Единственное кладбище в черте города давно стало просто местной достопримечательностью. Хоронить на нём перестали лет 20 назад. Бывали, конечно, исключения: заслуги перед государством, выкупленная земля, либо большие деньги кладбищенскому начальству.
Кладбище делилось на христианское, мусульманское и еврейское. Даже в безбожные советские времена Мустафиных и Рахматулиных хоронили в мусульманской части, Лившицов и Шапиро в еврейской, ну и соответственно Егоровых-Петровых в христианской.
Могилы бабки и деда Романа находились как раз на стыке этих трёх частей. Что само по себе было символично. Бабка наполовину еврейка, наполовину украинка, дед соответственно русский татарин. Или татарский русский.
Роман приходил сюда к началу осени. Дёргал сорную траву, убирал упавшие с деревьев ветки, протирал запылившиеся могильные плиты. И каждый раз испытывал боль в своём здоровом сердце. После уборки сидел и смотрел, словно пытаясь увидеть что-то там сквозь толщу земли. Старался вызвать какие-то образы, но кроме мрака и холода ничего не лезло в голову.
И дед, и бабушка были коммунистами, совсем чуть-чуть не дожили до падения советской империи и умерли с разницей в сорок дней. Сначала остановилось сердце деда, затем во сне перестала дышать бабушка.
На обеих плитах были выбиты звёзды. Когда-то золотая краска потускнела от времени, портреты едва проглядывались.
Когда родители его матери ушли в мир иной, Роману едва исполнилось восемь, и он с трудом помнил морщинки деда, когда тот улыбался и всегда серьёзное лицо бабушки.
Через год после их смерти отец привёл его в православный храм, где бородатый священник совершил над ним таинство крещения. Когда Ромка спросил, для чего всё это, отец коротко ответил «так надо». Раз надо, значит надо, решил мальчик, всегда и во всём слушавшийся отца.
- Только маме не говори, - попросил отец.
Мальчик и не сказал. Даже нательный крестик на шёлковом шнурке прятал под подушку. Но однажды субботним утром убегая в школу, забыл про него. Мать, собиравшая в стирку бельё, нашла.
Возвращавшийся из школы Роман увидел во дворе на скамейке отца. Тот, молча, протянул ему крестик. По его лицу Ромка понял, что они с матерью поругались.
Целую неделю мать не разговаривала со своими мужчинами, запиралась в спальне. Отец спал в комнате сына на полу.
- Пап, а почему мама обиделась? – как-то перед сном спросил Ромка. – Она, что, Бога не любит?
Отец долго не отвечал.
- Понимаешь, она в такой семье выросла. Там верили в другое.
- Во что?
- В светлое будущее.
- А что такое светлое будущее? И почему нельзя верить в него и в Бога?
Отец приподнялся со своего матраца и тихо произнёс:
- Для девятилетнего пацана непростые вопросы ты задаёшь.
Потом мать, конечно, остыла, но Ромка старался, чтобы крестик больше не попадался ей на глаза.
Очень редко, но они заходили с отцом в храм. А лет с двенадцати Роман и сам каждую неделю ходил на службу. Он не особо вслушивался в слова священника, но ему нравилась атмосфера церкви, навевавшая покой где-то внутри. А потом он настолько полюбил слушать церковный хор, что ком стоял в горле, когда старшекурсницы из музыкального училища выводили « блаженны плачущие, яко те и утешатся». Ему, подростку очень хотелось, чтобы плачущие утешились и на мокрых от слёз лицах засияли улыбки.
Роман окончил школу, отслужил срочную в армии, подписал контракт ещё на три года. Вернулся в родной город, но пять лет без родителей приучили его к самостоятельной жизни и вскоре он уехал в Питер, поступать в политехнический. Как-то на третьем курсе, в зимнюю сессию приехал отец. Рома к тому времени работал в ночную смену дежурным инженером в пятиэтажном офисном здании. Работа позволяла ему снимать крохотную однокомнатную квартирку, зато всего в двадцати минутах ходьбы от института. Утром после ночной смены он поднимался на верхний четвёртый этаж старинного дома и увидел сидящего на ступеньках отца.
- Давно ждёшь? – спросил он.
- Да нет, - нехотя ответил отец.
Но судя по помятой одежде и усталому лицу, он ждал сына всю ночь.
Они по очереди приняли душ и сидели на кухне прихлёбыая горячий кофе со свежими булочками. Роман видел, отца что-то тяготило, но он не решался поделиться этим с сыном.
- Опять с мамой поругался?
Отец молчал, делая вид, что увлечён кофе.
- Отец, я уже не мальчик, мне скоро двадцать пять. Имею я право знать, каковы отношения между моими родителями?
- А что, до этого ты не знал?
- Я просто был счастлив, - улыбнулся Роман. – Нет, отец, серьёзно! Вы с матерью любите меня, я люблю вас. Если смотреть со стороны, вы – идеальная пара.
- Если смотреть со стороны, то да, - согласился отец. – Но есть ещё то, чего со стороны не увидишь.
- Объясни.
- Помнишь, - после короткого молчания спросил отец, - ты как-то спросил меня, во что верит твоя мать?
- И ты мне ответил, в светлое будущее.
- Ответил. Ты тогда маленький был, многого бы не понял.
- Что, мама уже не верит в светлое будущее?
- А что такое светлое будущее, сынок? – в свою очередь спросил отец. – Смерть, которая для каждого из нас неизбежна?
- Отец, ты сейчас говоришь о телесной смерти. Но душа-то бессмертна.
- Это мы с тобой верим в бессмертие человеческой души, - с жаром отвечал отец. – Но мать-то не верит!
- Тут мы с тобой бессильны, - философски заметил Роман.
- Не знаю, как там насчёт светлого будущего, но я могу рассказать тебе о тёмном прошлом. То, чего никогда не рассказывал. Тебя не удивляло, что ты ничего не слышал о моих родителях?
- Мама как-то говорила мне, что они умерли ещё до моего рождения.
- Мой отец, твой дед был священником. И умер он в лагере, куда его отправил другой твой дед – отец твоей матери.
Роман так и не донёс булку до рта.
- А твоя мать? – счёл нужным спросить он.
- Она уехала вслед за отцом. Жила в посёлке, что рядом с зоной. Пережила его на 23 года. В 1977-м умерла в Норильске. Я ездил на похороны, там и встретил твою будущую мать.
- Она, что, тоже сидела?
- Нет, её послали в командировку от газеты. О том, что её родители причастны к судьбе моих, я узнал много позже, когда началось, так называемое, разоблачение сталинских репрессий. Сынок, я не держу и никогда не держал никакого зла на твоих бабушку и деда. Как это не цинично звучит, работа у них была такая. Дед был завсектором республики по пропаганде и агитации, бабка твоя занимала не последнюю должность в газете «Советская Россия». И мать 20 лет проработала журналистом.
Роман сидел, уставившись в стол.
- Собственно, нынешние проблемы связаны вовсе не с прошлым, - продолжил отец. – А именно с будущим.
- Ты не хочешь жить с матерью, - догадался Роман.
- Я боюсь! – с отчаянием в голосе произнёс отец. – Она сходит с ума!
- Что ты такое говоришь, папа?
Для него мать всегда была воплощением разума. Её объяснения были логически безупречны, даже наказывая сына, она не позволяла эмоций, Роман всегда знал, за что она его наказывает.
- Она ждёт эмиссаров смерти…
Голос отца прозвучал так тихо, что сын не расслышал.
- Кого?
- Эмиссаров, посланников смерти. Говорит, что к её родителям они приходили, буквально за неделю. И ещё, - отец взглянул ему в глаза, - говорит, что ты их мог видеть.
- Я?
- Я помню, Роман, ты гостил у них за несколько дней до смерти деда.
Молодой человек стал вспоминать. Действительно, пару выходных в том, 1988 году он гостил у бабушки с дедом. 72-летний Анатолий Ильич был весел, учил играть внука в шахматы. Татарского отца деда звали Ильяс, но дед Толя поменял отчество на Ильич…
И тут в голове, будто что-то вспыхнуло! Они с дедом на кладбище, пришли на могилу к его фронтовому другу. Молча, стояли у обелиска со звездой. Дед держал внука за руку. И тут Ромка увидел их. Мужчина и женщина стояли метрах в десяти, лиц не было видно, их закрывала жёлтая осенняя листва, но мальчик был почему-то уверен, что смотрят те двое на них с дедом. Он вспомнил, как напряглась рука деда, чувство тревоги, закравшееся в детскую душу.
- Рома, стой здесь, я отойду недалеко и ненадолго.
Он ещё тогда не узнал голос деда, всегда уверенный и бодрый. И когда тот шаркающей стариковской походкой отправился, к тем двоим, Ромке стало по-настоящему страшно. Страшно от того, что дед может не вернуться. И он, восьмилетний, останется здесь со всеми этими мертвецами.
Дед вернулся через несколько минут, сел на лавочку около могильной ограды. Подозвал внука, погладил по светлым волосам.
- Ну, вот и всё, - выдохнул он. – Я уже вернулся.
Потом, конечно, Роман забыл об этой встрече на кладбище и никак не связывал её со смертью деда. Детская память, видимо щадя психику, избирательна.
- А кто они, эти эмиссары? Откуда?
- Вот, и ты уже поверил, - вздохнул отец.
- Но я действительно видел их! Мужчину и женщину.
Оба замолчали, глядя в свои чашки, на дне которых плескалась кофейная гуща.
- Мы видим лишь малую часть окружающего нас мира, - начал отец. – Господь бережёт наши души, закрыв от нас остальное завесой. Эти посланники, которых вы с дедом видели должно быть с той стороны завесы. А может просто вышедшее из-под нашего контроля воображение. Несколько лет назад мать твоя рассказала мне, что её матери, твоей бабушке, эти двое тоже являлись. Раиса тогда подумала, что у родительницы началась деменция или нервный срыв после смерти мужа. Но незадолго до смерти та сказала дочери, что они придут и за ней. И даже назвала время.
- Когда? – спросил Роман.
- По моим рассчётам, через неделю, в течение трёх дней они должны появиться.
Отец замолчал, а Ромка смотрел в его напрягшееся лицо.
- Ты ведь приехал не ради того, чтобы рассказать мне эти преданья старины глубокой?
Отец долго молчал, рассматривая на дне кружки кофейную гущу. И, наконец, подняв голову, взглянул на сына.
- Я тоже их видел. Три дня назад. Мать долго стояла у окна и глядела на улицу. Я подошёл и увидел на другой стороне две фигуры – мужскую и женскую. И если выражение тоска смертная не просто литературный оборот, то именно её я увидел в глазах Раи.
Роман сдал два оставшихся экзамена, взял отпуск за свой счёт на работе и они с отцом уехали в родной город.
Мать накрыла стол, они хорошо посидели до позднего вечера. А перед тем, как идти спать, она сообщила, что завтра поедет одна на кладбище.
Отец с сыном переглянулись. А утром отцу стало плохо, поднялось давление. Мать настаивала, чтобы вызвать скорую, сын побежал в аптеку за таблетками, которые отец никогда не принимал.
Весь день прошёл в хлопотах у постели больного. Поздним вечером, когда Роман зашёл в спальню, отец подмигнул ему.
- Один день мы выиграли, - тихо произнёс он.
На следующий день отец пожаловался, что от таблеток у него отекают ноги и попросил родных съездить на губернский рынок, купить сбор трав для приготовления отвара от высокого давления.
- Роман может сходить в аптеку, - недовольно заметила мать. – Там продают травяные сборы. Чем тащиться на рынок, в другой конец города.
- В аптеке не то, - возразил отец. – На рынке старушка торгует, баба Зоя её все зовут. У неё, говорят, травы настоящие. И есть такие, которых в аптечных сборах нет. Вот список.
Где-то около полудня Роман с матерью поехали на рынок. Где-то с час они искали бабу Зою. А когда, наконец, купили травы, обнаружилось, что сын забыл в автобусе шапку. Пришлось ехать в торговый центр, покупать новую. Роман уговорил мать примерить шерстяное платье.
- Хочу сделать тебе подарок.
- У меня день рождения через три месяца, - ворчала мать, разглядывая себя в зеркало.
Платье ей шло и нравилось самой.
- Мам, я в Санкт-Петербурге работаю и зарабатываю неплохо. Ты помнишь, я тебе после окончания школы обещал с первой зарплаты что-нибудь купить?
Домой они вернулись около шести вечера и сели обедать. Мать явно нервничала.
- Завтра с утра еду на кладбище, - заявила она.
Отец с сыном промолчали. После обеда они пили вкусный отвар из трав.
Ночью мать никак не могла уснуть, всё ходила на кухню, пила воду. Под утро отец заставил её выпить успокаивающий травяной отвар.
В девять утра Роман с отцом сидели на кухне.
- До обеда точно проспит, - говорил отец.
- А потом?
- Я предлагаю нам с тобой уйти из дома. Забрать все ключи и запереть дверь. К вечеру вернёмся.
Роман смотрел в окно на заснеженный двор
- Куда пойдём?
- Да хоть куда! В кино, например.
В половине первого Роман осторожно заглянул в спальню. Мать спала так тихо, даже дыхания не было слышно. Около двух часов они вышли из квартиры, закрыв железную дверь на оба замка и забрав с собой все ключи.
Весь сеанс Роман сидел как на иголках, всё представлял, как мать мечется по квартире, а потом пытается выбраться через окно. Подскальзывается на заледенелом подоконнике и падает с третьего этажа.
После фильма они посидели в кафе, выпили по чашке кофе. Отец посмотрел на часы.
- Половина седьмого.
- Может, пойдём, пап?
- Рано ещё.
- Да как же рано? Кладбище в пять вечера закрывают. Да и темно уже.
Мать они застали сидящей в прихожей и одетой в пальто.
- Где мои ключи? – зло взглянула она на вошедших мужчин.
- Мама, кажется я их забрал случайно, - достал Роман из кармана связку.
Но она уже смотрела горящим взором на отца.
- Это ты! Ты всё делал специально, притворялся больным! Только, чтобы я не встретилась с ними.
- Скажи, Рая, зачем тебе с ними встречаться?
- А зачем ты каждый день молишься богу, которого никогда не видел? – перешла мать на крик. – А они, по крайней мере, существуют! И наш сын их видел. Скажи, Рома!
- Я видел всего лишь мужчину и женщину…
- А бога ты видел хоть раз?
Сын стоял и молчал. Он мог сказать, что слышит Бога в шелесте листвы, видит Его, глядя на распускающийся цветок, чувствует, когда сострадание к чужому горю наполняет душу…
Но она не поймёт. Самый дорогой для него человек, которому он всем обязан, не поймёт его.
Мать встала и направилась к двери. Отец с сыном встали у неё на пути.
- Рая, скажи зачем? – тихо спросил отец.
- Что, зачем?
- Зачем ты уходишь к ним? Неужели они тебе дороже Ромки, меня?
Мать села на табурет и заплакала. Роман раскрыл рот от удивления, он впервые видел её плачущей.
- Я должна, понимаешь, должна!
- Кому ты должна? – почти в один голос выкрикнули отец с сыном.
Она, как была в пальто и зимних сапогах, прошла в свою комнату. Через некоторое время вышла и протянула им какие-то бумаги.
- Не хотела вам показывать, - произнесла устало. – Уже четвёртая стадия.
Мужчины принялись читать результаты медицинских анализов. Поражение обоих лёгких. Мать долго курила, хотя пять лет назад бросила.
Рома увидел, как побледнел отец.
- Мама, - он взял её за руку, - жизнь такая штука, за которую надо бороться.
- Если бы ты знал, как я устала, сынок! – всхлипнула она. – Тут ведь дело не только в курении. – Я где-то прочитала, что ваш бог наказывает и за грехи родителей.
Она взглянула на мужа. Во взгляде было только отчаяние.
- А разве это только НАШ Бог? – жёстко спросил отец. – Если Он создал весь этот мир, то почему он только наш, но не твой?
- Ты же знаешь, - устало ответила она, - я не верю, и никогда не верила.
Отец опустился перед ней на колени.
- Рая, в Него недостаточно верить, Его надо любить. Нас же с Ромкой ты любишь? Полюби Его хотя бы в нас!
Мать смотрела непонимающе.
- Господь сказал: - Любой грех простится вам, кроме хулы на Духа Святого. Я долго думал, что это может означать? Ведь Господь милосерден, неужели Он не простит этого? А потом понял, что хула на Духа Святого – это именно неверие в милосердие Бога.
- Хорошо, - вдруг согласилась мать, - я подумаю над твоими словами.
Отец пристально смотрел в её глаза. Глаза были усталые и потухшие.
Она сняла пальто, разулась и ушла в свою комнату. А Роман подошёл к окну. На противоположной стороне улицы он с трудом различил в зимнем сумраке две фигуры. Он стояли у стены дома напротив, словно специально держась подальше от уличного фонаря. Лиц с такого расстояния он не видел, но буквально чувствовал, что оба смотрят на него.
Он уснул на удивление быстро, несмотря на страшную новость, которую они с отцом узнали этим вечером. И также внезапно проснулся посреди ночи. Взял с прикроватной тумбочки свой сотовый, включил экран. Половина второго ночи. И только потом заметил, что он в комнате не один. Кто-то сидел на стуле у его письменного стола. Роману показалось, что силуэт был женский.
- Мама?
Силуэт оставался неподвижным. Прошла долгая минута, когда он услышал шипящий шёпот.
- Она наша, слышишь, наша! Ты, жалкий недоносок, не сможешь нам помешать!
Помимо воли Роман закрыл глаза и начал читать Молитву Честному Кресту. А когда открыл, в окно спальни с трудом пробивался хмурый зимний рассвет.
Утром, войдя в крохотную кухню, он застал мать, готовившую завтрак.
- А где папа?
- Ушёл на работу. Всё, отпуск закончился.
Она поставила перед ним тарелку с оладьями.
- Кофе сам себе сделай. Меня в редакцию вызывают.
- Мам, а, правда, что я недоношенный?
- Это тебе отец рассказал? – пристально взглянула на Романа мать.
- Мы с папой этой темы даже не касались.
- Тогда кто? – не унималась она.
- Сон мне этой ночью приснился. Один из эмиссаров назвал меня недоноском.
Взгляд матери смягчился. Она даже слегка коснулась рукой головы сына, чего уже лет десять не делала.
- Семь с половиной месяцев я носила тебя, сынок. А когда родился, до двух килограммов не дотягивал. А что ещё было в твоём сне?
- Он, вернее она, эмиссар этот сказала, что ты их. И что я ничего не могу сделать.
И тут во всегда твёрдом взгляде матери Рома увидел страх.
- Они мне тоже снились этой ночью, - после короткого молчания нехотя произнесла она.
- И что сказали?
На этот раз мать как в детстве стала гладить сына по волосам.
- Сказали, что если я пойду с ними, моим родителям ТАМ будет легче. И что они скоро придут за мной опять.
- Значит, души дедушки и бабушки страдают? – скорее себя, чем мать, спросил Роман.
- Как души могут страдать?
Голос матери стал резким и раздражительным.
- Они умерли, понимаешь, умерли! Их больше нет! Скажи, как они могут страдать, если они уже не существуют?
Роман посмотрел в материнские глаза, где раздражение вытесняла боль и тихо ответил:
- Иди, собирайся в редакцию.
А про себя подумал, что ему тоже пора собираться в Питер, скоро в институте начнутся занятия.
- «Какие занятия?» - тут же осёкся он. – «Мать на тот свет рвётся!».
Вечером, зайдя в храм, недалеко от дома, заметил рядом с Царским вратами отца. Тот стоял, низко опустив голову с закрытыми глазами.
Спустя время они вышли на морозный воздух. И вдруг отец обнял сына за плечи. В глазах его была какая-то печаль. Роман назвал бы её радостной, если бы это не звучало так нелепо.
- Теперь всё будет хорошо, сынок, - тихо произнёс он.
- Откуда ты знаешь?
- Я сегодня встречался с ними.
С кем, хотел было спросить сын, но внезапно его пронзила мысль, что он знает, не только с кем сегодня встречался отец, но знает, чем эта встреча закончилась.
Его здоровое молодое сердце, словно кто-то схватил раскалёнными щипцами.
- Зачем? – выдохнул он, но так тихо, что отец его вопрос вряд ли услышал.
На его лице блуждала грустная улыбка. Губы шевелились.
- Ты что-то сказал? – сделав над собой усилие, спросил Роман.
Отец взглянул на него.
- Грех вошёл в мир и грехом смерть…(1)
Январь перевалил за середину и отец настоял, чтобы Роман вернулся к учёбе.
- Я договорился с ними, - ответил он на невысказанный вопрос сына. – Они обещали мне, что оставят Раису в покое.
- А что взамен?
Отец улыбнулся и похлопал сына по плечу.
- Всё будет хорошо, Ромка. Ты веришь мне?
- Я хочу тебе верить.
- Ну, вот и отлично!
Роман уехал, но обещал звонить два раза в неделю.
Где-то в начале марта ему пришло от отца электронное письмо. Он долго вчитывался в медицинское заключение. Получалось, что метастазы в лёгких матери исчезли.
А ранним утром следующего дня его разбудила мелодия мобильника. Тихим и усталым, видимо от бессонной ночи голосом, мать поведала ему о том, что отца с тяжёлым инсультом увезли в больницу.
Уже поздним вечером он сидел в салоне аэробуса, прислонясь головой к холодному стеклу иллюминатора, смотрел в темноту неба. А в голове бился один вопрос. Где в этой тьме без конца и края Бог? Который, сейчас им всем троим, нужен как никогда!
- Нет!
Лицо матери побледнело и обычно всегда её твёрдое нет, прозвучало жалко и испуганно.
- Почему мама?
- Потому что я не имею права! Я… я предам память своих родителей.
- Наоборот, - Роман взял её руку. – Ты сохранишь о них память, будешь поминать в молитвах. И я верю, что от этого им ТАМ будет легче. И ещё…
Он замолчал, борясь с дрожью в голосе.
- Хотя бы ради папы!
И тут она на его глазах зарыдала второй раз.
- Я не могу! – сквозь слёзы говорила она. – Я – недостойна!
- Никто недостоин! – уверял он её.
- Неправда! – всхлипнула она. – Например, вы с отцом. Да и не верю я. Нет во мне Бога!
- Но совесть-то в тебе есть? – тихо спросил он.
- А при чём тут она? – внезапно окрепшим голосом спросила мать.
- Потому что, если отец умрёт, это будет на твоей совести.
- Отрицаюся тебе, сатана, гордыни твоей и служению тебе!
Слабый голос матери настолько разнился с зычным басом священника, что Роман напряг слух. Отречение мать произнесла, хотя и тихо, но чётко.
Ещё когда они с матерью подходили к ограде вокруг храма, он увидел их. А также их лица, на которых были написаны вполне человеческие чувства: злоба и растерянность. А после крещения, когда вышли на звенящую капелью улицу, эмиссаров не было. И пришла уверенность, что в их жизни они уже больше не появятся никогда.
А им с матерью предстоит нелёгкий год, чтобы поднять на ноги отца после тяжёлого инсульта. Но они справятся, потому что теперь всем троим, помогает Он.
(1) - Послание Апостола Павла римлянам 5:12