Позвонил редактор и потребовал написать что-нибудь в стиле норвежского юмора, но без присущих мне пейсов, закрученных колечками, от которых у читателя голова пойдет кругом.
Настырное предложение напоминало профилакторий наигранных на ксилофоне чувств, с помощью которого он попытался разбередить моё минорное настроение.
Не согласиться я не посмел - в магазине напротив подходила очередь на туалетную бумагу, ставшую в последнее время дефицитом, а причастную к ней часть тела я продолжал холить несмотря на финансовые неурядицы и сердечную недостаточность жены по отношению ко мне.
Подневольный я человек, всхлипнул я, вот и приходится нести чушь, зачастую нехрюкающую, тем более, что на мне брюки на приводном ремне скользят в обратную сторону.
Жизнь моя диабетическая давно уже не сахар и не сахарин или ксилит.
И куда только подевалась моя ржаная копна развесистых волос, с годами благодаря молодящейся жене, уступившая место рогам на манер викингов?!
Я крайне удручён, потому что контрактом обручён, и соответственно обречён на безрадостное сосуществование с популистским изданием "Глюки в промежности", лежалый товар которого пользовался всё меньшим и меньшим спросом.
И нечего тут удивляться мне аденомопростатному, что теперь выписываю таблетки над унитазом.
Необходимо сесть за письменный стол и расщедриться на скупые слова, но морально не могу себе этого позволить до получения аванса по пневматической почте.
Холодильник-друг мой пуст как бесструнная балалайка.
На небе облака всмятку без разрывов как над осенним Осло.
Вспомнилась моя врождённая исполнительность пополам с совестливостью, а совесть по своей природе не без издёвки и это её истинное призвание.
Так как же от неё-мучительницы избавиться, когда на тебя медведем наваливается отрешённость непомерных задач по Арцыбашеву за пятый класс средней школы?
Казалось, безвыходность создавшегося положения должна была повергнуть меня в уныние.
Но к моему удивлению в комнату вплыл аромат духов, а за ним и жена в вечернем концертном платье с напускной важностью на три сантиметра ниже колен и клавишами, проваливающимися в такт грациозно движущимся бедрам.
Помещение наполнилось божественными звуками из таинственной сюиты Пер Гюнт величественного Эдварда Грига.
Вдохновлённый представившимся зрелищем и струёй тонкого аромата я закатал рукава, манжеты на брюках и с интуитивной подачи супруги принялся за написание норвежского юмора, которым отчасти уже пронизано предыдущее повествование.