Лес был наполнен тысячами запахов: мокрой травы и опавшей листвы, осыпавшейся с елей хвои, грибов, человечьих, птичьих и звериных следов.
Таксу Таисию интересовали только последние. Она вперевалочку бежала по тропе, напряженно принюхиваясь и оглядываясь по сторонам. Вот едва заметная цепочка заячьих следов, запах сильный – зверек только что прыгал здесь. Таисия, повинуясь древнему инстинкту, устремилась вперед.
Серый зайчишка внезапно выпрыгнул из зарослей черники почти перед носом таксы и опрометью понесся вглубь леса. Собака отчаянно залаяла, в ее голосе прозвучали нотки досады. Увы, такса не сможет догнать прыткого трусишку. Вот если бы она была гончей… Но такса – норная собака, и ее дело – выискивать логовища зверей и извлекать их оттуда.
Такса, жадно раздувая ноздри, уловила барсучий дух. Дуновение ветерка донесло его до таксы. Она снова повела носом. Если бы Таисия владела человеческими понятиями, то определила направление поиска: северо-восток, оттуда исходит запах норного увальня. «Вон за той большой елкой», - сообразила собака и помчалась туда. Ее хлестали ветки кустарника, она взвизгивала, огрызалась – и продолжала спешить вперед, семеня лапками, пробивая длинным, вертким телом дорогу сквозь подлесок, папоротники, осоку, хвощи. Падали зрелые ягоды, осыпались лепестки цветов, прилипали к шерстке таксы. Вот и нора. Когда-то на этом месте росла то ли ель, то ли лиственница, но дерево давно спилили или оно рухнуло само, даже пня не осталось – давно сгнил. Но осталось углубление в земле, которое отыскал барсук, расчистил и расширил его, превратив в уютное лежбище-убежище.
- Вылезай! – требовательно пролаяла Таисия, оказавшись у входа в барсучью нору. Не дождавшись ответа, пролаяла снова – громче и требовательнее, с угрожающими нотками в голосе. Из подземного жилища донеслось недовольное урчание, возня. Собака пролаяла в третий раз, приняла боевую стойку. Обитатель норы, ворча, высунул наружу перепачканную землей морду, грозно зашипел, его глаза под черными «бровями» излучали злобу.
Таисия отпрянула, зверь возмущенно фыркнул и, оглядев подслеповатыми, злыми глазками нарушительницу его покоя, полез обратно в обжитую нору.
- Гав! – такса изловчилась, пытаясь ухватить барсука за загривок и выволочь из норы. Но зубы ее, плотоядно щелкнув, поймали пустоту. Таисия проснулась в уютной городской квартире, на хозяйском диване. Сон не сразу отпустил ее, такса, сочно зевая, оглядывалась по сторонам: где она, норка, где зверь, где букет лесных ароматов? Пахло скисшим молоком в миске, кормом «Педигри», хозяйкиными духами, хозяйским дезодорантом, геранью, еще чем-то домашним, человеческим. Память поколений предков донесла до нее во сне образы, звуки и запахи леса, где охотились предки Таисии. Часто во сне она тонко скулила, тявкала, щелкала зубами, ворочалась, потешая хозяев: «Собаки-то, оказывается, тоже видят сны, как и мы, люди». «Ну а как же иначе? Такса - умный зверь, оттого и сны смотрит».
Граница между сном и явью по-прежнему оставалась зыбкой: такса не могла сообразить, где она – уже в комнате или еще в лесу. Охотничий инстинкт, пробудившийся во сне, по-прежнему требовал искать добычу. Но урчащего и фыркающего барсука поблизости не было. Таисия снова зевнула, окончательно разлепила глаза. Перед ней высился старый шифоньер на высоких ножках; в вечернем полумраке пространство под ним казалось большой прямоугольной норой, в которой может таиться что угодно и кто угодно. Она много раз, вопреки протестам хозяев, забиралась туда, и, чихая от пыли, выискивала «добычу»: коробку из-под обуви, деталь старого пылесоса, ножку сломанного табурета, позапрошлогоднюю новогоднюю открытку. Темное подшкафье манило и влекло к себе. Таисия аккуратно спрыгнула на пол и нырнула в «нору». Все то же – коробки, пыль, щепка, скрепка, пуговица, засохший лепесток… В углу что-то подозрительно чернело. Вот она, добыча! Такса пригнулась, подобралась – и сделала рывок в самую глубь подшкафья. Ее зубы вцепились во что-то упругое, Таисия, глухо рыча, потянула добычу на себя. Та не сопротивлялась, но и не поддавалась, то ли застряв между ножкой шифоньера и стеной, то ли уцепившись за нее… только вот чем: когтями? зубами? «Наверное, это слепой черный зверек, который снился мне не так давно. Тот, который роет подземные ходы и насыпает забавные холмики на месте своих земляных работ», - думала она, крепко вцепившись в жертву охотничьей страсти.
Борьба с упрямо упирающейся добычей длилась долго. Собака, увлеченная потомственным занятием, не слышала, как несколько раз повернулся ключ в замке, пришел хозяин, с ним еще кто-то. После многих и многих тщетных усилий собачьи труды были, наконец, вознаграждены: она сумела вытащить это нечто из его укромного логовища, и. пятясь, выкарабкалась на свет.
Перед ней стоял хозяин, рядом – его друг, оба улыбались, глядя на вывалявшуюся в пыли домашнюю любимицу, держащую в зубах изношенную дамскую туфлю с обломанным каблуком. Это он, проклятый каблук, застрял и не поддавался. Такса потрясла головой, раскрыла пасть, и «добыча», стоившая стольких трудов, шлепнулась к ногам хозяина.
- Ты зачем это вытащила? – хозяин наклонился и легонько потрепал ее по спине. – Опять мусор по комнате растаскиваешь… Грязная, перепачканная.
Такса стояла в гордой позе – грудь колесом, голова вскинута, живые глаза устремлены на хозяина. Но по тону голоса сразу догадалась, что тот не хвалит, а попрекает ее. За что? Она опустила голову и уставилась на «добычу». Хорош «зверь», хозяйкина старая обувь! Она досадливо тявкнула.
- Не вини ее, - вмешался тут друг хозяина. – Таксы – охотничья порода, а из них сделали комнатных собачек. У нее же на генном уровне заложено шастать по норам и вытаскивать оттуда всякую живность вроде барсуков. Ее так и называют – «норная собака». И ничего с этим не поделаешь.
Таисия, не понимая человеческого языка, уловила-таки смысл сказанного, радостно взвизгнула и начала тереться о ноги хозяина и его друга.
- На выходные непременно свожу ее в лес, - хозяин снова нагнулся и почесал таксу за ухом. – Пусть приобщается к дикой природе. Вот только барсуки в наших лесах давно перевелись. Зато кроты на дачном участке объявились, две картофельных грядки раскопали, клубничные кусты разворошили, не знаю, вырастет ли что-нибудь. Еще мыши, землеройки. Решено: везу ее на дачу. Пусть-ка повоюет с этими вредителями. Я правильно говорю, Таиська?
Такса весело залаяла. Потом снова взяла в зубы туфлю, залезла обратно под шкаф, разжала зубы. Пусть «добыча» лежит, где лежала. Похоже, хозяин собирается предложить ей нечто более заманчивое и захватывающее, нежели ползанье под шкафом. Выбравшись наружу, приветливо завиляла хвостом.
- Радуется – значит, понимает, о чем речь, - хозяин взял любимицу на руки, такса в ответ лизнула ему щеку.