Рассказики по истории. Персональное дело

Николай Руденко
       Поздно вечером,  20 июня 1941 года,  в прокуренном кабинете замполита партийное бюро Н-ского истребительного авиационного полка  собралось  на внеочередное заседание.
       -На повестке дня,  товарищи,  у нас два персональных дела,  - сказал,  вытирая пот платком,  секретарь полковой парторганизации Дронов. - Первое – пьянка товарища Котомкина в Пружанах и второе - бытовое разложение товарища Левковича.  Начнём с бытового разложения,  а пьянку отложим на потом ввиду внезапного недомогания проштрафившегося.  Согласны?
       -Согласны, - в один голос ответили члены бюро и подняли руки.
       -Тогда перейдём к существу вопроса. Товарищ Левкович,  объясни членам бюро,  почему ты собрался разводиться с женой.
       Разбираемый,  среднего роста блондин лет 30-ти  с тремя кубиками в петлицах и весьма прозаичным лицом,  в котором не было ничего выдающегося,  кроме носа,  доминировавшего своими крупными формами,  встал из-за стола и,  кашлянув в кулак,  произнёс:
       -Я полюбил другую женщину…
       И быстро добавил:
       -Разве советские законы не  разрешают разводиться?..
       Присутствующие,  оживившись,  задвигали стульями.  Кто-то неискренно ахнул.  Кто-то сказал вполголоса:  «Во  даёт!»
       Парторг погладил ладонью волосы,  аккуратно зачёсанные назад,  как бы обдумывая,  какие дальше задавать вопросы.  Потом сказал негромко:
       -Вчера сюда приходила твоя жена.  Жаловалась,  что ты не даёшь ей денег на проживание,  дома ночуешь редко. Это никуда не годится,  это не по-коммунистически,  это не по-мужски,  наконец…  И ещё…  О том,  что у тебя появилась другая женщина,  ты должен был незамедлительно уведомить партийное бюро.
       Левкович пожал плечами:
       -Я думал,  это моё частное дело…
       -Частных дел у коммуниста быть не может, - перебил его Дронов. – Тем более сейчас и тем более здесь,  в Западной Белоруссии,  где любой опрометчивый шаг наш может стать козырем для врага.  А ты в это непростое время шашни  крутишь неизвестно с кем.
       -Почему неизвестно?  - попытался возразить Левкович.
       -А потому.  Кто её родители,  знаешь?  Какого они происхождения?
       -Знаю.  Самого что ни на есть пролетарского.  Мать – домохозяйка…  Отец - плотник.
       -При поляках он где работал?
       -В школе,  истопником.
       -А военную подготовку он там часом не вел?*
       -Не вёл,  товарищ майор! – заверил Левкович,  но без прежней уверенности.
       А парторг продолжил:
       -Вот я и спрашиваю,  где твоя партийная бдительность?  Потерял ты её.  Вместо того чтобы в свободное от службы время поднимать свой политморуровень**,  ты  по гостям шляешься,  интрижки заводишь с местными женщинами сомнительного соцпроисхождения.  Не красит это офицера...  И оглянуться не успеешь,  как окрутят и завербуют в иностранную разведку…  Ты  на советские законы ссылаешься,  мол,  позволяют они сходиться и расходиться…  Правильно,  позволяют.  Но у нас,  коммунистов,  есть ещё один закон – устав партии.  Вот он легкомысленное отношение к семье и браку не терпит.  Ты это должен понимать,  и если тебе дорог партийный билет,  изменить своё поведение.
       Голова у Левковича закачалась,  как у фарфорового кота,  а вместе с ней заколебался партбилет в его кармане.  Жадно глядя на графин с водой,  стоявший на столе,  он подтвердил:
       -Дорог.  Очень дорог.
       -Тогда садись пока.  А мы продолжим прения.  Кто хочет высказаться?  Товарищ Колотушкин,  прошу.
       Коренастый  румяный лейтенант,  похожий на актёра Крючкова из фильма «Трактористы»***, поднялся и стал излагать,  тщательно подбирая слова,  словно это была его последняя речь:
       -Считаю,  что товарищ Левкович потерял достоинство коммуниста,  будучи расписан с одной,  а фактически живя с другой.  И он даже не скрывает этого…  Мало того, он хочет разводиться…  Этим Левкович не только бросает тень на наш полк,  но и подаёт дурной пример кандидатам и беспартийным,  которые,  глядя на него,  думают,  что если члену партии позволено изменять жене,  то они тоже могут изменять и разводиться,  сколько им захочется… Я понимаю так:  имеешь кого-то на стороне  - имей,  но не будь ослом,  соблюдай режим полной секретности и тайны.  И семью советскую не разрушай.  Тогда у партии к тебе не будет никаких претензий.   У меня всё.
       -Спасибо за дельное выступление, - сказал Дронов,  глядя на часы. – Кто ещё хочет выступить?  Нет желающих?  Точно нет?  Товарищ Пугач,  запишешь потом в протокол,  что выступали ещё Панкрашкин и Косых,  что они тоже заострили и осудили,  а сейчас зачитай постановление.
       Старший техник эскадрильи Пугач,  выполнявший обязанности секретаря,  прокашлявшись,  стал читать:
       -За бытовое разложение,  выразившееся в связи с женщиной… за притупление классовой бдительности…  за неискренность с членами партбюро объявить товарищу Левковичу…  выговор с занесением в личное дело.
       Все вздохнули облегчённо в предвкушении скорого окончания внепланового заседания.  Проголосовав единогласно за постановление,  члены бюро дружно разошлись.  В кабинете остались только Дронов и Левкович.
       -Ты, Алексей,  прислушайся к совету Колотушкина, - закуривая,  мягко  сказал парторг. - Я имею в виду...  конспирацию.
       Левкович вымученно улыбнулся.  Что делать дальше,  он окончательно так и не решил.


***************************
*С 10.09.1937 г. военная подготовка стала обязательным предметом во всех средних школах Польши. Школьная молодёжь, достигшая 15 лет, должна была посещать специальные занятия в школьных отрядах.
**Политморуровень - политико-моральный уровень.
***"Трактористы" - поставленный в 1939 году Иваном Пырьевым на киностудии «Мосфильм» музыкальный художественный фильм, героизировавший колхозный быт.