Живаго и Мертваго

Михаил Кедровский
       Умным человеком можно считать того, кто понимает ограниченность любых идей, кто понимает, что идеальна в мире лишь живая природа. С этой точки зрения, совершенно умных людей не бывает, а временное озарение встречается у всякого индивида, имеющего некоторый уровень образования.

        Живаго и Мертваго – исконно русские фамилии, принадлежавшие к не очень родовитому дворянству. Борис Пастернак теоретически имел возможность быть причисленным к таковому по рождению, но его отец Леонид Осипович, переехавший из Одессы в Москву и достигший больших высот в живописи, не захотел переходить в православие, что было обязательным. Борис же крестился, но по окончании Московского университета отказался от диплома и дворянином, как было заведено тогда, автоматически не стал. Дворянское происхождение к тому времени, правда, потеряло свою актуальность.

       Академик Дмитрий Сергеевич Лихачев – приторный, самовлюбленный тип, как и большинство прохрущевских и антисталинских деятелей, – называл роман «Доктора Живаго» биографией души. Но в этом весьма спорном произведении совсем нет биографических реалий. Борис Леонидович никогда не жил в Сибири, не участвовал в революциях, не сражался на фронтах, не был арестован. Причем, слово «никогда» здесь главное и несомненное.

       Михаил Афанасьевич Булгаков некогда сравнивал себя с Достоевским, но ему еще не было в ту пору и сорока лет, вспоминала вторая жена писателя Любовь Белозерская. Она высмеивала в нем столь детское фанфаронство. Пастернак уже после шестидесяти возомнил себя Львом Толстым, взял непререкаемый назидательный тон по отношению к происходящим в СССР событиям, не имеющим аналогов в истории. Героический советский народ он низвел до раболепной толпы. Но осадить Бориса Леонидовича было некому, он окружал себя восхвалявшими его искренне и неискренне людьми, особенно женщинами.

       Лев Николаевич Толстой хорошо знал, о чем он пишет: он бывал на передовой, был знаком с царской фамилией, с помещичьим и крестьянским бытом. По любви к свободомыслию граф собирался написать о декабристах, но, углубившись в тему, сообразил, что ничего полезного для нравственного развития читателя в ней найти нельзя. Предыстория вопроса вылилась у него в «Войну и мир».

       Корни наших невзгод нам нужно искать исключительно в себе самих. Была ли травля Пастернака? Конечно, была. Но спровоцировал он ее сам своим неудачным, неотредактированным, заносчивым произведением.

        Владимир Владимирович Набоков сделал отличный критический разбор «Доктора Живаго», назвав это произведение «Любовными похождениями доктора Мертваго», чем я и воспользовался в заголовке.

        Я совсем недавно перечитал более пятисот страниц рыхлого высокоумного текста, предложенного Пастернаком. Вполне допускаю, что у кого-то другое мнение на сей счет. Да и слава Богу, пусть расцветают, как выражался Мао Цзэдун, сто цветов. В романе, коротко говоря, речь идет об умопомрачительной мистической страсти Юрия Андреевича Живаго к Ларисе Федоровне Антиповой (Ларе), которая, будучи пятнадцатилетней девочкой, добровольно ходила в гостиничный номер к любовнику своей матери Виктору Ипполитовичу Комаровскому и добровольно предавалась растлению. Спустя четверть века она неожиданно уезжает со своим растлителем из Приуральского региона на Дальний Восток, оставив в гордом одиночестве и на произвол судьбы возлюбленного доктора.

        Конец этой несчастной женщины печален. Вернувшись в 1929 году в Москву, она случайно попадает на похороны Живаго, затем участвует в разборе бумаг (творческого наследия) покойного. Далее цитирую: «Однажды Лариса Федоровна ушла из дому и больше не возвращалась. Видимо, ее арестовали в те дни на улице, и она умерла или пропала неизвестно где, забытая под каким-нибудь безымянным номером из впоследствии запропастившихся списков, в одном из неисчислимых общих или женских концлагерей севера».

04.11.2021