Двухэтажное здание санчасти расположилось в самом центре гарнизонного посёлка. На первом этаже разместилась поликлиника с её привычными кабинетами врачей и процедурными, а второй этаж занимал, собственно, лазарет.
Шпонька попал в больницу в состоянии полной невменяемости.
Высокая температура, как последствие бессонной морозной новогодней ночи, довела его до состояния полного морального и физического истощения.
Миша, как в ватном тумане отвечал на вопросы военного врача, но в медицинском заведении имелся свой очень хороший метод лечения больных личного состава роты охраны.
Суть метода была довольно проста: новоприбывшему пациенту лазарета всего лишь давали выспаться. И, как по мановению волшебной палочки, все болезни сразу улетучивались. Примерно также случилось и с Мишей.
Первые сутки его не беспокоили, будили только на завтрак, обед и ужин.
На вторые сутки Шпонька окончательно пришёл в себя, и ещё: первый раз, уже почти за год службы на северном флоте, Мише на обед достались котлеты.
Да да.. самые обычные котлеты.
Это были, конечно, не знаменитые котлеты по-киевски, но Шпонька чуть не заплакал от умиления при виде именно этих продуктов общепита.
Подали их на обед вместе с беленькой картошечкой пюре. Лечение проходило практически без лекарств.
На третий день, с ужасом глядя из окна лазарета на снежную пургу, которая скрыла от людского взгляда всю округу, он понимал, что находится в раю.
Понимая, что в этом мире, к сожалению, вечно не всё, на ближайшем утреннем медицинском осмотре Миша заключил джентельменский договор с главным врачом.
В обмен на дальнейшее пребывание в санчасти Мише предлагалось принять активное участие в ремонте лазарета, глав. врачём недавно и затеянное.
Миша, как булгаковская собака Шарик, не знал, куда уже целовать и где облизывать благодетеля.
На том и порешили. На ближайшие две недели Шпонька перепрофилировался в строителя. После сытного завтрака, бригада больных симулянтов приступала к отделочным работам внутри помещения. Не особо перерабатываясь и находясь в тепле, можно было служить ещё вечность. Но ремонт всё-таки закончился.
Ранним морозным январским утром Миша вернулся в родные пенаты и доложил, что готов к дальнейшему продолжению службы.
В роте, кстати, тоже произошли события.
За всеми этими хлопотами Миша прозевал очередной призыв. Прибыло пополнение и внимание «дедов» было уже переориентировано на «молодых». И не надо забывать про пианино.
Про инструмент в роте охраны вскоре узнал весь гарнизон.
Пошло громкое эхо.
У Шпоньки от этой популярности были, конечно, как преимущества, так и недостатки.
К преимуществам можно было отнести некоторое относительное спокойствие установившееся между старослужащими и Мишей.
Хотя с другой стороны именно они и не давали больше спать не только лично Мише, но и вообще никому в кубрике после отбоя.
Не успевала ещё захлопнуться входная дверь за дежурным офицером, как у пианино рассаживался весь личный состав роты и начинался концерт по заявкам.
Первые дни Миша и правда, истосковавшись по инструменту, вкладывал в игру всю свою душу.
Но что-то ему подсказывало, что концертную деятельность пора прекращать.
С каждым следующим представлением он всё раньше и быстрее переходил на траурные и минорные аккорды, а похоронные марши слушать никто не желал.
Концерт на этом обычно заканчивался и Мишу отпускали спать.
Днём теперь не было проходу от «певунов», которые потянулись в роту, как пчёлы на мёд, или не хочется говорить, как мухи сами знаете куда.
Уже с утра выстраивалась очередь из желающих попробовать свои вокальные данные. Люди попадались разные: как по званию, так и по наличию таланта.
Хорошо запомнился прапорщик, великолепно исполняющий народные украинские песни. Незабываемым остался и полковник, знающий бесчисленное количество матерных частушек.
Скучать было некогда, и кубрик роты охраны стал превращаться в элитный офицерский клуб.
В создании клубной атмосферы помогал ещё великолепный бильярдный стол, недавно установленный в помещении роты не без помощи начальника штаба.
Под Мишин аккомпанемент на этом столе теперь проходили офицерские турниры.
Справедливости ради, нужно добавить, что по условиям жанра всему личному составу роты было хорошо известно, что в случае выигрыша у начальника штаба майора Цыгункова появляется возможность съездить домой в отпуск.
Правда, по условиям этого же жанра, в случае проигрыша грозил месяц гауптвахты.
Желающих не нашлось.
Подходила к концу длинная полярная ночь.
Днём, несмотря на ещё относительно сильные холода, солнышко отвоёвывало всё больше и больше времени суток у ночи.
К концу февраля появились первые сосульки и весь крайний север начал постепенно оттаивать от длинной зимы.
У Миши обнаружился новый талант: спать на ходу.
Самым талантливым, правда, в среде сослуживцев оказался уже знакомый нам матрос Шания.
Вот это у человека был дар Богов!
Он научился спать с открытыми настежь, похожими на женские, громадными, голубыми глазами. Обнаружилось это совершенно случайно, во время тайной проверки.
Начальник караула танцевал гопак перед часовым Шания,пока не выбился из сил. Не дождавшись ответной реакции, он подошел к нему и взглянул в его распахнутые настежь глаза. И лишь при дальнейшей попытке отобрать личное оружие у часового, Шания проснулся и как ни в чём не бывало заявил, что и не спал вовсе.
А спать на ходу научились все, или почти все, наука не большая. Тут ведь самое главное не уйти во сне слишком далеко от маршрута.
Время от времени таких «бдительных» часовых будили, или вернее сказать спугивали водители автомобильной роты, обслуживающие ночью аэродром.
Со слов этих же водителей, самых «талантливых» видели в трёх километрах от поста.
Вот смеху, говорят, когда такой горе-часовой, ещё окончательно не проснувшись, несётся как угорелый на свой осиротевший пост.
К первому Мая объявили грандиозный смотр Северного Флота.
В связи с этим командир роты поручил Мише, ни много ни мало, придумать строевую песню, и вообще подготовить подразделение к смотру.
Служба шла своим чередом.