещё не всё.  В метрах ста  от моста, по правую руку, в  пятидесятых годах установили  двадцатиметровую парашютную вышку.  О  знаменитой Эйфелевой башне у нас на улице никто ничего не слышал, а арочная вышка была перед глазами. Её мы считали за чудо. Железная конструкция убегала прямо в небо, на верхушечную площадку   народ взбирался по лесенкам.  Смельчака устроители прицепляли стропами к  парашюту,  и дальше, не знаю,  с какими именно мыслями,  он бросался (или его сталкивали?)  с вышки вниз. Если веса хватало, то парашютист успешно приземлялся, под восторженное аханье зрителей.  Но,  если у нашего героя требуемых килограммов  в активе не набиралось, то он подолгу барахтался на фоне неба  под белым куполом.  Земное притяжение было в этом случае бессильно. Для собравшихся внизу зевак этот аттракцион был сродни цирковому представлению.
О парашютной вышке я вам рассказал. Теперь  о грустном. Конечно, я не понимал происходящего, но картинку память чётко зафиксировала. Рядом с бабушками  торгующими семечками, всегда  сидело несколько нищих,  безногих героев минувшей войны.  Передвигались  инвалиды на маленьких деревянных тележках, для скольжения  обустроенных   снизу подшипниками. При движении,  отталкивались они от земли «тёрками», деревянными дощечками с  ручками. На груди, у многих, позвякивали медали. Примерно к году пятьдесят четвёртому, нищенствующие инвалиды с улиц  вдруг пропали.  Были, и нет их… Только через много лет информация в мир просочилась – калек убрали с глаз долой, чтобы перед иностранцами не позориться. Был принят секретный приказ «О мерах борьбы с антиобщественными и паразитическими элементами».  Имея в виду  грядущий Всемирный  фестиваль молодёжи и студентов 1957 года, состоявшийся в Москве.  Увезли инвалидов  и расселили по закрытым монастырям: на Соловки, на Валаам, на Селигер и др. Там они в полном забытьи и ушли чередою в вечность. Журавлём улететь в небо с родной земли  – это почётно и памятно, а умереть,  забытым  в богадельне,  страшно.  Это, я так считаю, несмываемое пятно на совести большевиков. Но, к сожалению,  на чёртовой шкуре никакие пятна не заметны.
Но жил на свете московский художник Геннадий Добров, хороший живописец и очень добрый человек.  Он провёл детство  в городе Омск, где на улицах  было немало  нищенствующих инвалидов войны. Насмотрелся. В 1974 году художнику  исполнилось 36 лет, и он решился на поступок – поехал на остров Валаам в дом инвалидов. Поехал рисовать…  Увиденное его потрясло. Вот строки из его письма жене: «Калеки, сумасшедшие, пьяницы, да изредка картины природы – вот мой круг, вот что я рисую». Наследие Доброва, под названием «Листы скорби» – это 36 графических портретов участников войны. Я видел репродукции  этих работ, сердце обливается кровью. Безногие и безрукие герои, в орденах и медалях,  ставшие лишними на своей родной земле. Это страшно… Но о том,  что чувствовал художник, находясь рядом с  ними, находясь среди них,  можно только догадываться. 

Заканчивая очерк «Дом-коммуна» я рассказал, что в двухкомнатную квартиру  на Аллею мы переехали в составе шести человек, трое детей, с разницей между собой в три года, и трое взрослых. Но тут к нам в семью  добавился ещё и папин племянник Коля, сын родного брата.  Тот прошёл всю войну, с первого до последнего дня, но умер через год после Победы, заработав в окопах туберкулёз. Эта, в те годы,   слабо поддающиеся лечению болезнь, быстро уложила в землю многих участников войны.
     Я был мал, несмышлён, и в силу этого  совсем не уделял внимания быту,  потому  ответить, где кто спал,  в наших двух комнатах, я даже сегодня не готов.
   Ещё несколько слов о наболевшем. При горисполкоме имеется комиссия по переименованию, может быть, она называется  иначе, но это не меняет суть дела. Можно было пойти и узнать, что к чему, но не хочу из принципа. Могут же быть у человека принципы? Так вот,  эта комиссия додумалась, иначе не скажешь, переименовать улицу Банная Аллея в улицу… Банную.
Не знаю, как у вас, а лично  у меня от этих переименований начинается дурнота и головокружение.  Прочитав подобную информацию в городской газете, даже глазам не поверил. Почему? За что? Не поленился и поехал посмотреть: да, сменили на домах – их сейчас уже на улице пять! – таблички. Аллеи,  согласно логике, всегда куда-то ведут, в ту или иную сторону. Будем конкретнее – в баню ли, от бани в направлении закусочной, принципиального значения это не имеет. А что простому человеку делать на улице Банной? Мыться на месте, не отходя от кассы?  И у вас нет ответа?   В той же газете читаю: «Переименовать Речицкое шоссе (историческое название) в Речицкий проспект. Аргумент таков: покрытие шоссе предполагает собой булыжник, а у нас на магистрали асфальт. Впору схватиться за голову. Ведь это исторически сложившиеся названия нашего города, существующего с 1142 года.
    В России есть город с чудным названием Гусь-Хрустальный.     Так что,  если мы сегодня  не найдём на его улицах и площадях  достаточное количество гусей, город надо обязательно переименовать? А как быть с московскими улицами: Садово-Кудринская, Садовое кольцо, Тверская-Ямская и сотнями других?
   Началось эта чехарда с переименованиями  не сегодня, но началось. Посмотрите на  герб Гомеля, а потом возьмите в руки старую книгу Виноградова.  Вы тут же убедитесь, что герб изменён. Комиссия  по переименованию, доказывая свою компетентность (кому? начальству?)  позволила себе убрать с герба крепостную стену, символ нерушимости города, символ его величия. Не хочу даже комментировать подобную глупость. Старинный герб – это лицо города, его гордость.
   И последнее.  Недалеко от  Гомеля расположен   агрогородок Урицкое. Переименованное в Советское время (1926г.)  местечко Волковичи, существующее с 1560 года. А ещё в Новобелицком районе Гомеля имеется улица имени М. Урицкого. Но чему удивляться? Переименовывая  города и улицы,  для увековечивания «крестных отцов революции»,   власти стирали  саму  Историю с карты нашей с вами Родины. 
     Я задам вопрос,  на который сам тут же и отвечу. Кто такой этот Урицкий? За что такая честь? Так вот, Моисей Урицкий занимал должность председателя Петроградской ЧК.   На его счету – не скажу совести, потому как нет у него совести – тысячи и тысячи загубленных душ. Людей вели на расстрел, порой, только по социальному происхождению: шинели кадета либо шляпы и очков было достаточно, чтобы  поставить человека под дуло нагана. Утром 30 августа 1918 года Урицкого застрелил 22 летний поэт Леонид  Канегиссер, по политическим убеждениям эсер. В этот же день, но уже вечером, было совершено покушение  и на Ленина.
Большевики тут же провозгласили по всей стране политику Красного террора. Только в Петрограде  3 сентября 1918 года ЧК  расстреляло, без суда и следствия,  500 человек.  Во многих газетах и журналах вводилась рубрика – «Красный террор», где публиковались списки расстрелянных. Анна Ахматова только из газеты «Петроградская правда»  узнала о смерти своего мужа – Николая  Гумилёва. В этот день в списках казнённых   значился 61 человек.  Посмотрите фильм «Чекист» и у вас не будет больше вопросов. На фоне сказанного, интересно будет ознакомиться с творчеством латыша А. Эйдука, члена коллегии ВЧК в 1919-1921 гг. Стихотворение опубликовано в сборнике «Улыбка ЧеКа».

Вот от чего, когда томятся ваши взоры,
И начинает страсть в груди вскипать,
Черкнуть мне хочется на вашем приговоре
Одно бестрепетное: «К стенке! Расстрелять!»

И ещё маленькая справка: с 1826 года по 1905 в России было совершено казней 525, из них по политическим мотивам 192.
  Вот так спорой случается,  начнёшь за здравие, добрым словом вспоминая Банную Аллею, а кончишь за упокой.  Но я высказался и, признаюсь вам, на душе  хоть слегка, но полегчало.
   




ЛЕНИНИАНА
                Каменный век кончился не потому, 
                что кончились камни.               
   
Вполне комфортно – по крайней мере, летом – стоять Владимиру Ильичу на центральной площади города Гомеля. Ветерок раздувает полы его пальто, кепка  зажата в  руке крепко, душа – она ведь есть? – открыта миру…  Вы знаете, сермяжная правда всегда за народом, потому так мудры и содержательны его пословицы: чужая душа – потёмки. Но бывает и другое, что в душе чужой и чуждой, сплошной мрак и морок.  Да, такое случается к сожалению.
   Памятник В.И.Ленину стоит на площади имени его имени. Последний словесный шедевр не мной придуман, а вычитан  в книгах. Любили большевики заковыристые обороты: «Город… имени моего имени…»  Памятник хороший, отлит из бронзы и установлен в 1958 году.  Таким образом, с того памятного часа, как Вождь взглянул на Гомель со своей высоты, прошло ровно шестьдесят лет.
Вспомним парады советских времён:  портреты вождей покачиваются среди транспарантов и красных флагов, плывут по площади  колонны рабочих и служащих города.  С мраморной трибуны – подножье упомянутого памятника  – шагающих бодрым шагом (иначе при развитом социализме идти нельзя)  демонстрантов   приветствует высокое партийное начальство, во главе с секретарями обкома партии.
А как чиновничьей мелкоте не обидеть высокое начальство, случайно заняв место в первом ряду, не по рангу? Не знаете? Такое поведение низшего чина могло стоить его карьеры. Потому, это мне объяснил, курировавший этот процесс работник отдела культуры горисполкома, в преддверии праздника изготавливался макет, на котором каждому сверчку был указан его шесток, согласно проставленным номерам.  Умно? Кто бы говорил…
Судя по выражению лица, праздничное шествие нравится Вождю. Он бы и сам не прочь размяться, поболтать о  жизни  с ходоками, но нарушать,  установленный партией порядок  никому не позволено. Будь ты хоть трижды вождь. Хотя, припоминаю, во времена Пушкина памятники позволяли себе сходить с пьедестала.
Теперь представьте на минуту, что все памятники, расположенные на огромной территории бывшего Советского Союза, вдруг решили бы провести партийную сходку. И все они, а их, поверьте, даже сегодня наберётся не один десяток тысяч, вышли в путь,  направляясь по адресу: Беларусь, город Гомель. И бредут они в конечную точку,  не страшась непогоды, лесами и полями, захудалыми просёлками, а то и бездорожьем. И это не разношёрстные безобидные двойники, схожие меж собой только ликом, это выверенные клоны, неумолимые в своём революционном порыве, готовые в пыль смолоть всё и вся ради светлого будущего…
Информация для размышления: «В Белоруссии в конце 80-х годов было порядка 600 памятников и бюстов В.И.Ленину («Збор помнiкау гiсторыi i    культуры»). Интересно, что первое место держал город Бобруйск – 23, против 22 в Минске.
Хорошо слышу змеиный шепоток:
– А которые из них только бюсты, они, что, в инвалидных колясках в Гомель примчатся?
Совести не имеете, такое спрашивать. На провокационные вопросы я, как человек,   родившийся при социализме, принципиально отвечать не буду!
А, впрочем, могу и ответить, а то подумаете, что нам уж и возразить нечем. Первое – не надо эту мутную тему, насчёт бюстов, мусолить и муссировать. Не надо.  Есть и второе – быть может, их местная власть на своих чёрных Мерседесах прямиком в Гомель и доставит. Что, больше вопросиков у вас не накопилось? И последнее, со своими советами  осмотрительнее надо быть, – не знаешь, чем человек дышит, поостерегись приставать. У некоторых людей нервы ни к чёрту, временем подпорчены, они  ни советчиков, ни антисоветчиков  на дух не переносят. Потому, всегда думайте, и над прошлым днём, и над  сегодняшним.
 Я с Владимиром Ильичём ещё, быть может, до вашего рождения дело имел. При восхождении на гору Эльбрус, в честь 60-летия Советской власти (1977г.), мне доверили  часть разборного бюста  вождя занёсти на западную вершину – 5642 метров.  Голову Ленина нёс мой дружок – Лёша Шутеев.   Грешен, в чём честно и признаюсь, зависть серой крысой  сердце грызла.  Но что поделаешь, голова у вождя одна, а альпинистов было человек десять. На вершине мы и собрали бюст по частям, прикрепили его к скале: стой,  Ильич,  над грешным миром, да радуйся.
Маленькое, ну,  совсем крошечное отступление. Спрашиваю у знакомых – вполне достойные люди – опишите, как помните, позу Ленина стоящего на центральной площади города.  Вы можете сегодня и свою память проверить. И,  что? Все, почему-то, представляют его с вытянутой рукой, указующим дорогу  к счастливому будущему. Но на проверку оказалось, что наш Ленин путь указать отказался, решив, что гомельчанам   в  коммунистический эдем лучше не соваться. Не созрел ещё народ для хорошей жизни, в идеологическом, конечно,  плане.
        Но время меняет не только обои на стенах квартиры,  но и облик города; изменяется не только внешний вид демонстрантов, но и  их миропонимание. Сегодня   людей с красными флагами и лозунгами  увидишь у памятника лишь в большевистские праздники. Ещё, конечно, организуется сходка и в день рождения Вождя. Но лучше было бы, для всего русского народа, отмечать танцами и пением песен день 21 января. Антон Чехов, а классикам литературы надо верить безоговорочно, сказал: «Признаюсь, …хоронить таких людей, это большое удовольствие».
И опять, маленькая заминка в ходе нашего повествования. Вы знаете, что означает выражение «глаз замылен»?  Так вот, на многое в  жизни мы смотрим именно таким глазом.
– Как пройти в библиотеку?
– С площади Ленина, где стоит памятник Ленину, вы идите  по проспекту Ленина до впадения в него улицы Красноармейской. По ней вы и выйдите  к областной библиотеке имени Ленина. Дорогу запомнили?
Эх, Фаина, Фаина, как жаль мне эту женщину, как не проста её судьба. Каторга, почти полная потеря зрения. Ленин лежит, горя  не ведая,  в чудотворном Мавзолее (архитектор Щусев), а от эсерки по фамилии Каплан не осталось ничего, только обглоданная временем людская память… В Советском Энциклопедическом словаре она даже не упоминается. Её решили вычеркнуть из истории, подобно Герострату, но на театральной сцене не всё получается так, как задумал сценарист. Не известно сколь часто   художник А. Герасимов посещал  Мавзолей, но  рисовать Ленина он очень любил. Может быть, больше всего на свете. На известной его картине «Выстрел в народ» (Покушение на В.И. Ленина 30 августа 1918 года) мы можем воочию созерцать эсерку Фанни Каплан с браунингом в руке.      Председатель Совнаркома Яков Свердлов, ещё до окончания следствия, распорядился её расстрелять. Комендант Кремля, бывший матрос Павел Мальков, с честью исполнил порученное дело.  3 сентября в 4 часа дня Фаина Каплан и была расстреляна у Кремлёвской стены. Труп  облили бензином и сожгли в железной бочке. Останки закопали в Александровском саду.
Немножко о дальнейшей судьбе бравого матроса. Мальков имел за плечами всего два класса образования, но большой революционный опыт –   в 1917 году его назначили комендантом Смольного. Расстрелом он гордился до конца  своих дней (1965 г.), хотя и отсидел в ГУЛАГе семь лет. Оптимизму старого большевика можно позавидовать. Вот что сообщает читателю П. Мальков в своих мемуарах «Записки коменданта Московского Кремля»:
«И если бы история повторилась, если бы вновь перед дулом моего пистолета оказалась тварь, поднявшая руку на Ленина, моя рука не дрогнула бы, спуская курок, как не дрогнула она тогда». В канун сорокалетней годовщины Октябрьской революции Павел Мальков наконец получил долгожданную награду – орден Ленина.
Демьян Бедный (Ефим Придворов) – первый пролетарский поэт того времени – случайно оказался свидетелем этой казни. И даже этот прожженный мифотворец не смог сдержать слёз.

Не гляди, король, героем,–
двойкой мы тебя прикроем.
…Бьём мы двойкой козырной,
Ленин с Троцким наша двойка…

Да, строфы скудные, скверные и бедные, но почему мы не должны любить бедных? Вспомните, Ленин, между прочим, даже печника полюбил. Возьмите, перечитайте стих Александра Твардовского «Ленин и печник». Советский  поэт, член партии большевиков с 1940 года,  врать не приучен. Хорошие стихи, надо, под настроение, перечитывать.

В Кремле адский холод, и фикус поник,
в печах нету тяги, им нужен печник.
Колчак наступает и Вождь приуныл –
бороться с буржуями нет больше сил…
Немеет,  декреты писавши,  рука…
Найдите, найдите быстрей печника!

А представим, попрошу вас,  только на миг представим себе, что покушение на вождя эсерке Фанни Каплан удалось. Известный   поэт Дагестана Олег Ардабьев,  заглядывая в возможное прошлое,  не обошёл этот факт стороной.

И стала  Героем России Фаина!
Вся грудь в орденах! И  народная слава!
Совсем бы другой была мира картина,
Совсем бы иною страна наша стала.

    Но вернёмся в сегодняшний день. Именем Ленина названы две городские магистрали: проспект Ленина, бывшая Замковая, напрямую соединяющая железнодорожный вокзал и парк,  и главная улица Новобелицкого района – с табличками на домах  «Улица Ильича».  Здесь  же, на небольшой площади, также установлен памятник вождю мирового пролетариата. Выглядит он, в отличие от монумента в центре города, гораздо скромнее. Судя по всему, пальто и кепку Ильич сдал перед митингом в гардероб Дома культуры.  И характером Владимир Ильич, не понять причину,  слегка подобрел. Если в сознательность заречных гомельчан он не верил, отказываясь указать дорогу  в коммунистическое завтра, то труженикам новобелицкого  района вождь, не мудрствуя лукаво, сказал: «Идите, идите и идите…» И даже рукой указал направление,  куда следовало белорусам двигаться. Как оказалось,  путь их лежит прямиком на восток.  Станьте у памятника с компасом, проверьте. И сразу же  в правдивости моих слов убедитесь. 
           Возможно, я только допускаю такую вероятность, в нашем городе ещё немало мест связанных с именем Владимира Ильича. Неплохо выглядит Ленин в здании железнодорожного вокзала: костюм тройка, галстук, кепка – всё, как и предписано партийным этикетом, при нём. Читатель, интересующийся историей, может сам зайти в уже упомянутую   библиотеку имени Ленина, и там отыскать ответы на возникшие вопросы.
Позволю себе, на правах автора, нырнуть на пару минут в прошлое.  Владимир Ульянов и Надежда Крупская венчались в церкви села Шушенское, где будущий руководитель Страны Советов находился в трёхлетней ссылке. Приятно, что улица имени Крупской в Гомеле есть, но расположена она вдалеке от скучающего в одиночестве Ленина. Оказалось, есть ещё и 1-й имени Крупской переулок. Надя Крупская, как оказалось, про любовь знает всё:
 «Любовь – любовью, а чтобы жить друг с другом, надо, чтобы было единство взглядов». Хорошо подмечено?
Но до слёз обидно, что градостроители не запланировали даже небольшой  улочки названной  именем Инессы Арманд. Верной соратницы  Владимира Ильича. Между прочим, прах её покоится у Кремлёвской стены.  А как было бы интересно, чтобы, предположим, улицу Ильича пересекала под любым углом улица Арманд. Уверен, на все сто с лишним процентов уверен,  – влюблённые парочки назначали бы на этом перекрёстке свидания.
Но это, так сказать, возможные планы на будущее. Ведь там, за горизонтом, куда убегает наша дорога жизни, всё быть может. Пока же я вам расскажу о переписке Ленина с Гомельской ЧК (1918 г.).
Был, вернее жил в городе Жлобине аптекарь по фамилии Рабкин. Национальность его не имеет для нас никакого значения. Даём точку отсчёта: революция в России, далее Гражданская война, кайзеровская Германия фронт прорвала… Обстановка в мире не простая.  Что делает ЧК? Оно своё дело исправно в жизнь проводит – забирает у бедного аптекаря велосипед.  Что делает Рабкин? Он, не будь дураком, незамедлительно Ленину в Кремль телеграмму: так, мол, и так –  отобрали у человека  самое дорогое.  И пример приводит: для аптекаря лишиться велосипеда, то же самое, что для девушки расстаться с честью и совестью.  Ленин занят по уши: Колчак наступает, печи в Кремле дымят – нет тяги.  Куда ни сунься холодрыга ужасная, ходоки голову одурили…  Свердлов Яшка с Лёвой Троцким чудят…  Одним словом – Садом и Гоморра на отдельно взятой территории. Но беда людская Вождя и в таких нестандартных  условиях не перестает волновать.  Шлёт Владимир Ильич в Гомельскую ЧК ответную депешу: «Прошу разобраться с товарищем Рабкиным.  Почему обидели угнетаемого царизмом еврея-аптекаря?  Виновных расстрелять, велосипед вернуть».
А в Гомеле, в  Чрезвычайной Комиссии,  тоже люди не с простыми фамилиями революцию в массы внедряют.  «Виноваты во всём капиталисты-эксплуататоры. Трудимся день и ночь, но к стенке поставить их сегодня  не в силах, мешает расстояние.  Но, клянемся партии всем, чем можем, доберётся трудовой пролетариат в тесной смычке с крестьянством, и до ненавистных сатрапов.  Историческую задачу по расстрелу  в самое ближайшее время непременно выполним.  И пусть пролетарии всего мира для этой общей задачи объединяются».  Казалось бы, вопрос исчерпан, да только Рабкин наш не лыком шит.  Он в Кремль опять телеграммку строчит.  Ленин  вновь запрос в ЧК: «Где велосипед?»  А хрен его знает,  по каким дорогам аптекарская веломашина своими резиновыми колесами  пыль разгоняет.  Немцы уже возле Гомеля, попробуй,   разберись, что к чему.  В такой нервозной обстановке и замяли дело, спустили, как говорится, на тормозах. Реально оценивая положение, допускаю, что  гражданин новой России товарищ  Рабкин мог этот велосипед вместе с аптекой подарить Председателю  Гомельского ЧК.
О Ленине можно говорить часами, на то он и вождь мирового пролетариата.  Но не безразлична нам и Фанни Каплан.  О её горькой кончине мы уже рассказали, но надо упомянуть и о том, что в момент ареста у Каплан обнаружен паспорт, выданный в местечке Речица Могилёвской губернии. Допускаю, что упомянутый правый берег Днепра, и есть её малая родина. Так что, пусть косвенно, но к Гомелю террористка имеет  отношение.
Время идёт, бежит, мчится, и всё виденное и слышимое  постепенно забывается, исчезает в лабиринтах нашей истории. А любой след, даже того же времени, легко и просто затаптывается приходящим в мир новым поколением. Некоторые события кажутся порой неправдоподобными, но поймите, что всё это было. Только очень давно  было, с другими людьми, совсем в другую эпоху. Но ведь было…
Снам я не волен, но грустно, что уж давно мне не сниться ни Мавзолей, ни Ленин.
Некто, прочитав вышесказанное, скажет:
– Врёшь?
Ожидая услышать в ответ:
– А как ты узнал?
Но скажу читателям прямо, как привык, не зная фактов, такие вопросы не задавайте.  Не верите мне, тогда поверьте полному собранию сочинений В.И.Ленина. Откроете 50-й том на странице 318 и убедитесь сами.: всё, что я вам рассказал, до последней буквицы,  чистая правда…





РЕЧКА СОЖ
   
   Лучшей похвалой нашей реке Сож, я считаю, стали сказанные моим дружком слова: «Будь в Израиле такая река, да ещё с дворцом  на горе,  земля   тут же получила бы  статус национального парка».
     Река в жизни города играет роль немаловажную, даже скажем так: определяет его будущее. Оказывается,  города, как и люди, имеют свою  судьбу. Неведомо в какие книги записанную, может быть, даже клинописью или иероглифами, а возможно,  используя   родной славянский алфавит.  Учёные насчёт этого феномена помалкивают, может, и знают что-то, но поделиться с народом знаниями   остерегаются. Но мы же с вами не последние простаки – сами с усами,  докумекаем со временем, что к чему.
   Люди старались всегда поселиться у воды, это снимало  множество проблем – с едой и питьём, с возможностью перемещения. В старину,  в мире,  сплошь заросшим лесом, дорог не было, основной путь  – это река. Как бы трудна и скудна не была жизнь древних, это была их жизнь. Не зная большего, довольствовались малым. Как, в принципе, живём сегодня и все мы. Если есть рядом река,  даже пусть небольшая,  городу, считай, повезло.
        А селения и городишки, выросшие как грибы на перепутье дорог, образовались на базе постоялых дворов. Первоначально здесь стояли не гостиницы для отдыха путников, а самые настоящие разбойничьи вертепы.
     Купца ночь в дороге застала, а здесь огонёк в окошке к себе манит, зазывает. А метель-то, сами поглядите,  не на шутку разыгралась… Ночевать, стало быть, надо… Но выедет ли купчина утром на столбовую дорогу, это вилами по воде писано. Вопрос пока повис в воздухе. И задать его некому, хозяин ночлежки, заросший до глаз смоляной бородой, молчун по природе. Таким образом,  река определяла и нрав селения, и методы его обогащения.
   Сож… Река моего детства. С лет пяти я ночую у костра под звёздами, отец был страстным рыболовом.  Потому и  мне пришлось  рано взять удочку в руки.
       Я с обрыва на дали смотрю –
день на день никогда не похож.
Гасит в розовых волнах зарю
речка детства счастливого – Сож.

   В 60-70-е годы Гомель, как мощный магнит, притягивал к себе отставников, то есть офицеров, демобилизованных с военной службы. Квартиру, согласно законам того времени, давали (!) в течение года. Заманчиво? И вы бы хотели окончить военное училище  и отслужить полных двадцать пять лет? И выйти, сравнительно молодым, на пенсию? Размечтались…  Каждому своё.
     Ко всему упомянутому надо добавить кроткий нрав жителей города, белорус у нас привык жить без затей и претензий, жив – и, слава Богу. Приплюсуем сюда  комфортные погодные условия – холодная зима и жаркое лето.  А последнее, что тоже не маловажно – полноводная река Сож плещет волной  у подножья высокого берега.
   Сейчас окунёмся, хотя бы на денёк, но ни в воды Сожа, а в атмосферу июльского  воскресного дня. Нам сегодня (век информатики)  под силу выбрать и год, пусть это будет 1960-й.
   После известной революции, перевернувшей мир (книга Джона Рида), прошло 43 года, а со Дня Победы минуло всего 15 лет. Только-только страна начала заращивать раны войны, у многих она ещё была доминантой в памяти. Пешеходный мост через Сож, не надо даже в мыслях опережать время, появится  несколько  позже. Желающие попасть на левый берег, на манящий  чистым песочком пляж, могли добраться туда двумя путями.  Официальный  предлагал   переправиться через реку на  небольшом катере.  Со стороны города, вдоль правого берега реки, стояло несколько дебаркадеров, проще говоря,  оригинальных речных вокзалов. В центре плавучего вокзала находился  сквозной проход, это был прямой путь на пришвартовавшееся  судно. Билет на переправу, стоил 5 копеек. Много это или мало? Всё познаётся в сравнении. Так вот, коробок спичек в то время стоил одну копейку.  Стакан газированной, но простой воды (на  улице стояли передвижные  тележки, с которых торговали напитками) стоил тоже копейку. За ту же воду, но  сдобренную фруктовым сиропом,  надо было платить уже три копейки за стакан.   Об электротранспорте горожане  только мечтали, троллейбус побежит по улицам  ещё  через пару лет. По городу, в названный нами летний день,  курсировали только автобусы, проезд в них стоил в зависимости от количества остановок, поэтому ориентиры оплаты размыты. Но подумаем, какова была нагрузка на кондукторшу, ибо она должна  была мгновенно назвать пассажиру нужную сумму. А остановок может быть и три, и семь, и одиннадцать.
   Но вернёмся на реку. Чего нам шататься по городу в такой душный и жаркий день?
   На катер, официально работающий на переправе,  мы сегодня брать  билет не будем; пройдём по берегу   чуть левее, по направлению  к сказочному домику Спасательной станции.  Согласно установке,  персонал её  должен  спасать тонущих в реке граждан. И действительно, у буёв, ограничивающих зону пляжа, всегда дежурили лодки со спасателями. 
   Правый берег реки, с покачивающимися на волнах   дебаркадерами и понтонами, был  укреплён от размыва бутовым камнем. Ведь апрельское наводнение в те времена  было ежегодным. Именно здесь, на правом берегу, поджидали  своих пассажиров частные перевозчики.
     Древние греки клали усопшему в рот монету, для оплаты переправы через реку Стикс. Деньги собирал перевозчик по имени Харон, куда он тратил собранные средства, историки замалчивают. У нашего  частника   стоимость перевоза не отличалась от государственной, надо было выложить всё те же  5 копеек.  Но что делать? Жизнь в большом городе предполагает и большие расходы. Только плюсуя копеечку к копеечке и можно было насобирать полноценный советский рубль.  Такая же картина  наблюдалась и во времена Гоголя. Вы помните, как папа учил маленького  Пашу  Чичикова бережливости? Копи, мол, сынок,  копеечку, на ней весь мир держится.
   Среди постоянных перевозчиков было несколько стариков, наличие бороды  роднило их с известным Хароном. Лодки  были большие, вмещая в себя до 6-8 человек. Сделаем подсчёт прибыли – за один рейс можно было заработать до 40 копеек. Что ж, неплохо.  Поработав утро, можно было передохнуть, а вечером переправа снова возобновляла  свою работу. Плыть на частной лодке было  выгодно, но не в финансовом плане, а имея целью экономию времени. Катер на переправе вмещал в себя человек 30, поэтому капитан ждал, пока не соберётся требуемое число  пассажиров.  Порой ожидание затягивалось, а частник – ведь были на переправе и маленькие лодки – вёз через реку даже двух человек. Чуть позже, получив паспорта  (т.е. достигнув шестнадцати лет), наша компания тоже имела возможность подзаработать, небольшая деревянная лодка была в нашем распоряжении.
    Опытные мужчины, литературные герои из доступных нам книг (Пушкин, Куприн, Чехов), предлагали не копить богатство, а с лёгкой душой тратить денежки.   Вино, женщины, карты делают жизнь полноценной, осмысленной.  Но наша компания, включающая в себя и девчонок, ещё не доросла до понимания классики.  Потому деньги мы тратили согласно запросам молодости: из дружественной в то время Болгарии на прилавки магазинов поступали очень вкусные сухие вина –  «Рислинг» и «Фетяска».  Пробуешь его впервые – кислятина кислятиной, но постепенно входишь во вкус. Но не будем забегать в будущее, до него  нам  надо ещё дорасти.
   Наконец-то, конечно, на частной лодке,  мы с вами перебрались  на пляж. Вода в реке  чистая, прозрачная, песок жёлтый, горячий…  А чуть дальше от берега, тропинки   расчерчивали на разные геометрические фигуры  пойму, сплошь заросшую ивой и тополями.  Среди зелени прятались озёра, большие и маленькие.  Весной, в половодье,  они заполнялись водой, а к осени многие высыхали, или превращались в лягушачьи болотца. В лугах  также встречались отдыхающие, как правило,  семейные пары, а молодёжь любила песочек. На пляже было не только хорошо, но и весело. Многие, став в  круг, играли в волейбол. И таких любителей  мяча было полным полно. Для малышей был устроен лягушатник, мелководье огородили сеткой. Все остальные, я имею в виду,   полуобнажённых мужчин и женщин, плавали –  как могли – в реке. Граница пляжа  обозначалась буйками, заплывать за них  запрещалось. Причины? Сегодня, даже трудно представить, но в те достопамятные времена по реке беспрерывно сновали моторные и весельные лодки; буксиры, надрываясь, тащили то вверх, то вниз по течению, баржи. Нередко можно было увидеть, как тот же буксирчик,  дымя и рыча, что есть силы,  тащил за собой плот. Основная часть сплавляемых из верховья Сожа брёвен предназначалась фанерно-спичечному комбинату, назывался он «Везувий» (до революции это была спичечная фабрика Виттенберга). Гомельские спички, в отличие от нынешних,  изготовленных в городе Пинск, воспламенялись хорошо, серу не экономили. Единичные брёвна, «отбившиеся от стада», вылавливали из воды жители Монастырька. А уж куда употребить деловую древесину, каждый частный домовладелец хорошо знал, учить его не надо.
   Гать, гати – что это такое? Не знаете? А на левом берегу Сожа, чуть выше  нынешнего пешеходного моста, их было три. Что собой представляла упомянутая гать? Попытаюсь рассказать. Они были сооружены ещё в доисторические времена. Для нас, выросших при Советской власти, этими мифическими временами было всё, что вершилось до Октябрьской революции. Большевики утверждали, что вся история только и началась с 1917 года, а до этого было только прозябание. А нам, молодым, что? Сказали –  верим.
   Примерно до трети ширины реки, а то и чуть дальше, были сооружены из камней и глины, уходящие от берега узенькие насыпи. Они напоминали собой морские пирсы, только те  сделаны из бетона, а у нас материал был  попроще.   Ширина гати, ну, метра два, два с половиной, не больше.  Но в старое время всё, что строили,  строили с умом, досконально зная технологию. Потому, церковь могли поставить без единого гвоздя, крепёж был продуман.  Строительство гати на реках – это реальное воплощение народного опыта, накопленного столетиями.  Гати стояли десятки лет, и никакой паводок им был не страшен. Вода в мае месяце спадала, смотришь, а гать на своём месте. Человек, строя гати, таким способом сужал русло реки, увеличивая скорость течения, тем самым не позволяя мельчать фарватеру. С гати, которая возвышалась над уровнем воды до полуметра, любители часто ловили рыбу.
    Переплыть реку считалось геройством.  Надо учитывать не расстояние, а опасность попасть под винт парохода или моторки. Движение  по фарватеру было интенсивным. А ещё правый берег был опасен тем, что здесь сплошь и рядом громоздились понтоны и дебаркадеры, чалились теплоходы. Ни один из уважающих себя пацанов   в воду,  расцвеченную  радужными пятнами мазута, с правого берега войти не пытался. Но случалось и так, что денег на переезд у компании  не было,  родители не часто субсидировали пляжные вылазки. Тогда на лодке отправляли кого-то одного, со всеми нашими шмотками в авоське, а остальная братия  – не трусь, прорвёмся! – переплывала Сож под сирену летящей на сумасшедшей скорости  «Ракеты». А несчастные случаи, но упоминать о них сегодня  не будем,  на реке случались.
      Идя по дорожке вдоль левого берега Сожа, вверх по течению, через полчаса можно было выйти на поворот – высокий  травянистый  обрыв с маленьким песчаным пляжем. Он, не понять почему, назывался у нас Студенческим.  На противоположном берегу реки, прямо напротив, находился остров (он и сегодня на своём месте),  отделённый от материка протокой, на берегу которой белела  полуразрушенная  церквушка.  Чуть выше по реке, за точку отсчёта взяв Студенческий пляж, издавна стоял домик бакенщика. В то время по реке еще были расставлены бакены, плавающие деревянные пирамидки с керосиновым фонарём внутри, который бакенщик должен был к ночи зажигать. Бакены были ночными ориентирами для пароходов, ограничивая фарватер. Работа бакенщика, конечно, была не из лёгких,  но деньги просто так в руки никому не даются.  Чтобы положить деньги в карман, надо потрудиться. Эту аксиому должен не знать, а понимать каждый, вступающий на дорогу жизни.
   От домика смотрителя бакенов было уже совсем недалеко до устья реки Ипуть, впадающей по левому берегу в Сож. Это очень красивая река, сплавляться  по ней на байдарке  –  сплошное удовольствие.
   Но побродив по заречным окрестностям, вернёмся в город, на набережную Сожа. В месте схода Киевского спуска к воде чалился дебаркадер с красноречивой вывеской «Ресторан Якорь». Там имелся внутренний  закрытый зал, были кабинеты, для желающих уединиться, а на палубе стояли столики – мол, смело присаживайтесь, граждане, будем культурно отдыхать. Посетитель получал двойное удовольствие – держа в руке бокал с искрящимся шампанским, в то же время, он мог наблюдать игру гаснущей  зари на водной глади. Что ж,  вполне достойный отдых для рабочего человека.
   Недалеко от ресторана, опять же в речном вокзале,  его соединял с сушей деревянный трап, располагалась простенькая гостиница.  Не знаю, как номера отапливали в холода, но зимой дым из трубы  иной раз в небо тянулся.
Справа, в нижней части  крутого склона, если смотреть с  набережной в сторону  Киевского спуска, стоял памятник: Ленин и Сталин сидят на лавочке. После разоблачения культа личности Усатого вождя, памятник в одну из ночей исчез. Вряд ли он был из бронзы, потому жалеть не о чем. До недавнего времени среди травы  можно было разглядеть  цементный постамент. 
   По берегу стояло много рыбаков. Как правило, ловили рыбу на поплавочную удочку и – о, чудо! – она не ленилась клевать.  Многие мостились с удочками на понтонах, к которым чалились теплоходы. На корку хлеба, брошенную в реку, тут же набрасывалась стая рыбёшек. Настоящие рыбаки, мечтающие о крупном улове, ехали на теплоходе в Клёнки или Чёнки, там уж точно можно было поймать свою Золотую рыбку. Или, в крайнем случае, крупного леща.
   Раз мы упомянули теплоход, то расскажем о движении катеров, лодок, лодочек  и теплоходов более  подробно.  В 50-е годы по реке ещё ходил,  дымя трубами,  колёсный пароход. Если мне не изменяет память,  назывался он «Марат».  А может быть, и «Ермак». Огромные лопасти,  приводимые в движение паром, загребали  воду, сея вокруг миллионы брызг. Посмотреть на подобное чудо со стороны очень даже интересно, а прокатиться на пароходе в качестве пассажира было ещё заманчивей.  Река жила своей жизнью, и это была полноценная жизнь, в сравнении с нынешним «сонным царством». По Сожу, в обоих направлениях, мчались катера на подводных крыльях, солидно плыли к намеченной цели теплоходы, жались у берега лодки с отдыхающими. Весельную шлюпку можно было взять напрокат, потому часто мы могли наблюдать  следующую картину: кавалер  гребёт, а дама сидит на корме и лузгает семечки. В качестве кавалера  мог быть и офицер Советской армии, тогда и дама преображалась: ситец платья менялся на крепдешин, а на коленях  у неё лежала уже коробка с конфетами. И самое главное, никакого паспорта прокатчики лодок не требовали, достаточно было небольшого денежного залога, в качестве последнего годились даже часы.
        Вверх по течению, у кассы висело на стене  чёткое расписание движения, каждый день отправлялось порядка пяти-семи теплоходов: на далёкий Славгород, на Ветку, до пристани Боровая или Клёнки. Впечатляет? А отправившись вниз по течению  на теплоходе «Емельян Барыкин», мы вскоре оказывались в славном городе Киеве. Затем, уже в семидесятые  годы, в столицу Украины летала на подводных крыльях «Ракета». Мне повезло. В 1978 году в Ташкентском аэропорту не оказалось в продаже билетов на Москву, потому пришлось лететь  в Киев. А там – и как это голова сообразила? –  на речном вокзале я сел на «Ракету», и она без промедления доставила пассажиров в Гомель. Путешествие впечатляющее – берега Днепра и Сожа буквально просятся на полотно настоящего художника.  Куинджи, Левитан, Васильев (помните его чудную картину «Мокрый луг»?) – к сожалению, давно уже  умерли. А кто пришёл им на смену? В ответ молчание…  Потому граждан, не овладевших мастерством живописца в полном объёме,  просим не беспокоится.
     Студентов биофака университета  белый большой теплоход в начале лета отвозил в урочище Чёнки, на полевую практику. Здесь, чуть ниже по течению реки, на левом берегу была построена экспериментальная база, где будущие биологи  знакомились накоротке с местной флорой и фауной. Каждому, на определённом этапе учёбы, нужно было собрать коллекцию жуков и бабочек, а также составить гербарий из полевых цветов. Растения, Бог даст,  вырастут, а жуков мне сегодня почему-то очень жаль. Да ладно, забудем, то, что было, уже давно   мхом поросло.
   От причалов Гомеля можно было добраться до нужного места на реке на быстроходном водном такси «Стрела» – маленьком катере на подводных крыльях. Были и такие судёнышки, только мчаться на них  в туманную даль мог не каждый, ценник кусался. Но состоятельные люди, о которых мы в своём обозрении уже  не раз упоминали, в Гомеле никогда не переводились.
   В 1969 году через реку Сож построили пешеходный мост. Горожан он радовал – захотел посетить пляж, то собрал вещички и пошёл…  У подростка порой в кармане даже копейка не ночевала, потому переход по мосту на пляж был приятен, это вам не переезд за плату. Нет денег и не надо, подрастём – заработаем. Правильно молодёжь  мыслит?
       Раз уж разговор зашёл о молодом поколении, то расскажу,  с какими трудностями многим в те годы пришлось сталкиваться. Школа №15, в которой я учился, замыкает собой улицу Пушкина. Это здание  бывшего духовного училища. Сегодня  в нём обучаются студенты мединститута. С обрывистого берега спуск к реке занимает не более пяти минут. Какую силу воли нужно было иметь школьнику 8-10 классов, чтобы идти прямой дорогой на уроки, а не, вильнув чуть в сторону, направиться  на пляж. Разговор наш идёт, конечно, о последнем месяце весны, когда уже открыт сезон купания.  Не мне вам рассказывать (по-моему, это один из  неоспоримых законов физики),  что тёплая майская вода обладает свойствами сильного магнита.  Знания, и с этим утверждением спорить бессмысленно, тоже притягивают к себе молодые души, но чьё притяжение было сильней, показывали лишь годовые оценки в дневнике.
   Но вновь возвратимся на реку. Бизнес перевозчиков в одночасье рухнул, возможно,  даже прямиком в тартарары.  Извиняюсь за слово «бизнес», это английское слово   в те времена ещё не втёрлось в русский лексикон.  Наблюдался своеобразный временной парадокс – бизнес, как таковой,  в наличии был, а характеризующего его слова ещё не было.
 Строительство пешеходного моста через Сож, это важное  событие в жизни города.   Прогулочные лодки  продолжали бороздить водные просторы, но время калымщиков ушло, и ушло безвозвратно.  Слово «калымить», на молодёжном жаргоне того времени,  означало  – возможность подзаработать  (срубить капусту), выполнив некую «левую» работу.
      Совсем забыли мы о спортсменах, а их в обществе «Водник» или  «Красное знамя» было не мало. Имеются в виду гребные базы, которые располагались вдоль всего правого берега, начиная от домика Спасательной станции.  Гребля на байдарках и каноэ, добавим сюда и академическую греблю, в Гомеле всегда была на высоком уровне. Работали достойные и многоопытные тренера.   В гонках на каноэ  Леонид Гейштор и Сергей Макаренко выиграли золотые медали на  ХYII Олимпийских играх проходивших в Италии. Через несколько лет двойка стала чемпионами мира, потом дважды они были первыми на  чемпионате Европы.  Результаты впечатляют?   Конечно, есть и среди нынешней молодёжи   медалисты,  и призёры соревнований.  Сегодня на реке часто можно видеть тренирующихся спортсменов, все желают взойти на пьедестал, стать чемпионами, но не каждому такое  по силам. Но что интересно, в одном интервью олимпийский чемпион Гейштор признался, что первые деньги заработал в семь лет, занимаясь на Соже перевозом.
  Судостроительно-судоремонтный  завод (верфь на реке известна ещё с ХIХ века), бывший в Гомеле некогда градообразующим предприятием, уже давно дышит на ладан. Данное выражение более применимо  по отношению к человеку, но ведь и завод порой имеет душу.   Порт до сего дня ещё функционирует.  Что о нём сказать?  Стрелы подъёмных кранов крутятся в синем небе,  исправно нагружая  баржи песком. Иной раз поднимет волну спешащий по своим делам буксир. И опять плывёт над рекой тишина, лишь изредка нарушаемая   жалобным криком чаек.
Легко и просто возвратимся в день сегодняшний, ведь всё нам по силам.
   Теперь несколько слов  о погребке, что  притаился  на земляном склоне набережной, недалеко от Спасательной станции. Старинный погребок, или подвал (?) врезанный в склон, я подметил давно.  Что он старый, это видно сразу – для  кирпичной кладки дореволюционных времён характерны  некие «архитектурные излишества», начисто исчезнувшие в наше время.  Вход перекрывает железная дверь, поверх решётка, и всё заперто на висячие  замки.  Не верите? Сходите на набережную, разыщите погребок, там и убедитесь в правдивости моих слов.
   Во Франции, где-то в первом десятилетии нашего века, скончалась престарелая мадам, живущая одиноко.  «Ну и что? – спросите вы. – Люди сотнями умирают даже в такой благополучной стране, как Австралия. Нас этим не удивишь».
   Но попробую всё-таки удивить.  Усопшая мадам де Игрек, для простоты назовём её так,  при жизни имела некий капитал. Мы не налоговая инспекция, потому его истоками интересоваться не будем. Кроме апартаментов в  Париже, где мадам жила до своей кончины, в  её собственности оказалось ещё и квартира, за которую она исправно вносила оплату. Когда власти вскрыли эту квартиру (наследников  де Игрек не имела), удивлению чиновников не было предела. Хозяйка заперла за собой дверь  в 1940 году, когда немцы  оккупировали Францию. В квартиру она больше никогда не заходила.   Причины, наверное, были, но мы о том не информированы.
   Я видел фото. Всё убранство комнаты на своих местах – на стене картины, правда, висящие косо, мебель из массива, на столе газета и фарфоровая чашка. На полу видна оброненная в спешке какая-то коробочка. Через глаз объектива нам удалось  заглянуть в прошлое.
   А  если и в нашем подвале хранится такое, что увидев,  ахнешь? Ведь всё быть может, всё случается. Попытался разузнать о подвальчике у эрудированных  музейных работников… Действительно, много чего знают, обо всём суждение имеют, только о моём «объекте» на набережной впервые слышат.  Так давайте пойдём, давайте вскроем…  Это понятно,  все по горло загружены работой, но интересно было бы  заглянуть… Понятно и то,   что  когда-нибудь  красный   день календаря придёт,  и отопрётся, со скрипом,  заветная дверца… Время  хвостом махнёт, вот тогда мы всё и увидим, всё узнаем.
   А пока погуляем по набережной, поглядим, как солнечные зайчики на воде пляшут. Красота вокруг неописуемая, надо только пошире глаза открыть, чтобы все чудеса  как следует рассмотреть. И скажу, что думаю: ничего в этом мире не меняется – так было, так есть, и, дай Бог, чтобы и в будущем всё осталось на своих местах: синее небо с одинокими белыми облачками, река, с мятущейся солнечной метелицей, и мир на нашей земле.





СТАРОЕ ВРЕМЯ
       
Всё старое было когда-то новым. Время, обладая только ему присущим даром, старит одно и оживляет другое. Вещи старятся, устаревают, выходят из моды.  А что происходит со временем? Говорят, оно бывает прошедшим, бывает и настоящим. Но бывает ли время старым? И что такое новое время?
    Несколько книжек,   заложенные многочисленными  закладками;  даже  хозяину  порой  до конца не понятные  страницы черновиков; на  блюдце  чашка черного кофе:   все это  как могло, теснилось на небольшом столике у изголовья кровати. Тут же   маленький кофейник, вмещающий в себя  лишь пару чашек.  Окружающее пространство  освещает  привезенная давным-давно  из города Ленинграда настольная лампа, основанием которой служат три бронзовых барана. За прошедшие годы я с ними по-настоящему сдружился, был бы в силах – оживил, пусть бы паслись в деревне на лужайке.
   Лампу эту я купил в небольшом   комиссионном магазинчике на Васильевском острове. Кому и где  светила она? Чья рука зажигала ее и гасила? Кто и почему снес ее в  комиссионку? Разоренная, без абажура,  годная лишь на то, чтобы получить за нее несколько советских рублей: вот в таком виде  она и попала мне в руки. Сегодня утром она светит для меня, но завтра, завтра… и это самое страшное и непонятное.  Завтра она будет освещать другой мир, согревать  собой другую душу. Будет  согревать?  Но все ли мы понимаем и чувствуем старые вещи?   Это, конечно, вопрос…
   Чашка, из которой я пью кофе, изготовлена в городке Ликино-Дулево  (Московская область) в 1959 году. Об этом говорит красное клеймо, которое можно рассмотреть на донышке.    Товарищество М.С.Кузнецова, основанное  в 1832 году, стало  при советской власти  Дулевским фарфоровым заводом, имени газеты «Правда».  Какое отношение имела партийная газета к фарфору, понять трудно, хотя предположить кое-что можно: в газету удобно заворачивать хрупкие предметы, чтобы   они при транспортировке  не разбились…
        Фарфоровую чашечку, разукрашенную маленькими голубыми цветами,  нельзя назвать антиквариатом – это просто  обычная чашка. Но она не большая и не маленькая, именно такая, из которой  приятно пить  кофе. Добавим к этому еще только  одно – ей уже пятьдесят лет. А это, по любым, даже человеческим меркам,  срок не малый. Потому-то мне так приятно держать ее в руках. «А разобьётся твоя любимая чашка? Вдребезги! Что на это ответишь?» – слышу я чей-то заинтересованный  голос.  Отвечу: что это, трагедия? Посуда всегда на счастье бьется. Пойду на рынок да куплю другую.  Вот и весь разговор.
    Покупали чайную посуду  с радостью, ибо приобретения  такого рода большей частью приятны, и тихонько простояли чашки с блюдцами    в серванте   до начала  девяностых годов. До того года и часа, когда рухнула в тартарары  Советская, казалась бы незыблемая империя. И рухнули вместе с нею чьи-то мечты, планы, провалилась в преисподнюю и сама жизнь простого человека.
   Кофейник, о котором я еже упомянул, помечен вензелем «HG», который располагается в выгравированном на его боку флажке. Хозяин пометил свою посуду начальными буквами имени и фамилии, а это говорит о его состоятельности. Стоял когда-то этот кофейник на кухонной полке в уютном   особнячке. Началась война, и все в мире смешалось. Немцы, пытаясь завоевать мир,  не могли даже в страшном сне увидеть, что  наступят такие времена, когда на порог их родного дома ступит  чей-то иноземный сапог. И такой день, для кого страшный, а для большинства  населения  Европы – радостный,  наступил. В конце января 1945 года Советские войска пересекли границу Германии на Берлинском направлении.
    Владелец дома к этому часу уже мог быть убит на фронтах в далекой России, а если был слишком пожилой, так сбежал подальше со своей liebe frau, опасаясь мести русских солдат. А солдатик, забежав в дом и особо не разбираясь в благородных металлах и клеймах, сгреб с кухонной полки вилки да ложки, смахнув заодно и малый чайничек. Будет чем по возвращению домой семью удивить да порадовать. Вот так и устроена жизнь: где одному радость да удача, там, зачастую, другому печаль да разорение. Но бежали годы, и настал день, когда  кофейник без объяснения причин перекочевал на блошиный рынок, подошло время менять хозяина. Такова судьба  и многих других старинных вещей, очень часто жизнь их значительно интересней и дольше, чем у их владельцев. 
   Вы, вообще-то,  знаете,  где продаются старые вещи?  Где их можно не только  увидеть, а взять в руки, покрутить, а если понравится,  то и купить? Не знаете?  Всё верно, потому как в нашем городе магазинов подобного профиля нет. Ни антикварных, ни комиссионных.  Но места, где кое-что можно приобрести, как ни странно, существуют. Вот об этом своеобразном парадоксе мы с вами и  поговорим. 
   Скупка и покупка, продажа и перепродажа – все это в условиях отдельно взятого  города для несведущего человека тайна за семью печатями. Под понятием «старые вещи» я подразумеваю  не столько многолетнюю старину и антиквариат, а большей частью просто устаревшие предметы интерьера и быта. Всякий ненужный хлам и старьё, если оно еще на что-то годится, надо раздавать знакомым.  Если  эти вещи  никого не интересуют,  выбрасывайте их  на помойку безо всякого сожаления.
   Некоторые наивные люди полагают, что вот пройдет ряд лет, пускай даже сто, и все, заполнившее ваши полки в шкафах и на антресолях, станет дорогим антиквариатом.  Неосуществимые мечты… Вернее, даже не мечты, ведь они еще способны воплощаться в реальность, а чистой воды грезы.
   В старые времена вещи делали основательно, предполагая долгий век службы, вкладывая в них если не душу, то мастерство. А потом пришло время ширпотреба, массового и не интересного производства. Вещи выбрасывались на рынок многомиллионными партиями и тиражами.  На смену бронзе и меди пришли в порядке очередности алюминиевые сплавы и вредоносная пластмасса, взамен дерева – фанера и ДСП. Во главе массового производства одна доминирующая идея и одна цель – получить максимум прибыли.  К огорчению простых людей, все это делается в ущерб качеству.
    До недавнего времени посетители центрального крытого рынка могли наблюдать следующую картину: недалеко от входа в фирменный  магазин фабрики «Спартак» (конфеты и кондитерские изделия) толпилась  группа веселых ребят. На всеобщее обозрение выставлена одна или две таблички с лаконичной надписью: «КУПЛЮ  ВСЁ». Понимать её нужно, конечно, весьма условно, примерно так: «куплю все, что мне понравится и подойдет по цене». Народ подходит, интересуется,  что и почем… Ответ, обычно, один: «Приносите, все,  что есть дома, приносите…  будем разговаривать… заплатим как положено… будете и одеты и обуты…» Сомневаюсь,  что возможный клиент будет одет, но обут он будет непременно, уж поверьте…
    Здесь же, вблизи  медовых прилавков, занималась своим законным бизнесом  и семейка валютчиков. Муж, вроде бы как сторожил, а девушка Наташа держала кассу. К ней, не доверяя почему-то государству, обращались коммерсанты средней руки.
 Всю жизнь не в ладах с законом,
 но тянет, коль взялась за гуж.
 А рядом с похмельным синдромом,
 как маятник,  мается муж.

 Базар за себя отвечает,
 народец-то здесь на подбор.
 Прохожий идёт и не знает,
 кто рядом – кидала иль вор.
 
    Поблизости от пункта обмена валюты  работала  бригада цыганок, но те занимались чистым «киданием», обманывая доверчивых владельцев долларов.  А кто же это у цыганок меняет валюту? Неужели у людей ума нет?  Что тут скажешь? Все в жизни нашей бывает, все случается…  Тем более, что цыганки наши крашеные, могут при случае и парик надеть.   
   Самый примитивный обман, это подмена крупной купюры на единичку. Клиента напрягают, обязательно поинтересуются, не фальшивые ли у него доллары. Гражданин или гражданка, пытаясь мошенницам доказать свою добропорядочность и честность, теряют чувство реальности, перестают контролировать ситуацию. И в этот момент обычно кто-то  из шайки кричит: «Милиция!» Товарищу суют назад его сотку, которая на проверку оказывается однодолларовой купюрой. Плачь, не плачь, а денежки уплыли…
   Или иной вариант: возле клиента стоит несколько человек, одна из цыганок держит  в руках пачку белорусских рублей. Отсчитывается на глазах продавца нужная сумма, он отдает одной из цыганок свои доллары. Та, у которой в руках белорусские деньги, тянет клиента в сторону: нужно рассчитаться.        «Давай твои доллары…»   
«Так я же отдал!» 
«Кому отдал? Ведь я тебе деньги меняю… Беги, догоняй…» 
   Все, разговор окончен. Цыганки, сыграв мизансцену, тут же растворяются в базарной толпе. И  кричи, не кричи, никто, включая всезнающую милицию, тебе не поможет. Уж такое нынче на дворе время.
    Есть в арсенале мошенников  и более сложные схемы, человеку с улицы их разгадать невозможно, да, самое главное,  и не нужно. Каким бы умным вы себя не считали, если свяжитесь с цыганами,  пожалеете. Степан Захарович, давний знакомый,  которому я склонен верить, рассказывал, как его в считанные минуты обобрали в Москве на Киевском вокзале. Ехал он с заработков, сезон провел на фасадах, при себе  имел приличную сумму. Как и почему он отдал деньги цыганкам, до сих пор остается тайной.  Но факт говорит сам за себя.
   Но пришло новое время и цыганкам пришлось переквалифицироваться: часть  ушла  работать к скупке,  там,  вроде бы, и сегодня промышляет одна бригада, а кто-то занялся более прибыльным бизнесом – наркотой. Хочется верить, что все, кто творит в мире зло, будут наказаны. По крайней мере, кидалы-валютчики, что ещё сравнительно недавно нагло орудовали на рынке у сберкассы, в конце концов,  были арестованы и осуждены. Аукнулись шайке проходимцев пролитые слёзы.
   О цыганках и валютчиках я рассказал только потому, чтобы вы представляли – базар, и всё, что на базаре,  живет по своим законам, тайные течения, о которых иной человек и представления не имеет,  не видны глазу. А ведь под водой есть еще и омуты, и водовороты.
    Всё, хватит нам перемывать косточки всяким уродам    и лихоимцам,  вернемся к нашим законопослушным перекупщикам. С этими хоть как-то  спокойнее и веселее.
    Лежит где-то у человека вещь не нужная,  лишняя,  а поверни  по-другому – в хозяйский дом лишняя копейка.  Так что будем делать? Конечно,  надо снести эту вещицу на базар!  Дорого ребята не покупают, но продают в дальнейшем уже  с  удорожающим коэффициентом.  Кто знает специфику этого дела – тот всегда с покупкой будет. Подойдёт иной человечек, шепнет скупщику слово заветное  на ухо, смотришь, тот из-под прилавка кое-что  и достанет, покажет,  что за сегодняшний день у населения сумел «выхватить». Вещи переходят из рук в руки, легко меняют хозяев, пока не попадутся к тому, кто   клиента богатого имеет. На профессиональном сленге  именуют его «пассажиром». Вот у него, если есть интерес, вещь и осядет, будет повешена на стену или поставлена на полку. Но это, конечно, ещё не факт, что «пассажир» наш коллекционер, может он  собирает да копит, а потом возьмет и свезет всё на перепродажу в Минск или Москву. Так что,  попав в руки скупщика, вещь за короткий срок легко может сменить три-четыре  владельца. Но перекупщики центрального рынка, около  которых мы с вами только что постояли, это только представители одной городской «точки», лишь пахнущая деньгами вершина огромного айсберга.  «Что это за айсберг такой?  Да ещё с запахом? – удивитесь вы. – Первый раз об этом слышим…»  Но если вы чего-то не знаете, или о чем-то не слышали, это еще не значит, что подобного явления в природе не наблюдается.
    В январе 2009 года  таможня, при попытке вывоза из Гомеля,  задержала огромную партию икон. Я написал «огромную», ибо количество икон поражало: в обшивке вагона их было спрятано 94 штуки!  Большинство из них  старые и хорошего письма. Как видно, кто-то активно занимался скупкой, в надежде выгодно перепродать в Москве.  Куда ж еще везти такой товар?  Но здесь таится некий парадокс: чтобы приобрести такое количество икон надо очень много денег, связей и проворства,  но, чтобы всё это попытаться за один раз вывести, надо иметь мало ума. Одно с другим как-то не стыкуется.
   Но вернемся в наш родной город Гомель, побродим ещё  немножко по его рынкам и закоулочкам. Вы против подобной прогулки ничего не имеете? Поболтаем с вами о том о сём, может, при случае, чего-нибудь и купим. Только смотрите, ни с кем в разговор не вступайте, излишнего любопытства  не проявляйте. Не завуалированный  интерес резко повышает стоимость  интересующей вас вещицы. И не спорьте со мной, не спорьте! Я знаю, что говорю.
   На улице Победы у магазина «Малахитовая шкатулка» расположен пункт скупки драгоценных металлов, или попросту – Скупка. С двух сторон уличный квартал контролируют цыганки. Скупка, это их вотчина, их, говоря иносказательно, дом родной. Работают здесь несколько бригад, особо не ладящих между собой. Ибо вырученные за световой день рубли  поступают в  общак, а уже вечером делятся в каждой бригаде согласно вкладу. Потому-то у каждого свой интерес в этом деле. И в какую сторону   вы бы не шли, от железнодорожного вокзала, или к привокзальной площади, вас обязательно проверят вопросом: «Может,  сдаете что-нибудь?  Мы дороже заплатим». Не дай вам Бог остановиться и заговорить, пусть даже пустяком любым  поинтересоваться. Через секунду-другую вы уже будете в плотном кольце  цыганок и вас куда-то ведут, тянут, что-то рассказывают, уговаривают, советуют, просят… И всё это сопровождается  гамом и криком, ибо за клиента надо бороться. Чарльз Дарвин, двести лет со дня рождения  которого недавно отмечал  весь  цивилизованный мир,  говорил о межвидовой борьбе.  Хотя люди  принадлежат к одному виду: Homo sapiens (Человек разумный), но борьба, как показывает нам  действительность,  наблюдается  и внутри однородного сообщества. Я думаю, что подобный факт не противоречит общей теории дарвинизма, а лишь только дополняет её. Вы согласны?
   Нормальный человек связываться с цыганками не станет, но они действительно платят за грамм золота немного больше, чем в скупке, и потому клиенты у них не переводятся. Платят, вроде бы, больше, но при  Основной канал поступления драгоценного металла, как вы  сами можете догадаться, преступный. Золото из ограбленного дома,  сорванная  с  шеи  цепочка, украденные подростком из квартиры приятеля  сережки, всё это незамедлительно оказывается у цыганской братии. И дальнейший путь благородного металла не так уж сложно проследить. На одной улице Катунина (Герой Советского Союза капитан Илья Катунин повторил подвиг Н. Гастелло), расположены  четыре ювелирные мастерские. Больше говорить ничего не буду, а то вы ещё подумаете…  невесть что обо мне.  Всё, молчу, молчу, как рыба… И так, чувствую,  наболтал лишнего, как бы позже каяться не пришлось.
   Теперь  давайте завернем     на маленький вещевой базарчик, так называемый Пятачок, что ютится на задворках привокзального рынка.  Пройдём мимо цветочных рядов, минуем прилавки   с турецко-китайским ширпотребом, обойдём старушек, торгующих  овощами  и домашними соленьями, и уже за ними, через покосившиеся железные ворота выйдем к пятачку, где на газетах и картонках выставлен на обозрение  разнообразный  хлам. Попрошу только об одном: вас здесь никто не знает, потому  прохаживайтесь тихонько в сторонке, вроде бы вы ни к чему отношения не имеете, гуляйте да посматривайте по сторонам, может быть, что-нибудь  интересное и увидите или услышите.
   Чего здесь  только нет!  Молотки и топоры, гвозди и  болты, слесарный и плотницкий  инструмент, все конечно бывшее в употреблении и, зачастую, никуда уже негодное… Продает не  пропившийся вдрызг владелец,   а уже  абориген-перекупщик, которому вещи достались из первых рук за бутылку вина.  Да и у него всё продается не дорого, одно огорчает, что покупатели крутятся здесь большей частью неплатежеспособные. Посмотреть, подержать в руках,  прицениться… и назад положить. Такая вот незамысловатая торговля подержанным товаром. Продаётся здесь и одежда, и обувь, даже, в расчете на ученого человека, попадаются нечитанные книжки русских и белорусских писателей,  устаревшие учебники и просроченные календари. Хотя народу  проворачивается здесь немало, ведь рядом продуктовый рынок, покупают вещи  редко.
    А вон, в уголке, вовсе незаметно, примостился человек с лаконичной табличкой: «Куплю».  У него для рекламы и заманивания  клиентуры  стоит несколько фарфоровых статуэток, но основной его промысел – продажа контрафактных дисков. И вы знаете, бизнес этот процветает.  От покупателей нет отбоя, одни уходят, другие приходят. Этакий кругооборот фильмов в природе. Вся торговля ведется не законно, но если продавец изо дня в день на своем месте, то это говорит нам о том, что… Читатель может легко закончить предложение сам, ума хватит. Ладно, не будем лезть в чужие дела, как говорится, любопытной Варваре на базаре нос оторвали.  У нас с вами нос не лишний, а личный, потому постараемся не совать его, туда, куда не следует. Про  нашу хату, которая всегда с краю, даже упоминать не буду.
   Покрутив по сторонам головой,  мы увидим, что любитель фарфора здесь не один, как минимум промышляют перекупкой старины  человека  три-четыре. У всех импровизированные прилавки и таблички. У всех своя голова на плечах: кто хитрей, кто умней. Поди, разберись… Но рынок есть рынок, и  идеи о близком, но недостижимом богатстве многих доводят до безумия. Но это, как ни странно, не мешает людям заниматься подобным  бизнесом.
    Наиболее известны в этом  антикварном мире два уже не молодые близнеца, которые  проходят  под кличкой «браты».
    «А где ты самоварчик такой интересный купил? У кого?» – спрашивает один коллекционер у другого. 
   «Где, где… На пятаке у  братов…»
   Дешево что-либо купить у братьев  сложно, это опытные  торгаши, имеющие громадную клиентуру,  как по скупке, так и по сбыту товара. Понятие «товар» очень емкое, сюда входят кроме всего прочего и монеты,  и марки, и старинные книги, а также, к моему большому сожалению, ордена и медали. Конечно, от этого промысла сильно попахивает криминалом, но перекупщики, не раз ученные жизнью и милиций, хитры и осторожны. Поговорив с человеком минуту, бросив  мимолетный взгляд на одежду и обувь, они уже чётко представляют, с каким «контингентом»  имеют дело. Остальное уже дело техники. «Товар» сначала хают, на чём свет стоит: и это не так,  и то не этак,  и, вообще, «этакое» народу не требуется. Дело ваше аховое, цена за вашу вещицу  мизерная…   Озадаченный продавец, что думал разжиться деньгами, уже сам не рад, что людей добрых потревожил. Потому уже готов даром отдать, что вынес из дома: «Хоть за сколько берите, не назад же нести…» Напоследок несмышленому клиенту  ещё  дается напутствие: «Будет что толковое:  картина, иконка, самовар – приноси, хорошо заплачу. В бриллиантах ходить будешь…»

   Упомянутые скупщики-перекупщики в своем деле профессионалы, им палец в рот не клади, можешь лишиться не только денег, а и всей руки.  Подумав,  скажу одно: университетов не кончали, а поди ж ты….  Может быть, в данном случае мы наблюдаем мутацию отдельно взятых граждан в результате воздействия больших доз радиации? Но ученые  о подобных артефактах  рассуждать не любят, тема закрытая, зачем сомнительными  гипотезами будоражить ум обывателей? Но данный факт настораживает, мутанты, вполне возможно, среди нас и рядом с нами. Будьте на чеку:  есть чего и кого опасаться…
   Существует  несколько товарищей, что занимаются скупкой товара посредством газетных объявлений. Такой промысел требует наличия машины, приличного костюма, умения расположить к себе продавца. Это, так скажем, более интеллектуальный уровень скупки, но внешний камуфляж не всегда способен замаскировать жаждущую наживы душу. Сложности есть, но такова специфика работы с населением. 
    Вообще я уже сделал для себя вывод: образование, особенно высшее, не всем и не всегда идет на пользу. Интересно, что вы об этом думаете?  Тоже подобная мыслишка проскакивала? Сплошь и рядом случается,  что образование человек получил не в стенах ВУЗа, а в подворотне, или, вообще,  на улице. Порой смотришь со стороны, сравнивая одних с другими, и не понимаешь, кто из них более грамотный и ушлый. О чем это говорит? Или университеты эти  ничему толковому человека не учат, либо базар слишком хорошо своё  дело делает. Можем все эти рассуждения отнести к загадкам нашего времени. Имеются ещё тайны в природе.
    Раньше, в девяностые годы, людей промышляющих этим полукриминальным бизнесом было намного больше. Но время расставило все по  местам: один сел в тюрьму, другой спился, а третий, не имея богатенькой клиентуры, отступил в сторону. Тот, кто остался,  стоят на своих отвоёванных местах прочно, подминая и оттесняя возможных конкурентов. 
   И ещё, хотелось бы вас предостеречь, удержать  от случайного, необдуманного шага.  Хоть и не люблю я советы направо и налево раздавать,  да учить, но иной раз просто становится жалко человека, как его  ловко и хитро  мошенники обводят вокруг пальца. Так вот, первое: не торопитесь покупать что-то сходу, не подумав и не разобравшись в ситуации. Здесь я вас слегка озадачу, а возможно и огорчу: фальшивую вещь приобрести не опасаетесь? Дома у вас ничего похожего нет? На все сто процентов  уверены? И напрасно… Уверенность должна быть подкреплена опытом, знаниями, интуицией и т.д.  А здесь, в плане опыта, у вас наблюдаются явные пробелы. Вот взяли вы в руки иконку, и что? Надо ее повертеть, проверить- перепроверить, каким образом  крепятся шпонки, это говорит сведущему человеку многое о её возрасте, нужно посмотреть, как обстоит дело с шашелем, который часто поражает оборотную сторону старых икон.  Необходимо  обратить внимание,  какой краской икона писана – маслом  или темперой,  последняя предпочтительней и дороже ценится. Требуется оценить живописную манеру исполнения, рисовал икону мастер, или сработал её простой деревенский богомаз, взяв в уплату за образ десяток яиц да кусок сала. В противовес монастырским или магазинным иконам, которые стоили совсем не дешево. Обязательно надо посмотреть,  не подновлялась ли живопись, а может все,  что мы видим, на старой доске только вчера шустрый реставратор намалевал. Вот тут надо нам иконку еще и обнюхать – свежий запах олифы расскажет нам о многом. Обоняние, которому нет причин не верить,  свидетельствует, что над иконой еще недавно художник работал, как говорят знатоки: «подмазывал».  Получается, что иконка наша – это новодел, или как чаще говорят меж собой знатоки: «фальшак».  И поверьте мне, всё,  что вы сейчас услышали, только небольшая часть  того, что должен знать начинающий коллекционер,  мечтающий стать обладателем старинной иконы. «Вас послушать, так и шансов никаких нету…» – вставит слово скептик.  Не надо впадать в уныние, пока существует мир, шансы сохраняются.  Но скажу вам откровенно,  что на сегодняшний день 80% гуляющих по рынку вещей попадают под  категорию «фальшак».  Особенно сомнительны:   монеты всех времен и народов, церковная пластика и кресты, атрибутика фашистской Германии, за которой  в последнее время охотятся молодые ребята, и, конечно же,  дорогие ордена, картины и иконы.
   В Москве, которую заслуженно считают  столицей антикварного бизнеса постсоветского пространства, кроме своих фальшивок и подделок, полки антикварных магазинов украшают и выходцы из нашего родного города: картины малоизвестных художников начала прошлого века и наперстные серебряные кресты. Если хороший  специалист-искусствовед еще заподозрит «что-то не то»  в манере  художника, то для обывателя сомнений нет – картина точно старая, вы только посмотрите, какой на живописи кракелюр!  А невдомёк   восторженному покупателю, что кракелюр  этот (этакие трещинки на живописном слое) делается умельцами запросто, но, чтобы добиться желаемого результата, конечно, немного  повозиться надо. Кухонная газовая плита и солнце, если умело ими пользоваться, довольно быстро из новой картины делают картину старинную. Взяв в руки лупу и внимательно рассмотрев живописное полотно,  вы действительно  убедитесь в чудодейственности простых народных средств – кракелюр говорит сам за себя. Я даже не буду задавать уместный здесь вопрос: «Вы всему сказанному  верите?»  Можете мне верить, можете ни на грош не верить, но картина,  повторяя феномен Дориана Грея,  старится  прямо на глазах.
   Эх вы, скептики, все бы вам подвергать сомнению, все бы вам в чудеса не верить…  А они в нашей жизни есть!
   И вот в результате всех вышеописанных мероприятий  миру подарено еще одно ранее утерянное  полотно  известного немецкого художника-примитивиста Ромблера.  Сегодня оно выглядит на все сто лет, а завтра, вися и потихоньку старясь  на  стенке, оно без сомнений займет свое законное  место среди  шедевров европейской живописи.  С нагрудными серебряными крестами и того проще: скопированы  они один к одному с  оригинала  первой половины ХIХ века. Все хорошо, все великолепно, только одна вкралась ошибка: клеймо не то   на кресты поставили, датировку немного спутали.  Специалисты, хотя и с трудом, в конце концов,    разберутся,  а для любителя старины подобный крест – настоящий подарок.      
   А как же все-таки не стать жертвой мошенников?  Отвечу: спрашивайте, интересуйтесь, читайте литературу,  заглядывайте в каталоги.  Дилетантство  напоминает мне колбасу на наших магазинных прилавках – с виду хороша,  куда как приятна, а специалисты в один голос твердят: ничего натурального в ней и в помине нет: все крахмал, соя да пищевые добавки. Хотите неприятностей – кушайте.
   Уверенность в покупке старины придают только две вещи: если вы что-то приобретаете у населения и, самое главное, – не дорого, и второе – покупка вещи у хорошего знакомого, который постыдится, вернее,  побоится всучить вам подделку, ведь легко можно выставить встречные претензии. Вот и получается, что покупка у случайных людей  антиквариата не так уж безопасна, в этом случае мы даже не будем говорить ничего о криминале. Чур нас!
   Но фальшивыми бывают не только иконы и картины,  бывает фальшивым и  поведение некоторых товарищей.
   Пока есть время, ведь, по-моему,  мы с вами  никуда сейчас не торопимся, расскажу вам небольшую историю.
   Понадобился мне в деревенский дом столик. Можно  было бы сделать его своими руками, тем более, что опыт у меня подобный имелся.  Но хотелось иметь у себя столик старый, уже поживший на веку.  Нужно учесть, что гомельские цены на старую мебель  намного ниже,  чем, предположим,  цены предприятия Гомельдрев, которую оно выставляет за свои  фанерные изделия. Но не думайте, что все так легко и просто – захотел, пошел  и купил. Необходимо знать нужных людей, надо знать предложение, но, главное, надо разбираться в ценах. 
   Один молодой человек, который значился у меня в  приятелях, для простоты будем звать  его Студентом, тем более, что он действительно учился на юрфаке университета,  решил на моем интересе разбогатеть. Ни больше, ни меньше. С этой целью он выкупил у общего знакомого  старый  столик, завез его родственнице в микрорайон, затащил на третий этаж. И все это только для того, чтобы получить сверхприбыль. Но он не учел одного, столик этот я уже ранее видел, он мне не нравился, а более другого мне не нравилась его цена. 
    Студент выступал как посредник, за это ему полагалось вознаграждение, и здесь  нет ничего плохого, но зачем же обманывать приятеля?  Но я, уже зная о перемещениях столика, и желая проучить будущего юриста, с легким сердцем вступил в предложенную игру: ездил со Студентом смотреть «товар», щупал его со всех сторон, сетовал на шашель, торговался с подсадной продавщицей. Студент нервничал, брался уговорить несговорчивую владелицу стола  снизить цену, клял,  нецензурно выражаясь, глупую бабу  за скупость. Плохо ориентируясь в законах свободного рынка (или,  наоборот, слишком хорошо их зная?),  наш молодой человек завысил цену столика, против первоначальной,  примерно в три раза. Шло время…  Бежали дни за днями…  Столик Студент все продавал, а  я всё никак не покупал. Родственница, которой осточертела вся эта кутерьма с дутой куплей-продажей, несмотря на обещание Студента «хорошо отблагодарить»,  однажды заявила: «Да забирайте вы эту  рухлядь за сколько хотите!  Ходят, топчут…  Я уже полы  замаялась за вами подтирать! Второй месяц  честным людям голову морочите!»
   Надоел спектакль и мне. В очередной раз я наотрез отказался ехать «торговать» столик, чем, конечно, очень обидел и расстроил приятеля. Видимо он  забыл сказанные кем-то чрезвычайно умным слова: жадность до цугундера доведёт. Но успокою сразу читателя, в упомянутое заведение Студент не попал. Дальнейшая судьба старого столика скрыта туманом неведения.

   И, напоследок, спрошу только одно: интересно вам  среди любителей старины? А ведь мы могли бы  и домой к кому-нибудь заглянуть, на диковинки полюбоваться.  Но с незнакомыми людьми меня даже на порог не пустят, так как же я без вас?  Вместе по улицам бродили, беседы за жизнь  откровенные вели, злачные места посещали,  а здесь нате вам: я, мол, в гости пошел, а ты, дружок, прямой дорогой  шуруй домой…  Вам  вход в такие места закрыт… Нет, не брошу я вас, не оставлю, слово даю. Писатель с читателем вроде бы как друзья не разлей вода, как говорится, в одной лодке по житейскому морю-океану плывут.
  Разговор наш состоялся не для того, чтобы перед вами знакомствами  похвастать, показать, какой я весь из себя.  Признаюсь вам, что  знания мои ограничены, а виденье субъективно.  Помножим одно на другое,  и в итоге получится, что ничего такого особенного я не знаю,  ничего  особо важного  не вижу. Что знал – рассказал, ни больше, ни меньше.
   Вся эта рыночная купля-продажа рассчитана на бедных и наивных  в своей простоте людей, стремящихся хоть что-то заработать. Мой вам совет:   ни с кем не связывайтесь, никому ничего не продавайте, ибо всё, что ни сделаете, принесет только убыток и расстройство вашему хозяйству. Но порой, я понимаю это, иного выхода нет. И это самое грустное…
    Среди множества народа, снующего вокруг да около перекупщиков, встречаются, конечно, и вполне нормальные граждане.  Собирают что-то, коллекционируют всякую всячину,  обменивают это на то, или то на это. Вообще, коллекционирование – это пагубная страсть, сродни рыбалке или охоте.  «Последние деньги отдам, но штучку эту для души куплю…»  Поэтому в этой среде нередко  можно встретить товарищей  со странностями,  этаких «чудаков»,  «людей,  не от мира сего», не пьющих водки и не курящих табак.   Для большинства людей такой образ жизни  выглядит подозрительным и странным, если не сказать большего. Как мы можем доверять человеку, отказывающемуся от выпивки? Это даже не вопрос.  Но куда хуже смотрятся те, что собирают и копят современные денежные знаки. Да, да, именно так – не тратят рубли, а маниакально топчут  их в кубышку. И скажу вам откровенно:  эти последние мне сильно не по душе. Хотелось бы узнать и ваше мнение на этот счет, что же все-таки делать с этими чертовыми рублями и долларами: тратить их или копить? Ладно, подумаем на досуге и над этим вопросом…
   
   Старые вещи сродни нашей памяти, то,  что было с тобой и вокруг тебя нужно помнить, ценить  и любить. Какой бы долгой ни казалась  наша  земная жизнь, но и она пролетает, проходит. Молодость  опирается на  будущее,  кормится надеждами – и это замечательно. Молодым  необходимы крылья, иначе как преодолеть земное притяжение? Ведь прожитые годы, кроме того, что ложатся тяжким грузом на плечи человека, они ещё, к сожалению, делают своего подопечного  пессимистом. А он, этот пресловутый пессимизм, не сильно доверяет будущему, не ждет от него ничего хорошего, а иногда даже просто его опасается.
   Пока живется – живи, и поменьше хнычь и причитай. Это делу не поможет. Принимай жизнь такою, какой она есть, стараясь сделать все,  что можешь,   для того, чтобы она стала лучше и красивее. Именно так я и считаю, хотя порой жить согласно этому правилу не всегда получается.  Против нас: непростая суетливая жизнь, бытовые неурядицы, семейные проблемы, сложный или неуживчивый характер и т.д. А что же за человека? Ведь не может быть, чтобы все было только против нас.  Конечно, такого быть не должно и, в принципе, не бывает. На нашей стороне, на стороне жизни: мелкие и крупные удачи, радости семейной жизни, рождение детей, пусть даже не большие, но добрые дела, которые мы успели сделать…  Так вот, взяв в попутчики  всех, кто на нашей стороне, начинаешь понимать, что не все в жизни твоей плохо.  И на этом фоне старые вещи, больше другого семейные реликвии, привносят в жизнь теплоту.  А легкая грусть, что порой коснется души, позволяет нам лишь еще острее понимать и чувствовать радости и откровения, дарованной нам Всевышним жизни.
   Но хватит о грустном, хотя то, что я хочу рассказать, веселым тоже нельзя назвать… Но это, как говорится, для кого как.
   16 апреля 1945 года началась крупнейшая на завершающем этапе войны Берлинская операция.   Для советского народа,  столько пережившего за годы войны, это событие стало праздником. Наконец-то фашисты отброшены в свое логово, где ненавистный враг и будет добит.  Наше дело правое. Победа будет за нами!
     Уже на третий день после перехода Красной  армией немецкой границы был издан и оглашен в войсках Указ главнокомандующего о борьбе с мародерством, где предусматривалась высшая мера наказания.    Понять некоторых солдат просто: семья погибла, убиты фашистами отец твой и мать, сестра и брат… Месть переполняла сердца…  Но, со второй стороны, не все немцы – фашисты.
   Но Указ есть Указ. Жить и выжить хотелось каждому, тем более что все понимали – победа близка.  Мародерство действительно жестоко преследовалось. Но забежать в бюргерский брошенный  дом и что-нибудь прихватить для будущей счастливой и мирной жизни – это не было криминалом.  Под Указ попадали явный грабеж, насилие и убийства. На фоне всего выше сказанного, особым шиком считалось выпустить пух из трофейных подушек и перин, еще хранивших тепло человеческих тел.  Если по улицам городка носится пух, то это значит,  что здесь уже были свои. А если нет пресловутого пуха? А немцев, ни военных,  ни гражданских тоже нет.  Что прикажите делать? Вот тогда солдатик забегал в особняк, и не бросался, как вы  могли подумать,  к шкафчику или буфету с посудой, он бежал, стремясь опередить шустрых товарищей, в спальню, хватал с кровати ненавистную бюргеровскую перину и вспарывал ей нутро немецким ножом или кортиком, который имел в конце войны  каждый уважающий себя боец. Содержимое подушек, как и перины, положено  было вывернуть через окно на улицу. Дальше дело предоставлялось уже ветру, который немедля, как бы войдя в сговор с Потрошителем, принимался гонять пух по замощенным булыжником улицам городка или деревни. «Германия в пуху!» – и это был не просто заголовок одной из армейских газет. Действительно, так и рассказывал мне отец,  дорога к Берлину была выстлана гусиным пухом, хоть и обильно полита  алой солдатской кровью.
    Говорить стараешься об одном, а на деле выходит нечто совсем другое. Но, надеюсь, читатель не обиде, всегда интересно увидеть некоторые события глазами очевидца. На войне, как на войне – рядом находится  и трагическое,  и смешное.
   Не знаю, вспарывал ли перины красноармеец,   захвативший изукрашенную амурами  пивную кружку из немецкого буфета, да это и не столь важно. Но кружка в походном солдатском  мешке,  или в большом офицерском кожаном чемодане, который в народе называли «Великая Германия», благополучно добралась до Белоруссии. Но вполне возможно, что прибыла она и в другой какой-либо город или городок бескрайней России, а только потом, по мобилизации офицера из армии, выехала в Гомель  к постоянному месту жительства. В советское время наш город  считался  престижным,  его очень любили разного ранга и чина отставники. Река, старинный  парк, песчаные пляжи, великолепные окрестности и доброжелательные люди  – весть об этих чудесах будоражила умы многим, готовящимся к демобилизации,  офицерам.
   Но, как бы там ни было, пивная кружка оказалась в Гомеле. В один из дней (вы помните историю маленького кофейника?) она очутилась стоящей на мятой газете, а мимо нее тянулся сплошной людской поток. Одни, что могли,  продавали, вторые кое-что покупали, как правило, ориентируясь не на качество, а на дешевизну. Вы думаете: опять автор начнет рассказывать нам о выгодной покупке, упиваясь тем, что за дешево купил старую кружку.   Что сказать? Отчасти вы правы, но  поверьте, кружка лишь повод, чтобы поговорить с читателем.  Сидели бы мы с вами за столом, а на скатерке теснилась бы кое-какая закуска да пара бутылок красного сухого вина,  то я чувствую, что давно бы слушал  ваши нескончаемые жизненные истории,  а не рассказывал  свои. Ведь такое у меня  случалось уже не раз: вроде бы диалог намечен,  а собеседник даже паузы себе не позволит, речь его, как вода из бездонного кувшина льётся. А здесь, на страницах рукописи, уже я не дам вам слово лишнее молвить, здесь уже только мои слова и мысли в фаворе.
  – Сколько стоит ваша кружка? Дорого, наверное? – задаю я вопрос, понимая, что такая красавица кружка стоить дешево никак не может.
     Владельцы диковинки, трое молодых ребят, словно сговорившись, в один голос отвечают:
– Пятнадцать долларов!
 Начался торг, но продавцы стояли на своём:
– За десять не отдадим. Такую кружку, да  задешево… Не-а… 
   Торговали кружку мы вдвоем с приятелем Борей Азаровым. В то, уже канувшее в Лету время, доллар, в отличие от дня сегодняшнего, был весом и уважаем. Ни та, ни другая сторона навстречу идти не хотела, а это значит, что кружка как стояла на измятой газете «Гомельская правда», так и продолжала стоять. У меня была назначена встреча, потому, махнув на все рукой, я  распрощался  с Борисом и побежал  по своим делам.  Вечером того же дня звонит Азаров: «Приходи,  забирай  свою кружку».
    – Я ещё чуток поторговался,– рассказывает   Борис,– а потом ребятам и говорю:  давайте бросим монету. Жребий рассудит…  Орел – моя покупка, выпадет решка – ваша цена. Все по честному…  Ребята завелись… Как видишь орёл выпал…  У меня это без проблем, я умею…
   –  А если бы все-таки решка вышла, неужели б деньги отдал?
   – Какие деньги… О чем ты говоришь… У меня  с собой зайчиков было лишь на червонец. Сказал бы, мол, домой схожу, принесу: ждите.

   На оловянной крышке, венчающей красавицу кружку, по кругу шла надпись:  «Herrn Bruno Borgmann gen. vom Touristen Club ,,Fidelio”31. Juli 1898». Что в переводе с немецкого на русский язык означает: «Господину Бруно Боргману  от  туристского клуба «Фиделио» 31 июля 1898 года».  Интересно? Ещё бы! Ведь в 1971 году я, как в свое время  и многоуважаемый Бруно Боргман,    впервые переступил порог туристского клуба в Гомеле.  И сделал этот далеко заведший меня впоследствии шаг  на 73 года  позже немца Бруно.  Причину этого опоздания вы хорошо понимаете: настырные капиталисты ухитряются всегда быть первыми. 
   Пришел в клуб однажды, а как оказалось – навсегда. По сегодняшний день я, как вечный пилигрим, готов идти по миру в любую сторону: на восток и на запад, на север и юг.  И не столь важно,  куда мы забрались – в лес или на реку, но побыть на природе, разжечь костер, а ночью разглядеть среди сотен звезд знакомые созвездия,  ставшие уже родными, это все вместе и есть крупица счастья. Ведь я уже говорил, и сейчас повторюсь,  что счастье человеческое – это мгновенья, спрессованные в минуты, в дни и ночи, и если повезет, в более крупные временные образования.   Но нужно помнить и о том, что наше счастье мимолетно, как дуновение ветерка,  и быстро тает под воздействием внешних факторов.
  О, друг мой сердечный Бруно, как жаль, что мы с тобою не встретились! Как было бы интересно поговорить  с тобой о горах и реках, на которых бывал ты, или на которые судьба заносила меня.  Мы бы поговорили  с тобой о вечных звездах, мы обсудили бы истинные достоинства вина и женщин,  поговорили бы обо всем на свете, ведь так приятно иметь рядом понимающего тебя с полуслова друга.  Но время и обстоятельства оказались сильнее нас.  Встрече не суждено было состояться, но глядя в темную ночь на горящие звезды, я понимаю, что мы с Бруно одной крови. Ведь когда-то  давным-давно, и он  ненасытно глядел в небо, пытаясь мыслью проникнуть в тайну Мирозданья.  Время безжалостно, время текуче, и давно уже не тело, а душа моего неведомого друга  путешествует в далеких звездных мирах. Может быть, все  на белом свете случается, мы с ним когда-либо и встретимся на неведомых путях-дорогах…               

    Кружка заняла на моей полке почетное место, ведь все-таки иноземный гость, а Боря тоже решил переменить место  жительства. Видите, как прочно всё в этой жизни связано. Приводные нити судьбы не видны,  об их наличии в нашей жизни можно  только догадываться, но они есть, они существуют.
   Боря Азаров продал квартиру и с семьей отбыл в Израиль. Новая   волна переселения (90-е годы) вымыла из Гомеля последний  немногочисленный уже  еврейский контингент. В бывшем советском государстве, разбитом на самостийные осколки, настали  тяжкие времена. Все познается в сравнении, а сравнивать довольно сытую жизнь восьмидесятых,  похожую на начальный этап коммунизма, обещанного народу Никитой Сергеевичем Хрущевым, с полным хаосом и коллапсом экономики  девяностых,  даже  как-то неловко. В магазинах не было ничего,  всё – дефицит, а заработанные деньги с каждым днем теряли свою основную функцию, превращаясь на глазах изумленных людей в обычные фантики. Все это один к одному повторяло  известный читающей публике инцидент, произошедший в московском театре Варьете. Надеюсь, вы историю с разоблачением черной магии профессором Воландом  помните хорошо. Вот в подобной ситуации оказались и «памяркоуныя»  белорусы, совсем еще недавно бывшие   простыми  советскими людьми.  Даже сейчас  обо всех этих фокусах с деньгами  вспоминать страшно. А ведь фокусы, уважаемый читатель, на то и фокусы, что бы их порой демонстрировать. Ну что ж, поживем – увидим.
   В далеком Израиле белорусская жена Бори, Света Азарова, наивно полагая, что уже попала в райские кущи, связалась с неким  пожилым армянином. Света, хотя  и имела  двух детей,  выгодно выделялась среди окружающих дам этакой славянской  статью и длинной каштановой косой. Но ни коса, ни привлекательная внешность  не уберегли  ее от коварного армянина, обманул он бедную девушку, как в народе говорят:  «поматросил и бросил».   Дети подросткового возраста,  мальчик и девочка,  то жили с отцом, то уходили к матери… Боря, всегда находящийся под каблуком своей женушки, вдруг почувствовал свободу, одиноких женщин и в государстве Израиль  хватает. «Белый свет на одной  хитро… умной Светке не сошелся»,– комментировал Азаров  заграничную жизнь, прибыв через двенадцать лет  в гости  на свою бывшую родину.
   Вот такая, не совсем лицеприятная  история связана с бюргеровской пивной кружкой.  Вы хорошо понимаете, что трофейный сосуд в злоключениях Бориса Исааковича Азарова не виноват, так уж карты легли. Но об этом знаем только мы с вами. А попадет эта кружка  в руки к  иному человеку,   если ей, конечно, суждено дожить до подобного дня, ведь фарфор очень хрупок,  и будет она называться просто «немецкой кружкой».  Как видите, каждая старая вещь, несет в себе тайну. А тайны, это известно даже детям, очень и очень интригуют и будят воображение. Как, впрочем, и клады. Я имею в виду те, что покоятся в толще земли, хотя могут быть запрятаны и в стены, схоронены  на чердаках старых столетних домов, да что тут говорить  да рассуждать – клады могут быть где угодно. И я  вам, по знакомству, мог бы многое рассказать: ведь доводилось и мне клады искать и накоротке общаться с кладоискателями, да видно придется отложить этот интересный разговор на потом.   При случае напомните,  тогда и расскажу о  спрятанных сокровищах. Вы помните крылатую фразу отца Федора: «Куда дел сокровища убиенной тобой тещи?»  Интригует? Вернемся мы еще к этой теме, вернемся…
   Но, в контексте нашего приятного  во всех отношениях разговора, меня чрезвычайно волнует, не могу назвать его деликатным, скажу так: один щепетильный вопрос. Вы, я надеюсь,  не позабыли, что сегодня мы обсуждаем судьбу и пути-дорожки разнообразных старых и старинных вещей?  Так что продолжим…
   Интересно всё-таки, очень интересно, пил водку слесарь, или нет? Уже битый час решаю я, лежа на диване,  эту житейскую загадку,  но к однозначному выводу прийти не могу.
   А у вас, в свою очередь, тоже вопросы множатся?  Что за слесарь? Откуда он, вообще, взялся?  Как его имя-фамилия и есть ли у него установленного образца Трудовая книжка? Кем он приходится автору? И почему его аппетиты и пристрастия должны волновать общественность?  Но на этом вопросы не кончаются. Еще хотелось бы узнать, были ли у этого слесаря дети мужского пола, и,  если были, то на чьей стороне они  сражались на фронтах Гражданской войны?  Одно скажу,  не спешите со скоропалительными  выводами, здесь не все  так однозначно. Незачем  делить мир людей,  согласно их богатству и благосостоянию  – на белых и красных, все проще. Кто успел мобилизовать граждан-товарищей, на того стороне в те далекие времена была и правда-матка. Но хватит загадок, введём читателя в курс дела.
   Будда, занимаясь со своими учениками, иногда ставил перед ними  с первого взгляда вроде бы простую задачу: описать определенный предмет тремя словами, а потом о том же предмете написать объемный трактат.   Учитель Будда, в прошлом обычный индийский принц Сиддхартхе Гаутаме, считал, что подобный анализ чрезвычайно развивает воображение человека. Вычитав в одной умной книге данный факт, я на минутку призадумался, чтобы такое подобным образом исследовать мне? Вот тут на глаза и попался старинный самовар.
   Люблю я старые вещи, чувствую их и, как я считаю, понимаю.  «А что это значит?» –  тут же спросите вы. Постараюсь и на этот вопрос ответить.
   Таким образом, наш, довольно интригующий  разговор, состоит из одних  туманных и неясных вопросов.  Что? Почему? Отчего? Думаю, что надо начать всё с самого начала,  чтобы толком объяснить  читателю суть исследуемой проблемы.
   Я  – простой собиратель  нужных и не нужных старых вещей.  Но не  путайте  собирателя с коллекционером. Последний – это человек, избравший предметом интереса  определенную тематику, настойчиво работающий в данной области, изучающий и хорошо знающий объект исследования. Собиратель же хаотичен, его не столько влечет наука, сколько чистое любопытство, а порой просто меркантильный интерес. Вот так, на свой лад, мы и разделим на два лагеря этих внешне похожих любителей старины.
    Крестился я в Никольской церкви Гомеля  в тридцать три года, так уж непросто сложилась жизнь.  Отец был коммунистом, работал в редакции газеты «Железнодорожник Белоруссии».  Не знаю, верил ли он во всемирную  победу пролетарской революции, но в Бога точно не верил. В нашей семье этот вопрос почему-то никогда не обсуждался. Я же, по своей природе,  склонен всем и всему верить. Уж таким на свет уродился.
    Предки мои были православными белорусами, дедушка по материнской линии, который умер задолго до моего рождения, даже окончил три курса   семинарии, но из-за финансовых проблем учебу пришлось прекратить. Таким образом,  к буддизму я не имею никакого отношения,   но именно Будда заставил меня более пристально посмотреть на окружающий мир. А что мы можем увидеть в небольшой моей комнатушке? Вроде бы не много, но и не мало: с десяток  самоваров на самодельной подвесной полке, пару керосиновых ламп,  два-три  подсвечника, да несколько икон…  Вот и пришлось, не долго мудрствуя, выбрать в качестве объекта размышления  самовар.
   Тремя словами его можно описать так: «Аппарат для кипячения воды». Умнее я ничего придумать не мог. Можно бы было назвать самовар агрегатом, какая, в принципе, между этими понятиями разница?  Агрегат, как я мыслю, сложнее аппарата, и состоит из большего количества деталей. Можно пойти к  книжной  полке и посмотреть в Словаре трактовку, но не хочу покидать диван, просто лень. Неправ я, так читатель меня поправит, невелика ошибка. В самовар мы наливаем воду (из биологии даже  помню её формулу – H2О), хоть с этим всё ясно, и доводим  воду эту до кипения. В старые времена натуральный чай был дорог, потому простолюдины пили чай, заваренный чабрецом или душицей, мелиссой или брусничным  листом и т.д. Вариации и импровизации на заданную тему были бесконечны. Но наши рассуждения уже относятся ко второй части задачи: всестороннему исследованию предмета.
   О, незнакомый, но глубокоуважаемый читатель, не пугайся сказанного, не придётся тебе забивать голову моими  не совсем понятными измышлениями. Я понимаю и сочувствую:  голова моя, как и ваша, уже давно заполнена насущными проблемами: как жить и как выжить. Где уж здесь до составления буддийских трактатов. Хотя,  по иному поверни, полезно от действительности хоть иногда отстраняться – скажем,   даже более научно – абстрагироваться.
   Так вот, на полке, среди других красавцев, стоит самовар с «историей». Выпущен он тульской фабрикой Василия Степановича Баташева где-то во второй половине  ХIХ века.  Вообще, эта фамилия в самоварном деле была весьма распространённой. На рубеже века количество фабрик, выпускающих самовары с клеймом «Баташевы», достигло двадцати. Об этом факте рассказывает нам самоварный каталог.
   Конечно, кое-что можно почерпнуть из литературы, но это все равно будут только крохи. Ибо никогда мы не узнаем, как в голову Василия Баташева пришла идея открыть самоварное дело. В принципе, где-нибудь в архивах можно даже узнать число рабочих на фабрике, но узнать что-либо о слесаре, точившем самоварные ручки и краны, о его интересах и пристрастиях,  о том, пил ли он горькую, не представляется возможным.
   Теперь на минутку приостановимся, прервем ход рассуждений для того, чтобы понять смысл сказанного: самовар с «историей». Из клейма стоящего на крышке и на тулове большинства самоваров, мы легко узнаем имя фабриканта. Но где огнедышащий аппарат  находился последнюю сотню лет,  узнать уже не возможно, если, конечно, это не ваш фамильный самовар. На полку или на стол он попадает самым тривиальным путем – с базара или блошиного рынка.  Но наш самовар имеет за собой нечто такое, что резко выделяет его из медно-латунного сообщества.
   Перенесемся ненадолго в уже далекие семидесятые годы прошлого столетия. Это сделать не сложно: написал я на экране монитора 1974 год,  как тут же  мы с вами  и телепортируемся  сквозь толщу времени в нужное место.
   Почему здесь так многолюдно?   Не знаете?  Ах, да это ведь наш гомельский железнодорожный вокзал…  Как же это я сразу не узнал?  Время и память – антагонисты, но об этом мы поговорим   с вами как-нибудь в другой раз. А вон, видите, у входа в туннель  парень с девушкой? Вы, имея возможность быть невидимыми и имея интерес,  можете легко подслушать, о чем они там шепчутся со старушкой.
   
    Наша команда  горных туристов едет на чемпионат Республики  в Крым. Автор,  вдвоём с подружкой Ниной Аксёнчиковой, нос к носу сталкивается с бабусей, в обнимку путешествующей по залу ожидания с ведерным  самоваром. 
   – Продаете? – тут же поинтересовался я,   на правах любителя старины. 
   – А сколько дашь? – вопросом на вопрос отвечает ушлая старушка. 
   –  А сколько хотите? 
   – За дешево не продам… самой нужен…
   Завязавшийся диалог говорит нам о том, что, в принципе, продать самовар  можно,  вопрос лишь в цене. Начался  активный торг. Бабка оказалась прожженным торгашом, упёрлась и стоит, как скала, на своем:
   – Тридцать пять рублёв!  Гэта ж самавар… Ни копейки не сбавлю! 
   – Тридцать! –  отвечаю я, пересчитав мысленно деньги в кошельке. А что их, собственно говоря,  считать, да пересчитывать,  в то время крупные суммы мне в руки не попадали.
   – За тридцатку  не отдам,–  подвела итог купле-продаже владелица самовара.
    Нет, так нет… Значит, не судьба… Мы с Ниной бежим на перрон. У вагона, поджидая нас, уже толпятся  ребята.  «Пять минут  до отправления, а вы не ведомо где  болтаетесь… Совесть надо иметь… Билеты ж у вас… Мы уже  не знаем,  что и думать…»,– посыпались на нас заслуженные упреки. Кто-то  тянет меня за рукав, оглядываюсь, а это наша любезная  старушка.  – «Мил человек, два рубля добавь, и забирай…»
   Через пару минут мы уже  сидим в купе,   стол которого украшает упитанный красавец самовар, ставший тут же близким и родным.
   А потом…  Потом наша команда стала чемпионом Республики.  И мы пили из самовара белое сухое вино, обмывая полученные медали. И все были переполнены счастьем, ведь мы были так молоды…
   – Слушай,– шепчет мне, как капитану команды, Леня Хейфец,–  они что, с ума сошли?  Решили семнадцать бутылок вина купить…
   Леня не в курсе, что именно столько по моим подсчетам и должно уместиться в самовар. Что именно за таким количеством бутылок и был послан гонец.
     – Разберемся и с этим. Виновных накажем,– успокаиваю я ретивого шептуна.
   Леня хочет зарекомендовать себя перед руководством, как преданный делу и думающий товарищ. Голова у Хейфеца работала не плохо, потому уже на следующий год он отбыл на этническую родину, в благодатное государство Израиль. 
   Самовар, в отличие от Леонида Хейфеца,  оказался настоящим  патриотом:  совершив на обратной дороге остановку на скалах в местечке Денеши (Украина),  где мы обычно тренировались в скалолазании, он благополучно вернулся   в Гомель.  Круг замкнулся. Только  не понятно, остался ли доволен этим многокилометровым путешествием самовар, ведь он как молчал, так до сего дня  не вымолвил ни слова. Вроде бы, раз или два он еще покидал свою полку, участвуя в пикнике, а, может быть, участвовали в веселье стоящие рядом с ним двойники.   
   Вот такие вещи я и называю «вещами с историей».  У каждого старого предмета своя судьба, своя жизнь. И узнать хоть что-то из этой закрытой, но такой непростой жизни, зачастую невозможно. Но зато, как греют душу семейные реликвии, перешедшие к нам в наследство от родителей, от бабушек и дедушек. Такая вещица, пускай это будет обычная  серебряная чайная ложечка, имеет определенную энергетику, она «родная», ведь ею пользовалась бабушка, этой ложечкой твоя мама сыпала сахар в стакан с чаем, пробовала варенье… А после  ею будут пользоваться твои дети. Преемственность, семейные традиции и реликвии значат в жизни многое.
    Какую  ценность  может представлять маленькая,  изъеденная временем и людьми, ложечка? По большому счету всё это, вроде бы,  совершенный пустяк, но даже подобные размышления привносят в сердце  теплоту и легкую, как дуновенье ветерка,  грусть. Можно ещё  раз вспомнить своих ушедших родных и близких, а одно это уже многого стоит. Наша сегодняшняя жизнь сложна и суетлива, так что, очень часто,   человеку просто некогда задуматься не столько о прожитых кем-то жизнях, так даже о той, которая дана тебе Богом.   И еще замечу, пока жива память о человеке, будем считать и его живым, только уехавшем навсегда в далёкие-далекие края, в дали невозвратные…
Люблю дыханье старины,
воздушность легких этажерок,
где на салфетке спят слоны
под тонкий перезвон тарелок.

Люблю часов старинных бой –
их звук уносит прочь беспечность,
и кажется, что пред тобой
сочится время прямо в вечность.

Как грустно чувствовать уход,
но вещи говорят об этом:
все мимолетно, все пройдет…
И уж без нас настанет лето.

Как прежде расцветут цветы,
чтоб, умерев, оставить семя.
Пробьют часы. И вздрогнешь ты.
Как скоротечно наше время!


   Где-то в году 1974-м  мне довелось побывать в гостях у ныне покойного Федора Шклярова. Был он знаменит тем, что уже к тому времени собрал огромную коллекцию старинных раритетов: от золоченых икон и разнообразной церковной утвари  до   книги «Апостол». Это первая в истории Руси печатная   книга, изданная   в 1564 году Иваном Фёдоровым. Нужно знать, что и ранее этого срока,  в монастырских библиотеках и у зажиточных людей было  немало древнерусских книг,   но все они были  рукописные. Например,  известная «Повесть временных лет», общерусский летописный свод, составленная Нестором в начале ХII века, конечно же написана пером.  На этом  исторический экскурс закончим и  вместе вернемся в дом  художника и коллекционера  Шклярова. 
    Собрать такое количество предметов старины стало возможным благодаря  тому, что жил Шкляров в небольшом райцентре Ветка, что стоит на левом берегу реки Сож,  всего в двадцати километрах от Гомеля. Сейчас ситуация не ясная, но уже через минуту вы все поймете.  Мы здесь не рассматриваем направленность самого человека на собирательство, ибо многое, очень многое зависит от отдельной личности. В нашем случае вместе сошлись неординарный человек  и благоприятная среда. Федор Шкляров является основателем Ветковского музея народного творчества (1978 г.), которому  он передал большое количество экспонатов из своей личной коллекции. Он и стал его первым директором. 
   О, Ветка! Великолепная и горемычная одновременно.  История не щадит не только отдельные личности, вспомним хотя бы судьбу царя Крёза, закончившего свои дни в рабстве, а и отдельные города и, зачастую, целые государства. Ветер времени всесилен: исчезли, навсегда сгинули в   лабиринтах истории некогда грозные и воинственные  скифы…  По всей огромной  Евразии   разбросаны кости некогда непобедимых монголов… Лишь вечный ветер, легкокрылый ветер колышет ковыль да полынь над забытыми могилами древних воинов…
   Немного истории. В середине ХVII  века патриархом на Руси стал Никон, «человек обширного ума и непреклонной воли», друг царя Алексея Михайловича. В 1654 году он издал «Служебник», в нем отменялись многие обряды, к которым привыкли попы и миряне. Ужасом были поражены набожные люди, рушился весь привычный уклад  жизни. 
Никон свои идеи стал претворять силой: неугодные книги жгли, несогласных людей нещадно наказывали, заточали в остроги и монастырские тюрьмы.
   Что из этого получилось? Все люди набожные, преданные церкви, уклонились от Никона и образовали церковный раскол
   Вот в такое не простое время московский поп Кузьма прихода Всех Святых на Кулишках, не приемлющий новой веры, открыто пошел против Никона. Он  не захотел оставаться в Москве и с двенадцатью семействами самих ревностных к старому обряду прихожан бежал на дальний рубеж – в Украину Стародубскую.  О Кузьме говорили, как о святителе земли русской, странствующему «ради старыя веры».
   Старообрядцы, страшась неминуемой кары,  в 1685 году переходят литовский рубеж. Здесь они поселяются на берегу  реки Сож.
   Через десять лет с момента  основания  Ветка, куда переселились раскольники, сделалась средоточием  русского старообрядства, поповского толка.   
Все выше описанное  относится к истории раскола, а потому вы теперь хорошо понимаете, откуда в Ветке оказалось столько всего интересного, столько икон и редких книг.  В доме старообрядца, и это было  правилом, одна из стен была завешана иконами, в сундуке хранился не один десяток  книг. Ведь раскольники были люди «правильные»,  грамотные, не ленились трудиться, а потому  жили зажиточно, безбедно.       

   Рассказывая о всяческих диковинках, Шкляров упомянул, что дом его посещают самые разнообразные люди: от научных работников до правительственных чиновников. Как раз в эти годы начал пробуждаться у людей интерес к истории, ведь совсем еще недавно икона и религиозная книга воспринимались  согласно крылатому выражению Энгельса, как «опиум для народа».  Так вот однажды,  это Григорий Шкляров уже нам рассказывал, он дал почитать Откровения Экклезиаста (Библия) одной профессорше из Киева.  Она  расчувствовалась и плача сказала: «Если бы знала всё это раньше, совершенно по-другому сложилась бы моя жизнь».  Верить словам украинской профессорши можно лишь с оговоркой. Зачастую получается так, что в данный момент человек не готов воспринимать какую-то мысль или идею.  Для ее усвоения и принятия сердцем   человеку надо созреть. А после,  через прожитые  годы,  мы, вроде бы, уже готовы без сожаления изменить свою  пережитую  жизнь. Но, как известно, поменять хоть что-то в прошлом невозможно, уже поздно, то, что случилось, уже случилось, произошло…
   Экклезиаста я не читал, чего скрывать? Был молод и увлечен  другими делами. Но рассказ Шклярова запал мне в память, и вскоре я разыскал Библию, что в то время было совсем не просто.  Я только что  закончил учебу в университете,  и, конечно, хотя успел поработать до учебы на заводе,   большого жизненного опыта не имел. Но Экклезиаст  достучался и до меня.
   Я воспринимаю его слова  так,  словно царь Иудейский разговаривает со мной, да, именно со мной сквозь толщу времени. Ты живешь, ходишь по земле – а он уже давно в могиле.  Но он в силу своей мудрости, знает  о жизни то, о чем мы,  живущие на этой земле сегодня и сейчас, если еще достает  ума, можем только догадываться. С тех пор не однажды я читал и перечитывал его Откровения, и раз за разом мороз пробегал по коже. Я знаю и верю, что он разговаривает со мной,  учит нечему, что  должно  помочь понять жизнь, достойно прожить её и без ужаса и страха подойти к порогу Вечности.  Вполне возможно, что я   не так, как надо,  что-то понимаю, но слова великого Экклезиаста пробрались ко мне в душу и навечно там поселились.
   О, мудрец мудрецов!  Сказанное тобой  живо и сегодня, ибо это слово жизни, но не смерти.
   «И сделался я великим и богатым больше всех, бывших прежде меня в Иерусалиме;  и мудрость моя пребыла со мною.  …Итак иди, ешь с веселием хлеб твой и пей в радости сердца вино твое…  Да будут во всякое время одежды твои светлы…  Все, что может рука твоя делать, по силам делай…  И это доля твоя в жизни».
   И чем взрослее становишься, тем всё ясней понимаешь мудрость сказанного.  Мы все привыкли смотреть в будущее и ждать, а надо просто жить... сегодня, сейчас.
    Библия нынче доступна, и я бы каждому посоветовал прочитать хотя бы  книгу Моисееву «Бытие», где рассказывается о сотворении нашего мира и первых днях человечества.  Хорошо бы  еще прочитать  притчи Соломоновы и   книгу Экклезиаста. Может быть, вам это чтение чем-нибудь поможет, а если в помощи не нуждаетесь, просто расширите свой кругозор.
   
    С чего мы начали, тем и закончим… Старые вещи… Они говорят нам о быстротечности времени, о изменчивости нравов и моды, они учат нас любить жизнь, радоваться этой жизни, любить окружающий мир  и себя в этом  изменчивом и непростом  мире. Неужели, рассуждаю я сам с собой, надо отсидеть срок в тюрьме или пролежать несколько недель в реанимации, чтобы радоваться жизни на полную меру?  Я понимаю, я все прекрасно понимаю: заедает ненасытный быт, напрягают  человека   десятки мелких и крупных неотложных дел,  и в итоге получается, что живем мы, сами того не замечая,  скучно  и серо. Только природа – мудрая и вечная, да старинные вещи, пожившие немалый срок на белом свете, говорят нам порой: остановись! Посмотри вокруг себя, ведь жизнь так мимолетна, так быстротечна…  Где люди, еще век назад глядевшие с паркового обрыва на разлившейся по весне Сож?  Где люди, пившие  чай из самовара,  что стоял на столике в саду  под цветущей  яблоней? Где они?
   И дожди, проливные грозовые дожди раз за разом  смывают все следы человека на земле, и только ветер, лишь вольный ветер  Вечности тревожит  травы на лугах,  треплет и гнет долу прибрежную осоку…  И бегут в даль, бороздя бездонное небо, легкокрылые белые облачка. 
   Но  я знаю точно: уйдем мы, уйдут люди идущие следом, но одно останется неизменным – сереет  утро нарождающегося дня, сквозь парной туман, клубящийся над тихой речкой с песчаными берегами,  пробивается в небо красный  лик солнца.  И чья-то взволнованная душа,  жаждущая света,  с восторгом смотрит  на чудо рождения нового дня.  Ибо быть жизни на земле – вечно.
2009 г.


ФАСАДЫ  И  ФАСАДЧИКИ

Фасад – фас здания, перед, лицо. Так толкует это слово в своём словаре великий знаток русского языка Владимир Даль. Но есть фасад, а есть фасады, и существуют, наконец, фасадчики.  Каждый, кому Бог дал счастье родится в городе Гомеле, знает, что собой представляет фасадчик. Даль это понятие не объясняет, считая это лишним или вовсе ненужным. Замечу, что первую часть своего словаря В.  Даль опубликовал в 1862 году.  Нетерпеливый читатель скажет: всё верно, разве могли быть в то время фасадчики? Могло ли такое явление вообще существовать в природе?
   На бескрайних просторах Российской империи, в самых её лучших и живописных местах, как правило,  на берегу рек и озёр, стояли дворянские усадьбы. До сего дня пытливый путешественник находит остатки старых фундаментов, что сохранило для нас время в память о прошлом. Великая революция 1917 года, подобно губительному смерчу, пронеслась над Россией, повергая в прах дворцы и усадьбы, сметая с лица земли монастыри и церкви. Сбылись пророческие слова песни: «…мы старый мир разрушим, до основанья…»
   Но в XVII веке, когда ещё дворянские поместья украшали собой православную землю, кто мог сказать о том, что будет?  Люди просто жили, жили в своих домах и на своей родной земле.  Ясно, что возведённые здания требовали присмотра и ухода. Ремонтом и покраской церквей, дворцов и особняков занимались в числе других и белорусские старообрядцы. Это был их законный промысел, их работа.
   Раскольники появились  в наших краях во второй половине XVII века, после того, как русскую церковь возглавил патриарх Никон, изменивший многое в церковном каноне.  Несогласные приверженцы старой веры, преследуемые официальной церковью и властями,  перешли на нелегальное положение, скрываясь в глухих уголках огромной России. Много раскольников, выходцев из Москвы, перейдя литовский рубеж,  поселилось  в окрестностях  Гомеля, основав целый ряд слобод в районе Ветки. По данным дореволюционного писателя Андрея Мельникова-Печерского в них  проживало до 40 тысяч человек. Тот, кто интересуется историей старообрядства на Гомельщине, может обратиться к его книге «Очерки поповщины».  Так вот, как это ни покажется удивительным,  потомки переселившихся старообрядцев и были первыми известными нам фасадчиками.
   Клановые сообщества, или вернее артели старообрядцев, были полностью закрыты для мира, доступ в них посторонним был невозможен. Набиралась артель, как правило, из близких родственников, таким образом,  братство держалось не только на вере, но и на крови. Такая артель не предаст, не бросит человека в беде и болезни, не оставит его на чужбине без поддержки. Потому подобные артели с успехом занимались своим промыслом, получая во все времена за свою работу хорошие деньги.  Старообрядцы, как известно, были зажиточными людьми, чему в немалой степени способствовал их образ жизни: они не курили, не пили вина, были очень трудолюбивы.
   Прогуливаясь улицами нашего города, вы не однажды могли видеть на фасаде здания висящую деревянную люльку. Нехитрое приспособление, но, по большому счёту, величайшее изобретение своего времени.
   Артель старообрядцев хорошо знала свою работу, залогом того был огромный опыт,  накопленный отцами и дедами. Люлька, на которой работали, была лёгкой, надёжной, легко приспособляемой к рельефу здания. Крепилась она на верёвках, привязывалась определённым образом, что позволяло ей легко перемещаться, останавливаясь там, где того требовала необходимость. Крепёж люльки, узлы, способ их вязки держались в строжайшем секрете. Выдать тайну узла,  было равносильно предательству,  и каралось  неукоснительно и жестоко – «в куль, и концы в воду». Ведь люлька –  это не только надёжный инструмент маляра, это возможность зарабатывать деньги, возможность в любых условиях быть независимым. А подобное многого  стоит. Потому и держались секреты, включая полученную за работу плату, в полной тайне.
Теперь задам вопрос: о Мавзолее Ленина вы что-нибудь слышали? И даже знаете его архитектора по фамилии Щусев? Ну, что ж, весьма похвально. Ещё спрошу только одно: а кто, конкретно, строил Мавзолей? Вёл каменную кладку? Так вы  о деревне Грабовка ничего не знаете?
Дело было в 1928 году, когда деревянный Мавзолей решили заменить каменным.  Стали подыскивать строителей, но здание, как вы сами знаете, не простое, а с изысками. Потому и каменщики  нужны были  не «абы какие»,  а мастера своего дела.  В это время в Москве работала на строительстве домов бригада белорусов из деревни Грабовка, что под Гомелем. Отметим, и это особо важно,  что  кладку мужики вели качественно. Вот на эту артель  и пал выбор высокого начальства. А кто такие, эти  грабовские мастера? Это, по сути, те же фасадчики, то есть временные рабочие,  выехавшие на сезонные заработки.
Мавзолей артель построила, отделкой, ясное дело, занимались уже другие.  Я был в Мавзолее уже после краха СССР, видел Ленина. И даже написал о том стих.
        Я видел Ленина в гробу,
мне не забыть тот миг:
морщины на широком лбу
и просветлённый лик…
Стоял и думал: гроб хорош,
Не плох и Ленин в нём…


Однажды, в лыжном походе по родному краю, мы остановились на ночлег в  школе  деревни Грабовка.  И уже тем же вечером, бывают же такие неожиданные встречи,  пили чай  с Ильёй Фоменковым, последним живым артельщиком,  строившим знаменитый  Мавзолей. Эти пару часов воспоминаний  мне никогда не забыть, столько всего интересного было услышано: о Москве тех времён и  нравах работодателей, о Ленине и  Сталине. Простой человек рассказывал нам о своём понимании истории страны, в которой он жил и живёт.
       Но мы немножко отвлеклись, потому быстрее вернёмся к прерванному повествованию.
Бежали годы… Ветры революции порушили не только дворянский уклад России, но легко и быстро обрушили всё то, что созидалось столетиями. С  маниакальным упорством большевики взрывали соборы и церкви, монастыри и дворцовые ансамбли… Ковылём и чертополохом заросли разорённые до тла барские усадьбы.  Но, как известно, жизнь остановить невозможно. Люди, как это заведено природой, родились, плодились и умирали. Строились заводы и фабрики, возводились дома для трудящихся великого многонационального государства, имя коему было СССР. В этой стране родился и я. И была она широка, и было в ней много лесов, полей и рек. За широту и приволье  я и  полюбил мою страну, мою Родину. А Родину, как говорили  мудрецы древности, не выбирают, она даётся человеку при рождении. Как жаль, что многие об этом забывают…
   На бумаге, имея в руках карандаш, легко манипулировать временем, перенося читателя из века в век. Оставим в стороне трудные для страны времена: Вторую мировую войну, бедные послевоенные годы. Меняются правители – умер Сталин, мелькнули статистами Булганин и Маленков, пришёл и ушёл Никита Хрущёв. И вот, наконец, пост генерального секретаря Коммунистической партии занял Леонид Ильич Брежнев. Союз Советских Социалистических Республик вступил во времена развитого социализма.
   По хорошему всем фасадчикам советских времён нужно бы было сброситься по «четвертаку» и на собранные деньги в Гомеле, на родине фасадчиков, поставить памятник Брежневу. Ведь именно при нём началось «золотое время» фасадов. Многочисленные ЖЭКи и жилищные конторы при заводах и фабриках вдруг чуть ли не в одночасье решили ремонтировать, красить, крыть и перекрывать жилой и производственный фонд. И деньги на это выделялись, деньги немалые… Требовалось только некоторое вознаграждение для заинтересованных лиц… А это, как известно, не вопрос…
   Жадный человек всегда в проигрыше.  Не жалей, не жлобствуй,  делись с работодателем, и хорошая работа для тебя всегда найдётся. Эту аксиому сразу хорошо усвоили  расчётливые и сметливые бригадиры фасадчиков, они легко поняли «экономику времени»,  хотя, в лучшем случае, имели лишь с трудом законченное среднее образование.
   Чего хотелось фасадчикам, к чему они стремились? В первую очередь денег. Это бесспорно. Но многие ехали на заработки еще и в надежде обрести нечто новое, неизведанное, отдав на откуп свою прежнюю,  спокойную жизнь. Вот и снимались весной фасадчики с насиженных мест, как глупая перелётная птица, перепутавшая времена года. По данным газеты «Гомельская правда», на рубеже 80-х годов  на заработки из города уезжало до 20 тысяч человек. Я думаю, что эта цифра даже более занижена, чем завышена.
Лучше считать эти записи очерком, это просто фиксация событий,  которые состоялись, которые имели место,  это лишь напоминание о той, уже навсегда канувшей в Лету,  жизни, что некогда была.
  Да, было такое время, были такие люди, была такая, не совсем простая и не во всём приглядная жизнь. Я уверен, что у читателя хватит жизненного опыта, чтобы разобраться в исчезнувшей навсегда эпохе. Остаётся только сказать: и была жизнь…
   Если кто-то из читателей узнает в персонажах кого-либо из своих знакомых, а не дай Бог и себя, спешу заверить: любое сходство случайно, это лишь мистическое совпадение. Люди, мелькнувшие на страницах, почти все уже очень далеко – кто в Америке, а большинство, по странному стечению обстоятельств, переселилось на берега Красного моря.
   В иной летний день, идя по улице города Гомеля, вы заметите на фасаде люльку. Остановитесь на минуту, посмотрите, как ловко  работает фасадчик, как легко управляет люлькой, как комфортно он себя  в ней чувствует. Что тут скажешь? Нет слов, остаётся только удивление и восхищение. Медленно ползёт вдоль стены люлька, и фасад прямо на глазах преображается: из обшарпанного и  неказистого превращается в красивый и привлекательный. Но эта, видимая глазу «красота»,  лишь внешняя сторона явления, которое мы называем «фасады».
   Колесо, изобретённое когда-то, сдвинуло мир с насиженного места. Так и малярная люлька, придуманная старыми мастерами,  изменила в корне жизнь тысяч и тысяч людей. Человек, став на люльку, зачастую оставлял внизу всё, он спускался на землю другим, менялась не только жизнь, менялась психология.  Став финансово независимым,  человек попутно избавлялся от пресса государства, существующей системы. Он становился относительно свободным… Но за всё надо платить. И плата взималась в полном объёме: пьянством, безудержным разгулом, сумасшествием, а случалось,  и смертью. Редкий сезон обходился без того, чтобы в родные края не привезли несколько гробов разбившихся фасадчиков. Но мне не хотелось бы на этой минорной ноте заканчивать предисловие. Издержки неизбежны везде, где пахнет большими деньгами. А в то уже далёко ушедшее от нас  время и сами деньги имели запах:  они стойко пахли краской.
Этот текст  взят автором из своей  книги «Мирали».      
   





ЗАЗЕРКАЛЬЕ

Блошиный рынок – это только видимая часть айсберга, а с его подводной частью знакомы лишь аборигены, да сотрудники внутренних органов. Что видит, случайно завернувший сюда гражданин? Да от всего виденного просто глаза разбегаются, здесь чудеса:  от старых ручек, в масляной краске,  снятых с выброшенных на свалку окон, до хорошей посуды, принесённой на рынок прямиком из домашнего серванта. А посудой, и это подтвердит хозяйка, «не пользавалися», повода не было. А что ставили на стол на многочисленные именины и крестины? Но что-то же ставили… Если  деньги в кубышку прячут на чёрный день, то тарелочки, ожидая подобного часа, держать незачем. Пропала коровка, пропадай и верёвка. Посудой, и это лично моё мнение, надо пользоваться сегодня, сейчас. Даже порой, под соответствующее настроение, не жалея бить на счастье. Но это, как вы понимаете, тонкий философский вопрос, а мы люди не особо далёкие, наивные, потому, по простоте своей, и завернули на торговый «пятачок».
Но, вообще, если того требует обстановка, посуду бейте не оглядываясь. В Бельгии, сам сидел за столом, нашу слегка  подгулявшую компанию хозяева греческого ресторана заводили, не жалея круша тарелки об пол. Тут же, правда, заметая осколки метёлочкой… Гулять, так гулять, чего мелочиться… И мы гуляли… Но славянский менталитет позволяет подобную акцию, как битьё посуды,  только в  особых случаях: свадьба или семейный скандал. 
Но идём дальше. Если бы продажи не было, блошиный рыночек несомненно бы обанкротился, кто пойдёт в адскую жару или в лютый холод заниматься убыточным  бизнесом? Сам слышал разговор двух тётушек, собаку съевших на блошиной торговле: «Я тебе чистую правду сейчас  говорю: внучку на барыши в университете выучила, и сама, дай бог каждому, не на последнюю копейку живу».
Народ наш не очень богат, более того не притязателен, потому даже женское бельё б/у улетает с прилавка на ура. Сказанное – закрытая информация, просочившееся из подводной части нашего условного айсберга. Эта, скрытая под водами океана часть ледяного монстра (следует читать блошиного рынка), довольно сложна. Случайный посетитель видит то, что видит, вернее,  видит то, что выставлено на продажу. А откуда взялся товар? Откуда этот хлам, нормальным человеком без зазрения совести выбрасываемый в мусорный контейнер? Откуда эти Магометовы горы уродливых пластмассовых безделушек, съеденных молью времени плюшевых зайцев и медведей? Откуда у одного торговца пять десятков пар обуви, со вдрызг сбитыми   каблуками? Я думаю, что количество выносимых книг на импровизированные прилавки «блохи» (газета на земле, в лучшем случае клеёнка) сопоставимо с фондом хорошей библиотеки, может быть даже областной. Книг, поверьте мне,  горы. Вы сомневаетесь? Но я же всего-то сказал: я думаю…  Может быть и такое, что блошиный рынок выиграет  у библиотеки это заочное соревнование.  Но ввязываться в спор не буду, что  и кому здесь доказывать?
Гуманитарная помощь из развитых европейских стран, очень часто оказывается на прилавке. Торговец даже не вуалирует своего отношения к заморскому добру – нам чужого не надо. Пусть тряпки потёртые носит тот, у кого совести мало. А мы, что надо, на зарплату купим!
Теперь о главном. Торговца, вынесшего на продажу что-то своё, из родного дома,  вы встретите здесь не часто. В  большинстве случаев мы имеем  дело с перекупщиками. Идёт скупка товара за бесценок, просто некому индивидууму нужно срочно загасить огонь души, вот он и принёс, что под руку попало, своему знакомцу, в дальнейшем уже именуемым благодетелем. Спасти человека от жгучего похмелья, не каждый способен.
Вещи  куплены, разложены,  оценены и готовы к реализации. Именно таким образом попадает на прилавок львиная доля товара. Доставка хлама, собираемого у мусорных баков во дворах домов: книги, устаревшие телефоны, допотопная кухонная утварь, типа заржавелой мясорубки, осуществляется деклассированными элементами. В общем, тянут на рынок всё, что можно обменять на валюту. Ведь белорусский рубль, не будем излишне скромничать, достойная платёжная единица. Таким вот образом, за счёт того или иного товара и комплектуется рыночный ассортимент.
Но продавцов много, как рыбы в прудах, потому торговых мест на всех не хватает. Как делилось со мной информацией одно доверенное лицо, чтобы занять «козырное» место, надо не лениться, а в шесть часов утра   уже стать   у закрытых ворот в очередь. Прилавок у входа в рынок и на запятках, несомненно, приносит торговцу разную выручку, будь товар даже меж собою схож. Это хорошо знают маркетологи, потому любой уважающий себя магазин хорошо понимает, где и на какую полку что положить.
И как только распределение мест закончилось, «матёрые волки», назовём их так, отправляются на промысел – поиск вынесенного продавцом-дилетантом дешевого товара. Будьте уверены, наивного ягнёнка «обуют» как положено.
«Сколько, милейшая, ваша статуэтка стоит?
«Не битая? Точно?
«А чего так дорого? Она что, золотая? (хотя цена её в раз десять меньше той,  по которой,  буквально через час, перекупщик будет её продавать).
«Ну ладно, хотя дорого, но беру…
«А дома больше ничего такого нет?
«Так что мы молчим? Принесёте?
«Не знаете, когда в следующий раз придёте? Так давайте,  адресок запишем, я к вам сам приеду. И на автобусы-троллейбусы не надо тратиться. Там посмотрим, что к чему…
Для перекупщика попасть в чужую квартиру, да ещё, если продавец из простаков, почитай за счастье. Ведь там, в чужих пенатах, такое можно выхватить, что, боже мой! А владелец этого «боже мой», об истинной цене продаваемых вещиц даже не догадывается. Утренняя перекупка – это ещё один канал поставки товара на рынок.
Крутых перекупщиков не много, ведь надо хорошо знать ходовой  ассортимент и, это главное,  ориентироваться в ценах.  Ибо цена, впоследствии им выставляемая, уже стопроцентно рыночная, ориентированная только на любителя старины. Особенно выгодна продажа художественного фарфора, икон и иконок, старинных книг. На эти раритетные вещи всегда был и есть спрос, так как богатые люди не переводятся ни в какие эпохи, ни в какие времена. В наличии спрос, будет и предложение.
Среди перекупщиков рынка особо выделяются  трое. Фамилий мы не называем, да, честно сказать,  их и не знаем, ведь в некоторых местах паспортные данные не имеют значения, а признаются только кликухи (по блатному – погоняло).  Так вот, Американец знаменит тем, что семь лет прожил за океаном, понятно, что в качестве нелегала. Там женился, прижил ребёнка, и, вроде бы, всё хорошо… Но заела тоска по малой родине, по проведённой на улицах Гомеля молодости. Психологи это явление называют ностальгией. Я, на правах автора, одобряю подобный  патриотический порыв. Американец (а как же его звать, если он живёт в Америке?) надумал  съездить в Россию и ему это разрешили. Только на выезде данные бедолаги занесли в  компьютер, чтобы никогда больше не пускать подобного  проходимца в демократические Соединённые штаты.  От  USA у бывшего Американца остались только горстка воспоминаний.
Рассказывает: «Сижу в баре, пиво пью. За мой столик девица присаживается, типа «всё при ней». Спрашиваю: «You wont drink?» Мол, дринк будешь? Буду, отвечает она, конечно, по-своему. Я тогда языку ещё только учился.  Выпили. Повторили. Ясно, что знакомство надо бы продолжить. Я ей предложение делаю, как могу, она ж в русском языке ни бельмеса не схватывает: «Пойдём, подруга, малость покувыркаемся. Хата есть». Хорошо, вернее,  gud говорит, только позвоню.  Позвонила. Через десять минут меня уже полицейские в наручники вяжут за домогательство».
Заслуживает внимания не особо приятная мне   личность по кличке Гробовщик. Это прожженный торгаш, не брезгующий ни каким товаром, будь он хоть с покойника. На его «выставке» есть всё: от битого заварного чайника до серебряной царской ложки. Цены и на то и на другое, заоблачные. Но некоторые люди клюют, думая, что на блошином рынке царит дешевизна. Когда-то не Гробовщик, кличка приклеилась позже, а водитель микроавтобуса, подрабатывал извозом в некой похоронной конторе. А к рынку нашего товарища уже тянуло магнитом, частенько заезжал он сюда, не столько купить, сколько поглазеть, кто и что покупает. Так сказать, поднабраться опыта, и, заверяю вас, в этом деле шибко преуспел. Но кое-что всё-таки покупал: старый утюжок, безделушку антикварную… Известные всему городу скупщики, под кличкой «браты», рассказывают: «Приехал однажды, самоварчик у нас торгует, денег платить не хочет и всё дёргается, на часы поглядывает. «Что такое, друг милый, что тревожит? Денег не хватает?» А он нам: «Время поджимает… У меня покойник в машине погребения ждёт, в 12 похороны, а я тут с вами базарю».  От сего часа приклеилась и кличка.
Крутится на базарчике и «Вова-борода», за что на грудь мужику вешают подобную кличку вы, верно, сами догадались. Борода, хотя и жиденькая, есть. Но кто бы мог подумать, что гражданин по имени Вова, живущий в белорусской глубинке, напрямую связан с мировым экономическим кризисом. Такой вариант развития  событий  даже в голову не могло придти ни одному экономисту, будь он даже западного толка. Рассказываю по порядку.
Где-то на рубеже 2000 года некий начинающий бизнесмен накупил, для дальнейшей реализации, порядка полусотни  самоваров.  Перспективы смотрелись в радужном свете, можно даже так сказать: виделись они в радужном сиянии. Сквозь дымку и лучезарность сияния проглядывала, несколько в отдалении, безбедная и счастливая жизнь. Но что бездушным воротилам мировой экономики до отдельно взятого человека? Что им этот белорус? Да будь он даже африканцем, сердце бы у сильных мира сего не дрогнуло. Ради рубля, вернее ради зелёного доллара, они готовы на всё… Вот и приходится «Бороде» реализовывать товар, вернее самовар, по цене ниже покупной. Но и здесь таятся заморочки – не желают простые обыватели украшать своё жилище антиквариатом. Культура, эстетика восприятия мира, ещё низкая у нас в республике. Одни утверждают: общество ещё не созрело, а другие, им в противовес, говорят,  что думают: у народа просто проблемы с финансами. А может быть, просто жадничает наше население? В дискуссию, согласно своему пониманию жизни, вмешиваться не буду.  Разбирайтесь в этом вопросе сами.
И ещё об одном феномене надо упомянуть. На улице Карповича из года в год стоит на скупке «Часовой», тёзка ныне покойного внука писателя Гайдара. Он известен тем, что в зимние холода выходит на промысел в валенках и военном белом полушубке, с клеймом на спине «ВС». Наш «Часовой» словно магнитом притягивает к себе сердобольных старушек. Овдовевшие бабушки, не жадничая,  несут на продажу, а часто и в дар, мужнины знаки отличия. В справной выправке «Часового», весьма вероятно, они узнают своего героя молодости. 
Теперь немного поговорим о фарфоре. Мне терять нечего, в отличие от  дореволюционного пролетария, опутанного  цепями, потому заболтавшись, могу случайно и выдать вам какой-либо секрет, скрываемый заинтересованными гражданами от чужих глаз и ушей. Но где наша не пропадала… Лет двадцать назад люди имеющие капитал и интересующиеся антиквариатом, скупали иконы, серебро в виде изделий и монет, не брезговали и золотишком. Это, условно назовём  явление так, первичное накопление старины. Часть народа, снеся на антикварный рынок, чем владела, дальше продолжала беднеть, кто имел деньги и скупал разного рода диковинки – умножал своё добро. У богатых мужчин есть жёны, и хотя они их часто меняют, ничего страшного в этом нет. Просто напросто на смену старой женщине, не по возрасту, а по употреблению, пришла новая, как правило, молодая. Но молодость, это знает каждый, надо привечать, давая ей дорогу в будущее.  К антиквариату, не понять почему, отношение граждан совсем иное – чем вещица  древнее, чем больше ей лет, тем более она для нас притягательна.
Про замену жён мы скажем только одно: пожила одна с мужчиной, пусть немножко вкусит семейной жизни и другая, главное, не было бы другой беды в виде дефолта  или банкротства. Мы здесь в виде богатого «Буратино» берём не олигарха, у них жизнь заоблачная, от нас она скрыта облаками, перистыми или кучевыми (бывают ещё и грозовые) не имеет значения. Разговор наш идёт просто о состоятельных людях, ну пускай очень состоятельных. А семьи, иной раз случается и такое, ходят друг к другу в гости. Помните, из фильма: «Будем дружить семьями…» Пришли, но прежде чем сесть за стол гостям надо показать дом, ибо на его благоустройство потрачено… Но о деньгах сегодня ни слова, это явно лишнее. Ибо на убранство жилища ушла, вообще, невообразимая сумма. Стены, они и в хрущёвке стены, а вот что на них висит, то интересно. И, вообще, дизайн жилища может многое рассказать о хозяевах.
Пригласили осмотреть апартаменты, будем смотреть. Что видим? Художественный паркет, лестница из ясеня, а кое-что и из дуба… Картины стены украшают…  Но вот хозяюшка подвела своих женского пола гостей к старинной горке, а там, за умытыми стёклышками, такое видим… Не могу даже пересказать…  В общем, видим такое, что тут же и тебе точно такое иметь хочется. Нет, вы скажите, как можно спокойно спать после всего увиденного?
Вы, конечно, можете мне сделать замечание, оформив его даже в виде упрёка: «Ты что там был? И шкафчик с фарфором видел? Врёшь, поди…»
Оправдываться не буду. Не верите? Ваше дело. А мы поведём рассказ дальше. Так на чём мы остановились? Хозяйка демонстрирует горку с фарфором? А статуэтки-то не простые, одна другой краше.
«Вот эта, где кавалер с барышней на лавочке сидят, довоенная Германия».
«А эта, комсомолка в красном платочке, уже советских времён, ЛФЗ. Что такое ЛФЗ? Да всё просто, милые мои, это Ленинградский фарфоровый завод, бывший императорский. В вашем возрасте с искусством надо быть уже на «ты».
А «мои милые» просто места себе не находят: «Ишь, Зинка наша, что лиса, добра сколько в нору натащила. Ничего не скажешь, голова работает…»
Вечеринка прошла на уровне – было что покушать и чем закусить. Буквально на следующий день две из трёх дам, бывших вчера на экскурсии в доме Игрек, решили посетить антикварный магазин. Просто одним глазком посмотреть,  что к чему, не более…
Вот так, подобно эпидемии инфлюэнцы, что косила всех направо и налево в начале ХХ века, начала расползаться по России мания женского собирательства. В громоздких самоварах и иконах,  поди разберись, а со статуэткой проще – купил, да и на полочку. А уж каталогов по фарфору – век читай, не перечитаешь. А собрала ты, к примеру, этих танцующих и отдыхающих балерин штук тридцать, тут уж сам бог велел гостей в дом зазывать, есть что показать, есть чем подруженек  удивить.
Вот потому, даже в нашем регионе, фарфоровые статуэтки в цене, и  немалой. А богатые люди, так статистика говорит  (ведь врать она не может?), составляют в больших городах порядка 7-12%. Для Москвы, под завязку набитой ушлыми людьми, этот процент значительно выше. Ну и пусть себе на здоровье живут – не пойман, не вор.

ВАЛЮТЧИКИ
    Ещё совсем недавно, у любого обменного пункта валюты,   можно было увидеть одного-двух ребятишек, предлагающих гражданам более выгодный  обмен, чем работающая точка. И что? Меняли доллары на рубли, или, наоборот, по более высокому курсу. Без риска быть обманутым, или попасть на глаза правоохранителям, был вариант обмена у знакомых.  Кому-то позарез нужна иностранная денежка, а нам, даже лично автору, по душе и простенькие белорусские рубли.  Было бы их только побольше. И не надо этими родными рублями пренебрегать, относиться к ним неуважительно, когда их в кармане много – чёрта с рогами купите. А вы, подобно заморскому попугаю твердите одно: доллары, доллары… Здесь, в финансовых сетях, чистая философия наблюдается:  качество – ничто, количество – всё.
Но настал день сегодняшний и вытеснил он от обменников рискованных ребят. Ведь ни штрафы, ни кратковременные аресты наших героев не пугали. Попал? Ну, что делать? Работа такая… Отобьем! Сегодня племя валютчиков поредело, но не исчезло.
Вы должны быть в курсе: есть среди нас бизнесмены, даже бизнеследи, но в наличии и мелочь пузатая – базарного уровня коммерсанты. Последним, не страшась налоговых органов, можно и в банке валюту прикупить: на себя, на тестя или тёщу. Годовой оборот в пять либо в десять тысяч долларов государство не напрягает. А тем, которые  крупным  бизнесом повязаны, что делать? Засветишься, и тут же налоговики постучаться в дверь: «Ау, как у вас со здоровьем? Хорошо? В дальнейшем мы подобного состояния уже гарантировать не можем». А за фискальной службой ещё кое-кто поинтересуется вашим житьём-бытьём. Надо вам такое? Об этом вы мечтали ночами, заводя бизнес?  Привидится во сне милиционер в звёздных погонах, так потом надо две недели от ночного кошмара коньячком отпаиваться. Посему валютчики не исчезли, но работают они только с постоянными клиентами, не увлекаясь мелочёвкой, меняют крупные суммы. А за счёт «тайны сделки» и моржа, конечно, весомее.
Исчезли с глаз менялы, и следом настали чёрные дни для «кидал». Все денежные операции население сегодня старается осуществлять в банках или  их филиалах. Сверхнормативная прибыль, за обмен купюры в 100 долларов, с неполной гарантией получить взамен рубли, уже никого не устраивает. Народ с течением времени поумнел,  а доллар, покрутившись у людей в руках, обесценился.  Булку хорошего хлеба за него можно сегодня уже и не купить. А когда-то… Но это «когда-то» уже давно в прошлом, быльём поросло, а день сегодняшний диктует нам свои нормативы решения стоящих  задач. Опростоволоситься  можно и в наши дни, «кидалы» есть, просто они переместились в иную нишу. Ведь обмануть вас могут не только у обменника, а при покупке машины или квартиры.  Во всех случаях, когда в деле светятся большие деньги, ухо надо держать востро. Этот совет, насчёт уха, не панацея, но бдительность никогда не помешает.


БАРЫГИ
Мы с вами уже немножко ознакомились с жизнедеятельностью блошиного рынка.  Его легко можно ассоциировать с живым организмом. Рождается, набирает вес и значимость, а потом, причин не счесть, может и концы отдать. Конечно, нюансов у свободной торговли куда больше, чем  рассказано, ведь и автор не всеведущ. Рынок, товар, прибавочная стоимость, это ещё Карл Маркс подметил, могут человека запросто свести с ума. Рынок есть – товара нет, товар в наличии – спроса нет, а то и самое худшее наблюдается, всё есть, включая счастье, а денег нет.  О какой прибавочной стоимости мы можем тогда вести разговор? Вы что, «Капитал» не читали?
Барыга – как этот термин трактует всезнающий Интернет – скупщик краденного. А зачем скупать подобное? Чтобы потом, завтра, послезавтра, всё это с выгодой продать. Оказывается, что  ларчик просто открывается…
На пути к автовокзалу мутят воду, обосновавшись  на центровой точке,   близнецы под кличкой «браты». Лет двадцать пять они заняты своей нелёгкой работой  – скупкой и перепродажей всякой всячины. Братья не понять кто по национальности, но по глазам видно – точно не корейцы,  которые  обожают  блюдо под названием «кукси» (лапша с собачиной).  Но собаку в своём деле близнецы, без сомнения, съели. Быть может и не одну.
На улице Карповича, ведущей к центральному рынку  (в просторечье «к базару»), расположено не менее трёх точек. Здесь не столько продают, на газетках вещицы разложены, сколько ждут поставщиков товара. Раздача прохожим визиток, мол, куплю то и сё, себя, по-видимому,  оправдывает. Именно на точку, зачастую, и тащат всё,  что под руку попало. А рука у некоторых граждан ухватистая, загребущая. Не знаю, какая такая разница скрыта между словами: своровать и украсть, наверное, это, всё-таки, синонимы.   Украсть у государства..,  своровать у народа… И что интересно, поменяй фразы  местами, смысл сказанного не меняется.  Как это объяснить с точки зрения филологии, не знаю. Уголовный Кодекс подходит к этому вопросу проще, не путаясь в литературных изысках,  применяя  к нарушившим законы общежития гражданам соответствующую статью за хищение.

ЦЫГАНЕ
   Сегодня масштабы воровства сузились,  ассортимент ужался до своего исторического минимума. А были времена – 90-е годы – когда за день в руках у цыганок оказывалось, упомянём дореволюционную меру веса,  не менее фунта золотых изделий. Цыганкам, дежурившим у государственной «Скупки драгоценных металлов» (улица Победы), несли не только ворованное, но и награбленное. Между этими понятиями разница уже ощутимая, ибо грабёж и разбой, в сравнении с кражей,  имеют более весомые статьи УК. Сегодня у черноглазых красавиц доходы поубавились. В Республике наведён порядок в сфере криминала. Потому на смену одним статьям дохода приходят другие, понятное  дело, не такие денежные. Сегодня взята на вооружение торговля с рук китайскими очками. «Оптика, оптика, задешёво…» Закупка производится на оптовых рынках  Москвы, и,  судя по цене, товар миновал на таможне налоговый оброк. Линзы, как правило, пластмассовые, но привлекает покупателей дешевизна. Продажа осуществляется в местах массового скопления народа –  у автовокзала, в районе любого, даже крошечного рынка. Предложенные очки  не долговечны, но в разы дешевле, чем в магазинах «Оптика». Этому Китаю, опутавшему товарами весь мир, не перестаёшь удивляться.
Цыганки часто торгуют с рук колбасой, плавленым сыром, неизвестного происхождения. Но раз продают, значит, как это ни печально,  спрос есть. «А колбаска вкусная?» – спросите вы. Отвечу честно: «Не знаю, не пробовал».
Но если бы только колбасой промышляли рамелы. Продажа наркотиков – это уже статья дохода,  попадающая под весомую статью уголовного кодекса. Но торговали раньше, торгуют, к сожалению, и сейчас.  Но я уверен, что «деньги на крови» никогда не принесут в дом счастья. 
Цыгане в городе селятся компактно, родство у них чтиться. Бывшая деревня Якубовка,  ныне она уже в черте города, процентов на 50-60 заселена потомками индусов. Учёные в толковании  факта исхода цыган из Индии единодушны.  Очень большая колония цыган живёт в деревне Прибор, много их поселилось в Василевичах. Это окрестности Гомеля.  Но что интересно, бизнес, в зависимости от места проживания, разнится.  Одних до сего дня можно ещё  встретить  у «Скупки», другие,  зарабатывают свою копейку попрошайничеством или    «вольным гаданием». Мужчины занимаются сбором металла, это неплохая статья дохода. В своё время мне довелось видеть в Средней Азии касту цыган «люли». Они занимались исключительно попрошайничеством.
Согласно стране проживания, наши цыгане придерживаются православной веры,  многие держат в домах иконы. Но гены часто берут своё, обмануть первого встречного – не грех, а наука. В следующий раз будет умнее, если, конечно, учёба пойдёт на пользу.
Рассказывала участница событий, цыганка Соня:
 «В конце 90-х дело было. Обокрали один богатый дом, золотишко взяли, ну, то да сё, и ещё телевизор огромный, в то время редкость. За «рыжьём» уследить сложно, а про телевизор милиция знала: кто-то из наших, что под «Скупкой» толкутся,  его купил. Менты ультиматум выдвинули: немедленно вернуть, иначе плакать долго будете. Пока вопрос не решится, к «Скупке» ни ногой.  Мы меж собой сходку провели – никто ничего не брал. А милиция своё твердит: «Знаем точно, что цыганка купила». Посыпались штрафы…
Наши решили: «Пойдём в парк, к Петропавловскому собору, там,  на месте разберёмся». Пришли. А теперь, пускай каждая перекреститься да  на колени станет, и клянётся, что не брала.
– И что?
– Да ничего. Никто не признался. Нас у «Скупки» ещё с полгода туда-сюда гоняли.
«Ноне лавэ» – на цыганском языке  это означает «нет денег». На приглашение погадать можно этим словосочетанием  и ответить.  Возможно, вам гадалка и не выкажет уважения за знание языка, но пожалеет уж  точно.  Ведь  человек,  не имеющий денег,  действительно достоин жалости.


ВОРЫ
Не знаю кто, возможно, даже Энгельс мог такое сказать, что подобный контингент граждан будет существовать при всех общественно-экономических формациях. Пороки человечества неистребимы и неискоренимы.
Ещё сравнительно недавно на центральном рынке «работала» бригада цыганок-карманниц. Ни один день не обходился без разборок, в случае, когда воровку ловили за руку.  Но кошелёк либо успевали передать по цепочке – ищи его, свищи,  или он оказывался на земле: «Разиня! Сама обронила, а на меня говоришь!»
Группа карманников орудовала в автобусах, курсирующих по маршруту «Вокзал – посёлок Победа».  На пути его лежали два очень востребованных учреждения – областная Психиатрическая больница  и, опять же,  областного масштаба заведение –  Тубдиспансер. Железнодорожный и автовокзал поставляли клиентуру – приехавших из района граждан, имевших целью навестить своих больных родственников. Им ли, трусясь в автобусе, думать о сохранности своей наличности? Голова  полна забот и тревог, тут уж не до пустяков. Но кто-то,  шаря по чужим карманам, наоборот, хорошо контролировал обстановку.
Автобус за номером четыре имел дурную славу у правоохранительных органов. Но время идёт… Маститые карманники либо сели за решётку, либо, состарившись, сошли с дистанции.  Исключения из правил, конечно, есть. Как же жить без исключений? Но молодёжь, любых социальных слоёв,  нынче уже не та, учиться никто ничему не хочет. Это общие выводы, но карманного дела и они касаются. Чем запускать руки в чужой карман, лучше в этих руках держать смартфон или гаджет. Так всем – и гражданам и милиции, будет спокойнее.
Дачные воры существуют и сегодня, не извелись, несмотря на все старания правоохранителей.  А как этот вопрос решить? И имеет ли он решение? Знал бы, сказал, а так три раза самому пришлось писать заявление по поду кражи в районное УВД.


«НОЧНЫЕ БАБОЧКИ»
Инесса Арманд сказала:
«Революция раскрепостила женщину, но пока не дала ей средств к существованию».
Попробуем, хотя бы поверхностно,  расшифровать сказанное.  Раскрепостить женщину революция сумела – эмансипированные  активистки секса тому пример. Да и сама Инесса не из стада бедных овечек, про которых так жалостливо  пела белоруска Алёна Свиридова. Коснёмся, конечно же, лишь слегка, жизнеописания  самой Инессы Арманд.
Элизабет  Пеше д”Эрбанвилль родилась во Франции, отец её был оперный певец, мать танцовщица. В 15 лет, после смерти отца, она приехала к тётке в Россию.  Служила горничной  в семье богатого коммерсанта (купец первой гильдии)  Арманда, имеющего трёх сыновей.  Бойкая горничная сумела (или исхитрилась?) женить на себе старшего сына – Александра, и вскоре родила от него четырёх детей, двух мальчиков и двух девочек. Родная сестра Инессы по имени Рене,  вышла замуж за Николая Арманда.  Но, нежданно  и негаданно, свободолюбивая Инесса уходит от постылого мужа к его младшему брату – Владимиру, юноше  было всего 18 лет.  В свободном сожительстве родила ещё одного мальчика. Вскоре, проникнувшись духом  всемирного равенства и братства, она уходит из дома, отдавшись душой  революционным  идеям. Дети оставлены  (не брошены, пояснила Инесса) –  у семьи Арманд достаточно средств для их воспитания.
    Через несколько лет  судьба  забрасывает Инессу в Швейцарию, где она знакомится с простым российским парнем – Володей Лениным. Но личные взаимоотношения пламенной революционерки  и будущего вождя мирового пролетариата нас с вами не касаются. Любовь, особенно чужую, не надо анатомировать, разбирая по косточкам.
    В этом обзоре надо хотя бы пару строк уделить знаменитой революционерке Александре Коллонтай, тоже насмерть стоявшую за эмансипацию женщин. Сашенька была любимой дочкой царского генерала Домонтовича, к 16-ти годам она уже владела шестью иностранными языками, что в дальнейшем сильно помогло ей на поприще дипломатической службы. О чём  это говорит нам? Вывод таков: учитесь, хорошо учитесь,  и вы многого добьётесь в этой жизни. Но политика политикой, революция революцией, а тема свободной любви для девушки  всегда была актуальна и дорога. Примером тому служит провозглашённая Александрой «теория стакана воды», расшифровывающаяся так: любовь нужно дарить каждому, кто в ней нуждается.
Шли на поводу у дам и некоторые мужчины. Николай Чернышевский, оберегая свободу слабого пола,  во всеуслышание заявил: «Смотри на жену, как смотрел на невесту, знай, что она каждую минуту имеет право сказать: «Я недовольна тобой, прочь от меня».


Мы закончили разговор на том, что революция не только девушек, но и женщин раскрепостила. Но надо на что-то и жить. В большевистской коммуне не очень-то  разгуляешься: морковные котлеты, суп из укропа… Вегетарианство хорошо, но, почему-то, многие лица женского пола его не очень уважают. Не про сало наш разговор, но кусочек колбаски или рыбки никому ещё не повредил. И я бы, что тут  скрывать, не отказался бы от подобной закуски. Но где взять деньги на это лакомство? Труд всему голова, но если думать неким другим местом, то реальность сильно отличается  от   большевистских агиток.
Совсем ещё недавно, не по вселенским, а по человеческим меркам, в Гомеле имелись «точки», где мужчина  мог свести знакомство с раскрепощенной девушкой. В ходе лёгкого собеседования определялось время, то есть продолжительность контакта, проводилась его финансовая оценка, так сказать,  стоимость контакта в рублях или инвалюте.  Заключался своеобразный устный договор.  Две стороны, предлагающая услуги и потребляющая их, выполнив все его  условия,  расходились без взаимных претензий,  подобно кораблям в синем море.  Может быть, я только допускаю подобное, претензии возникали спустя некоторое время, необходимое для инкубации специфического заболевания. Но не будем сегодня о плохом.
Центровая точка, где можно было  познакомиться с «бабочкой», находилась у железнодорожного вокзала, слева от него, в скверике. Девушки более развитые, возможно даже с гуманитарным или техническим образованием, завязывали интрижки в ресторанах. В шикарном зале,  среди столиков,  украшенных чистыми скатертями, и контингент ухажёров был значительно выше.  Девицы попроще, поджидали кавалеров (как правило,  дальнобойщиков) у выезда из города – на Речицком или Черниговском шоссе. Не думайте, что деньги на наших тружениц сыпались дождём, их нужно было заработать. А водители большегрузов  – они же  люди? Но, по утверждению мудрецов, люди склонны ко лжи и обману. Следуя логике, случалось и такое, что девушка за свою непростую работу не получала ни гроша, её просто напросто «кидали». Обидно, но свои сложности и неувязки наличествуют в любой профессии, будь ты хоть трижды заслуженный деятель искусств.
Но что  мы всё о прошлом? Неужели нынче всё переменилось?  И да, и нет… Начнём с утверждения «нет». Чего нет? Девушек нет? Любителей «клубнички» нет? Денег нет? Чего же всё-таки у нас нет? Отвечаю: прежде всего нет того времени, в котором когда-то мы жили. Время текуче, оно как вода в родничке, течёт, течёт… А куда, зачем, то один Бог знает. Течёт, струится вода, впадают реки в море, но, как сказал  Экклезиаст, не переполняется водой море. Всё возвращается на круги своя.
Небольшое лирическое отступление. Хочется немного отвлечься от  вопроса взаимоотношения полов.
Вы, конечно, не раз слышали фразу – время лечит. Но время способно не только на врачевание, оно обладает даром учить людей, делать их если не мудрее, то хитрее. Человек, сопротивляющийся течению времени и его диктату, сегодня выглядит глупцом, будь он хоть женского, хоть мужского пола.  Глупость понятие не однозначное, оно носит всеобъемлющий характер. Идите в ногу со временем, и вы многое не только поймёте, но  успеете многое сделать в этой жизни. О загробном мире мы говорить сегодня не будем, поостережемся.
Посмотрите в окошко, да, поднимитесь с кресла перед телевизором и выгляньте на улицу. Что вы видите? Унылый пейзаж новостроек? Вечных старушек, сидящих на лавочке у подъезда? Почтальоншу, с толстой сумкой на ремне, спешащую разнести подписчикам газеты? Положа руку на сердце, скажу прямо, как сызмальства приучен: мне жаль вас. Неужели вы ничего больше не разглядели за окном?
 Вот сейчас, сию минуту – 17 декабря 2018 года, время 13 часов 18 минут – я поднялся с дивана и выглянул, как вам только что советовал,  в своё окно.  И увидел, чётко усмотрел, что на дворе уже ХХI век, и как никогда близки к нам горизонты счастья, когда каждый из живущих на земле будет друг другу брат. А ещё я увидел белёсое небо, редкие снежинки крутящееся в воздухе, землю присыпанную снегом – мир, в котором бы хотелось жить вечно. Видение наше сугубо субъективное. Один молодец,  глядя  на девушку, говорит с придыханьем: какая красавица!   А второй, не понять почему, выносит своё резюме: мол, глупа, как пробка. И на чьей стороне правда? Кому верить?
Потому доверять чужому мнению надо всегда с оглядкой. Сказано, что наше суждение о событии или человеке на 90% формируется на основе информации слышимой со стороны.  Сказали: «Хороша певица, ишь, как скачет!»  Я с музыкальным слухом не особо в ладах, а что скачет, то ясно вижу, ловко взбрыкивает. Наверное, действительно хороша.
Вернёмся к нашим, хотелось сказать баранам, да во время одумался – вернёмся к нашим «бабочкам».
Как сказал знакомый таксист, кому же ещё, как не ему знать, что творится в городе  (словоохотливые парикмахеры давно уже канули в Лету или отбыли на этническую родину), – проститутки есть и сегодня. Но время, о котором мы только что рассуждали, вносит свои коррективы. Уважающие себя девушки, с некой тайной в душе, давно уже обосновались в Интернете. Заполнив собою, вернее своими виртуальными телами,  довольно обширную нишу. Таксист сказал: «Набери на сайте знакомств «Даму с собачкой» или «Золотую рыбку»,  а хочешь, то познакомься с  Анжеликой или Алисой, и ты хоть что-то поймёшь в этой жизни. А то живёшь в потёмках, как не знаю кто». Упрёк в некотором непонимании современности принимаю, но знакомиться ни с кем не намерен. Что здесь рассуждать, хочешь ты того или нет, годы берут своё. На смену одним приоритетам: вино, девушки, карты, приходят другие, значительно скромнее и проще: книги и,  неподкреплённое соответствующим образованием, дилетантское философствование.  Часто, за неимением собеседника, приходится вести беседы самому с собой. И, поверьте,  это не просто, потому что эти споры иной раз доводят до взаимной неприязни.
Таксист знает всё, потому нет причины ему не доверять. Какой вывод мы сделаем из всего сказанного? Если вы одиноки, а душа полна неразделённой любви, если у вас в запасе тысячи  невысказанных ласковых слов,  уже готовых сорваться с языка, идите, идите  прямиком в Интернет.  Зависайте во вселенских виртуальных сетях, знакомьтесь с тем, кто вам придётся по душе, но помните – существуют ещё и дьявольские сети искушений, а избежать их человеку не так просто. Но бояться, как говорят знатоки, надо только неизлечимых болезней и... дьявола.
Что такое проституция? Древние римляне определяли её,  как отдачу за деньги собственного тела во временное пользование всякому желающему. А проститутками они называли женщин, занимающихся торговлей своим телом, как промыслом. Это выписка из старинного Словаря Брокгауза и Эфрона, пятидесятый том открывается именно толкованием этой статьи.  Что мы можем к этому добавить, что не ясно? Энциклопедисты вроде бы всё растолковали и расставили по полочкам. 
А если у нас не чистая купля-продажа, а просто невостребованное желание получить сексуальное удовольствие? Как это явление охарактеризовать? Многие умы человечества тушевались перед этой проблемой.  Соня Мармеладова («Преступление и наказание», Ф. Достоевский) на свои доходы содержала семью. Но ведь могла пойти на ткацкую фабрику мотальщицей, но не пошла, а выбрала работу не пыльную, а в некотором отношении творческую.  А если девушка просто выступает на сцене, как любитель? Ну не имеет она в процессе общения никакого меркантильного интереса, тогда в чём её прикажите винить? Кто бросит в неё камень? Посмотрите на себя со стороны, мы ли другие?
«Эк тебя, брат-писатель, понесло… Такого нагородил, невесть вокруг чего да около, что толком и не разберёшь, о чём  разговор».
Что ж, упрёки принимаю. Славянский алфавит начинается с чудесной во всех отношениях буквы А. Если бы её увеличить и  приладить к ней арочную крышу, то наша буква тотчас стала бы похожа на триумфальные  ворота, через которые писатели входят в большую литературу.  Но сам себя порой подлавливаю на том, что говоря о букве А,  описывая все её  достоинства: значимость, весомость и т д., непроизвольно соскакиваю на букву Б. Так на этом бы остановиться! Так нет, катишься дальше  прямиком к Иксам и Игрекам. Начал  с прилагательных – мол, чудесная, несравненная, божественная, (имеется в виду девушка), а кончил чистой математикой – в Гомеле порядка трёхсот мадам  (или медамузель?) лёгкого поведения,   которые засветились в соответствующих органах. Но как всегда официальная статистика скромничает, истинную картину извращая, или, вообще, замалчивая.
Как же тогда нам понимать цитату: «не судите, да не судимы будете». Не путайте нас сложностями, просто напросто мы с читателем никого не судили, а лишь обсудили некоторые вопросы  бытия.  Игру слов уловили?
 Теперь, чтобы немножко отвлечься от реальности, расскажу о путанице, которая может таиться в однокоренных словах.  Будучи в солдатах,   служил я на Дальнем Востоке. В части имелся клуб, а в клубе  был художник Б-в.  Каждую пятницу Политотдел проводил  офицерское собрание, где подводились итоги  прошедшей недели. Фотограф А-ч демонстрировал  свои фото, а художник вывешивал планшеты, содержащие, как правило, цитаты из последних постановлений партии и правительства. Так вот, в одну из пятниц, назовём её даже чёрной, планшет украшала следующая надпись: «Офицеры части №Х-У осудили постановление съезда партии…» Дальнейшее цитировать  не имеет смысла.  Художник Б-в был родом с Украины, закончил профтехучилище,  рисовать мог, но с русским языком не особо ладил. Потому разницу между словами – обсудили и осудили – душой не чувствовал. А во всех наших ошибках, уж поверьте мне,  только одна голова и виновата.  Вот по этой несмышленой украинской голове и получил фотограф удар злосчастным планшетом.  Начальник клуба капитан Бондарев был, в силу молодости, чрезвычайно нервным.


ОБИЖЕННЫЕ СУДЬБОЙ
В завершение нашего очерка мы должны хотя бы строку уделить бедным и обездоленным. За таких, во все времена, почитают нищих и бездомных. Скажу прямо: это очень трудный вопрос, здесь уж не до шуточек. Причин падения человека – тысячи, какой вариант мы не придумаем, на самом деле было даже ещё хуже. Ведь не нами сказано: что есть и что будет,  уже было. Пить начал? Семью в итоге потерял? В тюрьму сел и квартиры лишился? Теперь на лавочке ночи коротаешь? Всё было, да прошло, сгинуло, как прошлогодний снег?
Что толку в наших вопросах, ведь услышим мы в ответ правду или полуправду, а может быть, и ложь, какое это будет иметь значение? Всё слова, слова, слова…
В Советские времена, которые в силу своего возраста автор застал, в разных местах нашей огромной родины встречались личности, именуемых –  бичи.  Переводилось  это на понятный язык так: бывший интеллигентный человек. Очень много подобных  людей обитало в Среднеазиатских республиках, в этих краях тепло и сытно. В бескрайней Сибири мы бы  нашли их в любой экспедиции:  геодезистов, нефтяников, геологов. Человек устал от суетной жизни городов и перешёл на вольные бродяжьи корма.
Мой приятель, Саша С., коренной житель  города Москва,  совершил путешествие вокруг света на научном корабле, защитил диссертацию, а потом, разочаровавшись в жизни, ушёл работать кочегаром в театр на Таганке. Дальше больше, он бросил платить государству подоходный налог, стал шить на продажу пуховые куртки, поддерживая интерес к окружающему миру самогоном. На его судьбе я только демонстрирую читателям тенденции того времени – всё опостыло…  Почему? Что причиной?  Всё это надо спросить у конкретного человека.  Но порой и сам он толком не может ответить на этот вопрос. Надоело, приелось всё, не могу…
На смену бичам, как-то незаметно, пришли бомжи, люди без определённого места жительства.
Как навозные жуки копаются бомжи в мусорных контейнерах, тащат, подобно муравьям, на тележках кипу картона или груду железного лома.  Всё туда, на сдачу в пункт приёма вторсырья. Вырученные рубли, здесь гадать не надо, тут же обмениваются на вино. Сколько бомжей за год умирает, сколько обмораживается и заболевает туберкулёзом, мы не знаем.  Даже всезнающая статистика тут бессильна. И что, какую тайну нам могут открыть цифры?  Кому они интересны?
Человек сегодняшнего дня (а после развала Советского Союза уже выросло новое поколение, не с клеймом сталинизма в душе, а с татуировкой на теле),   совершенно иначе воспринимает беспрерывно изменяющийся мир. Есть в обществе обездоленные, есть бомжи – значит так и надо. Это данность времени. Мир устроен несправедливо – это если не понимают, то знают многие – потому каждому своё.  Повезло в жизни – ты в дамках, середняков мы не трогаем, а коли судьба отвернулась – пеняй только на себя.
Но повезло человеку,  у которого есть семья, в истинном значении этого ёмкого слова. Обсуждать вопрос не будем, только повторюсь – сильно повезло.
Благотворительность, по большому счёту это крошка с нашего стола, что делает каждого из нас  богаче и выше, проще говоря, делает из обывателя Человека. Кто  что-то  понял из нашего разговора –  тому спасибо, кто не понял… винить не стану. Время лечит…



КАМУШКИ

О Гомель! Город нашего детства! Времён, счастливей семидесятых годов уже прошлого века,  не было и не будет ни для тебя, ни для нас.
 Отставники со всего огромного Советского Союза считали за счастье поселиться  на благодатных  берегах реки Сож.
 Черноморская  галька  меркнет перед чистыми  белыми песками  гомельских пляжей.  Отдыхающих не счесть.  Реку   бороздят  прогулочные катера  и теплоходы, в живописные окрестности  ниже и выше по Сожу  мчатся  быстроходные  катера  «Стрела».  А когда наступал   сезон  и девушки в купальниках  на любой вкус, открытых и закрытых,  заполняли пляжное пространство, что это была за чудная картина!
Но она будет  неполной, если мы не упомянем основную достопримечательность того времени – гомельских фасадчиков. До двадцати-тридцати тысяч их уезжало весной  на заработки, «на сезон», возвращаясь по осени с большими для обывателя деньгами. От Калининграда до Магадана и Владивостока все СМУ и  РСУ, разнообразные ЖЭКи  и ПМК держали в своём штате гомельских маляров-штукатуров.
 Фасадчики,  играючи, зарабатывали немалую  зарплату не только себе и бригадиру, а и штату нанимателей. В общем, все довольны и сыты. Как говорится, рубль в руке – нос в кабаке.
Деньги «гуляли» в Гомеле большие, так что на развлечения не скупились. Рестораны не могли вместить всех желающих, потому состоятельные люди  позволяли  себе на субботу-воскресенье слетать в Сочи, погреться на солнышке и посидеть в ресторане.  Москва вообще  была для многих как дом родной.  Самолёт в столицу нашей Родины летал три раза в день, но с билетами (ох, уж этот социализм!) всегда были проблемы.
И здесь сразу не разберёшься: социалистическое планированное строительство или вредительство, но в Гомеле начинает работать  бриллиантовая фабрика «Кристалл».
Трудно понять,  спрос рождает предложение или наоборот, но гранёные алмазы рекой потекли сквозь заводскую проходную. Понятно, что в буквальном смысле они не текли, их в разных укромных местах несли шлифовщики и огранщики, несли беспартийные, несли комсомольцы, и,  что самое страшное,  среди несунов были даже коммунисты.  Возможно, поймите меня правильно, я только допускаю такой вариант, но алмазы  мог кто-то  попытаться вынести в партбилете!
Александр Сергеевич Пушкин 8 января 1835 года сделал  в своём дневнике заметку: «Бриллианты и дорогие каменья были ещё недавно в низкой цене. Они никому не были нужны». В эти же годы француз Оноре де Бальзак с грустью фиксирует кризис алмазного рынка: «А нынче бриллианты падают в цене, с каждым днём падают!»
Почти та же ситуация наблюдалась в Гомеле через сто сорок пять  лет.
 Возможно, поразмыслив, учёные и выявят некоторую цикличность в обращении камней, но я пасую, я не математик и не экономист. Просто рассказываю как очевидец  о том, что было когда-то.
Камушками торговали в городе чуть ли не в подворотнях, за отсутствием денег ими же расплачивались за дефицитный ширпотреб: кассетные магнитофоны, джинсы и  женские сапоги. Рабочих и колхозниц,  олицетворяющих собой смычку города с деревней,  они вообще ни с какой стороны не интересовали, хотя кому-то они были очень даже нужны. На любой товар всегда найдётся купец. 
Немало бриллиантов вывезли ушлые люди   на перепродажу  в Москву и Вильнюс, где, не понять почему, они ещё пользовались спросом, но основной  поток  бежал в родственное белорусам государство Израиль. Ибо с конца семидесятых годов начался массовый выезд евреев на этническую родину.
Везли с собой всё нужное  и ненужное для безбедной жизни: ковры, кухонную утварь, мебель. Боже мой, кто будет  и,  главное,  зачем  потрошить этот домашний скарб в поисках сокровищ?
Так считали и пограничники, но,  как показало время,  они сильно ошибались в выводах. В ножках кухонного стола (нужно было высверлить отверстие и заткнуть его деревянной пробкой) пытливый исследователь нашёл бы такое, что…  Все   эти    тайники    хороши для монет царской чеканки, для серебра и золота, этот товар на самолете не вывезешь, ведь в то время уже ввели для контроля пассажиров детекторы.
Но гранёные камушки было рискованно отправлять в багаже, уж больно они были дорогие.  И что? Везли на себе, реже в себе. Известны случаи, когда алмазы обшивали материей, превращая их  в  пуговицы на дамской кофте.  Человеческой фантазии предела нет, а если здесь замешаны деньги, и большие, то остаётся только восхищаться полётом ума некоторых товарищей.
Но всё в нашем мире имеет своё начало и свой конец. В начале восьмидесятых на бриллиантовой фабрике начались первые аресты. Показателем  их динамики  служила Доска почёта. С неё снимали фотографии проворовавшихся ударников, вешали другие, проходила неделя, и портреты   приходилось менять вновь.  Какой-то невообразимый кошмар творился в стенах предприятия «Кристалл».
 Цыганки, тоже  участвующие в перераспределении алмазного фонда, говорили прямо: сглаз!   Под следствием одновременно находилась тьма тьмущая народа, но не было конца этому милицейскому произволу.
События развивались стремительно: огранщики, пойманные с поличным, разговорившись,  сдавали всех подряд. По делу о хищении алмазов проходило  девяносто два человека, из них 56 впоследствии были приговорены к различным срокам заключения. Что делать? Сотни людей ломали голову, пытаясь проникнуть в суть данного вопроса.  Здесь отметились даже такие великие умы, как Лев Толстой и Владимир Ульянов: «Что делать?»  Но и эти мыслители глобального масштаба ничего хорошего для России придумать не смогли. Я скажу обо всём этом, как понимаю: воровали, воруют, и будут воровать до самого наступления коммунизма!

Только что прочитанное, это отрывок из художественной книги автора «Камушки». Так сказать, вольная интерпретация имевших место событий. А теперь ознакомимся с милицейской хронологией возбуждённого уголовного дела.
Как мы уже упоминали, со второй половины 70-х годов началась так называемая «вторая волна» эмиграции граждан еврейской национальности. Ехали, лишь бы съехать, большинство в Израиль, кто похитрее да пошустрее в Канаду или Америку. А чтобы там, куда держишь путь,  жилось хорошо надо при себе иметь некоторый капиталец. Везли в тайниках ювелирку и золотые монеты, а некоторые, особо продвинутые, переправляли на запад бриллианты.
К этому времени бриллиантовая фабрика «Кристалл» в Гомеле уже начала выпускать свою продукцию.  Это было единственное в Белоруссии предприятие, где проводилась огранка алмазного  сырья. И бриллиантовый ручеек потихоньку потёк через проходную фабрики. И вдруг оказалось, что есть в городе немало желающих стать обладателем драгоценного камушка. И пошла, всё набирая силы, негласная купля-продажа.
Но не дремали и соответствующие органы.  Была создана оперативно-следственная группа по факту хищения алмазов.  Существующий на фабрике контрольно-пропускной режим, вроде бы, не позволял совершать хищения.  Камни обрабатывались согласно технологии.  Отчёты подтверждали сохранность сырья. Однако реальность (криминальная продажа бриллиантов) говорила: хищения имеют место быть.
Взяли под пристальное наблюдение рабочих, имевших прямой доступ к сырью. Изучили их связи. В Минске была выявлена целая группа валютчиков,  не брезгующих перепродажей драгоценных камней. Оказалось, что столичные дельцы тесно связаны с  некоторыми гомельчанами. Под пристальное внимание попал обдирщик завода «Кристалл»  К и бывший огранщик А, недавно уволившийся с производства. Следствие показало, что именно они занимались хищением камней, попутно, используя большие деньги, вовлекая в криминальную деятельность других рабочих.
Методика хищения, которую сами огранщики называли «наращиванием», выглядела так – любым путём нужно было завладеть неучтённым алмазным полуфабрикатом.  Было несколько способов решения этой задачи: во время  шлифовки от камня откалывался маленький кусочек. Потери в весе легко списывались, согласно технологии. Были и потери кусочков при расколе камня, что тоже вписывалось в нормативные показатели. За утерю полагался штраф, но он легко компенсировался при последующей перепродаже. Дальнейшее было уже делом техники (ведь недаром на огранщика учатся в ПТУ), при работе следовало подменить «нечто» маленькое на более крупное. Конечно, процедура подмены камушка на всю более крупный, занимало немало времени, но тем приятнее был конечный результат. Перед выносом наращенного камня его, конечно, подвергали огранке. Так что к покупателю в руки приходил полноценный бриллиант, хочешь, так на него любуйся, а не нравится, то   вставь его в оправу.
Рабочих в спецпропускнике, при выходе с фабрики, конечно, досматривали: заставляли расчёсывать волосы и полоскать рот, но «производственная смекалка» легко решала эти вопросы. Можно было жевательной резинкой приклеить бриллиантик к нёбу, или вынести его в дупле зуба, который специально высверлил знакомый дантист. Всё это, в общем-то, неплохо и срабатывало. Но надёжней в стократ было… просто проглотить пару камушков, несомненно, с последующим контролем его выхода.  Конечно, грязноватая операция, но зато, в видимой перспективе, приносящая весомую прибыль.
В процесс хищения (это чисто милицейские термины) была вовлечена почти вся молодёжь, работающая на фабрике, почему-то особо ретиво включились в данный процесс девушки. Хотелось хорошо выглядеть, а для этого надо прилично одеться, потому позарез нужны  сапоги, джинсы, дублёнка. Девушки, не понять причину, уважали и любили (а где патриотизм?) только западные товары, привезённые из-за границы.  Всё это перечисленное добро и покупалось у фарцовщиков за деньги,  вырученные от продажи «брюлликов». Есть народная поговорка, которую я, по значимости, ставлю в один ряд с теоремами Пифагора: сколько верёвочке не виться, конец будет.
Было заведено уголовное дело, которое курировал Минск. Под следствие попали не только активные «несуны», но и скупщики, валютчики, фарцовщики.  Главные фигуранты – А и К получили по 15 лет заключения. Порезвились примерно лет пять, а за решёткой, наверняка, будет скучно и неуютно. Главарей судили в столице, а «мелкоту» в Гомеле. Более пятидесяти человек получили реальные сроки, согласно тому, что предусмотрено Уголовным кодексом за хищение народного добра.
В заключение обзора будет интересно привести слова Председателя Совета министров СССР А.Н.Косыгина: «Плохие мы хозяева, если возле государственного кошелька не можем поставить хорошего сторожа».
Но не надо хитроумный способ добычи и последующей продажи бриллиантов ставить в заслугу только гомельчанам. В Смоленске, на фабрике аналогичного профиля, рабочие тоже не дремали, а исправно тащили алмазы через проходную.
 




КУДА  УШЛИ  СЛОНЫ?

                Слоны редко живут в одиночку.
                «Жизнь животных», т.6, стр.309.

   Откуда они появились? На этот вопрос навряд ли кто ответит вразумительно. Но в послевоенные годы на любом уважающем себя комоде, на салфетке вышитой гладью, стояло семь слонов. Они могли смотреть головами на север и на юг, на восток и на запад – это было не принципиально. Главное, что возглавлял их большой слон, а замыкал шествие самый малый. Часто в своем строе они изгибались дугой, этаким белым серпом, который напрочь отрезал все сомнения насчет их необходимости.
   Хозяйка смахивала со слонов пыль, дети тайком рушили порядок, но через некоторое время вожак опять занимал своё место. И вновь, с каким-то непонятным упорством, слоны выстраивались по росту в полукруг, радуя глаз своим незыблемым постоянством.
   На неделе семь дней; семь мудрецов на свете было. Чудесное, магическое число. Говорят, что слоны приносят удачу в дом. Суеверие, скажите вы. Но многие вспомнят, что не однажды радость заворачивала в дом со слонами. Что было, то было.
   Менялась жизнь. Семьи въезжали в новые квартиры. Появились радиолы и холодильники, все чаще стал заглядывать в дома диктор телевидения. Жизнь делалась сложнее и интереснее. Люди стали больше ездить, больше читать и знать.
   Человек осваивал отдаленные районы, геологи открывали новые месторождения. Ползли все дальше на север нефтяные вышки. Редели леса, пропадали, уходили куда-то звери и птицы. Появилась Красная книга.
   А потом будто все сорвалось с цепи. Закрутились вокруг земного шара стаи спутников, помчались в космос летательные аппараты. Началась эра компьютеров и сотовых телефонов. Эмансипация, урбанизация, глобализация… Процесс необратим, говорят ученые.
   Но однажды, словно очнувшись от спячки, ты замечаешь: слонов нет. Их нет нигде. Исчезли со столов, этажерок и комодов. Куда они ушли? Как живут и чем кормятся? Молчат специалисты. Но что-то щемящее шевельнулось в груди с их уходом. Почему-то жаль мне добрые слоновьи времена. Жаль танцы под радиолу, прямо под окнами на асфальте. Жаль маленькие телевизоры, у которых вечерами собирались соседи. Жаль любезного чаепития с самоваром, блюдцами и сахаром вприкуску.
   Процесс необратим… И, наверное, не стоит грустить о прошлом. Жизнь должна идти вперед, это закон. Но порою ночью в окно вплывает серебристый рожок месяца, свет его дугой ложится на стол, ты вглядываешься и вдруг узнаешь милых сердцу слонов. Боясь чего-то, с дрожью в душе, пересчитываю их. Да, все семь на месте. Все семь. Значит, все они живы, все они есть, только живут сейчас далеко-далеко, куда не доносится шум большого города. И как раньше, впереди стада рослый вожак со сломанным бивнем.