VII
А в следующем году город Аугсбург из ФРГ предложил Союзу кинематографистов СССР провести смотр советского документального кино. К тому времени дозволялись уже вольности и интересные фильмы появлялись почти на всех студиях страны. Отобрали 20 картин, в том числе и мою «Судьбу», снятую два года назад.
В первую ночь 1987 года в горной Сванетии случился сход лавины, погибли люди. Из Москвы прилетел в Тбилиси Юрий Рост, известный журналист и фотограф, чтобы попасть на место трагедии. Село Ушгули высокогорное, зимой отрезанное от остального мира, добраться туда можно лишь по воздуху. Вертолет для Юры нашелся, а он взял с собой и меня, мы давно были дружны.
Сбросили нас в деревне, сказав, что заберут через два дня. Но ущелье закрылось из-за тумана, и вертолет смог вернуться лишь через неделю. Прожили мы эту неделю у Валерия Челидзе, человека, потерявшего той январской ночью жену и четырех детей. Лавину ждали, всё вокруг говорило том, что она сойдет, и Валерий отправил семью к сестре, которая с дочерью жила в доме неподалеку, казалось, что ее жилье более безопасно. Сам же остался в своем доме. А вышло наоборот, лавина нагрянула именно туда, разрушив дом сестры и погребя под себя всех семерых. Подобное трудно было представить даже в кошмарном сне. Но Валерий вел себя достойно, хотя ему явно было не по себе, проводил с нами дни, скупо что-то рассказывая или слушая наше, хотя по ночам доносились до нас его стоны и плач. Юра написал пронизанный болью очерк «Тяжелый снег» и опубликовал в «Литературной газете», получив массу писем сострадания Валерию от читателей. В то время к чужому горю относились по человечески, переживали все.
А на сороковины погибших, уже без Юры, наша группа Грузинской студии документальных фильмов, также посредством вертолета добралась до Ушгули, и мы сняли фильм о трагедии семьи Валерия, взяв за основу написанный Ростом очерк. Этот фильм и был отобран для показа в Аугсбурге. Перевели текст на немецкий, озвучили.
Аугсбург – в 80 километрах от Мюнхена, прекрасный город. Нас было человек 25, переводчиков на всех не хватало, посему были призваны в помощь им волонтеры – школьники, изучавшие русский язык. Борис, высокий худой и любознательный парень, заканчивающий 13-й класс гимназии, владел русским примерно так же, как я немецким. То есть – почти никак. Но мы оказались как-бы на одной волне, через пару дней вполне понимая друг друга. Я спросил, откуда у него это имя, вроде оно не немецкое. Он ответил, что мать его прочла «Доктор Живаго» Пастернака, и роман ее так впечатлил, что она решила дать сыну имя автора.
Сказал еще, что в семье все мужчины – потомственные медики, потому родители считают, что он не должен нарушать традицию. А его влечет журналистика, и он хочет поехать учиться… в МГУ. Я удивился.
– Зачем?
– Хороший университет, большая страна, я хотел бы ее увидеть, узнать людей, которые там живут.
– Классное решение. Если тебе нравятся очереди за колбасой и туалетной бумагой, то ты выбрал самое удачное место.
– Это же экстрим – заулыбался он. – Мне такое нравится.
Мне же нравился Аугсбург, баварский городок, утопающий в зелени, с чистыми до идеальности улочками, причудливыми средневековыми домами, луковичными куполами соборов, городской ратушей времен Возрождения, приветливыми людьми и изобилием товаров, о которых на моей родине можно было лишь мечтать. Несмотря на некоторое «расхождение во взглядах» и разницу в возрасте, мы с Борисом подружились. Дал ему свою визитку, сказал:
– Попадешь в Москву, прилетай оттуда ко мне в гости.
Свозили нас в Мюнхен, показали Фрауэнкирхе, главный собор столицы Баварии и повели в Музей кино, где в идеальном состоянии хранились около 6 000 копий самых известных фильмов мирового кинематографа. А потом забрали в Дахау, где был построен первый концлагерь фашистской Германии. Водили нас по его территории, объясняя, что там происходило, будто мы этого не знали. Похоже, это немцы не знали, что в нашей стране подобных лагерей было не меньше, если не больше.
Ну, а на вечернем показе, уже в Аугсбурге, случился казус. Пустили мой фильм, а я слышу, что он идет на грузинском, и вначале даже не понял, в чем дело. Взял наушники – в них тишина. Через пару минут зал вдруг взорвался хохотом, хотя картина вовсе не располагала к этому. Оказалось, это переводчик объявил, что не знает языка, на котором говорят в фильме. Показали его до конца, благо он был десятиминутным. Но зрители оставались в растерянности. Я пошел к организаторам и извинился. Вместо озвученной на немецкий язык картины, мне в Тбилиси всучили копию оригинала. А я, идиот, не проверил.
Выход нашелся – написал текст на русском, передал переводчику, следующим вечером фильм показали повторно. На сей раз аудитория все поняла, а когда он закончился и в зале зажегся свет, люди встав со своих мест, провели минуту в молчании. Это было необычно и трогательно.
Продолжение: http://proza.ru/2021/10/27/981