Лариса проснулась на деревянной монастырской кровати, на её лице лежал широкий жёлтый луч.
«Солнце уже высоко поднялось», - подумала она и вскочила.
На часах было восемь.
Лариса перекрестилась, быстро натянула подрясник на рубашку, повязала платок, и выбежала из кельи. Она вприпрыжку спустилась с лестницы, влетела в кухню, и начала действовать: включила три электрических чайника, набрала воду для варки овсянки и яиц, поставила кастрюли на газ. Потом открыла сразу оба холодильника и стала метать закуски на раздаточный стол.
Послушница любовалась своей ловкостью и проворностью. Ей льстило, что Алевтина за быстроту дразнила её «электровеником», а Татьяна назвала «зажигалкой».
Ларисе стало жарко. Она подошла к старинному арочному окну и открыла пластиковую раму. Ветер вдунул что-то тревожное, весеннее, и вытеснил из кухни запах варящихся яиц. Послушница втянула свежий воздух, и посмотрела на небо.
«Где-то там, за глубокой синью Бог. А может быть, Он здесь – на кухне?» Эти мысли прервало шипение плиты. Из кастрюльки с яйцами выплёскивался кипяток. Лариса рванулась к плите, мысль о Боге ушла.
Потом началась суета накрывания столов. Когда всё было готово, и кастрюля с кашей закутана полотенцем, Лариса взяла колокольчик с матушкиного стола, и поднялась на второй этаж по скрипучей лестнице, чтобы собрать сестёр к завтраку.
Особенно долго она звонила у двери мать Игнатии. Ларисе было её жалко.
«Опять не может встать. Небось, ходила ночью на молочку откидывать творог», - подумала послушница.
Послышались тяжёлые шаги, дверь приоткрылась, и из её тёмного проёма высунулась голова в белом апостольнике, с полным, отёкшим от сна лицом.
Мать Игнатия резко сказала:
- Ты что под моей дверью звонишь? Чего, не понимаешь, что ли, что я всё равно сейчас не встану?
Инокиня, не дожидаясь ответа, с грохотом захлопнула дверь.
«Ну и ладно», - пожала плечами Лариса и направилась к лестнице.
Сёстры потихоньку собирались. Первая в трапезную спустилась молодая инокиня Ольга. Она вошла, как тень, немного согнувшись и держась за живот, подошла к столу, и осторожно села на своё место.
- Мать Ольга, благослови, - сказала Лариса, одёргивая фартук.
- Благослови, - выдохнула инокиня и опустила голову на руки.
- Ты опять плохо себя чувствуешь?
- Да, - прошептала мать Ольга.
- А ты помажься святым маслом, - сказала Лариса, не зная, чем помочь.
Мать Ольга оторвала голову от стола и уставилась на послушницу с недоумением. Никакие лекарства не помогают, причём тут святое масло?
Тут отворилась большая двустворчатая дверь, и в трапезную вступила худенькая монахиня в очках. Она поклонилась мать Ольге и Ларисе, и тепло сказала:
- Благословите, сёстры.
Мать Ольга повернула к ней голову, и ответила с лёгкой улыбкой:
- Благослови, мать Алексия.
Лариса поклонилась вошедшей монахине.
Некоторое время сёстры молча молились по чёткам.
- Ну что, пять минут уже прошли, молимся? – Энергично сказала Лариса.
- Давай ещё две минутки матушку подождём, может, придёт? – попросила мать Алексия.
Лариса была не довольна. Раз матушка сказала ждать её пять минут – значит пять минут – как в армии. Но спорить с сёстрами она не хотела. Не хотелось портить отношения с ними, искушать, и не хотелось, чтобы на неё ворчали. Она напряжённо молчала, потом стала постукивать пальцем по столу.
- Ну всё, две минуты закончились, - уверенно сказала послушница.
- Тогда давайте молиться, - со вздохом ответила мать Алексия, она была благочинной.
Сёстры помолились и сели за стол.
Во время завтрака в трапезную вошла игумения. Она молча прочитала молитву, перекрестилась, и тихо села на своё место.
Игумения была средних лет, моложавая, очень маленького роста, и походила на подростка.
- Матушка Варвара, благословите, - сказала с почтением мать Алексия.
- Бог благословит.
- Матушка, как вы себя чувствуете, - спросила Лариса, всем телом повернувшись к игуменскому столу.
- Лариса, поменьше разговаривай за трапезой.
- Хорошо, матушка.
- Я чувствую себя хорошо. А ты что, сегодня проспала?
- Проспала.
- Сильно?
- На пол часа.
- Ну, хорошо, что не на час.
В течении трапезы приходили другие сёстры. Кто-то был на коровнике, кто-то дежурил в храме или в свечной лавке.
Матушка с улыбкой рассмотрела, как накрыт её стол. Потом, глядя на сестёр, сказала:
- Сёстры, вы все не умеете накрывать столы. Я хочу, чтобы вы накрывали как Лариса. Она хорошо трапезарничает. Так что вы учитесь у неё.
Лариса почувствовала прилив гордости. Она покраснела, проглотить еду было тяжело. Ей стало стыдно перед Богом за свою гордость.
Матушка что-то говорила дальше, но Лариса понимала с трудом. Она боролась с собой. Потом вслушалась. Игумения говорила:
- Когда вы трапезарничаете в скоромные дни – убирайте со столов сметану и творог.
- И масло с сыром, - закончила матушкину фразу мать Игнатия.
Матушка опустила голову к тарелке и промолчала.
Лариса пристально смотрела на игуменью и ожидала её реакции. Матушка молча почистила и съела яйцо, допила чай, а потом задумчиво сидела, глядя в пустую чашку.
После трапезы послушница Лариса убрала в холодильник творог и сметану. Потом взяла со стола тарелку с сыром, задумалась, ставить ли её в холодильник, и вернула на стол. Было лень собирать весь сыр со столов, и мучал вопрос: «Так почему же матушка только про творог и сметану сказала? И не сказала про остальные продукты? Значит, их не надо убирать. Значит, матушка этого не хочет».
Сыр и масло постоянно стояли на столах до вечера и потихоньку портились: сыр плесневел, а масло прогоркало.
Однажды Лариса послушАлась с инокиней Игнатией. Мать Игнатия приготовила вкусный супчик из сушёных грибов, и теперь расставляла тарелки с едой. Лариса проворно вынимала закуски из холодильников, и подавала ей.
- Слушай, у тебя сыр заплесневел по краям, обрежь, - сказала мать Игнатия и сунула тарелку послушнице в лицо.
- Хорошо, - сказала Лариса и перехватила тарелку.
- Ты что его в холодильник вообще не ставишь?
- Нет, матушка не благословила, - ответила послушница.
- Это как, не благословила?! Матушка что, сумасшедшая?! – спросила инокиня, и по её красивому лицу разлился гневный румянец.
- Хорошо, я у неё переспрошу, - испуганно ответила Лариса и выронила пакет с хлебом.
Вечером Лариса подошла к матушке. Игумения сидела под лампой, и читала документы. Стол был завален какими-то чертежами. Лариса спросила про масло и сыр.
Матушка машинально ответила:
- Ну, ставь, ставь всё что хочешь в холодильник, - и продолжила делать пометки на листах.
Лариса отошла в смущении. Матушка тоже была смущена, её бороли помыслы, что сёстры никогда не дадут ей спокойно поработать.
А Лариса никак не могла понять, чего же хочет матушка. В душЕ было тревожно.
"Когда ничего не понятно – то слушаться тяжело. Но ведь слушаться матушку – значит, слушаться Бога", - думала она.
В эти дни природа на монастырском дворе набирала весеннюю силу. На ветках кустов раскрывались почки, всюду летали бабочки-лимонницы, проклюнулись и мощно устремились к небу жёлтыми стрелами сильные цветы мать-и-мачехи. Вскоре их бутоны распустились, и у Ларисы началась аллергия. Но больше, чем аллергия, её мучали неопределённые слова матушки, её непонятное благословение.
Однажды вечером матушка пришла помыть за собой посуду после трапезы, как она всегда делала. Лариса убрала с мойки большую кастрюлю, и включила тёплую воду для Игуменьи. Мать Алексия прошла мимо с огромным подносом, нагруженным тарелками. Игумения обмыла приборы, выключила воду и сказала:
- Сёстры, ну что вы ставите в холодильник всё подряд? У вас и так на молитву нет времени, весь день тарелки туда-сюда таскаете.
Тут мать Игнатия взмахнула руками, в которых держала два больших половника, и выпалила давно наболевшее:
- Матушка, у нас на кухне все продукты пропадают в дежурство Ларисы!
- Матушка, простите, она, действительно, не убирает ни масло, ни сыр, и говорит, что вы так благословили, - поддержала мать Алексия.
Лариса мучительно вглядывалась в лицо игумении.
Матушка отвернулась от сестёр, стараясь не рассмеяться. А Ларисе показалось, что лицо настоятельницы исказилось в гневной гримасе.
Послушница бросилась перед матушкой на колени, и жалобно сказала:
- Матушка, простите, если я что-то не так сделала!
- Слушай Лариса, что ты ко мне пристала? Иди давай, отнеси сковородку в библиотеку, - строго ответила игуменья.
Лариса оторопела. Её глаза округлились от изумления. Она мучительно пыталась понять, зачем же туда сковородку нести. Но в ту же секунду отсекла сомнения, схватила с плиты сковородку с остатками картошки, и быстро вышла из кухни. Её шаги замолкли в коридоре.
- Ну что, сёстры, теперь поняли, как надо слушаться? – Весело сказала матушка, глядя в упор на мать Игнатию.
Инокиня покраснела, нахмурилась, и обиженно сказала:
- Матушка, я тут всё закончила, мне на коровник пора. Благословите идти?
- Иди, - добрым голосом ответила матушка, и снисходительно посмотрела на неё.
Мать Игнатия сняла фартук и быстро вышла из кухни.
28.02.2021 г.