Андрей поднялся в спальню. Ирина спала. Он поставил цветы, сел в кресло напротив и посмотрел на жену. Она похудела, лицо стало тоньше и еще красивее. Высокие скулы, изящный нос, красивый разлет бровей. Вот только волосы поблекли... – Андрей внезапно ощутил в груди прежнюю тяжесть. Странно, за неделю в Петербурге это ощущение прошло, несмотря на длинный перелет, тревоги и сомнения, чувствовал он себя хорошо. И вот, опять...
- Значит, правильно, это не сердце, это – голова, все болезни от головы... - Он усмехнулся, осторожно поднялся и пошел к выходу.
- Вернулся? Проветрился?... И пришел с букетом навестить меня, как на кладбище...- услышал он в спину.
Андрей замер на месте. Как от удара. Потом вернулся и подошел вплотную к кровати:
-А, знаешь, Ира, все правильно, ты не умрешь. Твоя злоба перемелет все болезни. И измучает людей вокруг. А ты, как вампир подпитываешься этими мучениями.Ты пытаешься свою вину и агрессию перенести на кого угодно: на близких, на врачей, на страну. Ты только в себе эту вину не видишь, не признаешь. А, попробуй. Признай, прими и прости себя. Может быть, станет полегче... Или ты будешь жить долго, но несчастливо, среди нелюбимых и ненавидимых ... Я буду с тобой пока ты не встанешь на ноги, это мой долг хотя бы перед Машей. А потом, посмотрим, нужно ли это нам всем... Но я говорю уже сейчас – никаких иллюзий.
- А никаких иллюзий и не было, - услышал он опять в спину.
.............
Андрей сидел с Машей в кабинете за столом. Машка ерзала у отца на коленях и изводила уже второй блок бумаги цветными каракулями. Время от времени Андрей спрашивал дочь:
- Это какой цвет?
- Каясиный, каясиный, - радостно кивала Машка.
«Каясиными» были почти все фломастеры: и синий, и зеленый, и желтый. Дочке просто нравилось новое слово.
Им было велено выучить цвета. Ирина осталась в больнице на «химию», никакой персонал ни за какие деньги дома не соглашался слушать ее крики. А в больнице было построже, туда проходил врач Лоренс, и даже сам держал обессиленную от постоянной рвоты Ирину над грязным тазом. И гладил по голове.
- Садист, - стонала Ирина, но успокаивалась в его руках.
Тем не менее, Андрей и Маша получали почти ежедневно задания, и вот теперь - «учили цвета». Андрею было интересно наблюдать, какие фломастеры выбирает дочь, и он с удовольствием отметил, что чаще всего она хватала желтый и красный.
- А это какой цвет, - спросил опять Андрей, взяв в руки фиолетовый фломастер.
- Каясиний! – опять радостно откликнулась Машка.
- Умница! – Андрей поцеловал светлую головку. - Вся в меня.
Он вспомнил, как еще до операции Ирина придумала учить с Машей буквы. На его удивленный вопрос: Зачем это делать в два года? - Ирина презрительно фыркнула:
- Мозг ребенка надо развивать. Тебе это незнакомо...
Они сидели вечером в гостиной, в доме было тихо. Андрей насторожился: как-то уж слишком тихо. Обычно, если Маша не спала, то она шумела: бегала, падала, кричала, роняла и бросала. А сейчас...
- А где Машка?
- Она учит буквы, - ответила Ирина серьезно и опять погрузилась в журнал.
Андрей подождал еще немного, но беспокойство не проходило, он встал и пошел в детскую. На полу валялись разбросанные буквы, но Маши там не было... Уже сильно обеспокоенный, он заглянул в спальню, на балкон, в гардеробную – никого... Стало совсем тревожно...
Машу он нашел в ванной комнате у открытого шкафчика с косметическими кремами Ирины. Она с упоением выдавливала все, что могла открутить, и намазывала на себя. Андрей испугался, что она напихала этой дряни в рот, но умница-Машка в рот ничего не взяла, она просто размазывала крем по себе и по полу. Ее блестящая и душистая рожица выражала такой восторг, что тревога и раздражение исчезли мгновенно, оставалось только разделить ее хорошее настроение. И он сделал это с удовольствием! Но за настроение мамы Андрей ручаться не мог...
Чтобы взять дочь на руки, пришлось раздеться до пояса. Он быстро скинул рубашку и поднял Машу. Теплая волна нежности от прикосновения этого маленького тела залила душу. Машка обхватила отца липкими руками и стала хлопать по лицу, размазывая тональный крем.
- Папа касивый, папа касивый, ой, какой касивый!...- Папа на глазах превращался в эфиопа.
- Давай-ка мы сейчас это все поскорее выбросим и вытрем, а то мама расстроится..., - Андрей посадил Машку в джакузи и стал полотенцами вытирать пол. В разгар процедуры вошла Ирина.
- Зачем ты ее моешь? – удивилась она.
- Да вот, вспотела дочь от усердия, буквы учила..., - Андрей отвернулся, стараясь спрятать смеющееся коричневое лицо, но не смог, и весь затрясся от хохота.
- О-о-о!!! Что ты смеешься! Ты знаешь, сколько сотен долларов по тебе размазано... и по полу.
- Да, - сказал Андрей, продолжая смеяться и мыть Машу, - золота здесь в несколько слоев.
Ирина, увидев разукрашенную дочь, тоже засмеялась.
- А ведь правильно говорят, что все подлости и гадости делаются в тишине.
Так Машка «выучила буквы», и вот сейчас им велено «выучить цвета»...
Неожиданно к дому подъехала машина, Андрей посмотрел в окно и увидел остановившееся такси. Из машины вышла крупная женщина, по одежде которой было сразу понятно, что она из России: на ней была норковая шапка и полушубок. Женщина растерянно оглядывалась.
- Пойдем, Маша, кажется, к нам гости.
Андрей открыл входную дверь и вышел на ступеньки.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, - женщина все еще оглядывалась по сторонам, потом подошла к ступенькам. – Вы, наверное, Андрей, да?
- Да. А Вы кого-то ищите?
- Не знаю... Я мама Иры... – И женщина всхлипнула. – А Ира жива?
Андрей подхватил ослабевшую гостью и подумал:
- Похоже, сюрпризы у нас не закончились...
.........
Они сидели в гостиной. Маша играла с бабушкиной шапкой, она никогда такую не видела, бабушка, Ирина Константиновна, как она представилась, то охала, то плакала, то улыбалась Маше:
- Надо же, Машенька, внучка, девочка моя..., Ирочка умирает..., как же так, на чужбине..., зачем же вы уехали..., да разве здесь вылечат..., я бы мази привезла... Машенька, а Ира мне не писала, а Вы, Андрей, как же Вы могли допустить..., конечно, у нас бы вылечили и без операции..., надо же, не писала..., как же так..., Машенька, красавица, на Ирочку похожа...
Андрей не перебивал и не вмешивался в этот поток перегруженного сознания. Он разогрел ужин и сделал чай. Когда бабушка слегка выговорилась, он спросил:
- Как Вы нас нашли, Ирина Константиновна? И как сюда приехали?
- Я прилетела как турист. Но договорилась, чтобы меня отпустили на два дня из Торонто. С нашими людьми ведь всегда можно договориться. Они поймут... Я хочу увидеть дочь... Закрыть ей глаза...
Машка тут же полезла к бабушке на колени и стала закрывать ей глаза.
- Баба, спи!
- Ой, она говорит по-русски! – удивилась Ирина Константиновна.
- Конечно, а как же она должна у нас говорить? – удивился в свою очередь Андрей. – А зачем закрывать Ирине глаза?
- Не надо, Андрей, я же все понимаю, она умирает, - Ирина Константиновна заплакала, рядом тут же заревела Маша.
Андрей взял дочь на руки, успокоил и шлепком отправил подальше, играть с бабушкиной шапкой.
- Вот видите, плакать у нас нельзя. Тем более, что и не стоит. Ире сделали благополучно две операции. Прогноз самый оптимистичный. Сейчас, конечно, тяжелые процедуры, но она под контролем врачей, и они уверяют, что все самое страшное позади. Сейчас надо восстановливаться.
- Да что они понимают, эти ваши врачи! Cердце матери не обманешь... Доченька... – Ирина Константиновна зарыдала, закрыв лицо руками.
Андрею стало откровенно жаль измученную женщину. Он попросил няню Аню уложить Машу и приготовить комнату для бабушки, вспомнил про свои таблетки счастья и подумал, что сейчас они очень пригодятся.
- Ирина Константиновна, не надо плакать, все, действительно, не так страшно. Вы устали, Вам надо отдохнуть, завтра мы поедем к Ире, но плакать там нельзя. В таком состоянии Вас просто не пустят к дочери, там строго. Сейчас надо поесть, потом выпить лекарство и уснуть. А завтра мы все решим и сделаем. Это очень хорошо, что Вы приехали.
- Ирина Константиновна вдруг перестала рыдать и посмотрела на Андрея:
- Думаете, хорошо? Она меня не прогонит?... Вы поможете, Андрей? Я ведь без приглашения..., - и она опять заплакала, но уже тихо и безнадежно... - Я просто рядом посижу, в коридоре...
- О, Господи, дай нам всем силы..., - подумал абсолютный атеист Андрей. И сказал:
- Конечно, нет. Вы очень поможете. Мама есть мама.
Они поужинали, Андрей выдал Ирине Константиновне снотворное, и через полчаса Аня доложила, что «бабушка спит, как убитая...» Тогда он позвонил Игорю, предупредил о своих планах, а потом позвонил Филиппу Лоренсу, врачу, и сообщил новость.
- Это хорошо, что приехала мать. Завтра приходите, лучше до обеда, Ирина бодрее.
- Уж лучше бы она спала для первого раза, - подумал Андрей, хорошо зная характер жены.
Утром начались сборы в больницу. Ирина Константиновна собралась быстро, уже без слез и разговоров. Но Андрей решил ее все-таки подготовить:
- Сейчас трудный период. И операция, и химия, Ира выглядит неважно, слабая, немного раздражительная. Но Ваш приезд, наверняка, поможет. Только, пожалуйста, без слез.
Бабушка молчала, было видно, что она волнуется. Андрей опять выдал ей таблетку, и она с явным облегчением взяла лекарство.
- Спасибо, я что-то волнуюсь...
Ирина спала. Совсем осунувшееся лицо, глаза запали, худые руки на одеяле, - картина, конечно, совсем не для мамы, - успел подумать Андрей и услышал сзади сдавленные рыдания Ирины Константиновны. – Так, началось...
Андрей посадил ее рядом с кроватью, сам встал сзади и положил ладони на ее
плечи:
- Пожалуйста, спокойнее, все хорошо, она спит...
Ирина чуть пошевелилась. Может быть что-то услышала, или почувствовала. А Ирина Константиновна вдруг пересела на край кровати, взяла руку дочери в свою и неожиданно тихо запела... Она гладила тонкую, почти прозрачную кисть и напевала какую-то ласковую незатейливую мелодию. У Андрея перехватило горло. Он отвернулся, попытался расслышать слова, не смог и опять посмотрел на постель. Ирина вдруг улыбнулась. Она глубоко вздохнула и открыла глаза.
- Мама, ты?
- Я, моя девочка, конечно, я...
Ирина, казалось, и не удивилась. Она просто опять закрыла глаза и сказала с улыбкой:
- Спой еще... – И Ирина Константиновна запела опять.
В палату вошел Лоренс и застыл в дверях, глядя, как расправляется и светлеет лицо Ирины, и впервые за много дней по нему, будто солнечный луч, скользит легкая улыбка. А мама пела...
Вечером после ужина, после длинного дня с хлопотами и переживаниями, уже уложив Машу, Андрей и Ирина Константиновна сели в гостиной у камина. После свидания и разговора с врачом она немного успокоилась. Оформляя документы на продление визы, Андрей удивился из какого далека она приехала. Это был маленький город в Липецкой области.
А как же Вы там оказались?
- О, это очень длинная история, Андрей. Если Вам интересно, я расскажу непростую биографию нашей семьи. Хотя, наверное, таких семейных историй в России очень много.
Мы жили в Москве, мой дед был крупным экономистом, специалистом еще с дореволюционным образованием. И, конечно, в 1938 году его арестовали. И, видимо, сразу же расстреляли. А бабушку с двумя детьми выслали в Казахстан. В товарном вагоне с театральной сумочкой в руках и с двумя детьми. Больше ничего взять не разрешили, но она была счастлива, что не отняли детей. Они ехали долго, по дороге люди умирали, умер и младший сын. Его тело просто вынесли из вагона и сбросили с насыпи. Вокруг бегали лисицы и все съедали. А бабушка и моя мама доехали до маленького городка. Там они жили в бараке со многими людьми, раз в день давали похлебку, но ее часто отбирали те, кто посильнее. Бабушка заболела, совсем ослабла и умерла. Моей маме было 15 лет, она была очень красивой девочкой, и, наверное, Всевышний, - Ирина Константиновна перекрестилась, - сжалился над ней. На улице ее случайно увидел один человек и влюбился... Он был намного старше, и он был начальником снабжения на какой-то фабрике. Он взял маму к себе, накормил, поселил у себя, а когда ей исполнилось 18 лет, женился на ней. Мама была красоты необыкновенной, Ира похожа на бабушку. Люди с соседних улиц специально приходили на нее посмотреть.
Но в 1951 году, уже после войны арестовали и этого человека, увы, я не знаю даже имени своего отца..., мама была беременна. Он тоже сгинул... А мама, чтобы не быть опять репрессированной и сосланной, быстро вышла замуж. За крупного партийного начальника. Красота снова спасла ее. Мой отчим знал, что я не его дочь, но оформил все бумаги, и любил мою маму до последнего ее вздоха, ни разу не обидев. Я все узнала за несколько часов до маминой смерти. Имени отца она не назвала, отчим тоже никогда не возвращался к этой теме. Никакие записи, понятно, никто не хранил... Я не расспрашивала, не хотела его обидеть. А умер он внезапно.
В 60-е годы мы переехали в центр России, где мой отчим стал первым секретарем обкома партии. Большой и богатой области. Вам сейчас не представить, что это такое. Это – царь и Бог. Мы жили, ни в чем не нуждаясь, но дисциплина, и в доме, и вокруг, была железная. Полное согласие и подчинение. Ты можешь хотеть и получишь все, если ты послушен. Если нет, тебя сотрут в порошок... Мгновенно. Хотя..., - Ирина Константиновна слегка усмехнулась, - современное богатство нам и не снилось... Было строго и с нравами, и с порядком. Работали много, очень много, не жалея, не щадя ни себя, ни окружающих, и работали за идею. Были успехи, победы, выдающиеся достижения. Гордость и убеждения. Это - правда. Мы тогда верили, что строим, создаем лучшее в мире общество.Но, и ... врали много. Ведь соответствовать тем лозунгам, идеалам строителя коммунизма было невозможно, признаться в этом - преступно, значит, надо соврать. Врать постоянно тоже невозможно, особенно самому себе, поэтому и пили много... Очень... Очень часто «в систему» попадали люди, совсем не готовые быть руководителями такого уровня, но... «партия приказала», а приказы не обсуждались. Все было пропитано страхом и ложью. А я теперь точно знаю, что на страхе и на лжи ничего хорошего создать невозможно. Ничего. Ни за какие деньги, богатства и связи. Это разъедает еще в детстве, уродует изнутри. Если натура сильная, то спасет цинизм и жестокость, если нет, то путь один – пьянство...
Ирина Константиновна задумчиво смотрела на огонь.
– Так случилось и с моим мужем. Мы познакомились в Москве, студентами, я училась в университете на биофаке. А Виктор – в МИФИ. Он был из простой и даже бедной семьи, тоже из провинции. Но учился блестяще и мечтал о карьере ученого. Его бы, конечно, оставили на кафедре, но отчим, согласившись с моим выбором, тем не менее, приказал нам вернуться, ему нужен был помощник, «свой» человек в системе управления областью. И он поставил мне условие моего замужества и благополучия: все будет только, если мы вернемся. Если нет, нас даже на работу нигде не возьмут. Нигде, во всем Союзе. Это сделать он мог, я знала...
И мы вернулись. Виктор стал директором крупного завода, депутатом, известным и уважаемым человеком..., но все это было совсем не его дело... Это видела и я, да и все вокруг, выражая тем не менее, уважение. Умница он, действительно, был большая, но... никаких волевых решений принять не мог... Да и не интересно ему это было... Но..., жили, работали, родилась Ира... Дед ее очень любил, она уже в детстве была удивительно похожа на бабушку, мою маму. А мама умерла. От рака. Спасти тогда не смогли, несмотря на связи и кремлевскую клинику. Отчим стал еще жестче, муж начал пить, да и отчим... Потом - перестройка...
- А дальше я знаю. Ира рассказывала, - остановил Ирину Константиновну Андрей. Он видел, как она устала от воспоминаний. – А Вы – молодец сегодня. Что Вы такое пели Ире, я впервые увидел ее улыбающейся?
- Это казахская колыбельная. Ее пела мне моя мама в детстве, потом - я Ире. Но нечасто, у нее была русская няня, в доме была русская прислуга.
Андрея зарапнула слово «прислуга», стало понятно, почему Ирина так разговаривала с нанятым в дом персоналом. Но он решил не обсуждать это сейчас.
- Вам надо отдохнуть, Ирина Константиновна, день был сложный, и Вы – молодец. Завтра мы постараемся успокоить Вашего начальника в туристическом бюро по поводу Вашего невозвращения, – он улыбнулся, - документы Лоренс сделал. Вам надо написать заявление.
- Но я должна вернуться! У меня там кот, и цветы..., я соседку попросила присмотреть на несколько дней. Нет, надо лететь домой. Там могила мужа... Ох,я бы, конечно, побыла и с Ирой. Я тоже заметила... Думаете, ей было приятно?... – Ирина Константиновна взглянула на Андрея. – А Ваши родители, Андрей, живут здесь?
- Да, ей было приятно. А у меня родителей нет. Они погибли много лет назад, разбились на машине...
Ирина Константиновна всплеснула руками:
- Извините, какая трагедия! Вы росли сиротой, бедный мальчик...
- Нет, - Андрей чуть улыбнулся, - я вырос в нормальной семье, с родителями, старшим братом и младшей сестрой. Родители погибли, когда мы все были уже взрослые. Но, это, конечно, трагедия, все равно. И было тяжело.
Ирина, Константиновна, Иру скоро выпишут домой. Я думаю, Вам стоит этого дождаться, а потом станет понятно, когда Вам возвращаться к себе.
- Уже выписывают? Так быстро? Да, здесь в больнице не держат, дорого, наверное. Это частная клиника?
- Здесь других нет. А лечение оплачивает страховка. Да, недешево. Быть здоровым дешевле, - Андрей улыбнулся.
- Вот и я говорю, у нас было бы лучше, сейчас хорошие больницы, а эти частники только деньги дерут..., знаете, Андрей, я видела, как врач налил Ирочке воды в стакан прямо из-под крана. Видела своими глазами. И поставил на столик перед ней. И она должна это пить...
- Мы все пьем воду из под крана.
- Без фильтра?
- Да, здесь чистая вода, ее фильтруют еще на водной станции и контролтруют качество. Но это тоже стоит дорого, Поэтому, мы закрываем кран, когда чистим зубы. – Андрей опять улыбнулся.
- Вот, вот, за все платят люди. А у нас - государство...
- Так государство, это же и есть люди.
- Нет, это – правительство, президент. Они дают деньги. На содержание, на ремонт, и пенсионерам...
- А откуда же они их берут? Ирина, Константиновна, Вы же понимаете, это, как в семье: чтобы раздать или потратить, надо сначала заработать. А зарабатывают только люди. На фабриках, заводах, в сервисе, - на любом производстве... И платят налоги. А правительство, как раз, получает свою зарплату за то, чтобы правильно распоряжаться этими налогами, - Андрею вдруг стало до зевоты скучно рассказывать опять про бесплатный сыр в мышеловке, и он решил сменить тему.
- Вы хотите позвонить Вашей соседке?
- А можно? Это ведь тоже, наверное, дорого.
- Конечно, можно, давайте номер телефона.
Вопрос с котом и цветами был улажен, и Андрей вдруг неожиданно для себя набрал телефон Веры.
- Да?
- Добрый вечер. Или у вас день? Как дела? - улыбнулся Андрей
- Я не знаю..., у нас уже третья неотложка, Андрей, - и он услышал, как Вера заплакала.
- Что случилась?
- Приступ у Саши, не могут снять, он задыхается, ой, подожди..., - и связь пропала.
Андрей взволнованно поднялся с кресла, провел рукой по волосам и заходил по комнате. Волна тревоги, почти боли и неожиданной нежности поднялась в груди.
- Но... что он может? Опять, опять эта беспомощность, неопределенность, еще эта бабушка... Что же делать? Помочь-то как? Это же сын... и Вера... Надо что-то делать... Нет, не сейчас... Опять не сейчас... А что сейчас? Он задыхается...
- Что-то случилось? – Ирина Константоновна, почувствовав его волнение, тоже приподнялась.
- Да, вот приступ у ребенка, задыхается. Не знаете, что делать?
- Знаю, - вдруг уверенно сказала она.- У Иры это было лет до пяти. Надо ноги в горячую воду и дышать паром...
- Зачем в горячую воду? – неуверенно спросил Андрей
- Чтобы кровь отлила к ногам. А дышать, чтобы горло расслабилось.... Вы им напишите, я точно знаю. Мы этим спасались, даже врачи нас хвалили, когда приезжали, а вся квартира уже в пару..., это продолжалось довольно долго..., после каждой простуды. Имейте ввиду, если вдруг у Машеньки начнется..., тьфу, тьфу, тьфу...
Андрей стал звонить, но телефон не отвечал, тогда он написал смс. Ирина Константиновна тактично ушла, может быть, почувствовала что-то, но, скорее всего, просто устала.
.....
А Вера писала третий отказ от госпитализации. На столе лежала гора ампул, а из спальни доносились слабые хрипы дыхания сына.
- Учтите, в следующий раз мы его можем и не довезти, - строго сказал молодой доктор, выходя из квартиры. Второй врач, постарше, только похлопал Веру по плечу.
Она закрыла дверь и вошла в спальню. Саша опять закашлялся, маленькое тело судорожно дергалось, рот хватал воздух. Сын заплакал, прося помощи, обессиленный и измученный, но, как помочь, Вера не знала. Она чувствовала себя совсем одинокой, одной в каком-то бездонно-холодном пространстве, опасном и жестоком, и впервые подумала:
- Я не могу одна, мне страшно... - в этот момент звякнула смс-ка.
Вера взяла Сашу на руки, прижала в себе, чувствуя, как хрипит у него все внутри, вошла с ним в ванную комнату и открыла горячую воду. Комната наполнилась паром. Она сидела на краю ванны, покачивала сына и обливала его ноги теплой водой. Слезы катились и катились из глаз, смешиваясь с водой и убегая вниз. Легкая испарина выступила на лбу Саши, мягкие светлые кольца волос потемнели, и он стал совсем похож на Андрея. Вера еще посидела, потом завернула сына в одеяло, покачала на руках и снова положила в кровать.
- Господи, за что? Ему-то за что??? - Она без сил опустилась на постель рядом, и вдруг услышала Мишин голос: «Конечно, береги теперь своего ублюдка, тешься. Но помни, Вера, все зло приходит обратно к тому, кто его сделал. Не сразу и совсем, когда не ждешь, но ты за все ответишь и все получишь со своим...».
- Нет, - почти закричала Вера. – Не его! Не смей его трогать, спаси! - Она упала на колени у кровати - Господи, помоги, пощади, прости...
Она не знала ни одной молитвы, она шептала и плакала, слова отчаяния и мольбы вырывались сами, но, может быть, так и надо разговаривать с небом?
И небо откликнулось, разбуженное молитвой матери.
Вера провалилась в сон, почти в обморок Сколько времени прошло - час, минуты – она не знала, а когда очнулась и открыла глаза, услышала, что в комнате тихо. Совсем. Она замерла, боясь пошевелиться и поверить в самое страшное,... потом повернула голову, пытаясь разглядеть лицо сына. Оно было неподвижно. Вера вскочила с колен и наклонилась над кроваткой, стараясь понять, дышит ли Саша. Слезы застилали глаза, мешали смотреть, но вдруг одна слеза упала на его лицо, и сын пошевелился. Он спал..., спокойно спал, приступ прошел...
И Вера без сил сползла опять на пол и заплакала уже счастливыми слезами.
Есть ли в мире большая радость, чем радость матери выздоравливающего ребенка.
Продолжение следует
-