Евгений Балакин
Русское евангелие
Сериал
Москва. Начало ХХ века.
Основные персонажи
Михаил Семёнович Переверзев – обедневший дворянин
Григорий - его сын
Елизавета – его дочь, хромая от рождения
Лукерья – экономка в доме Переверзевых, глуховатая
Сергей Анисимович Локтев – купец
Илья Самсонович Фигуристый – приказчик Локтева
Пётр Николаевич Разуваев – свободный во всех отношениях человек авантюрного склада
Любочка – дочь Локтева
Аристарх Ильич Купидонов, он же мсьё Шарль – мошенник, игрок
Наталья Степановна Купидонова – жена Аристарха Ильича
Зинаида Купидонова – дочь
Юзеф Шонеп - поляк
Феликс Мотыга - поляк
Юзеф Пилсудский - поляк
Андрей Казимирович Ракса – врач-психиатр
Станислав Леонович Чегот – главврач психбольницы имени св. Николая Чудотворца
Егор Вилов – санитар
Фёдор Николаевич Заец - сумасшедший
Сергей Александрович Вяземский - князь
Жирнов – подполковник жандармерии
Захар Вилкин -
Максим Крыжовников – бывшие каторжники
Жирнов Сергей Иванович – жандармский подполковник
Кранке Иван Андреевич – жандармский ротмистр
Эпизод 1
Григорий, нищий, дворник.
Москва. Начало лета. Раннее утро. Дворники. По улице идёт Григорий. Злой. Идёт мимо церкви. На паперти сидит нищий. Увидев Григория, тянет руку. Тот показывает ему кукиш и проходит мимо. Нищий смеётся чему-то. Григорий это слышит и возвращается к тому.
Григорий – Ты это что делаешь?! А?! Я тебя спрашиваю! Ты это над кем, чёрт немытый, смеёшься?! А?! Ты это над кем?!
Нищий – Слабенький...
Григорий – Надо мной?! Как смеешь?! Я дворянин! С родословной! А ты сорняк, трава подзаборная!
Нищий – Слабенький... Рыло свиное...
Григорий – Что?! Что ты сказал?!
Нищий – Рыло свиное...
Григорий – Рыло?! Я тебе сейчас покажу рыло!
Григорий хватает нищего за грудки, тот начинает тоненьким голосом плакать. Дворник метёт улицу, говорит с неодобрением.
Дворник – Ты бы, барин, поосторожнее... Не трогал убогого-то... Ему и так в жизни досталось. Он ведь тоже из ваших был, из дворян... А теперь вот на паперти милостынькой живёт... Что дадут, тому и рад.
На колокольне зазвонили в колокола. Вздрогнув, Григорий поднял голову, смотрит на колокольню, на нищего, вокруг себя… В глазах – страх. Помедлив, достаёт монетку, подаёт нищему. Тот радостно смеётся, пытается поцеловать ему руку. Григорий торопливо уходит. Нищий кричит ему вслед:
Нищий – Слабенький! Ножки надломились, ручки отвалились! Рыло свиное денежки сильно любит... Всё у тебя отберёт! Отымет...
Дворник – Молчи, Лёшенька... Ты о плохом-то людям не говори. Они этого не любят... Лучше помолись за всех нас.
Нищий – Лёшенька плохой... Плохой Лёшенька! Дяденька! Дяденька! Я Боженьке за тебя молюсь! Он убивцев не прощает... Не прощает!
Григорий оглядывается. Вдруг видит, как дворник бьёт нищего и отнимает у него денежку. Останавливается, чтобы вернуться. Смотрит опять, а там ничего этого нет – дворник метёт, нищий с денежкой играется. Замотал головой Григорий, сжал пальцами виски и пошёл, не оглядываясь.
Эпизод 2
Переверзев, Елизавета
Дом Переверзевых. Кабинет. Заканчивается ночь. За столом сидит Михаил Семёнович Переверзев. Догорает свеча. Он что-то пишет. Зачёркивает, опять пишет, комкает бумагу, бросает на пол. Сидит, обхватив голову руками... Заходит Лиза.
Лиза – Папенька...
Переверзев – Лиза... Напугала меня. Вошла неслышно... Ты чего поднялась в такую рань? Зачем?
Лиза – Выспалась. А для вас, папенька, видать ночь ещё и не наступала. Постель свою даже не расправили...
Переверзев – Времени жалко бока свои мять... Успею, дочка, належусь ещё. На Рогожском кладбище заждались уж поди давно...
Лиза – Папенька! Перестаньте... Что вы такое говорите? Зачем?!
Подходит к отцу, обнимает за плечи.
Переверзев – Зачем? И вправду незачем... Прости меня, дурака старого. Мысли всё какие-то страшненькие... Будь они неладны! В голове круговерть...
Лиза – Если вы про эти закладные, то в следующий понедельник управляющий должен будет нам деньги привезти. Полгода уже прошло. Мы успеем, папенька... Заплатим!
Переверзев – Имение наше давно уже ничего, кроме убытков не приносит. К тому же оно заложено перезаложено на десять раз, сама об этом знаешь... Банк всё заберёт. А управляющий - вор, мерзавец! Давно уж озолотился за наш счёт...
Лиза – Мы что-нибудь придумаем... Не может Бог хороших людей так наказывать! Я пойду давать уроки частным образом. Шить буду...
Переверзев встаёт.
Переверзев – Лиза! Переверзевы никогда никому не прислуживали! Никогда и никому! Я запрещаю тебе даже думать об этом! Всё, что у нас осталась – это наша гордость и чувство собственного достоинства...
Лиза – Вы ими собираетесь по долгам расплачиваться, папенька? Нынешние дельцы понятия не имеют, что это такое и вряд ли они способны оценить ваше благородное заявление... Для них нравственные категории вообще ничего не стоят. Не существуют... Им деньги нужны!
У Переверзева слёзы на глазах. Лиза бросается к отцу, обнимает его.
- Папенька! Да Бог с ним со всем этим! Не плачьте! Дом продадим, а может, в аренду кто возьмёт... Уедем из Москвы в деревню! От ростовщиков, от кредиторов подальше – там спокойнее...
Переверзев подходит к окну, смотрит на улицу.
Переверзев – Вся надежда на Григория была... На него на одного. Думал, вот вырастет сын, опора в старости будет. Честь, дом, фамилию, всё ему передам... Гордиться буду... А может, образумится ещё? Может, перебесится, поумнеет... Сын ведь единственный! А, Лиза?
Лиза – Пойду самовар ставить...
Переверзев – Лиза!
Лиза – Что?
Переверзев – Неужели у тебя никаких слов утешения для меня не осталось?
Лиза – Извольте! Кроме сына у вас есть ещё и дочь! Если вы, папенька, об этом забыли или не хотите помнить...
Лиза уходит. Переверзев садится за стол, достаёт из него фотографию сына. Смотрит на неё.
Эпизод 3
Разуваев, Прохор
Разуваев дома у себя спит одетым на диване. Заходит слуга Прохор. Хочет разбудить хозяина, но не решается. Он нарочито кашляет, гремит какими-то предметами, но всё напрасно – Разуваев спит. Тогда Прохор начинает петь - «Боже царя храни! Сильный, державный! Царствуй во славу нам…» Разуваев просыпается, садится на диван, смотрит вокруг непонимающими глазами, концентрируется на слуге.
Разуваев – Прохор, нельзя так фальшиво петь гимн Российской империи... За это тебя надо бить плетьми и сослать в Сибирь, в Туруханский край...
Прохор – Значит, поеду домой за казённый счёт... Ещё и лучше.
Разуваев – Спал одетым... Нехорошо это. Когда я пришёл?
Прохор – Сегодня утром.
Разуваев – О-о-о-о... (валится на диван) Чёртовы карты! Из Английского клуба мне приносили что-нибудь?
Прохор – Так точно! Пакет...
Разуваев – Посмотри, что там...
Прохор надрывает пакет, из него валятся деньги.
Прохор – Деньги.
Разуваев – Там должно быть двадцать тысяч... Вчера, Прохор, какой-то американский дипломат вёл себя со мной за игорным столом также, как со своими индейцами. Забыл, что он в Москве, а не в Цинциннати... Только что пистолетом не размахивал перед моим носом… Но, представь, я поступил с ним вполне благородно - оставил ему его собственный скальп... А он оставил мне двадцать тысяч. По-моему, вполне справедливо... Он больше и не стоит. Не люблю англосаксов! Ведут себя, как обиженные дети...
Прохор достаёт расчёску, пытается расчесать голову Разуваеву.
Прохор – Пётр Николаевич, к вам пожаловала какая-то дама.
Разуваев – В такую рань!?
Прохор – Уже десять утра...
Разуваев – Значит, скажи ей, что я сегодня принимаю с двух часов... Спать хочу, сил нет.
Прохор – А вчера говорили, что с трёх принимаете. Головы не хватит столько запомнить... Мозги-то не продаются! (пошёл к дверям)
Разуваев – Телячьи продаются... Как раз для тебя. Постой! Она хоть представилась?
Прохор – Нет! Только записку передала... Да где же она? Вот, извольте...
Подаёт записку Переверзеву. Тот читает.
Разуваев – О, чёрт! Княгиня Вяземская! Зови немедленно!
Прохор уходит с гордым видом. Разуваев торопливо надевает пиджак, наводит порядок в комнате и на себе. Заходит дама лет сорока. Это – княгиня Софья Вяземская. Прохор, любопытствуя - за ней.
Разуваев – Ступай, Прохор...
Прохор – Может, чего ещё прикажете? Цветы, к примеру, полить... Хрюзентемы!
Разуваев – Пошёл вон!
Прохор уходит с гордо-обиженным видом.
Разуваев – Простите, княгиня, за мой вид... Приходится работать по ночам. Прошу вас, будьте любезны... (предлагает ей стул)
Княгиня – Благодарю...
Садится.
Разуваев – Чай? Кофе?
Княгиня – Это лишнее.
Разуваев – Тогда коньяк?
Княгиня – Наливайте!
Разуваев наливает ей рюмку коньяку, подаёт и садится напротив неё.
Разуваев – Я вас слушаю. Все мои скромные возможности в вашем распоряжении...
Княгиня – Муж мне изменяет!
Разуваев – Ваш? О, простите... Давно? В смысле, вы уверены в этом?
Княгиня – На девяносто девять целых и девять десятых процента!
Разуваев – Звучит, как приговор... И что же вы хотите от меня, княгиня?
Княгиня – Одну десятую процента!
Разуваев – В качестве подтверждения, чтобы, так сказать, его добить? Или...
Княгиня – Я хочу дать ему последний шанс.
Разуваев – Это очень благородно. Вы святая женщина...
Княгиня – Перестаньте, господин Разуваев! Святые женщины не пьют коньяк в десять часов утра... Просто я всё ещё люблю этого негодяя. Сама не знаю за что...
Эпизод 4
Загородная дача купца Локтева. Он сам, его дочь Любочка, приказчик Илья. Сергей Анисимович сидит в очках за столом под деревом, перед ним – самовар и бухгалтерская книга, приказчик почтительно стоит рядом. четверть года... Вот, извольте сравнить доходы от продажи товаров Большой ивановской мануфактуры за прошлый и нынешний года. Выгоды более, чем в три раза! Чистый манифик! Авекный плезир! А магазин на Никитской, Сергей Анисимович...
Локтев – Ты мне, Илья, русский язык парлами французскими не пачкай! Ты знаешь, я этого не люблю... Александр Сергеевич, не в пример тебе, копыту нижегородскому, французский знал, но из уважения к своей стране изъяснялся только на русском языке. Ну, почти...Завтра, чтобы из Пушкина что-нибудь выучил и мне рассказал!
Приказчик – «Я помню чудное мгнове...»
Локтев – Это я уже от тебя слышал. На прошлой неделе! За дурака меня держишь? Новое давай!
Любочка слышала этот разговор. Говорит, качаясь на качели.
Любочка - J'ai poss;d; ma;tresse honn;te.
Je la servais comme il lui faut,
Mais je n'ai point tourn; de t;te
Je n'ai jamais vis; si haut.
- Это тоже Пушкин, папенька!
Приказчик – Вот!
Локтев – Ты мне давай не воткай! Не воткай! Умник какой... Ишь, союзницу себе нашёл! Ты и мизинца её не стоишь. У неё кругозор! Страсть к литературе. Любовь Сергеевна знает даже «Идиота» Достоевского!
Приказчик – Это какого Достоевского? С Пречистенки что ли? Митьку?! Так я тоже этого придурка знаю...
Локтев – Тьфу, лучше молчи! Я тебе сказал, Илюха. Завтра же главу из «Онегина»! Целиком. И чтоб без запинки... Не то!
Приказчик – Слушаюсь, Сергей Анисимович!
Локтев – То-то... (наливает себе чаю) Теперь по магазину на Никитской. Не нравится мне его название... «Московская торговля». Слишком просто. Куражу в нём мало. Не цепляет...
Любочка – Папенька, кураж – слово французского происхождения...
Локтев – Поэтому завтра же на вывеске должно быть написано «Московский Амбассадор»! Величественно, непонятно и где-то даже грозно... Так и хочется, проходя мимо, честь отдать. В Твери видел подобное на лавке какой-то... Там, правда, «Тверской Амбассадор» был, но он помельче моего будет...
Приказчик – Будет сделано, Сергей Анисимович!
Любочка – Папенька, слово Амбассадор – английское!
Локтев – Умна больно... Это торговля! У неё свои законы. И один на всех язык... Собирайся, в церковь сейчас поедем! Илья, иди скажи, чтобы вороного запрягали в коляску... (приказчик уходит, поклонившись) А я пока гардероб свой пойду переменю…
Любочка – А гардероб, папенька, тоже слово французское!
Локтев – Тьфу! Вот пристала, как репей! Пойду переоденусь! Довольна?
Эпизод 5
Аристарх Ильич Купидонов, Наталья Степановна – жена его, Зинаида – их дочь. У себя дома. Собираются прогуляться...
Зина (крутится перед зеркалом) – Маман, ну, сколько уже можно вас дожидаться?! Сил никаких нету дома сидеть! Сейчас дождь пойдёт, все женихи по домам разбегутся, как тараканы – фланировать будет не с кем! Не с вами же мне одной по Арбату бродить...
Купидонова (мечется по комнате в поисках денег) – Сейчас, сейчас, Зиночка! Денег вот только возьму на извозчика да на бланманже...
Зина – У Овечкина в лавке, на углу Воздвиженки и Моховой, клюковное бланманже вкуснющее! Я на прошлой неделе у него так целое ведро съела... Больше не смогла. Больше не было...
Купидонова – Да где же они?! Кажись, в жёлтую шкатулку их ложила... Ничего не понимаю. Зиночка, цветок красный приколи в волосы. Евдокия Минишна мне сказала, что сейчас у всех московских девиц мода на южную падеспань... (уходит в другую комнату)
Зина – Много эта ваша Евдокия Минишна в нынешних модернах понимает... (кричит) Что, прямо так и сказала?
Купидонова (появляется со шкатулкой в руках) – Так прямо и сказала... Фу-у-у! Нашла!
Зина – А где же я вам красный цветок возьму? Надо розу!
Купидонова – Вон, гераньку из горшка сорви! Она тоже красная... И так сойдёт.
Зина – Вашими речами, маман, вы меня в полную краску стыда вводите!
Купидонова – Не поняла... А где деньги?! Деньги где?!
Зина (падает на диван) – Нет, я так больше не могу! Сейчас у меня сделается благородная мигрень...
Купидонова – Мигрень сейчас сделается не у тебя! Мигрень сейчас сделается у этого непарнокопытного! Аристарх! Аристарх!!! Немедленно иди сюда, негодяй! Я кому говорю?! Аристарх!!!
Появляется заспанный Аристарх Ильич, волосы накручены на бумажные папильотки.
Купидонов – Ну!? Чего орём? Наполеон в Москве?!
Купидонова – Не нукай, не запряг! Это что?! Стоять! (показывает пустую шкатулку)
Купидонов – Шкатулка...
Купидонова – Какая?!
Купидонов – Китайская...
Купидонова – Не умничай! Я спрашиваю – какая?!
Купидонов – Ну... Пустая. А что ты хочешь?! Столько церквей вокруг...
Купидонова – Ты мне зубов не заговаривай! При чём тут церкви? Отвечай! (наступает на мужа)
Купидонов – Я и говорю – идёшь мимо них и кому-нибудь милостыньку-то и сунешь в рученьку... Ну, не могу отказать, когда просют! Сердце-то у меня не камень...
Купидонова (вцепляется ему в волосы) – Ах, ты злодей! В рученьку?! Пятьсот рублей?! Врёшь, анафема! Дочь родную без клюковного бланманже оставил, ирод! Животное! Опять в карты всё продул, холера тебя дери!
Зина – Надоели! Оба надоели! Сейчас пойду и в реке утоплюсь!
Купидонов – Наталья Степановна! Ты что делаешь?! Помилосердствуй! Ты мне эдак все волосы повыдёргиваешь! Стоять нечему будет на голове! Отпусти!
Аристарх вырывается из рук жены.
– Да вы обе молиться на эти карты должны! Утром и вечером! А мне каждый день руки целовать! Вы на какие деньги все эти бланманже покупаете?! Чулки фильдеперсовые и прочую галантерейную гадость?! А?! На мои! На карточные! Я эти деньги своим потом и кровью, жертвуя здоровьем, жизнью рискуя, зарабатываю и вам, дурам, в дом несу! Ах, сердце... Кольнуло где-то под ребром, аж в глазах потемнело... Воды...
Купидонов хватается за сердце, медленно оседает в кресло.
Купидонова – Врёшь! Знаю я тебя! Кольнуло у него. Ещё чего придумай... Не верю. Аристархушка! Ты это чего?! Взаправду, что ли?! Боженьки мои... Зина!!! Беги за доктором! Карл Иванович сейчас как раз обедает... Скажешь - отец помирает! Аристархушка, сейчас тебе воды принесу... Потерпи, соколик мой!
Купидонова и дочь убегают. Аристарх Ильич быстро встаёт, вытаскивает из вазы деньги, прячет у себя, опять садится в кресло со страдальческим лицом.
Эпизод 6
Григорий, Лукерья, Михаил Семёнович, Лиза
Дом Переверзевых. Гостиная. Лукерья ходит с кружкой воды, набирает её в рот и брызгает по углам.
Лукерья - Господни силы и нерушимо страшные серафимы, и святии Ангелы-хранители, преданные мне на соблюдение души и телу моему от святаго крещения. А далече от меня с своею тёмнообразною силою стоит и со всем человеки прогнан бысть...
Заходит Лиза, наблюдает за Лукерьей. Та набирает воду в очередной раз, поворачивается брызнуть, видит Лизу. Кашляет, подавившись.
Лукерья - Ой, Лизанька, ты меня напугала!
Лиза – Что это ты делаешь, Лукерья?
Лукерья – Заговоры творю, матушка, заговоры! От нечистой силы очень помогает... Она от них всю свою преисподнюю страсть теряет. Остаётся её только веничком за порог вымести. …Господни силы и нерушимо страшные серафимы...
Лиза – Да где ты у нас тут нечистую силу-то нашла? С какого перепугу? Предрассудки всё это...
Лукерья – Можно и раз в сутки, а лучше так утром и вечером побрызгать...
Лиза – Я говорю, нет в нашем доме нечистой силы!
Лукерья – И-и-и-и! Не успеешь оглянуться, матушка моя, как вокруг тебя начнёт увиваться какой-нибудь чёрт безрогий, в соблазн тебя вводить, да слова срамные шептать... Так ты его перекрести трижды, и сама увидишь, как у него хвост появится и копыта! Дай-ка я тебя святой водой брызну для крепости...
Лиза – Прекрати, Лукерья!
Лукерья – Хотя они, может, на хроменькую-то и не польстятся...
Лиза (со слезами) – Я сказала – прекрати...
Лукерья – Без пяти?! Батюшки мои, надо же нести Гришеньке чаю... Не дай Бог на службу опоздает!
Лукерья, брызнув в угол, уходит. Лиза садится на стул, по лицу текут слёзы.
Лиза – Даже черти не польстятся... Разве что только, какой-нибудь хромой...
Заходит Григорий. За ним – Лукерья с чашкой в руках. Лиза встаёт, украдкой вытирает глаза.
Григорий – Лукерья, я сто раз тебе говорил, что по пятницам все благородные персоны пьют кофий! Кофий! Таких простых вещей запомнить не в состоянии...
Лукерья – Какой Прокофий? Это тот что на Садовой лысыми кошками торгует что ли?
Григорий – Какой-то сумасшедший дом...
Григорий хочет уйти.
Лукерья – Гришенька, а чай?!
Григорий – Пей его сама! Надоела, колода глухая...
Лиза – Ты как со старым человеком разговариваешь?! Она тебя с пелёнок выходила, вырастила! Вместо матери тебе была!
Григорий – А без тебя никак! Обязательно встрянешь, заусеница хромоногая...
Появляется Михаил Семёнович. В халате...
Переверзев – Доброе утро! Что ж ты, Григорий, даже не зашёл ко мне? Не поинтересовался здоровьем моим... Я жду тебя...
Григорий – Я хотел, но... Голова разболелась с утра. Да и опаздываю я. Лукерья не разбудила вовремя... И вообще, домострой какой-то! Сделай то, сделай это! Я в этом доме могу что-то не делать!? Извозчика придётся теперь нанимать... Вы мне, папенька, дайте на извозчика...
Лиза – Пешком бы дошёл. Тут идти-то десять минут всего... Не переломишься. Не все же такие хромые, как я!
Григорий – Это тебя Бог за вредность наказал!
Переверзев – Вот тебе деньги, Гриша...
Григорий – Три рубля?! Вы издеваетесь?
Переверзев – А сколько тебе надобно?
Григорий – Пятьдесят!
Лиза – На извозчика?!
Переверзев достаёт из шкатулки деньги.
Переверзев – Вот тридцать...
Лиза – Папенька!
Григорий уходит.
Переверзев – Лиза, я же его отец...
Лиза уходит к себе, хлопнув дверью.
Лукерья – Гришенька ушёл и даже чаю не выпил. Прокофий какой-то... Кто такой?
Эпизод 7
Разуваев, Юзеф Шонеп, Феликс Мотыга.
Москва Ресторан. Середина дня. Юзеф и Феликс сидят за столом.
Юзеф – Сегодня жарко... Хотел дойти пешком, но пришлось остановить извозчика...
Феликс – А в Варшаве сейчас цветут магнолии...
Юзеф - Он заломил такую цену, что я всё-таки решил прогуляться... Так он ехал за мной до самого Арбата. Но я был непреклонен.
Феликс – А в Варшаве...
Юзеф – Феликс, ты думаешь я не знаю, когда в Варшаве цветут магнолии! Представь себе - знаю... Не хуже тебя знаю. Слушай, ты становишься сентиментальным.
Феликс – Если хочешь знать, Сенкевич очень даже сентиментален...
Юзеф – Перестань. Такой писатель, как он может себе это позволить.
Феликс – А я?
Юзеф – А ты – нет.
Феликс – Почему?
Юзеф - Потому что ты не писатель, а он – писатель! И он смотрит на жизнь сверху. Он парит над нею... Как дева Мария! Именно поэтому он великий польский писатель! А ты простой польский подданный русского царя. В этом вся разница... Кстати, как поживает пани Ванда?
Феликс – Читает «Бесов» Достоевского... Вместо того, чтобы делать галантин.
Юзеф – И правильно. Достоевский, не в пример некоторым полякам, любит свою страну...
К ним подходит Разуваев.
Разуваев – Так, так, так... Два поляка в самом центре Москвы?! Готовите очередного Лжедмитрия на российский престол?! Куда только смотрит Департамент полиции Министерства внутренних дел в лице Сергея Эрастовича Зволянского...
Юзеф – Пётр Николаевич, побойтесь Бога! Начало двадцатого столетия на дворе! Все Смутные времена давно миновали, канули в Лету. Революции нынче не в моде...
Феликс – К тому же у Мнишеков после Марины совсем не было дочерей.
Разуваев – Это, конечно, успокаивает... Но даже, если эта история повторилась бы, до уровня трагедии она вряд ли бы дотянула. Держу пари, получилась бы какая-нибудь третьесортная оперетка, сделанная из конфетти и посыпанная сахарной пудрой. Россия нынче не та! Не та... Так что, пшепрашам бардзо... Но шутки в сторону. Что вам удалось узнать о нашем отчаянном Дон Жуане Его светлости князе Сергее Александровиче Вяземском и его неизвестной любовнице? Княгиня меня сильно торопит...
Феликс – Ситуация совершенно анекдотическая. Водевиль можно писать! Дело в том, что князь Вяземский, понадеявшись на свою мужскую неотразимость, заключил пари на пятьдесят тысяч, что сможет за месяц инкогнито заинтересовать собою единственную дочь купца первой гильдии Локтева. И вот под видом простого пейзанина он уже три недели бродит под окнами её дома, посылает ей томные взгляды и воздушные поцелуи, читает стихи, но осталась всего неделя, а, как говорят русские, воз и ныне там.
Юзеф – По всей видимости, князю всё-таки придётся раскошелиться, так как безо всех своих сиятельств, вряд ли он может на что-то рассчитывать...
Разуваев – В итоге он получит уязвлённое мужское самолюбие, спасённый брак, а я одну десятую процента.
Феликс – Княгиня так скупа, пан Пётр?
Разуваев – Нет. Скорее, расчётлива... Но эта одна десятая процента очень даже может превратиться в двадцать пять тысяч полновесных русских рублей. Вот ваш гонорар, панове... А это вот письмо от одного нашего общего знакомого... Между прочем, из-за этого письмеца я рискую собственной свободой лет так эдак на тридцать.
Юзеф – Вам за это хорошо платят.
Разуваев – Да, верно... Пока ваша дорогая Польша разодрана между Россией, Пруссией и Австро-Венгрией, вы не успокоитесь. Но ваша борьба за независимость - это всего лишь одна из статей моего дохода.
Феликс – Вы циник. Но полезный...
Разуваев – Что имеем. До видзеня!
Разуваев уходит. Юзеф читает письмо.
Юзеф – Хорошие новости, Феликс! Пана Виктора переводят из Варшавской цитадели в Санкт-Петербург! В психиатрическую больницу Святого Николая Чудотворца... Они поверили в то, что он ненормален! Поверили!!!
Варшава. Цитадель.
Пилсудский, доктор Сабашников, полковник Видович.
Пилсудский сидит на стуле с отсутствующим видом. За столом – Сабашников. Видович нервно расхаживает по его кабинету.
Видович – Это чёрт знает что! Вместо того, чтобы этот Пилсудский отсидел положенных ему десять лет в тюрьме, вы, господин Сабашников... Да, я знаю, вы известный специалист в области психиатрии! Но это человек пойман с поличным – он печатал и распространял подрывную, агитационную литературу и как преступник должен сидеть за это в тюрьме. А вместо того, вы заявляете, что он ненормален и должен ехать лечиться в Санкт-Петербург! Да вы понимаете, что для него это, по сути, развлекательная поездка в Баден-Баден на воды? Разве можно сравнить гражданскую психолечебницу и тюрьму строгого режима?!
Сабашников – Юзеф Пилсудский психически не здоров. И хотите вы этого или не хотите, господин полковник, – это медицинский факт...
Видович – Этот человек занимался противозаконной деятельностью – это уголовный факт! Послушайте, Пилсудский... Не знаю, почему, но я вам не верю. А меня интуиция никогда ещё не подводила... Я клянусь вам, где бы вы ни были, я буду рядом с вами...
Москва. Ресторан. Юзеф, Феликс.
Юзеф – Феликс, через неделю мы едем в Санкт-Петербург к Андрею Казимировичу Раксе. Надо навестить эту психушку...
Уходят. Идущий Разуваев. Замечает выходящую из аптеки Лизу. Он смотрит на неё пристально, замерев. Лиза останавливается и разговаривает с какой-то женщиной. Крупный план лица Лизы. Крупный план лица Разуваева. Лиза уходит. Разуваев догоняет женщину, с которой та разговаривала.
Разуваев – Сударыня, простите ради Бога! Вы только что разговаривали сейчас с одной дамой... Она очень похожа на лучшую подругу моей сестры. Но мы уехали в Саратов и следы её потерялись... Сестра моя была бы рада встретиться с ней вновь. Как имя этой дамы? И где она живёт?
Женщина – Это Лизочка... Елизавета Переверзева. Живёт на Пятницкой, дом номер сорок...
Разуваев – Спасибо! Вы мне очень помогли...
Женщина – То есть это она?!
Разуваев – Да... Это она!
Эпизод 8
Московский дом купца Локтева.
Любочка, князь Вяземский, прохожая баба, городовой.
Князь, с завитыми волосами, нарумяненный, бедно одетый, но с большим перстнем на руке, стоит со скучающим видом на противоположной стороне от дома Локтевых. Мимо него идёт женщина средних лет с корзинкой в руке. Останавливается, подозрительно смотрит на князя.
Князь – «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты. Как мимолётное виденье, как гений...» Чего уставилась? Иди, иди давай, куда шла... Иди работай. Вид мне не закрывай.
Баба молча пялится на него.
- Вот экземпляр! Никаких понятий о приличиях. Глухая, что ли... Милая, ты разве живого человека никогда не видала? Посмотрела и шагай себе дальше...
Баба – Какая я тебе милая?! Тюрьма да каторга тебе милая! Глухую нашёл... Я, может, лучше тебя и слышу, и вижу!
Князь – Тебе чего, делать больше нечего?
Баба – Есть дело! До тебя... Я вот сейчас городового сюда позову!
Князь – Какого ещё городового?! Это зачем?
Баба – А затем, что ты три недели здесь на этом самом месте трёшься! Я давно за тобой наблюдаю! Всё что-то вынюхиваешь да высматриваешь... Ишь, кудри себе накрутил, как девка беспутная! Говори, чего задумал, злодей! Я тебя насквозь вижу! Я от тебя просто так не отцеплюсь...
Показалась Любочка, возвращается с прогулки…
Князь – Лучше не зли меня, не то я такое с тобой сделаю – забудешь, как себя зовут!
Баба – Ах ты, босяк! Угрожать! Да ты кто такой?!
Князь – Пошла вон, дура ненормальная, пока я тебя не пришиб!
Баба – Караул! Грабят! Полиция! Помогите, люди добрые! Среди бела дня разбойник напал!
Баба начинает свистеть в свисток. Князь пытается вырвать у неё свисток.
Князь – Дай сюда свисток, курица безмозглая!
Баба – Не отдам! Не отдам! Помогите! Убивают! Полиция!!!
Князь – Перестань орать! Ты мне всё испортила, чёртова баба!
Любочка останавливается, наблюдает за происходящим. Появляется городовой.
Городовой – Так, гражданы! Что за шум? По какому праву? Почему нарушаем тишину и порядок?
Баба – Пров Степаныч, вот этот...
Городовой – Я тебе не Пров Степанович, а господин полицейский!
Князь – Господин полицейский, защитите меня от этой полоумной! Я просто стоял здесь, на этом самом месте, любовался пейзажем, а она накинулась на меня, словно мегера!
Баба – Нет тут никакого пезажа! Он всё врёт!
Князь - Это чистой воды интервенция! Вмешательство в мою частную жизнь! Я протестую!
Баба - Пров Сте... Господин полицейский, не верьте ему! Он всё врёт! Я три недели за ним наблюдаю! У меня окна, как раз сюда выходят... Так вот он все три недели возле дома купца Локтева крутился! Локтев-то миллионщик, есть что грабить... Мне угрожал! Арестуйте его и отведите его в участок!
Князь – Господи, откуда такие только берутся... Послушайте, меня! Я, по правде говоря, нахожусь здесь инкогнито...
Городовой – В каком смысле?! Скрываетесь, что ли от кого?
Князь – Не совсем... Просто я не тот, за кого себя выдаю!
Городовой – Так, милостивый государь... Я вынужден вас задержать для опознания личности! Пройдёмте!
Баба – Я говорила!
Князь – Зачем пройдёмте?! Не надо никуда идти! Я и так вам всё расскажу... Я - князь Сергей Александрович Вяземский! У меня трёхэтажный дом на Покровке, служу в департаменте иностранных дел...
Баба – Врёт! Всё врёт! Если он князь, то я – Великая княгиня!
Городовой – Помолчите! Пройдёмте, Ваше сиятельство...
Князь – Голубчик, я тебе десять рублей дам...
Городовой – Нам не положено при исполнении. Пройдёмте!
Князь – Пятнадцать... Никуда я не пойду! Это произвол! Я буду жаловаться!
Князь смотрит на Любочку, меняет тактику. Кричит ей.
- За любовь страдаю, прекрасная незнакомка! За любовь! И за пятьдесят тысяч... Я вернусь! Надевайте на меня наручники, изверги! Мерзавцы!
Городовой – За оскорбление должностного лица ответите! Ваше сиятельство... Пошёл!
Эпизод 9
Купидонов, Наталья Степановна, Зинаида, приказчик Илья
Наталья Степановна и Зинаида прогуливаются по аллее, едят мороженое, в руках зонтики. Зинаида ведёт на поводке таксу.
Наталья Степановна – Зиночка, что ж ты лицо-то своё кривишь, будто у тебя зубы болят? Эдак ты всех женихов от себя распугаешь... Улыбайся ласковее, амурнее. Вот, как я!
Зинаида – Ах, маман, вы бы себя со стороны видели! Улыбаетесь так, будто заживо съесть кого-то хотите... Подальше отойдите от меня, а то и впрямь так подумают. И вообще, устала я. Жара, как в преисподней... Давайте где-нибудь сядем в тенёчке. Сил никаких уже нету... Третий час каблуки свои бьём.
Наталья Степановна – Вот ещё! Рассядешься квашнёй на лавке, никакой талии видно не будет! Настоящий-то жених он грамотный, он в первую очередь на талию клюёт! Заглатывает её, как карась опарыша...
Зинаида – Фи, маман! Как это вульгарно...
Наталья Степановна – Что естественно, голубушка, то не безобразно! Я пока корсет тебе утягивала, думала надорвусь... Зря что ли всё?! До сих пор звон в ушах стоит... Бери с меня пример – я и не устала, и свежа, и вся в лирико-драматических настроениях!
Зинаида – У меня такое чувство, маман, что я нужна вам только для антуражу. Будто вы себе жениха выбираете, а не я...
Наталья Степановна – Вот ещё глупости!
Зинаида – Говорила я вам, что сейчас в моде шпицы, так вы, как специально таксу взяли!
Наталья Степановна – У Ольги Семёновны была такса! Где бы я тебе шпицу взяла?!
Зинаида – Значит, купите! На Хитровке задёшево продают...
Наталья Степановна – Угу! На Хитровке только и покупать! Клавдия Никитична дочери своей купила там болонку, домой принесли, а она как давай там мяукать!
Обе сели на лавку.
- Что там со злодеем-то нашим? С папашей твоим... Испугалась я нынче за него. Даже сама от себя такого не ожидала. Думала – помрёт...
Зинаида – Да-а... Кабы не Карл Иваныч! Велел неделю дома ему сидеть и тяжестей не подымать... Пилюли дал ему какие-то.
Наталья Степановна – Да он за всю свою жизнь тяжелее колоды карт ничего не подымал... Не надорвётся. Так что выживет папаша твой...
Зинаида – Пойдёмте домой, маман...
Наталья Степановна - Да-а-а, не тот нынче жених! Не тот... Измельчал. Настоящий-то жених вымирает. Раньше бывало табунами носились и всё титулярные советники... Все чиновные. Как увидят девицу с талией в рюмочку, так и кидаются вперегонки. Меня так раз чуть не затоптали...
Мимо идёт локтевский приказчик Илья с коробкой в руке. Увидев Зинаиду, улыбается ей, та кривит лицо. Приказчик, пройдя несколько шагов, останавливается, возвращается и подсаживается к ним.
Илья – Бонжур, медамс!
Наталья Степановна – Вообще-то, мадемуазель! Она... (показывает зонтиком на дочь)
Илья – А позвольте узнать, почём нынче торгуются таксы?
Наталья Степановна – Зиночка! Что ж ты молчишь?! Оглохла, что ли от радости! Молодой человек тобой интересуется! Спрашивает...
Зинаида – Маман, вы совсем разум от жары потеряли?! Он не мною, он собакой вашею интересуется!
Наталья Степановна – Собакой?! Как собакой?! Разве? А мне показалось...
Зинаида – Пойдёмте домой. Я устала... (поднимается)
Наталья Степановна – Постой! Я что-то не поняла. Так вам собака нужна или моя дочь?!
Зинаида – Маман!
Илья – Миль пардон, собака... Один человек захотел дома у себя иметь чучелу из таксы. Вот я и любопытствую, сколько ваша собачка стоит...
Наталья Степановна – Любопытствую?! Ах ты, морда приказная толстокожая! Любопытствует он! Чтобы из тебя самого чучелу собачью сделали! Хам! Ирод!
Илья – Я бы вас попросил выбирать выражения!
Наталья Степановна – Вот тебе выражения! Вот тебе выражения!!!
Бьёт приказчика зонтиком, тот поспешно ретируется.
Зинаида – Больше я с вами, маман, никуда не пойду. Никогда! Лучше уж одной быть...
Мимо них во весь опор мчится пролётка, в ней сидит Аристарх Ильич Купидонов с каким-то господином и пьёт шампанское прямо из бутылки. Увидя это, Наталья Степановна падает на лавку.
Наталья Степановна – Это кто? Это Купидонов?!
Зинаида – И Карл Иваныч с ним! Пьяный... Боже, как я от всего от этого устала...
Эпизод 10
Лиза, Михаил Семёнович, Лукерья, Григорий
Лиза, одетая для улицы, стоит перед зеркалом. Появляется Михаил Семёнович.
Переверзев – Собралась куда, дочь?
Лиза – Ага... Дойду до Глафиры Николавны. В церковь вместе сходим... Сегодня родительская суббота. Свечку поставлю за упокой родительницы моей.
Переверзев – Да... Царствие ей небесное! Они подругами были...
Лиза – Она мне как родная стала. Пойду я, папенька... На обратном пути в бакалейную лавку надо ещё зайти... Муки купить, да блинов постряпать. (Целует отца)
Переверзев - Погоди, дочка... Ты вот что... Как сказать-то... Только, пожалуйста, не сердись на меня. Я и сам знаю, что это плохо, гадко, да только другого ничего не остаётся...
Лиза – О чём это вы, папенька?
Михаил Семёнович – Я ведь вас обоих люблю... И тебя, и Гришеньку...
Лиза – И мы тебя любим...
Переверзев - Сержусь на него страшно последнее время, за дело сержусь. Умом-то понимаю, что не переделать его, что погубит он себя жизнью такой, а как посмотрит он на меня изредка так, почти неуловимо и кажется мне, что и не он это так смотрит, а матушка ваша на меня глядит его глазами... И прямо в сердце мне глядит. И тогда я ему всё прощаю. Поделать с собою ничего не могу... Неправильно, наверно, это...
Лиза – Правильно, папенька, правильно! Ведь человека можно только лаской, всепрощением да любовью исправить. Когда его ломать начинаешь да унижать, кому ж это понравится? Ожесточится только... Мы справимся! И Гриша не потерянный ещё для хорошей жизни. Ему бы только девушку встретить умную, добрую, которая бы любила его и берегла...
Переверзев – Да, да, всё так... Только ему сейчас деньги всего нужнее, будь они неладны... Деньги!
Лиза – Папенька, нам за дом по закладным надо будет платить на следующей неделе!
Появляется Лукерья.
Лукерья – Чего-то Гришенька задерживается... Опять поди работы набрал себе сверхупрочной. Буковки выписывать, оно, конечно, не землю сохой копать, да зато гораздо важнее. На земле всё равно, что-нибудь да вырастет, а здесь буковку не ту надписал, фамилию перепутал и, глядь, у человека вся жизнь изломалась. Навыворот...
Появляется Григорий.
Григорий (пьян) – А вот и я! А вы всё кисните тут, как трёхдневные щи. Смотреть тошно... Скучно живёте, господа! Где фейерверк? Где медведь с цыганами? Улыбнитесь, папенька! А то у вас лицо, как скомканная промокашка. Вся в чернилах... Ха-ха-ха!
Переверзев – Ты пьян, Григорий!
Григорий – А, пожалуй, что и пьян! А я, может, за ваше здоровье пил, батюшка! Разве ж это грех - за здоровье своего родителя выпить? А, сестра?
Лиза – Ёрничать над отцом своим – грех! Да, видать, ты, братец, последние остатки совести своей порастерял...
Григорий – А тебе, всё что ни скажи – всё плохо... Чирей на заднице – вот ты кто! Ха-ха-ха! Ах, Лукерья! Лукерья!! С каким человеком я сейчас познакомился! Пётр Николаевич Разуваев! Глыба! Скала! Наполеон Бонапарт! Вы все ногтя его не стоите! Я ему душу свою раскрыл, о сокровенном рассказал... И он меня понимает! Не то что вы... Я ему так и сказал – хочу сто тыщ рублей! Мечта у меня такая с самого детства. Сто тыщ рублей! Неважно, золотом или ассигнациями – хочу и всё! Я уже и банк хотел ограбить и письмо Ротшильду написал, чтобы он бедного русского дворянина поддержал! Из этой свинской жизни, из грязи этой первобытной, скотской чтобы вызволил... Но он мне пока не ответил. А Пётр Николаевич, как узнал о мечте моей, так сразу тыщу рублей мне дал! В ресторане, возле пальмы столик... Вот прямо в руки сунул тыщу...Человечище... Не вам чета... Обещал француза для меня найти. Язык наполеоновский буду учить... Пётр...Николаевич...Ра... зу...зу...
Григорий валится на диван и засыпает.
Лукерья – Гришенька-то, когда маленьким был, всё копеечки собирал... Найдёт где, и мне бежит показывать. И так уж он радовался при этом. А сто тыщ разве на земле найдёшь? Они на земле не валяются... Где их взять? Негде... В чужом кармане разве что.
Эпизод 11
Юзеф Шонеп, Феликс Мотыга, сумасшедший Фёдор Николаевич Заец, Андрей Ракса.
Санкт-Петербург. В окрестностях психиатрической больницы им. Святого Николая Чудотворца. Набережная Мойки. Юзеф Шонеп и Феликс Мотыга медленно идут в сторону больницы.
Феликс – Санкт-Петербург... Этот город, как злокачественная опухоль! Ненасытная, высокомерная и чванливая. Пока что она пожирает самоё себя, но когда-нибудь она сожрёт всю Россию... И это всего лишь вопрос времени, Юзеф. Царь Пётр вряд ли понимал, какую услугу он оказал просвещённой Европе, построив на этих северных болотах такого монстра! Кого он выпустил из бутылки...
На расстоянии от них, следом идёт неопределённого вида мужчина. Останавливается периодически и старательно делает вид, что любуется рекой.
Юзеф – Я не такой оптимист, как ты, Феликс... С этим народом всё не так просто. Даже Наполеон со всей его интуицией слишком поздно это понял. К сожалению, пушки здесь не помогут...
Феликс – Для того, чтобы вспыхнул порох – достаточно одной искры!
Юзеф – Именно поэтому мы здесь... Однако, мы рано. В это время у него обычно обход... Ладно, полюбуемся окрестностями.
Феликс – Тип, что позади нас... Не оборачивайся! Похож на филёра... Не будем рисковать. Надо уходить! В разные стороны...
Юзеф – Спокойно...
Человек (догнав их) – А позвольте полюбопытствовать, господа хорошие, за какой такой надобностью вы здесь находитесь? За какой необходимостью?
Юзеф – У вас есть право задавать нам такие вопросы?
Человек – О, пан с гонором! Этот милый польский акцент... Всегда выдаст. Простите, ясновельможный, если побеспокоил, но вы не ответили на мой вопрос! Зачем вы здесь? Извольте немедленно отвечать!
Феликс – Послушайте, любезный...
Человек – Я вам не любезный!
Феликс - Мы не сделали ничего предосудительно. Мы просто идём по своим делам...
Человек – По каким делам? А?! Зачем?! Куда? Не смейте мне врать!
Юзеф – Пан нелюбезный, в этом для нас нет никакой необходимости... Нам скрывать нечего.
Человек – Говорите, нет необходимости? А, впрочем, можете не отвечать... Я знаю, зачем вы здесь! Я всё про вас знаю! Всё, что вы задумали! А ещё я знаю, где должно быть ваше место... Сказать? В Петропавловской крепости! В Алексеевском равелине! Это лучшее местонахождение для таких, как вы...
Внезапно он замечает быстро идущих к ним со стороны больницы врача Андрея Казимировича Ракса и двух санитаров.
Человек – Возникли осложнения... Мне надо срочно исчезнуть! Испариться, дематериализоваться... Помогите! Пустите меня в свой нагрудный карман! Да быстрее, чёрт вас побери!!!
Феликс – Куда?!
Человек – Вы глухой?! В нагрудный карман! Вам что, жалко?! Неудобств не будет ни мне, ни вам! Обещаю! Я должен во что бы то ни стало... Туда! Поздно. Теперь уже поздно... Я вам это ещё припомню!
Подбежавшие санитары крепко берут мужчину за руки.
Ракса – Ай-яй-яй... Фёдор Николаевич, разве мы так с вами договаривались? Ведь честное благородное слово мне дали, а сами сбежали! Я вам поверил. Не хорошо так. Очень не хорошо-с... Простите, господа, если он вас напугал. (Санитарам) Уводите!
Человек (пытаясь вырваться, оборачивается) – Ну что, сынку, помогли тебе твои ляхи?! Помогли?! Николай Васильевич таких, как вы насквозь видел! Потому что он – Гоголь! Да здравствует конёк-горбунок! Эвива! Ура! Беглым запятая картечью восклицательный знак... Вихри враждебные веют над нами...
Санитары уводят помешанного.
Ракса – Через полчаса в сквере. Вдоль набережной, пять минут ходьбы отсюда...
Ракса уходит. Юзеф и Феликс переглядываются с выражением облегчения. Уходят по набережной. Коридор больницы. По нему бежит Фёдор Николаевич. Он в смирительной рубашке, следом бегут санитары. Заец сидит в палате на кровати.
Заец – «Да вот беда: сойди с ума, и страшен будешь, как чума, как раз тебя запрут. Посадят на цепь дурака и сквозь решётку, как зверка дразнить тебя придут…»
Сквер. На скамейке сидят Юзеф и Феликс. К ним подходит Ракса. Останавливается рядом, но не садится…
Ракса – Джень добры, панове! К сожалению, у меня есть только пять минут...
Юзеф – Мы успеем. Андрей Казимирович, на днях к вам из Варшавы переведут или уже перевели товарища Виктора...
Феликс – Юзефа Пилсудского.
Ракса – Да. Он уже здесь... Со вчерашнего дня.
Юзеф - Надо сделать всё возможное и невозможное для его побега... Как можно быстрее! Категорически не подпускайте к нему местных психиатров ни под каким видом! Возьмите под свой контроль. Отвечаете за него головой! Это всё.
Юзеф и Феликс встают и уходят. Ракса смотрит им вслед.
Эпизод 12
Князь Вяземский, Разуваев, околоточный надзиратель, городовой.
Околоток. Комнатка околоточного надзирателя. Он и Разуваев.
Околоточный – Так он действительно князь?! Хо-хо-хо! Совсем обнищало Его сиятельство? Даже штанов приличных нет... Одно имя осталось.
Разуваев – Антон Кузьмич, это чистой воды комическое недоразумение! Вы не поверите... Представляете, наш князь заключает совершенно дурацкое пари на какую-то пустяшную сумму, будто бы он в образе простом, я бы даже сказал, ничтожном, способен покорить сердце одной красотки! Ну, естественно, что он терпит полное, сокрушительное фиаско. С его-то внешностью... Но, как с этим жить?! И он с одержимостью маньяка каждый божий день является в своём маскараде под её окна... Естественно, что добропорядочных граждан это насторожило и вот результат – князь Вяземский сидит в арестантской вместе с городской шантрапой!
Околоточный – Выпустим... Слава Богу, у нас тут не революционный Париж – аристократию не сажаем и голов им гильотиной не рубим. Но в данном случае, господин Разуваев, имеется некоторая вольность со стороны князя, осложняющая нашу ситуацию...
Разуваев – Вольность? И в чём она выражается?
Околоточный – В оскорблении представителя власти... Гадости всякие городовому кричал. Грубил... На улице, у всех на виду! У того аж сердце заболело от подобного неуважения. А был совершенно здоров... Канарейкин!
Заходит городовой Пров Степанович Канарейкин.
- Ну что, Канарейкин? Болит у тебя сердце? (незаметно подмигивает ему и кивает головой)
Городовой – Так точно, Ваше благородие! Болит! С самой Пасхи болит...
Околоточный (апарт) – Эк куда тебя кинуло... Ну вот, извольте убедиться!
Городовой – А может даже и с самого Крещения...
Околоточный – Иди!
Городовой – Слушаюсь!
Городовой уходит.
Разуваев – Ну что ж, факт печальный. И надо сказать, поучительный... Надеюсь сто рублей смогут в полной мере восстановить сердечную деятельность городового Канарейкина?
Околоточный – К сожалению, Пётр Николаевич, я не кардиолог...
Разуваев – Двести.
Околоточный – Вы не представляете, как он теперь мучается...
За дверью раздаётся громовой хохот, перемежаемый крепкими выражениями. Смеётся Канарейкин.
Разуваев – Да, действительно, всё очень плохо... Триста.
Околоточный – Если с ним что-то случится, его бедная жена с тремя детьми...
Разуваев – Ладно. Уговорили... Пятьсот. Больше не дам...
Околоточный забирает деньги.
Околоточный – Вы спасли человека… Канарейкин!
Заходит городовой.
- Выдай князя господину Разуваеву. Под расписку...
Городовой - Слушаюсь, Ваше благородие!
Разуваев и князь идут по улице.
Князь – Это просто чёрт знает что! Чёрт знает что! У меня уже почти всё получилось, когда припёрлась эта баба...
Разуваев – Ваша жена думает, что вы завели на стороне роман.
Князь – Я уже видел в её глазах восхищение, граничащее с обожанием! Осталось только сорвать поцелуй любви...
Разуваев – Послезавтра, Ваше сиятельство, кто-то сорвёт хороший банк! А вам придётся отдать пятьдесят тысяч.
Князь – Нет! Ни за что! Как вы не понимаете - пострадает моё реноме! Я не могу этого допустить. Надо мной все будут смеяться. Все, вплоть до сопливых камер-юнкеров!
Разуваев – Ваше сиятельство, мне жаль, но у вас безвыходное положение.
Князь – Ничего мне не говорите! Я вам запрещаю! И вообще, кто вы такой?
Разуваев – Пётр Николаевич Разуваев. Ваша жена попросила меня оказать ей услугу...
Князь – Пятьдесят тысяч! Да чёрт с ними, с деньгами! Хуже то, что я оказался неинтересен... Какая-то купеческая дочь!
Разуваев – Нет, вы симпатичный... Но вы не можете нравится всем напропалую. Вы же не икона Казанской Божьей матери. Хотя... Есть один выход... Но, нет! Вряд ли вы на это согласитесь...
Князь – Соглашусь на что?
Разуваев – Даже не стоит об этом говорить. Забудьте! Просто выложите пятьдесят тысяч этому счастливчику... Кстати, с кем вы спорили?
Князь – Господин Разуваев, говорите, что вы задумали!
Разуваев – Просто я сделаю так, что вы выиграете пари. А за это вы отдадите мне двадцать пять тысяч...
Князь – Что?! Да как вы смеете! Это шантаж! Я не позволю... Господи, где были мои мозги?! Вы думаете, у меня нет ни одного шанса?
Разуваев – Ни одного. Но вы сделали всё, что могли. Позвольте теперь поработать профессионалам...
Князь – Но... Чёрт с вами! Я согласен.
Разуваев – Я найду вас, Ваше сиятельство.
Князь садится в пролётку и уезжает. Разуваев смотрит ему вслед.
Эпизод 13
Купец Локтев, Любочка, Наташа – её подружка.
Дом Локтева. Любочка сидит за столом, что-то пишет, заглядывая в книгу...
Любочка – «Я к вам пишу – чего же боле? Что я могу ещё сказать? Теперь, я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать...» Нет! Так не годится. Вот ещё! Я совсем не хочу быть в его воле бедной бессловесной овечкой, которой все помыкают. Это исключено! Если мне что-то не понравится, я молчать не буду и презренья в отношении себя не потерплю ни в каком виде! Оставлю только – я к вам пишу. «Но вы к моей несчастной доле...» Опять! Ну что за страдательная интонация?! Презреньем, несчастной, каплю жалости, моего стыда... Мне так не нравится! Это будет не любовное письмо, а объяснительная в полицейском участке... Так... Это не годится. Это тоже... Это тем более. Вот! Вот это будет хорошо! «Нет, никому на свете не отдала бы сердца я! То в вышнем суждено совете... То воля неба: я твоя». Точь-в-точь про меня! Так и напишу! Слово в слово... И если он читал Пушкина, он, конечно, простит меня за эту вольность. А если он его ещё не читал, то я потом ему признаюсь, чьи это слова... В любом случае, я буду в выигрыше! Это же Пушкин!
Пишет. Заходит Локтев.
Локтев – Здравствуй, доченька!
Любочка – Бонжур, папА!
Локтев – Да почему же бонжур-то?! Зачем бонжур?! Кому он нужен?! Неужто русский язык так обносился и обнищал, что нам обязательно в чужой карман за словами надо лезть? Вот уж не думаю, что какой-нибудь там французик в Бордо или Тулузе будет здороваться с кем-то по-русски...
Любочка – Так я и знала! Прости, прости, папочка, это я так пошалить захотела. Не обижайся! Конечно, здравствуй! Какой же ты у меня эмоциональный... А ещё купец первой гильдии! Ты мне сам говорил, что все купцы первой гильдии должны быть холодными, расчётливыми, безжалостными и себе на уме! Иначе тебя будет легко обмануть...
Локтев – Пока ещё никому не удавалось... Пусть только попробуют! Что это? «Онегин»! Вот это по-нашему. Александр Сергеевич любому Бодлеру фору даст... И фигу! Однако, заговорился я с тобой, дочь, а у нас гостья! Да ещё какая!
Любочка – Кто?!
Локтев – А вот не скажу! Помучить тебя, что ли за шалости твои?
Любочка – Папа!?!
Любочка бежит к дверям и тут же появляется с Наташей. Визги, объятия, смех.
Любочка – Ах, Наташенька! Да как же хорошо, душенька моя, что ты приехала! Дай рассмотрю тебя получше! Как тебе розовое к лицу! Я уж и не чаяла видеть тебя так рано, дружочек мой! Думала, не раньше сентября приедешь из своего разлюбезного Санкт-Петербурга...
Наташа – Любочка, ма шери, ты не даёшь мне даже слова сказать! Кунтон дю ву вуа! Какая ты красавица стала!
Локтев – Как там Фёдор Иванович поживает? Слышал, он уже за Уралом капиталы свои множит? Тобольск, Тюмень, Барнаул...
Наташа – Ах, Сергей Анисимович, мой папенька о капиталах своих со мною положительно не желает разговаривать. Не женского ума дело, говорит... Кель манифик! Шарман! Какой на тебе шикарный бареж! По чём его здесь торгуют? В Питере на него такие цены ломят, что плакать хочется...
Локтев - Я, пожалуй, пойду... Коляска с кучером в вашем полном распоряжении. Только не позволяйте ему останавливаться у пивных! Любочка, приду к ужину... Не скучайте без меня барышни. «Блажен, кто в отдаленной сени, вдали взыскательных невежд, дни делит меж трудов и лени, воспоминаний и надежд…»
Наташа – О! Вы знаете Бодлера?! Как это мило...
Локтев – Это всего лишь Пушкин.
Локтев уходит.
Наташа – Да, да... Конечно, Пушкин. Ну, рассказывай, Любаша! Как ты живёшь, чем занимаешься, что за моды в Москве? Говорят, в Париже сумасшедшей популярностью пользуются наряды от Поля Пуаре! ПапА привёз мне из Франции боа из страусовых перьев... Ой, что я тебе сейчас расскажу! Представляешь, в Твери к нам в дилижанс подсел гусарский поручик. Господи! Я как увидала его, думала с ума сойду! Такой красавчик! Он, конечно, по моим пылающим щекам всё понял. Мне было так стыдно, но что я могла с собою поделать? Это было выше моих сил... Но у него на руке было кольцо! Я так страдала... Ты читаешь «Онегина»? Что это? Я к вам пишу – чего же боле... Люба, ты влюбилась?! Ты пишешь любовное письмо?! Ну-ка немедленно признавайся, кто он? Давно?
Любочка – Нет. Недавно... Третьего дня увидела его в Елисеевском магазине. Я покупала осетриновый балык, а он – говяжьи почки. Я просто улыбнулась ему, а он так на меня посмотрел, что, кажется, всю душу у меня вынул... Там и познакомились – между балыком и почками... Смешно, да? Так что, Наташа, я теперь существо неодушевлённое, несчастное и себе не принадлежащее.
Наташа – Как я тебя понимаю! Так же, как у меня с моим гусаром... Он дворянин?
Любочка – Да... Михаил Григорьевич Переверзев. Договорились встретиться послезавтра на Чистых прудах.
Эпизод 14
Наталья Степановна, Зинаида, Купидонов, Разуваев.
Дома у Купидоновых.
Купидонов – Это был не я! Не я!!! Клянусь тебе, Наталья Степановна! Как я мог?! Я бы не мог! В это время я полулежал здесь, в этом кресле...
Наталья Степановна – С бутылкой шампанского в руке?!
Купидонов – Как ты можешь такое говорить?! В тот момент я физически не мог поднять бутылку с шампанским! Я ничего не мог поднять! Я был беспомощен. У меня было сердце...
Наталья Степановна – Врёшь! Не было у тебя его никогда!
Зина – Папаша, побойтесь Бога! Ну, нельзя же так бессовестно врать! Мы вас на Арбате вчера видели! Вы шампанское пили прямо из бутылки...
Купидонов – Зинаида! Ты ещё слишком молода, чтобы так категорически заявлять! Проживи с моё! Мало ли что ты видела! Я тоже много чего видел... Вот к примеру, три дня назад, смотрю идёт мне навстречу, ну, вылитый Осип Иваныч Крыжовников! Знакомый экзекутор с Малой Бронной... Подхожу ближе, глядь, а это совсем и не Осип Иваныч, а Макар Ильич Бочкин – инвалид Крымской войны! У него ещё ноги нет... А ты говоришь – видели! И вообще, Москва полна всякой нечисти - призраки, двойники, оборотни! Я сам их часто видел на Ордынке...
Зина – Возле Самойловского ресторана, да?
Купидонов – Да! Нет!!! Зинаида, ещё раз повторяю – то был не я! То был другой! Возможно, мой двойник!
Наталья Степановна – Ещё скажи – тройник! А у Карла Иваныча тоже был двойник или он был в виде обычного призрака?! А?!
Купидонов – Тоже! Он сам мне говорил, что иногда видит в зеркале двух себя! Ну, натурально – один справа, другой слева...
Наталья Степановна – А посредине – бутылка! Всю ночь, негодяй, где-то шлындрался, все деньги спустил, приполз под утро чуть живой...
Купидонов – Конечно, чуть живой! У меня же сердце...
Наталья Степановна - Зинаида, иди зови сюда Карла Иваныча!
Зина – А если он не пойдёт?
Наталья Степановна – Пойдёт! Скажи, Аристарх Ильич Купидонов помер!
Купидонов – Что?! Как это помер?!
Наталья Степановна – А так! Натурально взял и помер! Никого не спросясь... Сердце лопнуло! От неправильной дозировки лекарства. Скажи Карлу Иванычу, что я на него в суд за это подам!
Купидонов – Не надо Карла Иваныча... Я достану денег.
Наталья Степановна – Сегодня! Пятьсот рублей!
Зина – Маман, вам папашу совсем не жалко?
Купидонов – Наталья Степановна! Умоляю...
Наталья Степановна – Без денег домой не приходи! Выгоню!
Купидонов – Будь проклят тот день, когда я тебя увидел!
Зина – Папаша!
Наталья Степановна – Вот оно – твоё истинное лицо!
Купидонов уходит. Идёт по улице. Останавливается возле витрин с продуктами. Помещение, на дверях которого написано «Иностранные концессии». За столом сидит Разуваев. Заходит Купидонов.
Разуваев – А-а... Купидонов. Чего тебе?
Купидонов – Пётр Николаевич, никогда не женитесь!
Разуваев – Свежая мысль... Поздравляю. Жена выгнала?
Купидонов – Наступила каблуком своим острым, безжалостным прямо в душу мне... Всё лучшее уничтожила! Проткнула...
Разуваев – Врёшь ты всё, Купидонов...
Купидонов – Клянусь!
Разуваев – И души у тебя нет... Давно уже помои вместо неё. За дело, видать, и наступила. Говори, зачем пришёл, только быстрее. Некогда мне...
Купидонов – Пётр Николаевич, я ведь только с виду такой субтильный. А внутри у меня, можно сказать, Везувий кипит, лавой брызжет! Позвольте на всё сгодиться...
Разуваев – Нету у меня для тебя лишних денег... И времени на тебя нету.
Купидонов с несчастным видом собирается уходить.
- Хотя, подожди! Есть тут одна работка... Работёнка. Ты ведь, Аристарх Ильич, у нас немного по-французски умеешь хрюкать?
Купидонов – Же не ву компран па! Комбьен са кут?
Разуваев – Заплачу сколько надо...
Купидонов – Пётр Николаевич, а можно авансом? Шестьсот рублей! Страсть, как нужно!
Разуваев – Вернёшь семьсот.
Купидонов – Но это же...
Разуваев – Что?!
Купидонов – Согласен! Верну семьсот...
Разуваев – Семьсот пятьдесят!
Купидонов – Как скажете, Пётр Николаевич...
Разуваев – Ладно, Купидонов... Живи. Даю шестьсот и вернёшь столько же.
Купидонов – Мерси боку!
Разуваев – У кого в боку, а у кого наличными!
Разуваев достаёт из стола деньги, отсчитывает, подаёт Купидонову.
Разуваев – Завтра в четыре часа пополудни, чтоб был здесь. Да оденься поприличнее. В гости пойдём... Компрене-ву, мон ами?
Купидонов – Ви, мсьё!
Эпизод 15
Михаил Семёнович, Лиза, Григорий, Лукерья.
Дома у Переверзевых.
Михаил Семёнович сидит в кресле и читает. Тут же Лукерья.
Лукерья – Что-то ты, батюшка мой, с самого утра себя изводишь... Сидишь и сидишь, как зачарованный. Листки книжные глазами своими дырявишь... Разве ж это дело? Вышел бы на улицу, сходил бы куда... Как хозяйки не стало, будто подменили человека. Раньше-то и на Чистые пруды ходили и в теяхтер на танцорок посмотреть, а нынче, словно при жизни умер...
Переверзев – Что? Кто умер, Лукерья? Я спрашиваю, кто умер?!
Лукерья – Да ты, батюшка мой, и умер! Третий год уж, как тому пошло...
Переверзев – Мёртвые чай не пьют, а я пью! Иди, ставь самовар...
Лукерья – Да только что скипел... Третий раз уж кипячу. Дров не напасёшься... Что уж там такого важного пишут в этих книжках, чтобы так здрение подвергать? На рынке одна баба, горохом, которая торгует, книг этих пуще чёрта боится! Ей цыганка нагадала, что когда она пятую в своей жизни книгу будет читать – у неё глаза лопнут! А она уже к этому времени три прочитала...
Переверзев – Мало денег, видать, цыганке дала, вот она ей такое и нагадала. Без книг сейчас нельзя... Иная книга лучше всякого приятеля, особенно если написана умным человеком.
Лукерья – А ту, что ты читаешь, батюшка, тоже умный написал?
Переверзев – Умный... Господин Чернышевский Николай Гаврилович. «Что делать?» называется.
Лукерья – Как?
Переверзев – «Что делать?»
Лукерья – Умный, да, видать, не совсем... У нас в деревне дурачок был... Колинькой звали, как и этого. Вымахал с сажень, а всё, как собачонка за каждым бегал и всё спрашивал – что делать? Что делать...
Переверзев – Чай неси...
Заходит Лиза.
Лиза – Папенька, вы за столовый серебряный набор с ломбардом расплатились? Вчера срок был...
Переверзев – Серебряный набор? Гриша должен был вчера его забрать... Я дал ему денег. А что, его разве нету, Лукерья?
Лукерья – Кого нету, батюшка?
Лиза – Набор столовый серебряный! Матушка мне его в приданое оставила! Мы его две недели назад в ломбард снесли! Ты его видела?!
Лукерья – Нет... Больше не видала. Хороший такой был набор. Тяжёлый...
Лиза – Понятно... Вот он почему так в ресторане вчера нажрался.
Переверзев – Елизавета! Что за выражения?! Это же твой брат!
Лиза – Нажрался, папенька! Именно, что нажрался! И других слов у меня для него нет. А вы его всё жалеете, всё защищаете, всё пытаетесь родительскими чувствами его подвиги оправдать! А ему за всё, что он тут с нами делает нету оправдания! Нету! Потому что плевать ему на нас! На вас, на меня! На всё, что прямой выгоды ему не приносит! Да Бог с ним с приданым, не жалко его ни сколько... Потому что всё равно замуж мне никогда не выйти! Никто не польстится на хромую бесприданницу... Он же, любимый ваш сын, память о матушке нашей проиграл, прокутил, растоптал... И рука у него при этом не дрогнула. И сердце не застонало...
Лиза плачет.
Переверзев – Да нет же, не может он так поступить... Не верю. Он знает, что серебряный набор этот – приданое твоё, что...
Заходит Григорий. Вид у него при этом загадочный... Молча идёт к себе в комнату.
Переверзев – Григорий...
Григорий – Чего вам?
Переверзев – Я хочу узнать у тебя... Хочу узнать, как у тебя на службе дела обстоят? Столоначальник твой доволен ли тобою?
Лиза, посмотрев на отца, уходит.
Григорий – Какие вы, папенька, глупые вопросы всегда задаёте... Ну, где вы видели хотя бы одного столоначальника, который хоть чем-то был доволен? В жизни эти люди являются всего лишь продолжением письменного стола. Одни сплошные придирки... Ненавижу, то что я там делаю! Службу эту пустую, унизительную ненавижу! Как червяк копошусь среди этих бумаг... И это при том, что я достоин гораздо большего! Я это чувствую... Почему вы не смогли обеспечить для меня более достойного существования, чем то, в котором я сейчас вынужден по вашей вине пребывать?! Почему?!
Переверзев – Это несправедливые обвинения, сын! Мы с матерью твоей отказывали себе во всём ради тебя и Лизы! Ради того, чтобы...
Григорий – Это я уже сто раз слышал! Жизнь положили, каждую копейку считали, из кожи вон лезли... Надоело! Я копейки считать не хочу! И не буду... Завтра вечером ко мне придёт Пётр Николаевич Разуваев! Мой лучший друг и благодетель! Пусть он посмотрит, в каком скотском состоянии я живу! Может, вам хоть стыдно будет. Лукерья, сходи с утра на рынок, купи чего-нибудь подороже... Чем не позорно нормальных людей угощать. Надоело хлебать пустые щи! Надоело!
Григорий уходит.
Лукерья – Кого ищи, Гришенька? Мела? Какого мела? Он его есть, что ли собрался?!
Переверзев молча уходит к себе.
Эпизод 16
Андрей Ракса, Юзеф Пилсудский, Станислав Леонович Чегот.
СПб. Психиатрическая больница им. Николая Чудотворца.
Кабинет главного врача.
Ракса – Станислав Леонович, по статистике это происходит довольно часто... Люди подобного типа агрессивны и легко внушаемы. Они охотно становятся революционерами разного толка, даже террористами... Но попав в жёсткие условия ограничения и под страхом наказания, они, как правило, не выдерживают и слетают с катушек...
Чегот – Андрей Казимирович!
Ракса – Приобретают устойчивую форму антропофобии. Диапазон которой практически неограничен... От грязных носков до отвращения к военной форме. Вот, как в этом случае. Пилсудский категорически отказывается принимать пищу из рук тюремного персонала. Что только не пробовали с ним делать...
Чегот – Идиосинкразия...
Ракса – В очень сложной форме. Но здесь всё-таки не варшавская цитадель, у нас гражданское учреждение, поэтому высока вероятность исцеления...
Чегот – Где выписка доктор Сабашникова?
Ракса – Вот она... И знаете, Станислав Леонович, я вполне доверяю главному врачу варшавской психиатрической больницы с его многолетним опытом работы с подобными типами...
Чегот – Да, да... Конечно. Разумеется, я ни в коей мере не ставлю под сомнение диагноз Леонида Эммануиловича... Но порядок есть порядок. Я должен провести личный осмотр этого... Как его? Да... Юзефа Пилсудского. Думаю, что наши заключения полностью совпадут... Скажите санитарам, пусть приводят его.
Ракса – Мне можно присутствовать?
Чегот – Не обязательно... Займитесь своими делами.
Ракса – Но, я бы хотел... Хорошо, Станислав Леонович.
Ракса уходит. Чегот читает выписку, встаёт, подходит к окну. Заходят санитары и Пилсудский.
Чегот – Здравствуйте, пан Пилсудский! (санитарам) Подождите в коридоре...
Санитары выходят.
- Меня зовут Станислав Леонович Чегот. Я – главный врач этой больницы. Хотел было сказать, рад вас видеть, но профиль этого заведения, к сожалению, не располагает к подобным проявлениям вежливости... Вы раньше бывали в Санкт-Петербурге?
Пилсудский – Да...
Чегот – Поверьте, мне очень жаль, что вы оказались здесь при подобных обстоятельствах... Но российское уголовное право не только наказывает, но и помогает. Как вы уже успели убедиться, это гражданское учреждение, поэтому, я очень надеюсь, пребывание ваше здесь будет не долгим.
Пилсудский – Я здоров...
Чегот – Не сомневаюсь в этом. И всё-таки вы почему-то отказываетесь принимать пищу. Согласитесь, это довольно странно для здорового человека...
Пилсудский – Для здорового человека вообще много чего странного происходит вокруг. Я удивляюсь, почему вы этого не замечаете? Или делаете вид, что не замечаете. Например, эти чудовищные мундиры! Эти мёртвые лица с оловянными глазами! Они всюду! Почему вы никому не говорите, что они надеты на мёртвые тела?! Зачем вы скрываете это от всех?! От этих дьявольских слуг, от этих чудовищных жандармских выродков несёт смрадом разложения! Их руки сочатся трупным ядом...
Чегот – Успокойтесь, Юзеф! Где вы видели тут жандармов? Здесь это полностью исключено. Решительно исключено! Это всего лишь ваше воображение...
Пилсудский – Вы меня не обманите! Даже не пытайтесь! Я вам не верю! Вы все в мундирах! Все! Все до одного! Я вижу! Потные, кровавые, упивающиеся собственной безнаказанностью! Я скорее умру, чем что-то возьму из ваших рук! Вы меня поняли? Никогда! Никогда. Никогда...
Пилсудский падает на пол, корчится в конвульсиях.
Чегот – Пан Пилсудский, хочу сделать вам комплимент. Очень правдоподобно! Браво! Если бы вы направили всю свою энергию не на разрушение, а в сценическое искусство, вам бы аплодировал сама Ермолова... Но для вашей фобии - это всё слишком, как бы сказать, высокохудожественно. Перебор! Оловянные глаза, смрад разложения, трупный яд, провалы в памяти... Вы начитались Эдгара По. Вам меня не провести, Юзеф... Но, так же, как и вы, я – поляк. Именно поэтому я позволю вам доиграть вашу комедию. Но вам не будет никаких поблажек! Даже не надейтесь... Вы будете лечиться. Санитары!
Появляются санитары. Вместе с ними – Ракса.
- Отведите пана Пилсудского в пятнадцатую палату.
Пилсудский – Я никуда не пойду!
Чегот – Не заставляйте нас совершать законное насилие над вашим чувством собственного достоинства. Поверьте, у нас для этого – очень богатые возможности...
Пилсудский – Вы будете жалеть об этом...
Чегот – Я знаю…
Пилсудский и санитары уходят.
Ракса – Ну?! И что вы думаете?
Чегот – Типичный случай. Думаю, что это именно то место, где Юзеф Пилсудский обретёт покой.
Эпизод 17
Разуваев, Любочка, Наташа, князь Вяземский, Прохор.
Сквер. Любочка и Наташа сидят на скамейке.
Наташа – Любаша, ну, как ты можешь сравнивать такие вещи?! Оффенбах – это праздник жизни, это солнечный восторг, это фейерверк чувств и эмоций! «Прекрасная Елена», «Синяя борода», «Перикола» ... Принцессы, короли, благородные разбойники! Канкан, наконец! А ты говоришь – Чайковский! Ну, что он нашёл романтичного в переживаниях простого инженерного офицера?! Ничего! Всё, на что способен его Герман – это смерть и разрушение! Это не человек – это какой-то маньяк. Ты бы такого полюбила?
Любочка – Ты так спрашиваешь, будто можно полюбить по расчёту. Взять и сердцу приказать...
Подходит Разуваев. Прислушивается к их разговору.
Наташа – Полюбить можно, как угодно. Уж мне поверь... Я знаю, я полюблю только того, кого сама захочу.
Любочка – Ах, Наташа! Но это уже будет не любовь, а какая-то умственная манипуляция... Сплошная скука! И почему ты решила, что жизнь - это только канкан и арии из оперетты «Прекрасной Елены»? Я совсем не против радости, но Бог посылает человеку страдания не просто так бездумно, а для душевного очищения, для понимания чужой боли, чужой беды, для сопереживания!
Разуваев – Экскьюзе муа! Простите, дамы, что вторгаюсь в ваш разговор, нет мне прощения, но ситуация не терпит отлагательств. Человек может погибнуть!
Любочка – Что?!
Наташа – Погибнуть?!
Разуваев – Из-за любви!
Любочка – Не смешно! Вы так знакомитесь на улице с интересными девушками?
Наташа – Вы не производите впечатление умирающего...
Разуваев – Речь не обо мне... Совсем о другом человеке. Я всего лишь посредник...
Чуть поодаль стоит пролётка. На месте кучера сидит Пахом. За пролёткой прячется князь Вяземский.
- Позвольте представится – Пётр Николаевич Разуваев! Присяжный поверенный... Дело, собственно, вот в чём. Князь Сергей Александрович Вяземский безумно в вас влюблён.
Любочка – В меня?!
Наташа – Князь?!
Разуваев – Да. Но он женат и единственное, что он может себе позволить – это лишь издали изредка любоваться на предмет своего обожания. То есть на вас! Он понимает, что чувства его останутся безответны, смирился с этим, и всё-таки наш бедный князь надеется на чудо! И только вы можете это чудо сотворить. У него сегодня день рождения... Было бы неплохо сделать князю небольшой подарок. И это, Любовь Сергеевна, ничего не будет вам стоить... Просто прокатитесь с Его сиятельством по Арбату и этим вы сделаете его счастливейшим из смертных!
Любочка – Прокатиться по Арбату?! Вот ещё! Вы за кого меня принимаете?! Я не собираюсь кататься по центру Москвы с совершенно незнакомым человеком! Да ещё и женатым...
Наташа – Люба, как ты жестока! Князь страдает... В тебе есть хоть капля жалости?
Любочка – Нет!
Разуваев – Это ваше окончательное решение?
Любочка – Да!
Разуваев – Ваша принципиальная решительность вызывает во мне уважение. Что ж... Жизнь прекрасна уже тем, что ставит нас в невыносимые условия выбора. Любовь Сергеевна, ваш папенька отчаянно нуждается в деньгах. Вы, наверное, и сами знаете, что он вложил почти все свои капиталы в ивановский текстиль и ему на днях нужно платить по счетам. Очень большую сумму... Для него неподъёмную. А Московский купеческий банк единственный, кто готов выдать ему кредит. А князь Сергей Александрович Вяземский, какое совпадение, милая барышня, входит в совет директоров этого банка. Выводы делайте сами...
Любочка – Я согласна.
Разуваев – Вы только что спасли своего отца от полного разорения и от долговой тюрьмы. Он может вами гордиться...
Любочка – Перестаньте!
Разуваев – И ещё... Если князь захочет поцеловать вашу ручку, не отказывайте ему в этом невинном удовольствии. Пролётка в ста метрах отсюда... Вон там. И, пожалуйста, Любовь Сергеевна, улыбайтесь...
Любочка решительно встаёт и идёт в ту сторону. Князь спешит ей навстречу. Приподняв шляпу, он целует ей руку, после чего они садятся в пролётку. За ними наблюдают двое. На лицах у них – разочарование. Лицо Любочки, крупный план. Обернувшись, она смотрит на Разуваева. В глазах – ничего для него хорошего. Тот отвечает ей вежливой улыбкой.
Наташа – Какая самоотверженность! Я так ей завидую...
Разуваев – Не завидуйте... Она сейчас испытывает адские муки. Бедняжка... Её слишком правильно воспитали. Такие поступки легко делать в оперетках Оффенбаха, но очень трудно - в жизни...
Наташа – Не понимаю, что тут трудного... Скажите, а вы не могли бы познакомить меня с этим князем? Мне кажется у меня с ним так много общего...
Разуваев – С удовольствием познакомлю. С его женой... С ней у вас ещё больше общего, чем с ним. Физиологически... Приятно было пообщаться!
Эпизод 18
Наталья Степановна, Зинаида, Аристарх Ильич Купидонов.
У себя дома. Купидонов прихорашивается перед зеркалом.
Купидонова – Ты хоть бы зеркало пожалел, Аристарх! Столько времени в него пялишься... Треснет!
Аристарх – Не треснет... С твоим лицом его уже ничем не испугаешь.
Зинаида – Папаша, разве ж женщине такие вещи говорят в открытую? Мы ж нежные! Постыдились бы!
Аристарх – Наталья Степановна, я тебе пятьсот рублей принёс!
Купидонова – Где? Покажи! Не верю!
Аристарх – Вот всегда ты так! Человек ей чистую правду говорит, а она не верит! В шкатулке лежат!
Купидонова уходит в другую комнату, возвращается со шкатулкой.
- Действительно... Пятьсот рублей. У кого украл? Говори у кого украл, пока за тобой полиция не приехала!
Зинаида – Папаша, я начинаю сожалеть о том дне, когда я стала вашей дочерью!
Аристарх – Не говори так, Зинаида! Не говори! У нас с Натальей Степановной был брак по любви! Никакого расчёта! И зачата ты была в самой что ни на есть сумасшедшей страсти! Ты ещё будешь гордиться своим отцом! Ты говорила, тебе нравится сын Поликарпа Игнатьича? Вот тебе моё родительское благословение! Женитесь! Мать, тащи икону!
Купидонова – Какого такого Поликарпа Игнатьича?! Откуда он взялся?
Аристарх – Из Вологды! Старинный мой приятель. Титулярный советник! В коммерческом училище вместе за одной партой сидели... Фотографию свою прислал мне месяц назад. Он там с сыном стоит... Степаном зовут. Зинаида от него в восторге! А мне для своей дочери ничего не жалко... В следующее воскресенье едем в Вологду!
Купидонова – Ты в своём уме?! Какая ещё Вологда?! Никуда ты не поедешь!
Зинаида – Нет, поедем!
Купидонова – Что?!
Зинаида – Поедем, говорю! Степан Поликарпович мне вчера письмо прислали. В гости к себе приглашают. Кружева обещались подарить мне на платье...
Аристарх – Слышала, что дочь сказала?! Кружева на платье! Живо тащи сюда икону!
Купидонова – Сговорились?! Чтобы я свою единственную дочь отдала за какого-то там вологодского Степана Поликарпыча!? Да не в жизнь! Не будет тебе моего родительского благословения, Зинаида! Не будет!
Зинаида – А мне папашиного благословения будет очень даже достаточно... Сами мне говорили, что вас родители благословили и что из этого хорошего вышло? Живёте, как кошка с собакой... А я так не хочу. Мне уже двадцать три года. Пересидела в девках... Поэтому, ежели Степан Поликарпович предложение мне сделает – ни секунды думать не буду, сразу соглашусь. А не сделает – сама его на себе женю! Так и знайте! И ваша Москва мне не нужна... В Вологде останусь. И вы меня, маман, не остановите! Даже не пытайтесь!
Купидонова – Зиночка, доченька, да разве ж я тебе враг?! Вологда так Вологда... Там тоже поди люди живут. Аристарх Ильич с кем попало за одной партой сидеть не будет... Если б он только меня всегда слушался, так тоже титулярным бы советником стал. И орден Станислава второй степени давно б на груди висел!
Аристарх – Если б я тебя не слушался, у меня б тогда Анна всех четырёх степеней была, а не какой-то там Станислав! Столоначальником мог бы стать. А может и... Эх! А так я простой мошенник. Человек без будущего, без денег, без уважения...
Зинаида – Не плачьте, папаша... Мошенник сейчас – очень даже уважаемая профессия. Просто вы пока ещё не встретили нужных людей...
Купидонова – Зинаида!!!
Зинаида – Маман, вы сами ни в какие идеалы не верите, так что не стройте из себя Льва Толстого! Сейчас все через одного норовят сделать ближнему своему чучелу из таксы. Время такое...
Аристарх – Умна ты, Зинаида! Слава Богу в меня пошла, не в мать... Дай-ка я тебя поцелую, дочка! Успокоила меня... Аристарх Ильич Купидонов себя ещё покажет! Всем покажет! Скоро увидите...
Купидонова – Господи... Опять он в авантюру какую-то голову свою суёт!
Аристарх – Моя голова! Что хочу с ней, то и делаю...
Зинаида – Папаша, только пожалуйста, никому не позволяйте бить себя по лицу! Это унизительно...
Аристарх – Обещаю. Аревуар!
Эпизод 19
Дома у Переверзевых.
Михаил Семёнович, Лиза, Лукерья, Григорий, Разуваев, Купидонов.
Григорий – Это ты что сделала, Лукерья?! Я тебя спрашиваю, это что!?
Лукерья – Ну, энтот... Как ты велел, Гришенька. Писсуас... Господи, прости!
Григорий – Нисуаз! Нисуаз!! Любимый салат Петра Николаевича! Ты же всё испортила! На это смотреть страшно, не то что есть! Я тебе русским языком сказал – это французский салат! Не окрошка! Он как оливье, но только с копчёным лососем! С копчёным лососем!!! А это что?! Это что?!
Лукерья – Таранька...
Григорий – Какая таранька?!
Лукерья – Вяленая...
Григорий – Господи! За что?! Почему ты вместо копчёного лосося купила вяленую тараньку?! Почему?!
Лукерья – Она в пять раз дешевле была... А пахнет также.
Григорий – Вяленая таранька никогда не может пахнуть, как копчёный лосось! Это закон природы! Это противоестественно!
Появляется Лиза.
Лиза – Гриша, ты можешь так не кричать? Папа прилёг отдохнуть...
Григорий – Конечно! В этом доме никому до меня нет дела! Папа прилёг, кухарка готовит какую-то отраву, родная сестра, вместо того, чтобы помочь, демонстративно сидит в своей комнате!
Лиза – А ты меня попросил тебе помочь? Хоть одним словом дал понять, что нуждаешься в моей помощи? Последнее время ты только и делаешь, что отталкиваешь меня от себя. Ты сам этого разве не замечаешь?
Григорий – Да, ты права. Ну, прости... Прости меня, Лиза! Это потому... Сам не знаю, почему. Просто замечаю, что душно мне! Воздуха не хватает жить так! Задыхаюсь... А то, чем я дышу - это и не воздух даже, а что-то вязкое, липкое, чёрное! Лёгкие мои забивает, в мозг просачивается, жизнь высасывает... Бешусь от этого страшно, пытаюсь вырваться от этого мучения, а кругом только стены мёртвые, глаза слепые, равнодушные...
Лиза – Гришенька, чего тебе в жизни не хватает?! Ведь ты молодой, здоровый, сильный! Ты же всё можешь, только захоти...
Григорий – Глупости всё это! Чушь! Сказки для дураков! (Передразнивает) Ты всё можешь, только захоти! Я хочу! Я очень хочу!!! Да, видать, одного моего хотения мало. Человек ничего не может без денег! Будь ты хоть семи пядей во лбу, тебя каждый богатый глупец унизит, ноги об тебя вытрет, надсмеётся... А это для меня смерть невыносимая, лютая! Вон отец всё про гордость песни поёт бесконечные, про достоинство какое-то... Так это не гордость. Это – слабость и бессилие, вот что это! Слюнявая бесхарактерность...
Лиза – Не смей так говорить про своего отца! Ты в жизни своей ничего самостоятельного ещё не сделал, всё время за руку тебя вели, от всего ограждали! Единственное, чему ты хорошо научился – деньги чужие тратить!
Григорий – А это так приятно! Ты даже себе не представляешь, как это приятно! Ни разу не пробовала? Это потому, что я понял одну вещь, сестрица... У денег хозяев нет! Это только кажется, что они чьи-то... Они ничьи! Они сами по себе! Им всё равно, в чьих они руках, в чьём кошельке. Они любят только одно - чтобы им преклонялись! Надо просто стать их рабом, молиться на них каждый Божий день и тогда они явят свою благосклонность. За усердие, за преданность, за любовь к ним!
Лиза – Ты ненормальный!
Лиза уходит.
Лукерья – Гришенька, а с писсуасом что мне делать? Так оставить или собакам отдать?
Григорий – Собакам отдай... Здесь всё равно людей нет. Сейчас Пётр Николаевич придёт. Здесь оставаться с ним не будем, в ресторан какой-нибудь лучше пойдём. Там посидим...
Появляется Михаил Семёнович. Одет нарядно.
Переверзев – Ну вот, сын, я готов... А где Лиза?
Григорий – Сами у неё спросите...
Переверзев – Что такое? Она плохо себя чувствует?
Григорий – Она плохо себя ведёт... По отношению ко мне! Она назвала меня ненормальным, папа... Ваш сын – ненормальный. С чем я вас и поздравляю!
Переверзев – Допускаю, что она просто погорячилась... Это с любым человеком может произойти. Но ты, Григорий, мог бы хоть немного быть снисходительнее к ней. Елизавета несчастна! Своим физическим недостатком она обречена на одиночество, на жизненное прозябание, на...
Раздаётся звонок в дверь.
Григорий – Это он! Я скажу Петру Николаевичу, что здесь ему делать нечего! Слишком большая честь для этого дома иметь таких гостей...
Григорий уходит.
Лукерья – Каких костей? Для холодца что ли?
Переверзев – Что с ним происходит? Не понимаю... Всё, кажется, для него делаешь, ничего не жалеешь, последнее отдаёшь... Уж даже и не в благодарности дело, этого я и не жду давно. Что за мысли у него в голове? Что за настроения? Как их понять...
Заходят Григорий, Разуваев и Купидонов.
Разуваев – Да брось ты скромничать, Григорий! Меня в этой жизни уже ничем не испугаешь, я всякого насмотрелся - и плохого, и хорошего... И вообще, я в гости к тебе пришёл, а не к содержимому твоих кастрюль. Здравствуйте! Позвольте представиться – Разуваев Пётр Николаевич!
Переверзев – Михаил Семёнович Переверзев...
Григорий – Отец мой...
Разуваев – Очень приятно! Григорий рассказывал много хорошего про вас.
Переверзев – Да?! Даже как-то неожиданно такое слышать...
Разуваев – Иногда люди просто стыдятся быть хорошими. А это, Григорий, обещанный француз. Мсьё Шарль! Прямиком из Парижа... По-русски говорит отвратительно, но в остальном – истинный француз. Ви, мсьё Шарль?
Купидонов – Бонжур!
Григорий – Бонжур, бонжур... Спасибо, Пётр Николаевич! Как у вас всё легко получается...
Разуваев – Можно на - ты, Гриша... Чтоб без церемоний.
Появляется Лиза.
Переверзев – А это дочь моя – Елизавета.
Лиза – Здравствуйте...
Разуваев – Здравствуйте, сударыня! Разуваев Пётр Николаевич...
Эпизод 20
СПб. Больница св. Николая Чудотворца.
Пилсудский, сумасшедший Фёдор Николаевич Заец, Ракса, санитары.
Ночь в палате № 15.
Горит дежурный свет. В палате шесть кроватей. Пилсудский лежит, укрывшись с головой одеялом. В палату заглядывает санитар, уходит. Фёдор Николаевич осторожно встаёт и подходит к Пилсудскому. Тихо сучит по спинке кровати.
Пилсудский (убрав одеяло с лица) – Что вам нужно?
Заец – Вы поляк?
Пилсудский – Да. И что?
Заец – Ничего. Просто я хочу предупредить вас...
Пилсудский – О чём?
Заец – Я хочу сказать вам, что поляки тут не задерживаются. И знаете, почему? Знаете? Ну?! Это же так просто! Не догадываетесь?
Пилсудский – Не мешайте мне спать.
Заец – Вот! Вот вы сами и ответили! Они всем мешали спать! Двадцать четыре часа в сутки – ноктюрны, полонезы, польки, мазурки! Шопен, Падеревский, Монюшко! Играли на всём, что звучит! Вплоть до резинки от трусов! Или, представьте себе, в два часа ночи, кто-нибудь из них выдаёт арию Йонтека из оперы «Гальки» да так, что слышно в самом Зимнем дворце! Естественно, царю это всё надоело, и он велел выпустить всех поляков на волю. Это ж невозможно такое терпеть. Йонтек - в самом центре Российской империи! В Санкт-Петербурге! А вы, что будете делать – петь или играть?
Пилсудский – Вы мне надоели...
Заец – Не очень-то вежливо... Пожалуйста, извинитесь!
Пилсудский – Мне извиняться за то, что вы разбудили меня в два часа ночи и мешаете мне спать своей болтовнёй?
Заец – Вам совсем не интересно то, что я говорю?
Пилсудский – Нет!
Заец – Вы, должно быть, думаете, что я не в себе? А? Я это слышу по вашей интонации... Вы думаете, я сумасшедший?
Пилсудский – Мне всё равно, кто вы...
Заец – Хоть сам Авраам Линкольн, вы хотите сказать? Я им был на прошлой неделе. Да, я сумасшедший... Сумасшедший! А вы – нет. Нет! Я вас сразу раскусил, как только увидел. Потому что вы орех! Не кокосовый, не грецкий, не кедровый... Вы человекоподобный орех! Самый отвратительный вид орехов... Потому что вы насквозь фальшивый. А это значит – опасный! И если Раскольников разделался с всемирным злом с помощью топора, то с такими, как вы – нужен только молоток!!! Получай! Это тебе за веру, царя и Отечество!!! Пся крев!
Пилсудский отталкивает его, Фёдор Николаевич с криком валится на пол. Все просыпаются. Суматоха. Кто-то заплакал. Забегают два санитара и Ракса.
Пилсудский – Уберите его отсюда! Он меня чуть не задушил!
Ракса – Спокойно! Всем лежать. Ничего не произошло... Просто Фёдор Николаевич пошёл в туалет, но споткнулся в темноте и упал. Это с любым может случиться. Ведь так, Фёдор Николаевич? Фёдор Николаевич?!
Заец – Да... Это правда. Господа, я у всех у вас прошу прощения! Мне крайне необходимо было встать и встретиться с одной очень высокопоставленной персоной, чтобы обсудить проект конституции Российской империи... Товарищи! Назрела крайняя необходимость...
Ракса – В смирительной рубашке! Вы это хотели сказать, Фёдор Николаевич?
Заец – Да! То есть, нет... Нет! Всем спокойной ночи. Люблю вас!
Ракса – Мы вас тоже любим...
Заец – Пишите мне в Варшаву до востребования...
Ракса – Непременно...
Заец ложится в свою кровать.
Ракса (санитарам) – Отведите, пана Пилсудского в мой кабинет.
Пилсудский – Зачем? Я никуда не пойду! Я хочу спать!
Ракса – Не заставляйте нас применять силу. Вы здесь человек новый и, сами того не желая, можете легко спровоцировать у кого-нибудь неконтролируемую агрессию. Есть определённые правила, пан Пилсудский... И вы должны их знать. Иначе вы рискуете своей жизнью...
Пилсудский встаёт и уходит с санитарами. Идут по коридору, Ракса идёт за ними. Подходят к кабинету.
Ракса (санитарам) – Спасибо. Можете идти... (санитары уходят).
Ракса и Пилсудский заходят в кабинет.
Пилсудский – Я защищался! Он первый на меня напал. Я просто лежал...
Ракса – Успокойтесь, пан Пилсудский... Вас никто не в чём не обвиняет. Я ваш друг! И я помогу вам отсюда сбежать...
Пилсудский – Я не понимаю, о чём вы говорите...
Ракса – Я ваш друг и я помогу вам отсюда сбежать.
Пилсудский - Что, чёрт возьми, вам от меня нужно?! Я не собираюсь отсюда бежать! Я не настолько сошёл с ума... И я хочу спать! Просто хочу спать...
Ракса – Юзеф Шонеп... Феликс Мотыга. Вам о чём-то говорят эти имена? Вижу, что говорят... Потребуется время, чтобы всё подготовить. Не знаю сколько, но долго вы здесь не будете... Примерно через неделю начните понемногу есть. Если, несмотря на лечение, будете продолжать голодовку – это может вызвать подозрения... Не переигрывайте.
Пилсудский – Ещё раз повторяю – я не понимаю, о чём вы говорите...
Ракса – Юзеф, пожалуйста, доверьтесь мне! Я единственный здесь человек, который может вытащить вас отсюда... Единственный!
Пилсудский – Хорошо... Я вам верю. Но главный врач не верит мне... Подозревает меня в симуляции. Он сам мне об этом сказал.
Ракса – Он очень хороший психиатр. Но он поляк. И если вы до сих пор ещё здесь, значит, он об этом не забыл.
Пилсудский – Может быть... У меня только одна просьба – уберите меня подальше от этих сумасшедших...
Эпизод 21
Любочка, Наташа, Сергей Анисимович Локтев.
Дома у Локтевых.
Наташа – Ах, Любочка! В конце концов, это просто жестоко! Прошло уже целых два дня, а ты ничего не хочешь мне рассказать! Ни словечка! На тебя это совершенно не похоже. Тебе не кажется, что настоящие подруги так не поступают...
Любочка – Не кажется.
Наташа – Это бесчеловечно... Но почему?! Почему?!
Любочка – Потому что говорить не о чем.
Наташа – Как это не о чем?! Очень даже есть о чём! Ты пожертвовала своей честью ради собственного отца! Ты, можно сказать, спасла его жизнь! Ты...
Любочка – Вот ты всё сама и рассказала, Наташа. О чём тогда ещё нужно говорить?
Наташа – Ну-у... Не только об этом. Были нюансы... Ведь ты осталась одна с этим князем... С аристократом, влюбившимся в тебя без памяти! Совершенно беззащитная... А мужчины в таком состоянии способны на всякие безумства. И неважно, князь перед тобой или простой корнет... Это же сюжет достойный пера Льва Толстого! C'est tellement excitant! (се тальме иксита). Это так волнительно!
Любочка – Мне тогда было совсем не до Льва Толстого... Ты хочешь узнать, позволила ли я себе что-либо неприличное в отношении этого князя?
Наташа – Да! То есть, конечно, нет... Я уверена, ты не позволила себе ничего лишнего... А он?
Любочка – Единственное, что позволило себе Его сиятельство – это...
Наташа – Что?!
Любочка - Поинтересоваться, что за дама была со мной?
Наташа – Ты хочешь сказать, что он спросил про меня?!?!
Любочка – Да...
Наташа – О, Боже... И ты молчала об этом целых два дня! Бессердечная! И что ты ему сказала?!
Любочка – Я сказала князю, что ты замужем, у тебя трое детей и ты ненавидишь аристократов...
Наташа – Как?! Ты так ему и сказала?!
Любочка – Так и сказала.
Наташа – Но это неправда! Неправда!
Любочка – Ты права... Это неправда. Я всё придумала... Потому что я не хочу говорить на эту тему! И, пожалуйста, Наташа, если ты настоящая моя подруга, никогда больше не спрашивай меня об этом. Я до сих пор испытываю чувство гадливости...
Появляется Локтев. Слегка пьян...
Локтев – А-а! Вот вы где! Две стрекозы с перламутром... Чего обедать не идёте? Жду, а вас всё нет и нет... Мне там одному не справиться. Я сегодня решил гульнуть в лучших традициях нижегородских купцов! Как батюшка мой бывало сделки свои на ярмарке обмывал – с цыганами, медведями и фейерверком, и прочими безумствами! По сто человек за столами сидели! Неделями не вылезали из-за них! Я ещё тогда мальчишкой-несмышлёнышем был и всё в толк не мог взять – зачем на всё на это такие большие деньги тратить? Прибыль от самой этой сделки – копейки, а пропьют и проедят – на многие тыщи. Ради какого такого куража? Ведь он после таких загулов неделю пластом лежал, смотреть на него страшно... А глаза были довольные! Я только потом понял, в чём тут дело... Он ведь весь год работал, как проклятый, капли при этом в рот не брал... С чёрным лицом ходил, не улыбался, закаменеет весь. У любого другого, сердце лопнуло бы от таких настроений... И веселился от также, как работал – не щадя ни себя, ни других. Как в последний раз... Так что медведей вам не обещаю, а всякую снедь из ресторана Ивана Яковлевича Тестова – это пожалуйста! Поросёнок, раковый суп с расстегаями, знаменитая его гурьевская каша и прочая, и прочая...
Любочка – Поросёнка не буду, а кашу съем...
Локтев – Вот те на! Как не буду? Это ж словами не высказать, что это за красота! Великие князья приезжают из Петербурга специально для того, чтобы тестовского поросёнка разделать, кулинарным деликатесом себя побаловать, а она - не буду! Наташа, ты-то хоть скажи ей, коли нам родной отец не указ...
Наташа – Я тоже поросёнка есть не буду...
Локтев – И эта туда же! Вы что, заболели?
Наташа – Нет, не заболели... Наоборот! Вся прогрессивная европейская молодёжь, Сергей Анисимович, к вашему сведению, отказывается есть мясное, потому что это варварство и дикость! Свиньи тоже жить хотят!
Локтев – Та-а-к... Понятно. Свиней пожалели... А себя?
Любочка – Папа, ты не понимаешь!
Локтев – Конечно, куда мне с моими мозгами до европейских!
Наташа – Сергей Анисимович, вам бы только иронизировать...
Локтев – Нет, это, конечно, очень прогрессивно! Немножко странно, но допускаю... Только вот, что я вам скажу, милые стрекозки... Тех, кто не ест мясо – съедают самих! Почитайте Дарвина на досуге... А теперь отправляйтесь обе есть поросёнка! Иначе, Наташа, я велю, чтобы тебя сейчас же отвезли на вокзал и посадили в поезд до Санкт-Петербурга! Или в Европу к прогрессивно настроенной молодёжи есть спаржу! Выбирай!
Наташа – Вы деспот!
Локтев – Знаю...
Наташа – Московский Нерон!
Локтев – О! Это уж слишком!
Любочка – Папа, а что за событие ты отмечаешь?
Локтев – Тебе это, дочь, всё равно ничего не скажет, так как ты от всего этого далека и слава Богу, но Московский Купеческий банк, наконец-то выдал мне кредит. Была заминка, а теперь всё хорошо... Вот что значит честное имя купца первой гильдии Локтева Сергея Анисимовича! Пошли обедать...
Любочка и Наташа многозначительно переглядываются.
Эпизод 22
Купидонов, Наталья Степановна, Зинаида, приказчик Локтева Илья Самсонович.
Дома у Купидоновых. Аристарх Ильич и Наталья Степановна сидят напротив Зинаиды и Ильи.
Аристарх – Я что-то не понял, молодой человек... Вы что, пришли просить руки моей дочери?!
Илья – Да-с. Пришёл...
Аристарх – Вы это серьёзно?
Зинаида – Папаша!
Илья – Я решительно собираюсь жениться на Зинаиде Аристарховне! То есть, на вашей дочери...
Аристарх – Где ты раньше был!? Забирай! Прямо сейчас! Венчаться будете завтра... Благословляю! Жена, тащи сюда икону...
Купидонова – Ещё чего! Я свою дочь не на помойке нашла, чтобы вот так за первого встречного её отдавать! Ему не отдам!
Зинаида – Маман!
Илья – Мне, право, странно такое слышать от вас, мамаша...
Купидонова – Какая я тебе, проходимцу, мамаша?! Я тебе не мамаша!
Илья – Начнём с того, что первым встречным я был для вас ровно две недели тому назад, на Арбате, когда я у вас таксу торговал-с. А после этого мы с Зинаидой Аристарховной несколько раз приватным образом встречались...
Купидонова – Что?!
Зинаида – У Овечкина в лавке, на углу Воздвиженки и Моховой. Там, где крыжовенное бланманже...
Илья - И там в разговоре с ней я имел счастливую возможность убедиться в многочисленных достоинствах дочери вашей! «Вы улыбнётесь, - мне отрада; вы отвернётесь, - мне тоска. За день мучения – награда мне ваша бледная рука...
Купидонова – С чего это она вдруг не бледная?! Никакая она не бледная - кровь с молоком!
Илья – «…когда за пяльцами прилежно сидите вы, склонясь небрежно...»
Купидонова – Да никогда она за пяльцами не сидела... Врёшь ты всё!
Аристарх – Ну и глупа ты, мать! Это же Пушкин!
Купидонова – Тоже мне – фамилия! Была Купидонова, а станет какой-то Пушкиной... Ни за что!
Зинаида – Маман, не позорьте нас! Пушкин – это Александр Сергеевич! А он – Илья Самсонович!
Купидонова – Чтобы он из дочери моей чучелу сделал, как из таксы?! Не будет этого!
Илья – Я дочь вашу люблю-с...
Купидонова – Поздно спохватился! У неё уже жених есть! Из Вологды... Этот, как его? Степан Поликарпович! Через два дня обещался быть здесь! С кружевами... Вот-с! (мужу). Ты-то чего молчишь? Воды что ли в рот воды набрал?! Подтверди!
Аристарх – Чего тут подтверждать? Лучше синица в руках, чем журавль в небе...
Зинаида – Для меня этот Степан Поликарпович одна только видимость фотографическая. А Илья Самсонович, он живой! Как хотите, маман, а только мне без него жизни нет! И не будет...
Аристарх – Живи, дочь! Это я тебе говорю, отец твой!
Илья – Ежели вы, мамаша, относительно моего состояния сомнения-с какие-то при себе имеете, то не извольте-с беспокоиться! Я у Сергея Анисимовича Локтева – правая рука и главный приказчик! Десять тысяч капиталу имею-с в акциях и в недвижимости! А в следующем месяце дело своё открываю – галантерейный магазин в Манеже! Это вам относительно всяких проходимцев...
Аристарх – Вот! Слышала, мать?! С капиталистом породнимся! Тащи икону... У кого ты говоришь правая рука и главный приказчик?!
Илья – У Сергея Анисимовича Локтева!
Аристарх – Это у купца первой гильдии? Красный двухэтажный дом на Остоженке?
Илья – Да-с! Именно так.
Купидонова – Ладно... Коли уж у вас всё решено, пусть так и будет. Я дочери своей не враг... Десять тысяч капиталу... Иди ко мне, Зиночка, обниму тебя! Живите счастливо, дети мои...
Аристарх – Э, нет! (Илье) А-ну, стой! Давай назад! Я передумал... Никакой свадьбы не будет! Исключено!
Купидонова – Ты чего говоришь-то, Аристарх?! Совсем спятил?! Ты за слова-то свои отвечай! То будет, то не будет...
Аристарх – Говорю, не будет и точка!
Зинаида – Утоплюсь! Сейчас же пойду и в Яузе утоплюсь! Там специальное место есть, где невинные девицы из-за самодурства таких вот родителей жизни себя лишают! Прощайте! (убегает в слезах)
Илья – Зинаида Аристарховна, не делайте этого! Это противоестественно всей природе человеческой! (Купидонову) Если с ней что-нибудь случится, я на вас в суд подам-с! Так и знайте! У меня два судебных заседателя в родне имеются!
Илья убегает.
Купидонова – Какая тебе шлея под хвост попала, Аристарх?
Аристарх – Я этому Локтеву пять тыщ рублей должен... Взял у него в долг два года тому назад. Под проценты... До сих пор от него бегаю.
Эпизод 23
Дом Переверзевых.
Михаил Семёнович, Григорий, Лиза, Лукерья, Разуваев.
Михаил Семёнович - Нету у меня денег на прихоти твои, Григорий! Нету! И француза твоего содержать мне не на что. Так ему и скажи! По-русски! А коли у тебя есть желание на их птичьем языке разговаривать, так ты и плати ему за это только из своего кармана. А коли нечем платить, так пусть он катится обратно в свой Париж по старой смоленской дороге! По которой ещё Наполеон домой возвращался. Он тоже поднажиться здесь хотел...
Лукерья – Гришенька, да неужто ты жить в Смоленске собрался? У нас ведь там и родственников-то никого нету... Нечего тебе там делать!
Михаил Семёнович – А ежели тебе что не по вкусу здесь, в родительском гнезде, так покупай себе дом и живи в нём, как сам пожелаешь!
Григорий – Вы все зла мне хотите! Я давно это уже понял! Вы, папенька, сестру мою десять раз пожалеете, а мне и слова доброго не скажете, будто я и не сын ваш родной, а приживалка какая-то! Я у вас ежедневно за каждый рубль унижаться должен, на коленях перед вами стоять, вымаливать на самое необходимое для себя. А вы, будто специально не видите, что я для своего возраста и одет-то не по моде. Самым неподобающим дворянскому званию образом одет. Словно, вахлак какой! Это ж стыдно-то как перед порядочными людьми!
Лиза – Да ты, братец, никак совсем умом тронулся? В непорядочные нас с отцом записал! А тебе самому не стыдно? С небес-то спустись!
Лукерья – Что ты?! Что ты, Гришенька, удумал-то! Какие тебе небеса? Вон ты какой ещё молодой да пригожий. Жить да жить ещё...
Григорий – Молчи, Лукерья! Дура глухая! Старая!
Михаил Семёнович – Григорий!
Лукерья – Конечно, пристала! А как же к тебе не приставать, ежели ты, Гришенька, то в Смоленск собираешься, то на небеса...
Михаил Семёнович – Сколько тебе надо денег?
Григорий – Сто рублей!
Михаил Семёнович – Хорошо. Будет тебе сто рублей...
Лиза – Папенька! Да что же вы делаете-то, а?! Зачем? Не смейте вы ему денег давать! Он же цены им не знает, в три дня по ветру их пустит, дымом размотает! Ведь из-за него по миру пойдём с протянутой рукой! Гришенька, миленький, пожалуйста, не бери этих денег! Ведь мы уже и дом заложили за долги твои, за расточительство твоё безумное! Меня не жалеешь, так хоть отца пожалей, если уж ни о ком больше не думаешь, кроме себя! Ему ли на старости лет век свой доживать в приюте для бездомных! Грех на тебя ляжет, Гришенька! Опомнись!
Григорий – Ты, сестра, в жизни этой ничего не понимаешь. Грех – это когда человек не может иметь то, что хочет! Когда не может жить, как хочет! Грех – это, когда денег нету! Когда живёшь, словно нищий, без достоинства – вот это самый настоящий грех! Сидишь двадцать пять лет в затворницах безвылазно, как монахиня. Мохом уж поросла! Так и помрёшь старой девой, а туда же – жить меня учит!
Михаил Семёнович – Григорий!
Лиза – Папенька, не сердись на него. Его пожалеть надо...
Григорий – Я что, неправду говорю? Да кому она нужна будет, хромоножка эта! Калека! С ней выйти на люди-то стыдно. Неловко, будто собачонку выгуливаешь, которую телегой переехало. Кто на это согласится?
Лукерья – Кто приедет, Гришенька, в телеге?
Григорий – Смерть твоя! Давно уже за тобой придти должна, да, видать, дом перепутала. Ладно... Ничего от вас мне не надо. Обойдусь! Мне Пётр Николаевич денег даст... Сколько попрошу, столько и даст.
Михаил Семёнович – Пораспрашивал я тут у знающих людей про твоего лучшего друга, Григорий... От нечистого деньги у него, от чёрта! Карты, бега, тотализатор, махинации всякие сомнительные... Ты бы, сын, подальше от него держался. Не верю я в его порядочность! Не к добру он в нашем доме появился, не к добру!
Григорий – Вы не понимаете! Человек жить умеет! Поднимается над обстоятельствами! Побеждает их! А вы все просто завидуете... Как это пошло!
Лиза – Пошло?! Как же у тебя, братец, в голове всё так перевернулось? Неужто только ради своего самолюбования, гордыни человек живёт? Нет! Нет...
Эпизод 24
Санкт-Петербург. Дом на Екатерининском канале. Второй этаж.
Шонеп, Мотыга, Ракса, Викул Романов – хозяин квартиры.
Юзеф Шонеп чистит разобранный пистолет. Феликс Мотыга смотрит в окно.
Юзеф – Хорас Смит и Дэниэл Вессон, когда изобретали эту штуку очень не хотели, чтобы люди убивали друг друга...
Феликс – Именно поэтому их револьвер считается самым лучшим?
Юзеф – Эти гуманисты мечтали, чтобы люди, увидев, как легко и быстро такой небольшой вещью можно убить сразу несколько человек, ужаснулись бы и пришли к всеобщему миру.
Феликс – Но вместо этого, многие армии стали усиленно вооружаться именно револьверами системы «Смит и Вессон»! Какая ирония судьбы... Кстати, Александр III сделал это первым!
Юзеф – Чтобы стрелять из них по полякам...
Феликс – Бомба, брошенная в него, была наполовину польской...
Юзеф – Д-да... Из этого револьвера ещё не стреляли... И где ты его взял?
Феликс – Выменял у городового на Сенной площади.
Юзеф – Выменял у городового?! На что? На русско-польский разговорник?
Феликс – На декларацию независимости польского государства.
Юзеф – Феликс, он должен был застрелить тебя на месте из этого же револьвера... Как самого большого преступника! Разуваев передал?
Феликс – Он. Пётр Николаевич приехал нынче из Москвы... Хочет набрать здесь добровольцев поддержать буров в их борьбе против Лондона. Говорит, что ненавидит англичан...
Юзеф – Вряд ли они успеют... Газеты пишут, что Трансвааль и Оранжевая республика доживают последние дни... Я тоже на стороне буров, но Великобритания враг Российской империи и, стало быть, наш союзник...
Раздаётся стук в дверь. Шонеп быстро прячет пистолет. Феликс идёт в прихожую. Заходит Ракса.
Ракса – Джень добры, панове! Как вы тут устроились?
Юзеф – Не так, как на Маршалковской, пан Анджей, но тоже неплохо...
Ракса – Понятно... Я ненадолго. Меня не должны здесь видеть...
Юзеф – Мы хорошо заплатили управляющему. За три месяца вперёд. Чтобы только не совался сюда...
Ракса – Хорошо.
Феликс – Когда?!
Ракса – Уже скоро... Запоминайте! Двенадцатого июня будет моя смена. Санитары к нему не приставлены, перемещается он свободно... Охранник в девять вечера обходит территорию больницы. Десять минут десятого мы спокойно выйдем через главный вход...
Юзеф – Добже! Мы будет ждать его на извозчике недалеко от Корабельного моста.
Ракса – Одежда, обувь готовы?
Феликс – Да. (Передаёт ему сумку) Здесь всё необходимое по размеру...
Юзеф – Пан Анджей, вы должны хорошо понимать, что значит Юзеф Пилсудский для новой Польши, для всех поляков... Ошибки быть не должно.
Ракса – Если бы я этого не понимал, меня бы здесь не было... Оружие у вас есть? Если что...
Юзеф – Да... Этого револьвера, думаю, будет вполне достаточно.
Внезапно появляется управляющий дома Викул Романов. Юзеф еле успевает спрятать револьвер под себя. Немая сцена.
Юзеф – Господин управляющий, вы вошли без стука и без приглашения! Потрудитесь выйти!
Викул – Гостей принимаете... Дело хорошее.
Феликс – Вас это не касается.
Викул – Нервно, нервно... Ничего плохого ведь, кажется, и не сказал. Вы поляки все такие?
Юзеф – Что вам нужно?
Викул (Раксе) – А я вас знаю... Вы доктор из психушки святого Николая Чудотворца. Домовладелец мой, действительный статский советник Фёдор Иваныч Нащёкин у вас лечился. Помните такого? Вообразил, будто он царь Навуходоносор Второй... Смешно, да? Я два раза у него там был и вас видел. Спасибо, вылечили... Теперь он меня царём считает. Может, потому что фамилия моя – Романов... Но это всё дело нервное, с любым может случится... Не знаю, что вы, кто вы и зачем вы здесь, но я иногда почитываю газеты. Полтора месяца назад в одной из них написали о каком-то польском террористе Пилсудском. Так вот у него тоже оказывается нервы... Привезли из Варшавы сюда лечиться. Наверное, как раз к вам, доктор, и привезли... А теперь вы здесь. Наверное, простое совпадение...
Феликс – Вы на что-то намекаете?
Викул – Нет, нет! Упаси Боже... Я этого даже делать не умею. А вот дворник наш – Влас Петров... Вы его каждый день видите, панове. А вот дворник наш, хотя газет не читает, но политикой очень интересуется. Про пана Пилсудского даже что-то слышал... Он у меня про вас уже несколько раз спрашивал. Интересовался... Ты, говорит, не знаешь, Викул, зачем у нас в доме поляки появились? Так вот, у него, мне кажется, тоже нервы – не ровён час к околоточному надзирателю придёт и всё про вас расскажет. Сочинит... И поди докажи потом, где ложь, а где эта самая правда. Даже не знаю, как мне быть...
Юзеф – Всё сказали?
Викул – А что?
Юзеф – Советую вам воспользоваться случаем и прямо сейчас записаться к доктору на приём. Сдаётся мне, пан Романов, что у вас тоже нервы...
Викул – Да-да... Я догадывался об этом. Здоровых людей-то нынче почти совсем не осталось. Пистолетик-то у вас боевой... Да-да, тот самый, на котором вы изволите сидеть, пан. Неудобно поди? Смотрите, как бы он, случайно в кого-нибудь не выстрелил...
Викул уходит.
Ракса – Пся крев!
Феликс – Заплатить ему? Или убить...
Юзеф – Не знаю... Подождём. Дёргаться не надо и ошибаться нельзя. Не имеем права! Он только этого и ждёт. Мы просто будем держать в уме возможности револьвера системы «Смит и Вессон». Пан Анджей, готовимся к двенадцатому числу!
Эпизод 25
Любочка, Наташа, Григорий.
Чистые пруды. Девушки идут по аллее.
Любочка – Только, пожалуйста, Наташа, постарайся не привлекать к себе внимания. Ему это может не понравится... Подумает, будто смотрины устроили. Пообещай мне, что даже не будешь смотреть в нашу сторону!
Наташа – Ну, это ты требуешь от меня невозможного, Люба! Ты мне так его расписала, что я уже сама от него без ума! Ну, ну... Я шучу! Не волнуйся, дорогая, я буду тиха, скромна и незаметна, как церковная мышка, увидевшая большого красивого кота...
Любочка – Ах, Наташа, мне сейчас вовсе не до смеха... Ты даже не представляешь, как я волнуюсь! Сердце в груди так и прыгает... По-моему, это что-то ненормальное. Девушки не должны так влюбляться с первого взгляда...
Наташа – Я тоже раньше так думала... Пока не влюбилась с первого взгляда три раза подряд. И каждый раз до сумасшествия... Это так возбуждает!
Любочка – У меня, конечно, были свидания, но это было давно и... Ну, в общем, безусые гимназисты – это не в счёт. А Григорий Михайлович – это совсем другое! Для меня это так неожиданно! Так ново...
Наташа – Ах, Любочка... Поверь мне, первая любовь – это одни страдания. Почитай Тургенева...
Вдалеке показывается Григорий. В руках – букетик цветов.
Любочка – Я читала. Пусть будут страдания! У меня нет такого опыта, как у тебя, но я согласна... Это он! С цветами... Я сейчас умру... Посмотри, волосы из-под шляпки не вылезли сзади?!
Наташа – Там всё хорошо...
Любочка – Мне плохо... Румяна не переложила?!
Наташа – Немножко...
Любочка – Ужас! Я сейчас упаду в обморок... Всё. Господи, не понимаю, что со мной... Я пошла! (уходит)
Наташа (кричит ей вслед) – Не вздумай сразу признаваться ему в любви! Пусть помучается...
Григорий замечает Любочку, но делает вид, будто её не видит. Встаёт в картинную позу, к ней спиной. Любочка подходит к нему, останавливается сзади него.
Любочка – Здравствуйте, Григорий Михайлович!
Григорий – Бонжур, Любовь Сергеевна! А я уж думал вы не придёте. Стою тут ви за ви с этим деревом... Но вы пришли и, как сказал один поэт – передо мной явилась ты! Как мимолётное виденье, как гений чистой красоты... Кто-то из французов! По-моему, Вольтер...
Любочка – Пушкин...
Григорий – Что?
Любочка – Я говорю, Григорий Михайлович, – это Пушкин написал...
Григорий – Да Бог с ним, с этим Пушкиным... Чего он только не написал! Всего не упомнишь... Это вам, Любовь Сергеевна! (подаёт ей цветы)
Любочка – Спасибо! Право не стоило так тратиться...
Григорий – С вами мне почему-то хочется быть особенно расточительным! Решительно себя не узнаю...
Наташа начинает потихоньку приближаться к ним.
Любочка – Ну, если только ради меня... Мне это приятно. Григорий Михайлович, вы можете звать меня просто Любочкой. Если хотите...
Григорий – Любовь Сергеевна, я мечтать об этом не смел... Простите, но мне кажется, я должен заслужить это право – звать вас по имени. Любовью!
Любочка – Вы так говорите, будто начитались Вальтера Скотта. Это вам только кажется... Я совсем не требую от вас никаких жертв и особенных подвигов. Наше знакомство ни к чему нас не обязывает... Или вы думаете иначе?
Григорий – Ни к чему не обязывает?! Пожалуй, вы правы... Но, Любовь Сергеевна, посмотрите вокруг! Всё, что мы видим – это сплошные жертвы и подвиги! Подвиги и жертвы! Солнце жертвует своим теплом ради всего живущего, время жертвует собой... А семя, погибающее ради ростка – это разве не подвиг?! Да, чёрт возьми, когда приходится каждое утро идти на ненавистную работу – это разве не жертва, не подвиг... Послушайте, мне кажется, или вон та молодая особа действительно ведёт себя как-то странно?
Наташа в это время, спрятавшись за дерево, разглядывала их в театральный бинокль.
Любочка – Где? Я никого не вижу... (незаметно делает движения рукой, чтобы Наташа ушла)
Григорий – Да вон же, за тем деревом! В такой странной шляпке... Она разглядывает нас в бинокль... Будто подсматривает. Видите?
Любочка – Да, действительно... Теперь вижу. Я же ей говорила...
Григорий – Говорили?! Вы её знаете?
Любочка – В первый раз вижу! Это так возмутительно! Разглядывать нас, будто мы клоуны в цирке! Я сейчас же пойду и скажу всё, что о ней думаю!
Любочка решительно идёт к Наташе. Та, выронив бинокль, поспешно ретируется
ЭПИЗОД 26
Наталья Степановна, Зинаида.
Дом Купидоновых. Зинаида демонстративно собирает свои вещи, швыряет их в чемодан.
Наталья Степановна – И что, вот прямо так и уйдёшь из родного дома? С отцом даже не попрощаешься?!
Зинаида – Нет! С вами останусь, век свой доживать старой девой!
Наталья Степановна – Чего городишь-то? Опомнись! Будто я против этого твоего Ильи Самсоныча... Я ж не против! Это всё отец...
Зинаида – Были против, маман, были! Не кривите... Проходимцем его обозвали и первым встречным!
Наталья Степановна – Конечно! Свалился, как снег на голову – отдавайте мне дочь вашу в вечное пользование! С чего бы это?! Кто таков... Появился без году неделя! Откуда я знала, что у него всё так серьёзно? Что ему ты нужна была, а не твоё приданое...
Зинаида – Постыдились бы, маман, то, что вы за меня даёте приданым называть! Нищим на паперти больше дают... А что, нет?! Шубу моль побила, перину мыши прогрызли, денег - кот наплакал! Лошадь на них не купить даже... Вам ещё спасибо Илье Самсоновичу надо сказать, что он бесприданницу замуж берёт!
Наталья Степановна – Что?! Бесприданницу?! Нищим больше дают?! Да ты... Ты в своём уме, девка?! Да как у тебя язык поворачивается матери говорить такое, бессовестная! Ну-ка, выкладывай давай шубу обратно из чемодана, раз не нравится, и иди к своему благодетелю! Иди! Неблагодарная! Не будет тебе ничего! И счастья в жизни не будет, коли родителей своих хаешь! Так и знай!
Зинаида – Вы меня, маман, из дому выгоняете?!
Наталья Степановна – Ишь, догадливая какая! На все четыре стороны дороги...
Зинаида – Слава Богу! Век бы вас больше не видеть. Прощайте...
Зинаида идёт к дверям.
Наталья Степановна – Зинаида!!!
Зинаида – Ну?
Наталья Степановна – Будет тебе ерепениться... Тоже мне – королева английская нашлась! Да стой ты! Ты это... Сгоряча я так сказала... Не сердись на меня, дочь. Ишь, слова ей поперёк не скажи! Характерная какая...
Зинаида – Какую родили. Жалко, что родителей не выбирают, а не то бы я...
Наталья Степановна – Ну? Что бы ты? Договаривай!
Зинаида – Другого отца себе выбрала, вот что!
Наталья Степановна – Опоздала, голубушка, он тебе и так другой...
Зинаида – Чего? Какой?!
Наталья Степановна – Не родной, вот какой. Так что не сильно словами-то кидайся... Бог-то он лучше тебя знает, кому кого выбирать. Ладно... Лучше самой тебе об этом рассказать, чем злоротые опередят и всё переврут... Удочерил тебя Аристарх Ильич, когда тебе восемь месяцев было. А родной твой родитель сгинул, пропал, будто его и не было вовсе...
Зинаида – Как это?
Наталья Степановна – А так... Ушёл однажды и не вернулся. Полиция и искать его не стала. Может, двоеженец, говорят, какой. Сбежал... Да я и не сильно по нему убивалась. Поплакала для приличия и тут же в Купидонова влюбилась и замуж за него вышла. И до сих пор этого негодяя люблю... А ты для него, вообще, как родная.
Зинаида – Что ж молчали?
Наталья Степановна – Аристарх Ильич говорить не велел... Я для неё, говорит, настоящим отцом буду - духовным! Зачем ей правду знать... Она, эта правда здесь не нужна, только хуже от неё всем будет. Да я вот не удержалась, за Аристарха Ильича обидно стало! Всё тебе выболтала...
Зинаида – Ладно... Я об стенку головой из-за этого биться не собираюсь. Для меня он был родным и таким же и останется... А за Илью Самсоновича я всё равно замуж выйду. Глядите, какую он мне цепочку золотую подарил... Дважды вокруг шеи обернуть можно!
Наталья Степановна – О-о-о! Красота-то какая! Деньжищ-то сколько он за неё бухнул! Знать и впрямь по сердцу ты пришлась Илье Самсоновичу... Только ты, доченька, цепочку эту подальше спрячь от Купидонова... А то он, как золото увидит, так болеть сразу начинает. Аж лицом чернеет... Не успокоится, пока не украдёт. Злодей! Чтоб ему пусто было! Ненаглядному...
ЭПИЗОД 27
Разуваев, Григорий, Лукерья, Купидонов.
Дома у Переверзевых. Заходит Лукерья. Григорий сам с собой играет в карты.
Лукерья – Незваным пришёл!
Григорий – Кто?
Лукерья – Разуваев... Гришенька, ты не верь ему. Обманет он тебя. Непременно обманет! Держись от него подальше...
Заходит Разуваев. Слышит слова Лукерьи.
Разуваев – За что ж ты меня так любишь, бабушка? Я ведь, кажется, ничего плохого тебе не делал. Гришу люблю, как брата родного. Мы с ним во многом схожи...
Лукерья – Я и говорю: и кожа у тебя змеиная! Выползаешь из неё, словно оборотень... Тьфу!
Лукерья уходит.
Григорий – Не слушай ты здесь никого, Петюньчик. Садись, друг мой. Опять я с отцом из-за француза твоего поцапался. Не хочет он слышать речь вольтерову в своём доме. Птичий, говорит, язык. Несерьёзный... Да наш русский-то язык посконный, немытый годится разве только что для ругани с прислугой, да для грубых обозначений сельских, типа овёс, навоз да извоз! Что уж там в нём нашёл господин Пушкин поэтического, не понимаю... Всё обман! Мсьё Шарль, хотя по-русски, как я по-египетски, зато как сыпанёт горохом по-парижски, так, кажется, всё ему подлецу простишь за это. Да что ж это я всё говорю и говорю, а ты будто воды в рот набрал?
Разуваев – А? Задумался...
Григорий – Вот ещё! Экое ты, Петя, дело нашёл себе важное. Задумался он! Брось ты это... У тебя лицо сразу становится глупое, как у нашего начальника департамента. Давай-ка я тебе лучше анекдот расскажу! Короче, встретились два еврея…
Разуваев – А что, Гриша, не надоело ещё Елизавете Михайловне в девках-то сидеть?
Григорий – Что?! Ты это о чём?
Разуваев – Да так...
Григорий – Елизавета Михайловна! Что бы путное было... Кому она нужна такая? А что у тебя к ней за интерес? В прислугу взять собрался? Там ей и место...
Появляется Лукерья.
Лукерья – Гришенька, там к тебе опять этот бомжур пожаловал.
Григорий – Кто? А-а, мсьё Шарль. Пусти его!
Лукерья - Снова, поди, деньги будет с тебя тянуть. Не нравится он мне... Мычит, как телок и морда у него больше на нашу смахивает, на тамбовскую или нижегородскую... Гони ты его в шею, Гришенька, от греха подальше!
Григорий – Много ты в мордах понимаешь! Кофий ему свари...
Лукерья – Конечно! Он что-нибудь да сворует! Уж как пить дать! Не успеешь оглянуться, ложку серебряную сопрёт... (глядя на Разуваева) За этими господами глаз да глаз нужен. О, смотрит как! Бельма выпучил свои...
Лукерья уходит.
Григорий – Совсем из ума выжила. Глуха, тупа, необразованна... Дичь российская! Кстати, Петруччо, ты обещал мне найти хорошего портного.
Разуваев – У Кузнецкого моста – хороший. И недорого берёт...
Григорий – Э, нет! Мне дешёвого не надо! Он, поди, как берёт, так и шьёт.
Разуваев – Тогда к Кацману надо, на Неглинную... Не знаю, как шьёт, но слышал, что берёт он очень дорого.
Заходит мсьё Шарль.
Шарль – Бонжур, мсьё!
Григорий – Бонжур, бонжур! Кель вэн рёкоммандэ ву? Кель манифик! Не язык – песня! Петя, я решил, что сегодня он будет учить меня, как по-французски в любви объясняться и прочей подобной галантерее. Я тут намедни познакомился с одной... Любочкой зовут. На шею мне так и вешается! Падает просто... Не в моём вкусе, но зато папенька у неё купчина первой гильдии. Миллионщик! То ли строительные подряды, то ли мыло варит... Короче, есть за что молодость свою губить. Шарль, сегодня учим всё про любовь! Лямур! Понимаешь? Женщины! Талия! Ножки...
Шарль – Я хотеть получиль деньги!
Григорий – Завтра! Завтра я дам тебе деньги! Пятьдесят рублей! А сегодня мы будем объясняться в любви! Ву капроне? В любви объясняться! Ты мне, а я...
Шарль – Жё нё ву компран па! Деньги!
Григорий – Вот баран! Ничего не понимает! Заладил, как попугай - деньги, деньги! Ладно, пойду кофий проверю. Побудь с ним, Петруччо... Может, ты ему объяснишь, что мне ужас, как жениться надо. Не могу же я по-русски в любви объясняться! Это ж позор на всю Москву! Однако, как хорошо он слово «деньги» говорит. И безо всякого акцента. Знает, злодей, что в первую очередь по-русски выучить надо.
Григорий уходит.
Разуваев – Ты что ж это, Купидонов, по-русски-то слово «деньги» говоришь? Совсем спятил? Так слово «деньги» на Хитровке говорят, а не в Париже...
Купидонов – Денежка в рублике, рублик в руке. Козырь в колоде – дама пике!
Разуваев – Дурак ты, Купидонов. Ежели погоришь здесь, я тебя знать не знаю.
Купидонов – Риск, Пётр Николаевич, в подобных делах, конечно, всегда есть. Могут ведь и по физиономии рукоположить.
Разуваев – Могут. Гриша на расправу-то очень скор.
Купидонов – Гришка, осёл! Пустое место... Его вокруг пальца обвести – раз плюнуть! Зато сестра у него красотка! Кабы не хромала, я бы её...
Разуваев хватает его за горло.
- Ты что?! Очумел? Отпусти!!!
Разуваев – Что ты сказал про Елизавету Михайловну? Повтори - что бы ты её!
Купидонов – Сдурел?!
Разуваев - Даже не дыши в её сторону!
Купидонов - На помощь...
Разуваев - А если я вдруг увижу, как ты на неё смотришь или что другое узнаю – убью! Понял?
Купидонов – Отпусти! Задушишь...
Разуваев – Я спрашиваю, понял?
Купидонов – Понял... Сумасшедший!
Разуваев – Деньги, что тебе за уроки Гришка будет платить, мне будешь отдавать. До последней копейки!
Купидонов – Мы же так не договаривались! Половина мне...
Разуваев – А теперь договорились! Хватит с тебя здесь и жратвы. Ты мне ещё шестьсот рублей должен! Забыл?!
Купидонов – Помню...
ЭПИЗОД 28
СПб. Больница св. Николая Чудотворца.
Пилсудский, сумасшедший Фёдор Николаевич Заец, Ракса, Чегот, санитар Егор Вилов.
Столовая больницы. Утро. Пилсудский сидит один за столом. К нему подходит Заец.
Заец – Приятного аппетита... О, простите! Это скорее по привычке... Проклятое воспитание! Разве они здесь могут доставить удовольствие нашим желудкам?! Я уже забыл, что такое качественный, добротный бигус! На первое – монархические пилюли, на второе – верноподданные таблетки, на третье – патриотическая клизма. И только после всего этого - чуть-чуть овсяного пудинга с киселём, похожим на слабительное... С ума можно сойти! Скажи мне, что ты ешь и скажу тебе, кто тебя кормит! Вы очень благоразумно делаете, что пьёте один только чай. Ваш кишечник не имеет ничего общего с самодержавием, внутри него гуляют исключительно либеральные ветры. Хотите совет, молодой человек?
Пилсудский – От вас?! Смотря какой...
Заец – Притворяйтесь! Играйте! Представьте себя Гамлетом! Но не ждите аплодисментов. И пейте чай! Словом, делайте всё, чтобы только остаться здесь! Потому что скоро, очень скоро за этими стенами рухнет целый мир! Рухнет целая цивилизация и похоронит под собственными обломками всё лучшее, что ещё осталось в человеке! Представляете, вам никто никогда больше не скажет – приятного аппетита, будьте здоровы, спокойной ночи! Из употребления навсегда уйдут слова – сочувствие, милосердие, благородство... Вы этого хотите?!
Пилсудский – Если это соответствует объективному ходу истории...
Заец – Вы верите в объективность? В чью?! Не смешите меня! А если этот самый объективный ход истории потребует вашей смерти? Или поставит вас перед выбором – ваша смерть или смерть миллионов?
Пилсудский – Ваша жизнь лично для меня не представляет никакой ценности... Вы это хотели услышать?
Заец – Да! Именно это! Я понял... Я понял! Господа! Слушайте все! Это революционер!!! До мозга костей! Он чрезвычайно опасен! Не верьте ему! Граждане, этот поляк олицетворяет собой всемирное зло! Ему место в Петропавловской крепости! Психиатрия здесь бессильна...
К ним подбегает Егор.
Егор – Фёдор Николаевич, вы плохо себя ведёте. Не надо так шуметь. Вы мешаете людям кушать...
Заец – Не пудрите мне мозги! Здесь нет людей... Выпустите его отсюда!
Егор – Кого?
Заец – Его! Этого поляка... Он здоров! Это плохо действует на больных...
Егор – Фёдор Николаевич, извините, но не вам это решать. Идите поиграйте в шашки, нарисуйте Эйфелеву башню...
Заец – Не хочу! Я вчера её рисовал и позавчера... Сколько можно?!
Подходит Ракса.
Ракса – Что здесь происходит?
Егор – Фёдор Николаевич нервничает...
Заец – У этого поляка совсем нет жалости! А ведь он славянин! Спросите у него, что такое сердоболие?!
Егор - Фёдор Николаевич сейчас пойдёт рисовать.
Заец – Нет! Рисовать буду не я! Рисовать будете все вы! Собственной кровью...
Ракса – Успокойтесь, дорогой друг! Я всегда говорил, что вы большой фантазёр! Вам почему-то кажется, что вы знаете немного больше, чем все остальные. К сожалению, это не соответствует действительности и сильно вас дезориентирует... (тихо Егору) Немедленно в карцер его! Не выпускать, пока я не разрешу!
Егор – Но он ничего не сделал... Зачем карцер?!
Ракса – Выполняйте приказ! А вы, пан Пилсудский, пройдите со мною.
Егор ведёт Заеца в карцер.
Заец – У него нет жалости... Нет жалости! Вы можете себе такое представить?
Егор – Могу. Очень даже могу... Но отсутствие жалости законом не преследуется... Это не считается преступлением.
Заец – Скоро такие люди понадобятся...
Егор – Кому?
Заец – Революции...
Ночь в больнице. Тусклые лампочки в коридорах. Егор дремлет за столом. В карцере Заец размеренно бьётся головою в стену. Мимо Егора крадучись проходит Ракса, портфель в его руке раздут. Егор поднимает голову, смотрит тому вслед, затем тихо идёт за ним. Ракса заходит в комнату, где находится Пилсудский. Егор ждёт, издалека наблюдая за происходящим. Через некоторое время Ракса выходит. Егор быстро возвращается за свой дежурный стол, делает вид, что дремлет. Мимо проходит Ракса, портфель у него на этот раз пуст. Настороженный взгляд Егора. Утро следующего дня. Кабинет главного врача. Чегот сидит за столом и просматривает какие-то бумаги. Стук в дверь.
Чегот – Войдите!
Заходит Егор. Держит в руке небольшой мешок.
- А-а, это вы Егор... Что-то случилось? Вы ведь должны были сегодня отдыхать...
Егор – Случилось...
Чегот – И что же?
Егор – Ну... В общем, сегодня ночью доктор Ракса заходил в палату Пилсудского...
Чегот - И что? Состояние этого больного нуждается в контроле...
Егор – Конечно, но была не его смена... Господин доктор, возникла некоторая странность...
Чегот – Со временем у всех работающих здесь возникают некоторые странности... Развиваются, так сказать. У меня, кстати, тоже... А что случилось-то?
Егор – Я думаю, доктор Ракса готовит побег...
Чегот – Что?! Побег?!
Чегот быстро встаёт, идёт к дверям, выглядывает в коридор, закрывает двери на ключ, подходит к санитару. На его столе виден откидной календарь, который показывает 12 июня.
Чегот – Это очень серьёзное обвинение, Егор! У вас есть доказательства?!
Егор – Есть. Вот эти вещи я нашёл в палате Пилсудского сразу после ухода доктора Раксы. Они не могли появиться там раньше... Каждый вечер перед сном я проверяю помещения больных. Мало ли что... Эти вещи лежали в тумбочке.
Чегот – Кто-то ещё об этом знает?
Егор – Нет.
Чегот – Хорошо. Я разберусь с этим... Вещи останутся у меня. Никому об этом не говорите! Никому!
ЭПИЗОД 29
Любочка, Локтев, Наташа, приказчик Илья.
Двор дома Локтева. Наташа бездумно качается на качели. На лавочке лежит раскрытая книга. Слышится цокот копыт и голос Ильи – Тпрррууу! Стоять, Серафима шестикрылая! Наташа спрыгивает с качели, бежит к лавке, берёт книгу, делает вид что читает. Появляется Илья с амбарной книгой в руке. Он идёт в дом, через минуту выходит оттуда. Замечает Наташу.
Илья – Здравствуйте, барышня!
Наташа вдруг начинает судорожно всхлипывать. Илья топчется на месте, не зная, что ему делать.
- Прикажете принести вам воды?
Наташа – Что?
Илья – Я говорю, прикажете принести вам воды?
Наташа – Зачем?!
Илья – Ну-у...
Наташа – Ничего мне не надо... Оставьте меня! Уйдите! Господи! Как я несчастна! Никто в целом мире не сможет мне помочь! Никто...
Илья – Ну, тогда я пойду-с...
Наташа – Куда вы, Илья?! Неужели вы так спокойно, так хладнокровно уйдёте, оставив меня страдать наедине с этой болью?! Есть ли у вас хоть капля жалости?!
Илья – Но вы же сами сказали, чтобы я...
Наташа – Простите, простите меня! Иногда я сама не понимаю, что я говорю... Пожалуйста, не уходите! Останьтесь со мною, умоляю! С вами я чувствую себя так покойно, так безопасно... Вы такой добрый! У вас такие чистые глаза...
Илья – Может, всё-таки вызвать доктора? Тут недалеко... «Пров Арлекинов и сыновья». Лечат так, что с того света возвращают...
Наташа – Не надо доктора... Мне уже гораздо лучше. Благодаря вам... И господину Пушкину. Когда мне плохо, я всегда стараюсь держать его при себе... Поближе к сердцу. Вот, как сейчас. Я знаю Александра Сергеевича почти наизусть... Ну, вам-то это имя ни о чём не говорит, конечно... «Любовь, любовь – гласит преданье – союз души с душой родной. Их съединенье, сочетанье, и роковое их слиянье и… поединок роковой».
Илья – Это Тютчев...
Наташа – Что?!
Илья – Это не Пушкин. Это стихотворение Фёдора Ивановича Тютчева...
Наташа – Тютчева?! А вы-то откуда это знаете?!
Илья – Интересуюсь отечественной лирикой. Иногда-с...
Наташа – Значит, это правда... Я не ошиблась в вас! Я чувствовала... Вы великолепны... Такая глубокая народность! Наивный сельский романтизм...
Из окна за ними наблюдает Любочка.
Илья – Простите, барышня, но, если вам уже помощь не нужна, я пойду. Работы много...
Наташа - Признавайтесь, я вам нравлюсь?
Илья – Что?!
Наташа – Я нравлюсь вам?!
Илья – Гости Сергея Анисимовича Локтева не могут мне не нравится.
Наташа – Не увиливайте! Я нравлюсь вам, как женщина, а не как гость? Отвечайте!
Илья – Теоретически – да, можете. Как может понравится любая молодая девушка любому молодому человеку. Это естественно и, значит, нормально. А ежели рассматривать наш конкретный случай, то исходя из моего субъективного представления о женской красоте, вы очень далеки от моего идеала, следовательно, внешне вы мне не нравитесь. Но при этом я вполне допускаю, что душа ваша прекрасна и способна на глубокое чувство. Что по нынешним временам происходит довольно нечасто. Я ответил на ваш вопрос?
Наташа – Хам!
Илья – «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем, восторгом чувственным, безумством, исступленьем, стенаньем, криками вакханки молодой...»
Наташа – Наглец! Пушкин писал не для таких, как ты! Не смей при мне произносить своим холопским языком эти высокие слова! Убирайся в свою конюшню выносить навоз и пить водку!
Илья – Слушаюсь, Ваше благородие! Хотя по здравому разумению совмещать два этих дела нормальному человеку нет никакой возможности. Но вам видней...
Появляется купец Локтев.
Локтев (Илье) – А, вот ты где!
Илья – Здравствуйте, Сергей Анисимович!
Локтев – Слышал, слышал... Поздравляю! Собственный магазин в центре Москвы – это уже статус!
Илья – Слово латинское, означающее состояние, положение...
Локтев – Не морочь мне голову, Илья, а то заставлю выучить наизусть всего Лермонтова!
Илья – Не заставите, Сергей Анисимович. Руки коротки!
Локтев – Ах, стервец, как заговорил! Дай обниму тебя, Илья Самсонович! Спасибо за хорошую работу! Мне тебя будет не хватать... Вот, полюбуйтесь, Наташа, на новоявленного купца! Не голова, а московская городская дума! Далеко пойдёт... Вот с кого вам надо пример брать, а то всё только страдаете от безделья да влюбляетесь в кого попало. Ну, пойдём в дом, Илья! Самогоном тебя угощу собственным... Ну-ну, такое дело да не обмыть! Широко чтобы, по-русски...
Локтев и Илья уходят. Наташа стоит, закусив губу. Появляется Любочка.
Любочка – Я всё видела! Как ты с Ильёй... Не по зубам оказался орешек? Это тебе, подруга, не с театральным биноклем бегать за другими подглядывать! Но ты не расстраивайся, Наташа, на твой век гвардейских поручиков хватит. А с приказчиками лучше не связывайся... Опозорят!
Наташа – Завтра же в Питер! Надоела мне эта ваша Москва со всеми вами... Петра Первого на вас нету!
Рыдая, убегает в дом.
ЭПИЗОД 30
Купидонов, Максим Крыжовников, Захар Вилкин, половой в кабаке, Купидонова, Зинаида.
Игорная комната в кабаке. Купидонов, Крыжовников и Вилкин играют в переводного дурака.
Вилкин – Дрянь здесь, а не заливной судак... и всегда был дрянь. Перевожу!
Крыжовников – И кошкою отдаёт... Как в арестантской. Там вся еда кошками пахнет... Два валета!
Вилкин – На Нижегородской ярмарке трактир есть купца Голощапова, рядом с цирком, «Три богатыря» называется – вот там настоящий судак, патентованный...
Купидонов – Беру... Ты, Захар, гастронома-то из себя не ломай! Судак ему не судак... Много ты в судаках понимаешь. Хороший судак завсегда кошкой должен пахнуть, хоть в Нижнем, хоть в Москве! Конституция его внутреннего состава такова. Наукой доказано... Половой!
Крыжовников – Не умничай, Аристарх... У любой науки есть имя и имя это - Бог! А Он говорит, что судак должен пахнуть только собою. И все должны пахнуть собою! И ты пахнешь собою... Очень погано!
Купидонов – Флёрдоранж это... И вообще, заткнись и не трынди, Максим! Думать мешаешь...
Вилкин – Не поможет. Лучше помолись, Аристарх Ильич... А то сразу готовь семьдесят пять рубликов...
Купидонов – Хрен вам! Три десятки!
Входит половой.
Половой – Чего изволите?
Купидонов - Ты в Бога веришь?
Половой – Верю.
Купидонов – Что ж ты тогда в кабаке этом прислуживаешь? Что ты забыл в этом гнезде пьянства, порока и разврата? Беги отсюда, спасай православную душу!
Половой – Верующий человек везде на своём месте.
Купидонов – Это кто тебе такое сказал?
Половой – Апостол Павел.
Купидонов - Хитёр... Коньяку стакан!
Половой – Слушаюсь! (уходит)
Крыжовников – Ты давно ли в праведники-то записался, Аристарх? Гнездо порока... Хорошо дела идут?
Вилкин – На много кинул кого-то?
Купидонов – Мне есть в кого праведником быть. У меня, между прочем, предок, не чета вашим, почётный гражданин города Курозадова! Купидонов Орех Ильич! Он лично возглавлял русскую рать, стеной вставшую перед татаро-монгольскою ордою! А у вас вся родня кандальники...
Вилкин – Врёшь ты всё, Купидонов... И города такого в России отродясь не бывало – Курозадов... Дама пик! И что это за имя такое, прости Господи, – Орех?!
Крыжовников – Бью козырём... Есть, конечно, и имена, и города с названиями самыми бестолковыми и ненужными, но это всё больше за границей. Три семёрки!
Входит половой со стаканом коньяка.
Купидонов – Вам скудоумным много что ещё неведомо в этой жизни! Коньяк с мухой, служба?
Половой – Так точно! Три дня на навозных личинках настаивали...
Купидонов – М-м-м... Пахнет убийственно! Лейся в глотку, пей, душа! До чего ж ты хороша... Тащи ещё!
Половой – Слушаюсь! (уходит)
Крыжовников – Бью козырями... Я вышел!
Вилкин – Ходи под меня, Аристарх Орехович... Только по-умному, чтобы твои деньги моими стали.
Купидонов – Мечтать не вредно... Три короля!
Вилкин – Три туза...
Купидонов – Что?! Откуда у тебя козырный туз?! Он же вышел!
Вилкин – Никуда он не вышел. Тебя ждал, Аристарх!
Купидонов – Врёшь, Захар! Врёшь! Вышел туз! Я сам видел... Максим, ты-то чего молчишь, морда поросячья?! Ты тузом бился!
Крыжовников – Нет. Не было у меня туза... Так бывает. Проиграл ты… Деньги давай!
Купидонов – Вот твари... Говорил же я себе, не играй с этими уховёртками! Ладно... Вот семьдесят пять рублей. Я человек слова. Только я хочу отыграться. Прямо сейчас!
Вилкин – Меньше, чем на сто рублей играть не буду...
Купидонов – Ставлю золотую цепь!
Вилкин – Ого! По запаху чувствую – краденая...
Купидонов – Так играете или нет?!
Крыжовников – Играю!
Купидонов – Сто рублей за цепь!
Вилкин – Восемьдесят!
Купидонов – Сто и не рубля меньше!
Заходят Наталья Степановна и Зинаида. За ними выглядывает половой. Купидонов их не видит.
- Мне эту цепь коллежский асессор Рукосуев изволил на день рождения подарить! Перед самой смертью... Мне эта цепь – тьфу! Мне память о хорошем человеке сохранить хочется. Чтобы смотреть на эту цепь и рыдать... Сто пять!
Наталья Степановна – Это какой такой коллежский асессор Рукосуев?! Что ты врёшь, Аристарх?! Ну-ка, дай сюда цепь, злодей! Смотрите, люди добрые, на это исчадие ада! У родной дочери цепь золотую спёр, чёрт бессовестный! Подарок её жениха! И рука не дрогнула...
Зинаида – Папаша, вы у меня эту цепь попросили, чтобы в карты проиграть?!
Купидонов – Нет! Нет, Зинаида! Как ты могла обо мне такое подумать?! Я взял её исключительно из высших соображений! Из любви к прекрасному...
Наталья Степановна – А ну, пошёл домой! Пошёл, кому говорю! Я тебе покажу там высшие соображения! И любовь к прекрасному покажу! Подлец! Негодяй!
Вилкин – Аристарх, нет правды на земле...
Крыжовников – Но правды нет и выше.
Зинаида – Мой отец иногда ошибается... Все не без греха! И вы не святые! Но он хороший. Слышите?! Хороший!
ЭПИЗОД 31
Дом Переверзевых.
Лиза, Лукерья, Локтев, Григорий.
Лукерья – Лизанька, там какой-то господин батюшку твоего спрашивает...
Лиза – Скажи ему, что Михаилу Семёновичу нездоровится.
Лукерья – Говорила. Не уходит...
Лиза – Что за люди! Ладно... Зови.
Лукерья – Как?
Лиза - Сюда веди его!
Лукерья уходит, возвращается с Локтевым.
Лиза – Ступай, Лукерья…
Лукерья уходит.
Лиза – Здравствуйте! Я дочь Михаила Семёновича! Вам передали, что ему нездоровится...
Локтев – Да-с... Передали. Но не взыщите строго... Сергей Анисимович Локтев! Купец. Имею свой, так сказать, скромный экономический интерес. Умный человек из всего должен извлекать выгоду для себя. И для государства тоже... Особенно, если это касается товарно-денежных отношений.
Лиза – Помогаете людям избавиться от их денег?
Локтев – Для их же пользы. Я всего лишь навсего коммерсант. Для меня главное – дело! Если деньги работают, от этого хорошо всем – и бедным, и богатым. И я доволен... И Бог!
Лиза – Деньги никого ещё счастливым не сделали.
Локтев – А вот на это я вам, барышня, ответить не смогу. Деньги, конечно, зло, но сами по себе они не могут сделать человека ни хуже, ни лучше. Тут уж, кто с чем на этот свет пришёл. Такое моё мнение.
Заходит Григорий. Начинает что-то искать.
Григорий – Да куда ж они запропастились? Вот только вчера здесь лежали... Новая колода, нераспечатанная ещё! Француз этот, мсьё Шарль, оказывается, поигрывает! Сам мне признался. А крести от бубей отличить не может! Дурачок! Одно слово - француз! Сейчас я его в одних носках оставлю! Под орех разделаю... Лиза, где карты? Выкинула, поди, опять? Говори, где они! Куда положила?
Лиза – Ты бы хоть посторонних людей постеснялся.
Григорий – А чего мне кого-то здесь стесняться! Я у себя дома! Что хочу, то и делаю! И спрашивать на это разрешения ни у кого не собираюсь...
Локтев – Для начала, молодой человек, можно было бы и поздороваться.
Григорий – Что?! Откуда здесь?! Всё вздор! Да где же они? Вы мне кто? Сват, брат? Я вас не знаю и знать не хочу. Вы пришли да ушли, а я остался... Учитель нашёлся! Вот они... Вот они! Под книгу положили... Что это? Гоголь... Гоголь-моголь! Только врёшь, от меня ничего не спрячешь! Тут и Гоголь не поможет... Лизавета, отцу ничего не говори! А то он опять заведёт свою шарманку. Тошнит уже от его разговоров ...
Григорий убегает.
Лиза – Простите моего брата... Он сейчас немного не в себе. Так в чём ваше дело к моему отцу?
Локтев – А дело моё простое. Дом у вас хороший и стоит на перекрёстке, на самом людном и видном месте. Наверное, чтобы его содержать, нужны хорошие деньги?
Лиза – Это вас не касается.
Локтев – Кто знает, кто знает... Продать не желаете?
Лиза – Этот дом не продаётся!
Локтев – На этом свете, барышня, к сожалению, всё продаётся. И на том, наверное, тоже... Сдаётся мне, что ваш батюшка думает так же.
Лиза – Как думает мой батюшка, знает только он сам! Ваше предложение нас вряд ли заинтересует. Так что...
Локтев – И то... Засиделся я тут с вами. Время – деньги, а деньги – это всё. До свиданья, барышня.
Лиза – Прощайте!
Локтев уходит. Через несколько времени заходит Михаил Семёнович.
Лиза – Папенька, тут к тебе только что...
Михаил Семёнович – Погоди, дочка... Ты вот что... Возьми-ка ты вот это золотое кольцо и снеси его в ломбард.
Лиза – Не пойду! Не пойду!! Даже не просите меня об этом! Это наше единственное фамильное кольцо! Всё, что у нас осталось от маменьки. На самый последний день! Ты сам, папенька, говорил, что не продашь его, даже если наступит конец света!
Михаил Семёнович – Говорил... Вот он конец света и настал. Возьми его, Лиза. Отнеси в ломбард тот, что на Садовнической улице. Спросишь господина Меклера...
Лиза – Нет!
Михаил Семёнович – Да мы ж только под залог его отдадим, на время! А позже, видит Бог, выкупим обратно...
Лиза – Не выкупим, папенька! Сколько уже снесли туда, всё там осталось! Ничего не выкупили... Господи! Если тебе не всё равно, лучше меня накажи за то, что здесь происходит! Сил никаких уже нету!
Лиза убегает.
Михаил Семёнович – Лиза!
ЭПИЗОД 32
Юзеф Шонеп, Феликс Мотыга, Викул Романов.
СПб. Комната в доме на Екатерининском канале.
Юзеф – Пора!
Феликс (стоит у окна) – Подожди...
Юзеф – Почему?
Феликс - Я загадал, если перед тем, как нам выходить, во двор зайдёт женщина – всё у нас получится.
Юзеф – Какая ерунда! Феликс, мы не должны верить в приметы... Слишком много поставлено на карту! Ты бы ещё гром среди ясного неба попросил! У нас и так всё получится! Это просто смешно... А что, зашёл мужчина?
Феликс – Да...
Юзеф – Я договорился с извозчиком на семь тридцать, но он, скорее всего, опоздает минут на пять-десять... На Сенной всегда такая толкучка.
Феликс – Значит, у нас есть ещё время...
Юзеф – Не верю я во всё это... Смотри! Женщина!
Феликс – Вдвоём с мужчиной... Пора! Помоги нам Святая Дева Мария...
Раздаётся стук в дверь.
Юзеф – Пся крев! Кого это несёт!?
Феликс – Не открывай! Нас нет...
Стук повторяется.
Голос Викула Романова – Пшепрашам бардзо, панове! Я знаю, что вы там... Откройте дверь!
Юзеф – Открой ему...
Феликс – Нет!
Юзеф - Он не отцепиться. Будто почуял что-то...
Феликс – А как же...!?
Юзеф – Открывай!
Феликс открывает дверь, заходит Викул.
Викул – День добрый, господа хорошие! Ах эти двери... Замечательное изобретение человечества! Кто их только выдумал? Очень удобно...
Юзеф – Я вам уже сказал однажды, что вы назойливы и бесцеремонны. И вы опять это подтвердили. Что вам нужно на этот раз? Что за особое к нам внимание?
Викул – Сколько интересного происходит за каждой из этих дверей... В любом доме! А здесь так особенно. Вы не находите? Нет? Господин Толстой мог бы целый роман об этом написать... Или два. Куда-то собираетесь?
Феликс – На Сенной рынок, если вам это так интересно...
Викул – Не интересно... Но вы знаете, я мог бы составить компанию. У меня там свояк из Сестрорецка свининой торгует... Лучше на всём рынке не найдёте. Могу познакомить... Скидку сделает.
Юзеф – Вы же не из-за свинины к нам пришли, господин Романов... Тогда зачем?
Викул – Какой, пан, подозрительный... Можно подумать, вы что-то от кого-то скрываете. Нет? А может, я предостеречь вас хочу.
Феликс – О чём?
Викул – А вы сами не догадываетесь?
Юзеф – Господин Романов, если вы пришли сюда со своими загадками, ребусами и шарадами, то напрасно тратите время. Извольте выйти отсюда! Иначе завтра же мы отсюда съедем! Вернёте задаток. Вы мне надоели!
Викул – Не надо так нервничать... Иначе попадёте в психушку к вашему знакомому доктору. Вы же этого не хотите? Нет? Ладно... Я ухожу. И кстати, мне совсем не нужны неприятности с законом из-за вас... Такое неспокойное время. Не подскажите, где ваш пистолет?
Феликс – Какой пистолет?
Викул – Ну, тот... Обыкновенный... Насколько я успел разглядеть его из-под, извините, седалища вашего товарища – это должен быть «Смит и Вессон»... Очень популярная модель среди лиц определённой политической направленности.
Юзеф достаёт пистолет. Подъезжает коляска, извозчик закуривает, поглядывая на часы.
Юзеф – Вот этот?
Викул – Похож... Вы с ним никогда не расстаётесь?
Юзеф – В такое неспокойное время?
Викул – Понимаю... И у вас на него есть разрешение от полиции?
Юзеф – Вы удивитесь, но есть.
Викул – Удивляйте. Покажите мне это разрешение...
Юзеф направляет пистолет на Викула.
Юзеф – Вот оно! Довольны?
Викул – Вполне... Вы хотите меня убить?
Юзеф – Нет. Только попугать... Хотел. Но передумал... У вас слишком громкая фамилия!
Викул бросается к окну и, разбив его, выпрыгивает.
Феликс – Через чёрный вход!!!
Викул с трудом поднимается на ноги. К нему бежит дворник и свистит в свисток. Шонеп и Мотыга быстро спускаются по лестнице и выбегают на улицу. Бегут к извозчику, садятся в пролётку.
Юзеф – Гони к Корабельному мосту!
Извозчик – Как прикажите, барин! Хоть в преисподнюю! В Питере всякий знает, в сравнении с Филиппом Новиковым все остальные извозчики – тьфу! Навоз!
Феликс – Езжай тебе говорят!
Кучер – Но-о-а-а-а! Пошла, родима-а-а-я-я-а-а-а голубка-а-а!
Пролётка удаляется. Сзади из подворотни выбегают дворник и Викул. Смотрят вслед.
ЭПИЗОД 33
Дом Переверзевых.
Григорий, Любочка, Лукерья.
Григорий – Ах, мсьё Шарль! Подлец! Нет, ну, каков! Размазал меня по столу, как соплю какую! Высморкался одним пальцем и ногою растёр! Карт он два года не держал! Врёт, всё врёт! Мерзавец! Пятьдесят своих рублей у меня отыграл и глазом не моргнул, да ещё я ему триста должен остался! Где я ему их возьму! Нет, надо сейчас же и отыграться... Только на что сыграть-то? Денег нет... В этом доме порядочному человеку и сыграть-то не на что! Что это? О! Кольцо! То, что надо! Вот на нём я и отыграюсь! Постой! Что ж это я делаю? Вор и тот последнего не возьмёт. А я... Да чёрт с ним с этим кольцом! Всё равно лежит тут без толку! Раскиселился, как баба! Отыграюсь, я им десять таких колец куплю! Сто куплю! Плевать!
Заходит Лукерья.
Лукерья – Гришенька, к тебе пришли...
Григорий – Отстань! Некогда мне, Лукерья. Французский язык учу... Даже не предполагал, что он таким трудным окажется... Подлец, подлец!
Григорий убегает. Заходит Любочка. Вбегает Григорий, её не видит.
Григорий – Отказывается брать, каналья французская! Свинья! Мне говорит, лучше деньгами в руки! Так сподручнее... Будто знает, подлец, наперёд, что я ему проиграю!
Любочка – Здравствуйте, Григорий Михалыч! Не ожидали меня здесь увидеть? Я как раз мимо ехала на Большую Ордынку в церковь иконы Всех скорбящих радость, да и попросила кучера остановиться... А он и рад! У вас тут питейное заведение напротив. А вы рады мне?
Григорий – Я?
Любочка – Конечно, вы! Я же вас об этом спрашиваю...
Григорий – Ну, да... Конечно. Я рад... Я очень, очень рад! Лукерья, уйди!
Лукерья – Что, Гришенька?
Григорий – Пошла вон, говорю!
Лукерья – Да кто его знает, когда? Может, к январю...
Лукерья уходит.
Любочка – Я, Григорий Михалыч, после нашей последней встречи всё время про вас одного только и думаю. Глупенькая я, да? Иной раз, сама себе говорю, мол, неприлично фантазировать на вашу персону, проще к гадалке сходить... А с другой стороны, вдруг она мне соврёт, а я поверю? Нет, думаю, лучше уж, чем деньги ей платить, я сама всё вам скажу. Вы не знаете, почему это?
Григорий - Кель вэн рёкоммандэ ву! Эн до труа! Лямур! Вот почему! (апарт) Что сказал и сам не знаю...
Любочка – Вы говорите по-французски... Я, между прочем, к вам только на одну минутку зашла... Недавно я прочитала роман господина Бальзака, так после него три ночи не спала... Зачем писать такие романы, которые людей сна лишают? А вы читали Бальзака? (себе) Господи, что я говорю?! Ну, так и быть! Сознайтесь, вы, наверное, хотите, чтобы я прямо здесь сама вам в любви призналась? Ведь так?
Григорий – Любовь Сергеевна... Любочка...
Любочка – Это, конечно, неправильно, что я первой к вам приехала, но вы же меня не станете за это осуждать?
Григорий – Да ни в коем случае!
Любочка – Значит, вы тоже меня любите?
Григорий – Я?
Любочка – Да, вы...
Григорий - Дайте мне триста рублей!
Любочка – Что?!
Григорий – Я говорю, дайте мне триста рублей. А лучше, так сразу все четыреста...
Любочка – Четыреста! Но у меня нет столько денег.
Григорий – А сколько у вас есть?
Любочка – У меня есть пять рублей. Больше мне и не надо было на сегодня.
Григорий – Я с ума от неё сойду! Больше и не надо было ей на сегодня... Хорошо, дайте мне пять рублей. Мне очень нужно!
Любочка – Григорий Михалыч, вы не ответили на мой вопрос.
Григорий – Разве? А, впрочем, действительно не ответил... Так вы дадите мне пять рублей?
Любочка - Мне совсем не жалко для вас пяти рублей, но мой папА всегда говорил мне: Любочка, никогда никому не давай деньги просто так. Это портит людей...
Григорий - То есть, как я вас правильно понял, Любовь Сергеевна, вы категорически отказываетесь дать мне пять рублей?
Любочка – Да. Я отказываюсь...
Григорий – Хорошо! Тогда купите у меня всего за пять рублей вот это кольцо.
Любочка – Вы шутите? Это кольцо никак не может стоить так мало. Оно стоит раз в пятьдесят дороже.
Григорий – Этому кольцу сто рублей от силы, а я прошу пять...
Любочка – Григорий Михалыч, продавать золотое кольцо с бриллиантом за пять рублей – это безнравственно!
Григорий – В таком случае, Любовь Сергеевна, я не желаю вас больше знать! Отныне мы с вами совершенно чужие люди!
Любочка – Нате вам эти пять рублей! Вы бессовестный человек! Вам довести девушку до слёз, Григорий Михалыч, всё одно что...
Григорий – Можете не продолжать! Надеюсь, у неё лёгкая рука...
Любочка – А кольцо!
Григорий – Ах, да... Чуть не забыл... Вот оно. Забирайте, теперь оно ваше... Делайте с ним, что хотите. Ну, господин француз, сейчас ты у меня получишь от двух бортов дуплетом в правый угол!
Убегает.
Любочка – Как плохо всё вышло. Просто отвратительно... По-хорошему, после всего, что здесь произошло, мне надо уйти и больше никогда сюда не возвращаться... Иначе он подумает, что у меня совсем нет гордости... Уйду!
ЭПИЗОД 34
Дом Купидоновых.
Аристарх Ильич, Наталья Степановна, Зинаида, Илья Самсонович, судебный пристав Ухов, полицейский.
Купидонов, в турецком халате, с синяком под глазом, сидит за столом и ест. Наталья Степановна тут же... Едят молча. Пауза.
Аристарх Ильич – Ну почему именно в наличность надо было бить, почему?! Чтобы обязательно моя видимая внешность пострадала? Что, у человека других мест для этого нет?
Наталья Степановна – У человека есть, у тебя нет. Деликатничать с тобою я не собиралась. Что первое под руку попалось, в то и получил... Переживёт твой фасад!
Аристарх Ильич – Какое-то средневековье! Месопотамия нумидийская! Ты живёшь в цивилизованном, правовом обществе! Любое семейное недоразумение всегда можно уладить полюбовно! Договорившись... Почему именно скалкой?!
Наталья Степановна – Потому что так удобнее всего. И из рук не выскочит... Проверено уже!
Аристарх Ильич – Какой цинизм!
Наталья Степановна – А золотую цепь у дочери в карты проиграть – это не цинизм?! Это, по-твоему, очень благородно!? Жри давай, чего морду воротишь?
Аристарх Ильич – Я категорически отказываюсь есть всё, что приготовлено в этом доме твоими руками! Я лучше умру с голоду, чем проглочу хотя бы малый кусок...
Наталья Степановна – Свиной буженины! Розовой, с прожилками... С уксусом, горчицей и хреном!
Аристарх Ильич – Прекрати! Навуходоносор в юбке!
Наталья Степановна – Что ты сказал?! Кто я в юбке?!
Аристарх Ильич – Навуху... Ты хуже!
Наталья Степановна – Опять врёшь! Хуже тебя во всей Москве не сыскать!
Молча едят. Стук в дверь.
Наталья Степановна – Открой!
Аристарх Ильич – Сама открой! Я тебе не раб...
Стук в дверь.
Наталья Степановна – Да что ж такое? Поесть не дадут... Изверги!
Наталья Степановна идёт открывать. Заходят судебный пристав Ухов и полицейский.
Наталья Степановна – Что такое? Вы кто? По какому такому праву? У нас обед... В сапожищах на кухню!
Пристав – Судебный пристав Ухов! На основании решения суда от шестого мая сего года за номером 1324 дробь 8, постановлено арестовать...
Наталья Степановна – Достукался! Я этого давно ждала... Я знала! Купидонов, пришло время каяться. Всё карты твои чёртовы!
Пристав – Арестовать...
Наталья Степановна - Стыдно людям в глаза смотреть из-за тебя! Уводите его, злодея, из этого дома! Слезы не пророню...
Пристав – Арестовать всё движимое и недвижимое имущество мещанина Купидонова Аристарха Ильича в счёт погашения его задолженности пострадавшим лицам.
Наталья Степановна – Что?! Всё движимое и недвижимое?! Люди! Караул! Грабят...
Пристав - Приступайте!
Полицейский – Слушаюсь, Ваше благородие! Чуть в сторону отойдите, дама! Шкаф деревянный, двустворчатый, цвет болота. Со стеклом... Одна дверца треснута. Количеством один...
Наталья Степановна – Нет! Не сметь! Моё! Убивают... Среди бела дня... Разбойники! На помощь!
Полицейский – Отойдите, не мешайте! Стулья деревянные, крашенные, старые... Количеством три.
Наталья Степановна – Какие ещё старые?! Чего врёшь-то? Пять лет назад в мебельном магазине на Тверской сама покупала! Новые они! Новые!
Аристарх Ильич – У нас два года назад пожар на кухне был, Наталья Степановна, забыла? Эти самые стулья и горели...
Наталья Степановна – Молчи, убийца! Зарезал! По миру пустил жену, дочь, всех... Голыми оставил! Не отдам стулья! Мои!
Полицейский – Стол обеденный... дубовый. Один...
Аристарх Ильич – Простите, ясеневый...
Наталья Степановна – У-у-у... Чтоб ты сдох, чёрт окаянный! И вы вместе с ним!
Пристав – Оскорбление должностного лица при исполнении своих служебных обязанностей! Статья Уголовного кодекса Российской империи под номером...
Наталья Степановна убегает в свою комнату. Начинает рассовывать себе под платье украшения, деньги и всё, что под руку попадётся.
Наталья Степановна – Я скорее умру, чем кому-то чужому своё добро отдам... Чтобы чьи-то руки всем этим пользовались! На себе носили... Моё! Бусы! Серьги! Кольца... Всё моё... Не отдам! Ничего не отдам... И перину не отдам!
Хватает перину, тащит её к окну и выбрасывает на улицу. Следом летят подушки, одеяла, одежда...
- Всё, что в доме – забирайте! А всё, что на улице – не имеете права... Фиг вам!
Наталья Степановна возвращается на кухню. Опасливо заглядывает туда и видит – Купидонов играет в карты с судебным приставом. Полицейский наблюдает за игрой с большим интересом.
Аристарх Ильич – Туз! Извините, Ваше благородие, ваша карта бита! Так что стульчики наши-с!
Пристав – Как так?! Чёрт... Откуда туз?! Вот не везёт так не везёт... Что за день?! Играем на шкаф!
Полицейский – Шкаф, Ваше благородие, они уже изволили-с отыграть... Не получится.
Пристав – Тогда ставлю дубовый стол!
Аристарх Ильич – Простите, ясеневый...
Пристав – Да какая к чёрту разница! Играете или нет?
Аристарх Ильич – Вне всякого сомнения... Что наша жизнь – игра! Обо мне, когда-нибудь скажут - пал смертью храбрых за игорным столом. Сдавайте!
Наталья Степановна с облегчением вздыхает, крестится на икону, подходит к мужу и целует его в голову.
ЭПИЗОД 35
СПб. Больница св. Николая Чудотворца.
Пилсудский, Ракса, Чегот, санитар Егор Вилов.
Ракса идёт по коридору больницы, ему навстречу – Егор Вилов.
Ракса – Ты чего здесь, Егор? Ты сегодня выходной...
Егор – Дел всяких накопилось много, Андрей Казимирович... Решил вот остаться сегодня на подольше.
Ракса – Надо успевать с делами, Егор. Тебе за это деньги платят...
Егор – У вас тоже не всегда всё вовремя получается. По ночам даже не в свою смену приходите...
Ракса – За психами лучше смотри, а не за начальством!
Ракса идёт по коридору. Чегот стоит у окна, заложив руки за спину. Стук в дверь.
Чегот – Войдите!
Входит Ракса.
Ракса – Доброе утро, Станислав Леонович!
Чегот – Андрей Казимирович, сколько вы здесь работаете?
Ракса – Пять лет... А что?
Чегот – А я, почти сорок.
Ракса – Не понимаю...
Чегот – Андрей Казимирович, давайте начистоту. Просто так не рискуют своей работой, репутацией и общественным положением...
Ракса – Я не совсем понимаю, причём тут всё это?!
Чегот – Зачем вы принесли в палату Юзефу Пилсудскому одежду этой ночью?
Ракса – Я?! Одежду...
Чегот – Не надо притворяться... Есть свидетель. Вас видели...
Ракса – Кто?!
Чегот – Санитар Егор Вилов... А моя первая и самая главная обязанность здесь – знать всё, что происходит в этих стенах. Когда должен сбежать Юзеф Пилсудский?.. Сегодня? Завтра? Андрей Казимирович, не молчите. Отвечайте...
Ракса – Но позвольте...
Чегот – Отвечайте на мой вопрос.
Ракса – Сегодня. Вечером...
Чегот – Понятно...
Ракса – Вы расскажите об этом полиции?
Чегот – Я очень хочу проработать здесь ещё по крайней мере лет пять, но вряд ли у меня теперь это получится... Потому что помимо прочих, у каждого из нас есть обязательства высшего порядка... Идите. Постойте! Вещи его лежат здесь в шкафу. Зайдёте в мой кабинет и заберёте их. Кабинет я оставлю открытым... А теперь идите.
Ракса выходит из кабинета. В коридоре видит Егора Вилова. Смотрят друг на друга. Во взгляде у каждого понимание происходящего.
Ракса – Через пять минут зайди ко мне, Егор...
Егор – Да я как раз уходить собрался...
Ракса – Через пять в моём кабинете. Это важно...
Егор – Слушаюсь...
Ракса – Тебя собираются сделать старшим санитаром, и я бы хотел посоветоваться с тобой.
Егор – А разве у нас есть такая должность?
Ракса – Теперь будет.
Ракса заходит в свой кабинет. Садится за стол, обхватив голову руками. Сидит так какое-то время. Резко встаёт, подходит к шкафу, ищет что-то среди лекарств, находит, прячет в карман. Берёт лист бумаги, что-то быстро пишет. Палата Пилсудского. Он ходит от стены до стены, садится, сосредоточенно смотрит перед собою. Кабинет Чегота. Он сидит за столом, глядя прямо перед собою. Ракса стоит у окна, стук в дверь.
Ракса – Войдите!
Заходит Вилов. Ракса садится за стол.
- Садись, Егор!
Егор – Постою. Мне так сподручнее...
Ракса – Как я тебе уже сказал, Егор, руководство больницы в целях поощрения младшего персонала вводит новую должность – старший санитар. И это, я считаю, очень своевременное и правильное решение. Лично я не вижу претендента более достойного, чем Егор Вилов. Вот здесь я написал обоснование твоего назначения. Можешь прочитать...
Егор садится к столу, читает.
Егор – А я могу отказаться? Сами же мне сказали, что, мол, я не успеваю с делами...
Ракса – Отказаться ты, конечно, можешь, но это глупо. Это неразумно... В конце концов, все не идеальны. Но нужны, так сказать, маяки. И ты будешь получать в полтора раза больше!
Егор – Понимаю... Может это и глупо, но Фёдор Асташкин работает здесь почти тридцать лет. У него пятеро детей, больная жена... Ему деньги нужнее. Нет, я отказываюсь.
Ракса – Напрасно, Егор, напрасно... Это твоё последнее слово?
Егор – Последнее.
Ракса – Ну, как знаешь. Напиши только здесь «возражаю» и поставь свою подпись... Эх, Егор, Егор! Зачем ты это делаешь...
Егор наклоняется писать, Ракса быстро достаёт бутылочку с хлороформом, смачивает платок и зажимает санитару рот. Тот вскакивает, хватает Раксу за горло, но начинает оседать и падает на пол. Ракша связывает ему руки и ноги, затыкает рот, тащит в небольшое помещение в кабинете и оставляет его там.
ЭПИЗОД 36
СПб. Дом на Екатерининском канале. Викул Романов, дворник, Стешка, Андрей – её муж.
Викул и дворник смотрят на удаляющуюся пролётку. Спохватившись, дворник начинает свистеть.
Викул – Хватит дуть! Этим их не остановишь... Говорил тебе, с чёрного хода сторожи! Сейчас бы они у меня оба тут матку боску свою вспоминали...
Дворник – Да я думал, это поляки из окна сиганули...
Викул – Думал! А вот они хитрее нас с тобой оказались. Чёртовы пенёндзы! Бегом за извозчиком! Знаю я, куда они поехали...
Дворник – Куда?
Викул – В психушку. Главного своего оттуда вытаскивать... Иди, чего стоишь!
Дворник – Может, лучше в полицию?
Викул – Я сказал, бегом за извозчиком! Уйдут они, пока в полицию! Не успеем... Я сам с ними разберусь!
Дворник бежит на улицу. Викул, прихрамывая, идёт в подъезд. Поднимается по лестнице. Вдруг из одной квартиры появляется молодая женщина. Это Стешка, она немного пьяна.
Стешка – Здравствуй, миленький... Викул?! Ты оглох что ли?
Викул – Уйди, баба! Не до тебя...
Стешка – Что?! С каких это пор?
Викул – С таких!
Стешка – А чего это ты вдруг такой недотрогой стал? Морду свою от меня воротишь, будто я прокажённая какая... Разлюбил что ли? Неужто надоела?!
Викул – Да таких как ты разве любят!? Себя не уважать...
Стешка – Вон как ты заговорил, Викул Тимофеевич! Сущность свою тараканью на свет Божий вытащил... Гнида! А ведь недавно совсем другое мне пел...
Викул – Последний раз говорю - уйди с дороги, Стешка! Порешу! Рука не дрогнет...
Стешка – Да уж ни дрогнет, знаю! Ни одна не дрогнула, когда лапал меня! Когда руками своими погаными под юбку мне лез! Другую дуру себе нашёл, да?! Катьку с шестой квартиры? Теперь она прыщ твой ублажает?!
Викул бьёт её в лицо, та падает на пол.
Викул – Стерва! Ты ногтя её не стоишь! Потаскуха!
Стешка – Значит, я права... Точно, Катька! Давеча встретила её, поздоровалась, а она мне - ни слова, только ухмыляется... Убью я её.
Викул – Что ты сказала? Что ты сказала?! Повтори!
Стешка – Повторю... А ещё скажу, что он мне про тебя говорила! Только нагнись пониже...
Викул наклоняется над ней и Стешка втыкает нож ему в живот.
Стешка – Это тебе за потаскуху! Женщина я! Понял, злыдень?! Женщина!!!
На крики появляется муж Стешки. Увидя лежащего в луже крови Викула, столбенеет.
Викул – Андрей... Помоги мне... Христом Богом прошу...
Андрей – Ты это чего сделала, дура?! Ты что сделала?!
Стешка – Зарезала... Сам не видишь?
Викул – Помоги...
Андрей – Бог поможет... Только он к себе тебя не возьмёт! Даже не мечтай! Гнить тебе, Викул, в преисподней... Туда тебе и дорога. Молодец, Стешка! Я ему семьсот рублей был должен, а теперь – хрен тебе, а не деньги! А тебя, милая, на каторгу закатают на пожизненно за убийство... Я давно от тебя отделаться хотел, да всё не знал, как! Сама и помогла... Шлюха!
Стешка – Урод! Лучше на каторгу, чем с тобою...
Андрей – Полюбовник-то твой как мучается... Прояви милосердие, добей его, Стешенька. Он тебе ещё спасибо за это скажет... Ножик-то всё равно в руке держишь. Чего бельма на меня свои выпучил, Викул Тимофеевич?! Жалости захотел, помощи?! Помирать не охота? А я сколько раз просил тебя, паскуда, пощадить меня, повременить от долгов, а ты всё судом меня пугал, издевался, стращал долговой ямой! Так вот я тебе сам помогу на тот свет отправиться! Мне для тебя ничего не жалко!
Андрей забирает у Стешки нож и замахивается им на Викула. В этот момент появляется дворник.
Дворник – Стой, Андрюха! Ты что делаешь, висельник!? Ты убивать?! А ну, бросил нож! Сейчас полицию вызову! Викул Тимофеевич...
Андрей – Это не я! Не я!!! Это она его убила! Она!
Стешка – Врёшь! Врёшь!!! Не убивала я! Христом Богом клянусь! Не убивала! Это ты его зарезал! Ты! Я сама видела! Давно хотел... сам мне об этом говорил! Подкараулил и зарезал!
Андрей – Ах, ты змея подколодная! Да я тебя, суку, за это...
Андрей замахивается на Стешку ножом, но дворник скручивает его. Стешка плюёт мужу в лицо, тот обречённо никнет головой.
ЭПИЗОД 37
У Овечкина в лавке, на углу Воздвиженки и Моховой.
Зинаида и Илья Самсонович. Едят мороженое.
Илья – Эх, Зинаида Аристарховна! Знали бы вы, какие планы рождаются в моей голове! Меня порой самого оторопь берёт от тех высот, на какие взбирается моя фантазия... Эльбрус, Казбек, Арарат, Джомолунгма!
Зинаида – У моего батюшки тоже много знакомых татар...
Илья – Это, Зинаида Аристарховна, не татары, это названия самых высоких гор. И на вершины этих гор я намерен взобраться вместе с вами!
Зинаида – Я, Илюшенька, высоты сильно боюсь... Сомлею ещё.
Илья – Высоты эти, Зинаида Аристарховна, свойства не физического, а скорее материально-финансового. Хотя, конечно, некоторые, взобравшись туда, голову теряют. Но со мною вы можете ничего не бояться, слово даю!
Зинаида – Вы бланманже совсем не едите... Всё растаяло.
Илья – Зинаида Аристарховна, Бог с ним, с бланманже этим... Оно и должно таять, судьба у него такая. И жалеть тут нечего. Вы для меня гораздо лучше всякого бланманже... «Чему бы жизнь нас не учила, но сердце верит в чудеса: есть не скудеющая сила, есть и нетленная краса...»
Зинаида – Как вы складно, Илья Самсонович, слова нужные подбираете... Ну, в смысле, не вы лично, а кто-то...
Илья – Это слова Фёдора Ивановича Тютчева... Я, благодаря Сергею Анисимовичу, очень даже хорошо его теперь знаю.
Зинаида – Он так хотел, чтобы вы знали Тютчева?
Илья – Не думаю, чтобы он сильно этого хотел... Всё это делалось исключительно в виде наказания.
Зинаида – Разве можно наказывать стихами?
Илья – Я раньше тоже думал, что нельзя. Оказывается, можно... Но зато теперь, Зинаида Аристарховна, я могу признаваться вам в любви словами всех наших именитых поэтов. Фет, Плещеев, Лермонтов...
Зинаида – Этот ваш Локтев настоящий деспот!
Илья – В нашем купеческом деле по-другому нельзя. Стихи стихами, а рынок – вещь закономерная! Тут чем злее, тем лучше... А потом, душа моя, Зинаида Аристарховна, поедем мы с вами в Париж!
Зинаида – Зачем?! Я дальше Филей никуда не ездила...
Илья – Есть у меня заветная мечта – приехать в Париж, забраться на Эйфелеву башню и произнести оттуда стихотворение Александра Сергеевича Пушкина «Клеветникам России»! Сам-то он никогда за границей не был... Хочу, так сказать, исправить историческую несправедливость.
Зинаида – Стоит ради этого в такую даль ехать! Вы, Илья Самсонович, заберитесь на колокольню храма Святителя Николая в Хамовниках, да и крикните оттуда! Погромче! Поди услышат, кому надо...
Илья – Какая вы сегодня обворожительная...
Зинаида – Ой! Я что вспомнила... Всё собиралась спросить у вас, Илья Самсонович, да никак не получалось. Да и неловко мне спрашивать об этом у вас...
Илья – Спрашивайте, Зинаида Аристарховна.
Зинаида – Мне, конечно, всё равно и совсем это неважно, но... Ну, в общем, подруга моя вышла замуж за человека, за очень хорошего человека, фамилия которого... Ну, не сказать, чтобы сильно уж обидная, а народ, как услышит, так смеётся...
Илья – И что же это за фамилия такая?
Зинаида – Вы тоже смеяться будете...
Илья – Не буду.
Зинаида – Редька... Он - Степан Пантелеймонович Редька, а она, стало быть, Катерина Ивановна Редька.
Илья – Фамилия, конечно, презабавная, но я, Зинаида Аристарховна, знаю человека с фамилией Придуркин. И ничего, живёт себе... Правда, не женат до сих пор. Почему-то... Но беспокойство ваше мне понятно и вполне объяснимо. Я, конечно, тешу себя мыслью, что фамилия моя, какой бы она не была, не может являться причиною препятствия нашего обоюдного чувства, но, если для вас это имеет решительное значение, знайте – фамилия моя Фигуристый. Илья Самсонович Фигуристый!
Зинаида – Ах, как хорошо! Фигуристый, Фигуристая, Фигуристые... Замечательная фамилия! У меня просто камень с плеч...
Илья – Камень?! То есть, как я вас правильно понял, Зинаида Аристарховна, фамилия для вас важнее самого человека! Это, в некоторой степени, для меня обидно-с... Подругу вашу не остановила комедийное звучание фамилии Редька и она, несмотря ни на что решила связать судьбу свою с этим человеком и самой стать Редькой. Смею предположить, что имей я фамилию другую, менее благозвучную, то вы ещё крепко подумали бы, связываться со мной или нет!
Зинаида – Я такого вам не говорила!
Илья – Но вы так думали!
Зинаида – То, что я думала, Илья Самсонович, - это моё личное дело! И последствия моих мыслей лично на вас никоем образом не отразились бы. Но вы для себя уже сделали вывод и обвинили меня в том, чего нет! Если я не права, извинитесь передо мной!
Илья – Если вы хотите, чтобы это извинение было моими последними словами, которые вы слышите из моих уст, я извинюсь!
Зинаида (чуть не плача) – Не смейте меня шантажировать подобным образом! Это жестоко...
Илья – Ваше бланманже растаяло... Прощайте!
Зинаида – Когда вы будете лепить в уши какой-нибудь другой дуре своего Тютчева, вспомните обо мне!
Илья – Вспомню! Если не забуду...
Илья уходит, Зинаида рыдает. Слёзы капают в бланманже.
ЭПИЗОД 38
СПб. Юзеф Шонеп, Феликс Мотыга, кучер Филипп Новиков, городовой Пров Степанович Канарейкин.
Юзеф и Феликс едут на извозчике по улице.
Феликс – Эй, почему так медленно?! Мы так не договаривались! Покойника везёшь?
Кучер – Быстрее не положено. Штрафуют... Распоряжение городской управы.
Феликс – Кто тут видит!? Ни одного городового! Езжай быстрее!
Кучер – Пять целковых!
Юзеф – Хватит с тебя и трёх! Гони!
Кучер – Вам, конечно, нечего не будет терять, а я до первого перекрёстка доеду и потащат на правёж! Лицензию потеряю... Пять целковых!
Юзеф (достаёт пистолет) – Столько хватит?!
Кучер – Так точно-с!
Юзеф – Сдачу оставишь себе... Гони!
Кучер – Слушаюсь! И-и-и-эх, голубка! Пошла-а-а!
Впереди показывается городовой Канарейкин.
Феликс – Сворачивай в переулок!
Кучер – Не могу! Лошадь понесла!
Канарейкин свистит в свисток. Кучер начинает придерживать лошадь.
Юзеф – Не останавливайся! Объезжай его! Пули захотел?
Кучер – Тихо, тихо, господа хорошие... Я всё улажу... Я этого городового хорошо знаю. Разойдёмся полюбовно... Пистолетик-то свой уберите! Не ровён час, увидит... Невинные могут пострадать... Доброго здоровьица, Пров Степаныч!
Городовой – Куда это ты, Филя, так спешишь? Чай не на скачках... Правил не знаешь? А то ведь я тебе живо их напомню. Будешь три месяца навоз с мостовой соскребать... Не дай Бог ещё седоков покалечишь...
Кучер – Да я...
Городовой – Что да я?! Да я – клюв от воробья. Я тебя знаю! А ну, давай слезай! Штрафную буду тебе выписывать...
Кучер слезает с козел.
Кучер – Пров Степанович, да за что ж ты меня так обижаешь? У меня всё, как положено, никто ещё не жаловался... В этом году... Лошадь, будь она неладна, взбрыкнула... (шёпотом) Револьвер достань!
Городовой – Чего?
Кучер – Я говорю, вот только что лошадь слепень ударил, вот она и понесла... (шёпотом) Револьвер доставай, дура! Террористы у меня...
Городовой – А, ну так бы сразу и сказал, что слепень... Эти насекомины кому хошь жизнь испортить могут. Они падлы такие... Злодеи просто. А вы, господа, куда ехать изволите? Ежели не секрет...
Юзеф – Нет никакого секрета... На Чёрную речку едем. На поминки...
Феликс – Брат мой представился. Двоюродный...
Городовой – Понятно. Сочувствую... На Чёрную речку-то в другую сторону надобно ехать...
Феликс – Да кое-что прикупить здесь хотели. Вдову утешить...
Городовой – И это понятно... Дело серьёзное. Вдова... Не поздновато?
Юзеф – Что?
Городовой – Покупки делать. Лавки-то все в восемь часов закрываются... Через пять минут.
Кучер (тихо) – Врут они всё! Врут...
Городовой - А паспорта ваши дозвольте глянуть.
Юзеф – Зачем?
Городовой – Да мало ли зачем... Для порядку. Я ж городовой...
Феликс – Да что же это такое?! Произвол это, господин полицейский. Мы ничего противозаконного не делали...
Кучер – Пров Степаныч, доставай револьвер! Социал-демократы это! Революционеры! Пистолетом мне угрожали! А у меня жена больная, трое детей!
Юзеф достаёт пистолет.
Юзеф (тихо Феликсу) Бери вожжи! Не двигаться! Пристрелю! Не хочу грех на душу брать! И вы, господин городовой, лучше сделайте вид, будто нас не видели!
Пролётка с поляками понеслась по улице.
Городовой – Ах, злодеи! Сбежали...
Кучер – Всё! Пропала лошадушка моя! Загонят до смерти или ещё хуже пристрелят, как свидетеля! Сволочи...
Городовой – Куда они поехали?
Кучер – Теперь, чтобы лошадь купить хорошую нужно...
Городовой – А ну, хватит стонать! Куда ты их вёз?!
Кучер – К Корабельному мосту...
ЭПИЗОД 39
В доме у Переверзевых
Григорий, Любочка, Купидонов, Лукерья.
Григорий – Лукерья, сейчас ко мне должна придти Любочка, скажи ей пусть подождёт. У меня урок с французом... Я быстро управлюсь!
Убегает. Любочка подходит к дому. Заходит с Лукерьей в гостиную.
Лукерья – Не угодно ли, барышня, чаю?
Любочка – Угодно...
Лукерья – Вам с каким вареньем?
Любочка – С крыжовенным...
Лукерья – А Гришенька сейчас подойдёт... Он по-ранцузски учится разговаривать. Они там на кухне заперлись с месье Шарлем и никого к себе не пускают... А я у дверей-то постояла маненько, послушала Гришеньку и поняла, что ранцузский язык сильно на наш похож. Конюхи у нас, на Серпуховской площади такие же слова говорят. Когда ругаются... Быстро выучит.
Заходит мсьё Шарль, за ним – Григорий.
Шарль - Пассэ муа лё сюкр, силь ву пле! Завтра ви приносиль мой триста рубль, мсьё Григорий! Кель ёр этиль!
Григорий – Мсьё Шарль, вы меня бессовестно обманули! Так любители не играют!
Любочка – Аристарх Ильич, здравствуйте! А вы как сюда попали? Я и не знала, что вы так хорошо по-французски говорите. Узнаёте меня?
Григорий – Какой Аристарх Ильич?! Вы это о ком?
Любочка – Да вот о нём!
Григорий – О нём?! Никакой это ни Аристарх Ильич и никогда им не был! Это самый настоящий парижский француз! Мсьё Шарль! Даёт мне уроки своего языка...
Любочка – Да нет же! Нет! Вы путаете. Это – Аристарх Ильич Купидонов! Я его хорошо знаю... Аристарх Ильич, вы то что молчите? Подтвердите всем, что никакой вы не француз, а биржевой маклер с Воздвиженки! Вы у моего папеньки пять тыщ рублей изволили занять на какие-то спекуляции два года тому назад, а после этого куда-то исчезли и долг свой до сих пор нам не вернули! Извольте отдать!
Купидонов – Не пять, а четыре с половиной...
Любочка – Да говорю же вам – пять! Вы путаете! Я всю папенькину бухгалтерию назубок выучила...
Григорий – Что?! Что ты сказал! Четыре с половиной! Так ты не француз?! Ах, ты подлец! Подлец! Самозванец! А я-то поверил ему, как последний дурак! Кель вэн рёкоммандэ ву! Пошёл вон отсюда, собака!
Купидонов – Ты мне триста рублей должен!
Григорий – Ишь, ты! Сразу по-русски заговорил! Ничего я тебе не должен, морда биржевая! Аферист! Мерзавец! Свинья! Лукерья, беги скорее, зови полицию! Или нет, стой! Обойдёмся без полиции! Я сам его убью! Прямо здесь! Голыми руками!
Купидонов – Руки коротки!
Григорий – Лукерья! Тащи сюда ружьё!
Лукерья – Ты что это, Гришенька, удумал?!
Григорий – Неси, говорю, сюда ружьё! Прострелю башку этому!
Любочка – Григорий Михалыч, не убивайте его до смерти! Попугайте только. Он моему папеньке пять тысяч рублей должен!
Купидонов – Ещё раз говорю – не пять, а четыре с половиной!
Любочка – А проценты? Забыли? Папенька дал вам деньги под двадцать процентов годовых! Вы два года не платили!
Купидонов – Ничего подобного! Это была беспроцентная ссуда!
Любочка – Григорий Михалыч, дайте мне ваше ружьё! Я сама его застрелю!
Лукерья – Беги отсюдова, батюшка! Уноси быстрее ноги! Не знаю, как Гришенька, а эта барышня тебя точно пристрелит! Не промахнётся!
Купидонов убегает, Лукерья следом за ним.
Григорий – Сбежал... Вот так история! Но я-то хорош! Если про это узнают, завтра вся Москва надо мною неделю будет потешаться. Вы никому об этом не расскажете, Любовь Сергеевна? А?
Любочка – Никому.
Григорий - Вы мою репутацию, Любовь Сергеевна, от великого позора спасли. Но каков злодей этот Купидонов! Взял у вашего папеньки пять тыщ, а говорит, что четыре с половиной... Подлец! Подлец!
Любочка – А вам, Григорий Михалыч, пять рублей было дороже, чем я и все мои к вам чувства! Я вам этого никогда не прощу! Говорили, что деньги вам нужны не просто так, а для дела! Вот оно, какое ваше дело – в карты играть! А я-то, дура, ещё хотела вам четыреста рублей после вашей просьбы дать. Прощайте!
Григорий – Нет! Нет, не уходите! Любовь Сергеевна! Любочка! Это на меня помутнение какое-то нашло! Болезнь! Вы даже не представляете, как мне обидно стало!
Любочка – Обидно? За кого?
Григорий – За Российскую империю!
Любочка – Прощайте!
Григорий – Постойте! Я всё объясню! Мы ведь французов этих били? Били! И в хвост, и гриву! А я в карты не могу у него выиграть! Представляете, каково мне было? Сидел и слезами обливался. А ему карта всё идёт и идёт! Мне что, прикажете опять французу Москву сдавать? Стыд-то какой! Ежели б я только знал, что это подлец Купидонов, мне бы не так обидно проигрывать ему было!
Любочка – Ваши патриотические чувства, Григорий Михалыч, можно было выразить каким-нибудь другим, более мужественным способом, а не за игорным столом. В конце концом, могли бы мне предложение сделать... Да у вас, видать, духу на это не хватит. Потому что вы... вы...
Григорий – Я люблю вас! Станьте моею женой...
Любочка – Поздно! Я вам не верю! Ищите себе другую дурочку. А я полюблю другого! Вот вам назло возьму и полюблю!
Уходит.
ЭПИЗОД 40
СПб. Больница св. Николая Чудотворца.
Пилсудский, Ракса, Чегот, санитар Егор Вилов.
Палата Пилсудского. К нему заходит Ракса. Сильно взволнован, дрожь в руках.
Ракса – Пан Пилсудский, сегодня вечером... Вы уйдёте сегодня вечером...
Пилсудский – Кто из нас больший идиот – я или вы?!
Ракса – Повторяю, вы уйдёте сегодня вечером!
Пилсудский – У вас руки дрожат...
Ракса – Ну и что?
Пилсудский – А то, что санитар пришёл после вас и забрал одежду. Я притворился спящим... Значит, теперь они всё знают!
Ракса – Это ничего не значит.
Пилсудский – Вы его убили?
Ракса - Нет. Но нам никто не помешает! Можете не бояться...
Пилсудский – Я не боюсь. У меня руки не дрожат...
Ракса – У меня это пройдёт. Готовьтесь...
Помещение, в котором лежит связанный санитар. Верхняя часть двери застеклена. Через стекло идёт рассеянный свет. Егор пришёл в себя, осматривается, пытается придумать, как ему освободиться. Вдоль стены стоит металлический стеллаж. Есть старый диван и табуретка. На стеллаже лежат коробки, книги. На стене висит картина. Егор смотрит на неё, затем перекатывается к этой стене, с трудом встаёт. Затем головой, с нескольких попыток, он сбивает картину со стены. Она висела на крючке. Затем санитар пытается дотянуться ртом до крючка, чтобы с его помощью избавиться от кляпа, но не хватает нескольких сантиметров. Он оглядывается по сторонам, видит книги. Ложится на пол и перекатывается к стеллажу. Встаёт, головой роняет толстую книгу на пол. Ползёт обратно, толкая книгу головой перед собою. Добравшись до стены, взбирается на книгу и долго пытается зацепить крючком кляп из бинтов. Наконец, ему это удаётся, бинт цепляется за крючок, и Егор освобождается от кляпа.
Егор – Помогите! Помогите! Откройте мне дверь! Я в кабинете доктора Раксы! Помогите!!!
Настенные часы крупным планом. На них – без пяти восемь вечера. Ракса идёт через зал с психами. Перед кем-то останавливается, что-то говорит. Два санитара здесь же. Ракса идёт по лестнице, подходит к кабинету главного врача. Оглядывается, открывает дверь, заходит в кабинет, останавливается от неожиданности. За столом сидит Чегот и смотрит на него.
Ракса – Вы?! Но вас здесь быть не должно... Не должно! Иначе могут подумать... Возникнет подозрение!
Чегот – И так подумают... Делайте своё дело.
Ракса – Но...
Чегот – Не беспокойтесь за меня, Андрей Казимирович. В лучшем случае меня просто снимут с должности, а в худшем... Я должен знать всё, что происходит в этих стенах. Забирайте и уходите...
Ракса забирает из шкафа свёрток и идёт к дверям. Останавливается, смотрит на Чегота. Уходит.
Егор пытается собственным весом выломать дверь, но та не поддаётся. Он добирается до стеллажа, пытается ртом открыть одну из коробок, та падает, из неё вываливаются медицинские инструменты, среди них – скальпель. Верхняя часть у него отломлена, но часть острия осталась.
Егор – Господи, помоги! Смилуйся... Святой Николай Чудотворец, спасибо тебе... Спасибо!
Егор ищет глазами, куда приспособить скальпель. Взгляд на книги. Зубами снимает толстую книгу, сбрасывает её на пол. Зубами кладёт скальпель на книгу. Затем с огромным трудом приподнимает плечом стеллаж и устанавливает его ножку прямо на скальпель, лежащий на книге.
Егор – Господи, помоги! Господи, помоги... Господи, помоги... Господи...
Егор ложится на бок и пытается скальпелем перерезать верёвку на руках. Пилсудский стоит на коленях и молится. Заходит Ракса со свёртком в руках.
Ракса – Переодевайтесь! Я скоро вернусь...
Ракса уходит. Пилсудский переодевается. Ракса идёт к центральному входу. Видит, что двери закрывает совсем не тот охранник, на которого он рассчитывал.
Охранник – Добрый вечер, Андрей Казимирович!
Ракса – Здравствуй, Тихон... А где Аркадий?
Охранник – Отпросился на сегодня... Дочь замуж выдаёт. Венчались нынче в Никольской церкви...
Ракса – Венчались, говоришь...
Охранник – Да... Невеста давно уж заневестилась. Аркашка уж не чаял, что на неё кто-нибудь позарится. Ну, не на неё, так на хорошее приданое охотники всегда найдутся... Приказчик какой-то из Нижнего Новгорода кинулся.
Ракса – Это верно, верно... А что ж ты, Тихон, двери так рано закрыл?
Охранник – Не рано. Самое время...
Ракса – Да?
Охранник – Да.
Ракса - А территорию вокруг всю проверил?
Охранник – Так точно! Не извольте беспокоиться. Только что всё обошёл... У меня ни один псих не сбежит!
Ракса – Кому тут бежать... Здесь буйных нет.
Охранник – Да кто их разберёт? Сейчас спокойный, отвернулся от него, а он тебе стулом по башке... Не верю я им.
Охранник садится за стол и открывает журнал посещений.
В палату Пилсудского входит Ракса. Руки у него дрожат. Пилсудский смотрит на них, Ракса прячет руки за спину.
Ракса – Всё хорошо, но немножко пошло не так... Но это ничего. Уйдём через чёрный ход. У меня от него есть ключ... Пойдёмте, пан Пилсудский и да поможет нам Святая Мария!
Ракса и Пилсудский в полумраке пробираются к чёрному ходу. Охранник что-то пишет в журнале, внезапно настораживается, поднимает голову, прислушивается. Егор перерезает скальпелем верёвку на ногах. Руки у него в крови...
ЭПИЗОД 41
В доме Купидоновых.
Аристарх Ильич, Наталья Степановна, Зинаида, Илья Самсонович.
Зинаида сидит и вышивает по канве. Наталья Степановна тут же за столом, на носу – очки, что-то пишет в амбарной книге. Поглядывает на дочь. Молчание…
Наталья Степановна – У-у-ух! Кажись, все долги за прошлый месяц выплатили. А то висят, как камень на шее... Апельсинов много едим, вот что я тебе скажу! Два ведра в месяц! Виданое ли дело! Графья столько не едят…
Зинаида – А что это вы на меня-то смотрите?! И я столько не ем... Вы же сами, маман, все эти апельсины на своё лицо переводите! Утром, в обед и вечером! Кто вам сказал, что они от морщин помогают?
Наталья Степановна – Знающие люди, вот кто! Не тебе чета...
Зинаида – Вы бы лучше, чем деньги зря переводить, попросили у этих знающих людей новое лицо. Дешевле обойдётся...
Наталья Степановна – Постыдилась бы матери такие советы давать! Чего бы путное сказала... О, забыла! Портнихе ведь ещё пятьдесят рублей остались должны... Всё наряды твои! Кринолины! Фижмы-пижмы всякие...
Зинаида – А что, прикажете мне в красном сарафане по Арбату ходить? С ленточкой в косе? Чтобы все на меня пальцами тыкали? Сами ходите!
Наталья Степановна – А чем это тебе красный сарафан не по душе? Сейчас мода на всё русское! Вон я давеча видела на Тверской барыня какая-то прогуливалась с кавалером... Так у неё и красный сарафан был, и вся она в золоте, и серьги с бриллиантами... Правда, по-русски ни бельмеса...
Зинаида – Да под серьги с бриллиантами всё, что угодно на себя надеть можно. Хоть мешок из-под картошки...
Наталья Степановна – Вот ты, Зиночка, женишка своего и надоумь на это. Мол, Илюшенька, мне сильно камушки драгоценные к лицу! Я для тебя, мол, ещё обожательнее буду...
Зинаида неожиданно бросает вышивание и начинает рыдать в голос.
- Батюшки мои! Не было печали... Ты чего это взревела?! А? Зина?!
Зинаида – Уйдите от меня! Видеть никого не хочу! Тошно от всего... Утоплюсь!
Наталья Степановна – Чего говоришь-то?! Опять за старое... Господи, да что случилось-то?! Что? Толком-то говори!
Зинаида – Нет!
Наталья Степановна – Почему?!
Зинаида – Нет!
Наталья Степановна – Он... Он что? Бросил тебя?!
Зинаида – Нет! Да... да...
Наталья Степановна – Ах, злодей! Ах, мерзавец! Я знала! Знала... Я как тогда ещё в первый раз рожу его увидела, так сразу поняла – таким верить, всё одно что с чертями целоваться! Я ему покажу чучелу из таксы! Купидонов! Улестил, приказная душа, девушку стишками всякими, Пушкиными, Мышкиными, нашептал полные уши сраму, а потом же и бросил... Купидонов!!
Зинаида – Илья Самсонович ни в чём не виноват! Ни в чём! Я сама...
Наталья Степановна – Молчи! Сама... Знаю я! Как глупости делать, так оба, а как виноватых искать, так я сама?! Тоже мне, ангела нашла... И где - в Москве! Кровинушка моя несчастная! Дай, обниму тебя... Купидонов!!!
Появляется заспанный Аристарх Ильич.
Купидонов – Ну? Чего ещё?
Наталья Степановна – Чего, чего?! Дочь твою обесчестили, вот чего! Спишь тут, как медведь в берлоге, лапу сосёшь, ни до чего тебе дела нет!
Купидонов – Кто?!
Зинаида – Никто меня не бесчестил! Выдумывает она...
Купидонов – Молчи! Кто это сделал?!
Наталья Степановна – Известно, кто! Илюшка! Приказчик локтевский!
Купидонов – Да я его!
Зинаида – Что ты его?! Сядьте вы уже, наконец, оба! Надоели! Сказать ничего не дают!
Аристарх Ильич и Наталья Степановна молча садятся.
- Я Илью Самсоновича, к вашему сведению, так люблю, как Татьяна любила Онегина! Даже сильней...
Наталья Степановна – Это какая Татьяна? С Варварки, что ли? Агафьи Кудиновой дочь?
Зинаида – Илья Самсонович необыкновенный человек! С ним интересно... Со мной такого раньше никогда не бывало... Раньше я думала, что вся моя жизнь – это только Воздвиженка, Арбат да Чистые Пруды... А она, оказывается, может быть огромной! Гораздо больше Москвы! До самого Парижа! Да что там до Парижа, до самого неба! Эльбрус, Казбек, Арарат!
Наталья Степановна – Свят, свят...
Зинаида – Джомо... Джомолунгма!
Купидонов – Джопо...
Зинаида – Илья Самсонович говорил мне про Пушкина, про Тютчева, про историческую несправедливость на Эйфелевой башне! Про многое... Я всё это запоминаю! И мне так радостно делается, когда я узнаю, что-нибудь новое, так дышится легко! Я на солнце, на небо, на звёзды по–другому смотреть начала... А теперь ничего этого не будет! Ничего... А всё из-за меня! Из-за дуры... Потому что я сильно его люблю... люблю...
Стук в двери. Аристарх Ильич идёт открывать. Заходит Илья. Зинаида бросается, рыдая, ему на шею.
- Миленький мой! Пришёл! Илюшенька... Прости меня, прости! «Я помню чудное мгновенье...» С тобой я теперь никакой высоты не испугаюсь... «Как гений чистой красоты...» На всё готова, ради тебя! Хоть сейчас... в Париж... На колокольню! Хоть сейчас!
ЭПИЗОД 42
Дом Переверзевых.
Григорий, Разуваев, Лиза, Лукерья.
Григорий стоит с ружьём, смотрит в дуло. Заходит Разуваев.
Разуваев – Здравствуй, Гриша! Как успехи? Как мсьё Шарль? Кстати, как по-французски ружьё?
Григорий – Я этого француза чуть не пристрелил этим самым ружьём! Ты представляешь, никакой он не француз! И никогда им не был.
Разуваев – Как не француз?!
Григорий – А так! Не француз и всё тут!
Разуваев – А кто же он тогда?
Григорий – Аристарх Ильич Купидонов! Вот кто он! Наш отечественный, доморощенный прощелыга, биржевой маклер, картёжник и по совместительству мерзавец! Пятьсот рублей у меня в карты вытянул, подлец! Слыхал про такого?
Разуваев – Впервые слышу. Он что, сам тебе об этом рассказал?
Григорий – Вот ещё! Станет он об этом рассказывать. Так бы и тянул из меня денежки... Это его Любочка на чистую воду вывела...
Разуваев – Какая Любочка?
Григорий – Да я тебе давеча про неё рассказывал... Влюбилась в меня, как кошка и отец у неё миллионщик. Короче, приходит она сюда, а тут является это морда французская. Ну, и Любочка сразу к нему: здравствуйте, мол, Аристарх Ильич! Как поживаете? Что-то вы про нас совсем позабыли... Он оказывается, у её отца два года назад шесть тыщ занял, а отдать забыл... Так вот, когда она к нему, мол, когда деньги нам вернёте, так он на чистейшем московском языке заговорил! У нас так в Замоскворечье говорят! Я как это услыхал, рассвирепел страшно! Аж затрясло всего! За ружьём сразу кинулся! Сбежал, подлец. Ей-богу пристрелил бы, рука б не дрогнула!
Разуваев – Как нехорошо получилось... Выходит, он и меня обманул. А я тебе его порекомендовал...
Заходит Лиза. За нею – Лукерья.
Лиза – Это правда, Гриша?
Григорий – Что?
Лиза - Мсьё Шарль никакой не француз?
Григорий – Самозванец! Я - больше француз, чем он!
Лиза – Слава Богу! Хоть платить ему не будем...
Разуваев – Здравствуйте, Елизавета Михайловна!
Лиза – Здравствуйте, господин Разуваев...
Лукерья – Гришенька, там тебя отец к себе кличет.
Григорий – Скажи ему, что я занят.
Лиза – Чем занят-то? Словоблудием? Иди, давай!
Григорий – Скажи ему, что дома меня нет. Скажи, что ушёл... Господи, дай терпения! Разбогатею, никому ни в чём отчёта давать не буду! Надоело по команде жить! Петя, подожди меня, я скоро... А потом на Арбат махнём, в ресторан к Троекурову! Там меня бесплатно кормят. Я этому Троекурову через моего столоначальника бумаги нужные сделал... Он мне по гроб жизни теперь обязан... А после на ипподром двинем! Я теперь лошадей больше люблю, чем французов!
Григорий уходит. Лукерья уходит следом.
Разуваев – Елизавета Михайловна...
Лиза – Простите меня, но я бы сейчас хотела побыть одна.
Разуваев – Прошу вас, подарите мне пять минут вашей жизни!
Лиза – Что это с вами? К чему такая высокопарность?
Разуваев – Елизавета Михайловна, всё человечество со всеми своими поэтами не придумало ещё таких слов, которые были бы достойны касаться вашего слуха! Разве что один только Пушкин...
Лиза – Простите, не поняла...
Разуваев – Рано или поздно, верим мы в это или не верим, но наступает момент, когда некая абстрактная любовь к ближнему своему принимает конкретные формы и превращается в страшную силу, которая крутит человеком, как щепкой и ему остаётся либо умереть в муках, либо познать чистое блаженство...
Лиза - Вы меня пугаете... У меня голова разболелась от всего...
Разуваев – Постойте! Не уходите! Пожалуйста, останьтесь... Мне надо сказать вам, Елизавета Михайловна, что я... Что я люблю вас! Люблю с того самого дня, когда вас увидел! Я и с братом-то вашим сошёлся исключительно только ради того, чтобы видеть вас, бывать у вас дома, хоть изредка насладиться вашим присутствием...
Лиза – Прекратите! Я запрещаю вам говорить мне такие вещи!
Разуваев – Нет уж, позвольте я договорю! Сил нет молчать! Я тогда окончательно с ума сойду... Елизавета Михайловна, дайте прикоснуться к вам... Я вас сделаю счастливой... Я смогу это сделать! Ради вас я на всё готов... Станьте моей женой, и я вас озолочу! Я ноги ваши буду целовать... На коленях перед вами стоять буду, каждую вашу прихоть исполню! Полюбите меня... Уедем! Уедем отсюда! Куда хотите... Хоть за границу, хоть к чёрту на рога, хоть в Америку! У меня там родня... Из нищеты вас вытащу, в золоте есть будешь, Лизанька! Обними меня! Поцелуй крепко... И я буду самым счастливым человеком на земле! Лиза... Лиза!
Лиза – Не трогайте меня! Я закричу! Вы слышите меня, безумец, или нет!
Разуваев – Кричите! Всё равно мне! Пусть все знают, мне тогда может легче будет. В себе держать не могу уже это всё... Сил никаких нету!
Лиза – Вы сумасшедший...
Разуваев – Да, я сумасшедший! Потому что для того, чтобы так любить, надо сойти с ума. Себя забыть! Всех своих родных и близких... Если не полюбите меня, Елизавета Михайловна, то мне только и осталось что в петлю… Нету мне жизни без вас. Нету! Вот ведь какая история... Вы молчите... Ну, что ж... Видать, не судьба... А я-то на что-то надеялся. Хорошо, пусть всё остаётся по-прежнему... Только я больше сюда не приду. Никогда не приду... И вы меня больше не увидите. Забудьте всё то, что я вам сказал! Не было ничего. Прощайте!
Лиза – Постойте! Вы меня не обманываете?
Разуваев – Что?!
Лиза – Я спрашиваю, всё, что вы мне сейчас только что сказали – это правда?
Разуваев – Я не могу вам сказать больше того, что уже сказал...
Лиза – Значит, правда... А вы знаете, Пётр Николаевич, ведь я вас, наверное, смогу полюбить. Да, да, смогу... Не сразу, не сейчас, но смогу. У меня почему-то есть такое предчувствие... Да и почему бы мне вас не полюбить? Вы не убийца, не злодей... Хотя про вас много нехорошего говорят. Так ведь хорошим-то для всех и невозможно быть. Для кого-то вы всё равно хороший. Может, и для меня...
Разуваев – Елизавета Михайловна!
Лиза – Погодите, Пётр Николаевич, не перебивайте... Я никого ещё не любила, ни один мужчина не касался меня с вожделением и слов мне таких никто никогда не говорил... Вы первый... И должны быть последним. Вот что... Поклянитесь мне страшной клятвой, что никогда не обидите меня, что не бросите, что...
Разуваев – Клянусь! Пусть я потеряю то, что мне дороже всего в жизни, если я нарушу свою клятву! Пусть мне...
Лиза – Всё! Больше ничего не говорите. Я вам верю. А теперь идите, Пётр Николаевич. Оставьте меня, пожалуйста, одну...
Разуваев – Елизавета Михайловна, я сейчас не пойду! Не пойду! Я сейчас летать буду! Как птица! Я же ведь сейчас на улице каждого встречного целовать буду! Господи! Господи...
ЭПИЗОД 43
СПб.
Юзеф Шонеп, Феликс Мотыга, Ракса, Пилсудский, Егор, охранник.
На пустой улице, недалеко от Корабельного моста стоит пролётка. В ней находятся Шонеп и Мотыга. Феликс сидит на месте кучера.
Феликс – Осталось пятнадцать минут...
Юзеф – Феликс...
Феликс – Что?
Юзеф – Ты часто думаешь о смерти?
Феликс – Каждый день. Когда молюсь...
Юзеф – Значит, она не будет для нас неожиданностью.
Феликс – Я вернусь в Варшаву, Юзеф...
Юзеф – Не сомневаюсь, Феликс! Мы оба вернёмся в Варшаву. В другую Варшаву! Уже скоро... Сколько время?
Ракса и переодетый Пилсудский подходят к чёрному входу. Ракса достаёт ключ и пытается открыть дверь. Но дверь не открывается.
Ракса – Святая Мария! Ничего не понимаю... Что-то с ключом...
Пилсудский – А что с ним?
Ракса – Он не подходит... Но это невозможно! Это исключено! Я уже несколько раз пользовался этим ключом и открывал эту дверь...
Пилсудский – Дайте мне! Посветите. Ключ не от этого замка...
Ракса – Как не от этого?! Это ключ от черного хода и другого ключа нет...
Пилсудский - Замок новый. Кто-то поменял. Видите?
Ракса – Да... Вижу. Но кто это сделал!? Клянусь, я ничего об этом не знал!
Пилсудский – У кого хранятся ключи?
Ракса – У дежурного охранника и у главного врача... Неужели?! А-а, Станислав Леонович, решили подстраховаться... Я сейчас!
Ракса быстро уходит. Егор Вилов, освободив руки, перерезает верёвку на ногах. Какое-то время лежит, пытаясь восстановить кровообращение. Затем встаёт на табурет, разбивает стекло над дверью, вынимает осколки. Кладёт на табурет книги и пытается вылезти в образовавшееся отверстие. Получается это у него только с третьего раза.
Феликс - Уже пять минут десятого...
Юзеф – У них ещё есть время. А мы готовы... Будем ждать.
К пролётке подходят двое. По виду напоминают уголовников – высокий и низкий. Не спрашивая, забираются в пролётку.
Низкий – Пошёл на Чёрную Речку! С ветерком чтобы...
Юзеф – Он уже занят.
Высокий – Кем?
Юзеф – Польским государством.
Высокий – Кем, кем?!
Юзеф – Польским государством!
Низкий – А-а! Пан поляк! Вы чёртов фантазёр! Как это неприлично говорить! Вы плохо знаете географию Российской империи. Польское государство... За это вас надо немножко пиф-паф! Пши, пшу, пша – в кармане ни шиша, танцуем антраша!
Высокий – А по мне, так лучше польку с краковяком! (приставляет нож к шее Феликса) Гони свою кобылу на Чёрную Речку, Ванька, покуда я тебе шею не продырявил! Повторять не буду!
Феликс – Я не Ванька! Меня зовут Феликс.
Низкий – И этот с гонором... Ох уж эта шляхта! Что за народ! Без штанов, а туда же... Пошёл, тебе говорят!
Юзеф – Он будет стоять на этом месте! Но, если господам надоело жить, и вы будете продолжать настаивать, я прострелю вам головы! Выбирайте.
Высокий – О, у нас пушечка есть... Чёрт с ними! Жизнь дороже, чем девки на Чёрной речке... Найдём другого извозчика. Пошли, Козуб!
Низкий – До видзеня! Я люблю Варшаву, пан!
Феликс – Мы тоже...
Ракса подходит к столику дежурного. Сам дежурный в это время сидит на унитазе с газетой в руках. Взяв ключ с надписью: «Чёрный ход», Ракса поворачивается уходить и сталкивается лицом к лицу с Егором Виловым. Тот в крови, лицо страшное.
Егор – Куда это вы собрались, Ваше благородие? Уж не к пану ли Пилсудскому? Уже и ключик взяли от чёрного хода? Только ничего у тебя не получится! Ах ты, оборотень! Старшего санитара придумал! Убить меня хотел?! Я ж тебе шею, как курёнку сверну! Быстро ключ на место положил!
Подкравшийся Пилсудский бьёт Егора табуретом по голове, тот падает. Ракса и Пилсудский бегут по набережной к пролётке. Дежурный охранник стоит над лежащим Егором и с недоумением на лице смотрит по сторонам. Появляется Фёдор Николаевич Заец.
Заец – Ваше Императорское Величество! Всемилостивейше соизвольте утвердить нулевую зависимость от корня квадратного к высоте Вашего роста! (Поёт) Ridi, pagliaccio! Sul tuo amore il franto! Ridi del duole, che tavelena il core! Ха-ха-ха...
ЭПИЗОД 44
Дом купца Локтева.
Локтев, Любочка, учётчик Спиридон.
Локтев стоит за конторкой и что-то подсчитывает на счётах. Перед ним с виноватым лицом стоит Спиридон. Вид у Локтева грозен.
Локтев – Значит так, Спиридон... Теперь с тобой. Сколько всего, говоришь, продали аршинов этого текстиля? (показывает ткань) Этого, этого! Чего морду воротишь? Смотри сюда!
Спиридон – Сто пятьдесят аршинов...
Локтев – Сто пятьдесят?!
Спиридон – Виноват, сто пятьдесят с половиной...
Локтев – Ага, значит, всё-таки с половиной!?
Спиридон – Так точно-с! С половиной...
Локтев – Ничего не утаил?
Спиридон – Никак нет-с!
Локтев – И что у нас получается?
Спиридон – Не могу знать!
Локтев – А получается у нас с тобой, Спиридон, сто пятьдесят...
Спиридон – С половиной!
Локтев – Сто пятьдесят с половиной аршинов позору, дряни и уголовного дела! Ты что, сукин сын, думаешь я ничего про тебя не знаю?! Ты вот такой весь умный и хитрый, а я дурак набитый?! Так что ли?
Спиридон – В соображении полной невозможности посягательств...
Локтев – Чего ты мямлишь! Какой такой невозможности посягательств?! В суде скажешь это, а не мне! Ты уже посягнул, морда кривая, на моё добро! Ещё как посягнул! Ну-ка, расскажи мне, как ты моё имя в расход пустил?! Ты что, змеёныш, не видел, что в текстиле этом брак и по основе, и по утку?! Его вроде, как и не видно, но знающий человек это сразу определит. Чего бельма свои на меня пучишь? А ты всё это продавал, как первый сорт! Чтобы имя купца первой гильдии Сергея Анисимовича Локтева, теперь каждый в помоях полоскал?! Да я с самим Морозовым и Рябушинским за одним столом водку пью, мне от Его Величества Государь Императора грамота жалована, карт бланш на всю торговлю дан, и чтобы всё это в прах, в дым из-за тебя пошло?! Я тебя, мерзавца, на каторгу оформлю официально, через суд и ни один адвокат не поможет! На Сахалин у меня поедешь...
Спиридон – Сергей Анисимович, не погубите! Семья, дети... Мать одна! Христом Богом заклинаю... Без кормильца останутся!
Локтев – Ничего слышать не хочу! Пошёл с глаз моих вон!
Спиридон (говорит быстро, громко, истерично) – «Люблю тебя Петра творенье, люблю твой строгий, стройный вид, Невы державное теченье, береговой её гранит...»
Локтев – Ты это, чего?! Зачем ещё?
Спиридон – «... твоих оград узор чугунный, твоих задумчивых ночей прозрачный сумрак, блеск безлунный...»
Локтев – А ну, прекратил!
Спиридон – Не прекращу! «... когда я в комнате моей пишу, читаю без лампады, и ясны спящие громады пустынных улиц, и светла Адмиралтейская игла...»
Локтев – Спирька, не богохульствуй! Не смей ставить между нами Пушкина! Александра Сергеевича! Он тут не при чём! Кто ты и, кто он!
Заходит Любочка.
Спиридон – «И, не пуская тьму ночную на золотые небеса, одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса».
Любочка – Спиридон Кузьмич, вы никак на повышение идёте?
Локтев – Люба! Не лезь не в своё дело, когда не просят!
Спиридон – Любовь Сергеевна, видит Бог, ради Александр Сергеича Пушкина себя готов забыть, в ад готов попасть, в пекло преисподнее низвергнуться... «Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спалённая пожаром, французу отдана...»
Локтев – Хватит, Спиридон... Достаточно! Перебор. Это уже Лермонтов... Не устаю изворотливости человеческой удивляться... Чёрт с тобой, вывернулся! Иди работай...
Спиридон – Сергей Анисимович, да я...
Локтев – Клюв от воробья! Землю есть буду, ночей не спать, в лепёшку расшибусь... Знаю я всё это. Слышал не раз... Прибереги лучше своё красноречие для покупателей. Но имей в виду...
Спиридон – Имею! Буду иметь!! На всю оставшуюся жизнь!!!
Спиридон, не веря своему счастью, убегает. Любочка улыбается.
Локтев – Чего смеёшься? Ну, да... Вот такой у тебя отец. Верёвки можно из меня вить всяким манипуляторам... Сам удивляюсь, как я ещё в своём деле не прогорел. Ладно, мне пора в контору, дочка. Дом тут приглядел недалеко... Купить хочу. Место для торговли больно уж удобное.
Любочка – Папа...
Локтев – Чего?
Любочка – Ты это...
Локтев – Которое?
Любочка - Можно тебя попросить...
Локтев – Да говори ты прямо, не томи! Денег надо?
Любочка – Да!
Локтев – Понятно... Дело молодое. Бланманже всякие, флёрдоранжи французские, румяна, чулки-ленточки... Десяти рублей тебе хватит?
Любочка – Нет.
Локтев – Нет?! А сколько? Двадцать?
Любочка – Не двадцать. Четыреста...
Локтев – Четы... Сколько?!
Любочка – Мне нужно четыреста рублей.
Локтев – Та-а-ак... Ничего себе, заявочки! Четыреста рублей... Да мне, чтобы столько денег заработать, надо, спины не разгибая, с утра до ...
Любочка – Хорошо. Можешь не давать...
Локтев – Конечно, могу! И очень даже могу... И...
Любочка – Я люблю тебя, папочка.
Локтев – Вот едрит-мадрит... «Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом!» Как же мне матушки твоей не хватает! Хоть бы кто подсказал, как правильно поступить... Во вред воспитанию пойдёт или на пользу? Эх-ма... Вот тебе четыреста рублей. Не спрашиваю - на что, но очень надеюсь на твоё благоразумие, Люба! Не делай ничего такого, о чём бы ты потом могла пожалеть... Пожалуйста!
ЭПИЗОД 45
В доме Купидоновых. Помолвка.
Аристарх Ильич, Наталья Степановна, Зинаида, Илья Самсонович, Захар – дружок Ильи.
Нарядная Наталья Степановна накрывает на стол. Тут же ей помогает Аристарх Ильич. Он правильно причёсан и приодет, глаза немного косят, что выдаёт лёгкую степень опьянения.
Аристарх - И сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь...
Наталья Степановна – И я о том же! А мне Агафья Марковна вчера рассказывала, как у её сестры, в Замоскворечье живёт, муж чуть головой не тронулся. Не коси глаз на заливное, Аристарх! Со всеми вместе есть будешь... Так вот, купил он на последние деньги четырёх заморских индюшек на развод, а они возьми, да и сдохни! Вот и размножайтесь после такого...
Аристарх - ...и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими...
Наталья Степановна – В Охотном ряду, говорят, недавно внустрицы появились... Улиты такие. С цыплёнка ростом... Живыми их едят... Они от этого с перепугу обделываются и, вроде как вкуснее становятся. Тьфу, гадость! Чего у тебя за грязь под ногтями, Аристарх?! Иди мой руки! Перед людьми за тебя стыдно.
Аристарх - ...и над птицами небесными, и над всяким жёнами, пресмыкающимися по земле.
Наталья Степановна – Да, верно. Господи помилуй... Чего?! Какими ещё жёнами?! А-ну, повтори, что ты там сказал про жён, богохульник!
Аристарх – Не всякому Бог жену даёт! А уж, если Он сподобился осчастливить кого на это, то...
Наталья Степановна – Договаривай!
Аристарх – Страшнее жёнки зверя нет!
Наталья Степановна – Ах, ты злодей! Разговорился! Выпил что ли уже?
Появляется Зинаида. Одета в красный сарафан.
Зинаида – Ох, маменька, томительно мне что-то... И радостно, и как-то неспокойно на сердце. К чему бы это?
Наталья Степановна – Кровинушка моя! Поплачь, поплачь, Зинушка, полегчает...
Аристарх – Да убоится жена мужа своего...
Наталья Степановна – Молчи, умник! Иди лучше неси имбирного вина на стол. Все три бутылки неси!
Аристарх – Это какого имбирного? Того разве, что мы на масленицу выпили?
Наталья Степановна – Как выпили?! С кем?!
Аристарх – Ну-у-у... С тобой, матушка... Вроде...
Наталья Степановна – Так. Понятно... Выпили! Где моя скалка?!
Аристарх – Наталья Степановна, на смейте подымать на меня скалку! В такой день!!!
Зинаида – Ах, папенька! Потерпеть, что ли не могли? С самого утра накушались... Как маленький, право слово!
Заходит в странном наряде человек. На голове его – парик. Аристарх Ильич его пугается.
Аристарх – Это кто?!
Человек – Пожаловать изволили господин Фигуристый Илья Самсонович и господин дружок его Захар!
Наталья Степановна – Какой ещё господин дружок?! Фамилия есть у этого Захара?
Человек – По здравому разумению предполагается...
Наталья Степановна – Предполагается... Я тебя наняла не за предполагается! Проводи гостей в залу!
Человек – Слушаюсь!
Человек уходит.
Аристарх – Ты это, матушка, чего о себе возомнила?! А?! В столбовые дворянки метишь?! Совсем сдурела? Смотри ты – лакея себе наняла! Ты на самом деле кто? Мещанка! И мысли у тебя мещанские...
Зинаида – Хватит! Сколько можно?!
Заходит человек.
Человек – Господин Фигуристый Илья Самсонович и господин...
Аристарх – А ну, замолк! Иди отсюда!
Человек – Извольте заплатить.
Аристарх – На, тебе полтинник и, чтобы я тебя здесь больше никогда не видел!
Человек – Премного благодарен!
Человек уходит.
Наталья Степановна – Много дал...
Аристарх – А ты сколько ему обещала?
Наталья Степановна – Двугривенный...
Аристарх – Тьфу! Никакой гордости у человека!
Заходят Илья и Захар. Одеты празднично. Илья с чемоданом.
Захар – Мир этому дому! Здравствуйте!
Аристарх – И вам здравствовать! Зачем пожаловали, люди добрые?
Захар – У вас товар - у нас купец! Всем хорош и молодец...
Наталья Степановна – Милости просим, гости дорогие! Рано думать нам об этом. Приходите через год, наш товар не пропадёт...
Захар – Красота не самовар, скоро портится товар...
Илья – Короче... Аристарх Ильич, Наталья Степановна, нету времени у меня на все эти премудрости. В Нижний Новгород еду сегодня вечером, дела у меня там важные... Ждать не могут. Поэтому прошу, отдайте за меня дочь вашу! Я Зинаиду Аристарховну люблю, жить с ней буду по правде и по совести. Во всём обеспечивать её буду... Приданое ваше мне без надобности...
Наталья Степановна – Да как это...
Аристарх – Молчи, мать! Воля твоя, Илья Самсоныч, уж не обессудь, а только мы по уставу всё делать будем, как положено. Не корову продаём – дочь родную отдаём в чужие руки! И не тебе решать, что нам делать! Так что, вот тебе рядная запись! Здесь всё приданое за Зинаиду описано. Всё до последнего пёрышка! Так же, ежели после помолвки от свадьбы вдруг откажешься – заплатишь неустойку. Вот сумма отступного!
Захар – Ого!
Илья – Это лишнее.
Наталья Степановна – Не лишнее! В таких делах ничего лишнего нет... Нам гарантии нужны. Одна у нас дочь! Ещё вот здесь подпиши, что рукоприкладствовать не будешь, руку на жену не подымешь.
Илья – А ежели не подпишу? Может, она сама меня колотить начнёт!
Зинаида – Подписывай, Илюшенька... От любимой руки и побои сладки. Всё стерплю...
Захар – Эх, мне б такую жену Бог послал!
Илья – Иному жену Бог в наказание даёт...
Аристарх – Ты это о чём?
Илья – «Что за диво, что за каша для рассудка моего —Черт возьми! но, воля ваша, не скажу я ничего. То-то праздник мне да Маше, другу сердца моего; никогда про счастье наше
мы не скажем ничего...»
Наталья Степановна – Это какая такая Маша?!
Илья – У Пушкина Александра Сергеевича спросите, мама... Давайте бумагу!
Илья подписывает рядную запись. После чего бьёт с Аристархом по рукам. Наталья Степановна начинает выть.
Аристарх – Всё! Дело сделано! Тащи, мать, икону! Вставайте, дети мои, под родительское благословение! Храни вас Бог!
ЭПИЗОД 46
Дом Переверзевых.
Михаил Семёнович, Лиза, Григорий, Лукерья.
Воскресное утро. Лиза поливает герань. Сорвав листок, растирает его пальцами, нюхает с удовольствием. Смотрит на себя в большое зеркало. Взгляд её останавливается на шкатулке. Подходит, открывает её, достаёт коробочку, в котором было фамильное кольцо. Коробочка пуста.
Лиза – Не понимаю... Где кольцо?
Заходит Михаил Семёнович. Лиза прячет коробочку за спину.
Михаил Семёнович – Доброе утро, Лиза!
Лиза – Доброе утро...
Михаил Семёнович – Ты не видела мою газету?
Лиза – Какую?
Михаил Семёнович – Разумеется «Русские ведомости»! Порядочный человек не будет читать ничего другого. Независимость и правдивость – вот девиз «Русских ведомостей»!
Лиза – И что там пишут?
Михаил Семёнович – Разное... Что за странный вопрос?! Тебя никогда это не интересовало...
Лиза – И всё-таки?
Михаил Семёнович замечает, что Лиза прячет от него руку. Он, вопросительно глядя на дочь, пытается заглянуть ей за спину.
Михаил Семёнович – Например, там пишут о том, что рабочие на Обуховском заводе открыто выступили против администрации с политическими лозунгами. Были столкновения с полицией, есть жертвы с обеих сторон... Что ты от меня прячешь, Елизавета? Это, в конце концов, похоже на какое-то ребячество! Что там у тебя?!
Лиза молча протягивает ему коробочку.
- Я не понимаю... Для чего надо было устраивать весь этот цирк? (Открывает коробочку). Боже, Лиза, ты всё-таки отнесла кольцо в ломбард?
Лиза – Да... Отнесла.
Михаил Семёнович – Мы выкупим его обратно. Клянусь! Сколько денег дал тебе за него этот старый мерзавец? Хотя – нет, не говори! Я сам угадаю... Я слишком хорошо его знаю. Двести рублей?! Нет! Это вряд ли... Он скорее удавится. Сто пятьдесят?! Или...
Лиза – Двести пятьдесят рублей.
Михаил Семёнович – Он дал тебе за кольцо двести пятьдесят рублей?!
Лиза – Да.
Михаил Семёнович – Шлёма Меклер был либо в очень хорошем настроении, либо при смерти... В любом случае, спасибо ему. Этих денег хватит нам на какое-то время, а дальше – видит Бог. Но почему ты не сказала мне об этом сразу, Лиза?
Лиза – Я не могла...
Михаил Семёнович – Понимаю... Бедная моя девочка! Пусть эти деньги побудут у тебя. Боюсь, у меня не хватит решимости отказать Григорию, если он вдруг попросит их у меня... Кстати, я вспомнил, где моя газета! Всё изменится, Лиза. Всё изменится...
Переверзев уходит.
Лиза – Ничего не изменится, папа! Ничего...
Появляется Григорий, за ним – Лукерья.
Лукерья – Может, тебе яишенки пожарить? С ветчиной... Или расстегаев погреть со сметаной? А, Гриша?
Григорий – Отстань! Где отец?
Лиза – Ты кольцо взял?
Григорий – Прячется он от меня, что ли?
Лиза – Я спрашиваю ещё раз – ты кольцо взял?!
Григорий – Что? Какое ещё кольцо? Не знаю я никакого кольца!
Лиза – Мамино кольцо! Фамильное! Золотое кольцо с бриллиантом! Всё, что у нас осталось! Оно лежало здесь, в этой коробочке! Где оно?
Григорий – Откуда я знаю, где оно... Спроси вон Лукерью...
Лиза – Врёшь! Врёшь... Ты его взял! Ты! По глазам вижу, что ты! Куда ты его дел?
Григорий – Не брал я ничего! Отстань от меня!
Лукерья – Не стал бы Гришенька колечко это брать, не стал! Не иначе Разуваев его стянул!
Лиза – А ты это сама видела?! Ты видела? Или огулом вот так на человека любой грех можно повесить? Ты сама-то, Лукерья, что, святая? С иконы сошла? Гришка кольцо взял! Он! В этом доме некому больше!
Григорий – Да что ты ко мне пристала? Откуда я знаю, куда оно делось? Отец поди взял!
Лиза – Ты отца-то хоть сюда не впутывай. В карты проиграл его, да, Гриша? Вот почему ты давеча метался здесь, колоду новую искал. Думал, француза этого самозванного без носков оставить, а наоборот всё вышло? На кон поставил его? За бесценок поди продул?!
Григорий – Иди ты к чёрту, злыдня хромая!
Лиза – Давно бы отсюда ушла, да родителя нашего жалко. Не справится он с тобой. А ты, видать, не успокоишься, пока всё, что вокруг не разрушишь!
Григорий – Слышать тебя не хочу!
Лиза – А я тебя видеть!
Лиза уходит.
Лукерья – Это что же делается-то? Гришенька, а может я напрасно на Разуваева наговариваю? Может, это ты колечко взял?
Григорий – Не брал я его! Не брал! Что вы все ко мне цепляетесь?! Отец, сестра, ты! Что же вы все только врага во мне видите?! Никогда не верите... Всё, что я делаю, всё для вас плохо! А, может, я по-другому не могу, может, я по-другому не умею! Может, крест у меня такой? Разве ж я в этом виноват?! Может, на том свете я за всё отвечу... Господи! Услышь меня! Вытащи меня отсюда! По-другому жить хочу! По-другому... Лучше! Научи... Какую ты от меня хочешь жертву? Только скажи, я всё сделаю для этого... Всё!
ЭПИЗОД 47
СПб. Больница св. Николая.
Чегот, Егор Вилов, Ракса, подполковник Сергей Иванович Жирнов, ротмистр Кранке, Заец.
В кабинете главного врача. Чегот, Жирнов.
Жирнов – И как вы можете всё это объяснить, господин доктор?
Чегот – Никак... Лично для меня произошедшее было полной неожиданностью. Мне сложно что-либо добавить вам, господин подполковник. Естественно, своей вины я не отрицаю, но у меня слишком много своей работы и совершенно нет времени следить за каждым из больных.
Жирнов – За каждым из больных... А вы уверены, господин доктор, что Пилсудский был действительно больным? Простите, я никоим образом не хочу умалять ваших многочисленных достоинств и заслуг, как специалиста, но насколько мне известно, в области психиатрии не так уж и редки случаи, скажем так, некоторых заблуждений. Симуляций, если позволите, со стороны ваших пациентов...
Чегот – Если вы таким образом ставите под сомнение мою компетентность, то я могу собрать консилиум, который на основании истории болезни Юзефа Пилсудского и всех сопутствующих симптомов...
Жирнов – Нет, нет... Разумеется я вам доверяю, Станислав Леонович. Идиосинкразия... Боязнь жандармских мундиров, отказ приёма пищи... Хотя, кто в Российской империи не боится жандармских мундиров? Только сумасшедший...
В кабинет заходят ротмистр Кранке и Егор Вилов. Кранке подходит к Жирнову и что-то тихо ему говорит.
- А-а, даже так... Спасибо, Иван Андреевич!
Кранке выходит, Егор встаёт навытяжку.
Чегот – Как долго ещё будет длиться мой допрос? Меня ждут больные...
Жирнов – Упаси Боже, господин доктор, это вовсе не допрос. Это простое выяснение обстоятельств. Мы с вами просто беседуем. Каждый из нас делает свою работу. Только в разных масштабах... Если хотите, я тоже, некоторым образом, доктор. Страна больна. У неё тоже есть симптом боязни... Боязнь анархии, политической нестабильности, революции, в конце концов.
Чегот – Я далёк от всего этого, господин подполковник...
Жирнов – Вполне это допускаю. Но вы сказали мне, что побег Юзефа Пилсудского был для вас полной неожиданностью?
Чегот – Да.
Жирнов – А вот ваш сотрудник Егор Вилов утверждает обратное. Он говорит, что предупреждал вас о странном поведении доктора Раксы в ночь за сутки до побега. И даже сам пострадал о него, когда пытался помешать преступникам...
Чегот – Не понимаю, о чём вы говорите. Доктор Ракса за всё время нашей совместной работы зарекомендовал себя только с самой лучшей стороны. И какие-либо инсинуации в его адрес я всегда воспринимал с недоверием.
Жирнов – Вы посчитали очередной инсинуацией всё, что сказал вам о нём санитар Вилов?
Чегот – Доктор Ракса всегда очень требовательно и принципиально относился не только к своим обязанностям, но и к обязанностям своих подчинённых. Это могло кому-то не нравится...
Жирнов – Например, санитару Вилову?
Чегот – В частности.
Жирнов (Вилову) – Вы подтверждаете, что накануне побега предупреждали господина Чегота о возникших у вас подозрениях?
Вилов – Так точно, Ваше высокородие! Предупреждал.
Ротмистр Кранке в другом помещении с Заецом.
Кранке – Фёдор Николаевич, где вы были вчера поздно вечером, примерно в половине десятого?
Заец – Странный вопрос! Я был в коридоре первого этажа.
Кранке – Как вы там оказались? Ведь, насколько я знаю, все палаты на ночь закрываются на замок.
Заец – У меня был ключ.
Кранке – Ключ?! У вас?
Заец – Совершенно верно. У меня... Я его украл.
Кранке – Ладно. Об этом позже... И что вы делали в коридоре первого этажа вчера поздно вечером, примерно в половине десятого?
Заец – Господин ротмистр, вы любите оперное искусство?
Кранке – Свою работу я люблю больше. Так что вы делали?
Заец – Я исполнял арию Канио из бессмертной оперы Руджеро Леонкавалло «Паяцы». И надо сказать, с большим успехом! Вы мне верите?
Кранке – Конечно, верю! И кто же смог оценить ваше пение? Публика была?
Заец – Была. К вашему сведению, я никогда не пою для пустого зала! Были охранник Тихон, санитар Вилов, доктор Ракса и польский симулянт Пилсудский...
Кранке – А почему вы решили, что Пилсудский симулянт? У вас есть для этого какие-то основания?
Заец – Да это все знают. Даже главный врач Чегот.
Кабинет главного врача.
Жирнов – Значит, доктор Ракса, отравив вас хлороформом, запер в своём кабинете.
Вилов – Так точно, Ваше высокородие!
Жирнов – Как вы думаете, почему он это сделал?
Вилов – Потому что я видел, как он ночью двенадцатого июня оставил в палате Пилсудского одежду.
Жирнов – Для побега?
Вилов – Так точно!
Жирнов – Кто-то ещё знал о том, что вы видели?
Вилов – Только доктор Чегот.
Жирнов – Которому вы об этом рассказали...
Вилов – Так точно!
Жирнов – От кого доктор Ракса мог узнать, что вы его видели ночью 12 июня?
Вилов – Не могу знать, Ваше высокородие!
Жирнов – Вы ничего не хотите к этому добавить, Станислав Леонович?
Чегот – Ничего.
Жирнов – Ну что ж, на этом пока и закончим...
Заходит Кранке и передаёт подполковнику бумагу. Тот проглядывает её.
- Весьма любопытно... Весьма! Только что поступило сообщение, что на вокзале Ревеля видели двоих, очень напоминающих наших беглецов – Раксу и Пилсудского. Оба были одеты в форму таможенной полиции. А вы, доктор Чегот, утверждали, что у Юзефа Пилсудского патологический страх перед любой формой... Значит, одно из двух – либо он под вашим руководством преодолел свой страх, либо у него его просто не было... А mo;e jest na to trzecie wyt;umaczenie, пан Чегот?
ЭПИЗОД 48
Улица. Дом Локтева.
Любочка, Настя – её подружка, Лукерья, цыганка.
Любочка и Настя прогуливаются по бульвару.
Настя – Ах, Любочка, ты просто счастливица! Тебе счастье, можно сказать, на голову свалилось с самого твоего рождения! Для тебя весь мир открыт, все двери! Любое желание! Я тебе так завидую...
Любочка – Ты кое-что забыла...
Настя – Ой, прости, прости! Я совсем не это имела в виду... Я не хотела, чтобы ты поняла меня именно так.
Любочка – Иногда, я просыпаюсь рано-рано, когда ещё все спят. И вот я лежу и думаю... Мучительно так... О всяком. О хорошем и о плохом. А иногда мечтать начинаю... Я бы, наверное, от всего отказалась, от любого богатства, только бы услышать мамины шаги, её голос, положить голову ей на колени и чувствовать её руки, её дыхание... Папа сказал, что я на неё очень похожа. Да что это я! День сегодня такой тёплый, ласковый – только радоваться! А на следующий год мы едем в Париж! И там я буду есть настоящие круассаны и гулять по Елисейским полям...
Настя – А я поеду в Тамбов, буду там есть кулебяку с капустой и умирать с тоски...
Любочка – А хочешь, Настя, я предскажу тебе твоё будущее? Я могу! Дай мне твою руку.
Настя – Опаздываю я уже, Любочка! Домой мне надо... Да и боюсь я... Когда не знаешь своего будущего, всегда есть надежда. Думаешь, не сейчас, так чуть позже... Ещё малость подожду, потерплю, глядишь, авось счастье и улыбнётся. А так – одна безнадежность...
Любочка – Глупости! Ничего не бойся. Я притягиваю к себе только счастливых людей. Давай руку! Так... Твоя красивая рука говорит мне о том, что очень скоро ты выйдешь замуж... Выйдешь! И выйдешь по любви! Высокий, голубоглазый мужчина... С хорошим положением. У тебя будет трое детей и долгая, счастливая жизнь. Настя, да всё у тебя будет просто замечательно! В Тамбове и выйдешь... Ты мне веришь?
Настя порывисто обнимает Любочку, в глазах у неё слёзы.
Настя – Спасибо! Увидимся, милая...
Настя уходит. Любочка подходит к своему дому. На земле, возле ворот, сидит цыганка, курит.
Цыганка – Позолоти ручку, красавица... Мимо пройдёшь, жалеть потом будешь.
Настя молча проходит мимо.
- Милый томится, как в клетке птица. Сердце своё закроешь, счастья не будет... Не боишься?
Любочка – Не каркай! Я всё про себя знаю. Сама!
Цыганка – Ни Богу, ни чёрту, ни мне, ни тебе. Ни злому, ни доброму, ни днём, ни ночью. Увижу обидчика – плюну в очи! Запомни, красавица, наговор! Пригодится... Дай денежку! Ты добрая...
Любочка даёт цыганке полтинник. Та смотрит на монетку, вскрикивает, подбегает к Любочке, хватает её за руку.
Цыганка – Забирай её! Забирай... Мне нельзя! Разорвёт... Возьми её себе! Не то беда у тебя будет! Большая беда! Сегодня полная луна! Ровно в полночь с денежки этой кровь начнёт капать! Всё вокруг тебя закипит! Воздух, вода... Всё будет в крови – стены, потолок... Смотри на меня! Смотри! Возьмёшь эту денежку и положишь её на золотое кольцо. На вот это кольцо, что на твоей руке... Смотри на меня!
Любочка, глядя на цыганку, покачнулась. Показалась Лукерья. Увидав происходящее, она побежала. Подхватив Любочку, оттолкнула цыганку.
Лукерья – А ну, иди отсюда, нечистая сила! Неча тут колдовать! Ишь, накинулась, точно коршун! Иди, иди, чего пялишься? Давай, покуда я городового не крикнула! Он тебе живо в участок-то заберёт... Будешь ему там на кофейной гуще гадать!
Цыганка – Дура старая!
Лукерья – Собака лает, ветер носит!
Бросив монетку, цыганка ушла.
Любочка – Здравствуй, Лукерья...
Лукерья – Здравствуй, Любочка!
Любочка – Вовремя ты... Меня как будто цепями сковало от её слов... Спасибо тебе.
Лукерья – На здоровье! Нашла с кем разговаривать... А я тебе письмо от Гришеньки принесла. Наверное, уж десятое, а ты их всё брать не хочешь... Пожалей старуху! Загонял он меня уже... Ты уж смени гнев на милость-то. Он который день места себе не находит, всё мучается. По молодости-то каких только глупостей не наделаешь, не наговоришь... А Гриша ведь сильно любит тебя, Любочка! Прости ты его...
Любочка – Бог простит. Если захочет... Ладно, Лукерья, подожди меня здесь.
Любочка забирает письмо и уходит. Возвращается.
- Передай ему вот это письмо. Там всё написано... Если любит, сделает как надо.
Лукерья – А на словах передашь что?
Любочка – Скажи, что молюсь за него.
Лукерья – И правильно! Пошла я...
Любочка – Иди.
Лукерья уходит. Любочка смотрит ей вслед, на глазах слёзы. Потом замечает монетку на земле, поднимает её, но роняет её, отдёрнув руку, словно бы она горячая.
ЭПИЗОД 49
Купидонов, Максим Крыжовников, Захар Вилкин, половой в кабаке.
Игорная комната в кабаке. Крыжовников и Вилкин играют в карты. Заходит Купидонов.
Захар – Ну что, Аристарх Ильич, помалкиваешь? Лицо таинственное делаешь... Хреновый ты актёр. Давай выкладывай! Пропил дочь свою? Успокоилось сердце родительское?
Аристарх – Через месяц свадьба. Э-эх!
Максим – О как?! Ну, тогда с тебя магарыч, Купидонов! Слышал я, зятька ты себе отхватил не из последних. С капиталом... Загордишься теперь, здороваться с нами перестанешь.
Аристарх – Мы - Купидоновы себя ещё покажем! Мы на всю Рассею прогремим! Дай только срок.
Захар – Срок сам знаешь, где дают, Аристарх... Было б за что. Ну, а дочери твоей и её будущему мужу желаем, чтобы на пожизненное, чтобы до конца дней своих друг друга любили!
Аристарх – Аминь! Стёпка! Стёпка – рыло самоварное!!!
Появляется половой.
Степан – Чего изволите?
Аристарх – Водки изволю! Самой лучшей. Победоносной марки! Я угощаю! Я всех вас угощаю!
Захар – Смотри, Аристархушка, не разорись... Я слышал, всего как неделю назад мебеля у тебя описывали.
Аристарх – А ты, Захар, слухам-то не верь! Врут люди! И вообще, мои мебеля тебя не касаются!
Максим – О, как заговорил...
Степан – Закусывать, чем изволите, господа?
Аристарх – Солянкой изволю, кашей гурьевской, пироги с солёными груздями - пяток, гусиный паштет тащи, салями на коньяке и вишне подавай!
Захар – А мне рассольник неси, Стёпушка, да котлет пожарских на кружевах с полдюжины.
Максим – Щей и пулярду под грибным соусом... И олюторской селёдки пару штук.
Степан – Будет исполнено!
Аристарх – А ещё желаю я зеркало вот это разбить! Вдребезги! Бутылкой из-под шампанского!
Степан – Это за отдельную плату, Аристарх Ильич. По тарифу...
Аристарх – Плевать! Мне Илья Самсоныч двести пятьдесят рублей подарил! У него капитал! Он на моей дочери женится!
Степан – Двести пятьдесят? Может и не хватить... Ну, как прикажете! (уходит)
Захар – Смотрю я на тебя, Купидонов, и не понимаю! Что с людьми деньги шальные делают... Зеркала он сразу бить собрался! Неужели ты не понимаешь, Аристарх, что это пошло, грубо, вульгарно! Будто ты не человек вовсе, а пьяный матрос какой-то... Ты себя-то хоть уважай! Ты – человек поверхностный, слабый! Запомни, Аристарх, зеркала могут позволить себе бить только люди самостоятельные, с положением. И они это сделают красиво, так сказать, художественно, а не как ты - человек, который дорвался!
Аристарх – Это я человек поверхностный?! Я слабый?! Да я... Я... Я морду тебе за это набью, Захар! Художественно набью, не как-нибудь! Хочешь проверить?! А? Хочешь?!
Максим – Сядь, Купидонов! Чего раскипятился? Было б не так, жена твоя сюда за тобой не ходила бы со скалкой.
Аристарх – А, пожалуй, что и так, Максим. Прав ты... Очень даже так! Но я жену не боюсь, я её люблю! Я просто не хочу огорчать её лишний раз... Не всегда, правда, это получается. Порочен... Но вытирать об себя ноги я никому не позволю! Не позволю! И вам не позволю! Француза из меня захотел сделать! Мусьё за бесплатно... В морду кулаком мне тыкал! Меня за шестьсот рублей не купишь! Врёшь, господин Разуваев! Русский я! Русский!
Купидонов срывается с места и убегает.
Захар – Аристарх, ты куда? А как же зеркало?!
Максим – Чего это с ним?
Захар – Скаженный. Ладно, сам его разобью... Давно хотел.
Захар кидает в стекло бутылку шампанского. Заходит Степан и с ним два официанта с кушаньями.
Степан – Кушать подано!
ЭПИЗОД 50
Разуваев, Юзеф Шонеп, Феликс Мотыга, Антон Титович Простите – официант.
Кафе на улице. Середина дня. Юзеф сидит один, в руках газета.
Подходит официант.
Официант – Добрый день! Могу предложить вам уху из каспийской осетрины, гречневую кашу с бараньей косточкой, салат «Дюбуа» ...
Юзеф – Пожалуйста, сельтерской воды бутылку и пару сосисок без гарнира.
Официант – Слушаюсь!
Уходит, возвращается с заказом.
Юзеф – Спасибо...
Официант – Приятного аппетита! И будьте осторожны...
Юзеф – Осторожен?! Что-то не так с вашими сосисками?
Официант – Нет. Дело не в сосисках... Они вне критики! Вчера недалеко отсюда поймали какого-то гимназиста. Он бросил самодельную бомбу в проезжавшего в собственном экипаже товарища министра внутренних дел... К великому счастью, бомба не взорвалась. Гимназист этот совсем ещё мальчик, а уже готов убивать... Мир становится страшным.
Юзеф – Надеюсь, он получит по заслугам.
Официант – Ведь у него есть мать... (официант уходит)
Юзеф – И у этого мальчика тоже...
Подходит Феликс.
Феликс – Джен добри, пан Юзеф!
Юзеф – Чешч, пан Феликс! Пешком шёл?
Феликс – Ну... Не совсем.
Юзеф – Не совсем?! Феликс, мы же с тобой договорились! Никаких извозчиков! Хотя бы на месяц... Половина из них работают на полицию!
Феликс – Да знаю я. Как-то так получилось... На Якиманке сам не заметил, как извозчика взял...
Юзеф – Феликс, почему усы не сбрил до сих пор?! Неужели тебе усы дороже собственной жизни? Моей жизни?!
Феликс – Да как-то рука не поднимается... Сам не знаю почему... Сегодня сбрею.
Юзеф – Что с тобой происходит?
Феликс – Юзеф, ты же знаешь Войцеха Ружу – адвоката?
Юзеф – И что?
Феликс – Ну, короче, я очень рассчитывал на то, что моя дочь и его сын... Это была бы прекрасная пара! И тут Ванда по секрету мне сообщает, что наша Агнешка без ума влюбилась в какого-то юнкера!
Юзеф – И что тебя смущает?
Феликс – Всё! Он русский, он православный, он юнкер, в конце концов!
Юзеф – И при всём при этом он может быть вполне порядочным человеком, Феликс.
Феликс – Этому никогда не бывать! Я сказал!
К ним подходит Разуваев.
Разуваев – Добрый день, ясновельможные!
Юзеф – Здравствуйте, Пётр Николаевич!
Феликс – Добрый день...
Разуваев – Сразу к делу. Пилсудский находится сейчас в Полесье в имении Левандовского. У него всё хорошо. Жандармы упустили его в Ревеле...
Феликс – Матка боска! Слава тебе...
Подходит официант.
Официант – Господа что-то желают? Могу предложить вам...
Разуваев – Стакан холодной воды, пожалуйста.
Феликс – Мне тоже...
Официант – Господа на диете? Сочувствую...
Официант уходит.
Разуваев – И вот ещё что... Это из достоверных источников. Жандармам стало кое-что известно. Дворник того дома, где вы жили, описал вас и довольно точно. Есть свидетельство кучера, который вас подвозил... По всем полицейским участкам Питера и Москвы разостланы наводки на двух поляков. Жандармы будут идти по вашему следу до тех пор, пока вас не найдут. Это только вопрос времени... Кстати, усики, пан Феликс, надо убрать...
Приходит официант с заказом.
Официант – Приятного аппетита! Между прочем, у нас здесь самая калорийная вода!
Разуваев – Кто вам об этом сказал?
Официант – Об этом знают все!
Разуваев – Тогда ещё один стакан воды. С утра ничего не ел...
Официант – Тогда, может быть, к стакану воды прикажете подать говяжьи почки под соусом «Ля брюэль»?
Разуваев – Воды будет вполне достаточно... Не хочу переедать.
Официант – Как вам будет угодно... (уходит)
Разуваев – Так что, ясновельможные, делайте выводы сами...
Юзеф (передаёт Разуваеву пакет) – Это вам за помощь. Польский народ никогда не забудет то, что вы для него сделали...
Разуваев – Русский народ тоже никогда мне этого не забудет...
Феликс – Пан Разуваев, вы сделали благое дело. По-христиански помогли своему ближнему...
Разуваев – Феликс, вам не очень-то идёт роль ксёндза. Получается какая-то страшненькая фигурка с католическим крестом в одной руке и с пистолетом в другой...
Феликс – Который дали мне именно вы!
Разуваев – Потому что вы очень об этом просили. Не могу отказать ближнему...
Юзеф – Значит, надо уезжать... Нам остаётся либо Познань, либо Краков. Куда не дотянется рука русского царя...
Феликс – Езус Мария!
Разуваев – Дотянется... Не сомневайтесь! Лично я выбираю Северо-Американские Соединённые Штаты. В Российской империи скоро будет очень неуютно... Всем! Карл Брюллов в своём «Последнем дне Помпеи», сам того не понимая, напророчил нам все те ужасы, которые нас ждут. Если я хоть что-то ещё понимаю в этой чёртовой жизни. Не хочу ничего этого видеть... Без меня!
Юзеф – А на что вы рассчитывали, помогая нам? Вы не похожи на беспечного идиота...
Разуваев – Я, пан Юзеф, всегда рассчитываю только на самого себя. Возьмите эти деньги, они вам больше пригодятся... Прощайте!
Разуваев уходит.
Юзеф – А я очень хочу всё это увидеть! Своими глазами... Чтобы, как в Апокалипсисе! Чтобы реки крови...
Юзеф вдруг замечает стоящего в отдалении официанта, который держит какую-то бумагу и очень внимательно смотрит на них.
- Уходим! Порознь...
Поляки встают и быстро расходятся в разные стороны. Официант судорожно пытается что-то вытащить из кармана своих брюк. Наконец, он вытаскивает свисток, собирается в него дунуть, смотрит по сторонам, но поляков уже не видно. Стол, на нём – листок с описанием с поляков. Официант выпивает стакан воды и с силой ставит его на этот листок.
ЭПИЗОД 51
Дом Переверзевых.
Григорий, Лукерья, Купидонов.
Григорий играет сам с собой в карты. Услышав голос Лукерьи, быстро убирает карты и бросается на диван. Делает вид, что спит. Заходит Лукерья.
Лукерья – Гришенька... А Гришенька!
Григорий – А, это ты Лукерья... Что, опять ничего?
Лукерья – На этот раз снизошла Любочка до тебя, Гришенька. Вот, письмо тебе передала...
Григорий – Значит, не сердиться больше. Простила... Давай сюда!
Лукерья – Ты её, Гришенька, не обижай только...
Григорий – Сам знаю! Не учи...
Лукерья ходит. Григорий вскрывает письмо.
Григорий – Что это? Деньги?! Четыреста рублей! Боже! Ай да Любочка! Ай да благодетельница! Вот и записка от неё... «Григорий Михайлович! Отвечаю на ваше десятое письмо. В каждом из них вы пишете, что любите меня без памяти. А мне сдаётся, что любите вы совсем не меня, а папенькины деньги...» Одно другому не мешает. «Хотя я, конечно, сильно хочу верить в обратное, но вы, во время нашей последней встречи, не дали мне никакой надежды так думать...» Чёртов Купидонов! «Но я оставляю вам ещё одну возможность доказать мне искренность ваших чувств. Пожертвуйте эти четыреста рублей на благотворительность нищим в церковь иконы Всех скорбящих радость...» Что?! «Деньги отдайте отцу Владимиру. Но ежели вы, Григорий Михайлович, соблазнитесь ими и себе оставите, хотя бы один рубль, знайте, я для вас потеряна навсегда! Я проверю. Не сомневайтесь...». Вот так благодетельница! Четыреста рублей вот так вот запросто на паперть выложить! На фу-фу пустить! На ладан да на свечи перевести? Да если б только на ладан да на свечи, а то же ведь пропьют нищие эти деньги, как пить дать пропьют! Ну, уж нет! Или... Да что ж это я?! Совсем что ли от этих денег разум потерял? Свихнулся?! Денежная эта подлость удавкой вокруг шеи моей обернулась?! Ты что же это, баранья голова, ради четырёх сотен готов всё потерять! Ну уж, нет! К чёрту! Пусть всё забирают! Всё отдам! Не жалко! Больше вернётся...
Заходит Михаил Семёнович.
Михаил Семёнович – Здравствуй, Григорий... Ты разве сегодня не на службе?
Григорий – Так нынче неприсутственный день, папенька. Праздник... Николая Чудотворца славим.
Михаил Семёнович – Да, да... Запамятовал. Лукерья говорила мне... Голова не тем занята. Всё потому, что через неделю опять по закладным платить надо, а чем платить, где взять денег – ума не приложу. Позор-то какой! Хорошо хоть никаких иностранцев в доме не осталось. От кого-то письмо, Григорий?
Григорий – Да так... Старое... Ничего интересного. Пустое... Выкинуть, как раз собирался...
Михаил Семёнович – А я, сын, намерился прошение в городскую управу подавать о вспомоществовании. Как-никак всё ж таки не последние люди мы на Москве. Дед твой под Бородино дважды был ранен, и другие заслуги перед Отечеством имеем... Составить бы её только правильно... Григорий, ты с бумагами дело имеешь, поможешь мне?
Григорий – Да, да. Конечно... Только я вот в церковь сходить собрался. Прямо сейчас! Свечку поставить Николаю Чудотворцу.
Михаил Семёнович – В церковь? Это хорошо, Гришенька! Похвально... Николай Чудотворец первый нам помощник. Пусть он поможет.
Григорий (апарт) – Я сам себе помогу!
Заходит Лукерья.
Лукерья – Батюшка, пришли к тебе. Мужчина такой видный... Второй уж раз приходит. Говорит, с каким-то делом.
Михаил Семёнович – Кто такой... Пойду узнаю, что там за дело...
Переверзев уходит.
ЭПИЗОД 52
СПб. Больница св. Николая.
Чегот, Егор Вилов, подполковник Жирнов, ротмистр Кранке, Заец.
Кабинет главного врача.
Жирнов – Станислав Леонович, скажите мне, сколько за эти почти сорок лет, что вы возглавляете больницу, прошло через ваши руки сумасшедших?
Чегот – Вы хотите сказать, людей с повреждённой психикой?
Жирнов – Извините, но я привык называть вещи своими именами.
Чегот - Точного числа я так сразу назвать вам не смогу, но это очень много...
Жирнов – Эти люди представляют собою в обществе серьёзную опасность и прежде всего своею непредсказуемостью. Ведь так?
Чегот – Верно.
Жирнов – Они даже могут кого-то убить...
Чегот – К сожалению...
Жирнов – Но знаете, что я вам скажу, доктор? Это может прозвучать достаточно цинично, но пусть лучше это делают сумасшедшие. Во-первых, они много не убьют, а во-вторых, и это самое главное – они никогда не станут менять существующий строй. Сумасшедшим этого не надо. Вы понимаете, о чём я говорю?
В другом помещении находятся Кранке и Вилов.
Кранке – В каких отношениях между собой находились главный врач Чегот и доктор Ракса?
Вилов – Ну... Я бы сказал – в приятельских.
Кранке – А в их совместном общении не поднимался польский вопрос? Возможно, с какими-нибудь оговорками, полунамёками?
Вилов – Нет. Ничего подобного при мне они не говорили.
Кранке – Доктор Чегот когда-нибудь высказывался критическим образом о существующем порядке, о самодержавии, о русской православной церкви?
Кабинет главного врача.
Жирнов – Революционная идея, господин Чегот, имеет одну очень милую особенность – она поражает любую иммунную систему. Против неё не устоит ни князь, ни фабрикант, ни разночинец. И она будет сидеть глубоко в голове и менять сущность этого человека на молекулярном уровне. Особо питательная среда для неё – это атеизм и отрицание богоданности русского царя. И как следствие – чудовищная страсть к разрушению. Чтобы развалить любую государственность, достаточно всего лишь навсего одной сотни революционных фанатиков. И вы ничего не сделали для того, чтобы остановить одного из таких людей. Я расцениваю это, как преступное пособничество. И в эту вашу сказку о болезни Юзефа Пилсудского я не верю! Как, впрочем, и вы сами...
Коридор больницы.
Заец – Постойте, господи жандарм!
Кранке – Что вам нужно?
Заец - Я могу рассказать вам очень интересные вещи, происходящие в этих стенах.
Кранке – Только если это касается лично доктора Чегота.
Заец – Непосредственно!
Кранке – Кстати, почему вы здесь? Хотя, это неважно... Говорите, я слушаю!
Заец – Недавно, из очень уважаемых источников, мне донесли, что он возвращается!
Кранке – Кто он?
Заец – Тюркский каганат!
Кранке – Поправляйтесь...
Заец – Постойте, господин жандарм! Это ещё не всё!
Кранке – Для меня – достаточно.
Заец – Доктор Чегот вознамерился стать главный визирем! Нет – калифом! Сим-сим, откройся! Этого допустить нельзя! Вы слышите?! Нельзя!
Кабинет главного врача.
Чегот – Подозревать, господин подполковник, это ваша работа. Я ни в чём не собираюсь оправдываться. Моя долгая беспорочная служба на благо Российской империи будет лучшим и единственным доказательством моей невиновности. Извините, мне надо работать...
Жирнов – Одним своим поступком вы напрочь перечеркнули всё то, о чём вы сейчас сказали. Полагаю, дела заводить на вас мне не дадут – слишком много представителей высшего общества побывало здесь у вас. Я узнавал... Но я сделаю всё, чтобы вы здесь больше не работали. Честь имею!
ЭПИЗОД 52
Загородный дом купца Локтева.
Локтев, Любочка, Софья Никитична Приступа – соседка по загородному дому, Матвей – управляющий дома.
Локтев и соседка пьют чай на террасе.
Софья – Сергей Анисимович, ну, нельзя же так безжалостно смешить! Проявите милосердие - пощадите меня! Я ещё слишком молода, чтобы умирать... Пусть даже и от смеха.
Локтев – Побойтесь Бога, Софья Никитична! Вам ли говорить о смерти... Красота бессмертна!
Софья – Какой же вы, однако невозможный льстец...
Локтев – Вам не нравится?
Софья – Нет, отчего же... Можете продолжать. У женщин на лесть имеется противоядие. Мы можем употреблять это лакомство в любом количестве.
Локтев – «В крови горит огонь желанья, душа тобой уязвлена. Лобзай меня, твои лобзанья мне слаще мирра и вина…»
Софья – Да вы – поэт! Это признание?
Локтев – Вообще-то это Пушкин, но я готов подписаться под каждым его словом!
Софья – Нет, нет! Сергей Анисимович, не так откровенно. Я ещё не совсем готова к подобному. Мы так мало знаем друг друга... К тому же мой прежний опыт заставляет меня остерегаться. Поэтому я отвечу вам словами Тютчева - «Не искушай меня без нужды возвратом нежности твоей. Разочарованному чужды...
Локтев - ... все обольщенья прежних дней». Но это не Тютчев... Это Баратынский.
Софья – Да какая разница! На вас – мужчин, никогда не угодишь! Все вы... О, простите! Простите меня великодушно, Сергей Анисимович... Я не должна была вам так говорить... Это несправедливо! Вы так добры ко мне, а я... Я так несчастна!
Локтев – Это вы меня простите, Софья Никитична. Наверное, это было полной бестактностью с моей стороны поправлять вас...
Софья – Нет, Сергей Анисимович! Вы всегда поступаете, как благородный рыцарь.
Локтев – Да в чём я рыцарь-то?! Взял и наступил на вас, как медведь...
Софья – Вы даже не представляете, сколько вы значите для меня... Но нет! Не буду об этом...
Появляется Любочка.
Локтев - А вот и моя красавица!
Любочка – Здравствуй, папочка! Что это с тобой!? Ты здоров? У тебя вид какой-то странный...
Локтев – Да нет. Вполне...
Софья – Здравствуй, Любочка...
Любочка – О, простите, Софья Никодимовна! Я вас даже и не заметила...
Софья – Софья Никитична!
Любочка – Да, конечно, Никитична... Простите. Как я могла забыть! В Москве, недалеко от нашего дома тоже Никитична живёт, вроде вас. Только она Клавдия... И она немного ненормальная. Не в себе... Представляете, объясняется в любви всем мужчинам среднего возраста! Напропалую... Сама на шею вешается. Ну не дура! И кстати, Софья Никитична, вы, думаю, знаете, что я уже совершеннолетняя. Поэтому не тыкайте мне и для вас я – Любовь Сергеевна!
Локтев – Люба!
Любочка – И ещё! Если из-за вас я, не дай Бог, испорчу отношения со своим отцом – я вам этого никогда не прощу!
Софья – Я пойду... Спасибо вам, Сергей Анисимович, за гостеприимство! Извините, что не могу ходить к вам также часто, как вы меня приглашаете...
Любочка – И спасибо вам за это!
Локтев – Люба, перестань! Я провожу вас, Софья Никитична...
Локтев и Софья Никитична уходят. Любочка сидит, обхватив голову руками. К ней подходит Матвей.
Матвей – Изволите погорячее?
Любочка – Что?
Матвей – Я говорю, прикажете самовар вздуть?
Любочка – Не надо... Господи, откуда её только к нам принесло?!
Матвей – Вы, барышня, про эту женщину говорите, что вашего батюшку женить на себе хочет?
Любочка – С чего это ты взял, Матвей?
Матвей – А с того, что мне прислуга их об этом сказала. Матрёна Кузьминична... Она эта Софка со своей матерью тут живут. Недавно... Говорит, как только они узнали, что в соседях у них купец богатый да вдовый живёт, так больше ни о чём, кроме этого не говорят. Они уж и ворожили на Сергея Анисимовича и заговоры всякие творили, чтобы, значит, женить его на Софке...
Любочка – Ещё что про них знаешь?
Матвей – Да вроде всё рассказал... А вот, чуть не забыл! Намедни подходила она ко мне и очень интересовалась, что батюшка ваш больше всего любит...
Любочка – Ну? И что ты ей сказал?
Матвей – Больше всех, говорю, дочь свою любит! Вас, то есть... И Пушкина. А ещё Тютчева, Лермонтова и...
Любочка – Ах, она змея подколодная! Нашла в какую дыру вползать! Ну, я тебе устрою свадьбу! На всю жизнь запомнишь!
ЭПИЗОД 53
Купидонов, Наталья Степановна, Зинаида.
Прогуливаются в парке.
Наталья Степановна – Ты, Зиночка, чего так мало клюковного бланманже себе взяла? Сама говорила, любишь его сильно...
Зиночка – Ах, маман! Чего это вы вдруг такой доброй стали? Раньше бывало куском бланманже этого попрекали меня! Чего изменилось-то?
Наталья Степановна – Многое... Теперь Илья Самсоныч содержать тебя должен и всякие фрикасе с ананасами тебе покупать. Вот! А там, глядишь, и нам кое-что перепадёт... А что? Родственниками ведь будем, как-никак... Да, Аристарх Ильич? Чего молчишь-то, кормилец? А ещё сопротивлялся такому зятю! Иди давай, покупай дочери малиновое парфе с двойным пралине! По две порции того и другого. Я, пожалуй, тоже попробую...
Купидонов – Ну, это вне зависимости! В смысле, совершенно отнюдь...
Наталья Степановна – Чего?!
Купидонов – Я говорю, что, ежели, посмотреть на это с точки зрения, то в заинтересованности необходимость несущественна...
Наталья Степановна – Так. Понятно... Это ж надо так словами воздух испортить! Деньги где?!
Зиночка – Маман!
Наталья Степановна - Помолчи! Купидонов, я спрашиваю тебя ещё раз - деньги где?! Сто пятьдесят рублей!
Купидонов – Зинаида, если ты хочешь прожить со своим Ильёй долго и счастливо...
Наталья Степановна – Каждый день задавай ему такие вопросы!
Зиночка – Маман, эти деньги Илья Самсонович дал папаше лично! И он вправе поступать с ними, как ему заблагорассудится. Вам он, между прочем, тоже столько же дал... Забыли? Так что с вашей стороны – это несправедливо!
Купидонов – Вот! Слышала, что тебе сказала моя дочь?!
Наталья Степановна – Чья дочь?! Повтори!
Зинаида – Мамаша!
Купидонов – Моя дочь!
Наталья Степановна – Твоя?! А-ну, побожись! Побожись!!!
Зинаида – Хватит!!! Если вы оба сейчас же не замолчите, я завтра же в Яузе утоплюсь! Вы меня поняли?
Наталья Степановна – Там же мелко... Ладно, ладно - глубоко! Прости меня, Аристархушка! Деньги эти, будь они трижды прокляты, глаза людям застят... Давай обнимемся!
Купидонов – Душенька моя! Да я за тебя жизни своей не пожалею! Наталья Степановна!
Зинаида – Папаша, вы только, пожалуйста, на рожон не лезьте... Вы ведь, как малый ребёнок. Всему верите... Вас любой обманет.
Купидонов – Аристарх Купидонов одним только голым фактом своего существования способен разрушить любую инсинуацию, любые козни против себя! Это все знают...
Наталья Степановна – Ну, понесло...
Зинаида – Предчувствия у меня нехорошие...
Купидонов – Зинаида, ты не понимаешь одной простой вещи! Предчувствия у неё... Да плевал я на них с колокольни на предчувствия эти! Я жить не боюсь! Упасть не боюсь и не боюсь сдохнуть под забором... Потому что на всё воля Божья! Потому что для Него мы все под забором. И я это знаю... (панорама на золотые купола церкви, уходящие в небо)
ЭПИЗОД 54
Москва. Полицейский участок.
Ротмистр Иван Владимирович Кранке, начальник столичного охранного отделения Фёдор Степанович Пуговицын, официант Антон Титович Простите.
Пуговицын – Я, Иван Владимирович, хоть и служу в полиции скоро уж тридцать лет, но по своим религиозным убеждениям я был и остался православным христианином! Поэтому я даже в самом страшном преступнике человека вижу! Родственную душу с искрой Божьей...
Кранке – А если эта родственная душа, социал-демократ какой-нибудь вшивый, видит в тебе, Фёдор Степанович, пса цепного, кровопийцу царского и душителя свободы и при первой же возможности проломит тебе голову камнем, либо швырнёт в тебя самодельную бомбу?
Пуговицын – В том то и дело, что в этих господах искра не Божья - другая! В их чёрных душах пламень сатанинский, всепожирающий пламень и поэтому не будет им от меня никакой пощады! Никогда не было и не будет! А они сами друг другу глотки перегрызут...
Кранке – Значит, у нас с вами, Фёдор Степанович, одна дорога – вверх! На Голгофу. При любом раскладе...
Пуговицын – Другой дороги не желаю!
Заходит полицейский.
Полицейский – Ваше благородие, к вам человечек какой-то просится!
Пуговицын – Не человечек, Сысоев, а человек! До тех пор, пока не доказали обратное... Давай его сюда!
Кранке – Пойду я... Надо ещё несколько участков обойти да с осведомителями встретиться.
Полицейский возвращается с Антоном Титовичем, уходит.
Антон – Здравствуйте, господа хорошие!
Пуговицын – И вам здравствовать, мил-человек... Убили кого?
Антон – Никак нет!
Пуговицын – Преступное что замыслили?
Антон – Никак нет! Чист перед Богом и царём...
Пуговицын – С доносом?
Антон – Так точно! Выполняю свой гражданский долг.
Пуговицын – Похвально... Вот, Иван Владимирович, покуда у нас имеются вот такие сознательные граждане – Российская империя стоять будет непоколебимо. Звать-то тебя как, голубь?
Антон – Антон Титович Простите.
Пуговицын – Не извиняйся, Антон Титович. Ты всё правильно делаешь... А по фамилии ты кто?
Антон – Простите...
Пуговицын – Фамилия твоя как, говорю?! Глухой что ли?
Антон – Я и говорю – Антон Титович Простите! Фамилия моя – Простите...
Пуговицын – Прощаю... Говори, чего пришёл.
Антон – Пришёл сказать, что видел вот этих двоих, которые в розыске. Поляки... По описанию очень похожи.
Пуговицы – Это какие поляки?
Кранке – Погоди, погоди, Фёдор Степанович! Это те, о которых я тебе говорил... Ты точно их видел?
Антон – Святой истинный крест!
Пуговицын - Где?! Когда?
Антон – Вчера, ваше благородие! В ресторане в Столешниковском переулке, ближе к вечеру. Я там официантом работаю...
Кранке – Они были одни?
Антон – Нет. К ним попозже подошёл какой-то господин.
Кранке – Тоже поляк?
Антон – Нет, этот был русский.
Кранке – Хорошо его запомнил?
Антон – Как «Отче наш»!
Кранке – А до этого они приходили туда?
Антон – Да... Кажется, были пару раз. Не знаю, почему их запомнил... Я хотел подозвать полицейского, но они что-то заподозрили... Ушли, душегубы!
Пуговицын – Так... Значит, этих двоих, скорее всего, надо искать в центре Москвы. И немедленно! Сысоев!
Заходит полицейский.
- Антон Титыч, пойдёшь сейчас с ним и напишешь в подробностях об этих поляках всё, что ты видел и слышал. Всё до последней подробности! Вплоть до волос в носу... Сам, где живёшь?
Антон – На Тверской. Дом купца Середёнкина...
Пуговицын – Идите.
Антон и полицейский уходят. Кранке звонит по телефону.
Кранке – Алло! Станция? Соедините меня с жандармским управлением... Дежурный? Это ротмистр Кранке. Мне нужен подполковник Жирнов...
Жирнов подходит к дежурному, берёт трубку.
- Сергей Иванович? Добрый день! Кранке... Поляки наши засветились. Да... Оба в Москве. Видели их в ресторане в Столешниковском переулке. К сожалению, задержать не удалось... Ушли.
Жирнов – Иван Владимирович, немедленно прикажите усилить проверку всех выезжающих из Москвы. Особое внимание к лицам польской национальности. Всех филёров и осведомителей поднять на ноги. Найдите их! Я буду в Питере послезавтра...
Кранке – Слушаюсь!
Шонеп быстро складывает вещи в чемодан. Смотрит на жену, у той слёзы на глазах. Мотыга без усов сидит за столом, рядом чемодан. Тут же стоит жена с детьми
ЭПИЗОД 55
В доме Переверзевых.
Григорий, Лукерья, Купидонов.
Григорий стоит и пересчитывает купюры, словно не может оторваться от них.
Григорий – Чёртово наваждение... Что ж вы со мною делаете?! Смотрю на ассигнацию, а она пухнет, раздувается и вот уже не одну, а кажется, что целую пачку сторублёвок в руке держу. Смеются мне, подмигивают...
Одна купюра падает на пол, он этого не замечает. Заходит Лукерья.
Лукерья – Гришенька, там тебя батюшка к себе требует...
Григорий уходит. Лукерья достаёт откуда-то из-под юбок шкалик, пьёт из него...
Лукерья – Прости меня грешную, Господи... Ты мне уже ничем помочь не можешь. В этой жизни... Помру - за всё отвечу. Любочка-то не избалованная девушка, хоть и богатая... Чего она такого в Гришеньке нашла, не пойму. Он ведь бешеный... Таких только кнутом усмирить можно. Либо любовью страшной...
Заходит Купидонов.
Лукерья – Тебе чего здесь надо? Да ежели тебя тут Гришенька увидит, опять велит мне за ружьём бежать!
Купидонов – Мне в детстве цыганка нагадала, что помру от обжорства, так что иди, давай, зови сюда Гришку своего! Ну, что встала? Иди, зови!
Лукерья – Да ну тебя! Грех на душу брать...
Купидонов – Зови, говорю!
Лукерья – Не боишься, что ли Гришеньку? Прошлый раз вылетел отсюда, как хорёк из курятника!
Купидонов замечает лежащую на полу купюру.
Купидонов – А я, бабушка, только банкиров боюсь. Всё остальное, в сравнение с ними – райский кущи. Зови Гришку!
Лукерья – Тьфу на тебя, анафема! Не захочешь да согрешишь с тобой.
Лукерья идёт к дверям, Купидонов быстро поднимает деньги, появляется Григорий.
Григорий - Ты?! Лукерья, неси ружьё! Да закрой все двери и окна, чтобы живым не выскочил отсюда! Подлец! Мерзавец! Свинья!
Купидонов – А я, Григорий Михалыч, никуда от вас бежать и не собираюсь. Я к вам добровольно пришёл.
Григорий – Зачем? За деньгами? За работу я тебе всё равно платить не буду, так как ты самозванец! И в карты ты со мною, как француз играл таким же обманом! Лукерья, кому сказал, тащи сюда ружьё!
Лукерья – «Отче наш» читай, батюшка, покуда я за ружьём ходить буду...
Купидонов – Ежели вы меня, Григорий Михалыч, застрелить изволите, то, во-первых, этапом на каторгу в Сибирь пойдёте, как душегубец, а во-вторых, никогда не узнаете, какую гадость сделал для вас господин Разуваев! Знаете, как он вас за глаза при всех называет?
Григорий – Не интересно! Знать не хочу... Как?
Купидонов - Ослом, пустым местом и придурком! А не верите, спросите титулярного советника Порошкова! Он сам слышал, как господин Разуваев назвал вас пустым место в присутствии генеральши Бибиковой! И вообще, если хотите знать, дружит он с вами исключительно только ради вашей сестры! Да-с! Сами по себе вы ему не интересны!
Григорий – Что ты сказал!?
Купидонов – Я сказал, что вы ему не интересны!
Григорий – Он называет меня ослом!?
Купидонов – Так точно! Ослом-с! А ещё пустым местом и...
Григорий – Молчать! Молчать... Ты врёшь... Врёшь!
Купидонов – Никак нет-с! Не вру! Есть и другие свидетели. Например, коллежский асессор Закавыка Модест Ефимыч с Божедомки, околоточный надзиратель Пилигримов...
Григорий – Хватит!
Лукерья приносит ружьё.
Лукерья – Вот тебе ружьё, Гришенька! Только сделай так, чтобы он долго не мучился...
Григорий – Неси обратно... Живи, Купидонов! За то, что глаза мне раскрыл...
Купидонов – Премного вам, Григорий Михалыч, благодарен. Может, ещё рублик накинете за риск?
Григорий – За какой-такой риск?
Купидонов – Так вы ж меня пристрелить хотели! Грозились... Да и Пётр Николаевич меня не пощадит, ежели прознает про этот наш разговор...
Григорий – Пошёл вон!
Купидонов уходит. Лукерья – за ним.
Григорий - Ай да Пётр Николаевич... За дурака меня держать изволите. Амурный интерес прикрыли своей дружбой! Сунули мне её в рот, как титьку младенцу, а я и рад... Петенька, Гришенька... Я не Купидонов, чтобы вот так вот об меня ноги вытирать... Всё тебе припомню дай срок! А пока мне надо деньги в церковь отнести... Любочкины. Вчера ещё надо было... Пусть подавятся! Я потом в тыщу раз больше огребу... Сто, двести, триста, триста пятьдесят... Триста пятьдесят! А где ещё пятьдесят рублей?! Тут же были! Где пятьдесят рублей?! Как же я так, растяпа! Неужели у отца обронил?!
Бежит в комнату к отцу, ползает по полу в поисках. Отец смотрит на него с недоумением. Григорий бежит обратно.
Григорий – Нету! Ничего нету... Пустыня! Тогда где? Где?! Неужели я здесь ассигнацию обронил?! Чёрт!!! Чёрт, чёрт... Не может быть! Только не это! Купидонов! Рожа твоя мерзкая! Он тут был, он и деньги мои нашёл! Он, злодей! Ещё и рубль у меня выпрашивал! А он паскуда такая пятьдесят рублей моих в кармане своём держал! У-у-у! А теперь ищи ветра в поле! Что же я наделал?! Пропал! Пропал...
ЭПИЗОД 56
Москва. Утро. В церкви.
Разуваев, Любочка.
Любочка, с горящей свечой, стоит возле иконы. Молящихся мало. К ней со свечой в руке подходит Разуваев. Какое-то время смотрит на неё. Подходит ближе.
Разуваев – Простите, вы позволите зажечь мою свечу от вашей...
Любочка – Пожалуйста... А-а, это вы?!
Разуваев – Я... Не ожидали меня здесь увидеть?
Любочка – Не ожидала...
Разуваев – Я не верю в Бога, но он знает, что я есть... Поэтому я хожу в церковь. Не так часто, как мог бы... Надеюсь, вы, Любовь Сергеевна, не держите на меня зла за прошлое? Та маленькая услуга, которую вы мне тогда оказали, почти ничего вам не стоила, но спасла вашего отца от банкротства.
Любочка – Да. Я это сделала исключительно только ради него. И больше с вами говорить я не желаю. Ни о чём...
Разуваев – И даже спасибо мне не скажете? Я не так часто делаю добрые дела... Хотя бы поддержите меня в этом!
Любочка – Что вам от меня нужно? Почему вы меня преследуете?
Разуваев – Почему именно преследуете? Начитались французских романов? Просто хочу вас предостеречь...
Любочка – От кого? От вас?
Разуваев – Вы совершаете ошибку.
Любочка – Разговаривая с вами!
Разуваев – Вы любите человека ничтожного, ни на йоту не стоящего вашего чувства. Неужели вы сами этого не видите? Вы же умная...
Любочка – Перестаньте!
Разуваев – Рядом с этим человеком вы обрекаете себя на страдания и мучения... Послушайте, Любовь Сергеевна, неужели во всей Москве не нашлось ни одного достойного вас человека? Почему именно Григорий Переверзев?! Это натура бесчувственная к людям! Абсолютно! Страсть, которая его раздирает имеет характер разрушительный, беспощадный... А вас он просто использует. Вы ему не нужны! Деньги вашего отца – вот что заставляет его быть рядом с вами. Всё обман! Поверьте мне, как его другу...
Любочка – Не говорите мне больше ничего...
Разуваев – Не буду. Бесполезно... Вы всё равно будете его любить. Наверное, это такая милая женская особенность – пусть моя любовь будет для меня пыткой, но я спасу этого человека... Да в том-то и дело, что не спасёте!
Любочка – Вы этого не можете знать...
Разуваев - Но я могу вас понять... Для меня тоже всё пространство от неба до земли заполнено одним единственным человеком. Может быть, именно для того, чтобы спасти меня от окончательного падения, Бог послал мне эту женщину... И я хватаюсь за неё, как утопающий. «Но, если бы душа могла здесь, на земле, найти успокоенье, мне благодатью ты б была, моё земное провиденье» ... Эти слова я повторяю каждый день, как молитву. Просыпаюсь и засыпаю с ними...
Любочка – Она вас любит?
Разуваев – Не знаю. Я люблю её...
Любочка – И вам этого достаточно?
Разуваев – Да...
Любочка – Мне тоже.
Любочка уходит, Разуваев со странным выражением лица смотрит ей вслед.
ЭПИЗОД 57
Дача Софьи Никитичны Приступы.
Локтев, Софья Никитична, Розалия Семёновна – её мать, Матрёна – прислуга.
Розалия – Ты, Софочка, вырез-то на груди приспусти пониже... Приспусти. Чтобы наглядней было!
Софья – Ещё что ли ниже? Куда ещё-то?!
Розалия – Здрасьте! Самое большое своё достоинство и упрятала от глаз! Хочешь, чтобы об нём только догадывались?! И нечего тут стесняться... Это твой стратегический запас.
Софья – Я как тебе его приспущу, коли он больше не приспускается! Вырезать что ли?
Розалия – Вырежи! Бог с ним с этим платьем! После того, как дело выгорит, окрутишь этого купчину, каждый день себе будешь по новому платью покупать. Помяни моё слово! Спасибо мне ещё скажешь...
Софья – И так хорошо...
Розалия – Софья! Дочь моя! Почему ты не слушаешь мать свою?! Я больше тебя прожила на свете, и я лучше тебя знаю, что нужно мужчинам!
Софья – Только вот мужчины, почему-то так этого и не поняли.
Розалия – Софочка, это жестоко...
Софья – Просто я не хочу повторять твои ошибки, мама... Сергей Анисимович, вряд ли оценит вырез на моей груди. Ему нужно не это! Ему нужна метафизика, рифма... Он, несмотря на низкое своё происхождение, просто обожает, как это ни странно, поэтические опусы русских поэтов... «Ещё люблю, ещё томлюсь перед всемирною красою и ни за что не отрекусь от ласк, ниспосланных тобою. Покуда на груди земной... покуда на груди земной...» Я с ума сойду от этих стихов! Где моя зелёная тетрадка? Вот здесь на столе лежала! Где она?
Розалия – Тетрадка? Какая тетрадка?
Софья – Господи! Моя зелёная тетрадь! Там у меня стихи записаны! Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Фет... Голова от них уже кругом! Вот это для меня сейчас самое главное, мама, а не твоё декольте! Где она?
Розалия – Не знаю... Я её не брала. Зачем мне Тютчев?
Софья – Действительно... Матрёна!
Розалия – Софочка, только я тебя умоляю, ты, пожалуйста, помягче с ней! Найти хорошую кухарку в наше время так трудно... Вон, Фёкла Романовна выгнала свою, а теперь мучается...
Софья – Матрёна!!!
Появляется Матрёна. В руках – топор...
Матрёна – Чаво?
Софья – Ничаво! Ты брала зелёную тетрадь с этого стола? Ты? Не смей отпираться!
Матрёна – А чаво мне отпираться... Я чай не засов, чтобы отпираться.
Софья – Куда ты её дела?! Отвечай!
Розалия – Матрёнушка, ты, пожалуйста, вспомни и скажи барыне только честно – брала ты зелёную тетрадочку?
Матрёна – А чаво мне врать... Брала.
Софья – И где она?
Матрёна - На печке лежит...
Софья – Господи...
Софья кидается из комнаты вон, возвращается с тетрадью, у которой половины листов нет.
Софья – Это что такое?! Что ты с ней сделала?!
Матрёна – Дрова сырые! Щепу с них покуда наколешь да покуда разожжёшь, полдня пройдёт. А вам есть подавай с утра пораньше... Бумага эта всё одно без толку валяется. Вот я её на растопку и взяла... Горит хорошо.
Софья – Всего Пушкина уничтожила! Сожгла... Что ж ты за варвар такой! Убирайся отсюда! Корова безмозглая! Чумичка! С глаз моих долой!
Матрёна – Сами вы корова! Злая и ленивая! Одно слово – барыня! Да без меня вы тут обе с голоду околеете!
Розалия – Матрёнушка! Ты это чего задумала-то, миленькая? Не смей никуда уходить! Я тебе запрещаю! Умоляю! Я тебе полтинник прибавлю!
Матрёна – Подавитесь вы этим полтинником!
Матрёна, бросив топор, уходит. Розалия Семёновна – за ней.
Розалия – Рубль! Матрёнушка, два рубля!!!
Софья – «Мне грустно потому, что я тебя люблю и знаю молодость цветущую твою. Не пощадит молвы коварное гоненье... коварное гоненье... гоненье…» Господи! Как же дальше-то? Не помню! Вот чёртова баба!
ЭПИЗОД 58
Феликс, Юзеф, хозяин постоялого двор – Осип Круглов, его жена – Глафира, его сыновья – Афанасий и Тимофей. Степанида – жена Тимофея.
Поздний вечер. Семья готовится ужинать. За столом сидят Осип и Тимофей со Степанидой.
Осип – Мать!
Появляется Глафира.
Глафира – Чего тебе?
Осип – Афоню зови сюда.
Глафира – Сказал, не хочет...
Осип – Что значит не хочет?! Захочет! Ишь фон барон какой сыскался! Вся семья за столом, а этот, видите ли, не хочет! Скажи ему – не пойдёт, ремнём отстегаю! Не посмотрю, что выше меня ростом стал...
Мать уходит. Возвращается, молча садится. Все ждут. Появляется Афанасий.
Афанасий – Я вам что, вместо соли нужен? Без меня уже и поесть сами не можете?
Осип – Сядь! Умник...
Афанасий нехотя садится.
Тимофей – Ты, брат, гордыню-то свою усмири... Усмири! Грех! Это в тебе бесы куражатся.
Афанасий – Бесы... Ты, Тимоха, хотя бы одного беса видел? Нет их! Выдумки всё это для таких, как ты, чугунноголовых!
Тимофей – Может, ещё скажешь, что и Бога нет?!
Афанасий – И Бога нет...
Осип – А ну, замолк!
Глафира – Афонюшка...
Афанасий – А то, что?! Меня, батюшка, вам уже не переделать... Поздно! Меня такого только убить можно. Не хочу, чтобы вы грех на душу брали. Уйду я завтра от вас... В город пойду. Не могу я больше в дыре этой сидеть! Жизнь проходит, а я здесь заживо гнию...Тридцать вёрст всего от Москвы, а, кажется, что на краю света.
Осип – Ты же старший мой, Афанасий! Помру – постоялый двор тебе достанется! Хозяином будешь! Что плохого-то?
Афанасий – Не надо мне этого ничего. Вон, пусть Тимоха хозяйничает... У него семья...
Глафира – Афонюшка, всё книги твои распутные... Задурили головушку твою...
Афанасий – Вы, матушка, книги мои не трогайте. Они глаза мне как раз раскрыли... Какая у человека жизнь может быть свободная, светлая! Без насилия...
Осип – Это, Афоня, всё бредни... Брехня! Курица и та без насилия в суп не попадёт. Уходи... Отпускаю.
Глафира – Да как же это?! Как уходи? Куда?! Чего говоришь-то, отец?! Опомнись...
Стук в двери.
Осип – Не вой... Иди, открой двери. Кого-то Бог принёс...
Заходят Феликс и Юзеф.
Юзеф – Здравствуй, хозяин! Пустишь на ночлег?
Осип – Здравствуйте, люди добрые! Отчего же не пустить... Пущу. Места всем хватит. Постояльцев нынче немного...
Феликс – Подводу нам на завтра надо. До Есипово... Хорошо заплатим.
Осип – Есть и подвода! Тимофей мой и отвезёт...
Юзеф – Поесть бы чего...
Осип – Накормим! Степанида, отведи гостей в комнату... Вы пока там располагайтесь, а хозяйка моя харчей приготовит...
Поляки уходят за Степанидой. Глафира уходит в сени.
Тимофей – Батя...
Осип – Чего тебе?
Тимофей – Левольверционеры это!
Осип – Кто?!
Тимофей – Левольверционеры... Бомбисты! Они из левольверов в важных господ стреляют. И в простых тоже...
Осип - С чего ты взял?!
Тимофей – Неделю тому назад к нам полицейский урядник заходил... Ты тогда в Химки уезжал.
Осип – Фёдор Гордеич, что ли?
Тимофей – Ага. Он тогда велел за всеми проезжающими приглядывать. Полиция двух поляков ловит... Социалистов! Так вот это они и есть! Точно! Урядник бумагу оставил с их описанием...
Осип – А чего сразу мне об этом не сказали?
Тимофей – Афоня не велел... Сказал, мол, не нашего ума это дело, а полиции. Пусть она их и ловит...
Осип – Не нашего ума дело, говоришь? Дурак ты, Афанасий... Ещё как нашего! Где эта бумага?
Афанасий – Что вам эти люди плохого сделали? Да ничего! Пришли и ушли... Каждый человек имеет право на свободу слова, на свободу совести...
Осип – Похоже, что это они... Всё сходится. Нету у них совести, Афоня, нету. Диаволу они совесть свою продали! Оптом и в розницу... А ну, Тимофей, быстро тащи сюда берданку. Повяжем сейчас обоих...
Афанасий – Неправильно это! Они доверились, в дом к нам пришли...
Осип – А мне их доверие ни к чему...
Появляется с чугунком Глафира.
Глафира – Тебе зачем ружьё, Тимофей?
Осип – Уйди-ка, мать, отсюда...
Глафира – Куда?!
Осип – Уйди, говорю! Тимоха, дай мне берданку...
Глафира – Не пойду! Чего задумали?! Зачем ружьё!?
Осип – Злодеев в дом свой пустили... Революционеров. Полиция их ловит...
Глафира – А мы тут причём?
Осип – Если все будут не при чём, Рассее – крышка! Да ты своими бабьими мозгами всё равно этого не поймёшь...
Заходят поляки. Тимофей прячется за дверь. Осип, вскидывает ружьё и целится в поляков. Глафира, закрыв рот рукой, опускается на лавку.
Осип – А ну, стоять! Гражданы... Чего вам спокойно не живётся? Чего вы народ баламутите? Руки подняли...
Юзеф выхватывает пистолет, Тимофей бьёт его сзади ухватом. Юзеф падает, успев нажать на курок. Пуля попадает в голову Афанасия. Тот валится замертво…
Глафира – Афонюшка!!! Сынок...
ЭПИЗОД 59
Москва. Сквер.
Лиза, Разуваев, Антон Простите, городовой.
Лиза сидит на скамейке. Читает книгу. Подходит Разуваев.
Разуваев – Здравствуйте, Елизавета Михайловна!
Лиза – Здравствуйте, Пётр Николаевич...
Разуваев – Виноват, задержался... Чёртов извозчик! О, простите... Спасибо, что пришли! Что нашли время. Не отказали...
Лиза – Я захотела вас увидеть... Вы почему-то долго к нам не заходили. Целую неделю...
Разуваев – Вы сказали – целую неделю?! Как же я несказанно рад слышать это от вас, Елизавета Михайловна! Вы даже не представляете себе... Значит, я вам небезразличен! О, небо! С вами жизнь моя наполняется чем-то новым, чистым... Для меня вы, как дар Божий!
Лиза – Господи, Пётр Николаевич! Да что же вы такое говорите? Божий дар нашли... Я самая обыкновенная, да ещё и с неправильной ногой. Это вы, вон какой видный... Не понимаю, что вы такого во мне нашли. Вокруг вас столько красивых женщин...
Поодаль проходит Антон Титович Простите. Увидев Разуваева, замедляет шаг.
Разуваев – Красивые женщины, в большинстве своём, как дорогие собачки. Они нужны только для того, чтобы их выгуливать... На этом их сходство и заканчивается. Ни любви, ни преданности от них не дождёшься... А вы, Елизавета Михайловна, другая. Вы особенная... Я это сразу почувствовал, как вас в первый раз увидел...
Лиза – Что ж, вам виднее... Больше я вас разубеждать не буду. Потом пеняйте на себя сами...
Разуваев – Я люблю вас...
Лиза - Я, Пётр Николаевич, ненадолго здесь... С вами. Не обижайтесь... Папа не очень хорошо себя чувствует.
Разуваев – Да, да, конечно...
Лиза – Вы мне приснились этой ночью... Сон был какой-то странный.
Разуваев – И что же вам приснилось?
Лиза – Мне приснилось, будто мы с вами танцевали в каком-то очень богатом и красивом дворце...
Разуваев – Ничего странного. Так и будет, уверяю вас!
Лиза – Я не договорила... И вдруг на вашей груди появилось большое кровавое пятно. А вы, словно ничего не произошло, продолжали танцевать, смеяться и шутить со мною... Я проснулась от страха за вас.
Антон Простите почти бегом кинулся в сторону городового.
Разуваев – Ничего страшного... Кровь – это к деньгам. Кровь на груди – к большим деньгам... А в этом сне моё сердце таким образом дало понять, что пылает любовью к вам. Елизавета Михайловна, позвольте мне подарить вам вот это колечко. Оно недорогое. Это серебро... Осталось от моей матери. Возьмите... Пожалуйста, не отказывайтесь...
Лиза берёт кольцо и, помедлив, надевает себе на безымянный палец.
Лиза – Это её обручальное кольцо?
Разуваев – Да...
Лиза – Вы действительно этого хотите?
Разуваев – Больше всего на свете.
Лиза – Господи! Мне так хочется смеяться, а я плачу... Простите... Со мною никогда не было ничего подобного. Я всегда думала, счастье возможно, но только для других, для кого-то более достойного, более... Пётр Николаевич, я так хочу обнять вас, поцеловать и остаться с вами навсегда...
Разуваев – Лизанька! Девочка моя...
К Разуваеву быстро подходит городовой. Из-за его спины выглядывает Простите.
Городовой – Здравствуйте! Городовой городской полиции Ефим Палицын! Попрошу вас пройти со мной в участок!
Разуваев – Простите... Что вы сказали?
Городовой – Я говорю, попрошу вас пройти со мной в полицейский участок! Сейчас же!
Лиза – На каком основании? За что его в полицейский участок?!
Городовой – Вас, сударыня, это не касается...
Разуваев замечает Антона Простите.
Разуваев – Это какое-то недоразумение... Возможно, меня просто с кем-то перепутали. С некоторыми людьми такое случается... Обещаю вам, Елизавета Михайловна, завтра же после обеда я приду к вам... Чего бы мне этого не стоило. До свидания...
Лиза – До свидания, Пётр Николаевич! Я буду вас ждать... Всегда.
Городовой уводит Разуваева. Поодаль за ними идёт Антон Простите. Разуваев оборачивается, смотрит на Лизу, улыбается ей.
ЭПИЗОД 60
Захар Вилкин, Максим Крыжовников, городовой, Илья Фигуристый, Купидонов, Наталья Степановна, Зинаида.
Москва. Поздний вечер. Закоулки. Захар и Максим идут из кабака.
Захар (поёт) – Глухой, неведомой тайгою, сибирской дальней стороной бежал бродяга с Сахалина звериной узкою тропой...
Максим (подхватывает) – Шумит, бушует непогода, далёк, далёк бродяге путь. Укрой, тайга его глухая, - бродяга хочет отдохнуть…
Появляется городовой.
Городовой – Паапрашу, господа хорошие, успокоиться и не пугать людей! Уже поздно...
Захар – Да нешто мы кого пугаем, господин городовой? Мы всего-то навсего песню поём...
Городовой – Я и говорю – не пугайте людей. Песня эта разбойная и поёте вы её так, словно зарезать кого-то хотите... Идите молча с Богом.
Максим – Ишь ты, какой правильный! На вот тебе, служба, пятьдесят рублей и сделай вид, что ты глухой... Усёк?
Городовой – Нет, не усёк!
Захар – Тебе мало что ли?! Да ты за такие деньги полтора месяца в любую погоду, как собачонка по улицам бегать должен. Бери давай и вали отсюда...
Максим – Эй, ты чего?! Ты пистолетиком тут не размахивай этим! Он же выстрелить может...
Городовой – Имейте в виду, ребятушки, я не из пугливых. И таких, как вы, бывших каторжников, я за версту чую... Поэтому, либо уходите по добру по здорову молча, либо идёте ночевать в участок со всеми для вас хреновыми последствиями.
Захар – Ладно, ладно... Уходим мы, уходим. Не дыми...
Городовой провожает их взглядом.
Максим – Вот бульдог чёртов! Шею бы ему свернуть... Откуда у него пистолет? Сколько знаю, у них только пустая кобура болтается для острастки.
Захар – Политические оборзели, потому полицию и вооружили. Ты газеты-то хоть читаешь?
Максим – Да плевать мне на газеты... По мне так пусть стреляют друг в друга – нам в мутной воде легче рыбку ловить.
Вилкина и Крыжовникова обгоняет Илья Фигуристый с чемоданом руке.
- А вот и рыбка...
Захар – Ты чего это задумал, Максим?
Максим – Да так... Мелочь одну. Сильно мне городовой этот, паскуда полицейская, настроение испортил. Отыграться на ком-нибудь хочу...
Захар – Брось ты это! Нам с тобой мокрые дела сейчас ни к чему...
Максим – Дай гирьку. Я свою дома забыл...
Захар – Нету у меня никакой гирьки...
Максим – Врёшь, Захар! Есть... Ты всегда её с собою носишь. Дай!
Захар – Дурак ты, Максим... (отдаёт ему гирьку)
Максим догоняет Илью.
Максим – А позвольте, милостивый государь, поинтересоваться, где вы такой знатный чемоданчик себе приобрели?
Илья – Нравится?
Максим – Очень.
Илья – Таким, как ты их там продают...
Максим – Почему?
Илья - Мордой не вышел! Вот почему...
Илья наносит быстрый удар Максиму в лицо, тот падает. Захар набрасывается на Илью сзади, держит его за руки, Максим поднимается и бьёт Илью гирькой по голове. Илья страшно кричит и валится без сознания. Почти сразу раздаётся свисток городового, дворники тоже начинают свистеть. Со всех сторон слышны крики и топот сапог.
Захар – Чёрт! Нелёгкая тебя дёрнула связаться с ним...
Максим – Чемоданчик-то тяжёлый...
Захар – Брось ты его! Не до чемоданчика сейчас... Уходить надо.
Максим – Ну уж нет... С собой возьму. Тут недалеко Купидонов живёт. У него отсидимся. Давай за мной...
Вилкин и Крыжовников пробираются задворками, лезут через заборы.
Наталья Степановна (в постели с мужем) – Слышь, свистят? Убили что ли кого? Теперь поди душегубов ловят...
Купидонов – Может и убили... А, может, и нет.
Раздаётся стук в дверь.
Наталья Степановна – Не открывай!
Стук повторяется более настойчиво.
Купидонов – Не хватало ещё, чтобы двери выломали. Пойду, узнаю...
Купидонов берёт свечу, идёт открывать двери. На пороге стоят Захар и Максим. У Максима на лице кровь.
Купидонов – Вы?! Чего надо?
Захар – Пусти нас, Аристарх Ильич, на время... Как всё стихнет – уйдём.
Купидонов – Ну, не знаю...
Максим – Ты мне, Купидонов, сто двадцать рублей должен. Так я тебе их прощу...
Купидонов – Ладно. Только тихо...
Голос Натальи Степановны – Кто там, Аристарх?
Аристарх – Никто... Ошиблись. Спи! Пошли на кухню...
Уходят на кухню.
Захар (Максиму) – Кровь вытри...
Купидонов – Чемоданчик мне этот знаком... Где-то я его уже видел.
Максим – У меня и видел. Таких везде полно...
Появляется Зинаида – простоволосая, в ночной рубашке.
Зинаида – Папа?! А я думала Илья вернулся...
Купидонов – В Нижнем твой Илья... Прикройся чем-нибудь! Перед чужими людьми стоишь...
Появляется Наталья Степановна.
Наталья Степановна – А это кто такие? Чего здесь надо?!
Купидонов – Не шуми, мать... Ко мне пришли. По делу...
Наталья Степановна – Какое ещё дело?! У всех добрых людей в такое время должно быть только одно дело – спать!
Внезапно на кухне появляется Илья. Еле стоит, вся голова в крови.
Илья – Вот вы где... Чемодан верни, падла...
Илья падает.
Зинаида – Илюшенька!!!
Зинаида бросается к нему.
ЭПИЗОД 61
Григорий, Михаил Семёнович, Локтев, Лиза.
У Лизы в комнате.
Григорий – Ты это... Не сердись на меня, сестра. Не со зла я такой...
Лиза – Я вообще долго сердиться на тебя не могу... Ты же брат мой.
Григорий – Сильно плохо мне сейчас... Помоги мне, Лиза!
Лиза – Что случилось?
Григорий – Мне пятьдесят рублей нужно! По зарез нужно! Так нужно, как ещё никогда в жизни не было нужно! Хоть вешайся... Помоги мне!
Лиза – Опять ты за старое!
Григорий – Не за старое! Не говори так! Сейчас всё по-другому! Мне эти деньги не для баловства! Мне эти деньги в церковь отнести надо! Отцу Владимиру отдать! Я обещал!
Лиза – Вот кому ты обещал, тот пусть за тебя и платит! А у нас лишних денег на твои прихоти нет!
Григорий – На мои прихоти, говоришь?! Ладно. Хорошо... Тогда поговорим про твои прихоти, сестрица! Ты у него тогда для меня деньги попроси!
Лиза – У кого это у него!?
Григорий – У кого?! У Петьки Разуваева! У своего ухажёра, вот у кого! Думаешь, я ничего не знаю! Думаешь, те деньги, что ты три недели назад домой откуда-то принесла, из воздуха появились? А?! Он тебе их дал! Он! В дружбе мне клялся, а ему, оказывается, ты нужна была! На содержание тебя взял, да? Чего смотришь, будто проглотить хочешь? Есть у тебя деньги, есть! Знаю! Дай мне пятьдесят рублей! Или я сейчас же пойду и всё про вас отцу расскажу!
Лиза – Не посмеешь!
Григорий – Ещё как посмею! Дай мне денег!
Лиза – Нет!
Заходят Михаил Семёнович и Локтев.
Михаил Семёнович – Елизавета! Григорий! Вот хорошо, что вы здесь вместе. Знакомьтесь! Это – Сергей Анисимович Локтев!
Локтев – Купец первой гильдии. Здравствуйте, барышня!
Лиза – Здравствуйте...
Григорий – Виделись уже...
Михаил Семёнович – Сергей Анисимович пришёл ко мне с благородным предложением! Он выкупил все наши закладные! Но это ещё не всё! Поскольку Сергею Анисимовичу нужен этот дом уже сейчас, он предложил мне сделку, и я согласился.
Григорий - Он покупает наш дом?
Локтев – За очень хорошие деньги.
Михаил Семёнович – Этих денег хватит, чтобы купить тебе, Гриша, небольшую квартиру, а я с Лизой уеду жить в деревню! Купчую я уже подписал. Осталось только оформить юридически...
Григорий – А деньги где?
Локтев – Залог со мной. Я думаю, вам хватит недели уладить все необходимые дела...
Заходит Лукерья.
Лукерья – Гришенька, там к тебе барышня твоя приехала...
Григорий – Скажи ей, что меня здесь нет!!! Скажи в церковь уехал! Удержи её! Господин Локтев, простите за прошлый раз... Не в себе был. Не понимал, что говорю... Такое ведь с каждым случиться может... Умоляю, дайте мне пятьдесят рублей в счёт стоимости дома! Пожалуйста, не отказывайте мне! Я вам по гроб жизни обязан буду! Только пятьдесят рублей! Сущая безделица... Ну, что вам стоит? Прошу вас!
Михаил Семёнович – Григорий! Да ты в своём ли уме?! Немедленно замолчи! Ты позоришь нас...
Григорий – Я тебе потом всё объясню, папа... Не мешай! Соблаговолите сделать великую милость!
Лиза – Не слушайте его! Он с ума сошёл!
Григорий – Умоляю! Только пятьдесят рублей... Пятьдесят рублей!
Локтев достаёт деньги и отдаёт их Григорию.
Григорий – Спасибо! Вы мне жизнь спасли! Век помнить буду!
Григорий убегает.
Михаил Семёнович – Простите его... Мне так неловко. Не понимаю, что на него нашло...
Появляется Любочка, за ней – Лукерья.
Лукерья – Я Гришенькины слова ей передала, что, мол, нету его тут... Так её разве удержишь!
Любочка – Здравствуйте, Михал Семёнович! Мы с вами ещё не знакомы... Папа?! Что ты здесь делаешь?
Локтев – Дом вот этот покупаю... А что здесь делаешь ты?
Любочка – Я? Я пришла к Григорию Михайловичу...
Локтев – К какому Григорию Михайловичу!? Это вот к... Он что, знает тебя?!
Любочка – Я его знаю... Мы знаем друг друга. Вот, пришла вернуть ему кольцо.
Михаил Семёнович – Какое кольцо?
Любочка – Вот это.
Михаил Семёнович – Откуда оно у вас?!
Любочка – Мне его Григорий Михалыч дал.
Михаил Семёнович – Он отдал вам вот это кольцо?!?
Любочка – Ну, вернее, одолжил за некоторую сумму. Теперь я его Гришеньке возвращаю...
Локтев – Гришеньке...
Михаил Семёнович – Елизавета, ты тогда принесла мне деньги?! Сказала, что из ломбарда! Сказала, что они вот за это кольцо! Я тебе поверил... Что это были за деньги? Где ты их взяла? Кто тебе их дал? Изволь отвечать!
Лиза – Папенька...
Любочка – А мне кто-нибудь скажет, где Гриша?
Локтев – Сын господина Переверзева вот только что попросил у меня пятьдесят рублей и сразу же ушёл...
Любочка – Куда?
Лукерья – Сказал, что в церковь...
Любочка – В церковь?! И ты дал ему эти деньги?!
Локтев – Он очень просил...
Михаил Семёнович – Сергей Анисимович, прошу меня простить – дела семейные! Завтра – милости прошу, в любое время. А пока... Елизавета, немедленно иди за мной! Немедленно! Лукерья, предложи чаю барышне...
ЭПИЗОД 62
Кранке, Жирнов, Феликс, Юзеф, Разуваев, Антон Простите.
Полицейский участок.
Кранке – Пан Мотыга, у нас есть три свидетеля, готовых под присягой подтвердить, что видели вас двенадцатого июня в Санкт-Петербурге. Дворник дома на Екатерининском канале, в котором вы изволили проживать вместе с Юзефом Шонепом, извозчик, которого вы наняли до Корабельного моста и двое урок, которым пан Юзеф угрожал пистолетом. Так что вопрос вашего присутствия там не вызывает у нас никаких сомнений. И надо же какое совпадение – именно в это время из психиатрической больницы бежит опасный революционер Юзеф Пилсудский. Ну, вы-то, конечно, ничего об этом не знали, оказались в том месте совершенно случайно и не имеете к этому никакого отношения?
Феликс – Простое совпадение.
Кранке – Ну, разумеется, кто бы сомневался... Но вот только, как быть с показаниями санитара Егора Вилова, который видел, как именно к вам в пролётку сели Юзеф Пилсудский и Андрей Казимирович Ракса?
Другое помещение.
Подполковник Жирнов и Юзеф Шонеп.
Жирнов – Пан Юзеф, поверьте, я глубоко вам сочувствую... Ну, не лично вам, а тому состоянию, в котором сейчас находится ваша несчастная родина. Но я глубоко убеждён, что главная причина этому таилась не снаружи, а внутри. И всегда главная причина внутри! Слабая власть – вот что делает страну уязвимой. И я, как патриот России, не позволю, чтобы такие как вы расшатывали государственные устои моей страны!
Юзеф – Государственные устои, господин подполковник, - это не египетские пирамиды. Это прежде всего живые люди. Такие, например, как – Добролюбов, Герцен, Чернышевский... Их трупы для вас гораздо опаснее.
Жирнов – Какое отношение к побегу Юзефа Пилсудского имел главный врач психиатрической больницы Станислав Леонович Чегот? Отвечайте!
Юзеф – Почему бы вам не спросить об этом у него самого?
По коридору полицейский ведёт Разуваева. Тот видит, как в туалет заходит Антон Простите.
Разуваев – Послушай, любезный, мне срочно надо отлить. Обещаю вернуть себя в целости и сохранности...
Полицейский – У нас отсюда даже мышь не сбежит.
Разуваев (себе) – Богатая мышь сбежит...
Разуваев заходит в туалет. Увидев его, Простите испуганно пятится, пока не упирается в стену.
Простите – Вы... Нельзя! Вы зачем сюда?
Разуваев – За тем же самым, что и вы... По нужде.
Простите – Вы не имеете права сметь... Я требую...
Разуваев – Заткнись. Требует он... Выбирай – пятьсот рублей или уже завтра ты будешь лежать на дне Москвы-реки с камнем на шее...
Простите – Пятьсот... А можно шестьсот?
Голос полицейского – Эй, там! На выход! Поторопись...
Разуваев – Когда дело касается моей жизни, я предпочитаю не торговаться с такими, как ты.
Другое помещение.
Кранке – Как давно с вами сотрудничает господин Разуваев Пётр Николаевич?
Феликс – Простите, как? Разливаев?
Кранке – Разуваев! И не надо ломать комедию. Иначе вам придётся очень долго добираться с Сахалина до любезной вашему сердцу Варшавы!
Другое помещение.
Жирнов – Итак, пан Юзеф, ваши подвиги потянут лет на пятнадцать каторжных работ. Можете не сомневаться. География поездок самая весёлая – вся восточная Сибирь, Дальний восток и остров Сахалин... Какого рода услуги оказывал вам Пётр Николаевич Разуваев?! Отвечайте!
Юзеф – Никогда не слышал о человеке с таким именем.
Жирнов – Похвально... В самообладании вам не откажешь.
Жирнов выходит из помещения, вызывает в коридор Кранке.
Жирнов – Он заговорил о Разуваеве?
Кранке – Нет. Молчит... Но не верю я этому поляку. Темнит...
Жирнов – Чего упираются? Сдали бы его, глядишь, и самим, хоть какая-то польза от этого будет...
Кранке – Им, чем нам ни хуже, тем им лучше. Сергей Иванович, а может, попробовать с пристрастием к ним обратиться?
Жирнов – Не надо... Если это выйдет наружу, вся либеральная пресса подымет такой вой, что за всю жизнь потом не отмоешься. Мы, жандармы, и так давно уже стали общим местом в собственной стране ... Давайте сюда этого нашего свидетеля. Посмотрим, что они запоют...
В помещении находятся Шонеп и Мотыга. Заходят Жирнов и Кранке, молча садятся напротив. Через некоторое время полицейский заводит Разуваева.
Жирнов – Здравствуйте, Пётр Николаевич... Освежите, пожалуйста, память этих двух господ. Они решительно про вас ничего не помнят, хотя встречались с вами не так давно... В ресторане в Столешниковском переулке.
Разуваев – С удовольствие помог бы вам, господин подполковник. Я даже выношу за скобки сам факт моего задержания бесцеремонного и без должного на то основания. Заметьте, я не требую адвоката, единственно ради того, чтобы исключить недопонимание и чтобы восторжествовали закон и справедливость...
Кранке – Господин Разуваев, приберегите своё красноречие. Оно пригодиться вам в другом месте. Вы знаете этих людей?
Разуваев – Впервые вижу.
Кранке – Вы уверены в этом?
Разуваев – Абсолютно.
Жирнов – Понятно... (делает знак полицейскому, тот вводит Антона Простите) Вы помните этих двоих? (показывает на поляков)
Простите – Так точно! Помню... Очень хорошо помню! Я видел их в ресторане, где я работаю. Они тогда ещё заказали...
Жирнов – А этого человека вы помните? (показывает на Разуваева)
Простите – Этого?
Кранке – Этого, этого!
Простите – Никак нет-с... Этого господина не помню-с. Отнюдь... Святой истинный крест! Провалиться мне на этом самом месте, ежели я вру! Волосиками только чуть-чуть похожи на того другого-с, а так нет... Нет. А этих двоих я хорошо запомнил... У-у, злодеи!
Телефонный звонок.
Кранке – Слушаю! Кто? Сергей Иванович, вас... Князь Вяземский.
Жирнов – Подполковник Жирнов... Да, Ваше сиятельство... Кто? Арестован?! Ну, что вы... Нет, конечно... Всего лишь, как свидетель. Чистая формальность... Господин Разуваев перед законом чист, как младенец... Честь имею! Поздравляю, Пётр Николаевич... У вас очень влиятельные покровители. Но не обольщайтесь... Вы сядете за решётку. Это я вам обещаю!
ЭПИЗОД 63
Илья Самсонович, Зинаида, Аристарх Ильич, Наталья Степановна.
Дома у Купидоновых. Илья лежит на лавке с перевязанной головой.
Купидонов – Никакие они мне не друзья! И никогда не были. Так... Шапошное знакомство. Пару раз деньгами ссудили и всё... А может, вовсе и не они это сделали? Может, кто другой... Мало ли кого здесь по ночам нелёгкая носит!
Наталья Степановна – Ой, бедненький... Вся-то головушка в крови... Хоть бы выжил.
Зинаида – Хватит, мама, причитать! Без вас тошно... Выживет! Лучше бы за Карлом Иванычем сбегали!
Наталья Степановна – Вот ещё! Он за ночной визит такую цену заломит, что... Ну, иду, иду! И нечего так на мать родную смотреть... (уходит)
Зинаида – Не они, говорите, папенька?! А тогда зачем он сюда пришли? Зачем? С вами повидаться? Нужны вы были им сто лет - дома, да ещё и трезвый! Никогда не были, а тут вдруг, здрасьте вам, в двенадцатом часу ночи заявились! От городового они здесь прятались и от сторожей после содеянного, тут и говорить не о чем... Это вы дружков своих защищаете! А они Илюшеньку моего чуть на тот свет не отправили! Как у вас только совести хватает на это! Я сама их найду... Я знаю, в каком кабаке они каждый вечер торчат. Я их из-под земли вырою! В горло им вцеплюсь...
Купидонов – Ну, живой же... Живой! Не убили же они его. Чего тебе ещё надо? Полиция их и без тебя найдёт...
Зинаида – Полиции этой ещё доказать надо, что это они были... А я-то точно знаю – они!
Купидонов – Зинаида! Не связывайся ты с ними! Им человека убить, что высморкаться...
Илья приходит в себя, стонет…
Зинаида – Илюшенька! Страдалец ты мой... Сильно болит? Не вставай, родненький... Не вставай!
Илья – Чемодан...
Зинаида – Что чемодан?
Илья – Где он? Там у меня деньги... Все деньги... К тебе шёл. Ограбили... Пусти!
Зинаида – Да куда ж ты это собрался?! Ночью-то... Нельзя тебе! Лежи, миленький. Лежи, пожалуйста... Тебе голову чуть не пробили...
Илья – Искать их... Без этих денег я банкрот... Двадцать тысяч... Под проценты... Всё прахом пойдёт...
Появляется Наталья Степановна.
Наталья Степановна – Очнулся? Ну, слава Богу! Значит, долго жить будет...
Зинаида – А Карл Иваныч где?!
Наталья Степановна – Сказал утром придёт. Сейчас не может... Сам сильно болеет.
Купидонов – С похмелья поди...
Илья (кричит в бреду) – Стойте! Души свои губите... перед Богом ответите! Там всё вам зачтётся... Зинаида, вот принёс я тебе, любовь моя, пять тысяч рублей залогом нашего с тобою светлого будущего! Детей мне нарожаешь красивых... Эх, заживём... Полицию зовите, чего ждёте! Сбегут... Я помню чудное мгновенье, передо мной... Страшно...
Наталья Степановна – Чего это с ним? Умом что ли тронулся...
Зинаида – Илюшенька, миленький ты мой, я обещаю – я их найду, душегубов этих! И деньги твои найду...
Купидонов – Не суйся туда, Зинаида... Забудь! Не те это люди. Ничего ты с ними не сделаешь... Раздавят! Знаю я человека, который управу на них найдёт. Если только согласится...
ЭПИЗОД 64
Локтев, Любочка, Матвей, Софья Никитична.
Летний дом купца Локтева. Он сидит и что-то пишет в толстой тетради. Подходит дочь.
Любочка – Папочка, ты на меня сердишься?
Локтев – Две тысячи рублей сверху плюс налог, плюс комиссионные... Итого, семь тысяч в прибыль... Прости, дочь, не расслышал. Что ты спросила?
Любочка – Всё ты расслышал, не обманывай... Сердишься на меня, да? За вчерашнее...
Локтев – А что было вчера?
Любочка – Значит, сердишься... Извини, но мне это непонятно. Сердиться за то, что я уже вполне взрослая и имею право на личную жизнь? За то, что в какой-то момент начинаю осознавать себе личностью, смотреть на мир не твоими глазами? Но это же глупо! Или по-твоему, я должна докладывать тебе о каждом своём шаге, о каждом поступке, о каждом новом человеке, появившимся в моей жизни? Спрашивать твоего разрешения? А если я знаю, что этот человек тебе не понравится, что ты будешь его осуждать? И осуждать жестоко! Как тогда мне быть? Отказаться? Но я не могу встречаться только с теми, кто устраивает лишь тебя! Так не получится, папа... Что ты молчишь!?
Локтев – Вспоминаю, куда я дел «Биржевые ведомости»... С утра ещё здесь, на этом столе, лежали. Вот память стала на газеты...
Любочка – Я тебя ненавижу!
Локтев – А я тебя люблю... Люблю несмотря ни на что! А он?
Любочка – Что он?
Локтев – Он тебя любит?
Любочка – Если честно... Если честно, я не знаю. Но это неважно! Для меня это неважно! Григорий Михайлович хороший человек, но глубоко несчастный... Он этого сам пока ещё не осознаёт! И в этом его трагизм! Но я смогу ему помочь своей любовью... Я всё сделаю для того, чтобы он был счастлив! Чтобы жизнь его наполнилась светом, добром, любовью! Чтобы...
Локтев – Ну да...
Любочка – Что?
Локтев – Звучит красиво... А он собирается сделать тебя счастливой или ему достаточно только твоих усилий?
Любочка – С тобой невозможно разговаривать, папа! Ты не хочешь меня понять!
Локтев – Наоборот, очень даже хочу... Пытаюсь понять тебя, но слышу только общие фразы о вселенской любви, о трагизме, о самопожертвовании ради непонятно кого... Ты моя единственная дочь и я не позволю сделать из тебя разменную монету для какого-то там Григория Михайловича! Этого не будет.
Любочка – Ты... Ты...
Любочка, всхлипывая, вскакивает и уходит. Появляется Матвей. Он ранее заглядывал, но из деликатности ждал.
Матвей – Сергей Анисимович...
Локтев – Чего тебе, Матвей?
Матвей – К вам пожаловали…
Локтев – Кто?
Матвей – Софья Никитична...
Локтев – Какая Софья Никитична?
Матвей – Соседка ваша...
Локтев – Ах, да... Некстати она, однако. Что ж, зови.
Матвей – Это, конечно, не моё собачье дело, но дамочка эта сильно мечтает женить вас на себе. Знаю это доподлинно, можно сказать из первых уст...
Не дождавшись приглашения, появляется разряженная, ярко накрашенная Софья Никитична.
Софья – Здравствуйте! Здравствуйте, милый Сергей Анисимович! Я пришла к тебе с рассветом, рассказать, что солнце встало! Что оно горячим светом по листам затрепетало... Как это божественно звучит! Как изысканно! Поэзия на меня действует невозможно как воодушевляюще! С ней я словно заново рождаюсь, как Венера из пены морской...
Локтев – С приветом, Софья Никитична... Пришла... В смысле, пришёл с приветом.
Софья – Что?! Кто пришёл с приветом? С каким ещё приветом?
Локтев – Вы с приветом...
Софья – Я с приветом?!
Локтев – Ах, Боже ты мой... Да не вы с приветом! Вы меня не поняли... Фет с приветом! У Афанасия Фета стихотворение начинается – «Я пришёл к тебе с приветом…» А вы, Софья Никитична, сказали, что с рассветом... В этом вся разница. Вы ошиблись...
Софья – И только? Из-за одного какого-то слова?! Я ошиблась?! Как это по-мужски, взять и всё опошлить! Вывернуть всё наизнанку... Да какая разница – с рассветом или с приветом? Может, этот самый Фет вечером хотел написать с рассветом, а утром встал с левой ноги, на кошку наступил и сдуру написал – с приветом! Потому что забыл... Потому что сам он с приветом! И вы вместе с ним, со всеми вашими ямбами, хореями и амфибрахиями и ещё чёрт знает с чем...
Матвей – Прикажете воды принести, барыня? «Фонтан любви, фонтан живой! Принес я в дар тебе две розы. Люблю немолчный говор твой и поэтические слезы...»
Софья – Заткнись! Заткнись, заткнись... Сумасшедший дом!
Убегает.
ЭПИЗОД 65
Михаил Семёнович, Лиза, Разуваев, Григорий, Лукерья.
Переверзев – Через месяц мы уезжаем в деревню... Самое большое к концу августа. К этому времени Локтев выплатит нам все деньги. И прочь из города! Прочь из этого средневековья, средоточия всех возможных страстей, пороков и безумств! Здесь живым людям не место... Человек здесь дичает, духовно разлагается... Только туда – в патриархальную тишину, в живое дыхание рек, полей, лесов... К простому русскому мужичку... Вот, кто даст нам силы!
Лукерья – Вилы? Какие вилы? Куда?
Лиза – Я не поеду...
Переверзев – Поедешь!
Лиза – Нет.
Переверзев - Я не оставлю свою дочь на съедение человеку уголовных страстей и преступных наклонностей, которому место разве что только за решёткой!
Лиза – Я люблю этого человека.
Переверзев – Что?! Ты не должна, слышишь?! Ты не должна этого делать!
Лиза – Вы мне запрещаете любить?
Переверзев – Потому что это – не любовь! Не любовь! Потому что - это блажь, это... это... Это эгоистичное желание сделать всем назло! Он купил тебя... Это безнравственно! Это аморально! Куда ты, Лиза?! Я не разрешал тебе уходить!
Лиза – Но вы всё для этого сделали.
Лиза уходит.
Переверзев – Лиза... Какой позор! До чего я дожил... Лукерья...
Лукерья – Что, батюшка?
Переверзев – Что делать? Что мне делать? Всё несётся в тартарары... Сын... дочь...
Заходят Григорий и Пётр Николаевич.
Разуваев – Здравствуйте, Михаил Семёнович...
Переверзев – Милостивый государь, соблаговолите немедленно оставить мой дом! Я не желаю...
Разуваев – Я пришёл не к вам. Я пришёл к Лизавете Михайловне... И раньше не уйду, пока её не увижу...
Переверзев – Вон из моего дома! Вон... Сердце... Лукерья, уведи меня отсюда. Гришенька, сын... Помоги... Капли...сердечные...
Григорий – Не уходите, господин Разуваев! Я имею разговор к вам... Обопрись на меня, отец...
Переверзев, Лукерья и Григорий уходят. Разуваев быстро идёт к комнате Лизы, стучится.
Разуваев – Елизавета Михайловна, вы здесь?
Дверь распахивается, и Лиза обнимает его, плача.
Лиза – Пётр Николаевич... Ты пришёл... Господи, какое счастье! Не хочу тебя отпускать... Теперь вместе! Всегда вместе... Только забери меня отсюда! Сегодня же... Я с самого утра тебя ждала. В окно хотела тебя увидеть... Всю ночь плакала, глаз не сомкнула. Боюсь за тебя...
Разуваев – Ну, будет тебе, будет... Душа моя, Лизавета Михайловна. Любовь моя... Уедем, скоро уедем... А заберу тебя, хоть завтра. Завтра и заберу... Слово даю. День тебя только не видел, а кажется, что все три года! Дай посмотрю на тебя поближе, в глаза твои бездонные окунусь, потеряюсь в ресницах твоих, утону в волосах... Какая ж ты красивая! У меня аж сердце заходится от твоей близости!
Голос Григория – Где вы, господин Разуваев? Я вас жду!
Разуваев – Подождёт...
Лиза – - Петя, кто ж тебя словам таким научил? Откуда ты их только берёшь? Так мне сладко становится, когда слышу их! Даже не верится, что это про меня... Следом за тобою про себя повторяю слова твои, словно молитву...
Разуваев – Потерпи ещё немного, милая моя... Потерпи до завтра.
Разуваев заходит в комнату, где его ждёт Григорий.
Разуваев – Чего тебе? Говори, только быстрее... Некогда мне вздор твой слушать, дел много, Гришенька...
Григорий – Не Гришенька! Не Гришенька, а Григорий Михайлович Переверзев!!! Я вам не осёл и не пустое место-с! И намёки ваши оставьте для себя-с! Я всё про вас знаю!
Разуваев – Купидонов что ли рассказал?
Григорий - И вот ещё что! Поскольку ваше присутствие здесь плохо сказывается на здоровье моего отца, вам отказано в посещении этого дома! И все ваши, так называемые, виды на Елизавету Михайловну можете оставить за порогом! И, вообще, она скоро уезжает отсюда в деревню жить! Подальше от таких, как вы!
Разуваев – Гришенька, а ты ещё больший дурак, чем я думал.
Григорий – Извольте выйти вон!
Разуваев - Если ты, Гришенька, встанешь у меня на пути, я тебя, как навозного жука перееду. Счастье твоё, что ты брат Елизаветы Михайловны, иначе лежал бы уже в какой-нибудь подворотне с проломленной головой! Я тебя, гниду, терпел, и дурь твою переносил, только ради неё. А ты ногтя её не стоишь. Пустое место! Ты понял меня?! Я спрашиваю, ты меня понял?!
Григорий – Лукерья! Лукерья!!! Убивают! Зови полицию... Караул!
ЭПИЗОД 66
Полицейский участок. Москва.
Подполковник Сергей Иванович Жирнов, ротмистр Иван Владимирович Кранке, начальник столичного охранного отделения Фёдор Степанович Пуговицын.
Пуговицын – Отказался узнавать? Ах, шельма! Не иначе, как он запугать его успел... Но когда успел?
Кранке – Полицейский рассказал, что они случайно встретились в участке. В сортире... Не доглядели.
Пуговицын – А этот ваш Разуваев, как выяснилось, тёртый калач... Оказывает разного рода услуги влиятельным людям. Причём услуги эти, в основном, криминального характера... Не брезгует ничем – подкуп, шантаж, вымогательство... Замечен также в связях с леворадикальными партиями. Не удивлюсь, что он заигрывает и с польскими националистами... Деньги не пахнут.
Жирнов – Умён, беспринципен, изворотлив... Причём, этот идиот князь Вяземский лично ему благоволит...
Пуговицын – Это который из министерства иностранных дел?
Жирнов – Он самый. А того не понимает, что такие, как Разуваев, случись что – его же первого к стенке и поставят... Им власть нужна любой ценой! Им всё равно, кому служить... Оседлают толпу, кинут ей пару лозунгов и пошла кровавая круговерть! Вон, далеко ходить не надо – Франция с этой либеральной демократией, сожрала своего короля и ещё сотни тысяч неповинных глупцов, громче всех кричавших «Свобода, равенство и братство!»
Кранке – Мне кажется, Сергей Иванович, что вы напрасно такого злодея из него делаете... Думаю, что у господина Разуваева совсем другое на уме - голый расчёт... Хладнокровный и достаточно циничный. И он слишком умён, чтобы всерьёз работать на революцию.
Пуговицын – И что вы предлагаете?
Кранке – Заплатите ему больше, и он будет работать на нас.
Жирнов – Нет. Это вряд ли... Такие люди слишком дорожат своей независимостью. Для них это скорее спорт, возможность пощекотать себе нервы. Финансовая сторона – не главное. Главное – риск и победа. Вот, что составляет смысл его жизни...
Пуговицын – Любой ошибается... Любой. А ещё - рядом с ним обязательно найдётся человечек способный на зависть, подлость, предательство и прочие милые вещи, так необходимые для нашего дела... Поляки его не выдадут, тут и говорить нечего. Ничего от них не добьёмся. После суда пойдут этапом в Сибирь... А через два года наши либеральные суды освободят их по амнистии! Безмозглые кретины! Слепцы! Это заигрывание с нашими доморощенными демократами плохо кончится... Поляки хоть за идею в Сибирь идут, а господин Разуваев, видите ли, нервы пощекотать себе желает. Слежку за ним! Глаз не будем с него спускать... На чём-нибудь да проколется.
ЭПИЗОД 67
В кабаке.
Купидонов, Максим Крыжовников, Захар Вилкин, половой в кабаке.
Максим крепко пьян.
Половой – Позвольте, Максим Федотыч, прекратить безобразить... В последний раз сердечно вас прошу! Вы у нас тут уже все лучшие мебеля переломали... Побойтесь Бога!
Максим – Уйди, Ерофей! Убью...
Половой – Не уйду! Лучше убейте... Вы, Максим Федотыч, все венские стулья топором насмерть изрубили! Каждый стул двадцать один рублик серебром стоит...
Максим - Глухой, неведомой тайго-о-о-ю, сибирской дальней стороно-о-о-ой...
Захар – Сколько он стульев изрубил?
Половой – Десять! Семь – в мелкую щепу, а три – в крупную... Да ещё дамы визжали, пугались... Моральный ущерб заведению!
Максим – Водки тащи, гнида!
Захар – Про моральный ущерб будешь рассказывать на том свете апостолу Павлу... А дамы здесь не бывают. Только ****и... Так-то вот! На тебе двести рублей и заткнись. И убери отсюда блевотину!
По улице идёт Купидонов, на лице – решимость.
Максим – Где цыгане?! Где они? Тошно мне... Люблю их! Не боюсь! Удавку на шею и - пока глаза не вылезут... Зови их сюда, падла, не то убью кого-нибудь...
Захар (Ерофею) – Давай их сюда живее!
Половой убегает. Тут же вваливается человек десять цыган и с ходу начинают петь и плясать. Максим пляшет, потом садится, тупо смотрит на них, падает лицом на стол и засыпает. Захар делает жест рукой, цыгане замолкают. Он даёт им денег, те тихо уходят. Захар наливает себе, пьёт, закусывает. Заходит Купидонов.
Захар – Пришёл... Водки выпьешь, Аристарх?
Купидонов – Деньги верни.
Захар – Не хочешь? А зря...
Купидонов – Я сказал – деньги верни!
Захар – Какие деньги? Ты это о чём?
Купидонов – Сам знаешь о чём... Дурачка-то передо мной не ломай! Чемодан с деньгами, что вы у будущего моего зятя отняли, а самого его чуть не убили!
Захар – Чемодан с деньгами? Чуть не убили... Да ты никак сбрендил, Аристарх?
Купидонов – Деньги верни, Иуда!!! Пять тысяч!!! Без денег отсюда не уйду!
Захар – Пусть этот твой будущий зятёк ищет их там, где потерял! Раззява тамбовская! Нечего было клювом щёлкать! А за Иуду ответишь!
Захар хватает со стола нож и бросается на Купидонова. Тот стулом бьёт Вилкина по голове, Захар валится на пол. Аристарх садится на его верхом и начинает душить.
Купидонов – Деньги где?! Не скажешь – придушу, рука не дрогнет... Молись, паскуда, перед смертью! Проси у Бога прощенья за все свои грехи... Я тебя убью и на каторгу пойду, с лёгким сердцем пойду! За таких, как ты мне на том свете скидка будет... В последний раз спрашиваю – деньги где?!
Захар – Чтоб ты сдох...
Купидонов душит Вилкина. Пошатываясь, сзади к нему подходит Крыжовников и бьёт бутылкой по голове. Аристарх медленно заваливается на бок.
Максим – Глухой, неведомой тайго-о-о-ю, сибирской дальней стороно-о-о-ой...
Захар – Бежал бродяга с Сахалина звериной узкою тропой... То, что к нам попало – у нас и останется. Деньги куражистых любят. Так-то вот, Аристрархушка... А тебе – хрен с маслом!
ЭПИЗОД 68
В доме Купидоновых.
Зинаида, Илья, Наталья Степановна, баба Нюра.
Илья полулежит в кровати, взгляд блуждающий.