В дверь квартиры Николая раздался неожиданный звонок. Был уже довольно поздний удушливый летний вечер, а поскольку гостей не ожидалось, то он находился, прямо скажем, практически в неглиже.
Накинув халат, он подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла Марина, его давняя подруга, еще со школьных времен. Вскоре после окончания института у них случился бурный роман, все шло к свадьбе, по крайней мере, так казалось ему. Но, как оказалось, не ей. В один из вечеров, она спокойным тоном, ничуть не смущаясь, заявила, что их отношения это ошибка и они должны расстаться. На все его расспросы ответ был один:
- Я полюбила другого.
Через общих знакомых Николай узнал, что на нее обратил внимание какой-то начинающий олигарх, их местного, районного масштаба. Ну и связать свою жизнь с простым начинающим инженером ей показалось совсем не интересным. Тогда для него это был сильным ударом, от которого он оправился только через несколько лет. Потом до него доходили слухи, что ее ухажер так и не предложил ей выйти за него замуж, а женился на другой, нужной для бизнеса, девушке. А она в течение нескольких лет, пока не надоела,оставалась в ранге «постоянной любовницы».
Кое-какое благосостояние ей это принесло, но все когда-то кончается. Жена, наконец, прозрев, поставила ультиматум – она или эта «потаскушка». Ну и конечно, он выбрал жену и детей. После некоторой передышки, все-таки не каждый день бросают, у нее началась новая интрижка с уже женатым, но тоже весьма не бедным, субъектом. Больше он о ней ничего не слышал, как-то пропала она из круга его общения.
И вот сейчас она вновь стояла перед ним, постаревшая конечно, все-таки почти тринадцать лет прошло, но все еще до чертиков красивая и, что уж скрывать, по-прежнему соблазнительная.
- Ты? С растерянностью спросил Николай.
- Я, можно войти?
Он молча отступил в сторону и жестом предложил ей входить. По кафельному полу прихожей процокали каблучки и вокруг разлился тонкий аромат герани и нарцисса. Он вспомнил этот аромат, это были духи «Chanel Coco Noir», те самые первые, настоящие французские духи, которые он, копя понемногу, купил ей когда-то на двадцатилетие. Находиться рядом с красивой женщиной в халате и шлепанцах было явно «не комильфо» и он, попросив ее располагаться поудобнее в кресле, заскочил в другую комнату и быстро нацепил джинсы и приличную рубашку.
Войдя в комнату, где в кресле расположилась Марина, он на секунду остановился в проеме двери, настолько соблазнительная картина открылась перед ним. Она сидела в кресле положив ногу на ногу, расположив, иначе не скажешь, свое летнее платье таким образом, чтобы открыть как можно больший, конечно, в пределах разумного, обзор на свои ноги, практически идеальной формы. Глубокий вырез летнего платья, да еще, если смотреть на него в четверть оборота, скрывал совсем небольшую часть по-прежнему сохранивших свою соблазнительную форму грудей.
Увидев входящего Николая, она медленно, так чтобы он успел рассмотреть все, что она хотела показать, изменила позу на более целомудренную. Он сел напротив нее и как можно спокойным тоном спросил:
- Чему обязан таким поздним визитом? Неужели через столько лет ты захотела меня увидеть просто так, без определенной цели?
Марина, явно не ожидавшая такого начала разговора, немного смешалась, но быстро взяла себя в руки.
- Коля, пожалуйста, выслушай меня не перебивая, мне и так было слишком тяжело после всего придти сюда. В общем, как-то так получилось, что единственным мужчиной, которого я действительно любила, был ты. Подожди, я же просила, не перебивай, остановила она пытающегося вставить хоть слово Николая. Я пришла совсем не для того, чтобы попытаться восстановить давно ушедшие в небытие отношения.
- А для чего тогда, не выдержал все-таки, Николай.
- Ты понимаешь, как-то у меня жизнь не очень-то сложилась. Все искала что-то, хотелось достигнуть всего побыстрей, да полегче, не затратив особых усилий. Ну и вот, вроде у меня все есть – квартира, машина, дача, кое-какие деньги, а счастья как не было, так и нет.
Спутника жизни мне уже не найти, да, честно говоря, и не хочется. Насмотрелась я на вашего брата, на всю оставшуюся жизнь хватит. Единственное мое желание – это ребенок. Ведь мне уже 38 лет, критический возраст для женщины. Еще год, два и о ребенке можно будет забыть.
Выслушав эту тираду, Николай растерянно спросил:
- Слушай, а зачем ты мне все это рассказываешь?
- Ну а что ж тут не понять, у меня к тебе просьба – сделай мне ребенка. Видя, что Николай порывается что-то сказать, она сделала умоляющий жест – мол, помолчи. Я не хочу делать ЭКО и заиметь ребенка неизвестно от кого. Я хочу иметь ребенка от человека, которого когда-то любила и который любил меня. Не беспокойся, никто и никогда не узнает от кого этот ребенок, скажу ЭКО и все.
Ничего не узнает и ребенок, он будет моим и только моим. Я повторяю – от тебя нужно только действие, я обещаю, что никогда не попрошу у тебя помощи в воспитании ребенка, могу вообще переехать и навсегда исчезнуть из твоей жизни. Если хочешь, могу даже расписку написать, что никаких претензий к тебе не имею, и иметь не буду. Ну что скажешь?
Сказать, что Николай растерялся, это ничего не сказать. Он просто на минуту впал в прострацию. Он молчал, молчала и Марина. А в голове Николая в этот момент крутился рой мыслей, сталкивающихся одна с другой и разбивающихся при столкновении вдребезги.
С одной стороны, ему тоже уже под сорок, детей нет и, поскольку, после гибели его жены Наташи, претенденток на выполнение этой святой для каждого мужчины миссии, даже на горизонте не наблюдалось, то идея, хоть таким способом, продолжить свой род, привлекала. Но с другой стороны, знать, что где-то там живет твой ребенок и не иметь возможности общаться с ним, воспитывать, наконец, помочь в трудную минуту? Нет, это не для него.
Через пару минут он, наконец, прервал затянувшееся молчание. Нет, я не согласен. При этих словах Марина вскинулась, видимо она совсем не предполагала возможность такого ответа.
- Почему? Что тебя смущает в моем предложении? Чем плохо. Провести несколько ночей с красивой, ты же не будешь этого отрицать, женщиной, без всяких обязательств и условий.
- Вот это мне и не подходит, ответил Николай. Видишь ли, я не могу представить, чтобы где-то рядом рос мой ребенок, и я не был для него родным человеком, не мог воспитывать его, общаться с ним.
Тут Марина, перебила его: - Я же тебе говорю, я хочу, чтобы этот ребенок был моим и только моим, в его метриках против графы отца должен стоять прочерк. Я хочу, чтобы он носил мою фамилию, а отчество было – как у моего отца, Петрович или Петровна. Потом она вдруг замолкла, и ему показалось, что к ней пришла какая-то мысль, какое-то решение проблемы. Чуть помолчав, она сказала:
- Единственное, что я могу предложить – это статус «старого друга семьи», то есть ты сможешь часто приходить к нам в гости и общаться с ребенком. Но ты должен поклясться, что никогда не откроешь ему тайну его рождения. Я знаю, если ты поклянешься, то выполнишь обязательство.
Немного помолчав, Николай, молча встал, подошел к Марине и, смотря прямо ей в глаза, сказал:
- Клянусь! Но и ты поклянись, что выполнишь свои обязательства.
- Клянусь! Произнесла Марина и с какой-то плотоядной ухмылкой грациозно «стекла» на колени перед стоящим Николаем…
Через три с половиной недели, после десятка «встреч», она по телефону сообщила, что то, чего она так долго хотела, произошло и пока она прекращает с Николаем любое общение.
****
Однако перерыв в их общении продолжался не более четырех с половиной недель. Вечером пятницы, едва Николай пришел с работы, раздался телефонный звонок, звонила Марина. В трубке раздался ее раздраженный голос:
- Ну, наконец. Я тебе звоню уже пару часов через каждые двадцать минут.
- Вообще-то я работаю, растерянно произнес Николай, не ожидавший такого напора. Ты же сама не захотела записывать мой мобильный телефон и не дала свой номер.
Тон в трубке сменился на какой-то жалобно просящий:
- Коля, ты не мог бы сейчас придти ко мне, нам надо поговорить.
Через двадцать минут Николай входил в квартиру Марины и растерянно остановился на пороге комнаты. Куда девалась эта красивая, ухоженная, всегда так следящая за собой женщина? Она стояла перед ним в каком-то довольно замызганном халате, в шлепанцах на босу ногу, с волосами, которых явно сегодня не касалась расческа. А выражение лица – лицо идущего на казнь человека уже смирившегося с предстоящей страдальческой смертью.
- Ну что смотришь, красивая? – с раздражением произнесла она. И вдруг, схватясь обеими руками за лицо, пробежала мимо него и скрылась в туалете, откуда раздались звуки рвотных позывов. Когда через пару минут она вышла из ванны, где приводила себя в порядок после туалета, Николай в растерянности спросил:
- Что с тобой?
- Токсикоз, проклятый, совсем замучил. Все время тошнит, часто рвет, сам видел, хотя вроде и нечем. Есть совсем не хочется, а то, что через силу запихиваю в себя, имеет вкус мокрой ваты. Но это можно было бы пережить, но, по-видимому, начинается желтуха, а это уже серьезно. Я больше не могу так, не выдержу, просто сдохну тут одна и все. Давай, пока не поздно, прекратим все это!
- Что это? Не понял Николай.
- Ну, эту затею с ребенком, можно я сделаю аборт?
Пока она говорила, в Николае стало постепенно накапливаться раздражение:
- Марина, ты же сама так хотела ребенка, что затеяла всю эту историю и вот сейчас, при первых же трудностях, ты хочешь все бросить. Давай сделай это, действительно, какая же ты будешь мать, если не можешь перетерпеть обычного токсикоза, который должен пройти сам собой через два, три месяца. А что будет после рождения ребенка? Какая же ты будешь мать, если не готова ко всем предстоящим сложностям и лишениям.
При этих словах Марина, мешком, как-будто из нее выпустили воздух, безмолвно упала в кресло, закрыла лицо руками и разрыдалась. При виде рыдающей женщины все раздражение Николая куда-то исчезло. Он подошел к Марине и взял ее за плечи, а она, подняв на него заплаканное лицо, жалостно и растерянно посмотрела ему в глаза. Откуда-то взявшаяся нежность, затопила сознание Николая и он, сам того не ожидая от себя, произнес:
- Давай, я помогу тебе хоть первое время.
- Каким образом? - растерянно прошептала она.
- Давай я поживу у тебя эту пару месяцев пока тебе не станет лучше. И не смотри так на меня, я же тебе не предлагаю жить со мной в твоем понимании этого слова, да и вид у тебя сейчас прямо скажем не очень презентабельный, особого желания не возникает.
Эти слова явно задели Марину за живое, она как-то сразу собралась, а слезы в глазах исчезли. Она молча встала и подошла к зеркалу трюмо. Оглядела себя с ног до головы и растерянно произнесла:
- Да, Мариночка, до чего ж ты себя довела, распустилась донельзя, мужика встречаешь в таком виде, стыдно, однако. Нет, действительно, надо брать себя в руки. Но не успела она сказать эту тираду, как новый приступ тошноты заставил ее бежать в сторону туалета. А, выйдя из него, она как-то жалостно посмотрела на Николая и спросила:
- Коля, а ты действительно согласен у меня тут пожить? Я же даже до магазина дойти не могу.
- Конечно, сейчас только схожу домой за кое-какими вещами и вернусь. Согласна?
Она молча кивнула, а когда он уже выходил, попросила:
- А чего-нибудь пожевать повкуснее не принесешь, а то в холодильнике мышь от голода сдохла. Он обернулся:
- А что взять?
- Ну, ты же наверно помнишь, что я люблю.
Он усмехнулся, - Помню.
Так и началась их совместная жизнь. Он прожил у Марины больше двух месяцев, ухаживал за ней, возил к врачам в женскую консультацию, иногда, когда ей становилось совсем плохо, и готовил в меру своих холостяцких способностей. И чем дальше, тем больше, Николай привязывался к Марине.
Нет, ни о какой интимной близости, даже когда ей стало значительно лучше, не могло быть и речи. Судя по ее намекам, она, может быть, была и не прочь, но он, помня, сколько горя она принесла ему при первом разрыве, делал вид, что не замечает этого. Хотя, если положить руку на сердце, иногда ему так хотелось схватить ее в объятия и…
****
По прошествии трех месяцев с момента начала беременности, когда токсикоз практически прошел, Николай вернулся в свою холостяцкую квартиру. Но как-то так повелось, что почти каждый вечер он звонил Марине и узнавал как дела у нее и у Андрея, так они решили назвать сына, который должен был родиться у нее. Ну и раз в несколько дней он приходил не надолго к ней, привозил продукты, ну и наблюдал - все ли с ней хорошо.
Марина держалась молодцом, через интернет она накупила кучу вещей для будущего сына, сделала ремонт в самой маленькой из своих трех комнат и превратила ее в чудесную детскую. Все изменилось дней за десять до предполагаемого времени родов.
Позвонив, как обычно вечером после работы, Николай, вместо дежурных фраз, что все хорошо, готовлюсь к родам, сквозь всхлипывания вдруг услышал:
- Коленька, я чувствую, что не переживу роды. Мне ведь уже тридцать девять, здоровье, прямо скажем, не очень и мне страшно, очень страшно. Подожди не перебивай. Мне страшно даже не за себя, за него, нашего Андрюшу, что будет с ним, если со мной что-нибудь случится. Обещай, что не оставишь его, возьмешь к себе и воспитаешь хорошим человеком.
- Ну, как ты могла подумать, что я могу оставить своего сына, раздраженно произнес Николай. Вот только, ты же не хочешь записать меня в качестве отца, поэтому могут возникнуть трудности с усыновлением. Пока пройдет экспертиза ДНК, пока будет судебное решение, его уже успеют увести в дом малютки.
Марина довольно долго молчала, в трубке были слышны только сдавленные всхлипывания. Наконец она как-то обреченно произнесла:
- Ладно, согласна. Ты отец и так будет записано.
И вот тогда Николай произнес фразу, которую никак не ожидал от себя:
- Мариночка, если ты хочешь, если тебе будет спокойнее, я могу поехать с тобой в роддом и даже присутствовать при родах.
В трубке наступило молчание, не было слышно даже всхлипываний, наконец, она растерянно произнесла:
- А ты согласен на это? Да, мне так было бы значительно спокойнее.
- Мне до чертиков страшно, но да я согласен. Как только почувствуешь, что началось, звони в любое время дня и ночи.
И вот наступил тот день, вернее, та ночь. В два часа ночи Николая разбудил телефонный звонок. Полный паники голос произнес:
- Началось, скорую я уже вызвала, беги скорей.
Он прибежал к ней одновременно с подъехавшей скорой помощью. В роддоме их встретил заспанный врач, который, быстро осмотрев Марину, отправил ее в родильную палату. А потом обратился к нему:
- Вы, папаша, с ней? На что Николай от волнения смог только молча кивнуть.
Роды были долгими и сложными, они продолжались более двух часов. Как пережил это время Николай, он и сам не понял. Иногда ему казалось, что он сейчас свалится в обморок. Одно дело слушать о том, как это мучительно больно, а другое наблюдать и не мочь ничем помочь. Но потом, когда ему, на несколько секунд, дали подержать этого маленького кричащего человечка, его душа наполнилась такой нежностью и радостью, что описать это абсолютно невозможно.
От созерцания сына его отвлек крик акушерки:
- Доктор! Скорей!
Он обернулся и обомлел – из Марины толчками лилась кровь, много крови, очень много. Подбежавший доктор закричал присутствующей сестре:
- Быстро реанимационный набор, зовите сосудистых хирургов, готовьте наркоз. А потом, посмотрев на Николая, приказал: - А вы выйдите немедленно и подождите в коридоре.
Он долго, часа три, просидел на диванчике у операционной палаты. Мимо него пробегали врачи, сестра два раза приносила большие, как минимум, двухлитровые банки крови, а он сидел и ждал. И вдруг понял, что не просто переживает за Марину, как за мать его сына, нет, он вновь, как в юности, влюбился в нее и боится ее потерять.
Он растерялся, как это можно влюбиться в ту, которая уже один раз предала его, бросила, и не потому, что полюбила другого. Это было бы, по крайней мере, понятно. Нет, потому, что захотела достатка, благополучия, быстрого и легко достижимого. И не смотря на это, он полюбил и ничего не может с этим поделать.
Наконец, когда ожидание уже стало касаться вечностью, из палаты выкатили каталку с белой, как снег, Мариной и провезли мимо его. Затем вышел уставший доктор и подошел к Николаю.
- У вашей жены после тяжелых родов открылось патологическое кровотечение, осложненное плохой свертываемостью крови. Но, слава Богу, нам удалось стабилизировать ее состояние и если в ближайшие дни не будет ни каких осложнений, то можно будет считать, что все позади. Повезло ей, что Семен Игнатович, лучший сосудистый хирург больницы, а может быть и города, был на дежурстве. Без него не знаю, справились бы.
Через две с половиной недели Николай с цветами встречал Марину на пороге роддома. Они приехали к ней домой, уложили Андрея в его новенькую кроватку и, когда он собрался уже уходить, она остановила его и, глядя прямо в глаза, с каким-то странным растерянно-просящим тоном спросила:
- Может быть, останешься?
Он подошел вплотную, взял ее за плечи и, смотря прямо в ее глаза, сказал:
- Марина, если я останусь сегодня, то останусь навсегда.
Она растерянно и одновременно с какой-то плохо скрываемой радостью, прошептала:
- Коля, я думала, что никогда не услышу от тебя этих слов, ведь ты в праве, да наверно, и должен не верить мне. Но я не хочу тебя еще раз потерять, я как девчонка вновь влюбилась в тебя и не понимаю, как тогда могла оставить тебя ради этого… Он не дал ей договорить, притянул ее к себе и их губы слились в долгом поцелуе.
А еще через месяц после ЗАГСа состоялось их венчание в церкви.