Молодое поколение, родившееся после 1991-го года, не видело и не знает что такое советская власть. Молодое поколение знает о ней только по телевидению и других средств массовой информации. Я родился в 1939-м, прошел и видел все её этапы после Великой Отечественной войны. Хочу с высоты своего возраста, рассказать, какое впечатление сложилось у меня к финишу жизни. Приведу воспоминания старших.
Все знают, что в 1917-м году произошла социалистическая революция, приведшая к коренной ломке в устройстве страны, в сознании граждан. Коммунистическая партия, захватившая власть и уничтожившая всякую оппозицию, безраздельно властвовала во всем, стремилась, как можно скорее построить коммунизм.
В гимне коммунистической партии поётся: «Весь мир насилья мы разрушим, До основанья, а затем. Мы наш, мы новый мир построим. Кто был ничем, тот станет всем!»
Люди поверили в коммунистическую идею. Однако, началось новое насилие, ещё более жестокое, ещё более изощренное, нежели в царской России. Начались политические преследования, обобществление собственности. Всё и вся подверглось пересмотру и перестройке, что привело к разрухе и голоду. Все подверглось национализации, вплоть до умов.
Устранялись хозяева, обезличивались материальные ценности. Хозяином всего объявлялся народ, а фактически всем стала распоряжаться коммунистическая партия. Её лозунг: «Земля - крестьянам, фабрики – рабочим, власть – народу» был претворен в жизнь. Всё принадлежало всем, но каждому разрешалось иметь в собственности только личное имущество.
Сначала была национализирована промышленность, село оставалось в единоличном хозяйствовании. Но и оно было основательно разрушено и разграблено за годы гражданской войны. Вот о нем-то я и хочу рассказать. Чтобы справиться с голодом, вдохновитель и руководитель коммунизма, товарищ Ленин, предложил ввести в деревню новую экономическую политику.
НЭП давал крестьянину некоторую свободу. В течение двадцатых годов сельскохозяйственное производство восстановилось, но коммунисты усмотрели в НЭПе элементы капитализма, отступление от коммунистических принципов, и в начале тридцатых началась коллективизация.
Не хочу сказать, что это был плохой ход. Укрупнялись хозяйства, расширялись посевные площади, появилась возможность использовать высокопроизводительную технику, усовершенствовать технологии, но, опять же, делалось это принудительно, устанавливалась уравниловка, обезличивался хозяин, в один коллектив сгоняли и рачительных хозяев и бездарных лодырей. Как и во всём, коммунистическая партия лукавила.
Вступление в колхозы объявлялось добровольным, но не вступившие жестоко преследовались. Обобществлялась не только земля, но и инвентарь и вся живность вступающих. Зажиточные трудолюбивые крестьяне подверглись гонению. Коммуны, которые организовывались из бедноты ещё до колхозов, из-за неспособности их членов к созидательному труду, распались.
Всё, что производил колхоз, объявлялось собственностью государства. Крестьянин был оторван от плодов своего труда. У него пропал стимул. Трудиться только ради великой цели желал далеко не каждый. Крестьянин хотел распоряжаться плодами своего труда сам, отдавая государству лишь налоги. Труд на земле превратился в принудиловку. Урожай забирался в закрома государства. На трудодни оставлялись крохи.
Если председатель колхоза оставлял колхозникам больше, чем разрешалось сверху, его объявляли врагом народа и сажали в тюрьму. Так делалось сначала для строительства социализма, потом для победы в войне, потом для восстановления разрушенного войной. Деревня превратилась в заложницу государства.
Крестьяне не имели права получить паспорт и уехать из деревни. По Конституции они были вольными гражданами «Всюду жизнь привольна и широка. Точно Волга полная течёт… Человек проходит как хозяин необъятной Родины своей…» на самом же деле были превращены в крепостных. И лишь во второй половине пятидесятых, они получили паспорта. Большинство колхозов были реформированы в совхозы. Крестьяне стали наемными работниками. Постепенно, за годы социализма, из крестьян выбили дух хозяина.
А ведь до коллективизации деревня жила полнокровной жизнью. Мой отец 1912-го года рождения, лишь в молодости захватил доколхозную, единоличную жизнь, но вспоминал о ней всю жизнь, вспоминал своих лошадей, свою землю, свою технику, свой дом. Мой свояк Василий Федорович, рождением того же года, тоже с удовольствием вспоминал единоличную жизнь. Его любимой песней была «Бывало, спашешь пашенку, лошадок уберешь…» Приведу в пример воспоминания моего хорошего друга, рождением 1933 года, ныне здравствующего:
---- В селе Новоберёзовка Идринского района Красноярского края со дня его основания проживал переселенец из Мордовии Горбачёв Логин, - рассказывал мне мой друг Владимир Петрович Шамаль, - Он был большим мастером по строительству. Под его руководством и при его участии строилась сама Новоберёзовка, построен Михайло-Архангельский храм, который благодаря прихожанам Новоберезовки и окружающих сел, сохранился до сего времени. Прихожане встали цепью вокруг храма и не позволили активистам коммуны разрушить его.
Под руководством Логина была построена красивейшая церковь в селе Шадрино, где я родился и вырос. Церковь, к сожалению, не удалось отстоять во времена революционных перемен. Я не захватил церковь, но видел, как шадринцы крестились и били поклоны, проходя мимо места, где она стояла. При реорганизации колхозов в совхозы и последующем укрупнении их, от села Шадрино осталась только трафаретка на обочине дороги.
---- До сих пор жива память о строительном таланте Логина. Талант строителя унаследовал его сын Филипп, обосновавшийся в той же Новоберёзовке. Филипп Логинович имел десять дойных коров, несколько лошадей и другую живность, имел земельный надел, сеял хлеб.
Филипп проявил себя конструктором. Произведённую на своем подворье сельхозпродукцию он увозил в Красноярск, там продавал и покупал на вырученные деньги промышленные товары. Основную часть выручки он тратил на железо, из которого мастерил сельскохозяйственный инвентарь. Чтобы не молотить хлеб цепами, он сконструировал и построил чистодательную машину.
Так он назвал своё детище. Машина обмолачивала снопы и выдавала несколько фракций зерна: Семянное , продовольственное и отходы. В конце выходили мякина и солома. Приводилась машина в рабочее состояние лошадьми, ходившими по кругу.
---- Для обслуживания машины нужны были рабочие в количестве 12 человек. Своих работников из семьи у Филиппа Логиновича не хватало, и он организовал артель по обработке хлеба из нескольких хозяев. Очерёдность обмолота устанавливалась по жребию. Пользоваться правом первой очереди, как хозяина машины, Филипп Логинович не соглашался. Артель жила демократично. Кто знает, как бы далее шло объединение трудолюбивых крестьян, но грянула коллективизация.
---- Заработала другая машина, машина по раскулачиванию, по уничтожению мастеров, хозяев земли. Приводилась эта машина руками голытьбы, бедной от того, что не умела и не хотела работать, но хотела сытно жить .
Машина эта не жалела даже того, кто, хотя бы краем, коснулся богатства или состоял в родстве с такими как Филипп Логинович, который был сослан в Ольховку (ныне Артёмовск), где и прожил оставшуюся жизнь, трудясь поденщиком на руднике. Чистодательная машина его была приписана колхозу, но работать она в неумелых руках отказалась.
---- Старшая дочь Филиппа Фёкла, вышла замуж за Склизкова Герасима Ивановича, который с восьми лет батрачил, пас овец, затем был в работниках у зажиточных крестьян.
Когда Филипп Логинович выдавал Фёклу за Герасима, то выделил ему из своего хозяйства две лошади и корову, а когда из центра пришла разнарядка по раскулачиванию, Герасима раскулачили только за то, он был зятем кулака. Самого Герасима арестовали и увезли в Абаканск (ныне Краснотуранск), а жену Фёклу с пятью детьми «пожалели», оставив в пустом, разграбленном доме.
---- В Абаканске партия раскулаченных готовилась к отправке в места не столь отдаленные, скорее всего на Север, но Герасиму повезло. На его пути встретился добрый человек, человек облеченный властью. Были, оказывается, и такие среди исполнителей советской власти. Были, но исполняли, потому что боялись сами попасть под жернова перестройки.
---- Прокурору Абаканска был выделен для поездок по району молодой необъезженный жеребец. Прокурор обратился к ссыльным за помощью в обучении лошади. Вызвался Герасим: «Я всю жизнь с лошадьми. Я его объезжу». И обучил. Сначала приучил к узде, затем к седлу, а потом и в оглоблях ходить. Прокурор попросил Герасима сопровождать его в первых поездках, в дороге расспросил о жизни, выяснил, за что был тот арестован. Герасим и рассказал о своей батрацкой биографии.
Прокурор сделал запрос по месту жительства и получил подтверждение рассказанному. Прокурор вынес постановление об освобождении, и Герасим вернулся в родное село. «Вступи обязательно в колхоз!» - напутствовал прокурор, что Герасим и сделал сразу после возвращения. Кое-что, из разграбленного, ему удалось вернуть, но Герасим и этому был рад.
---- Почему я всё это знаю, - рассказывал Владимир Петрович, - да потому, что Герасим Иванович был моим тестем. Недавно я похоронил его дочь Таисью, с которой прожил в счастливом браке более пятидесяти лет. Герасим Иванович участник войны с Японией, на которую был призван еще до революции.
За храбрость и отвагу он был награждён Георгиевским крестом, Воевал он и в Великую Отечественную, где пробыл от её начала и до конца. Был контужен. Под командованием генерала Толбухина он воевал в Венгрии, Румынии, закончил войну в Австрии, награждён медалями «За победу над Германией», «За взятие Будапешта», «За форсирование Прута».
Добавить, к рассказу Владимира Петровича можно много. Приведу пример из моей личной биографии. В 1952-м году мой папа поскандалил с председателем колхоза. Характер у него был взрывной, и он, в подпитии, разбил на председательском столе графин с водой. Папа хотел вырваться из колхоза и уехать на производство.
---- Ты идешь против советской власти! – заявил председатель. – Подъем сельского хозяйства – первоочередная задача партии и правительства! - и не подписал заявление.
Папа пошел к председателю сельсовета, который тоже не дал ему справку с места жительства: «Если все побегут из деревни, кто хлеб будет сеять?» По этой справке можно было получить паспорт. Без паспорта не принимали на работу в городе.
Председатель колхоза написал заявление в милицию, и мой папа уехал на три года валить лес на Колыме. Помогло ему освободиться через шесть месяцев всесоюзное горе: умер отец народов товарищ Сталин, и по объявленной амнистии папа был освобожден. По справке об освобождении папа получил паспорт, помахал рукой председателю колхоза, прибавив ещё спасибо, и уехал из села. Маму удерживать не имели права, я еще только окончил семилетку и в колхозе не состоял, а вот сестренку, уже достигшую совершеннолетия из колхоза не отпустили.
Это к слову о коммунистическом режиме. Другого слова к установленным порядкам при советской власти не подберёшь. Я сам состоял в коммунистической партии более двадцати лет и убедился, что это именно так. А куда было деваться? Я же хотел жить активно, а другой партии в Советском Союзе не было. На беспартийных власть смотрела как на оппозицию.
Я был активным коммунистом, собирал взносы, организовывал явку на собрания, но руки по швам держать не любил, часто выступал на форумах. Зная мое «вольнодумство» речи мои редактировались в идеологическом отделе.
Не все, конечно, было плохо при социализме: бесплатное образование, бесплатная медицина, отсутствие безработицы, почти бесплатные квартиры, но у гражданина отнималась личная инициатива. За него думало государство, коммунистическая партия : «Ум, честь и совесть» эпохи социализма.
Не зря говорится: «Дорога в ад вымощена благими намерениями». «Великая» цель достигнута не была. В 1991-м всё вернулось «на круги своя». Но люди-то в стране стали другими. Когда теперь возродится в них дух хозяина? Пожалуй, для этого нужна смена не одного поколения.
Да, крестьянин, растекаясь по Сибири, вкладывал душу в свой труд. Ведь он строил, пахал и сеял не только для «высокой» цели, но и лично для себя, поселялся и строился основательно, на века. Посмотрите на старинные сёла, красивые дома и усадьбы старинной постройки. Всё поставлено на лиственничную основу, срублено в паз, лапу, в угол, из просушенного леса. Бревно подогнано к бревну плотно. Даже огородные заплоты забраны в лиственные столбы солидного диаметра, и стоят до сих пор, хотя им уже более ста лет!
Это вам не стандартные двухквартирки, массово возводимые из сырого пиломатериала во времена так называемого застоя, которые так же массово стали разваливаться через пять-десять лет. Строили-то их посторонние люди не для себя. Не хочу представлять в черном свете всё советское. Так же не хочу безоглядно ругать или хвалить порядки капиталистические.
В этой статье я такой цели не ставил. Этими заметками я хочу сказать, лишь то, что в старые времена крестьянин тянулся к земле-кормилице. При социализме он побежал от неё.