Три часа из жизни ковидного больного

      
       Этой осенью мне, как и многим жителям нашей республики, пришлось почувствовать на себе «костлявую» руку болезни. После восьми дней постоянной тошноты и мук мне пришлось встать и поехать пересдавать анализ крови, который не получился. Силы на этот поход были собраны «наипоследние». Я так думала, что это и есть мои самые «наипоследние» силы, потому что любое движение вызывало тошноту, а любой громкий звук острую боль. Однако я убедилась очередной раз в том, что человек может вытерпеть многое. Так вот, маска на лице, такси вызвано и вот оно, то самое медицинское заведение, куда я приехала.

       К сожалению, приехала я не очень рано, поэтому холл был уже полон людей. Я взяла талон на анализы и стала ждать. Свободных сидячих мест было два. Оба у входной двери под палящими лучами солнца. Сесть хотелось очень, но я подозревала, что встать сама с этих мест уже не смогу, и поэтому заняла одно из множеств стоячих, но в тени. Солнце сильно нагрело холл, поэтому люди разделись. Рядом со мной на таком же стоячем месте стоял невысокий крепкий парень лет 30. Его маска была так высоко поднята к глазам, что, когда он моргал, ресницы цеплялись за масочные ворсинки.

       Стояли мы, облокотившись на двери служебных помещений, и мне не было видно все помещение с людьми. Однако слышны были дикие крики детей, которых привели на сдачу анализов, которые уже не могли ждать, были голодны и от этого вопили, что было сил. По количеству криков можно было предположить, что там находится около 5-7 детей. Заткнуть уши я не могла, поэтому закрыла глаза и подумала, что родители этих детей вопили бы намного громче, если бы это было разрешено. Стоять с закрытыми глазами было легче, но тут мимо меня что-то прошелестело – кто-то вышел из холла, а значит освободил сидячее место. Удивившись своей прыти, я проскользнула в дальний угол и с облегчением села на край диванчика. Осмотревшись, я удивилась еще больше, обнаружив, что дикие крики исходят всего от парочки двухлетних детей и что кроме них детей здесь больше нет. Пришлось закрыть глаза снова. Но это не сильно помогло.
 
       Публика в холле была разная по возрасту. Рядом сидели две спокойные пожилые женщины. Прямо передо мной возвышался тучный мужчина средних лет, который, как мне показалось, не садился даже на освободившееся место, так как стеснялся на нем не уместиться. Около администраторов у стойки стояло еще четыре человека, которые заполняли бланки для записи к врачам. Справа от пожилых женщин вместе со своей матерью находился один из источников крика, назовём его «Крик 1». Это был милый худенький мальчик с кротким выражением лица. Глядя на него, можно было бы не поверить, что именно из его тщедушного тельца исходят такие звуки… Но это был он. Мать – молодая, миниатюрная девушка, крепко держала его за руки, пока он вопил, запрокинув голову назад.

       Чуть правее мальчика и ближе к выходу сидел «Крик 2», точнее сидела. Группа поддержки у нее была посолидней – мать и бабушка, обе высокие и крупные женщины. Они пытались отвлечь и успокоить ее, но это плохо им удавалось. Бабушка каждую минуту брала с подставки у стойки чистую медицинскую маску и говорила: «Смотри, милая, что я тебе дам!» Судя по всему, милую не впечатляли маски, так как под ногами их валялось уже около пяти. «Крик 2» топтала своими маленькими ножками маски на полу и продолжала кричать. По яркому румянцу на лице матери было заметно, что ее терпение на исходе. Но она держалась.

       Тут в холл зашел мой сосед по стоячему месту с маской до ресниц. Он осматривал все вокруг и было видно, что он очень устал и хочет где-нибудь сесть. Свободен был край диванчика около стойки администратора и справа от бабушки «Крика 2». Там он и присел. 

       На какие-то пару секунд в холле воцарилась тишина и стало слышно, как бабушка вздохнула. В этот момент тучный мужчина, стоявший передо мной, по-видимому, решил выйти на воздух, и начал движение к выходу. В ту же секунду «Крик 1» вырвался из рук матери и упал на пол, поскользнувшись на масках, разбросанных «Криком 2» и оказался под ногами мужчины, двигающегося по проходу. Тучный мужчина с диким выражением глаз едва успел перепрыгнуть через него и за секунду оказался у выхода, сам удивившись своему везению. Пожилые женщины, сидевшие около меня, ахнули и подскочили, чтобы поднять ребенка, но вопль его матери усадил их на место. Мать «Крика 1» заорала громче сына: «Пусть теперь валяется сам и никогда не получит конфету!». Тучный мужчина тяжело сглотнул, будто это его навсегда лишили конфеты и расстегнул воротник рубашки. Мой сосед по стоячему месту опустил маску на подбородок, вытащил платок, вытер мокрое лицо и покачал головой. Я бы тоже покачала головой, но каждое движение давалось мне с трудом, поэтому я снова закрыла глаза и облокотилась на спинку диванчика. Однако события развивались стремительно.

       «Крик 1» продолжал лежать на полу и орать. Его мать твердила: «Если ты не встанешь, я позову папу, слышишь меня?». Он не слышал, зато услышала «Крик 2», подошла к нему и, наклонившись, заглянула в глаза. «Крик 1» не только не слышал, но и не видел ничего и никого вокруг. Поэтому его матери пришлось поднять дитя с пола самой. Сразу же после этого «Крик 2», потеряв интерес к уже поднятому с пола ребенку, попыталась вприпрыжку подбежать к своей матери, но поскользнулась на собственноручно разбросанных масках. Бабушка и мама подскочили вместе, чтобы поднять свое чадо, чем нарушили равновесие диванчика. Диванчик накренился под моим бывшим соседом, который сидел на самом краю. Он вскинул руки и ноги, пытаясь удержаться… Вы удивитесь, но упасть мужчина не успел, так как женщины, подняв ребенка с пола, сразу же сели на свои места, вернув равновесие хрупкой мебели.

       Едва мужчина понял, что уже не упадет и попытался поправить маску, которая закрыла ему лицо полностью, как разъяренная мать хлопнула своей большой ладонью по своему колену и закричала «Крику 2»: «Посиди пять минут спокойно!». От ее хлопка вздрогнули все, даже бабушка, и даже мужчина с маской, закрывавшей ему все лицо, который ничего не видел из-за нее, и который едва успел осознать, что чудом не свалился и не застрял между диванчиком и стойкой администратора. Как ни странно, ребенок замолчал. Тут наступила их очередь идти в процедурную. Все вздохнули с облегчением. Мать взяла в охапку «Крик 2» и зашла в кабинет.  Очередной вопль люди услышали уже оттуда.

       - Кто следующий? – раздался через пять минут нервный и слишком громкий возглас медсестры, явно пережившей стресс после взятия анализов у «Крика 2». Мать «Крика 1» сказала: «Мы!». Смотреть на медсестру было больно всем. Но к всеобщей радости мальчик не плакал, видимо устал и, когда вышел, все-таки получил от матери свою конфету, которую рисковал «никогда не получить». Я подумала: «Заслужил.».

       Когда все ушли, в холле наступила долгожданная тишина. Выдохнули все, даже невозмутимые сотрудники. Тучный мужчина вернулся и осторожно встал у стойки администратора, мужчина с маской до ресниц переместился на середину диванчика, две пожилые женщины около меня сказали: «Надо выпить успокоительное…». Я тоже наслаждалась этой тишиной и просто ждала своей очереди, так как была уверена, что уж в ближайшие полчаса моего пребывания здесь «Крик 3» появиться никак не должен. Так и вышло. «Крик 3» в ближайшие полчаса не появился (я встретилась с ним позже), но кое-что интересное все же произошло.

       Она вплыла в холл, держась за руку своей мамы. Все сразу напряглись, потому что возраст был подходящим для «Крика 3». Но она вплыла тихо, с достоинством. Кучеряшки подпрыгивали с каждым ее маленьким шажочком, огромные синие глаза смотрели на всех со спокойным удивлением, рождая в душе каждого светлую радость. Тучный мужчина улыбнулся ей и помахал огромной лапой, она улыбнулась в ответ, медленно достала из карманчика зеленого платья платочек и взмахнула им в ответ. Всем стало весело от такого широкого детского жеста. Но все мы понимали, что просто так в такое заведение детей не приводят, и что скоро эти прекрасные добрые глазки будут залиты слезами.

       Никто не хотел, чтобы она плакала. Мы сидели все там, давно больные или только заболевшие, ждали избавления от своих мучений, ждали результатов своих анализов, и мы не хотели, чтобы она плакала. Но вот мама, отпустив ненадолго ее руку, открыла кабинет врача, заглянула в него и сказала: «Здравствуйте, доктор! Можно зайти?». Видимо было можно и мама, развернувшись, позвала дочь: «Пойдем, Анжелика!». Все затаили дыхание. Анжелика спокойно сделала пару шагов в сторону матери, но вдруг остановилась, немного пригнулась и издалека попыталась заглянуть в кабинет. Мужчина с маской до ресниц всплеснул руками и прошептал: «Что-то заподозрила!». Две пожилые женщины около меня перестали дышать. Мама позвала снова: «Идем же, Анжелика!». Но Анжелика уже сделала два шага назад, так же пригнувшись. Уж не знаю, что ей показалось подозрительным, но шестое чувство ее не подводило – в кабинете точно не будут раздавать конфеты… Итог был известен всем. Мама взяла ее на руки и занесла в кабинет врача. Там Анжелика заплакала тихо, с обидой. Расстроились все. Молчали администраторы, опустил голову тучный мужчина, пожилые женщины около меня тяжело вздохнули.

       Они вышли из кабинета быстро. Плакать она перестала, пока мама заполняла бумаги у администратора. Сидя у нее на руках, она снова медленно вытащила свой платочек из кармашка платья и, улыбнувшись, помахала им тучному мужчине. Мужчина расплылся в широкой улыбке, а у всех отлегло от сердца. Из холла Анжелика выплыла с таким же достоинством, как и вплыла, держась за руку мамы. Мы загрустили, когда она ушла. Загрустили, потому что на короткое время благодаря ей забыли о том, зачем пришли сюда, забыли о том, что болеем. А когда она ушла, снова всё вспомнили.

       И ещё я подумала о том, что только этого ребенка мама называла сегодня по имени, поэтому мы все и узнали Анжелику.

       Вскоре подошла моя очередь и я благополучно сдала свой анализ, надеясь на то, что в этот раз он уж точно получится. Собрав остатки моих «наипоследних» сил, я вызвала такси и поехала домой, вспомнив по пути, что мне надо купить несколько картофелин и несколько яблок. Яблоки помогали от тошноты, а сваренным картофелем я собиралась заедать многочисленные лекарства. Выйдя из такси, я зашла в ближайший магазинчик на углу дома, в который уже очень давно не заглядывала. Внутри никого не было, что очень обрадовало меня (тишина была кстати). Я собрала нужные продукты и положила пакет на весы.

       По ступенькам в магазин поднимались две девочки примерно трех и шести лет, по-видимому сестры. У младшей было заплаканное лицо, и она продолжала всхлипывать. Я подумала, что надо быстрее идти домой, потому что по всей видимости назревала очередная «детская сцена». Но продавщица никуда не спешила и продолжала возиться с какими-то коробками. Я с надеждой посмотрела на нее и на свой пакет, лежащий на весах. Наконец она стала взвешивать мои продукты. Старшая из детей вытащила из холодильного ларя одно мороженое и стала ждать, когда я выйду. Магазин маленький и двоим-троим покупателям здесь не развернуться. Младшая, увидев вытащенное мороженое стала громко «причитать»: «Я не хотела такое мороженое. Я хотела другое!». Старшая ответила: «Другое слишком дорогое, я куплю тебе это.». Далее всё было похоже на магазинный диалог родителя и ребенка, но ирония была в том, что это не были родитель и ребёнок, это были два ребенка!
       - Я не хочу это!
       - Если ты не хочешь это мороженое, то я его положу обратно, и мы пойдем домой!
       - Не хочу домой, хочу мороженое!
       - Вот тебе мороженое, я сейчас куплю его тебе.
       - Я хотела другое мороженое! Это мне не нужно!
       - Если оно тебе не нужно, то всё, мы идем домой!

       После этой фразы младшая задумалась, но лишь на мгновение и сказала: «Я хочу йогурт!». Старшая посмотрела на нее с искренним удивлением: «Ты должна захотеть или мороженое, или йогурт, я куплю тебе что-то одно!». Как решил проблему выбора младший ребенок, я услышать не успела. А услышала справа от себя громкий вопль, состоящий из набора непонятных слов, среди которых я успела разобрать – «кто ты такая…» и «пошла ты…». На долю секунды в моей голове промелькнула мысль: «Крик 3?».

       «Крик 3» был старше заявленного в начале дня возраста лет на 20. Это была «она». Вопль был обращен к продавщице, однако его громкость я ощутила физически. Правая сторона моей головы взорвалась осколками боли. С большим усилием я повернула ее к источнику моих страданий. «Крик 3» стояла в пяти сантиметрах от меня и была лохматой девицей чуть старше 20 лет. Слова вылетали из ее рта с огромной скоростью без падежей, окончаний и каких бы то ни было связок. Несмотря на это смысл был понятен – «Крик 3» задолжала магазину и была почему-то возмущена справедливым требованием продавщицы вернуть все долги! Справедливого требования я не слышала, так как по всей видимости, оно поступило к девице ранее в телефонном режиме. Оно то и привело ее в состояние ярости и дало силы для похода в магазин, чтобы высказать все в лицо «оппоненту». «Оппонент», забыв о моих продуктах, которые надо было взвесить, развернулась широкой грудью к девице и «вывалила» на нее прокуренным голосом нелицеприятные слова, касающиеся дороги, по которой должна пойти «Крик 3», причем немедленно.

       Теперь и левая сторона моей головы взорвалась осколками боли. Осколки соединились, и я автоматически закрыла глаза, подумав, что эти острые части имеют все шансы вылететь из моих глаз. Через пару минут стало понятно - «Крик 3» увеличивала громкость звука, скорость подачи информации и…побеждала. Мне даже удалось уловить несколько фраз о том, что нечего просить деньги у бедных покупателей, что деньги у нее стопками дома не лежат, что если у кого-то лежат стопками деньги, тот пусть и отдает их в магазин, и что она не обязана платить за эти продукты ей, но может быть потом отдаст их хозяйке магазина (почему-то). Продавщица на какое-то время замолчала, так как не находила аргументов против таких монументальных убеждений девицы. Спустя еще пару минут тема этого спора стала частично ускользать от меня, и я поняла, что мое терпение иссякло.

       Тут мои мысли смешались с осколками, высвободив остатки от остатков моих «наипоследних» сил. Я с трудом повернула голову к «Крику 3» и сказала, что ей нужно замолчать, потому что продавщица не может взвесить мои продукты и поэтому я не могу уйти из этого магазина, а я очень сильно хочу уйти из этого магазина.

       Потом я поняла, что не просто сказала, а прокричала все это девице на ухо настолько громко, насколько позволял мне мой изменившийся от болезни голос. В глазах «Крика 3» было удивление, было понятно, что она только что увидела меня. Продавщица стала испуганно взвешивать мою картошку и мои яблоки. Не знаю, что повлияло на девицу, но она развернулась, сбежала по ступенькам магазина и уже с улицы (видимо подальше от греха) громко обозвала продавщицу «продажной женщиной». Продавщица среагировала мгновенно, вновь указав направление, по которому должна пойти «Крик 3». Я посмотрела на маленьких сестер, застывших в ожидании у холодильного ларя. Младшая спросила у сестры, показав пальцем на сбежавшую девицу: «Куда она пошла?». Старшая промолчала. Ответила снова громко и быстро продавщица: «Туда, где её ждут!» Младшая сказала сестре: «Пойдем посмотрим!» Хозяйка прилавка рассмеялась и подмигнула мне. Мои глаза подмигивать в ответ не могли. Слезы девочки высохли, и это было хорошо, но я подумала, что лучше бы она продолжала плакать по мороженому, которое ей не купили, чем узнавала о дорогах, по которым одна женщина может отправить другую.
 
       Потом я вспомнила, что у меня закончилась туалетная бумага и, раз уж я в магазине, то надо ее купить. Я спросила у продавщицы, есть ли у нее в продаже «Обухов»? Она ответила, что нет, потому что сегодня утром всю туалетную бумагу «Обухов» забрала себе домой хозяйка магазина. Я поинтересовалась: «Может быть есть «Зева»? Продавщица ответила, что и всю «Зеву» утром забрала к себе домой хозяйка магазина. Я спросила, нет ли какой-нибудь другой туалетной бумаги? Она ответила, что утром хозяйка магазина забрала к себе домой всю туалетную бумагу из магазина, всю, какая была. Тогда я спросила (просто из любопытства) чем таким заболела хозяйка магазина, что унесла всю туалетную бумагу домой? Продавщица сказала, что не знает.

       Тут я почувствовала, что колени подгибаются, осколки впиваются все глубже в голову, и что, если я хочу благополучно дойти до дома, мне надо выдвигаться немедленно, даже без туалетной бумаги. Забрав свой пакет, собрав остатки от «наипоследних» остатков, стряхнув чужую злость и чужие нервы, постаравшись «успокоить» свои осколки, я спустилась по ступенькам и пошла домой.
 
       Сегодня все было сложно для меня. В жизни все сложно. Но если подумать, то и многое очень просто. Сложно болеть, сложно лечиться, сложно не знать хорошего врача, сложно рожать и воспитывать детей, сложно терпеть окружающих, сложно платить за продукты, сложно понять трудности и гнев другого. И очень просто быть здоровым, просто быть сытым, просто иметь хороший заработок, просто дать ребенку долгожданную конфету, просто называть его по имени, просто любить, когда умеешь, когда хочешь. Когда любишь – все просто. Это лекарство от злости. Когда любишь, «Крик 1» оказывается Ростиком, у которого температура и который хочет на ручки. Когда любишь, «Крик 2» - маленькая Агунда, которая забыла дома любимую игрушку и не могла сказать об этом маме. Когда любишь, «Крик 3» - соседка Венера, которая потеряла работу и не знает, чем кормить двоих маленьких детей. И еще, когда любишь, ты как Анжелика, обязательно подаришь свет и радость другому, пусть даже на одну минуту.