Детство своё и школьные годы я прожил в селе Мачеха Волгоградской области. Надо отметить, что в разные времена область наша называлась то Саратовской, то Балашовской, и, наконец, Сталинградской, а потом уже, по известной причине, Волгоградской. Какое-то время село Мачеха было процветающим селом и центром Мачешанского района. Но в хрущёвские времена в результате интриг партийного руководства, районный центр из нашего села передали в соседнюю станицу Преображенскую, которая в то время называлась рабочим поселком Киквидзе, и район наш стал Киквидзенским.
Село было типичной глубинкой. С одной стороны, в сорока километрах от нас находилась железнодорожная станция Елань Камышинская, рядом с которой соседствовал рабочий поселок с аналогичным названием Елань. С другой стороны, в шестидесяти километрах от нас была станция Филоново, а примыкающий к ней поселок назывался Новоаннинский.
Расстояние по нынешним меркам небольшое, однако весенняя распутица, и даже просто сильный дождь, а также, зимние метели и бураны полностью отрезали наше село от внешнего мира и прекращали всякое гражданское сообщение. Добраться можно было исключительно на гусеничной технике либо на тяжелых колесных тракторах типа К-700. А всему виной чернозём, который при малейшем дожде превращался в непролазную грязь. И было это до тех пор, пока не построили, наконец, асфальтовую дорогу между этими станциями. Она прошла как раз через наше село и решила давнюю проблему, но было это уже после того, как я из села уехал.
Местность в наших краях степная. Во все стороны распаханные поля, разделённые дорогами для проезда колхозной техники, буграми и оврагами. Магистральная же дорога, которая связывала наше село с железнодорожными станциями, называлась грейдер, думаю по названию техники, что её обслуживала. На всем протяжении, с небольшими перерывами, ещё в сталинские времена, она была обсажена лесопосадками, выполнявшими роль ветрозащитных полос. Кроме обычных деревьев, растущих в наших краях, здесь встречались фруктовые деревья и ягодные кустарники. Почему-то запомнилась масляника, кустарник с листьями серовато-пепельного цвета и такого же цвета ягодами, вряд ли съедобными, и я думал, что это, может быть, какой-то дальний предок или дикая форма маслин. Недавно я узнал, что кустарник этот зовётся лох серебристый. И сразу романтики стало как-то меньше...
Если из Мачехи выедешь в сторону ближайшей станции, то, поднявшись на бугор и проехав по грейдеру ровно двенадцать километров, спустишься в достаточно глубокий и живописный лог, по склонам которого расположено село Тростянка, первый населённый пункт на нашем пути. Тростянка, хоть и была в несколько раз меньше Мачехи, была селом, достаточно развитым, и, также как и Мачеха, удостаивалась чести быть изображенной в виде маленького кружочка на союзных географических картах и быть упомянутой в художественной литературе про гражданскую войну. Но я также видел и Тростянку, и Мачеху обозначенными еще на картах земель войска Донского начала XIX-го века.
Поднявшись из лощины на ровную степную поверхность и продолжая наш путь, встретим километров через двадцать в стороне от дороги заброшенную машинно-тракторную станцию из нашего славного колхозного прошлого. Сооружения в виде гаражей и ангаров, амбаров и складов, а также нескольких жилых домов, - всё это, предназначенное для обеспечения сельскохозяйственной техникой наших колхозов и совхозов, и в связи с наделением этих хозяйств при Хрущёве и Брежневе большей самостоятельностью, ставшее ненужным, уже во времена моего детства не подавало признаков работы и жизни.
После того, как мы проедем МТС, на горизонте начинают появляться контуры расположенного на станции элеватора для приема и хранения зерна. Потом, приближаясь, мы увидим церковь, самое высокое сооружение Елани, проедем мост и въедем в рабочий посёлок Елань, тоже бывший когда-то центром нашего района.
Станция Елань Камышинская расположена на окраине рабочего поселка, там же был и элеватор. И если с рабочим посёлком нас мало что связывало, то станция была для нас отправной точкой любой нашей дальней поездки, а на элеваторе я много раз бывал вместе с отцом, когда во время уборки урожая мы возили туда зерно.
Вернемся в нашу родную Мачеху. Вокруг неё было несколько сёл и хуторов, населённых родственным нам народом, разговаривавшем на том же языке (украинском диалекте) и с теми же обычаями, что и мы, но были и бывшие казачьи станицы. В двадцати километрах от нас по пути на станцию Филоново, располагалась станица Преображенская. Там сплошь жили казаки, разговаривали на русском, и нашего народа было мало. В советское время она называлась рабочим поселком Киквидзе, по фамилии героя гражданской войны, грузина по национальности, воевавшего и погибшего в наших местах. Как я уже говорил, станица эта стала нашим районным центром, а село Мачеха после этого начало хиреть. В отличие от мачешан, казаки церковь свою не сломали, и наши ездили к ним, если была какая-то надобность по церковному обряду. Церкви и в Елани, и в Преображенской были старинными и очень красивыми. В Еланской церкви меня крестили. Как рассказывала мать, батюшка окунал меня в чан с водой, а я кричал благим матом...
Казачьи поселения в районе станицы Преображенской и станции Филоново почти все потеряли свои названия и назывались по имени расположенных там совхозов. Например: совхоз им. Киквидзе, совхоз Чернореченский. Это были последствия гражданской войны. Ведь в её времена Мачеха и ближайшие к ней хутора и сёла с малороссийскими переселенцами все были за красных, а казаки, в основном, были за белых. После перестройки названия вернули, казаки воспрянули и поселение совхоза имени Киквидзе опять называется хутор Гришин, как и раньше.
Село наше расположено в месте слияния реки Мачеха и реки Бузулук. Река Мачеха протекает через всё село, в то время как Бузулук, река более мощная, протекает лишь по краю села и на другом берегу жилых построек очень мало. Я бы предположил этому несколько причин. Во-первых, все основные поселения рассредоточены у подножия очень длинного холма, или бугра, который прикрывал наше село с севера по всей его длине, создавая более благоприятные условия проживания в продуваемой со всех сторон степи. Построившись здесь, предки наши не стали размещаться на другом берегу, учитывая весенний разлив и прекращение из-за него связи с другим берегом, поскольку Бузулук в этом месте полноводнее Мачехи раза в два. Так что за рекой были уже только поля. Несмотря на то, что в наших окрестностях местность в основном степная, некоторыми местами Бузулук всё-таки обрастал лесом, создавая вдоль речки очень симпатичные лесочки с полянками, тропками и разнообразными деревьями, включая даже плодовые. На речке же быстрые места на мелководье чередовались с заводями и плёсами, где водилась неплохая рыба.
Рекой Мачехой село наше делилось на две части. Центральная часть называлась Александровской слободой, другая Богородицкой. Думаю, названия эти по имени церквей, которых в нашем селе было две, но ни одна не дожила до наших дней, обе были разрушены в советское время, Богородицкая уже на моей памяти.
На реке было три моста. Два моста были невысокими и весной их сносило, а летом восстанавливали заново. Главный мост был большим и по нему весь год могли проезжать автомобили, трактора и другая техника. Он был из круглого бревна и от весенней распутицы охранялся ледоломами, такими коническими сооружениями с укреплёнными на них металлическими рельсами для разрезания льдин. Надо сказать, что в то моё время река была очень полноводна весной, и не всегда эти ледоломы спасали. Приходилось вызывать взрывников, и крушить лед взрывчаткой, чтобы сохранить мост. Сейчас река совсем обмелела, таких ледоходов больше нет, и мост этот давно уже не используется по прямому назначению, лишь для пешеходов. Он почти разрушен, а внизу, уже в зарослях кустов, стоят остатки тех ледоломов. И каждый раз, когда я приезжаю сюда, прохожу и смотрю на эти ледоломы, донимает меня тоска, тоска по временам моего детства, по моим друзьям, по тем, кого уже нет. Сейчас всё по-другому, всё не так, и так, как было, уже не будет никогда...
Местность наша древняя. Люди жили здесь всегда. От скифов и других кочевников остались в степи курганы. Кстати, один из последних, курган в районе хутора Казарин, рядом со станицей Преображенской, был раскопан уже на моей памяти. А нужда была в том, чтобы сделать там силосную яму. И вот они бульдозером прокопали посреди кургана траншею. Боже мой, сколько артефактов они могли закопать тогда навечно. Никто ведь не будет сейчас перекапывать весь тот курган. Там ведь надо было слой за слоем, и с решетом, и с кисточкой. Конечно, горшок с воском они нашли, а другое… Хотя есть большая вероятность, что всё было разграблено ещё до нашего времени.
Во времена Екатерины в эти места высылали непокорных запорожских казаков, отказавшихся служить государыне. Из них были образованы сохранившиеся до настоящего времени компактные поселения со своими редкими для России фамилиями и с характерным украинским диалектом. Жителей этих сёл называют хохлами. В отличие от казаков, которые стали поселяться в наших местах уже в XIX веке, мигрируя с Дона и Кубани, когда там стало не хватать места для всех. Они создавали здесь станицы, несли казачью службу и говорили на диалекте с преобладанием русского языка.
Возвращаясь к описанию нашей местности, хочу отметить, что тот естественный рельеф, у подножия которого размещается наше село, в древние времена, скорее всего, был берегом огромного водоёма, может быть, даже моря. Тому подтверждением будут находимые нами, ребятами, в залежах материковой глины разнообразные мелкие ракушки. Мы тогда не придавали им никакого значения, а ведь по сути мы держали в руках вещицы, которым по миллиону лет. Весь этот якобы берег в отдельных местах изрыт оврагами, либо уже заросшими травой и превратившимися в лога, либо ещё краснеющими глиной.
Эта география, эти овраги, бугры, лес и речка - это те самые места, где прошло всё моё детство. Точнее, всё свободное время моего детства, за вычетом занятий в школе, работы по нашему домашнему хозяйству и тоже очень существенной летней работы на уборке урожая в нашем колхозе. Но расскажу я об этом чуток попозже... .