Повесть из цикла "Их путеводная звезда"
Часть 1.
Родопские горы. Окрестности селения Гюмюлчине.
10 февраля 1878 года.
Ночь. Холодно. Резкий беспощадный ветер отнимает последние остатки тепла. Даже здесь в небольшом распадке, окруженном с трех сторон зарослями высоких елей, от его порывов не укрыться. Он налетает, кажется, со всех сторон сразу. Страшное место - Родопские горы зимой. Где-то там за перевалом теплое море, ласковое, родное. Да нет, сейчас и оно, по-зимнему хмурое и суровое. Но это не важно, ведь там совсем рядом дом. Нужно только сесть в лодку и переплыть пролив. Если Аллах не оставит их своей милостью, то завтра они пройдут перевал и начнут спускаться.
Демир окидывает взором свой небольшой отряд. Точнее тех, кто от него остался. Трое мужчин, мрачных и исхудавших, женщина с ребенком, два старика, что были служками при мечети,и юноша, с вечной блаженной и виноватой улыбкой. Охрана из ополченцев-башибузуков – курд и четыре черкеса с английскими винтовками и ятаганами. Шесть голодных мулов. Все лежат вповалку, прижавшись друг к другу, чтобы хоть как-то согреться и дотянуть до рассвета. Под елками завалы валежника. Он, хоть и сырой, но для костра вполне сгодился бы. Но разводить огонь Демир запретил. Там внизу казачьи разъезды. Заметят – несдобровать. Допустить этого никак нельзя и не потому, что их всех могут перебить. То, что находится в переметных сумах, важнее их жизней.
Когда стало ясно, что османские войска не удержат перевалы, его позвал к себе глава их общины Джошкун-ага, седой старец с ясными молодыми глазами.
- Демир, город скоро будет захвачен и, возможно, разграблен. Ничего поделать с этим уже нельзя. Ты знаешь, что наша община много лет собирала и копила деньги, ценности, приношения для постройки новой великой мечети. Нельзя допустить, чтобы все это было разграблено и усилия многих лет пропали даром. Аллах этого нам не простит. Неверные, придя в город, будут искать все ценное. О нашем золоте знают слишком многие, а значит, прятать его здесь слишком опасно. Все ценности нужно вывезти. Ты молод, умен, да и силы тебе не занимать. Я верю в тебя. Подбери людей, и попробуйте пройти через горы к морю в Кавалу под видом беженцев. В порту найдешь лавку одноглазого Али. Он поможет переправиться через море. Да поможет тебе Аллах!
И вот уже больше месяца они пробираются через охваченную войной страну. От города к городу, от селения к селению. Трижды на них нападали мелкие банды грабителей. С помощью Аллаха им удавалось отбиваться. Это стоило дорого - в начале пути их было двадцать два, а осталось… Перед решающим сражением у Филиппополя[1] Демир сумел пробиться к самому командующему османскими воинами Сулейману и попросить помощи. Тот принял его всего на несколько минут. Кругом царила суматоха, бегали офицеры, передавали друг другу какие-то бумаги. Сардар Сулейман держался уверенно, отдавал короткие четкие приказы. Вот только где-то глубоко в глазах у него пряталась безнадежность.
- Возьми у эфенди пятерых башибузуков и уходи, – бросил он Демиру, едва выслушав. – Больше дать не могу, каждый человек на счету. Все мы в руке Аллаха. Да поможет он тебе.
Самому Сулейману Аллах не помог. Да разве мог он с остатками своих усталых и голодных войск остановить бешеных казаков паши Гурко? Демир сам видел, как они c яростными криками бросались в ледяную январскую воду Мерич[2], переплывали ее и тут же устремлялись в бой. Может быть, эти северяне не способны чувствовать холод, как обычные люди?
Как бы то ни было, османская армия была разгромлена и беспорядочно отступала к морю. Ходили слухи, что потери в тот день превысили десять тысяч человек. Демир очень надеялся, что Сулейман тоже погиб во время битвы. Тогда сейчас он не пьет чашу позора, а проводит время среди гурий в райских садах и больше ему беспокоиться не о чем. А у него, Демира, земных забот слишком много. Караван и его груз нужно переправить через море.
Русские войска настигли их, когда отряд остановился на короткий отдых в городе Кырджали. У всех выходов из города тут же были поставлены посты, которые требовали специальные пропуска. Так они оказались в ловушке. Оставаться в караван-сарае было очень опасно, выехать из города с их грузом – вообще невозможно. Впервые за прожитые двадцать восемь лет Демир был в таком отчаянии. В том, что с ними случилось, он винил только себя. В Кырджали рано или поздно их схватят, богатства общины будут потеряны, а это означает, что люди, которые шли с ним погибли напрасно. Но в этот раз судьба оказалось к нему благосклонна.
- Я сведу тебя с нужным человеком, - сказал Озчелик, хозяин караван-сарая, невысокий и очень толстый человечек, который знал в округе все и всех. – Только потребуются лиры. Много-много. Встретимся вечером в дукане. Я слышал, ты говоришь по-русски?
- Немного. - В городке, где провел детство Демир, жила русская семья. Он часто играл с их детьми и мало-помалу стал понимать этот странный язык. – А зачем?
Демир понял, зачем, сразу, как только увидел человека, которого привел Озчелик. Им оказался молодой русский казак в небогатом потрепанном чекмене и папахе с алым верхом. Казак держался свободно, даже несколько развязно – все время посмеивался, хлопал Демира по плечу. Предложенный ему стакан ракии выпил одним глотком. Когда разговор зашел о пропуске для каравана, казак замолчал, прищурился и внимательно посмотрел в глаза Демиру. Потом рассмеялся и небрежно махнул рукой.
- Будет пропуск, как там тебя …
- Демир. А как твое имя?
- Мое имя тебе не нужно. А называть можешь Соколиком. Что же, будет тебе и твоим людям пропуск, Демир. Только нужен, как у вас говорят, бакшиш.
Сначала цена пропуска показалась Демиру непомерной. Потом он подумал, что все еще мыслит категориями мирного времени. То, что было непомерно тогда, сейчас, в этой кровавой каше, в самый раз.
- Твоя цена высока, русский человек, - сказал Демир, - но мы заплатим ее. Завтра. Здесь в это же время.
- Я не русский, я – казак. И никаких бумажек. Только золото.
* * *
На следующий день Демир поменял увесистый мешочек, в котором тихо позвякивали золотые монеты, на лист бумаги с чьей-то витиеватой подписью и фиолетовой печатью. На прощание казак улыбнулся и протянул руку для рукопожатия. Демира, которого грызли самые черные сомнения, это успокоило. Человек протягивает руку, значит, верит тебе, значит, можно верить ему.
Озчелик советовал покинуть город той же ночью, но Демир, подумав, отказался. Ночные караулы бдительны, проверят всех, могут досмотреть поклажу. А у них в тюках и переметных сумах золото, да оружие башибузуков, разобранное и обернутое в старые тряпки.
Выехали днем. Чтобы больше походить на беженцев, оделись в разное рванье. У рогатки десяток солдат и два офицера досматривали выезжающих. Тех, у кого не было нужных бумаг, безжалостно заворачивали обратно. Какой-то молодой парень проскочил между солдатами и бросился бежать. Тут же прогремел выстрел. Парень замер и, как побитая собака, приплелся обратно. Демир отметил, что стреляли в воздух. По мере того, как их караван приближался к офицеру, проверявшему документы, Демир все больше мрачнел. Кто знает, действительно ли бумага, которую он держит в руке, - это настоящий пропуск?
Оказалось, что переживал он напрасно. Офицер внимательно изучил бумагу, взглянул на подпись, удовлетворенно кивнул и махнул рукой солдатам у рогатки. Мол, все в порядке, пропустите. Они прошли мимо караульных, изо всех сил стараясь не торопиться. Перед ними были горы, перевал, свобода. И наконец, завершение их миссии.
* * *
Порыв ледяного ветра так силен, что Демир едва удерживается на ногах. Он с надеждой посмотрел на светлеющее на востоке небо. Скорей бы рассвет! Тогда можно будет, не разжигая огня, позавтракать сухими лепешками, совершить утреннюю молитву и в путь. Прямо туда, на звезду, что висит низко над горизонтом и указывает путь. В дороге будет все же легче, движение согревает. Сегодня нужно во что бы то ни стало пройти перевал. Южные склоны Родоп более пологие, леса там гуще. А хребет скроет от чужих глаз. Можно будет развести огонь, согреться, приготовить горячую еду.
Без сожаления покинув негостеприимное место привала, отряд двинулся дальше. Ветер немного стих, неяркое солнце нехотя поднималось над вершинами елей. Чувствуя, что перевал недалек, все не то чтобы повеселели, но явно приободрились. Неожиданно лес кончился. Перед ними простиралось обширное сухое плоскогорье. Ровное и совершенно открытое. Демир помрачнел. Здесь они будут, как на ладони. Но обогнуть открытое место лесом не получится – не хватит ни сил, ни времени.
Они шли по равнине около часа, когда Демир почувствовал погоню. Он вертел головой, напрягая зрение, вглядывался в далекую кромку леса. Все вроде было спокойно.
- Быстрее! Быстрее! – подгонял Демир. На самом деле все и так шли на пределе сил. Медленнее всех двигались уставшие мулы, нагруженные тюками и переметными сумками. Груз тяжел. К тому же женщину с ребенком, стариков и ослабевшего юношу тоже пришлось посадить на мулов.
- Демир-ага! Демир-ага! – К нему подбежал Кемал, немолодой курд с черными свисающими усами. – Вон там!
Демир оглянулся. Над лесом, из которого караван вышел час назад, поднимался шлейф пыли. Дурное предчувствие, к сожалению, не обмануло. Погоня. Демир даже заскрипел зубами от обиды. В лесу можно было занять позицию и отстреливаться, черкесы – хорошие воины. А здесь на открытом месте, шансов почти никаких. До ближайшего леса больше двух тысяч зир[3].
- Селим! – крикнул он старшему из черкесов. – Уйти не успеем, готовьтесь!
Селим, высокий, широкоплечий, длиннобородый, молча кивнул. Башибузуки быстро достали из вьюков новенькие ружья, патроны. Пристегнули на пояса ятаганы. У самого Демира и трех его людей из оружия остались только кинжалы.
Облако пыли быстро приближалось. Вскоре уже можно было разглядеть отдельных всадников. Казаки!
Караван сбился в кучу.
- О, аллаахумма антэ раббии, ляя иляяхэ илляя ант…[4] - Старики опустились на колени и начали громко молиться.
Черкесы деловито выбирали места для стрельбы. Курд, ощерясь, один за другим вставлял патроны в необычное короткое ружье[5]. Почувствовав прикосновение, Демир оглянулся. Перед ним стоял юноша. Он светло и радостно улыбался.
- Мы будем в раю, Демир! Понимаешь? Очень скоро. Я знаю, я вижу. Как хорошо! Надеюсь, что это будет не очень больно. Я очень боюсь боли. Это мой грех.
- Ничего не бойся, Шенол. Все будет очень быстро.
- Правда? Это очень хорошо. Спасибо тебе. Теперь мне совсем не страшно.
Это означало, что никаких шансов у них нет. Шенол был провидцем, которому иногда открывалось будущее. Предсказывал он редко, но никогда не ошибался.Казаки неслись, разворачиваясь лавой. На взгляд Демира их было десятка полтора, может быть два. Не очень много, но вполне достаточно.
Демир всегда был сугубо мирным человеком. Любое насилие, а тем более убийство, он считал противоестественным. И сейчас он, сжимая в руке бесполезный кинжал, наблюдал за короткой и яростной схваткой. Черкесы начали стрелять, когда до подлетающих казаков оставалось не более двухсот зир[6]. Некоторые вылетали из седел, сбитые пулями, но остальные, ловко уворачиваясь, продолжали нестись к каравану. Потом всадники оказались рядом, взлетели клинки, и черкесы начали умирать. Демир хотел закрыть глаза и просто ждать своего удара, ничего не видя, но не мог. Он стоял и смотрел, как погибали его спутники, как ловко увернувшийся от удара курд из своего странного ружья всаживал пулю за пулей в растерявшихся на миг казаков. Потом ему в горло вонзился брошенный кем-то нож. Кемал захрипел и осел на землю. Стало тихо.
Демир вышел из ступора и огляделся. Кругом лежали убитые. В живых остались шестеро казаков, женщина, прижимавшая к себе ребенка, да растерянно улыбающийся Шенол.
- Баба с дитем, - сказал один из казаков, огромного роста. Таких высоких и могучих людей Демир в жизни не встречал, - с ними что?
- Как со всеми! – приказал другой, видно старший. – Оставлять нельзя. Все одно – нехристи.
И опять Демир не смог закрыть глаз и смотрел, как под ударами шашек упала женщина, до самого конца пытавшаяся закрыть собой ребенка.
Два казака тем временем вспороли одну из переметных сумм, откуда потоком хлынули золотые монеты.
- Вот это повезло! Не обманул трактирщик!
- Сейчас они будут убивать нас, да? – спросил неслышно подошедший Шенол.
- Да, - хрипло произнес Демир, глядя на приближающегося человека с окровавленной шашкой. Только сейчас он узнал того молодого веселого казака, по прозвищу Соколик, который достал им пропуск из города.
- Здравствуй, Демир. Далеко вы ушли, мы чуть вас не потеряли в этих чертовых горах.
- Ты предатель, шайтан.
- Предают своих. А вы – басурмане, нехристи. Это проступок небольшой.
- Аллах покарает вас.
- А я так думаю, что Христос защитит…
- Нет, – вдруг сказал Шенол. Он смотрел поверх голов и не улыбался. – Не защитит.
- Это еще кто?
- Божий человек. Не трогайте его, и часть грехов вам зачтется.
- Они убьют меня, но и сами умрут, - продолжал Шенол. – Все они уже отмечены печатью смерти. И каждый, кто пожелает это золото будет проклят и умрет нехорошей смертью. И умрет его кровь. И будет так…
Демир перевел слова Шенола. Пусть знают.
- Ты чего с ними балакаешь, - прогудел басом подошедший казак, низкий широкоплечий, борода лопатой, - заканчивать пора да уходить.
- Глянь Назар, вот этот горе да смерть нам пророчит.
- Вот этот, что ли?
Взмах шашки был едва различим, но голова Шенола соскочила с шеи, упала и подкатилась к ногам Демира. Кровь с шипением ударила из перерубленных артерий. И уже потом тело медленно завалилось набок.
- А может, оставим этого?
- Сдурел? Он же все расскажет.
- Да кто ему поверит.
Демир, весь забрызганный кровью Шенола, вдруг понял, что говорят о нем, что может быть его оставят в живых. Ему вдруг дико непереносимо захотелось жить. Еще хоть день, хоть час…Нужно упасть в ноги этим людям, может быть пощадят? И один Аллах знает, каких усилий ему стоило остаться на месте и не дрогнуть ни одним мускулом, и смотреть в лицо убийцам. Те уже закончили спор и повернулись к нему.
- Молиться будешь? – спросил веселый казак, доставая пистолет.
Демир стал шептать молитву, глядя прямо на солнце.
- Слишком долго, - услышал он.
Солнце вдруг стало черным. Потом весь мир исчез.
[1] г. Пловдив
[2] Река Марица
[3] Зира (;;;;) – мусульманская мера длины, примерно 50 см.
[4] (;;;;;;;;; ;;;;; ;;;;; ;; ;;;; ;;; ;;;;; ; ;;;;;;;;…) О, Аллах, Ты — мои; Господь! Нет бога, кроме Тебя…
[5] Винчестеры с магазином на 13 патронов американского производства были в небольшом количестве на вооружении османской армии.
[6] 100
Декабрь 2019 г.