Национальные корни моей мамы не те, о которых в России (или в Украине) сейчас стоит говорить во всеуслышание: русские и украинские. Но я в Таиланде, поэтому такая смелая.
Про корни папы и подавно нечего болтать, и не только сейчас: он еврей. Как хорошо, что я в Таиланде.
Не буду мучить вас путеводителем по своему генеалогическому древу, перечислю лишь самые показательные фигуры и эпизоды.
Мой прапрадед, Янкель Дыхне, раввин из Изяславля, был сподвижником Любавичского Ребе (очень круто, для тех, кто в теме).
Моя прабабушка, одна из одиннадцати его детей, вышла замуж за бундовца (Бунд – антипогромная организация боевиков), за что была проклята благочестивым отцом.
Одну из ее сестер, Хаю Янкелевну Дыхне, я нашла в списках тех, кого расстреляли в Бабьем Яру.
Ее дочь, Ольга Евгеньевна (угадайте, почему меня так назвали?), учительница английского и немецкого, была писанной красавицей, отчего все ее потомки женского рода страдали комплексом неполноценности… Кстати, никто из потомков почему-то не говорит по-английски.
Ее сын, мой отец, - чистый Остап Бендер. Я бы решила, что Ильф и Петров списали своего героя с него, если бы он не родился так поздно. Увы.
Вторая еврейская линия тоже прикольная.
Под Киевом есть город Сквира, или местечко. В начале 1900-х там были очень жестокие погромы, в результате которых уцелевших Сквирских разбросало по всему свету.
Например, когда я поступала в Новосибирскую консерваторию, мне завышали оценки все педагоги, стеснявшиеся спросить, не родственница ли я альтисту Леониду Исааковичу Сквирскому.
Но мы с ним не родственники.
А еще одну Сквирскую, Ирину, я случайно встретила в Покровском соборе, когда навещала небезызвестную псаломщицу Бабаеву. (Кстати, поводом явился сочиненный ею Акафист, про который я написала в газете «Семь дней в Новосибирске»). Ирина пела в церковном хоре, в том числе и тот самый Акафист.
Ирина в шутку называла меня сестренкой. Ну, говорят, все евреи родственники, а Сквирские и подавно!
Теперь про настоящих родственников.
Мой дедушка, Александр Борисович Сквирский (на самом деле, как многие евреи, имевший другое имя и отчество) был железнодорожником. Жил с семьей в Москве, в элитном доме. Сосед справа – Утесов, сосед сверху – Дунаевский.
Его карьера сложилась удачно: его прямым начальником был Нарком Путей Сообщения Лазарь Каганович. Сквирский регулярно ходил на доклады к Сталину.
В семейном архиве хранится справка о назначении его директором-полковником военных перевозок, подписанная Кагановичем, а еще пропуск на трибуну, во время парада на Красной Площади, подписанный начальником личной охраны Сталина Власиком.
Ему полагался собственный вагон, на котором он рассекал по всей стране. Во время одного совещания, в неформальной обстановке, кто-то из его подчиненных рассказал анекдот про Сталина…
Это было начало конца: в Москве Сквирского вызвали на ковер.
Дальше по алгоритму, на партсобрании его надлежало торжественно исключить из партии, - и только потом арестовывать.
Но мой сообразительный предок не стал этого дожидаться: на персональной машине вывез жену-красавицу и троих детей на Украину (тогда еще говорили «на Украину»).
А там уж его прикрыли земляки. Он успешно проработал до самой смерти Сталина, и где-то в Гребенке, говорят, есть Роща Сквирского.
Но вот умер покровитель, и Сквирскому снова пришлось менять место работы. Он выбрал Кемерово. Его понизили до должности … главного инженера Металлургического комбината.
И случилось страшное: в командировке в Прокопьевск персональная машина ехала по мосту. Весеннее половодье, ограждения были сломаны, и машину смыло в реку… А он не умел плавать…
Человек чудом избежал гибели на войне, ареста, - и такая глупая смерть в сибирской холодной реке…
Это река Томь, на которой я родилась и прожила первых лет двадцать.
Теперь про маминых предков.
Мамин отец особо не распространялся о себе. Опасно было, почти как сейчас. Он с Украины. Его семья была раскулачена, выселена в Павлодар. Оттуда он ушел в армию и остался на Дальнем Востоке, где служил.
Бабушка из Тамбова. Осиротела во время тамбовского мятежа, подавленного Тухачевским. Там были массовые расстрелы населения. Детей разобрали родственники, кто куда. Она попала на Дальний Восток, на золотые прииски, в поселок Дамбуки. Увы, его больше не существует: затопили, как Бердск, и на этом месте Зейская электростанция.
Так что у мамы нет родины.
Учиться она поехала в Томск. Школьное образование не подкачало: преподавали ссыльные, весьма приличные люди.
Закончила химический факультет. Композитор Бородин, например, для нее – выдающийся химик, который занимался органическими соединениями, то есть пластмассами. Свою кандидатскую диссертацию, в продолжение темы Александра Порфирьевича, мама защитила в 29 лет.
А потом встретилась с моим отцом. Умница и Остап Бендер, такая вот странная пара. Лет на 15 их хватило. Сейчас у него другая семья.
В общем, такой вот «сумбур вместо музыки», в результате которого родилась я.
Думаю, что я очень везучий человек. Сколько раз моих предков могли зарезать во время погромов, сжечь на костре испанской инквизиции или в концлагере, убить на войне, сделать жертвами Холокоста, окажись они не в том месте, в лихое время! (Я думаю, у каждого из вас так же).
Но все уцелели, за что я им очень благодарна. Это значит, что я представляю ценность для Б-га, раз Он сохранил для меня каждого из них. Наверное, Он любит меня?
С тех пор, как я это осознала, мне захотелось прожить жизнь достойно Его любви. Получится ли, другой вопрос.