Вестники
На высоте звезда космата
Грозила нам уж много лет.
И видим: Брат восстал на брата,
Ни в чём уверенности нет.
Лучи косматой кровецветны,
Они отравны для сердец.
Все те, что были неприметны,
Теперь восстали наконец.
И рыбаки, забросив сети,
Нашли, что там дитя-урод.
Ожесточились даже дети,
Рука ребёнка нож берёт.
"Песни мстителя", Константин Бальмонт, 1907 год.
Часть I. В СИБИРСКИХ ПРЕРИЯХ И ДЖУНГЛЯХ
Глава 1. Дым отечества
Охолаживающий октябрьский ветерок трепал угол отлепившегося от краснокирпичной стены плаката с броской надписью РАЗЫСКИВАЮТСЯ. Другой нижний угол серовато-белого прямоугольника был расчётливо оборван наискось, и маячащий в полумраке малиновый светляк цигарки не оставлял сомнений в том, что именно на эту самокрутку и ушла часть печатной продукции местной типографии, наборщикам которой уже год как приходится набивать свинцовыми литерами колонки декретов и воззваний Верховного Правителя,чья крюковатая подпись АЛЕКСАНДР КОЛЧАКЪ вонзалась в мозг каждой буквой. Вот и этот обесцвеченный дождями , промороженный и истрёпанный ветром клок бумаги всё ещё взывал.
КЪ НАСЕЛЕНИЮ РОССИИ
18-го ноября 1918 г.
Всероссийское Временное правительство распалось.Совет
министров принял всю полноту власти и передалъ её мне,
адмиралу русскаго флота...Приняв крестъ этой власти в
исключительно трудных условиях гражданской войны и
полнаго разтройства государственной жизни, объявляю:
я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности... -высветила разбегающиеся буквы , падающая от фонаря подвижная световая полоса, плеснувшая жёлтым на бледно -синее.
Скрипнула фонарная подвеска. Пыхнула цигарка, высветив щеку, глаз, вздернутый нос, папаху дефилирующего по перрону солдатика в шинели с трепыхающейся на ветру крылом недобитой птицы полой шинели и с винтовкой на плече. Дохнуло едким дымом самосада,добавившего терпкой горечи к запаху шпального креозота, металлическому привкусу рельс и дымам паровозных топок.
- Вишь! -ткнул солдат дотлевшей до середины самокруткой в обрывок сообщения, косо посаженного на клейстер рядом с прямоугольником воззвания.- Парочка! Баран да ярочка! Вроде как из благородных. А туда же - варначить!
В неверном свете фонаря, чуть в стороне от собственной тени с клювом фуражечного козырька я мог разглядеть два бледнеющих в сероватых прямоугольниках лика. Женщины. И мужчины. Дымная путаница волос над удивлённо распахнутыми глазами, прямой нос, надменно сжатые губы - её.Хищный взгляд из - под щегольски махонького лакового козырёчка фуражки с кокардой, из-под которой рвался на волю выплеск чёрной кучерявины, снисходительная улыбка из -под стрелок усиков записного негодяя- его.
Даже при переменчивом освещении тусклой, мотающейся туда-сюда лампочки на оставшейся части плаката можно было разобрать "хищение в особо крупных", " разбойные нападения", "убийства"...
- Вот я и грю! -уже досмалив обжигающую пальцы самокрутку, швырнул солдатик окурок в досаде под ноги и вдавил его чоботом в грязь. -Чего господам не хватат! Тока птичьего молока...А мои-то поди в деревне с голоду пухнут.Они б щас и мучную болтушку, на какую засветло пацан эту листовку клял сожрали бы, не опасаясь, что злыпнется!-ввернул он чалдонский диалект словечко из "мовы" отнюдь не из соображений пролетарского интернационализма.- Большевички-то всё зернишко из сусеков повыгребли, а следом - и казачкам с охвицерьём не токмо овса для коней и сальца на стол подавай, а то и курочку. Да и сами мы то и дело ложками по пустым котелкам скребём! Ой, наскребём...
Он сунул лапу в карман за новой порцией пока что исправно выдаваемого каптенармусом успокаивающе-умиротворяющего зелья: организм жаждал непрерывного потребления курева. Разговаривал часовой скорее всего не со мной или моей тенью на стене, а с самим собой. Потому что в момент этого неуставного, крамольного жалобно-горестного причитания он смотрел не на меня, а сквозь меня в наплывающую на огни вокзала с серыми комками толкущимся на нём людом темень, в черноте которой тонули и отблески рельс с перекладинами шпал, и смутные огоньки вдали. Лестницей в непроглядный бездонный подпол уходило в темноту вздрагивающие под надавом колёс трогающегося эшелона двутавровое железо, напрягались костыли и болты крепежа, непривычно тяжела была нагрузка на колёсные пары. И только что проверявший буксы обходчик, отмечая чрезмерную усадку вагонов и избыточный прогиб рессор, бормотал: "И что у них там за груз? Свинец што ли?" И хитро улыбался в отвислые усы железнодорожник со скрещенными молотками на кокарде: так значит не зря судачат! Это и есть - тот самый груз, что вчерась через весь Омск под усиленной охраной возили на подводах из банковского подвала! И кучер Фёдор видел, как из свалившегося с телеги, расколовшегося ящика посыпались золотые чушки!
Глубоко в зевище бездны уходила лестница из бесконечных рельс и шпал -поперечин. И кто знает-что грезилось караульному на дне того бездонного погреба - размётанная артобстрелом по бревнышкам его изба? Проколотая штыком жена в предсмертной судороге прижимающая к себе бездыханного ребетёнка? Мать с отцом, брательник в посконном на краю расстрельной ямы? Пылающий овин? Пристреленная собака у конуры? Выводимые казачком-мародёром за поскотину кобыла с жеребёнком?
Отправленная в пещерную темень кармана длань землепашца уже тянула наружу перетянутый шнурком полуопустевший мешочек кисета. А это значило, что вот-вот будет уничтожена следующая часть печатного листка,и ещё один угол плаката окажется оторван, свёрнут желобком, в него сыпанутся пахучие крошки и всё , что затем будет ловко свёрнуто в аккуратную гильзочку смочит слюна лизнувшего только что прочитанные слова шершавого языка...
-Серников не найдётся? - придвинулся, явно экономя собственные спички, солдатик.
Правила дипломатии тёмных подворотен и плохо освещённых закоулков диктовали необходимость щедрого жеста. Громыхнув коробком, услужливо вынутым из куртки-продувайки, я чиркнул спичкой и, сложив ладони лодочкой, увидел, как тычется в мечущегося тонкокрылого мотылька огня испещрённая типографским шрифтом оглобля...
Мигнуло. Сквозь пламя догорающей спички я увидел лучистую звёздочку костра на лесной поляне- и двоих вышедших из темноты на его манящий свет. И каково же было моё изумление , когда в этих двоих я узнал тех самых мужчину и женщину - с изорванного на самокрутки плаката. А плакат был разодран на разошедшиеся по рукам "добровольцев" прямоугольнички так скоро, словно сотворившие это непотребство страстно хотели воспрепятствовать поимке разыскиваемых. Ведь как только я "дал огоньку" одному служивому, тут же вылущились из темноты второй и третий - и они мигом изничтожили плакат с таким же успехом, как ежедневно "пускали в дело" революционные прокламации, газеты "Русская армия", "Сибирская жизнь" или "Анархист"*, сожалея, что из-за высокого качества бумаги не годятся на самокрутки и "козьи ножки" разметаемые по шпалам и рельсам векселя и ничего более не стоящие ценные бумаги "старого режима".
Ломая спички о коробок, я "давал огоньку" ощетинившемуся вокруг меня то ли ежу, то ли дикобразу из винтовочных штыков.
-Ну! Кажись - отправили!
-Без эксцессиев обошлось!Как по маслу пошло!
-Ты про масло не поминай, с утра не жрамши...
-Обошлось!А то хорунжий прям трясси, инструхтаж деламши!Мол, партизанами леса кишмя кишат-смотрите в оба!
- Чех-то этот лощёный как вызверился, када я кинулся пособить яшшычек в вагон загрузить! А то мы не знам -чо в тех яшшычках особь секретного!
-А табачок -то, што намедни выдали, - ничо!
-Може, и сахаринчику подкинут! А с кипятком проблемов пока нету!
Шевеля смертоносными иглами, чавкая сапожищами по размятому вдрызг нозьму, отползал в сторону только что свернувшийся вокруг меня непроходимым частоколом "дикобраз". Он пыхал махорочным дымом -и тот дым, отдавая самогонным перегаром вчерашней попойки, смешивался со стелящимся из паровозной трубы чадом распаляемого хойла топки, куда лопата кочегара спешно подкидывала кузбасского угольку.Обдало паром разогретого котла, задвигались шатуны, завращались чугунные жернова колёс, поплыли мимо тусклые окна вагонов... Тук-тук-тук -застучало в висках пульсированием мучительных бессонниц.
Некогда сладкий и приятный дым отечества переродился в едкую вонь солдатской махры с примесью сгораемого в угольях жадных затяжек свинцового послевкусия типографской краски. Темной, взрывоопасной мутью этот дым пропитывал лёгкие, отравлял мозги, превращал человека в животное. Казалось, смысл слов, их логическое содержание, уже не имели никакого значения. Дым сожжённых в самокрутках газет большевиков, меньшевиков, кадетов, эсеров, анархистов, монархистов делил людей на одних, других, третьих, четвёртых благодаря своему химическому составу. Сбылась наконец заветная мечта средневековых алхимиков:свинец трансмутировал если не в само золото, то в грёзу о нём. И эта галлюцинация материализовалась в виде заколоченных в ящики , распиханных по мешкам, растолканных по вагонам груд тускло мерцающих слитков с клеймами цепляющихся за скипетр и державу орлов, сонмищем монет с профилем отрёкшегося от престола государя императора, груд церковной утвари и иконных окладов из опустевших храмов.
А махорочно-свинцовая отрава растекалась, смешиваясь с пороховыми плевками пушек,винтовок и револьверов,она настаивалась на солоновато-приторном запахе человеческой крови, закисала на копоти костров, сложенных из тел скончавшихся от голода и тифа. Тошнотворная прель дыма от разорванного на самокрутки плаката лишь самую малость подгорчила задохлую терпкость дымов от горящих амбаров, хлевов, подворий. В одном месте спичкой пыхнула деревянная церковка, в другом - выгорела попавшая под артобстрел деревенька. Искрами от тех пожарищ рассыпались по окрестным с Транссибом лесам повстанческие костры. И их дымы вливались неисчислимыми струйками в туманные разливы смердящей вони. Это и был новоявленный "дым отечества". Смрадный. Слезоточивый. Удушливый. И его уже не в силах были перешибить ни горчичный запашок наносимого с Украины германского гуталина, ни сладковато-ландышевый душок французской парфюмерии, веющий из комфортабельного вагона генерала Жанена, ни цветочно- аптечные запахи, исходящие от глистом в кишечнике Транссиба влезших в тело России легионов капитана Гайды.
- Кто такие? И что это вас ночами по лесам-то леший кружит? - спросил наш вожак Фёдор Евлампиевич Твердохлебов задержанных часовыми Громом и Байдоном его и её.
- К партизанам пробираемся!- ответил мужчина, меж лопатками которого был наставлен штык. И чуть что игла готова была проткнуть "ночного мотылька".
- Тогда считай, что уже добрались! - снисходительно произнёс Твердохлебов.- Ну кто вы таковские? И чем можете помочь нашему делу?
Гл.2. Банда "Чёрная рысь"
Так в пору отступления Колчака из Омска прибился к нашей банде молоденький подпоручик с рыжей суфражисткой. К тому времени нашего бывшего главаря Кольку Пожогина комиссары уже пустили в расход и шайку возглавил Федька Твердохлебов по кличке Твёрдый. Упорно именуя с тех пор наше пёстрое сборище "партизанским отрядом", Федька имел насчёт того,против кого и из каких идейных соображений партизанить,- свои представления.
Доставшиеся ему в наследство остатки разгромленной шайки Пожогина, потомственный казак из алтайских "семейских" Фёдор Евлампиевич Твердохлебов намеревался направить на дела более масштабные. Вначале он грезил созданием не подчиняющейся никому крестьянской республики, отгороженной от окружающего мира неприступными стенами Алтайских гор. Потом его умонастроения переменились. И он размышлял вслух,во время наших привалов у костра: "Не надоело вам под пули подставляться, потроша новониколаевских толстобрюхов? От чекистов по лесам ховаться не наскучило? Те чекисты и комиссары, коим досаждали вы своими лже-эксами, уже в земле сырой лежат...С тех пор, как чехи с Колчаком навалили их снопами по ямам вокруг Новониколаевска, -вагоны с золотишком эвон куда упороли! Кое-как нагоняем!И не пора ли нам не размениваться по мелочам, а взяться за серьёзное дело?"
Раздумывая и меняя одно решение на другое, остановился Федька Твёрдый в конце -концов на том, что лучше растребушить кого-нибудь из сибирских толстосумов или ограбить какой-нибудь провинциальный банк - и на том "завязывать". К такому решению его подвела суровая реальность.Чем дальше отрывался "золотой эшелон" от Омска, тем плотнее становилась оцепление охраны. Крепко вцепившиеся в этот сундук с сокровищами на колёсах когтями чешские львы и польские* орлы рвали и терзали клювами и клыками любого, кто посягал на богатство. Понимая, что лезть на рожон-гиблое дело, Твердохлебов вознамерился уже сорвать хоть какой-то куш иными способами, чтобы , уйти с казной и верными ему людьми в Манчжурию, а затем, может быть, и эмигрировать куда-нибудь в Латинскую Америку.В Бразилию, к примеру,где над дивной красоты орхидеями порхают миниатюрными живыми изумрудами колибри, сверкают радужным оперением хохлатые попугаи и с ломящихся от тяжести веток свисают увесистые плоды. Происходя из чокнутых на Беловодье алтайских староверов, в какой-то момент Федька понял, что ни в Совдепии, ни в Колчаковии ему никакого Беловодья не светит.
И в сторону Омска наш "партизанский отряд" двинулся как раз для того, чтобы каким -то образом(каким-пока не было понятно) "взять банк". Ясно было, что объявивший себя Верховным Правителем полярный исследователь, минных дел мастер и черноморский адмирал Колчак, разогнав Директорию, что-то да имел в своём банке.И по заданию командира нарезая круги по Омску, на стенах учреждений которого бельмами красовались плакаты с физиономиями Пети и Нинон,я выходил и к замысловатому зданию банка в пещерах Али-бабы которого мерещились несметные сокровища. К тому же до нас стали докатываться слухи о том, что в пику Троцкому взявший Казань и тут же из полковников произведённый в генерал -майоры Владимир Каппель***, захватил золотой имперский запас и движется с ним в сторону новоявленной Столицы Сибири.
... Сам по себе подпоручик Петруша Рязанцев и без того мог показаться личностью хоть и незаурядной и вместе с тем вполне типичной для времени оторванных авантюристов и бескомпромиссных борцов "за идею" - будь то царство коммунистической уравниловки,химеры парламентаризма, дедовская монархия из сказки о царе Салтане или всевластие денег. Но в дуэте со своей подругой Нинон Красавиной сей экземпляр выглядел весьма экзотически. В форме чёрной сотни со скалящимся черепом на шевроне, колючим взглядом лазоревых глаз, долголикий брюнет с грустной декадентской улыбкой, виртуозно владеющий как саблей, так и револьвером, он великолепно джигитовал и не пасовал ни в какой ситуации.
Явившись в отряд безлошадным, он при первой же возможности добыл и себе, и своей подруге по прекрасному скакуну, обзавёлся трофейным оружием, - и они стали грозной ударной силой, способной решить исход любого нашего предприятия.
Рязанцев был быстр, как молния и всесокрушаем, как ураган. А повсюду следовавшая за ним его подруга Нина Красавина в одеянии армейской амазонки,обряженная столь щеголевато скорее не для боёв, а для жокейских скачек, с факелом волос развевающимся по ветру добавляла Петруше романтичного шарма: не за каждым последовала бы в пекло авантюр той поры даже и суфражистка.А вот подишь ты!
Они сошлись где-то в Казани, как раз в тот момент, когда Каппель захватил имперскую казну - и отправил 460 тонн*** золота, платины, серебра и драгоценных камней на двух пароходах в Сызрань вниз по Волге. Петрушу назначили начальником охраны на пароходе "Фельдмаршал Кутузов",суфражистка из эсерок была на должности сопровождающего бухгалтера-кассира, и знала по описи - сколько-и чего находится в мешках и ящиках. Ещё в Уфе парочка не вызывала никаких подозрений. Но в Омске, куда прибыл груз, в иных ящиках вместо золотых слитков оказались кирпичи, а во многих мешках вместо драгоценных камушков -речная галька. Тут-то Петруше и Нинон и выкатили обвинение. Но они умудрились бежать из Омских казематов...
Сам я оказался в "отряде" по причинам совсем иного свойства.
Отчисленный с третьего курса Томского императорского университета в результате раскрытия царской охранкой подготовки покушения на губернатора - я тоже бежал - и в итоге вынужден был прятаться с бандитами по лесам. Это случилось ещё до того, как варнаки стали называть себя "партизанами" и, действуя отнюдь не из идейных соображений, ради лёгкой наживы могли мимикрировать хоть под "красных",хоть под "белых".
Успел я до учинённой чехами кровавой бани, поучаствовать в некоторых "эксах" банды Пожогина, просиявшего в народной молве кличкой Жиган Наганыч. Мои подельники, разумеется, не разделяли моих антимонархических убеждений, а тем паче никогда не читали стихов Гумилёва или трактатов Плутарха( хотя и мнили себя ничем не хуже "конквистадоров в панцирях железных" Александров Македонских и Сцепионов сибирского масштаба) и относились ко мне с иронической снисходительностью. Тон в глумлении надо мной задавал балагур Степаха -Твердохлебовский прихлебатель,который веселил варнаков своими байками, пересыпая их немыслимым коктейлем из диалектов. Воровскую одесскую феню, он мешал с кержацкими говорами и чалдонскими неправильностями , постоянно соря словами "прясло", "ешшо", "серники", "вместях", "тамока", тутока"...
Степаха балаганил непрерывно -и бандитам нравилось, что он превращает их жизнь в своеобразный спектакль, где он распределял роли, давая клички. Надо сказать эти клички удачно соответствовали облику и манерам вновь нарекаемых и не лишены были мрачновато-ехидной поэзии. Меня,к примеру, Степаха обозвал двумя погонялами - снисходительно уничижительным -Студент и уважительным, обозначавшим мой статус в иерархии банды - Дергач. Громилу , который не только, что называется, гнул подковы, но и пел раскатистым баритоном, щипля струны гитары, -Громом. Байдон, Кривой, Жиган Наганыч -всё это были шедевры кликух из полного собрания сочинений Степахи - балагура, по кличке Сорока, которую ему припечатал безвестный носитель уголовного эпоса. Так прошедшие обряд инициации в воины-охотники американские индейцы, аборигены Австралии, Африки , Сибири и Крайнего Севера получают имена -Быстрый Олень, Разящая стрела, Одинокий Койот, Бумеранг Ветра. Вполне в соответствии с этой древней традицией Степаха нарёк Рязанцева -Черепом. Причиной тому послужили неустрашимость вновь посвящаемого в рыцари бандитского Артуровского Круглого Стола и похожий на пиратский роджер шеврон с черепом, скрещенными костями и надписью ЧАЮ ВОСКРЕСЕНИЯ МЁРТВЫХ И ЖИЗНИ БУДУЩАГО ВЕКА. АМИНЬ.***
Сорока выполнял в живущей по бандитскому кодексу чести общине роль шута при самодержце или, если хотите -Цицерона при Цезаре, потому как дар его красноречия хоть и в гротескной форме, но был равновелик дару древнеримского оратора. Время было такое - шаманы революционных торнадо появлялись из образующихся вихрей перемещений революционных масс как бы сами собой. В какой -то момент от скуки я стал записывать байки словоохотливого Сороки.
-Ну што студент!Пишешь?-заглядывал в тетрадку безграмотный,подобный алтайским кайчи создатель и носитель варначьего эпоса.-Ну пиши , пиши. Контора пишет...
Стёпа придумал название нашей банде в её новом составе. Вначале, после нескольких удачных налётов с перестрелками, в которых уже участвовали экс-черносотенец Петруша и его неистовая подруга Нинон, которая была назначена Твердохлебовым казначеем, хотели наречь банду "Рыжая рысь". Но Степаха тут же отредактировал:"Чёрная рысь!"
-Рысь крадётся тайгой поверху, неслышно по-над головами охотников -и прыгат на спину, штоб задрать наверняка,-разглагольствовал Сорока.-Так и мы должны напасть на золотой эшелон адмирала-бесшумно и внезапно.
Вечерело. Выставив караул, мы совещались у костра на лесной поляне.
- Согласен!-поддержал попавший в нешуточный переплёт выпускник юнкерского училища Петруша Рязанцев.- Чёрная сотня. Чёрная рысь. Почти как Чёрная Русь...Не белая-дебелая. А беспощадная и молниеносная, как чёрная пантера.Вороной конь Апокалипсиса...
-Любо!- переломил сухую ветку и бросил половинки её в костёр атаман из кавалерийских хорунжих, словно вождь стрелу, преломленную в знак того, что он откопал томагавк и выходит на тропу войны. Теплилась ли в нём ещё надежда на то, что его "добровольческая армия" вольётся в общий вал спасителей России, как грезилось ему в самом начале-не знаю.
___
*Газеты времён Гражданской войны, выходившие в Сибири.
**Девиз "Чёрной сотни."
***
Глава 3. За золотым миражом
План Твердохлебова по захвату гружёного сокровищем отсека бронепоезда, купе штабного вагона или прицепного вагона, замаскированного под "столыпинскую" теплушку солдатского эшелона не был чем -то вроде пиратской карты с крестиком, где закопан клад. Нам оставалось до конца не ясно- где запрятаны слитки и камушки? Транспортируются ли они "купно", как выражался наш вожак, или разделены на части? Переданы ли они частично легионерам Чехословацкого корпуса? И чтобы хоть что-то узнать об этом, надо было иметь осведомителя среди людей командовавшего чехами Радолы Гайды. Или же часть ( но какая?) передана полякам, которыми руководил бывший полковник Русской императорской армии Казимир Румша? И тогда надо втираться в доверие к полякам. Мы гадали на кофейной гуще неведения и сомнений.Поэтому наши совещания у костра производили на свет планы подобные то ли дыму от сырых дров,то ли косматым теням, метавшимся по сугробам. Один из таких планов предполагал использовать в наших замыслах роящихся вокруг генерала Жанена любвеобильных французов. Шпионку женщину подослать? Почему бы и нет! Ведь Нинон -то вполне могла щебетать на языке Мольера и Ронсара... А пока суть да дело, наш кочевой разбойничий табор коротал время в лесу у костра и я записывал в тетрадку байки Степахи -Сороки.
Как -только кто-нибудь из бандюганов начинал упрашивать балагура "травануть баланду" он прищуривался, сплёвывал в костёр и начинал "травить" уже неоднократно рассказанную байку про ЦАЦКИ ЮВЕЛИРА ЗАМОЙСКОГО:
-Рассказать вам за то, как моя Груня поимела в уши бриллиантовые серёжки не хуже царицы Савской? Так слухайте!
Лейба Замойский открыл в Новониколаевске свою ювелирную лавчонку на Асинкритовской через два дома от околотка, переименованного к тому времени в участок в надёже на защиту. Но какое там! У фараонов волыны стреляли через раз, к тому же среди них крысил наш человек. Мы ему платили прОцент с налёта -и он предупреждал нас о всех шагах застиранных галифе и мятых картузов, пришедших на смену новониколаевским жандармам с их неподъёмными "селёдками", тяжесть коих ножен я спытал на своём калгане, и вонючими сапогами с подковами, норовящими угодить под копчик, а то и в харю. Четырёх сыскных доберман-пинчеров комиссары понтовались продать с молотка, но никто не купил эту зубатую драгоценность -и легавым самим приходилось падать на четвереньки, штобы взять след.
Тут в синема как раз крутили контрабандную лабуду про ковбоев, што ребята купляли у явившегося из Владивостока хмыря... Фрайера в сомбреро. Кактусы. РевОльверы в кобурах. Крепкобёдрые шмары. Ограбление банка с перестрелкой. Погоня. Так вот по сравнению с теми делами, шо мы творили с Колькой Пожогиным по кличке Жиган Наганыч-то синема отдыхат.
День деньской. По Асинкритовской туда-сюда пролётки шлындают. Вваливаемся мы втроём в лавку Замойского. Я, Пожогин-Жиган и Кривой.Без понтов с теми синемашными масками, а как есть -и светимся красавцы в зеркалах. Ну не то штоб какой-то там техасский салун, бутылки вискаря батареей, а ещё чево и похлеще. В прилавках-то - брилликов этих, золотишка-хошь лопатой греби.
И надо ж было такому случиться, што в кабинете хозяина магазина как раз выбирали украшения товарищ прокурор с супругою.Да и прислуга оказалась проворной на ноги.Даже без звонка по проволоке -раз два-и они в околотке. Мятые картузы тут как тут и вместе с ними наш осведомитель. И Жиган Наганыч уже в курсях, што прежнего начальника УГРО сменил новый по фамилии Сотников!
Товарищ Сотников выхватывает свою волыну -и наводит её на Жигана. Всё это я вижу в зеркалах, поскоку повернувши к Жигану спиной. Шухер застал меня за разглядываниями цацек в витрине. И я уже прикидывал - как тресну по стеклу ручкой моего ковбойского кольта -и нагребу с чёрного, как катафалк, бархату, безделушек для моей Груни.
- А ну бросайте ваши бум-пистоли!- гаркнул карапуз- мятый картуз.
И тут Коляха, бляха, ничего не бросимши, и гуторит:
-Здравствуйте , товаршч Сотников!
У нашего шерифа морда сделалась зелёная, как кактус в колючках, тем паче шо бриться ему было некогда от непрерывных разборок по налётам и ограблениям.
- Откуда ты знаш, што я Сотников! Я ж тока позавчерась заступимши на должность.Предыдущего уж схоронили на кладбище за базаром.
-А догадайсь с трёх разов!Агент ерманской разведки недоделанный!
-Так што ж у нас в УГРо крыса!?- пинком вышиб опытный закаменский футболёр ревОльвер из лапищи Жигана.
- Угорь в вашем УГРо!Чирь!- нырнул за прилавок, шо за ту стойку салунного бара Жиган, как делал он на Оби ещё в апреле, и, вынырнув оттудова с упавшим меж штиблетов уже дующего в штаны Замойского ревОльвером и ещё одним , выхваченным из-за ремешка понтового галифе во время наших балаганных эксов изображавшего комиссарские шкеры.
Два ствола рявкнули, как два сыскных сабочонка на пустыре на Владимирском спуске, когда их пускали в расход.
Лейба сказал "Ой!"-и его надраенные штиблеты уже плыли по растекающийся луже, шо те два крейсера "Варяг" и "Аврора" -и один уже хлебал бортом в то время , как второй -таки портил воздух.
Товаришчь Сотников валился на пол, подобно конной статуе государя амператора в синема-хронике. Сброшенным с колоколенки треснувшим колоколом брякнула о паркет его головень - слетевший картуз покатился, штобы лечь у измазанного конским навозом чобота Кривого:вступил -таки, когда мы садились в пролётку- и благоухал всю дорогу.
-Шухер, хлопцы!- заблажил Кривой, словно дьяк "Аминь!" на клиросе с заметным опозданием и, не волыня, уже совершенно машинально принялся разряжать свою волыну в нарисовавшегося за спиною оседающего в лужу мочи Замойского товарища прокурора Полянского.
Его шестизарядный ревОльвер гавкал, прорываясь сквозь визг прокурорши, роняющей на пол брошь и ожерелье. Я тем временем крушил стекло витрины, как лёд на Неве, под который князь Юсупов затолкал Гришку Распутина. И цацки глядели на меня сквозь осколки стекла голубыми корбункулами глазеней пророка-целителя.
-Греби!-заорал Жиган, дирижируя дымящими стволами. Шлёпая ладонями по половодью на полу, словно вышаривая налимчиков в устье Каменки, Кривой собирал всё, что вывалилось из разжавшихся коготков чернявенькой кошечки- прокурорши. Я лопатил содержимое витрин, сваливая всё это в мешок из - под картошки.
-Ну вот и досталось на орехи товаришчу Полянскому!Будет знать как нашего брата забижать!-ликовал Жиган, когда пролётка вылетела на улицу Александровскую, где поджидала нас другая пролёточка. И как истинные пролетарии мы полетели по кривым закаменским улочкам вниз -на нашу малину, где в полуподвале бывшего дома купца Самохвалова,ховали мы всё, шо брали с грабежей и революционных эксов...
И вот уже моя Груня вертелась перед зеркалом в сверкучих серёжках -висюльках, диадеме и колье.
- Ну , Стёпа! Ты ерой! Дай я тя поцалую!
-И тут вижу - то не Груня моя черноокая, а как есть царица Савская из Ветхого Завету. Так вот што они значат эти заговоренные ювелировы цацки!
- Не! Не буду я тя челомкать!- отвернулася Груня.Фу! И чем это от тя так воняет. То ль конским навозом, толь мочой! Ну и парфюм!
И брезгливо отвенувши, царица шагнула в зевище зеркала, вслед за ней, зыркнув на меня и роняя с трюмо пузырьки с духами, сиганула наша чёрная кошка Мурка, вскакивая на горб гружёного дарами верблюда. Караван направлялся в сторону сверкающего куполом дворца царя Соломона.Мираж зыбился, но не исчезал. И я приложился к горлышку бутылки, штоб вернуться в пролетарскую реальность.
Я остался по эту сторону миражной зыби. Запястья сжимали браслеты. Вот так -то оно, паря, бывает на реках наших Вавилонских..
***
Транссиб был забит воинскими эшелонами от Челябинска до Читы. Чехи везли награбленное , пробиваясь к Владивостоку, позже вступившие в игру за этим ламберным столом поляки тоже делали свои ставки и метали карту не задарма -и пользовались моментом, чтобы если не сорвать весь банк, то огрести в свой старательский лоток хотя бы какую-то часть золотого запаса империи. Заинтересованными лицами в дележе этих сокровищ Али Бабы были и надеялись заполучить свой гонорар за услуги Колчаку - и генерал Жанен, и при ретивом содействии атамана Семёнова захватившие Владивосток японцы, и интриговавшие как против белых, так и против самураев американцы, и дергавший за нитки из Лондона Уинстон Черчилль с сигарою в углу влажного рта, и президент Вудро Вилсон в надвинутой на презрительно взирающие серые глаза шляпе.
Наша задача состояла в том, чтобы, не прозевав, урвать свой кус, да пожирнее. Но как? На совете у костра порешили брать языка.
Молоденького чеха мы прихватили на привокзальном базарчике Барабинска, где он , щёлкая кедровые орешки, шлялся с винтовкой на плече между рядами с вяленой сартланской белорыбицей, копчёными чановскими щуками, мешками с мукой местных меленок, высматривая - что бы из съестного выменять на серебряный портсигар с двуглавым орлом на крышке?
Расфуфыренная Нинон изобразила заинтересованную в молодом человеке дамочку лёгкого поведения и, увлекая Здинека в лабиринт привокзальных улочек, привела его в нашу засаду. Тут -то мы его и повязали. Карасиком в мордушке чех забился в объятиях накинувшего ему куль на голову Грома. Лихой конокрад с золотой серьгой в ухе перебросил добычу через седло-и поминай как звали!
- Я слышал про золото! - пролопотал уроженец "златой Праги" за время пребывания в плену и казарменной муштры худо-бедно освоившийся с русским языком.- У нас все про него говорят.Только не убивайте, господа! Я буду вам помогайт! У меня в Праге больна матушка и сестер на выданье. Им надо много крон! Я проведаю-где это чёртово золото!
-Считай шо ты в доле!- похлопал "ваше благородие" Твердохлебов по плечу краснопетличного белочеха.- Узнай -где тот вагон? А може то сейф -отсек в бронепоезде? Вроде как ящики со снарядами, а на самом деле-слитки.А!?
- То только кто-то из колчаковской охраны может знать!
- Верно!
Колчаковского часового мы тем же манером умыкнули с базара в Каргате. Полоротый дурень, прицениваясь, крутил в руках неощипаного селезня.
-Так шо ж ты ево не ободрала, павлина энтого!А деньги дерешь! Хлопцы жрать просють, а мне ешшо его ощипывать!
Синея зеркальцами на крылах, селезень жмурился на солдатика.
-Та ешшо обдирала б я яго! Как застрелил Хвёдор на болте, так я яго на лёд в погрябушке и сховала. Думала на Покров с картохами запеку. Ан вот уж и Покров-и утки на Юг улетели, и те болотА льдом позаковало, а всё не собралась. Ну а тут -эшелоны! А дай думаю-к вокзалу на базар снесу! Голодают вить солдатики! Тока ты мне "катеринки" да "керенки" не суй. У меня их уж полсундука...Из золотишка што есть? А то гуторят - адмирал ампираторский золотой запас захватил?
-Много знаш тётя!Я чо с тобой золотыми слитками за энтого селезня расплачиваться должон? Вот те серебряный крестик на цепочке и не трёкай помелом -то своим, а то загремишь под фанфары...
Всё это мы с Громом слышали, изображая заинтересованных мешками с картошкой покупателей. И когда Нинон продефилировала мимо сующего селезня в вещмешок солдатика и поманила его пальцем, он поплёлся за ней, как крыса за флейтистом из Гаммельна,готовый отдать за поцелуи маркитантки того селезня.
Когда же атаман выдернул изо рта несчастного кляп, тот взмолился.
-За што, братцы!Не губите!У меня маманя в Иркутске.Она не переживёт...
-Та никто тебя не собирается пускать в расход!- начинал вербовку "ваше благородие".
К окончанию той вербовки мы с Громом уже дообгладывали косточки селезня, принимаясь за печёные в золе картохи из того же вещмешка.Нинон, оттопырив пальчик, смаковала утиную ножку. Обжигаясь обугленной корочкой и перебрасывая картохи Байдону и Косому с Черепом,Гром басил:
-Ну вот, а ты голосил! Ни за што пришлось тётку прирезать, как порося!Бо и она заблажила!Вот за эту цацку разе!-взвешивал гитарист в загребастой клешне серебряный крестик солдатика.-Ну и платок нашей барышни в слюнях твоих испачкали. Тьфу!
Косточки селезня догорали в костре. Ветер шевелил разбросанные по снегу под еловыми лапами пёрышки-они бы вполне сгодились для головного убора индейского вождя.
Не смотря на донесения наших лазутчиков мы так определённо и не знали-где спрятано золото, и потому решили действовать наобум.Но этой отчаянной авантюре воспрепятствовала появившаяся в банде Груня.
Глава 4. Транс Транссиба
Нашим разбойным замыслам способствовало, как нам казалось, то, что растянувшиеся бесконечной анакондой по Транссибу эшелоны и броневики двигались медленно. А то и вовсе простаивали сутками из -за разобранных партизанами рельсов, подрыва путей динамитом красными диверсантами, нехватки паровозов. Гигантская анаконда грезилась нашему атаману в его неуёмных фантазиях о Беловодье. Раздвоенным жалом сливающихся воедино Бии и Катуни она - было дело - облизывала Алтайские горы , змеясь чешуистыми извивами Оби. Но в какой-то момент змеюка перевоплотилась в рептилию девственной сельвы. И атаман то и дело являлся сам себе в своих сновидениях вождём амазонского племени в набедренной повязке, перьевой короне и с трубкой для стрельбы мини-дротиками отравленными ядом кураре. И как только после меткого плевка-выстрела дротик вонзался в прячущуюся среди лиан и орхидей обезьяну -и спугнутые попугаи и колибри разлетались - гигантская рептилия перевоплощалась в мутноводную, кишащую пираньями и крокодилами Амазонку...
- Изыди! -просыпаясь, накладывал на себя двоеперстное знамение сновидец-ясновидец.И снова смежал глаза,чтобы досматривать свои пророческие видения.
Итак. Эшелон оцепенел, зависнув на ветке Транссиба. А нам всё же во что бы то ни стало надо было вычислить утолщение в теле этого заглотившего Золотого Тельца и понемногу переваривающего его гигантского червя.Транссиб стал нашей галлюцинацией морфиниста, нашим поэтическим трансом, вдохновением поэта и страстью влюблённого.
Двигаясь по окрестным лесам, замёрзшим болотам и перелескам параллельно потоку беженцев на Московском тракте, железнодорожной насыпи Транссиба, по которому к тому же грохотали, скрежеща шатунами паровозов,лязгали сцепками и постукивали колёсами на стыках, оживающие железнодорожные составы, мы лишь время от времени меняли лошадей. Кто-то из отшельников на заимках, куда прятали крестьяне скот, отдавал коней добровольно. А кто-то и за лядащего мерина или кобылёшку с вылезшими из боков рёбрами готов был костьми лечь. И ложился. Гром с Сорокой пускали их в расход одним выстрелом. А Череп, экономя патроны, рубил непокорные головы, как кочаны в огороде. Продуктов мы много не брали с наших налётов на трудовое крестьянство, потому как таскать за собой обоз с двумя -тремя телегами было обременительно. Одну и то приходилось то и дело вызволять из грязи или трясины, навалясь всей шайкой.По той же самой причине мы до сих пор не обзавелись артиллерией. Пушка -это та же верига на ноге, тяжелючие кандалы каторжника-далеко не убежишь. Но когда приморозило и мы у одного зажиточного прибрали к рукам розвальни, самого его развалив взмахом шашки на две половинки,- стало легче. К тому же в лесу было полно дичи. Объевшиеся человечины волки и лисы уже ленились гоняться за зайчатами и потому - стреляй не хочу. Рябчики, тетерева, глухаришки за околицами деревенек, где мы квартировались, кочуя с места на место , расплодились, как куры в курятнике. А когда мы топтались около Чулыма, прибыла в банду и жена Сороки Груня. Так она могла из - под снега и клюквы, и брусники нагрести. Хотя меня воротило от тех ягодок-мерещилось, то капли замёрзшей крови. А Сорока с Громом, чавкая, пожирали таёжные дары в неимоверных количествах вкупе с солёными груздями, рыжиками и капустой из кадушек, экспроприированных из кладовок и амбаров разоряемых нами крестьян.
Пока на привале мой сказитель-кайчи, завалясь на ложе из пихтового лапника, дрых у костра, завернувшись в овчинный тулуп, я дописывал на память одну из его разбойных историй.
ОГРАБЛЕНИЕ В АВЕЛЬСКЕ
-Та кто ж не знает нашего Авельска! Это чуток в сторонку от Барабинска, где ешшо охвицерьё взбунтвалося супротиву Колчака. И зараз чуть было не прищучили золотопогонного заразу в его штабном вагоне. Так мы ж там с хлопцами банк грабанули так, шо тока пух летел с того курятника.Да! На Московском тракте это, будь он неладен. Там ешшо церква стояла с оградою. И штоб ему пусто было тому банку! До сих пор так и тянет в баньку -чертей с себя веником посхлестать. Бо грабёж грабежом, а грешить -не моги! Ведь мы ж как-никак провославныя! А вся недолга в том, што банк тот к той поре как мы с Колькой Пожогиным грабить его наладились -перешёл в руки красных чертяк, а они...Но всё по порядку. Я те, паря, уже гуторил про синематограф в Новониколаевске и, как мы с хлопцами ходили за отдельный мэц смотреть контрабандную киноху про ковбоев.Умора!Шоб один десятерых укокошил. Да ешшо и так шо - кто, дрыгая ногами, - головой в бочку, кто -звеня шпорами, - в свиное корыто рылом.
Ну точь в точь как у нас вышло, потому как заходили мы грабить банк с огородов через подворья авельчан. К тому времени банда Пожогина по кличке Жиган Наганыч разрослась - и было в ней десяток молодчиков поотовсюду. Хто из амнистированных. А хто и совсем ещё желторотики, как я.И всё мне было в диковинку. Прибыли мы в Авельск не на лошадях по прерии, как в том ковбойском синема, а на поезде, в прицепном вагоне,забитом мешочниками.Колька Пожогин, дружок евоный закадычный - Гришка Кривой с выбитым в драке глазом, Петька Шишкарёв из Еловки,по кличке Байдон, Лёха Гром и ещё пяток громил да я....
Весь конфуз с этим ограблением вышел с того, што курочившие в те поры авельский храм большевички и попика тамошнего со дьячком -звонарём хлопнули, и попадью, и их троих детишков, и всё чё выдрали из иконастасу - подвергли кспроприации.Иконы покололи топором, оклады серебряны и золоты содрали, каменья выколупали -и тут же в авельской кузне всё попереплавили в серебряны и золотые слиточки.А чтоб поболе тех слиточков и камушков было пограбили церковки и по другим окрестным весям.
Перестрелять банковских оказалось делом плёвым. Да и не много их было. Пара полоротых красноармейцев, клерк, да бабёнка-дурёха из недоограбленных купчих пришла мешок катеринок обменять. Трах-бах- и копыта на бок, што у тех прирезанных на разговление поросят. Правда, один парнишонка, бросив винтовку и путаясь в полах шинелки, побежал от нас огородами по картофельной батве -так одноглазый Кривой догнал его выстрелом в спину и тот повис на прясле, а Кривой , оступившись, завалился в курятник, переполошил всех пеструшек, но тут же свернув головы курке и петуху, прихватил их на ужин. В лесу-то курей -где сыщешь?
Ну и Байдон, кинувшись догонять учудившего отстреливаться экс-купчишку, чья баба уже валялась у кассы с дыркой во лбу, паля ему в спину из ревОльвера, тоже оплошал- и налетел на пасшуюся за околицей коровёху -и та устроила ему корриду, боднув дурня в бок. Так он её тут же и ухлопал,как несознательную, а мужик-то убёг, ховаясь кустами.
И вот он - сейф!Его мы вскрыли, без лишней канители, взорвав гранатой. А там аккуратными рядочками серебряны и золоты слиточки да камушки в мешочках. Ну и два куля "катеринок" с "керенками". Ага!
Сгребаем мы это всё -и айда в чёрен бор по за околицей. Понятно, што поклажу навьючили на парочку коней. Их Лёха Гром кспроприировал из конюшенки ешшо не раскулаченного по тем временам, притаившегося авельца-середнячка. Гром -то был спец в конокрадских делах. В детстве его цыгане украли, в таборе он вырос, имел золотую серьгу в ухе, был чёрен глазом и чубом, мог затянуть "Мардяндю" с переборчиком, потому как таскал за собою повсюду семиструнную. Ну и не пёхом же нам с добром -то хоть до Омска, хоть до Новониколаевска тащиться(в поезд- то к мешочникам с награбленным не сунешься!), вот Гром и прихватил по другим дворам ещё пяток лошадёнок. Не все правда были с сёдлами. Но для таких ковбоев , как мы, сие не помеха! И вот вся шайка -верхом -в чёрен лес, тайгу Васюганску. Не по Московскому ж тракту ломиться, там уже комиссары рыскали в своих буденовках , выпучив буркала. А я -то из местных был из деревеньки Урманихи, которую комиссары из-за несданного зернишка всю как есть извели под корень, втоптав и мужиков и баб в болотА! Так вот и повёл я, паря, нашу банду обходными партизанскими тропами.
Едем верхами. Кедрачи да пихтачи хлешшут по глазам.Смеркается.
Развёл я костерок. Луна на небе засветилась. Звёзд высыпало , што звездочек на погонах закопанных повдоль Транссиба окопников - охфицериков. Сидим мы вокруг костерка, обгладываем косточки пожаренных на огне куры да петушка. И надо ж было Байдону развязать мешок, штобы полюбоваться слитками и камушками! Взял он слиток на одну лапищу, камушки высыпал -на другую, смотрит, как играют , искрясь, в свете костра , луны и звёзд на гранях - и смеётся. И вдруг...
-Чему смеёшься?-зашелестели кедрачи.- Убивец!
Глядь! А под ёлками стоят бесплотный попик со звонарём, а с ним и попадья с детишками...
Байдон и выронил слиток-то! Хвать за свой ревОльвер, а из кобуры -то вытянуть не может. Прикипело!
Мы оторопели. А попик-то уже склонился над мешками -и ну кидать керенки да катеринки в кострище. Отпрянули мы к роняющим пену с удил лошадям, а он, детишки, попадья и выходящие вереницами из болот урмановцы пошли хороводом вокруг костровища, берут слитки - и кидают их в огонь. И отгорел костёр -и образовался из расплавленного злата-серебра неподъёмный крест...
- Вставайте , оболтусы! Караульный наш уснул!- орал Пожогин.- Всю поживу и лошадей у нас умыкнули...
Ан так-то! Сон мой -в руку был. Много банд о ту пору по таёжке партизанило!А тем уснувшим на посту караульным я был. И никому не сказал, што пока бренчал Гром на гитаре, да хватившие самогона из подвернувшийся погребушки хлопцы спали в повал, я дал знать урмановскому лазутчику - где мы. Не всех комиссары в болотАх поутопляли -то. Иные успели уйти, штобы мстить...
***
Груня заявилась в банду , получив от Степахи переданное В Новониколаевск родственницей-мешочницей. А было это уже после того, как мы грабили банк в Авельске. Долго письмо ходило. Долго, сама родом из Урмана, Груня искала своего суженого ряженого по вокзалам и их окрестностям, но влившись в шайку, героиня сорокинской байки про Царицу Савскую, тут же принялась за дело.
Не минуло и трёх дней, как она уже вышла на перрон с пирожками с зайчатиной. Тех пирогов напекла сочувствовавшая нам хозяюшка-хлопотунья из домика с кружевными наличниками на краю деревеньки, с которой атаман запирался в её спаленке. Я ,в обличии студента на вакациях должен был стоять на стрёме.
-Пирожочки, пирожочки!- подкатила кареокая Груня-Царица Савская к соломонистому есаулу в папахе и с газырями -пузырями на груди.-С пылу с жару! С зайчатинкой!
-Почём?
-Да за красивые глаза отдам!
-Ой ли!
-Ну тогда давай!-совал есаул в обмен на два пухленьких да румяненьких дурацкую сторублёвую "катьку".
Заинтересовавшийся штабс-капитан в шинели , с саблей до земли, сверкнул золотом погон, словно то были те самые слитки.
-И мне!
Протягивал бумажку совсем молоденький подпоручик.
Сгребая бумагу в карман фартука, торговка жалобным голоском спросила:
- Господа ваши благородия! А можно я у вас в вагоне полы помою?А то ить эти фантики ничо не стоят. Так хошь ешшо приплатите!
-Помой, милая!-жевал , набив зайчатины за обе щеки, есаул, как видно приставленный к штабному вагону по хозяйственной части.
-Да! Пусть помает!-кивнул надкусывая и разглядывая начинку, словно опасаясь обнаружить в ней детский ноготок или гайку от рельса, согласился штабс-капитан.
-Ну и што не задрал те юбку -то кто из казачья с охвицерьем, пока ты по купеям их на карачках ползала!-ржал Степаха, когда мы вернулись в наш табор, где звенела гитара Грома.
- Цыть, кобель!Ох ко-о-бель! Это тока тебе юбки проституткам закаменским задирать да по Порт-Артуру под мостом гулеванить, а то бла-а-аородия!
-Блаоро-о-дия! -передразнивал жонушку Сорока и сграбастав на руки тащил её, нарочито дрыгающую ногами и отбивающуюся, к обозной телеге.
И мы слышали как, постанывая и повизгивая, они возятся на сенном ложе.
Рыжая Рысь с Черепом для таких нужд отправлялись верхом в лес. Там они присматривали какое-нибудь охотничье зимовье. Чем они там занимались можно было узнать из баек того же Сороки. По набродам в снегу он находил их и подсматривал.
-Ну это всё , как на картинках с голыми бабами у той купчихи, которую мы грабанули перед тем, как поставить на гоп-стоп Фёдоровские бани!
- На, посмотри, ваше благородие!- вынул я из-за пазухи сложенную в четверо бумагу объявления, сорванного мной со стены у вокзального трактира, -и протянул Твердохлебову. Это был плакат с броской надписью РАЗЫСКИВАЮТСЯ! и фотографиями анфас Нинон и Рязанцева.
-Ага! В особо крупных!Растрата казны!- чему то радуясь пробежал набранный шрифтом помельче текст с ерами и ятями атаман.-Стал быть не врали!Не шпионы. Взаправдишные воры...
В свете костра блеснула жемчужными зубами улыбка одёргивающей юбку Груни.
- Ну што шпионка-поломойка?- с добродушно-отеческими вибрациями в голосе обратился к ней, косматясь папахой на фоне звёздного неба, Твердохлебов. - Чего нашпионила? Чего-то подслухала?
-Подслухала, вашбродь! - сверкнула белками цыганистых глаз Груня,утягивая на бугрящийся жакет концы полушалочка.- Здеся золотишко. В бронепоезде. Посерёдочке. Тока о караульных и говорят да о том, кому слитки и камушки достанутся.И как бы Колчак их Жанену с поляками не сбагрил.А чехи-то уже вовсю пользуются!А то чего бы народ на перроны ветчину с солониной пёр, часы с кукушками, зингеровские машинки...Золотишко у их, у чехов. Ну и сахаринчик с спиртом...
И Царица Савская -Груня вытаскивала из объемистой корзины бутыль с чистой слезы спиртом под завязочку.И разливала по кружкам...
-Ну да! Об чём им ешшо гуторить! Драпают белозадые!- приникали бандиты к пойлу.
-А вот это видел, вашбродь! -и Груня вытянула из-за пазухи сверкнувшие золотым отливом часы на цепочке.У охвицерика слямзила!
-Дура! Ты ж могла всю операцию провалить!
-Тююю!Операцию.Пущай не думают, што я шпионка какая, я вор-ровка! А с воровки какой спрос?Да и начхала я на вашу операцию -у меня дома в Закаменке детёнок голодный и кошка Мурка мяукает, жрать просит! А вот пойду на базар да куплю им мяска.Антрекотика для котика...А сахарин вам не дам, для детишков добывала, старалася...
-Н-да!- откликнулся что-то жующий Гром. Остохренела эта зайчатина с тетеревятиной.Жись вот эта таборная,поросячья. Ни пожрать толком, ни помыца. Хоца антрекота в ресторане "Серебряный лев" в Новониколаевске, штоб оркестр играл, а то чо я вам тут бренчу! От клюквы с брусницей у меня ужо изжога!Апельсинчиков бы!Мандаринчиков.Картофанов фри -золотыми слиточками на фарфоровой тарелочке с рисованными цветочками, бараньего рагу!
- Баран ты, Гром! Был бараном и останешься. Не рагу, а рога! Поди давно уж наставила твоя Марфутка тебе с рестораторами, где ты компанировал Машке-Рюмашке!
- Тибун те на язык-рога! -приложился Гром к четверти с мутно посвечиваемым в ней самогоном.
-Вон уж допиваш четрвертуху!
-Ну допиваю!А чо! Низзя!?
-Так ить красиво жить не запретишь! А када Степаха приташшыл до хаты цацки ювелира Замойского, так я думала заживём! Трактирчик откроем на Владимирском спуске.Та хоть бы бордель в Порт-Артуре под мостом. Ан -куды там...Мало што всяка чертовщина из тех цацек полезла, так вы ж всё обратно выцыганили. Последние висюльки вы ж вчерась у меня кспроприировали: жрать вам, пить неча!Хайло бездонное!Шоб ты подавился той тетёркой, аспид!Да поперхнулся тем самогоном! Вы всё прожрёте, пропьёте и всё вам мало будет. Всё!Баста! Не бывать на моей фатере вашей малине!
Теперь всё происходившее с нами тогда видится ускользающим за горизонт миражом. Всё таки не только жратва и выпивка интересовали бандитов. Не только Груня грезила трактиром на Владимировском спуске, где она бы хлопотала у барной стойки с расчёсанным на прямой пробор Степахой , а вечерами бы подсчитывала выручку, складывая в отдельные стопки банкноты, в отдельные -монеты серебрушек и золотых. Твердохлебову грезилась асиенда в Бразилии или даже рай в амазонской сельве, Грому- вилла на крымском побережье, мне тихая старость в далёких странах где-нибудь подальше от этого Ада. Но как же прожорливы были пираньи и крокодилы революции! Сколь беспощаден был сжимающий нас своими кольцами удав взаимной ненависти!