Ирина Ракша Любовь Императора
Очерк
В истории России пять раз власть в свои руки брали женщины. Они руководили огромной страной и при этом оставались воистину женщинами со всем присущим им разнообразием характеров, со всеми особенностями и даже слабостями. И как бы то ни было, каждая из них сыграла значительную роль в становлении и развитии русского государства.
***
Разные, разные толки шли по первопрестольной 26 мая 1724 года — в день коронования супруги Петра Первого Екатерины Алексеевны (1684-1727).
Народ и солдатство уже не первый год недовольно роптали на многолетнюю связь царя со своей фавориткой, а некогда безвестною красавицей Мартой из лифляндских краев «Неудобь сказываемые» кривотолки и ныне, в день присяги новой царице, катились по Москве с новой силой.
— Не подобает Катерине на царстве быть,— говорил вполголоса один из старых солдат, стоя в толпе на набережной,— не наша, не русская. Мы, старики, ведаем, как она в полон попала в Лифляндии. Как привели ее под знамя наше в одной рубахе, как отдана была под караул, как с караульным офицером играла. А потом он надел на нее свой кафтан.
Прохожие московиты внимательно слушали служивого.
— А его величество государя нашего Петра они потом с князем Меньшиковым обманывали, приворотным зельем его обвели,— продолжал он.— На ту пору не было ни солдата, ни генерала, кто б не знал этого.
А «Катеринушка» действительно Петра словно злым кореньем обвела: увидев ее однажды, он не мог забыть ее тонкого лица, пышнотелых форм, застенчиво-лукавой полуулыбки. Еще в 1708 году, хоть и шуткой, Петр выразил желание видеть возле себя «необъявленную» пока подругу «Гораздо без вас скучаю»,— писал он ей из Вильно, а по-тому, что ошить и обмыть мя некому ...». Забывая сына-первенца. решительно изгнав из памяти образ несчастной первой своей супруги Евдокии Лопухиной, а за ней и первой фаворитки Анны Моне, Петр как зеницу ока хранил вторую, более счастливую избранницу. Даже в разгар своей борьбы с Карлом, полагая жизнь свою в опасности, государь помнил о любезной сердцу фаворитке и назначил послать ей три тысячи рублей — сумму для того времени весьма значительную.
Впрочем, любовь выражалась не только в посылках денег и бутылок с венгерским, до которых та всю жизнь была «зело охоча». Любовь выказывалась в постоянных заботах государя о любимой женщине.
Суровый деспот, человек с железным характером, способный смотреть, как родного сына истязают на дыбе, в своих отношениях к Екатерине он был неузнаваем: письмо за письмом, одно нежнее другого, посылал ей. И каждое - полное любви и заботы.
Не смущало Петра и низкое ее происхождение. Марта Самуиловна Скавронская — таково ее настоящее имя — лишь после крещения и принятия православия (по настоянию Петра) взяла имя Екатерины Алексеевны. Она была приемной дочерью протестантского пастора Глюка, который жил в Ливонии в городе Мариенбурге. К тому времени, когда русские войска под предводительством графа Шереметьева принялись теснить шведов и подступили к Мариенбургу (а вскоре взяли в плен его жителей). Марта Самуиловна была уже замужем за блестящим драгуном Иоганом, который вместе со своим отрядом, охранявшим город, бежал из него при приближении русских.
Хорошенькую, пышнотелую Марту как пленницу, как военную добычу взяли в услужение к русскому главнокомандующему. Однако у Шереметева пленницу увидел Меншиков и склонил фельдмаршала уступить ему красавицу. И вскоре «Алексашка, государев любимец», страстно привязался к ней. Да и Марта ответила ему искренней любовью. Было! Было в ней нечто такое, что заставляло кружиться мужские головы. Её характер был взрывчатой смесью нежной, томной женственности и мужской резкости и отваги. Обворожительная, ласковая и кроткая, она не могла не привлечь к себе сердце Меншикова.
В один из дней, будучи в гостях у своего фаворита, Петр неожиданно заметил красавицу, что прислуживала за столом и которой Алексашка очень гордился. Высказав вдруг пожелание заночевать у Меншикова, Петр после ужина категорично велел Марте посветить себе в спальне. Меншиков вынужден был покорно склонить голову в знак согласия. Утром, едва Петр уехал, из спальни медленно вышла Марта. Но уже другая Марта — крутая, сильная, резкая, и тут же высказала Меншикову, как намерена поступать в дальнейшем.
А государь вскоре вновь объявился у Меншикова. «Где же Марта?» — сухо спросил он, не увидев служанки, и по его голосу царский любимец понял: государь приехал повидаться вовсе не с ним. Явилась Марта. Петр оживился. Пошли смешки, шутки, как и намедни. Но хитрая Марта была задумчива, сдержанна… Смолк и Петр, словно завороженный склонившись к тарелке Веселая беседа стихла.
В конце ужина она по обязанности поднесла ему рюмку водки на подносе. Петр поднял взгляд и встретил ее глаза, полные зовущих горестных слез. Петр быстро встал, опрокинул водку и, отведя взор, резко сказал Алексашке: «Я увожу ее с собой...»
Лишь в 1710 году, когда она уже родила Петру двух дочерей, ей было дано звание «фрейлины». Однако близкие к государю подмечали: Петр, вообще не терпевший женщин, вмешивающихся в «мужские» дела, напротив, бывал доволен, когда в деловой разговор вступала Екатерина. Как свидетельствовали близкие к Петру люди, простая и разумная логика собеседницы не раз выводила их из лабиринта придворной софистики, бросала новый свет на многие вопросы.
В тесном кружке приближенных ее уже называли не иначе как «государыня». И вот в 1711 году Петр решил узаконить давние отношения — жениться на ней (при немногих свидетелях) после одного значительного события. В Прутском походе русские войска попали в плен. И, согласно свидетельству самого Петра, лишь благодаря сметливым подсказкам Екатерины военачальники выпутались из тяжелой ситуации. Ее значимость в глазах общества как заступницы русского государства сильно возросла. Теперь Петр стал неразлучен с Екатериной. Повсюду возил с собой и любил окружать ее роскошью. Наряды, диадемы, драгоценные каменья на пышной груди. И вся она, крупная, пышная, казалось, была создана для этой роскоши. Хотя, заметим, это не помешало ей родить Петру одиннадцать детей, из которых выжили лишь две дочери — Анна и Елизавета. Елизавете в будущем предстояло стать русской царицей.
Постепенно Екатерина образовала при себе двор, поражавший даже иностранцев отменным вкусом и изяществом. Своим девочкам Екатерина Алексеевна дала прекрасное европейское образование. Хотя сама, даже став царицею, не желала учиться читать и писать. Говорила, что главная ее забота теперь «выучиться делать все угодное Петру. И этого с нее достаточно».
Однако Меншиков, давняя ее любовь, сохранил негласное влияние на Екатерину и после того, как она стала царицей. Она частенько спасала царского любимца от заслуженных наказаний. Как верно подметил историк прошлого, «алчность князя Ижорского не раз выводила Петра из терпения. Но пред царем за князя всегда был верный ходатай. Петр называл Екатерину и Меншикова «детьми своего сердца», и каждый из «детей» старался, чтоб царская милость не обходила другого». Впрочем, Петра мало интересовали тонкости отношений жены и Меншикова. Практически он во всем доверял супруге. Даже решился короновать ее. Это была его высочайшая воля. Воля человека, страстно влюбленного всей мощью души и тела. Передавая Екатерине верховную власть, Петр перед лицом всей России как бы признавался в единственной своей слабости — бесконечной любви к этой женщине. Однако в конце того же, 1724 года Екатерина преподнесла ему некий страшный «сюрприз».
Петр старел. А она была еще молода, к тому же с «большим интимным прошлым». Он часто надолго отлучался, и она как бы невзначай остановила свой женский взор на изящном послушном французе - камергере Монсе.
Петр, узнав из доноса об измене жены, был взбешен. Екатерина уже объявлена Императрицей Всероссийской, пути назад нет. Доносителя «вычислили» и взяли в тайную канцелярию. Под пыткой тот оговорил и нескольких других лиц, «интимно близких» царице. Петру раскрылась вся ошеломляющая подоплека цепи измен. И не только с Монсом. Надо заметить, что следствие велось в тайне. В строжайшей тайне Государыня и Моне ничего не подозревали и продолжали отношения. 9 ноября 1724 года прямо со следствия Петр отправился во дворец. Он поужинал, мило поболтал с супругою. Побеседовал невзначай и с приглашенным Монсом. На камергере лежала масса обязанностей. О них и говорили. Ничто не выдавало внутреннего напряжения Петра, не предвещало грозы. «Который час?» — вдруг обратился он к супруге. Та посмотрела на свои часы — подарок Петра из Дрездена: «Девять часов». И тут Петр вдруг резко вырвал из ее рук часы, покрутил стрелку и грозно объявил: «Ошибаетесь. Двенадцать часов. И всем пора идти спать». Все тотчас в смятении разошлись. Через несколько минут Моне был арестован у себя в комнате. На следующий день поутру его ввели в государеву канцелярию. Петр, заваленный ворохом бумаг, взятых у Монса при обыске, поднял голову и посмотрел на арестанта. И в этом черном от горя и гнева взгляде было столько жестокости и жажды мести, что Моне затрясся всем телом и, лишившись сознания, упал.
Государь сам занялся расследованием. Только теперь он ясно понял, чью подчас волю выполнял, потворствуя жене. По ее указке он кого-то повышал в должностях, кому-то дарил поместья, кого-то карал, кого-то миловал.
Вскоре Монсу было предъявлено «обвинение во взяточничестве». Верховный суд постановил: «Учинить ему, Вилляму Монсу, смертную казнь...» Петр тотчас утвердил приговор суда. И Монса обезглавили. Но месть Петра заключалась и в том, что он повез Екатерину смотреть на отрубленную голову ее любовника. Историки пишут: «Ничем не выдала своего потрясения государыня, когда они медленно проезжали мимо эшафота». Петр не спуская глаз следил за ней. Но даже ресницы не дрогнули на ее бледном красивом лице. Отношения супругов были безвозвратно подорваны. Ледяным отчуждением теперь веяло от Петра. Он не желал ее видеть. Все доверенные лица императрицы были удалены от двора. Впал в немилость и Меншиков. Екатерина озлобилась, затаилась. И вскоре грянула болезнь дотоле вполне здорового государя.
Одна из версий историков утверждает причастность Екатерины и Меншикова к отравлению Петра. Но мы не касаемся этой версии.
Государь Император Всея Руси Петр Великий умирал в страшных «желудочных» муках. Крики и стоны его раздавались по всему дворцу. Жена не подходила к нему. Незадолго до кончины, когда боль на минуту утихла, Петр пришел в себя и выразил желание срочно что-то написать. Однако отяжелевшая его рука с трудом смогла вывести едва понятные буквы: «Отдайте все...». Заметив, что пишет неясно, он, набравшись сил, крикнул, чтоб позвали его любимую дочь Анну. Но пока за ней бегали, он впал в беспамятство и уже более не пришел в сознание. Так и осталось загадкою, кому Петр I намеревался отдать все, в том числе и трон.
После смерти государя все сенаторы и сановники пришли к тайному согласию — возвести на престол внука Петра I — малолетнего Петра, сына некогда казненного великого князя Алексея Петровича. На другой день чуть свет, прежде, нежели в императорский дворец прибыл князь Меншиков, сенаторы собрались в тронном зале. Все люто ненавидели Меншикова и холодно смотрели на царицу. У дверей была поставлена стража. Меншикова, когда тот прибыл во дворец, в зал не впустили. Тогда он срочно приказал привести роту вооруженных гвардейцев и отправился с ними во дворец. Разоружив охрану, он выломал дверь в зал, где заседали сенаторы и генералы, и совершенно спокойным голосом объявил, что императрицею и законною русскою государыней остается на престоле Екатерина Алексеевна, отныне Екатерина I. Под ружьями никто не смог ни пикнуть, ни воспротивиться.
Однако царствование сильно пьющей к тому времени Екатерины I было недолгим. Поначалу меж балами и пышными трапезами она стала даже вникать в некоторые дела и порой довольно сносно вела их. Впрочем, за действиями этими постоянно чувствовалась рука и воля Меншикова, издавна ее любящего и, возможно, ею любимого. Но между ними легла смерть.
Из последних дел Екатерины, умершей в 1727 году (похоже, от церроза), отметим главное, что сделало честь ее имени. Умирая, Екатерина I завещала российский трон не дочерям своим, а внуку Петра и Евдокии Лопухиной — великому юному князю Петру II. Это было ее последним решением.