Часть первая
На вечной тропе
Сезон уборки урожая на селе закончился. Картошку и другие овощи люди успели убрать с грядок по хорошей погоде. Только осиротевшая капуста оставалась на своём месте в ожидании первых заморозков, да на яблонях ещё висели крупные плоды зимних сортов, тоже ждали своего дня. В сентябре шли затяжные, нудные дожди, во время которых селяне успели отдохнуть от летних трудов, а в октябре установилась солнечная погода. Теперь и люди, и природа готовились к встрече осенней слякоти и зимних холодов. А я со своими товарищами по увлечению ждал открытия зимнего охотничьего сезона. Недаром говорится, что охота пуще неволи. Ни холодный осенний дождь, ни хлюп воды внутри резиновых сапог, ни зимняя непогода, будь то снегопад или метель, не помеха для азартного охотника, мечтающего подойти поближе к лёжке дремлющего зверя. А какое это удовольствие - морозным солнечным деньком под скрип снега часами без устали тропить с гончей собакой серого ушастого плутишку или хитрюгу рыжую лисицу!
Сезон открывался в начале ноября, но мне не терпелось побродить со своим питомцем по кличке Сигнал по полям, чтобы натаскать его на след зверя по чернотропу.
В воскресенье рано утром я вышел на улицу. Прохладный осенний воздух был уже пропитан первыми лучами солнца. Я посмотрел на Сигнала. Он тотчас почувствовал моё намерение и в предвкушении свободы завилял хвостом и, поскуливая, забегал по своему вольеру.
Мой питомец - пегий кобель русской гончей породы черно-белого окраса с коричневатыми подпалинами и рыже-белой головой, с которой свисали большие клиновидные уши. Эта порода - одна из разновидностей гончих собак, которая, обладая мелодичным голосом, разливающимся вокруг эхом, не догоняет, а только преследует зверя. И что важно, преследует не по зрячему следу, а по запаху, оставляемому зверем после себя. Время преследования зависит от опыта и полученного в наследство от предков чутья. Так как он был неравнодушен к домашним животным, пришлось на него надеть кожаный ошейник с пристёгнутым легким кожаным поводком.
Мы прошли через сад, где ровными рядами стояли на подставках ульи, окрашенные во все цвета радуги и уже озарённые солнечными лучами. Пчёлки, почуяв нежное тепло, вяло выползали на прилётную доску.
Выбегая через калитку из своей усадьбы в сторону поля, Сигнал, косясь на привязанную на лугу соседскую козу, приглушённым рычанием выразил ей своё неудовольствие. Но в предчувствии чего-то более интересного послушно шел на поводке рядом со мной. Выйдя за территорию села в поле, поросшее многолетней травой, я снял ошейник с питомца, который с нетерпением ждал этого момента. С опущенной головой и поднятым, дрожащим от азарта саблевидным хвостом он вынюхивал след. Бегая в разные стороны впереди меня, пес оставлял на влажной траве загадочные узоры.
Мы направились в сторону «крытого тока». Так мы, охотники, называли между собой место трёх параллельных лесополос между полями, где всегда можно было поднять с лёжки зайца-русака или лисицу. Утренняя свежесть ещё влажного, без ветерка воздуха давала сегодня моему четвероногому другу все шансы показать данные ему природой способности, а мне под мелодичный голос Сигнала– преследователя насладиться завораживающими картинами замирающей осенней природы.
Мы пересекли первую на пути берёзовую лесополосу. Опавшая листва золотистым ковром уже укрыла от зимних холодов пожухшую траву. Сороки, перелетая с одной берёзы на другую, с присущей им язвительностью громко стрекотали, как бы предупреждая всё живое вокруг об опасности. Мой выжлец бегал между рядами стройных белоствольных берёз то в одну, то в другую сторону в надежде хотя бы кого-то поднять с тёплой лёжки. Но пока ему лишь удавалось своими мощными лапами веером поднимать на бегу сухую листву.
Выйдя из лесополосы, я увидел вспаханную глубоко, в развал зябь, которая, словно морская волна, замерла на зимовку в ожидании весеннего тепла. Седая стерня торчала островками на поверхности и создавала вид вспененных над волной гребешков.
Поначалу мне с непривычки было тяжело идти по большим валунам. А вот мой трудяга с упрямой настырностью продолжал искать свою жертву, с лёгкостью преодолевая все препятствия на пути.
Когда мы уже подходили к следующей берёзовой лесополосе, Сигнал вдруг заметался, и очень скоро из пахоты выскочил огромный серый заяц. От страха он прижал свои большие уши к шее и ловкими прыжками по валунам стремительно покинул вспаханное поле, скрывшись в деревьях. Сигнал от ярости при виде зайца издал свой неповторимый протяжный вой, плавно переходящий в звонкий, уходящий далеко эхом голос. Заяц, очевидно, решил затерять свой след в густо растущих деревьях и выросшей между ними мелкой поросли. Я, спотыкаясь о глыбы чернозёма, в волнении от проснувшегося охотничьего азарта преодолевал стометровку пахоты. Цепляясь за ветви берёз, с осторожностью пересёк очередную лесополосу.
Неожиданно среди уже грустного пейзажа я увидел поле, укрытое пышным ярко-зелёным ковром озимой пшеницы. Мне стало понятно, что заяц по ночам кормится молодой, сочной зеленью, а днём на покой ложится по соседству в глубокую пахоту, где, как ему казалось, никто его не потревожит. Но на этот раз его расчетливость не оправдалась. К сожалению, люди частенько не дают покоя ни себе, ни зверю.
За несколько лет своего увлечения охотой я уже успел изучить повадки зверей, особенно зайцев. Поднятый с лёжки косой, в отличие от лисицы, от своего места обитания далеко не убегает, а запутывает следы от преследователя небольшими кругами на площади в одно или два поля.
Быстро шагая по шелковистому зелёному ковру очередного поля, я легко преодолел его и решил спрятаться в третьей, крайней лесополосе, в которой росли молодые дубки. Раздвигая кустистые ветви деревьев с ещё не облетевшими до конца листьями, я вдохнул терпкий дубильный запах дубовой коры. Опавшая медная листва, намоченная дождями и скрученная лодочкой теплыми солнечными лучами, шуршала под ногами, словно шепча о приближении снежной и морозной зимы.
Пробираясь между рядами дубков, я направился в противоположную от своего «музыканта» и его «дирижера» сторону к лощине, которая располагалась перпендикулярно к трём лесополосам, уходящим далеко в поля. Ожидая «гостя», я стоял и вслушивался в доносящийся голос Сигнала, на слух определяя направление непредсказуемого маршрута зайца и втайне надеясь, что серый плут, глумясь своим стремительным бегом над голосистым преследователем, побежит по кругу обратно по скошенной лощине как раз мимо меня.
Тем временем ворона, сидящая на макушке высокой берёзы, каркала хрипловатым голосом и как будто жаловалась мне на свою тяжкую старость, из-за которой ей будет сложно пережить предстоящую холодную зиму.
На фоне карканья вороны я услышал приближающийся мелодичный лай Сигнала, но не в стороне лощины, а на противоположном краю лесополосы, в которой я находился. Очевидно, зайцу надоело кружить по соседнему скошенному кукурузному полю, и он вновь решил запутать свои следы, надеясь, что терпкий дубильный запах, стоящий в лесополосе, собьет пса со следа. Но Сигнал, имеющий сильное от природы чутьё, пока не давал зайцу шанса вновь обрести нарушенный утром покой.
Усиленный эхом голос бегущего мне навстречу Сигнала привел меня в растерянное чувство. Я знал, что заяц всегда бежит на определённом удалении от кобеля, значит, он должен вот - вот приблизиться ко мне. Перебегая из одного междурядья в другое, я вдруг совсем близко увидел мелькающего среди веток косого. Быстро оценив ситуацию, я встал за дерево спиной к зелёному полю. В голову пришла авантюрная мысль: на бегу надеть на голову зайца ошейник. Я успел представить в своём воображении, как иду по селу домой и веду на поводке зайца, а Сигнала держу за ошейник. Подняв правую руку, держащую ошейник, левой я взялся за начало поводка и слегка наклонился вперёд. Стремительно скачущий заяц с прижатыми ушами был уже в нескольких метрах от меня! Но я не рассчитал высоту и не надел ему на шею ошейник, а сильным ударом кулака правой руки попал в широкий заячий лоб. Косой, выпуская пар из ноздрей, невозмутимо продолжил бег, а меня пронзила нестерпимая боль, как потом выяснилось, от выбитых двух пальцев правой руки: указательного и большого. Прыгая и стоная от боли, я увидел в междурядье деревьев несущегося Сигнала, который своей мощной грудью едва не сбил меня с ног.
Жгучая боль не отпускала, и я пошёл к прудку, расположенному в начале лощины. Грустная осенняя рябь на воде ещё больше усугубляла и без того унылое мое настроение. Я опустил уже припухшую кисть в холодную воду, и боль понемногу стала стихать.
Голос Сигнала, периодически разносившийся по округе, говорил о том, что он продолжал преследовать зайца, который так отомстил мне за нарушенный свой покой и за своих собратьев, добытых мною на охоте в прошлые годы.
Не дождавшись возвращения своего питомца, я, расстроенный, пошёл от прудка по направлению к дому. Боль в руке усиливалась. Пришлось подвязать ее поводком к шее, изогнув в локте. Умеренный встречный ветерок нежно дышал осенней прохладой на припухшую кисть руки, успокаивая ее.
Я надеялся, что начавшийся ветер и усталость Сигнала заставят его прекратить преследование неутомимого серого плута и что он оставит эту забаву, догонит меня на пути к дому, но он так и не появился. Пришлось присесть на пенёчек рядом с козой, которая, как мне показалось, удивлённо и с состраданием смотрела на мою больную кисть. В ответ я поглаживал её мягкий, нежный серый пух на шее ладонью левой руки. Оставить ее здесь одну я не мог из-за злобного, волчьего инстинкта моего пса к животным.
Ожидая Сигнала, я вспомнил случай двухлетней давности. Пасмурным осенним днем ехал я верхом в седле на прогулку на своей молодой резвой кобылице вороной масти по кличке Чайка, которую приобрёл шестимесячным жеребёнком и вырастил специально для охоты.
Сигнал, привязанный поводком к стремени, бежал рядом, мечтая насладиться бегом на свободе. Миновав две деревни, я выехал на просторные поля, отстегнул поводок с ошейника, и мы продолжили наше путешествие.
Бегая вокруг, он долго не находил ни свежего следа, ни зверя в лёжке. Вдруг он что-то почуял с подветренной стороны. Чутьё его не подвело. В нескольких сотнях метров, за низкорослыми кустами в ложбине паслось стадо овец. С горящими от ярости глазами стремительными прыжками промчался он мимо нас и мигом настиг стадо. Овцы в испуге разбежались в разные стороны. Пес с ходу схватил первого попавшегося маленького ягнёнка за заднюю ногу, по- волчьи ловким движением головы взмахнул его на спину и, держа добычу в зубах, продолжил свой бег по лугу. Произошедшее меня ужаснуло. Я подшпорил свою кобылицу на быстрый галоп и с громким запрещающим криком быстро догнал наглого вора. Притормозив удилами Чайку, я прыгнул с седла на кобеля с ягнёнком и накрыл их телом.
Наказанный поводком по заслугам, обидевшийся пес вновь был привязан к стремени.
То ли от боли, то ли от страха ягненок в первые минуты после произошедшего не подавал признаков жизни. Я взял его на руки, а лошадку с привязанным к стремени Сигналом повел в поводу. Мы пошли навстречу пастуху, который, махая палкой и громко крича, уже бежал к нам. Подойдя ближе, я узнал в нем своего земляка дядю Васю. Он тоже узнал меня. Я передал ему в руки жертву и стал виновато говорить о том, что готов заплатить хозяину за ущерб, как полагается. Но при этих словах ягненок поднял голову. Оказалось, что он цел и невредим! Дядя Вася рассказал, что малыш появился на свет сегодня утром прямо на лугу, под осенним пасмурным небом.
В этот раз все обошлось хорошо. Я попрощался, запрыгнул в седло и со всей своей компанией отправился в обратный путь, который пролегал через мою родную, теперь уже заброшенную деревеньку.
Проезжая мимо своего родового опустевшего дома, с болью в сердце вспоминал я свое беззаботное, увлекательное детство и прожитые здесь годы до службы в армии.
Решив, что непредсказуемые ситуации закончились, я вновь отцепил с поводка Сигнала. Он бегал вокруг, словно вынюхивая мои следы, оставленные здесь в детстве моими босыми ногами.
Но я ошибался, непредсказуемые ситуации не закончились. Мы проезжали мимо хутора с единственным жилым домом, и Сигнал вновь почуял пасущихся на лугу у пруда овец. Звонко завывая, он помчался к ним. Овцы от страха метнулись бежать в сторону дома, но одна из них была привязана за шею верёвкой к металлическому колу. Подскочив, озверевший пёс безжалостно схватил метавшуюся беднягу за заднюю лодыжку и своими мощными клыками вырвал клок шерсти вместе с кожей. Это новое происшествие меня сильно разозлило. Я выпрыгнул из седла, схватил пса за ошейник и с усилием оттащил от очередной жертвы. Убедившись, что рана не грозила овце потерей жизни, я вновь подцепил неутомимого бойца на поводок, и мы продолжили наш наполненный трагическими событиями путь.
Вспоминая сейчас тот день, я не мог позволить себе оставить на растерзание проголодавшемуся «злодею» эту милую молодую козочку с маленькими рожками.
Прошло минут сорок, когда подошел ко мне хозяин козы Алексей Юров. Мы поговорили с ним, и я попросил ненадолго увести животину в сарай в целях безопасности. В это самое время я увидел бегущего с поля по моим следам Сигнала. Усиливающийся полуденный ветер всё же помог бедняге зайцу затерять свой след и избавиться от назойливого преследователя. Однако не добежав несколько метров до нас, пес вдруг с визгом метнулся в сторону кустов. Оказалось, на пути ему попалась пробегавшая мимо кошка. Испугавшись за свою жизнь, она в одно мгновение забралась на сучковатую пятиметровую осину. Звонко завывая, пес ловко пробрался через кусты и в азарте, обнимая передними лапами сучки, а задними отталкиваясь от них, полез на дерево за кошкой. Их разделяло всего полметра. От страха она замяукала на всю округу. Сигнал стоял задними лапами на сучке и, держась одной передней лапой за верхний тонкий сучок, другой уже пытался достать кошку, размахивая когтистой лапой. Такого представления я за свою жизнь больше не видел! Обезумевшая от страха кошка оттолкнулась от тонкого ствола осины и прыгнула с дерева в мелкорослые кусты. Своим каскадёрским трюком она спровоцировала и своего врага на подобный прыжок. Сигнал с глухим стуком упал на землю, выскочил, стоная, из кустов и вновь, как ни в чём не бывало, подал голос и прыжками помчался за кошкой, которая с разгону заскочила по кирпичной стене сарая на крышу.
Подбежавший Сигнал в стойке царапал кирпичную стену когтями, но добраться до убежавшей от него «добычи» явно не мог. От ощущения своей слабости и безысходности пес жалобно завыл.
Дома от обеда, в отличие от меня, он отказался и долго ещё лежал в своём вольере на коврике с закрытыми глазами, положив голову на передние лапы. Может быть, думал о правильных действиях с зайцем и не очень достойном своем поведении по отношению к соседской кошке? Как знать…
Спустя какое-то время мне удалось отучить Сигнала от ненавистно- злобного, волчьего отношения к домашним животным. За приобретенные с годами навыки в преследовании зверя, а также за экстерьер он имел заслуженные медали. Умный пёс стал любимцем всей нашей семьи, а для меня – преданным другом и хорошим помощником на охоте.
Несколько лет спустя после очередного преследования рыжей лисицы Сигнал не вернулся домой. Василий Гришин, живший со мной на одной улице, будучи на охоте, нашёл его в десяти километрах от нашего села. Мой преданный друг, застреленный недобросовестными охотниками, лежал в заснеженном поле – на вечной тропе, припорошенный ночным пушистым снежком, который был пропитан его алой кровью...
Часть вторая
Кровь за кровь
Я лежал один в скучной больничной палате после операции на желудке и длинными бессонными ночами размышлял о жизни, ворошил свои прожитые ещё довольно молодые годы. Мне пришлось затратить много душевных сил, чтобы понять причину своего затянувшегося на долгие годы недуга, понимая, что он дан мне в наказание за мои неправедные поступки. Может быть, дело в семейных отношениях? Но нет, здесь как раз была полная гармония: любовь и понимание. В отношениях с родственниками, друзьями и соседями тоже было взаимное уважение. Возможно, причина крылась в моих увлечениях, которых у меня на тот момент было очень много, они развлекали мой досуг. Любимым занятием было конструирование. Я собирал аэросани, снегоходы и мотоблоки. Увлечение отнимало много времени, требовало бессонных ночей и нарушало строго предписанный мне режим питания. Однако все было в удовольствие и в не ущерб семье.
Пятнадцать лет я успешно занимался пчеловодством, и это было незабываемое время. Я наслаждался красотой и щедростью природы, а мед и другие продукты пчеловодства - только полезны для здоровья.
Но была в моей жизни и еще одна страсть – охота, я был увлечен ею почти с детства. Как умел, я стал рассуждать о принципах земной и духовной жизни и получил для себя однозначный ответ. Я не имел никакого права отнимать Жизнь, данную любому существу Творцом, если эта добыча не служила для меня и моей семьи пропитанием. А я ни разу мяса дичи даже не кушал, добывал ее ради спортивного интереса и тут же отдавал товарищам по охоте. И вспомнил я тот неординарный случай с зайцем, который перед открытием охоты своей головой выбил мне два главных пальца, отвечающих за обхват ручки приклада и нажатия курка. Я понял, что это было мне первым предупреждением. Признав свою жестокость по отношению к безобидным ушастым зверькам, я дал себе слово, что больше никогда не выстрелю из ружья ни в одно милое чудо.
Здоровье моё быстро пошло на поправку. Скоро я встретился со своим лучшим другом Володей Масякиным, который пригласил меня на открытие зимней охоты. Я согласился, посчитав, что для здоровья полезно побродить с товарищами по полям, погонять рыжую лисицу.
Стоял погожий ноябрьский день. Я был в добром здравии и хорошем настроении и среди своих единомышленников вновь ощутил себя полноценным охотником. Запах пороха и оружейной смазки из ствола пятизарядного полуавтоматического ружья пленили меня и разбудили дремавший азарт одного из любимых моих увлечений. Включая меня, охотников было восемь человек. Безуспешно мы преодолели одно за другим несколько полей, после чего решили отдохнуть и перекусить, чтобы с новыми силами продолжить охоту.
В очередной раз разбрелись мы подковой в противоположные от центра поля стороны метрах в ста друг от друга и пошли по скошенному кукурузному полю, предполагая, что оставшиеся рыжие стебли служат надёжным укрытием для лисицы. Я был готов к тому, что плутовка с пушистым хвостом могла появиться здесь в любую секунду. Пройдя треть поля, я услышал шорох сухих кукурузных листьев и в одно мгновение взял на мушку стремительно удаляющуюся от меня цель. Оказалось, это был серенький ушастый зайчишка.
Я имел многолетний опыт стрельбы на охоте, к тому же неоднократно занимал призовые места на областных соревнованиях по стрельбе из нарезного оружия, и проснувшийся азарт не дал шанса моему подсознанию отменить роковой меткий выстрел по плутишке. Звук оружейного выстрела улетел далеким эхом, а я услышал громкий крик, показавшийся мне детским плачем. Ничего подобного в моей многолетней охотничьей практике не случалось.
В предсмертных конвульсиях заяц ещё продолжал «лить» в мои уши свои жалобные, раздирающие душу звуки. Подбежавший товарищ резким движением ноги навечно успокоил тот странный и страшный, ранее не слыханный мною заячий плач. Он держал молодого зайца за задние ноги, а с его свисающих длинных ушей капала на землю алая кровь…
После охоты вечером, в бане, под шипение пара, исходящего от камней, мне вновь и вновь чудился тот крик плачущего зайца. За столом друзья - охотники поздравляли меня как единственного счастливчика на тот день. Мой шурин, Виктор Морозов, настойчиво угощал меня приготовленным им накануне полезным для здоровья барсучьим мясом, которого я раньше никогда не ел, за исключением барсучьего жира, реально помогавшего мне в недугах. О своём ранее данном слове не стрелять в зайцев я молчал, как партизан. Отвратительно чувствуя себя от всего произошедшего, я попрощался с ребятами и уехал домой, в город.
Проснулся я на рассвете от уже знакомого мне головокружения, попытался встать с кровати и потерял сознание… Очнувшись, увидел перед собой белый халат доктора.
Под сирену скорой помощи в утренний час-пик меня доставили во вторую городскую больницу, где при срочном обследовании в очередной раз у меня подтвердилось желудочное кровотечение.
Подлечившись, я вернулся домой и дал перед образом Спасителя клятву, что никогда больше не выстрелю из огнестрельного оружия не только в зайца, но и ни в одно живое существо, если только это не будет сопряжено с защитой оказавшегося в опасности родного Отечества.
Через некоторое время мой сын женился. На свадьбе я подарил молодой семье ключи от трёхкомнатной квартиры в красивом районе города, на берегу реки Цны, и вручил одно из трёх своих ружей, украшенное инкрустированным серебром и красивой резьбой по дереву, из которого не сделал ни одного выстрела по дичи.
– Сын, пусть это красивое ружьё отныне будет реликвией и передается по наследству из поколения в поколение как талисман и оберег семейного счастья рода Вотановских, - волнуясь, сказал я.
Сквозь набежавшие на глаза слёзы я видел счастливые улыбки сына Тимура, его красивой, доброй невесты Анечки и весёлых гостей.
И ещё мне показалось, что я увидел того молодого зайца, который ценой жизни, своей и моей кровью отвел меня от жестокости и укрепил мою спасительную веру во Христа.
Часть третья
Прощение
Зиму я провел на даче в деревне Николаевке, писал рассказы о своей жизни, об уроках, данных мне судьбой. Творческий процесс был непростым, приходилось многое переделывать, дополнять, исправлять. Воспоминания, связанные с трагедией Сигнала, с моими неприятностями, были тяжелы для меня. Я устал от них, и мне захотелось отдохнуть.
День стоял морозный, солнечный, и я решил походить на лыжах по пруду, расположенному в центре полузабытой в зимнее время деревеньки. Плотный наст снега и набитая лыжня давали мне возможность насладиться коньковым бегом. Я с удовольствием вдыхал свежий, чистый воздух, как вдруг сквозь скрип снега под лыжами я услышал нотки мелодии, знакомой мне по прошлым годам. От неожиданности я резко затормозил и, затаив разгорячённое дыхание, прислушался. Гончая собака преследовала дикого зверя, каждый звук её голоса напоминал мне голос моего верного друга Сигнала. Загадочное совпадение удивило меня. Ничего подобного я не слышал уже много лет, и вот теперь, когда пишу о событиях тридцатилетней давности, раздался знакомый, приятный мне мелодичный голос. Потеряв след, пегая русская гончая выжловка, бегая недалеко от меня, рыскала вокруг в надежде найти его снова. Тихим посвистыванием я позвал ее, и она смело подбежала ко мне. Получив конфету в подарок, собака убежала. Я был благодарен ей за напоминание о дорогом моему сердцу Сигнале. Она подарила мне вдохновение, казалось, теперь мне было легче написать о морально тяжёлых для меня событиях.
Умиротворённый и впечатленный прогулкой, я вернулся в свой дачный домик и растопил берёзовыми дровами свою универсальную печь с одноместной лежанкой. Поглядывая иногда через стекло в дверце на горящее пламя, я дописал первую часть рассказа, а утром начал писать вторую часть. К полудню, утомлённый неприятными воспоминаниями, я вышел на улицу. Лыжи я надел не пластиковые, а солдатские, деревянные, которые лежали в укромном местечке с тех пор, как закончилось моё охотничье увлечение. На первом километре залежавшиеся «дощечки» с немного загнутыми концами скользить по снегу не хотели, как ни старался я двигать ногами и упираться палками. Но характер у меня упрямый, и я всё же продолжил движение на скошенное подсолнечное поле, надеясь увидеть хотя бы лисий след. Выехав из деревни, по краю берёзовой рощи я заметил след, но не лисий, а отпечатанный после ночной пороши заячий. Я вспомнил о вчерашнем совпадении с гончей голосистой собакой, и у меня появилось необратимое желание потропить по следу это милое чудо.
Распутывая знакомые мне узоры из заячьих следов на пути к лёжке, я колесил между сухих, толстых стеблей подсолнечника, которые мешали мне на пути к цели. А цель у меня была одна: хотя бы издалека увидеть зайца в зимнем окрасе и с доброй улыбкой посмотреть ему вслед. Перебегая через лощину на другую часть поля, серенький плутишка через несколько метров сделал первую скидку – вернулся назад по следу и, сделав длинный прыжок в сторону, продолжил свой путь по краю лощины. Мне были понятны его намерения увести меня от своей лёжки в сторону и там запутать своими скидками. Я повелся на его природную хитрость и с улыбкой продолжил распутывать его узоры на снегу, наслаждаясь такой замечательной прогулкой.
Следы повели меня вдоль березок и направили к центру поля, а после очередной скидки завели по кругу вновь в ту же лесополосу. От легкого дневного ветерка снег с ветвей осыпался, и упавшие снежинки укрыли заячий след между деревьями.
Я пошёл краем лесополосы, чтобы увидеть выход следа из посадок вновь на поле, но ничего подобного на белом ковре не нашел. Расстроенный, я вернулся обратно. Белоснежные берёзы уже озарились вечерним солнцем. Не дойдя метров сто до уже знакомой мне лощины, я увидел перед собой словно свалившийся с дерева след. Он вновь уходил в подсолнечное поле недалеко от того места, где заяц первой скидкой увёл меня в другую сторону. Немного волнуясь, я повернул по следу и продолжил движение, не зная, чего ожидать.
Уже потускневшее солнце в лазурном ореоле катилось к закату, касаясь макушек деревьев. Вечерняя красота на фоне зимнего безмолвия завораживала… Вдруг совсем близко от меня выскочил из лёжки серый с белой проседью молодой заяц. Прижав уши, он словно катился прочь от меня между стеблей подсолнечника в сторону заката. Я быстро достал телефон и включил камеру. В тот же миг заяц резко остановился и, сидя на задних лапках с поднятыми ушами, с неожиданным для меня спокойствием стал смотреть в мою сторону. Удивлённый смелостью косого, я не мог опустить руку с телефоном, боясь нарушить тишину нашего безмолвного диалога. Несколько минут смотрели мы друг на друга не отрываясь. И в этот момент я остро почувствовал, будто бесстрашный заяц подает мне знак, что он прощает меня за гибель его сородичей от моих рук и благодарит за переоценку отношения к живой природе.
Усиливающийся вечерний мороз, пробирающийся по моей спине, заставил опустить камеру телефона и попрощаться с моим милым другом. Я с благодарностью к Всевышнему и благодатью на душе поспешно двинулся в сторону укрытой лёгким сумраком дремавшей деревушки, в свою «келью» на горячую печь, а заяц неторопливыми прыжками продолжил свой путь в сторону заката, играющего перламутром в морозной дымке.