Прикид

Виталий Сыров
(Прикид - сленг то же, что наряд; костюм, одеяние, одежда).


     Добираться до своей альма-матер приходилось в основном на троллейбусе. Во второй половине семидесятых в один конец уходило до часа времени. Каждый день я шёл на остановку, которая была второй от конечной, а потому народу в троллейбус набивалась приличная толпа. Штурмом отвоёвывали себе место под крышей «усатого электрокара».
    Я, надо отметить, никогда не пытался захватить себе сидячее место. Не подумайте, что я был настолько воспитан и обходителен, чтобы уступать место бабулькам, которых будто кто-то кнутом гнал с утра пораньше неведомо куда. Честно говоря, старушки эти раздражали. Ну а девушкам и женщинам? Что-то претило мне выставлять на показ своё джентльменство, которого во мне до сих пор больше, чем в Барбоске блох. Шутка! Для маленьких детишек, особенно тем, у кого молодые красивые мамы, я бы с радостью уступил место, но я же принципиально всегда ездил стоя на задней площадке, стараясь за время дороги пробиться в левый задний угол троллейбуса. Вот эта привычка, уже как рефлекс, мешала мне проявить себя настоящим джентльменом.
    Забившись в этот угол, в голове всегда всплывало опасение, что еду в опасном месте: не раз видел, как в этот угол въезжали автобусы, и даже КАМАЗ, не удержавшиеся на гололёде. Знаю, что бывали и пострадавшие. Но я упорно занимал это место.
   
     Задняя площадка - самое весёлое место. К ней всё внимание водителя и пассажиров других частей салона. Только там создавалась неимоверная теснота. Селёдки в бочке живут просторнее. Желающие уехать пытались всеми силами пробиться в чрево нашего электродилижанса. Они висели на задней подножке, мешая закрытию задней двери. Водитель каждый раз пугал пассажиров, что и с места не стронется, пока не будут закрыты двери. Но при этом он немного ослаблял тормоза, добавлял малый ход и…. тормозил. Так он прессовал пассажиров задней площадки. Надёжный прём. Беременным женщинам на передней площадке это сильно не нравилось. Надо сказать, им всегда всё не нравится. Вспомните Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев»: вспомните общежитие, в котором проживал студент Иванопуло. Там в темном коридоре на посетителей падал скелет. И авторы подтвердили, что беременным женщинам это не нравилось.
     Мне довелось быть свидетелем, как благородный мужчина пытался уступить место женщине, находящейся в интересном положении.
     - Гражданочка, вы садитесь,- с трудом выкарабкиваясь с сидения, предложил мужчина, - в вашем положении лучше сидеть.
     - А ты откуда знаешь, как мне лучше, - грубовато откликнулась дама, - ты бы сам попробовал с таким брюхом присесть в этой тесноте.
Все, кто слышал их диалог, заржали. А мужик, оставив сидение, обиженно удалился в сторону задней площадки, благо было это днём, и троллейбус был почти пустой. Он встал рядом со мной и ворчал.
     - Х-й знает чё этим ёб..ым бабам надо. Б…дь, не угодишь. Злая, как собака.
Меня дёрнуло ответить.
     - Злая, потому что кто-то пошутил, вот она и надулось, - стыдно вдруг стало за пошлость, которую сморозил.

     А как не припомнить ещё одно представление на троллейбусной остановке на кольце около гостиницы «Центральная». Иногда эта остановка была для меня пунктом пересадки с одного маршрута на другой. Вот и в тот мартовский день я вышел из троллейбуса маршрута №7. Троллейбус мгновенно набился пассажирами, и опять на задней площадке висели пассажиры, мешая закрыться створкам двери. Этот вне габаритный груз  умолял остальных пассажиров хоть на шажок ещё продвинутся в салон. Было слышно, как водитель предложил отказаться им от штурма задней площадки, убеждая их, что это не Рейхстаг и не дадут им медаль героев. Предлагал дождаться следующего троллейбуса.
     Видимо, какой-то мужичок, зависший между нижней и второй ступенькой на входе, решил воплотить в жизнь разумное предложение водителя. Он своей задницей вытолкнул упертого мужика. На остановке грязная слякоть от сильно подтаявшего льда. Несостоявшийся пассажир, вылетевший обратно на остановку, поскользнулся и с трёх этажным матом упал спиной в грязь, смачно шлёпнув своим портфелем о скопившуюся грязную лужицу. Полетели брызги. И мне прилетело в морду.
     А тем временем дверь беспрепятственно закрылась. Но не совсем…. Голова пассажира-толкача оказалась зажатой между створками. Видимо, услышав матерные крики, он решил посмотреть на то, что натворил, да, наверно, в целях обороны решил повернутся в сторону вероятного нападения. Упавший резво вскочил на ноги, ринулся к троллейбусу, который уже медленно покатился под уклон проезжей части, и стал грязным портфелем бить по торчащей из дверей роже.
     Толпа на остановке, ставшая свидетелем этой сцены, неистовствовала, будто подначивала «артистов» к продолжению. И продолжение последовало: к действу присоединился ещё один участник – водитель. Дверь уже открылась, освободив из плена голову. Но водитель заглядевшись в зеркало заднего вида, направил свой транспорт на фонарный столб. Троллейбус встал, как вкопанный.

     Так вот и ездил изо дня в день: то в полной скуке, а то и с весельем. Радовался единственным дням календаря: воскресениям и праздникам.

     Пора, наверно, читателя подвести к пониманию того, к чему на иллюстрации к рассказу погоны гражданской авиации времён СССР.

      Почему-то начало наших занятий в институте переместили на пятнадцать минут позже. Раньше в 8-30 звенел звонок на первую пару. Перенесли на 8-45. Говорили будто по распоряжению городских властей. Это чтобы рабочему люду утреннюю тесноту в транспорте разбавить.
      Это не замедлило сказаться на смену утренних попутчиков. Появились новые лица. К тем-то, старым, привык. Как родные стали. Терлись друг о друга: то бочком, то спинами и пятыми точками. А то и вовсе стояли лицом к лицу. Стоит, бывало, смазливая девушка и дышит тебе в грудь. Смущало меня это. Со многими попутчиками со временем здороваться стали. А тут начисто лица поменялись. Да у меня ещё и конкурент на моё угловое место появился. В душе я материл его. Ведь он ехал всего только половину той дороги, что приходилось преодолевать мне. Он выходил на остановке «Аэропорт Уктус». Ныне это остановка «Шварца», местного аэропорта там давно нет.
      Я рассмотрел этого попутчика. Мужчина, явно под пятьдесят. В целом ничем не отличался от обычных мужиков. Но его нос…. Это оказался очень запоминающийся нос. Длинный, из категории острых. Но острым его назвать было нельзя. Ибо примерно с середины длины нос был аккуратно приплюснут сверху. А совсем расплющенный кончик был слегка пригнут в сторону верхней губы, был овальный и походил на утиный клюв. Надо сказать, я тоже не красавец. к своему носу тоже претензии есть. Нам будто носы хороший боксёр лепил.
     Всегда опрятно одет. Внешний образ мужчины выдавал в нем человека с решительным характером, человека способного принимать решения. Довольно колкий взгляд. Явно из интеллигентской прослойки. И лицо: очень запоминающееся. Назвал его для себя Уточкиным.

     Как-то возвращался позже чем обычно. На остановке в троллейбус вошёл мужчина в форме лётчика гражданской авиации. Одного взгляда было понятно - это мой попутчик Уточкин
     Так вот оно что: оказывается, мой сосед-то по троллейбусной площадке - пилот. Да, похоже, не из малых чинов: точно уж не вспомню, но на погонах было не меньше трёх лычек среднего размера. Наверно, командир АН-2. Именно такие самолёты базировались на этом аэродроме, уже почти со всех сторон окружённого селитебной зоной.  В те времена я не очень-то разбирался в чинах гражданской авиации. Но раз много лычек – значит начальник, командир. Вот оно как: вот тебе и Уточкин! Я будто ещё при первой встрече почувствовал его причастность к авиации. Был такой Сергей Уточкин в дореволюционной России - один из первопроходцев-авиаторов.

     Тут я и впал в воспоминания. Вспомнилось детство и юность. Вспомнились мечты о небе. Вспомнилась подружка дошкольного детства Люська. Её папа был лётчик гражданской авиации. Летал на Ил-18. Однажды он за проявленную мной «смелость» по защите Люськи от хулигана, в знак благодарности сводил меня и Люську в парк Маяковского. Угощал сладостями и катал на каруселях. Он был тогда в форме. А я думал, что окружающие нас люди, считали его моим папой. С Люськой-то мы жили как братик с сестричкой. А на самом деле отца у меня не было.

     Уточкина я стал часто видеть  в троллейбусе. То он в форме, то он в гражданке.

     Было это перед очередной годовщиной Октябрьской революции. День предпраздничный, а потому у рабочего люда укороченный. Еду с занятий. В троллейбусе плотненько. И на известной читателю остановке, с трудом втискиваются пассажиры. Пробка на задней площадке. Двое в фуражках гражданской авиации (хотя зима на носу) пытаются пробиться. Ругается водитель, призывает всех выдохнуть, трогает и тормозит троллейбус, трамбуя человеческие тела.
     Возник конфликт между пассажирами. Началась словесная перепалка. Кто-то пытался своим задом вытолкнуть тех мужиков в лётных фуражка. Началась потасовка. Кто-то решил выскочить из троллейбуса пытаясь дать возможность лётчикам зайти внутрь. Но на этом дело не закончилось. Поднявшись в салон один из пилотов неистово, во всё пьяное горло орал, что здесь, на задней площадке, какие-то ползающие букашки пытаются обидеть пилотов.
    - Мы лётчики! И как ты, козявка, посмел обижать летунов….
И ещё море оскорблений. И восхваление своего превосходства….   
    Теперь обиженного пилота я видел в лицо. Это был Уточкин. На его провокационные крики откликнулись ещё трое в форме, которые зашли на средней площадке. Скандал разгорался….Амбиции выплёскивались через край.
    Кто кого уделал в той потасовке, я не знаю. На следующей остановке, по иронии судьбы названной Самолётной (по названию прилегающей улицы), пять пилотов и несколько мужиков вышли для продолжения разборок. Хочется верить, что у ребят возобладал здравый ум, и конфликт был исчерпан без мордобоя. А ещё лучше - примирением!
 
 
     Шло время. Я успел и в армии послужить, а после и институт окончить…. Жизнь понеслась.
     Лётчика Уточкина я больше не видел и не вспоминал о нём. Хоть я и продолжал ездить на работу на троллейбусе. К тому времени и аэропорт «Уктус» вынесли из городской черты. Это могло послужить причиной того, что человек с утиным носом вышел из моего поля зрения, и судьба нас больше нигде не сводила, хотя жили на Химмаше.

     Весной 2003 года я устроился на одно из предприятий на окраине Химмаша. Должность: зам. директора по вспомогательному производству. Директор представил меня подчинённому мне персоналу: главному инженеру, главному энергетику, начальнику АХО, начальнику ремонтного цеха и инженеру-смотрителю зданий и сооружений.
     Лицо последнего я вспомнил сразу: Уточкин! Но как он «залетел» сюда на эту должность? «Рождённый летать, строить не умеет», - перефразировалась в уме крылатая фраза
      Всё оказалось банально просто. Спустя пару дней у меня с ним состоялся разговор. Я спросил у него про форму авиаторов. Сказал ему, что много раз видел его в троллейбусах в форменной одежде. Вот тут-то я и узнал, что в гражданской авиации есть маленькая фишка: есть разница в цвете лычек (правильно эти полоски на погонах называются галунами). А именно: золотистого цвета – принадлежность к лётному составу, а серебристого – наземные службы. Я же, не зная об этом, не обращал внимания на цвет галунов на его погонах. Оказывается, что и он мечтал быть лётчиком. Но тоже: не судьба. Срочную он служил в стройбате: строил военные аэродромы. Закончил стройфак и почти всю жизнь работал при аэропортах. Последнее его место было достаточно высоким по должности: точно не помню, но что-то типа начальника ОКСа – отдела капитального строительства при гражданской авиации. Отсюда и много лычек на погонах, только серебристого цвета. Как бы ни высока была его должность по службе, но служба была наземной.

P.S.
    Об увиденном мной дебоше в общественном транспорте я ему напомнить не решился. Не стал сыпать соль ему на рану. Где гарантия, что окажись я в форме с серебристыми погонами, не выпендрился бы по пьяни, как он. Ведь его порыв мне был понятен. Он, в прикиде работника гражданской авиации, где-то в душе оставался верен свой юношеской мечте о небе.
    А работать с этим специалистом было очень комфортно.

Екатеринбург. Октябрь 2021.