– Я звезда, я кумир общества и горжусь тем, что не читал Достоевского! Я говорю это смело, потому что не могу быть унижет или оскорблён – я не знаю, что это такое! Но вам скажу так: бедные люди! Вы сами себя обкрадываете, воображая, что за каждый шаг, совершённый по указке времени, за каждое преступление (переступание) сложившегося порядка вещей следует неотвратимое наказание. Более того, наказание исчисляет не будущее, во имя которого вы преступаете закон прошлой жизни, но то самое прошлое, кое вы считаете неприемлемым для себя. Поэтому у всех вас, кому наказание кажется естественным правом большинства диктовать свою волю, нет собственного будущего!
– Садитесь, Раскольников. Мармеладова, к доске. Расскажите нам, Мармеладова, в чём, по-вашему, не прав Родион, когда утверждает, что во имя будущего позволительно нарушать сложившийся порядок вещей?
Звучит звонок. Лектор, Вера Павловна, обращается к аудитории:
– Все свободны. Мармеладова, задержитесь, пожалуйста.
* * *
В пустой лекционной зале друг напротив друга сидят Вера Павловна и Соня.
Вера Павловна:
– Девочка моя, почему Раскольников так заносчив?
Соня:
– Вера Паллна, всё, что он тут наговорил – это сон! Родион видит сны и, проснувшись, долго не может от них избавиться. Поверьте, он нормальный.
– Ну, и что? Я тоже вижу сны.
Соня смущена.
– И я вижу сны, Вера Паллна. Но я не придаю снам значение поступка. И вы, наверное, то же. А он… Я много раз говорила ему: «Что ты, Родя, что ты, побойся Бога!». Он выслушает меня, потом тряхнёт головой и опять за своё: «Я, – говорит, – человек будущего. Вот увидишь, про меня ещё книгу напишут!». Вы на него не обижайтесь, Вера Паллна, уж такой он человек.
– Нет-нет, Сонечка, я не обижаюсь. Что ты! Я просто подумала: Достоевский – это огромное море жизни…
Вера Павловна улыбнулась и замолчала. Ей действительно представилось море, похожее на раскрытую книгу. Море неспокойно, Огромные валы страниц вздымаются над бумажной поверхностью воды. Читаешь, как плывёшь. Строки всё дальше уносят тебя от берега. А там, в извилинах береговой линии толпятся крохотные, не читавшие Достоевского человечки. И среди них недавний студент-юрист из Санкт-Петербурга Родя Раскольников, человек заносчивый и странный. Стоит он в маечке цвета морской волны у самого края, будто в море войти хочет. Смотришь на него и думаешь: «Зачем он здесь?», и сам отвечаешь: «Назад Родиону дороги нет – роль несчастливца для него смертельна. Плыть, как все, он отказывается. Одно остаётся – в самом деле уйти в море, не стоять же вечно на берегу…
– Вера Паллна, я могу идти? – тихо, почти шёпотом спросила Соня.
Лектор очнулась:
– Да-да, ступай, дружочек. Кажется, я поняла Раскольникова – нельзя написать новую книгу чернилами, бывшими в употреблении!