СВИДАНИЕ С ОСИПОВОМ
"Поставьте памятник деревне
На Красной площади в Москве,
Там будут старые деревья,
Там будут яблоки в траве.
И покосившаяся хата
С крыльцом, рассыпавшимся в прах,
И мать убитого солдата с позорной
пенсией в руках.
И два горшка на частоколе,
И пядь невспаханной земли,
Как символ брошенного поля,
Давно лежащего в пыли.
И пусть поёт в тоске от боли
Непротрезвевший гармонист
О непонятной "русской доле"
Под тихий плач и ветра свист.
Пусть рядом робко встанут дети,
Что в деревнях ещё растут,
Наследство их на белом свете-
Всё тот же чёрный, рабский труд.
Присядут бабы на скамейку,
И всё в них будет как всегда-
И сапоги, и телогрейки,
И взгляд потухший... в никуда.
Поставьте памятник деревне,
Чтоб показать хотя бы раз
То, как покорно, как безгневно
Деревня ждёт свой смертный час.
Ломали кости, рвали жилы,
Но ни протестов, ни борьбы,
Одно лишь"Господи помилуй"!
И вера в праведность судьбы.
Автор Николай Мельников.
В 2006-том году, впервые за 43-и года (с весны 1963-го года, когда простилась с бабушкой) я побывала в Осипове.
Село уже не такое уютное, как прежде. Зияют прорехи от исчезнувших домов. Некоторые превратились в руины. Пруды заросли диким кустарником, скрывшим водные зеркала, отражавшие небо, церковь. Исчезла песчаная плотина, которая жёлтой лентой опоясывала чистый пруд. В ряду приземистых ажурных домиков появились высокие громоздкие «новоделы», лишившие село его патриархального очарования. Вместо песчаной дороги по центру села пролегла шоссейка, громыхающая лесовозами, экскаваторами, башенными кранами. На окраинах села и окружающих лесов – множество свалок. Исчезли золотисто-жёлтые поля ржи, овса с россыпью весёлых синих васильков. Поля заросли сорняками.
С отрадой полюбовалась на милую знакомую церковь. Над ней воздвигнуты кресты. Снаружи она почищена, покрашена. В порядке ограда и ворота. Но внутренняя реставрация только начата. Приведена в относительный порядок частичка храма, примыкающая к входу. В старинной церкви не осталось ничего от её былого великолепия: ни икон, ни настенной росписи, ни утвари.
В побелённом извёсткой уголке церкви – русская печь, на стенах – несколько деяний современного живописца. Сегодня – воскресенье, но в церкви нет паствы. Здесь только пожилой священник да три прислуживающих женщины. Они чистят подсвечники.
Войдя в церковь, я осенила себя Крестным Знамением, но батюшку не решилась беспокоить.
Однако он сразу обратил на меня внимание и спросил:
- Веруешь ли?
- Да.
- Здесь ли ты живёшь?
- Здесь я родилась и провела детство, но живу в Коврове.
- Вот, все живут где-то, но не здесь. Здесь никто не живёт, в церковь никто не ходит. А тебе – совет: где бы ты не находилась, если видишь священника в облачении и с крестом, подойди, попроси благословения. Через благословение человек получает благодать Божию. Ну, а как тебе прежнее село нравилось ли?
- Да, очень!
Батюшка резко прервал:
- Ничего здесь хорошего не было. Церковь изгадили. В ней разместили склад ядохимикатов. Позднее впритык к церкви построили клуб, а церковь превратили в туалет. Еле отчистили.
- В 1963-ем году, когда я приезжала в последний раз проститься с тяжелобольной бабушкой, видела у церкви мрачное, кубообразное цементное здание. Оно закрывало вид на светлую церковь, и это неприятно поразило меня. Теперь, Слава Богу, клуб исчез.
- А родные у тебя здесь остались?
- Никого уже нет. Приезжала в лес за грибами да на родные места посмотреть.
- Ну, заходи, когда будешь.
- Хорошо, спасибо, зайду. Благословите, батюшка.
Он осенил меня крестом.
От церкви пошла вдоль пруда. Вот дом тёти Дуни Даниловой, подруги и ровесницы бабушки. Домик и палисадник, как прежде, голубые. Наличники – весёлые, кружевные, сине-белые. Под окнами густо цветёт жёлтая, с коричневой серединкой ромашка. Перед палисадником – раскидистая рябина в алых коралловых гроздьях.
Защемило сердце, глаза увлажнились: всё, как прежде! Ещё несколько метров и наискосок от Даниловых, на правом порядке я увижу бабушкин домик…
Но на его месте – чужой безликий дом под №73, окружённый непроницаемым забором. На нашем домике были жёлтые, солнечные наличники, в огороде – много цветов, которые переливались радугой красок сквозь воздушный, прозрачный частокол.
На другом порядке, почти напротив, - знакомый свидетель моего детства, дом Шлюндиных, такой же, как в сороковые годы, только на более высоком фундаменте, крепкий, уверенный, прочный.
Я обрадовалась ему, как хорошему знакомому. Стояла, смотрела на его чистые окна в красивых наличниках. Окно отворилось, выглянула симпатичная старушка в белом платочке. Тёмные глаза её необычной, миндалевидной формы, не по возрасту яркие, живые. В них застыл вопрос.
От неожиданности забыв представиться, я спросила:
- Вы дочь тёти Мани Шлюндиной?
- Я – невестка. Меня зовут Людмила Северьяновна. Была замужем за Дмитрием. Несколько лет назад он умер.
- А я – внучка Стефаниды Ивановны Пикарычевой. Вы помните Пикарычевых?
- Как же, как же! Прекрасно помню, соседи. Заходите в дом, попьём чайку, побеседуем.
- Спасибо, спешу на автобус. Зайду к вам в следующую поездку за грибами. Помните ли вы, что у вашего дома рос большой тополь с красными серёжками?
- Нет, никогда здесь тополя не было.
Я удивилась и подумала: «Неужели тополь – игра моего воображения?! Не может быть»!
- До свидания! Скоро приеду. Пообщаемся.- Я поспешила на автобусную остановку.
Приехав домой, позвонила тёте Кате.
- Катя, помнишь ли ты, что у дома Шлюндиных в войну рос большой тополь?
- Да, рос, огромный такой. А что, почему ты об этом спрашиваешь?
- Сегодня я была в Осипове, разговаривала с Людмилой Северьяновной Шлюндиной. Она утверждает, что тополя у их дома никогда не было. А я помню, что серёжками этого тополя мы в детстве чистили ботинки.
- Ты правильно помнишь. Тополь рос в сороковые годы, когда ты жила в Осипове, а Северьяновна приехала в село в начале пятидесятых, когда тополя уже не было. Его спилили.
Я хорошо помню её приезд. Мы сидели на крылечке нашего дома. На улице появилась лошадь, запряженная в телегу. Возчик – мужчина. На телеге – молоденькая русоволосая девушка. Глаза – яркие, чёрные, как сливы. На ней - белая крепдешиновая кофточка в крупный чёрный горох. Нас эта кофточка впечатлила, потому что все мы носили ситец. Рядом с ней в телеге стоял большой деревянный чемодан, наверно, с её имуществом.
После мы узнали, что это новая учительница нашей школы. Привёз её отец из деревни Ильино, где жила их семья, а он работал там председателем колхоза. Поселили её на квартире у Паршиных.
Вскоре Василий Паршин сосватал квартирантку с Дмитрием Шлюндиным. Тот бы сроду не женился, если бы не Василий. Людмила Северьяновна после свадьбы переехала жить к Шлюндиным и живёт до сих пор. А тополь спилили до неё. Так что тополь был. Людмила Северьяновна работала в школе вместе с Таисией Васильевной Кабиной, снохой тёти Дуни, которую ты знаешь.
К моему огромному сожалению, я больше не встретилась с Людмилой Северьяновной. Намеченная поездка за грибами не состоялась. Вскоре наступили холода, а за ними – зима. В следующий грибной сезон узнала, что её не стало.
Когда имеешь дело с уходящей натурой, надо спешить! Сколько интересного могла бы я узнать об Осипове, его жителях, да и о самой сельской учительнице. Но, увы! Не сбылось.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
Примечание: на снимке фрагмент дома Шлюндиных с хозяйкой в окне. Фотография моя.