Ранним крещенским утром я приняла решение посетить церковь. Одевшись, согласно погоде, я вышла на лестничную площадку, а после снова вошла в квартиру, вспомнив, что забыла карточку для проезда в метро. После входила в квартиру и выходила из неё я еще раз восемь примерно, за что неоднократно корила себя и вслух, и в душе.
«Не мой день,»-уныло думала я, шагая по безлюдной улице.
«Верно, не твой, а мой!»- как будто приговаривал крещенский мороз в двадцать восемь градусов.
-Христос, слава Тебе и за Твоё крещение, и за мирное небо надо головой, и за мужа- бормотала я позже, сидя в электричке, и мысленно радовалась за Христа, что Ему не пришлось когда-то окунаться в прорубь какой-нибудь российской реки.
Пассажиры в вагоне дремали, опустив головы, я же продолжала молиться, опять упоминая мирное небо, добавляя к нему властей и своих родителей. При упоминании родителей, я прослезилась, так как моя мама тогда очень болела. Мои очки «запотели», и я полезла в сумку за салфеткой.
Заодно и высморкалась.
-Господи, благодарю тебя за близких,- прошептала я, а парень, сидящий справа от меня, вдруг повернулся и осведомился, не плохо ли мне.
Вместо ответа я достала из сумки хрестоматию по детской психологии, шариковую ручку и принялась подчёркивать заинтересовавшие меня абзацы.
Парень тут же впал в дрёму.
Подчёркивала я примерно час,- именно столько дремал и парень. На конечной остановке, когда мы подошли с ним к выходу из вагона, а двери еще не открылись, я спросила:
-Не подскажете, как пройти к протестантской церкви?- и назвала адрес.
Парень не растерялся: он, выбежав из вагона и прыгая по ступенькам впереди меня, громко объяснял, что мне пройти лучше туда, а потом туда, а затем выйти оттуда.
Учитывая тот факт, что крещенский день был явно не моим, советы парня в одно моё ухо влетели, а из другого вылетели, поэтому я, недолго думая, подошла к тучному мужчине на остановке, одетому во всё рыбацкое, и задала тот же вопрос, что и парню ранее.
Мужчина, смерив меня удивлённым взглядом(очевидно его удивили «запотевающие» и оттаивающие линзы моих очков), решительным взмахом руки направил меня в нужном направлении.
Я поблагодарила его. Рыбак, перестав обращать на меня внимание, торопливо подхватил с обледенелого тротуара рыбацкие снасти и, хрипло выдохнув, запрыгнул на подножку подъехавшего автобуса.
«Наблюдай за ногой твоею, когда идёшь в дом Божий»- напутствовала я саму себя, шагая к церкви, и добавила: «Надо было обуть не ботинки, а сапоги.»
В вестибюле церкви было тихо и не так тепло, как хотелось.
«А ведь уже почти десять часов»,- подумала я, не встретив на своём пути от парадного входа до дамской комнаты никого: ни улыбающихся братьев, ни кивающих сестёр, призванных приветствовать всех входящих в храм.-« Странно, неужели сегодня нет богослужения?»
Я невероятно огорчилась сему факту, рассматривая в зеркале наэлектризовавшиеся от снятия шапки волосы.
Пытаясь укротить их, я полезла за баллончиком лака в сумку. В дамскую комнату вошла краснощёкая пожилая женщина в платке и, посмотрев на баллончик лака, как на боевую гранату, молчаливо прошествовала к туалетным кабинкам.
Я пшикнула лаком над головой, как бы описывая нимб, и поспешила убраться из туалета, больно прищемив дверью палец.
В тихом зале было еще прохладнее, нежели в вестибюле. Решив не снимать верхнюю одежду, я просеменила по центральному проходу и свернула направо, заняв одно из укромных местечек на лавочке.
Подумав о том, что сегодня не воскресение, а, допустим, суббота(со мной теперь часто такое случается) я засобиралась было встать с лавочки и покинуть храм.
-Ой, не я одна на час раньше пришла!- вдруг раздалось за моей спиной, и через моё плечо в лицо мне заглянула бабуленька.- Приветствую, сестрица!- сказала она.- Вы тоже не были на прошлом служении?
-Здравствуйте,- сказала я,- потом исправилась, -приветствую. Я редко здесь бываю.
-Почему?- приветливое лицо старушки сделалось вдруг столь подозрительным, что мне перехотелось ей что –либо отвечать.
Не удовольствовавшись моим молчанием, старушка обошла лавочку и, остановившись в проходе, еще раз спросила меня на полном серьёзе:
-Почему вы редко приходите сюда?
Доставая из сумки хрестоматию и чинно раскрывая её, я ляпнула первое, что пришло мне в голову:
-Потому что я не отсюда.
-Аааа,- протянула старушка и затараторила:
-Богослужение будет сегодня аж в одиннадцать! На прошлом собрании братья и сёстры так постановили, а те, кто не были, вот как мы с вами, те и поприходили раньше.
Я хотела было сказать о том, что в зале только я и она, но не успела.
Раздались возгласы, и моя пытальщица кинулась приветствовать двух своих товарок- одну совсем почтенного возраста, другую лет шестидесяти с небольшим, увенчанную накладными волосами цвета блонд.
«Блондинка» стрельнула в мою сторону густо-очерченными карандашом глазами и капризно растопырила пальцы, унизанные золотыми кольцами.
-Холодно сегодня!- зло сказала она, и две старушки стали наперебой говорить о том, что надобно славить Господа за любую погоду.
Дальше пошли обычные расспросы о здоровье и жалобы на плохое самочувствие.
Самая пожилая женщина тяжело присела на лавочку и, склонив голову, зашептала молитву.
-Удалось тебе найти постоялицу?- генеральским тоном спросила её «блондинка», по –прежнему стоя у лавки и по-хозяйски осматривая убранство зала.
Женщина, прервав молитву, стала говорить о том, что постоялица у неё есть, и даже не одна, но она не может переступить через себя и взять с них денег за проживание.
-Как же так?!-взревела «блондинка», упирая руки в боки.- Я вот, например, сдаю квартиру, и достаточно успешно!
-Сестричка, тише,- к «блондинке» подошла сухонькая старушка со шваброй и попросила её протереть подошву обуви о тряпку.
-У меня чистые сапоги!- гневно сказала «блондинка» и снова обратилась к сидящей женщине.
-Я, например, сдавая квартиру, накопила на памятник сыну и теперь вот коплю на памятник мужу,- сказала она понурившейся бабуле,- хочу обновить всё.
-Я не могу так,- ответила бабуля, снова вкратце совершив молитву и уставившись на платочек в сморщенных руках.
-Сколько лет-то сыну было?- поинтересовалась сестрица со шваброй, натирая пол между соседними рядами и поправляя платок на голове.
-Двадцать шесть,- как ни в чём не бывало, сказала «блондинка» и принялась дальше поучать подругу постарше.- Скажи им, что в Москве за проживание в квартире положено платить, а нет, пускай идут.
-Сёстры, тише!- попросила их уже другая сестра - аккуратно одетая, седовласая дама. Она с укором посмотрела на «блондинку» и внимательно на меня.
Я уставилась в хрестоматию.
Зал начал наполняться людьми. В основном пожилыми.
На лавочку ко мне подсели три бабули: две из них стали целовать и обнимать друг друга, третья пристроилась ко мне, положив огромные руки на колени и хмуро глядя перед собой.
Листая хрестоматию, я думала о том, что мир мало изменился, что как и прежде перед началом богослужения в храме стоит гул, и гул этот в основном соткан из обычных суетных человеческих фраз, таких, какие можно услышать практически в любом другом людном месте.
-Братья и сёстры!- отвлекая меня от грустных дум, прозвучал красивый голос пастора.- Призываю вас вдохновиться сегодняшним праздником и вести себя потише. Мы в храме Господнем, братья и сёстры!
Зал тут же смолк.
-Помолимся!- пастор призвал церковь к общей молитве «Отче наш», и я стала произносить привычные с детства слова, отмечая про себя, что хмурая бабуля, севшая рядом со мной, а теперь по причине всеобщей молитвы, вставшая, оказалась головы на две выше меня. Так вот, эта бабуля не проговаривала молитву, она невозмутимо изучала розового цвета брошюрку с напечатанными в ней молитвенными просьбами о мужьях-алкоголиках, о детях-наркоманах, о предстоящих операциях и т. д.. Как будто вылепленное из воска лицо хмурой женщины напомнило мне о «постояльцах» музея мадам Тюссо.
Общим пением «восковая» бабушка тоже решила не отягощать себя. Возвышаясь над нами, она продолжила буравить взглядом брошюру, сконцентрировав своё внимание на оглавлении.
Когда с общим пением было покончено, пастор предложил нам присесть.
В огромные окна церкви запросилось солнышко.
-Как красиво,- не удержавшись, сказала я.
-Надо задёрнуть жалюзи,- сказала, как отрезала, моя "восковая"соседка и, повернувшись, пристально посмотрела на меня.
-Жалюзи надо задёрнуть,- повторила она.
Я ответила ей, что я здесь гостья и вряд ли вправе расхаживать по залу, тем более возиться с жалюзи. Бабуля недовольно хмыкнула.
-Ладно, пускай солнце еще немного морщинок добавит на моё лицо,- сказала она сухо.
Всё служение она роптала, заслоняясь брошюркой от лучей светила, заставляя сидящих рядом с ней людей, переглядываться и, тем самым, отвлекаться от проповеди пастора.
Всю обратную дорогу до дома я была задумчива. В вагоне меня то и дело клонило в сон и знобило. Содержание хрестоматии, в которую я пыталась вчитываться, не желало укладываться в моём сознании. Мою голову одолевали совсем другие мысли, о которых я поведаю читателю в следующий раз.