" ... из тетрадочки в клеточку "
На галечную отмель, нас высадили, даже не приземляясь! Вертолёт завис, чуть касаясь колёсами земли. На землю полетели рюкзаки, палатки, вёдра, мешки с продуктами... Несколько минут и нет вертолёта. Над тайгой, звенящая в ушах тишина. Лишь где-то, далеко-далеко за сопками, стихает неясное стрекотание вертушки...
Стали мы табором, на горном ключе, с красивым именем - Албазино, что впадает в горную речку Сомня. Распадок узкий, темный, подошвами сопок зажат. Что уходят резко вверх, утром солнце засланяя. Старые, заросшие лесом, старательские отработки по распадку. Сопки вокруг, стлаником заросшие. Ели, по подножию, в сумерках теней, практически черные. Огромные, очень старые. Космы лишайника Уснеи, укутывают старые ветви, подобно паутине сказочных пауков... Тайга глухая. Заломная.
Через неделю, на одном из маршрутов, нашли заброшенный посёлок, вернее всё, что от него осталось. Кузню, сарай какой-то полуразрушенный, остатки стен от изб бревенчатых и совершенно целую, маленькую заброшенную школу!
Это была изба, крытая дранкой, внутри разделена на две половины. В одной - лавки вдоль стены, на стене классная доска прибита, даже мелок лежал! На второй половине - нары из струганной доски. В потолке, прямо в матицу, это главное бревно, что по центру потолка положено, крюк забит. Сразу понятно, для люльки. Учительница, была мамой грудного ребёнка... Какие-то банки ржавые, кружка. Окна со стёклами, правда, треснутыми. Перекосило створки от времени.
Тут, во время войны, маленький посёлок был приисковый, золото мыли, фронту помогали. По Ленд-Лизу расплачиваться. С детьми и жили, а куда их ...
Школа сохранилась только благодаря лиственничной дранке на крыше. Нет протекания - нет и гнили, дом живёт. Где крыша провалилась, там и нет жилья!
Чуть подремонтировали крышу, окна полиэтиленом обтянули, дверь навесили по-новому. Самое главное - печка почти не развалилась! Отремонтировали. Огромная печища, всё пространство в избе себе подчинила! Ну, да зимой, это здесь за счастье.
Перебрались мы из наших палаток, все в школу. Через три дня, даже сама изба новее стала, как помолодела! Как-то выпрямилась, из трубы дымок, из дверей - запах каши гречневой с тушёнкой! Появились люди и жизнь вернулась в старый дом...
Уходя на маршруты, в избе-школе оставался старый маркшейдер Саныч. Он и за повара был и за завхоза, да и за порядком следил. Как-то само собой получилось, что его работу, просто разделили промеж собой. Зато, ночью тепло, в доме подметено, за столом полно и сытно!
Ну, да рассказ мой, не про наше житие - бытие, а про зверя наглого, вечно голодного, шныряющего по тайге в поисках пропитания. Первый, кто геологов с охотниками в тайге посещает, И не ночью осторожненько, а средь белого дня и сразу за стол!
Это бурундук, животное полосатое и наглое. Совести и стыда нет совсем, людей ни разу не видел, знать никого не знает, а сидит на столе, в миску старается заглянуть, съедобно ли? А тут, их штук пять набежало.
Саныч, как-то сжалился, хотя знал ведь, что прикармливать нельзя. Правило таёжное, простое - диких зверей ни кормить, ни приманивать! Выдал одному, самому замухрёнышу, со шрамом на спинке, несколько макаронин. Тот ставит их стоймя и так быстро хрумкает, что кажется, они в него целиком сами входят! Нахрумкает полные щёки и бегом к себе, куда-то в тайгу. Складировать халявное. Рейсов пять - семь, за день делал.
Пообтрепавшись об тайгу, мы сообща, выходной себе устроили. Маршруты длинные были, тайга переспелая, тропы тяжелые. Ну, там постирушка, рубахи заштопать, энцефалитки да сапоги подремонтировать. Да бумаги в порядок привести. На связь по рации выйти. Доложить, что живы - здоровы.
Сидим, поздно обедаем, солнышко крайнее, глаза щурит. Лиственница, рыжьём осыпается, листва багряная, а запах!..
Осень в тайге - это на всю жизнь! Так вот, сидим, кушаем, только ложки по дну миски брякают. Слышим: Саныч кого- то ругает, с кем - то ссорится. Да по-серьёзному, словами всякими матерными увещевает. Насторожились мы, не принято в тайге, попусту ссоры разводить! Жить то, не один день вместе, бок о бок приходиться.
Входит из кухни Саныч с кастрюлей, а за ним, словно геологи на маршруте, друг за дружкой бурундуки! Да разных размеров, совсем ещё молоденькие, в основном мелкие!
"Вот же ж гад!" - Это Саныч идёт и ругается. "Я думал, что он самый зашуганный, слабенький, бедняжку небось обижают собратья, вона шрам на спине. Стал его прикармливать, других отгоняя. Так он сволочь, сегодня не только сам пришёл, а всю свою семью привёл! Детей, как у самца - производителя! Вот тебе и «замухрёныш"!
Ну, не гнать же мелких? Стали мужики заступаться за этого "Хозяина". Кто знает, где и как, там наши дети? Может, тоже не обидят? ...
Короче говоря, взяли над этим "замухрёнышем" и его семейством шефство. Даже имя ему дали - "Самсон". А как иначе, столько детей настрогал!
Семейство счастливое, даже уходить в тайгу, к себе домой, перестало. Заселились в заброшенной кузне. Всё, поближе к кухне и Санычу, с его кастрюлями!
Саныч, утром, ещё туман по распадку висит, начинает печку растапливать. Дым из трубы, сразу отсыревает, к земле падает. Рваными кусками стелется, за кусты цепляясь - плывёт. Это пока печка не прогреется. А вот тогда - сизый дымок в небо, жар от плиты! Бурундуки - квартиранты уже ждут, ох и басурмане! Сидят рядком на лавке. От нетерпения, на стол вспрыгивают. Ну, да Саныч, их быстро к порядку приводит, полотенцем! У него - особо не забалуешь!
Они первые и пробу снимали, что за каша сегодня? Саныч, наложит в миску на донышке, подбоченится, и руководит приёмом пищи. Покрикивает, на самых наглых. Ежели, всё в драку идёт, значит - каша хороша!
Так, они с нами и прожили, до самой поздней осени.
Стали всё чаще отлучаться, по своим бурундучьим делам, а то и вообще пропадали на сутки. Саныч, аж весь изводился: "Не сожрал ли их кто, или уже каша его не нравится?" Позволил, заскучав, им большой пакет с галетами перетаскать куда-то в тайгу, наверное - к зиме готовились.
Заметно поправилось, семейство Самсоново. Все такие круглые, упитанные. Стали реже приходить на кухню к Санычу.
Вот так, в трудах каждодневных, незаметно и нам пришло время вылетать на базу. Готовить там отчёты, рисовать планшеты. Конец полевого, маршрутного сезона.
В день вылета, все переживали, придёт ли Самсон? Улетим ведь, не попрощавшись! Переживали парни, вида не показывая.
Все ждали вертолёт. Лениво упаковывая вещи и инструмент. Поглядывая в небо и прислушиваясь. Это будет новая жизнь с семьёй, с детьми... А он, как всегда неожиданно, вынырнул из-за вершин сопок и сразу вниз!
На подготовленную площадку, плюхнулась вертушка. Она ждать не любит. Всё бегом загрузили, закидали свои мешки внутрь, оглядели пустой табор. Вновь осиротевшую, такую одинокую избу.
Спасибо тебе Наша изба, за тепло, за то что приютила нас! Ты стала нам родным домом. Тебя мы нанесли на карты - обязательно, ещё не один раз, будут таёжники твоими гостями!
Все уже в вертолёте, прильнули к иллюминаторам. Носы расплющили. Молчат. Вертушка начинает хищно винты раскручивать. Все и всё понимают. Вздыхают, глаза пряча.
Вдруг, все замахали руками, закричали, засвистели - на длинном столе из жердей, перед самой избой, сидел Самсон. Что у него было в головёнке, что он понимал в происходящем? Нам бы очень хотелось думать, что он пришёл с нами прощаться!
Будь здрав боярин! Не пропадай в этой жизни.