С утра рабочий день ознаменовался двумя новостями. Во-первых, зашла в отдел уборщица и объявила: «Сегодня будем травить тараканов». Как травить, что требуется и время всеобщей травли нам не сказали. Во-вторых, по учреждению пронесся тревожный голос секретаря: «Все к шефу, срочное совещание».
Стали думать и гадать, перебирать варианты. Мысли в учебном заведении крутятся вокруг одного и того же. Или надбавки урезали и будем сидеть на голом окладе, или задержки по зарплатам грядут. В общем что-то очень нехорошее, что ударит по самому чувствительному для любого служащего – по его карману.
В коллективе чувствовалось напряжение. Расселись за столом в кабинете директора. Шеф зашел в кабинет. У него было абсолютно скорбное лицо, сразу стало понятно: «Произошло что-то более страшное, чем финансовый кризис на нашем предприятии».
Шеф не стал садится во главе стола, он встал опершись на стол и начал свою речь:
«Коллеги! Я не просто шокирован. Я подавлен и возмущен. Я не знаю, как мы будем находится в цивилизованной семье учебных заведений ».
Я сразу все понял. Раз наш директор начал настолько патетично, то речь пойдет о коррупции в вузе, которой у нас естественно нет, но руководство регулярно предупреждает об опасной возможности появления этого общественного порока. Но я ошибся.
Директор продолжил: «Я не знаю, какие оргвыводы (он очень любит употреблять эти советские формулировки) последуют, но реагировать мы обязаны. Все дело в том…, что у нас студентка… мучает сиамского кота».
Главный бухгалтер спросила: «Что делает?»
Директор пояснил: «Прислали жалобу на студентку, которая мучает сиамского кота, а к жалобе прикрепили видео».
На видео изображен крупным планом кот, которого студентка хватает за хвост, и лапы, потом берет за шкирку, кладет на спину и щекочет коту грудную клетку. За хвост хватает грубо, гладит брюшко с любовью. Кот при этом сначала возмущенно мяукал, а потом закрыл благостно глаза.
Я говорю рядом сидящему коллеге: «Ну судя по умиротворенной мордашке кота, он моральную компенсацию за издевательства получил». Сказал вроде тихо, но шеф услышал и глядя на меня продолжил: «В жалобе на действия студентки указана, что таскать животное за хвост противоестественно, на лицо издевательство над животными. А вы что–он посмотрел на меня–находите это смешным?».
«Да нет, мне кажется, что я рано из суда вернулся»– улыбнувшись, ответил я.
«Вы не понимаете ситуации – осадил меня шеф – Я вашей иронии не разделяю, – сказал он абсолютно серьезно и повторил – Вы не понимаете ситуации». Обращаясь к присутствующим, добавил – «Давайте по существу. Кто хочет высказаться?»
Фраза «Вы не понимаете ситуации» означало, что я не угадываю генеральной линии, которую всегда задавал первый руководитель, а страшнее этого в бюджетном учреждении ничего не может быть.
Встал первый заместитель. Он всегда, в отличии от меня, угадывал направление совещания и чувствовал, какие именно оргвыводы последуют. Хотя в его мудрых глазах читалась недоумение от происходящего он начал свою речь словами, обращаясь к директору: «Вы абсолютно правы. Вопрос надо решать. Надо наказывать, таких студентов, которые… держат кота неудобном положении» Больше видно добавить было нечего, поэтому закончил он речь многообещающими словами «Сиамский кот… это …кот».
Потом выступил каждый член совещания. Выяснилось в ходе, что все присутствующие являются ярыми защитниками животных, совершенными кошатниками, поэтому настаивают на незамедлительных мерах. Особо рьяные коллеги требовали «наказания вплоть до отчисления».
Здесь уже правда директор остановил, указав, что генеральной линии нужно придерживаться, а не перегибать таковую.
Решено было «поставить на вид». Обожаю это наказание, никогда не понимал его смысл. Кого куда надо поставить и кто должен это все видеть?
Но я уже не стал развивать свой оппозиционный статус, а мы тем временем перешли ко второму вопросу совещания. Речь касалась борьбы с курением, благородным желанием руководства искоренить эту вредную привычку как данность (не на территории вуза, а вообще), и жгучей мечтой отчислять студентов, которые смеют употреблять табачные изделия. Долго обсуждали, как отучить студентов от этой привычки, а впоследствии их отчислить…
В это время дверь отворилась и мы услышали громкий, не требующий возражений голос: «Всем покинуть помещения! Травля тараканов». В комнату вошла уборщица в костюме, похожем на дождевик, с респиратором на лице, с распылителем в руках. Повторила еще раз: «Всем покинуть помещения!»,–и не дожидаясь даже, пока мы хотя бы встанем со своих мест, пустила оружие в действие, разбрызгивая какую-то ядовитую дрянь. Несмелые пререкания сотрудников сводились к фразе: «Подождите, не брызгайте, дайте хоть документы сложить, выйти». «Некогда ждать, – ответила борец с насекомыми – аудиторий много, времени мало!».
Та скорость, с которой мы покинули помещения и выскочили на первый этаж могла бы побить олимпийские рекорды. Та синхронность, с которой 300 человек работников корпуса одновременно выбежали на улицу, могла бы заинтересовать тренера по синхронному плаванию… Паники не было, было щемящее чувство досады, что в этом учреждении мы не хозяева. Особенно это касалось руководящего состава. Вот сидит Он: большой, зычный, суровый, за права животных борющейся, но стоит его подчиненной с респиратором в руках появиться на горизонте, он уже правой рукой выключает компьютер, левой – хватает портфель с документами и выскакивает из собственного кабинета, прихватив с собой таявшее на глазах уважение трудового коллектива.
Мы стояли перед пустым зданием в разгар рабочего дня, смотрели с какой самоотверженностью уборщицы обрабатывают кабинеты, подоконники, окна и понимали, что именно представители хозяйственной части определяют рабочее время и порядок действий каждого на конкретно взятом предприятии.