С высокой башни детинца во все концы доносились удары била*, призывавшего народ на вече*. Он стекался со всех улиц, слободы за стенами и ближних займищ*. Шли родами семьями и цехами, впереди кончанские* старосты. Постепенно обширная площадь перед детинцем с высоким помостом в центре заполнялась народом.
Там стояли посадник Тишила с боярами Якуном, Захарием и Гурятой. Все в шапках с собольей оторочкой и парчовых кафтанах. Шестой год Тишила был во главе общины, и умело вел дела. За это время Ильменский посад разросся вдвое, перешагнул Волхов и стал прозываться Новым городом.
Между ним и слободой на другом берегу, был построен крепкий мост, городской тын стал выше и прочнее, умножилось число причалов и гостей, разрослось торжище.
Прирастал город и землями: на Ильмене, вверх по Волхову, Шелони и Мсте возникали займища с починками жившие по его законам и платившие дань. Киевский князь Аскольд присылал в него послов желая взять под крыло, но новгородское вече, блюдя свои интересы, согласия не дало.
Когда площадь заполнилась до отказа, а кому не хватило места, устроились на крышах, било замолчало. Тишила выступил вперед и поклонился на четыре стороны.
- Вече Нового города! (обозрел всех взглядом) к нам приехали соседи - кривичи. Просят сказать слово!
- Пусть говорят! - закричали из толпы.
Тишила сделал приглашающий жест, по лестнице на помост поднялись двое в доспехах и плащах.
- Я воевода кривичей Храбр! - поклонился старший. - На наши земли напали венеды*. Жгут посады с починками, грабят и уводят в полон людей. Просим у вас помощи!
Наступила короткая пауза, а потом снизу закричали, - не давать! Вы на нас тоже нападаете!
- Дать! - завопили другие. - Кривичи одной с нами веры!
Возникла потасовка, драчунов растащили.
- Ну, так как?! - заворочал шеей посадник.
- Дать!! - с городских крыш в небо сорвалась стая голубей.
Чуть позже Тишила с боярами и гостями сидели в покое детинца за накрытым столом, куда пригласили Новгородского воеводу. Он был зятем посадника, войдя, поклонился.
- Присаживайся Буслай, - сказал тесть (опустился на лавку). - Слышал вечевое слово?
- Да, отец.
- Завтра с утра берешь дружину, идешь на венедов.
- И поможет тебе Сварог* добавили бояре.
На восходе солнца из города выступила рать - полторы сотни конных и две пеших. У ворот стояли провожавшие, на высокой башне детинца рядом с отцом Любава с годовалой дочкой на руках.
- Так говоришь, напали внезапно? - спросил, покачиваясь в седле впереди рядом с Храбром Буслай.
- Ночью, аки тати*, - кивнул тот навершием шлема. - Половина моей дружины полегла, другая отступила в посад и заперлась там.
- Тогда идем к нему, - принял решение воевода.
Он был средних лет, из боярской семьи, когда-то служил в дружине муромского князя. Не раз ходил на булгар с хазарами и знал ратное дело.
Двигаясь лесами по известным Храбру с его спутником тропам, на четвертый день вышли к берегу Ловати, на котором стоял посад. Дома внутри горели, по лестницам на тын, прикрываясь щитами, лезли венеды. В ворота глухо бил таран.
Буслай скрытно развернул дружину на опушке, по команде ударили в тыл захватчикам, те смешались. Видя, что пришла подмога, кривичи, распахнув ворота, ударили на врага, завязалась сеча. Зажатые с двух сторон венеды, не выдержав боя, побежали.
Их преследовали, рубя мечами, поражая копьями и стрелами, захлестывали шеи арканами. Уйти удалось немногим. В бою пали семь новгородских дружинников, и получил рану в грудь Буслай. Знахари кривичей наложили на нее повязки с целебным зельем, но по дороге домой воевода скончался от горячки.
Новгородцы схоронили его на высоком берегу Волхова, насыпав над могилой курган, и устроили поминальную тризну. На ней закололи трех пленников, окропив землю кровью. Так Тишила потерял зятя, а Любава стала молодой вдовой.
В этом же году, рассорившись за угодья, кривичи пошли войной на чудь, сжигая селения с займищами друг у друга, вытаптывая посевы и угоняя скот. Новгородцы замирили соседей, предложив войти с ними в союз, те не захотели.
А следующей весной, сговорившись с мерянами*, их старосты навестили город, требуя для себя части дани от торговли. Мол, все живем на водном пути из варяг в греки, а дань с пришлых купцов берете только вы.
Бояре собрали вече, на котором те высказали свои требования, за что горожанами были стащены с помоста и изрядно биты. Дружинники едва спасли. Выехав за ворота, старосты оглядывались, грозя кулаками, - ничего, еще посчитаемся.
С тех пор распри с соседями усилились. Они стали нападать и разорять окраинные земли города, а тот высылать для отражения дружину.
Чтобы знать планы супостатов Тишила заслал к ним послухов*, они вскоре выведали - смутьяны призывают пруссов, хотят осенью вместе сжечь Новый город, захватив его земли и водный путь. Пруссы, извечные враги всех словен, дали свое согласие
Бояре, встревожившись, вновь провели вече, оно долго спорило и решило - просить помощи у Киева. Не откладывая в долгий ящик, выслали посольство. Во главе Тишила, в помощь ему Гурята с Захарием.
На утренней заре у главного причала стояла крутобокая ладья с шестнадцатью гребцами, куда дружинники загрузили подарки для киевского князя: два бочонка серебра, короб речного жемчуга и десять сороков черных соболей, а еще провиант на дорогу. Посольство провожали новый воевода Болеслав, купцы с кончанскими старостами и множество народу.
Помолившись Перуну и поклонившись провожавшим, Тишила с боярами взошли на борт, весла вспенили воду, ладья отчалила. Выйдя в Ильмень, подняли парус, тот забрал свежий ветер, судно заскользило по воде. Когда над дальними лесами взошло солнце озеро осталось позади, вошли в устье Ловати. Река была неторопливой и спокойной, с низкими пойменными берегами, поросшими кустами, ветлами и ольхой. Ветер стих, опустили парус и взялись за весла, выгребая супротив течения.
Изредка встречались рыбацкие челны, спешившие укрыться в заводях, в жаркий полдень пристали к речной косе.
Там бояре, устроившись на ковре в тени берез, отобедали медвежьим окороком и копченым угрем, запивая хмельным медом, а дружинники с гребцами сваренной в котле кашей, сдобренной льняным маслом, холодной бараниной и хлебным квасом. Когда зной спал, погребли дальше.
Вверх по реке поднимались двенадцать дней, останавливаясь на ночевки в протоках, где гребцы спали в ладье, а послы на берегу в специально поставленном шатре. Дружинники с копьями, прохаживаясь у костра и вглядываясь в ночь посменно охраняли. В чащах тоскливо ухал филин, изредка рычал пардус*.
Из Ловати перешли в Днепр текущий меж зеленых лесистых берегов, пока еще быстрый и неширокий, стали сплавляться вниз. Теперь снова шли под парусом, за бортами журчала вода, оставляя за кормой пенный след. По мере движения река становилась полноводней, вбирая в себя многие другие, навстречу стали попадаться купеческие суда, баржи и расшивы.
Утром пятого дня берега, поросшие дремучими лесами, еще больше раздвинулись, на холмах правого открылся Киев. С множеством причалов и обширным торжищем внизу, опоясанный рвом, высоким земляным валом и дубовым заплотом со сторожевыми башнями.
За ними виднелись крыши множества домов и княжеский детинец. Из главных, каменных ворот, к реке шла мощеная дорога, по которой вверх и вниз катили телеги, гнали гурты скота, ехали конные, шли пешие.Послы знали, что город основал старейшина живших в этих краях полян Кий с братьями Щеком, Хоривом и сестрой Лыбедь.
- Да, славен и могуч град Киев, стоя на носу ладьи, - покачал головой Тишина.
- И мы бы так смогли, кабы не распри с соседями, - пробурчал Гурята, а Захарий завистливо вздохнул.
Ладья меж тем с последним замахом весел пристала к крайнему в длинном ряду причалу, два дружинника выпрыгнув на настил, завели на него канаты. В уши ударил многоголосый шум торжища, крики зазывал и рев скота. Из толпы протолкался небольшой отряд дружинников с копьями и щитами, гремя поножами по настилу, остановился у ладьи.
- Кто такие и с чем пришли? - выступил вперед десятский* с мечом на перевязи и алом, до колен, плаще.
- Послы из Нового города к князю, - первым ступил на причал Тишила.
Бояре с посохами величаво сошли за ним.
- Вот как? - вскинул тот бровь. - Ну что же, милости просим, идем за мною.
Расталкивая толпу, дружинники сопроводили послов от причалов вверх по дороге к воротам, у которых стояла стража.
- Кого ведешь, Ропша? - оглядел бояр старший, в блестящей кольчуге и серьгами в ушах.
- Из Нового города послы к князю.
- Проходи, - качнул головой
Миновав темный проход вошли в город, направились в центр, к детинцу. Улицы были чистыми и широкими, с бревенчатыми на них домами, крытыми дворами и амбарами. На пути встречались кузнецы, бондарни и гончарни, шла бойкая торговля в лавках.
В воротах детинца тоже стояла стража. Там десятский передал бояр сотнику, он проводил в гостевую избу, - ждите. И ушел. Вернулся не скоро, сообщив, князь занят делами, примет послов завтра.
- А пока отведайте наш хлеб-соль (обернувшись к дверям, хлопнул в ладони). Оттуда появились слуги, застелив льняной скатертью и накрыв обильный стол.
- Кушайте, - поклонившись, вышли.
Сотника звали Погоняй, он выпил с новгородцами кубок фряжского* за знакомство, сообщив, что те могут вольно ходить по Киеву и тоже распрощался.
После сытной еды бояре всхрапнули на полатях в опочивальне, а потом, выйдя из детинца, прогулялись по городу и направились к причалам. Там, приказав дружинникам захватить подарки, вернулись обратно.
На следующее утро, князь Аскольд принял новгородцев в своих покоях, обширных и богатых. Потолки и стены были расписаны фресками, полы усланы персидскими коврами, в окнах играли радугой цветные витражи. Сидел он на помосте в высоком резном кресле, положив руки в перстнях на подлокотники. Ниже, по бокам, стояла стража, придворные и бояре.
- Новгородские послы! - стукнул жезлом в пол княжий распорядитель, те чинно проследовали в зал, низко поклонились.
- Мы приветствуем тебя, князь, и желаем здравия! - приложил к груди руку Тишила, а Гюрята, обернувшись к дверям, сделал знак.
Оттуда парами вышли новгородские гридни, неся подарки. Сложив у помоста, отошли в сторону.
- Прими наши скромные дары, - продолжил посадник. Аскольд оглядел и величаво кивнул золотым обручем на голове. - С чем пожаловали?
- В наших землях смута. Кривичи, чудь и мери делают набеги. Бьют людей, грабят и уводят в полон. А теперь пригласили извечных врагов словен - пруссов, хотят сжечь город. Помоги, князь, дружиной. Вместе с нашей разобьем.
Аскольд долго молчал, а затем подался вперед, - я вам предлагал уйти под мое крыло. Не захотели, возгордились. Вот вам расплата! - ткнул в просителей пальцем. - Дружину не дам. Такое мое слово.
На этом аудиенция закончилась, распорядитель выпроводил послов из покоев.
- Чтоб тебя Перун разразил! - спустившись по ступеням во двор, сплюнул Тишина. Гурята с Захарием мрачно шагали рядом. Приказав дружинникам забрать пожитки из гостевой избы, вышли из детинца в город, а оттуда направились к причалам.
- Отваливай! - прокричал короткое время кормчий. На носу и корме двое отпихнулись баграми, весла вспенили воду. Ладья с лебединой шеей стала подниматься вверх по течению.
В город вернулись, когда леса окрасились в багрянец, там было неспокойно. Появились бежавшие от соседских набегов смерды*- жители починков, займищ и огнищ. Ширились и ползли слухи о скором пришествии ненавистных пруссов.
Как часто бывало в лихую годину, решили призвать волхвов. Те умели предсказывать будущее, накладывать заклятья и гадать. Жили волхвы в двух днях пути от города на Ильмене в древнем капище, где поклонялись богу Велесу - духовному наставнику и стражу на границе миров, ведающему все тайны мироздания.
Тишила отправил за ними дружинников на расшиве, те воротясь привезли трех старцев. Каков их век никто не ведал, но старший, по словам знающих людей, жил вечно. Он помнил давно ушедшие народы и времена, говорил с богами и знал будущее.
На волхвах были белые одеяния, длинные седые волосы не покрыты, в руках посохи, ноги босы. Их с почестями сопроводили в покои, где ждали посадник с боярами, воевода и именитые горожане. Сесть волхвы отказались, остались стоять и молча выслушали Тишилу.
Когда закончил, старший, на голову выше своих спутников и с бельмами на глазах, глядя в никуда прошелестел сухими губами, - я вижу. Придут черные ладьи с драконьими головами, а на них забытый человек. Он рассеет вражьи силы.
Потом двое других взяли провидца под руки, и все трое неспешно вышли.
- Болеслав, - нарушил тишину посадник. - Прикажи дать волхвам подарки и доставь обратно.
- Слушаюсь, господин,- направился вслед за старцами.
Оставшиеся стали судить да рядить, какие такие ладьи и забытый человек, очень уж все туманно
- Нужно вернуть, чтобы прояснил, - откашлялся кто-то из купцов.
- Окстись! - цыкнул на него Тишила. - Помните, что было три лета назад? (уставился на присутствующих).
Все помнили. Волхвы предсказали голод, а над ними посмеялись. Когда же пришло время жатвы, зарядили дожди, все пропало на корню. Ели мякину.
- То-то же, - добавил посадник. - А пока нужно готовиться к обороне.
Уговорились в помощь дружине созвать ратников с данных земель - земцев, закупов и смердов; сделать запасы провианта, заполнить водой ров и укрепить стены. Тем же днем во все концы новгородских земель поскакали дружинники.
...В дне пути от Новгорода, за черным лесом, раскинулось огнище*. Два клина земли с созревающей рожью и ячменем, меж ними за частоколом заимка. Приземистая из бревен в обхват изба, с окошками затянутыми пузырем, конюшня с хлевом, колодец и амбар. Все срублено крепко и надежно.
За длинным столом в доме, сидя на лавках, при свете плошки ужинала семья. Угрюмого вида хозяин по имени Сварг, его жена с дочкой и трое сыновей, младшему пятнадцать. Хлебали квас с редькой из двух чашек, вприкуску с ломтями хлеба, затем ели кашу со шкварками, запивая кислым молоком.
Снаружи донесся стук в затворенные ворота, басовито откликнулся пес.
- Кого это принесло на ночь глядя? - утер губы рукавом хозяин, встал и, пригнувшись, вышел в низкую дверь.
- Открывай! - снова загремели в ворота. Цикнув на собаку, отодвинул брус, распахнул сворку.
Во двор въехал оружный дружинник на коне, слез с седла, - здравствуй хозяин.
Сварг, молча кивнув, запер ворота и пригласил в избу. Там, усевшись на лавку, гонец сообщил - посадник с воеводой призывают ратников, отражать соседние племена, идущие на Новый город войной
- Завтра пойдем, - хмуро выслушал огнищанин. - Ведана, накорми гостя, а ты Ульян, задай жеребцу овса, - приказал старшему сыну.
Как многим, город дал ему кусок леса под огнище, где Сварг распахал пашню и завел хозяйство, платя за это дань. Зимой, по санному пути отвозил туда десятину урожая, мед и добытые на охоте меха.
Город не давал чужакам в обиду, пришла пора его защищать.
Поутру гонец ускакал дальше, а огнищанин с двумя старшими сыновьями, захватив рогатины с топорами и харч, отправился лесными тропами к ближайшей заимке. Оттуда вышли уже всемером, по дороге к Волхову становилось больше.
А в Новом городе шли приготовления к встрече врага: вычистив, ров заполнили водой, заменили на тыну старые бревна, к воротам тянулись возы с провиантом и пылил скот.
На башни и стены поднимались котлы для варки смолы, запасы метательных камней, копья с дротиками и стрелы. Прибывающих ратников определяли на жительство, назначали десятских с соцкими, те обучали строю. На дальних подступах к городу, по Волхову, Шелони и Ловати выставили заставы и срубили засеки.
...В малом покое детинца за столом, где лежал развернутый свиток с нанесенными на нем новгородскими землями, сидели на скамье Тишила с воеводой Болеславом и Гурята. Напротив кривичский воевода Храбр, с завязанной головой.
Помня добро, и не желая идти на соседей, он рассорился со старшинами. Те хотели его схватить, но воевода отбился и вместе с десятком дружинников ускакал в Новгород. Теперь рассказывал, сколько у врага воинов, где стоят и откуда пойдут в набег.
Тех выходило боле двух тысяч, вместе с пришедшими в земли словен пруссами. Выступать собирались спустя неделю. Чужаки на ладьях по Ильменю, кривичи с чудью и мери сухопутно - вдоль берега.
- Основная сила - пруссы, а ведет их князь Самбор, - закончил свой рассказ Храбр.
- М-да, сила у них немалая, - переглянулись Тишила с Гурятой. - У нас поменьше.
- Это да, - тяжело вздохнул воевода Болеслав.
Новгородская дружина в междуусобицах понесла потери и составляла чуть больше трех сотен гридней*. Из горожан и прибывающих закупов с огнищанами и смердов набиралось еще с тысячу ратников.
По таким причинам в бой в чистом поле решили не вступать, обороняться за стенами...