Кого, скажите мне на милость, из людей не накрывало иногда тоскою по минувшему безвозвратно? Особенно во второй половине жизни и особенно в последней трети осени? По долгим, бесконечным летним дням в детстве, по дурацкой юношеской вере в непременно счастливую судьбу… Всем нам доставалось этого, всем! Не стал тут исключеньем и Левтолстой. Ещё и как тосковал, болезный. Широко, страстно. На исходе листопада, когда обильные лягут туманы, и сердцу тревожно в грудях, впадал наш литератор в элегическое ностальжи.
Надобно, однако, отметить, что собственно предметы тоскованья Левтолстоя являлись элегическими не вполне. Ибо страдал он не по каким-нибудь там агушенькам, рождественским ёлкам, летним каникулам и картинкам из детских журналов, как большинство из нас. А почти исключительно по всяким шалостям и проделкам, до коих в ранние годы был великий охотник, хотя никогда не мог в полной мере эту свою охоту утолить.
«Мэ кэль малёр! – воздыхал Левтолстой, выйдя прогуляться туманным позднеоктябрьским утром и глядючи на отраженье в луже облетающих древесных крон, - «Увяданья золотом охваченный, ж`нё сёрэ па плю анфантерибль! Эх, недошалил я ребятёнком, недоозоровал, эх!»
И немедленно, немедленно в буйной литераторской голове начиналось возведенье грандиозных планов! Первым долгом развести под кроватью мышей и подбрасывать оных знакомым дамам, преимущественно супруге. Ещё бы славно, уединившись в большой гостиной, снять сапог да запустисть им в люстру с богемскими якобы хрустальными висюльками. А когда висюльки попадают, набрать их в карман и потом рассыпать там, где пасётся полубезумная пегая коза, прямо средь помёту рассыпать. И прочитать потом изумлённым селянам лекцию о кристаллизации некоторых растений в желудках парнокопытных. Дескать, хрусталь – это ещё что! Вон, к примеру, в Индии, так там коз специально лотосами потчуют, чтоб брильянты вышли. Индейские крестьяны так на этих козьих брильянтах богатеют, что и вовсе по хозяйству работать не хотят. Сидят себе целыми днями на завалинках, бражку дуют, да в подкидного играют. А как пропьют всё, так опять прутся лотосы косить конечно.
Придя от подобных мысленных безобразий в добрейшее расположенье духа, Левтолстой совершенно забывал про ностальжи своё пресловутое. Бодро оглашал драматическую тишь осеннего парка хихиканьем и, заломивши писательскую свою камилавку набекрень, скоренько телепал до дому – сочинять книжки про разбойников, про войну, а также про неприличные поступки, содеянные по любви.