Я ударил по тормозам, не выжимая сцепления. Всё произошло внезапно.
Отец чуть не стукнулся лицом о лобовое стекло.
Мотор заглох. Фары продолжали освещать дорогу.
Этот маршрут я не любил. Ездили мы здесь нечасто. А в этот раз нас занесло именно сюда. Можно было и объехать, но это большой крюк, а время уже за полночь. Осенняя тьма непроглядная, ещё не распутица, но уже грязно.
Крутые здесь горки. Карабкаться в такой подъем по размокшей глине – задача непростая даже для зубастого уазика. Иной раз приходилось включать пониженную - демультипликатор. Спускаться вниз по скользкой дороге тоже небезопасно. Там, внизу, крутой поворот вдоль берега реки и въезд на мост. Мостик этот, он вечно разломан, с дырами в деревянном настиле. Проезжать тут надо, аккуратно делая слалом, иначе легко провалиться и повиснуть на брюхе.
Справа и слева – лес. Дубы огромные. Густой подлесок – орешник, какие то кусты. Место это, довольно глухое, недалеко от Набережных Моркваш, всегда имело дурную репутацию.
И вот теперь эта неожиданность. В свете фар хорошо было видно, что прямо перед капотом поперек дороги был натянут толстый трос. До него, тормозя юзом, я не дополз буквально полметра.
Дальше начинался крутой скользкий спуск.
-Заводи,- сказал отец и начал нашаривать под сиденьем рукоятку – кривой стартер.
Завожу, не выключая фар.
-Слушай внимательно. Запри левую дверь.
Уазик, ГАЗ-69, сделан так, что на дверках нет никаких замков. Машина не запирается ни снаружи, ни изнутри. У нас для этого были приспособлены самодельные шпингалеты.
-Я выйду, защёлкни правую дверь, продолжает отец, почему-то понизив голос,- газ поставь на средние обороты, ручкой.
Перед капотом ничего не происходит. Только трос слегка качается от порывов ветра, да мелкая морось, усиливаясь, начинает заливать лобовое стекло. Включаю дворники. Они, с каким-то особо неприятным громким скрипом начали размазывать грязь по стеклу.
-Включи прожектор, поверни его влево.
Фару-искатель мы всегда называли прожектором. Мне очень нравилась эта третья фара. Продираясь ночами где-нибудь по лесным просекам, по глубоким колеям, заполненным водой, я использовал ее обязательно.
-Включишь заднюю, держи ногами обе педали,- отец нашёл все-таки рукоятку и теперь держал ее в руках,- если увидишь чужое лицо, давай полный газ и уходи задним ходом.
Подумав, он добавил:
-Наверху развернешься. Гони в милицию.
Его слова – «увидишь чужое лицо» - какой-то молнией пронзили мозг. Сразу вспомнились рассказы Льва Шейнина. Там были чужие лица. Да и у нас в районе недавно произошли непонятные убийства. Ходили слухи, что какие-то беглые уголовники безобразничают.
По позвоночнику – то ли пот пополз вниз, то ли мурашки побежали вверх. Разбираться некогда.
Слева глубокая грязная канава. Отец обошел машину, но понял, что туда лучше не лезть. Вправо фару не повернуть. И он ушел в темноту. Искать конец троса.
Прошла вечность… Все это время я боялся увидеть через стекло чужое лицо.
Вдруг трос ослаб и упал на дорогу. Путь свободен.
Отец заглянул через стекло. Лицо его было залито кровью. Открываю защелку. Он молча садится на место.
Я даю газу и мы летим вниз по склону.
Включаю свет в салоне, хотя он и мешает толком видеть дорогу. У отца и рубашка, и брюки – всё в крови. Кровь стекает по руке на сиденье и на полик.
Едем молча. Он перевязывает руку. Раны серьезные. Бинт сразу пропитался кровью.
Оказалось, этот старый, ржавый, лохматый трос был привязан к дереву колючей проволокой. Отец, не обращая внимания на боль, там, в темноте, наощупь разматывал эту путаницу.
-Пап, лицо у тебя в крови,- сказал я, протягивая ему еще один бинт.
Он повернул к себе зеркало, посмотрел в него и засмеялся, вытирая лицо бинтами.
-Не гони,- наконец сказал он,- на мосту осторожней.
Получилось, что, раздвигая окровавленной рукой ветки, он просто перепачкал лицо и этого даже не заметил.
Для нас так и осталось загадкой, кто и зачем натянул трос поперек дороги.
Кого-то хотели поймать?
Кому-то хотели подгадить?
Удалось.
2018