Людмила Ивановна Матюшенко

Светлана Герасимова Голова
С.В. Голова
ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА МАТЮШЕНКО: ПОЛВЕКА В МГУ
Один из старейших и опытнейших педагогов, Людмила Ивановна Матюшенко 53 года проработала в МГУ им. Ломоносова, занимая должность доцента кафедры истории русской литературы. Исследовательница изучала проблемы текстологии и подготовки к печати герценовского эпистолярного наследия, жанровую специфику тургеневских повестей, мемуарную литературу и др. Ее научно-педагогический опыт был обобщен в учебном пособии «Русская литература XIX века», подготовить который ей помогал ее сын. В пособии звучит христианское осмысление вечных филологических проблем.
Ключевые слова: Матюшенко Людмила Ивановна, МГУ им. Ломоносова, Герцен, мемуары, жанр повести, христианство.

S.V. Golova
LYUDMILA IVANOVNA MATYUSHENKO - SCIENTIST AND TEACHER
One of the oldest and most experienced teachers, Lyudmila Ivanovna Matyushenko has worked for 53 years at Moscow State University named after Lomonosov, occupying the post of assistant professor at the Department of the History of Russian Literature. The researcher studied the problems of textology and the preparation for printing of the Herzen's epistolary heritage, the genre specifics of Turgenev’s novels, memoirs, etc. Her scientific and pedagogical experience was summarized in the textbook “Russian Literature of the 19th Century,” prepared for publication with the participation of her son. Christian understanding of eternal philological problems sounds at this textbook.
Keywords: Matyushenko Lyudmila Ivanovna, Moscow State University named after Lomonosov, Herzen, memoirs, the novel genre, Christianity.

Людмила Ивановна (21.09.1927 –20.07.2012) родилась в станице Лабинской (ныне г. Лабинск) Краснодарского края в семье военнослужащего. Отец будущего герценоведа служил на Северном Кавказе, в Сибири, потом в Молотовске (ныне г. Северодвинск), где был одним из руководителей строительства верфей и ТЭЦ. Именно в Молотовске семью Людмилы Ивановны застала Великая Отечественная война. Отец ушел на фронт, а дочка осталась с мамой. Здесь, будучи старшеклассницей, Людмила Ивановна начала изучать иностранные языки. Она вспоминала о своей учительнице французского языка, которая задавала ей переводы с французского на английский и обратно. Эту женщину сослали в лагерь как врага народа за ее дворянское происхождение. В Молотовске она работала в библиотеке, без конвоя, и давала частные уроки. Поскольку деньги во время войны обесценились, за эти уроки мама Людмилы Ивановны отдавала часть семейного хлебного пайка, но нужно было подтянуть пояс (это выражение самой Людмилы Ивановны) — и учиться.
Семейная память сохранила предание о том, как во время войны во дворе их дома упала фашистская бомба, но не взорвалась, и в результате никто не пострадал. Знаменательное событие произошло 21 сентября — в Рождество Богородицы, с этим праздником совпадал день рождения Людмилы Ивановны, но она тогда о совпадении дат не знала.
В 1945 г., закончив с золотой медалью молотовскую школу и по приезде в Москву пройдя собеседование, Людмила Ивановна поступила на филологический факультет МГУ им. Ломоносова (медалистов принимали без экзаменов), в 1950 г. закончила вуз, а в 1953 —– аспирантуру; в 1954 защитила диссертацию «Творчество Герцена 60-х годов: проблемы и типы русской жизни». В составе герценовской группы ИМЛИ молодая исследовательница работала над комментариями к заключительным томам полного 30-томного собрания сочинений Герцена.
Не имея московской прописки, по окончании аспирантуры Людмила Ивановна попросила направить ее на работу в Вильнюс, куда переехали ее родители после окончания войны.
С 1953 по 1959 г. Людмила Ивановна преподавала в Вильнюсском университете (в качестве старшего преподавателя, затем доцента), причем пять последних лет заведовала кафедрой русской литературы, сменив на этом посту Василия Ивановича Кулешова, которого к тому времени пригласили преподавать в МГУ им. М.В. Ломоносова. В Вильнюсе Людмила Ивановна читала курсы по истории русской литературы XVIII в., первой половины XIX, по теории литературы. Вскоре она вышла замуж и, когда сыну исполнилось 2 года, а дочери 4 месяца, она переехала в Москву, так как там жил и работал ее муж, Григорий Петрович Колупаев.
С сентября 1959 г. до своей кончины Людмила Ивановна преподавала в МГУ в должности доцента кафедры истории русской литературы. Читала лекции по литературе 2-й половины, 2-й и 3-й трети XIX в., спецкурс по творчеству Герцена, вела спецсеминар «Русский роман 1860–1870-х годов».
О начале работы в МГУ Людмила Ивановна вспоминала как о весьма трудном времени в своей жизни. Приходилось углубляться в творчество тех авторов, которых она не преподавала студентам в Вильнюсе, поэтому каждая лекция требовала усиленной подготовки, а на руках — грудной младенец, крохотная дочка. Помню, она говорила, что выбрать время и провести занятия было нетрудно, но к этим занятиям следовало еще и подготовиться, в результате не хватало ни времени, ни сил.
Людмила Ивановна не только замечательный ученый, но и чуткий педагог. Она любила талантливых студентов, но и слабым помогала написать удачную работу, вытягивала их. Вдумчиво вычитывала работы, подсказывала идеи, направляла. Тонко чувствовала стиль. Просила сложные идеи выражать просто — так, словно перед вами ваша старенькая бабушка. Эта «старенькая бабушка» часто бывала незримым третьим в наших беседах. Учила простоте и точности, а также тому, чтобы каждая мысль была доказана текстом, чтобы работа выглядела не как философский полет ума, а как скрупулезное и въедливое изучение текста. Благодарна Людмиле Ивановне за то, что она обратила мое внимание на почвенничество Достоевского, посоветовала связать художественный мир писателя с его философскими взглядами. К каждой защите курсовой работы Людмила Ивановна готовилась: в частности, внимательно перечитывала произведения, на материале которых заявлена была защита.
Особенно любила она свой выпуск 1968 г. «Я росла в мамином семинаре», — поделилась воспоминаниями дочь Людмилы Ивановны — Елена Григорьевна Матюшенко. Дома постоянно обсуждалась литература, концепция личности в произведениях Толстого например; в гостях часто бывали студенты: Александр Михайлович Бокучава, Лилия Владимировна Хохлова, Нина Денисова, ставшая позже супругой Игоря Ивановича Виноградова, Михаил Михайлович Дунаев, Владимир Яковлевич Линков.
Людмила Ивановна учила нас определять ценность каждой книги и меру погружения в нее. Опираясь на авторитет одного своего коллеги (увы, уже не помню имя), говорила, что одни книги нужно проштудировать, другие — прочитать, третьи — полистать, а четвертые — просто подержать в руках.
Советовала заводить карточку на каждую прочитанную книгу, уверяя, что это облегчит наш труд. Подавала пример, как следить за новинками, выписывая и внимательно прочитывая филологические журналы, например «Книжное обозрение».
В начале семидесятых ей удалось не только провести студенческо-аспирантскую конференцию по творчеству Герцена, но и издать сборник статей «А. И. Герцен — художник и публицист». Потребовались неимоверные усилия, чтобы пробить его в печать.
Людмила Ивановна постепенно переключалась на изучение мемуарно-биографического жанра в литературе. Домашняя библиотека пополнялась книгами, отражающими ее новые научные интересы: здесь и сами мемуары, и работы психологов о мемуарах, и филологические исследования. Она стремилась найти закономерности в развитии жанра, систематизировать различные по духу мемуары, выявить их типологию. Ей предлагали защитить докторскую диссертацию по двум-трем авторам-мемуаристам, но ее влекла более широко поставленная цель. Страницы будущей диссертации остались в рукописи, которая не была завершена. Людмила Ивановна говорила, что докторская осталась недописанной потому, что в период ее работы над диссертацией на кафедре произошло несколько смертей: умирали докторанты, усердно работавшие над диссертациями, — первая возлюбленная Валентина Александровича Недзвецкого, например. Людмила Ивановна восприняла это как предостережение и приостановила работу.
Интерес Людмилы Ивановны к мемуарно-биографическому жанру свидетельствует о том, что область ее исследовательских интересов смещалась от историко-литературных к теоретическим. В начале 1960-х гг. на филологическом факультете МГУ открылась кафедра теории литературы. Ее заведующий, Геннадий Николаевич Поспелов (1899–1992), звал Людмилу Ивановну перейти к нему на кафедру, но Николай Александрович Соколов, заведовавший кафедрой истории русской литературы, отговорил.
Людмила Ивановна считала, что одной из лучших ее публикаций была статья, посвященная соотношению жанров повести и романа в творчестве И.С. Тургенева (Матюшенко 1971: 319). Эту сферу интересов унаследовала одна из ее любимых учениц — Ирина Анатольевна Беляева, ныне профессор кафедры истории русской литературы филологического факультета МГПУ.
Людмила Ивановна была талантливым педагогом, предлагая своим студентам замечательные темы, раскрывающие творческий потенциал молодых ученых. Мои подруги, учившиеся в первой половине 1990-х гг., защитили с отличием дипломы на темы, предложенные Людмилой Ивановной: «Ситуация самоубийства в творчестве Достоевского»; по его же творчеству — «Ситуация приговоренного к смертной казни». Людмила Ивановна помогала многим студентам-иностранцам, делилась с ними своими идеями. Она всегда учила, как определиться со списком использованной научной литературы, была в курсе литературоведческих новинок и советовала, что почитать. С другой стороны, она давала такую свободу при раскрытии темы, на какую только был способен студент, но приходила на помощь, как только в этом возникала необходимость, никогда не спешила с советами.
Стала посещать семинар Людмилы Ивановны в период Перестройки, когда атеистический Советский Союз постепенно преображался в Православную Россию. Под руководством Людмилы Ивановны готовилась к своей первой научной конференции, посвященной библейским реминисценциям в литературе. Людмила Ивановна говорила, что всегда чувствовала, что мир не сводится к материалистическим законам. Спасибо ей, что она приняла мое богословское литературоведение. Она говорила, что впервые задумалась о своей связи с жизнью Церкви, когда в день своего рождения подала милостыню нищенке и услышала в ответ поздравление с праздником. С каким праздником? — удивилась она, поскольку никакого государственного праздника в этот день не было. Как я уже указывала выше, Людмила Ивановна родилась на Рождество Пресвятой Богородицы — и впоследствии отмечала и Церковный праздник, и свой день рождения. Мы дарили ей икону Рождества Богородицы.
В последние годы она была не только научной мамой для всего своего семинара, но и любвеобильной бабушкой. Она рассказывала, как ее старший внук Ваня повредил ногу — и она читала ночью акафист Богородице Целительнице о его здравии, а утром произошло чудо: внук исцелился.
Людмила Ивановна представляла своих выпускников ведущим специалистам, знакомила молодых ученых между собой: именно ей я обязана знакомством с Валентином Александровичем Недзвецким, Борисом Николаевичем Тарасовым, Кареном Ашотовичем Степаняном, Ириной Анатольевной Беляевой, заочно — с Михаилом Михайловичем Дунаевым.
В пятидесятые, а затем в девяностые годы ХХ в. Людмила Ивановна работает с автографами Герцена, готовит к публикации и комментирует его письма (Герцен 1958 а, б); (Герцен 1997 а, б, в, г, д, ж, з, и) (подробнее можно посмотреть в библиографии). Многие из них адресованы детям, поэтому в предисловии к ним исследовательница отмечает: Герцен считал, что революция не в революцию, пока она не пройдет по детской, не создаст идеала «нового человека», даже мать детей под влиянием мужа «писала о детях: “Пусть они выйдут в люди, и не надо мне вечности, о которой я так хлопотала” (XXII, 179)» (Герцен 1997, Кн .2.: 281). Работа исследовательницы испещрена свидетельствами того, что Герцен «наделен был даром проникновенной и тревожной любви к детям, которая естественно присуща матери» (Там же: 281), и находил смысл жизни в идее независимости и детях. Но вместе с этими революционно-атеистическими склонностями четы Герценов исследовательница отмечает, как переживал роды жены сам Герцен, ибо в «письме к Витбергу читаем: “Я плакал, я стоял на коленях перед распятием, я дрожал от страха, и этот страх происходил не от одного вида ее страданий, а от огромности дела отцовского” (XXII, 32-33)» (Там же: 281). Герцен переживал «боль счастья» (Там же), желая у детей «сохранить натуру чистой» (Там же: 284). Христианские и революционные родительские программы переплетались также с литературной традицией: «В идеях о воспитании, в задачах воспитания, как их мыслит Герцен, очевиден просветительский пафос. В письмах и разговорах на эту тему заметно влияние Руссо, социалистов-утопистов, воспитательных романов Гете» (Там же: 284), ибо, следуя принципам Руссо, Герцен не желал онемечивать детей, читая им вслух.
Герцен был педагогом в семье. Видимо, это служение классика было особенно близко исследовательнице, которая от увлечения писателем-революционером в молодости и зрелости в своих зрелых научно-педагогических трудах приходит к выражению христианских убеждений.
Антологией педагогического опыта, впитавшей научные взгляды Людмилы Ивановны Матюшенко, стало учебное пособие «Русская литература XIX века. Анализ классических текстов». На обложке стоят два имени, но, по утверждению А.Г.Матюшенко, основные идеи принадлежат самой Людмиле Ивановне.
В конце книги приведена обширная библиография. Особенно интересны в нем «Очерки по истории русской литературы XIX века» Андреева И. М. (Сб. I.), изданные в Джорданвилле — Нью-Йорке в 1968. Джорданвилл (штат Нью-Йорк) — центр Русской Православной Церкви за рубежом (РПЦЗ), где расположен Свято-Троицкий мужской монастырь, ставший духовным и культурным центром Православной Америки и имеющий свою семинарию и типографию. В 2007 г. РПЦЗ вошла в состав Русской Православной Церкви.
Книга начинается с анализа творчества А.С. Грибоедова, поэтому обратимся к его творчеству. Исследовательница оперирует понятием «амплуа» как важным элементом комедии классицизма; кроме того, амплуа и маски восходят к традиции комедии дель арте, которая как самостоятельная структура, имеющая многовековую традицию, но сложившаяся лишь к XVI в. и дожившая до наших дней (Эдуардо де Филиппо (1900-1984) «Человек и джентльмен», 1933), подспудно присутствует в творческом анализе Л.И. Матюшенко, выделяющей типичные амплуа комедии: отец невесты (Фамусов), первый любовник (Молчалин), невеста (Софья), неудачливый любовник (Чацкий) (в результате Молчалин оказывается дальним родственником Арлекина, а Чацкий — Пьеро.
Ценности, которыми живет фамусовское общество, скорее одобрила бы Глупость из трактата Эразма Роттердамского, особенно она поддержала бы свою прислужницу лесть, которая царит в дамском обществе, о чем исследовательница говорит, характеризуя также Молчалина: «Сентиментальность становится для него важным орудием достижения прочного положения в обществе, где правят бал всесильные дамы, падкие на лесть, на изысканные комплименты» (Матюшенко 2019: 13). Трактат Эразма Роттердамского прямо не называется, но, возможно, имеется в виду, потому что «Горе от ума» и «Похвала глупости» - философские полюса мировой литературы, а крайности, как известно, сходятся.
Ситуация, в которой герой страдает из-за своего ума, проецируется исследовательницей на Софью, обманутую Молчалиным, несмотря на весь ее ум и говорящее имя - «Мудрость».
Как двойник Чацкого, повторяющий идеи либералов и самого Чацкого, осмыслен Репетилов: с помощью этого образа «автор полемизирует и с главным героем своего произведения» (Матюшенко 2019: 16).
Создавая цельное представление о комедии, о ее форме, жанре и содержании, автор отмечает также, что в ее разностопном ямбе преобладают александрийский стих.
Учебное пособие отличается универсальностью анализа литературных произведений, в нем сделан сжатый экскурс в достижения современного литературоведения, обогащенный собственными наблюдениями Людмилы Ивановны Матюшенко, которая отказывается от исключительной роли популярной в отечественных учебниках социологической точки зрения на историю литературы, указывая на вечные христианские законы, которые движут судьбой человека и его творчеством. Так, исследовательница пишет: «В 1823–1824 годах Пушкин пережил душевный кризис, который был связан с разочарованием в просветительских идеях. Поэт разуверился в возможности быстрого установления политической свободы в России. Кризис объясняется и последствиями рассеянной жизни; поэта преследовало ощущение душевной опустошенности, тоски» (Матюшенко 2019: 32). Причина всемирной скорби байронического героя, самого Байрона и влюбленного в него Пушкина — в том, что грех (конкретнее — рассеянная жизнь) мешает душе ощутить присутствие благодати Божьей, поэтому и преодоление кризиса Людмила Ивановна видит не в изменении социальных условий, а в приобщении к здоровой духовной жизни: «В 1824 году Пушкин был отправлен в ссылку в село Михайловское. Уже в начале 1825 года поэт сумел преодолеть душевный кризис. Этому способствовали созерцание русской природы, здоровый образ жизни, общение с простым народом. Важную роль сыграли также частые посещения Святогорского монастыря, встречи с монахами, чтение Священного Писания, размышления над событиями русской истории (Пушкин изучал древнерусские летописи, с увлечением читал «Историю Государства Российского» Н. М. Карамзина)» (Матюшенко 2019: 32). Интересно, что, перечисляя магистральные темы и мотивы лирики Пушкина, исследовательница отказывается от социологизации полностью (Матюшенко 2019: 35), то есть социальные мотивы в ее творческих анализах звучат, но как частные, как модификации магистральных. При таком видении литературного процесса восстанавливается изначальная иерархия ценностей, ибо мир преходящ, душа — вечна. Проблема смысла жизни и смысла поэзии — вот те коренные источники творчества Пушкина, что порождают частные, земные, социальные дериваты, звучащие, например, в оде «Вольность», где причиной бунта признается не только деспотизм, но и «необузданное своеволие народа» (Матюшенко 2019: 38).
Интересны, как указывает Людмила Ивановна, примеры размывания жанровой системы в русской поэзии, которое началось со времен Пушкина: его «Деревня» содержит как черты идиллии, так и сатиры.
Творчество писателя оказывается неотъемлемым от его биографии, а биография — от судьбы России, но выше всех этих уровней анализа стоит интерес к вечным духовным законам, которые проявляются во всем — и особенно, в творчестве, невозможном без свободы. Духовная традиция, в отличие от социальной, знает, что свобода — это источник и блага, и страданья. Так, в контексте анализа пушкинского стихотворения «К морю», Людмила Ивановна свидетельствует: «Такая свобода несет в мир не только добро, но и зло» (Матюшенко 2019: 44); а анализ стихотворения «19 октября» исследовательница заканчивает утверждением, что печальное настроение «постепенно сменяется в пушкинских элегиях оптимистическим финалом, основанным на вере в благой Божественный промысел о человеке, поэте, творце» (Матюшенко 2019: 49), ибо поэту был присущ «идеал поэта-пророка» (Матюшенко 2019: 51). В этом контексте интересна характеристика Татьяны Лариной, данная исследовательницей: «Безудержной страсти Евгения она противопоставляет христианскую покорность судьбе («судьба моя уж решена») и нравственную твердость» (Матюшенко 2019: 97). В характерах Татьяны Лариной и Маши Мироновой отмечена «искренняя вера в Бога, самоотверженность, верность в любви и одновременно скромность, глубочайшее смирение» (Матюшенко 2019: 133). Мы видим, что Людмила Ивановна привносит в отечественное литературоведение и педагогическую мысль, традицию соотносить поступки героев с христианской системой ценностей, что даже до сих пор встречается крайне редко, так как законодательно школа, средняя и высшая, отделена от Церкви и ее ценностей, ибо действует установка — не обидеть религиозные и этнические меньшинства, объясняя духовные ценности христианской культуры. В результате притесненным оказывается большинство. Опираясь на традицию русских религиозных философов и литературоведение, связанное с Русской Православной Церковью за рубежом, исследовательница и педагог Людмила Ивановна Матюшенко предлагает всесторонний анализ русской классики, включающий осмысление духовных законов, по которым живет человеческая душа и которые непонятны вне христианского учения.
Книгу «Русская литература XIX века. Анализ классических текстов пособие для иностранных учащихся-филологов» можно рассматривать как итог научно-педагогической деятельности Людмилы Ивановны Матюшенко.
Апелляция к культурно-исторической и фольклорной основе сюжета, литературным реминисценциям; изучение жанрового своеобразия, композиции сюжета и его структуры, включающей эпиграфы или ремарки, пейзаж или интерьер, детали; мотивный анализ (преимущественно в лирике), сопоставление временных планов (хронотопов), тонкое понимание психологии героев, их системы (так, в «Преступлении и наказании» выделяются темные и светлые двойники Раскольникова, а также двойники Сони Мармеладовой, два Миколки), проблематики, пафоса и идейной направленности произведений в целом, их символики, поэтики и даже языка (указывается обилие уменьшительно-ласкательных суффиксов у Некрасова под влиянием фольклора); смысла названия, авторской позиции, традиций и новаторства, творческого метода писателя — все это позволяет исследовательнице добиться всеохватного рассмотрения формы и содержания текстов и сделать его интересным, занимательным, оригинальным.
Проанализированные произведения не смотрятся в интерпретации Людмилы Ивановны Матюшенко как ничем не связанная россыпь драгоценностей. Как ученый и педагог исследовательница учит видеть сходство и различия между ними: «Например, Лермонтов рисует психологический портрет Печорина, открывая внутренний мир героя через детали внешности. Достоевский и Толстой прибегают к обширным внутренним монологам. Гоголь воссоздает состояние души персонажа преимущественно через предметный мир. «Тина мелочей», окружающая Плюшкина, символизирует его скупую, мелочную, «высохшую», как забытый лимон, душу» (Матюшенко 2019: 254).
Автор всегда подчеркивает взаимосвязь между текстами: сопоставляет Мольера и Грибоедова, «Бородино» Лермонтова и «Войну и мир» Толстого; указывает на место произведения в творчестве писателя в целом (например, отмечает сходство Печорина с лирическим героем ранних произведений Лермонтова, а повествователя — с лирическим героем поздних) — в результате книга отражает литературный процесс XIX века, рассказывает о его постепенном развитии в целом.
Наконец, хотелось бы привести последний отчет о научно-исследовательской работе, составленный самой Людмилой Ивановной: «Специализируется в области истории русской литературы XIX века (общие лекционные курсы, специальные курсы по творчеству А.И. Герцена и русской мемуаристике, специальные семинары «Личные и литературные связи Герцена и русских писателей», «Русский роман 1860-1870-х годов»). Научные интересы в первую очередь связаны с творчеством Герцена. Л.И. Матюшенко — автор крупных документальных публикаций в т. 64 и т. 99 (кн. 1 и 2) «Литературного наследства», посвященных Герцену, Огареву и их окружению (1958, 1997); комментатор XX и XXIX тт. Собрания сочинений Герцена в 30 т. (1960, 1964). Подготовила отдельные издания: «А.И.Герцен. ”Кто виноват?”, “Сорока-воровка”» (в серии «Русская литература для иностранного читателя», 1985) и «А.И.Герцен. “Сорока-воровка”» (1987). Автор раздела о реализме Герцена в кн.: «Развитие реализма в русской литературе» (т. 2, кн. 1, 1973) и статьи «Герцен Александр Иванович» в биобиблиографическом словаре «Русские писатели» (1996), а также ряда других статей о творчестве Герцена: «К вопросу о художественном своеобразии наследия Герцена» (1963), «Роль поэзии Огарева в “Былом и думах” Герцена» (1974), «Творчество А.И.Герцена» (1979, на японском языке), «Жанр дневника в литературном наследии Герцена» (1995, на польском языке), «Герцен и проблема национальных связей литератур» (1987). Л.И. Матюшенко — составитель и научный редактор сборника студенческих и аспирантских работ «А.И.Герцен — художник и публицист» (1977). Л.И.Матюшенко принадлежат концептуальные статьи «О соотношении жанров повести и романа в творчестве И.С. Тургенева» (1971), «Диалектика отдельного и общего в сатире М.Е. Салтыкова-Щедрина» (1978), «Особенности жанра и композиции романа Н.Г.Чернышевского “Что делать?” в свете трактовки индивидуального и общего в личности героев» (1978), «”Губернские очерки” Щедрина как литературный источник чеховского “Ионыча”» (1985). Отчет предоставлен Андреем Григорьевичем Матюшенко и с благодарностью приведен полностью.
Людмила Ивановна реализовала себя не только как интересный ученый, но и как яркий педагог, работавший в МГУ им. Ломоносова и помогавший нам сориентироваться в обширном поле филологических тем и проблем и найти свою нишу.

Литература
Герцен 1958а — Герцен, А.И. Письма к сыну Александру (1858–1869) / Публ. Л.И. Матюшенко // Литературное наследство. Т. 64. Герцен в заграничных коллекциях. М.: Изд-во АН СССР, 1958. С. 539–594. URL: http://litnasledstvo.ru/site/book/id/39 (дата обращения: 24.03.2020).
Герцен 1958б — Герцен, А.И. Письма к Огареву (1868–1869) / Предисл. Ш.М. Левина; публ. и коммент. Л.И. Матюшенко // Литературное наследство. Т. 64. Герцен в заграничных коллекциях. М.: Изд-во АН СССР, 1958. С. 685–748.
Герцен 1997а — Герцен, А.И. Саше Герцену / Публ. Л.И. Матюшенко // Литературное наследство. Т. 99. Герцен и Огарев в кругу родных и друзей. Кн. 1. М.: Наука, 1997. С. 198–200. URL: http://litnasledstvo.ru/site/book/id/91 (дата обращения: 24.03.2020)
Герцен 1997б — Герцен, А.И. Огареву и Н.А. Тучковой / Публ. и пер. с фр. и итал. Л.И. Матюшенко // Литературное наследство. Т. 99. Герцен и Огарев в кругу родных и друзей. Кн. 1. М.: Наука, 1997. С. 200–203.
Герцен 1997в — Герцен, А.И. Письмо И.А. Яковлева Саше Герцену / Публ. Л.И. Матюшенко // Литературное наследство. Т. 99. Герцен и Огарев в кругу родных и друзей. Кн. 1. М.: Наука, 1997. С. 538.
Герцен 1997г — Герцен, А.И. Герцену и Н.А. Герцен (Захарьиной) / Публ. Л.И. Матюшенко и И.М. Рудой // Литературное наследство. Т. 99. Герцен и Огарев в кругу родных и друзей. Кн. 2. М.: Наука, 1997. С. 296–301. URL: http://litnasledstvo.ru/site/book/id/92 (дата обращения: 24.03.2020).
Герцен 1997д — Герцен, А.И. Тате и Ольге Герцен / Публ. Л.И. Матюшенко и И.М. Рудой // Литературное наследство. Т. 99. Герцен и Огарев в кругу родных и друзей. Кн. 2. М.: Наука, 1997. С. 302–308.
Герцен 1997ж — Герцен, А.И. Л. Пьянчани / Публ. и пер. с фр. Л.И. Матюшенко // Литературное наследство. Т. 99. Герцен и Огарев в кругу родных и друзей. Кн. 2. М.: Наука, 1997. С. 312–313.
Герцен 1997з — Герцен, А.И. Огареву / Публ. Л.И. Матюшенко // Литературное наследство. Т. 99. Герцен и Огарев в кругу родных и друзей. Кн. 2. М.: Наука, 1997. С. 313–319.
Герцен 1997и — Герцен, А.И. Тхоржевскому / Публ. Л.И. Матюшенко Литературное наследство. Т. 99. Герцен и Огарев в кругу родных и друзей. Кн. 2. М.: Наука, 1997. С. 319.
Матюшенко 1971 — Матюшенко, Л.И. О соотношении жанров повести и романа в творчестве И.С. Тургенева // Проблемы истории и теории литературы. М.: Издательство Московского университета, 1971. С. 315 - 326
Матюшенко 1997 — Матюшенко, Л.И. Предисловие // Литературное наследство. Т. 99. Герцен и Огарев в кругу родных и друзей. Кн. 2. М.: Наука, 1997. С. 280–296. URL: http://litnasledstvo.ru/site/book/id/92 (дата обращения: 24.03.2020).
Матюшенко 2019 — Матюшенко, Л.И., Матюшенко, А.Г. Русская литература XIX века. Анализ классических текстов: Пособие для иностранных учащихся-филологов. М.: МАКС Пресс, 2019. 460 с.