Сагалиен - любви родник. Книга 2 Главы 31-38

Светлана Корчагина-Кирмасова
ГЛАВА 31
Поздно ночью отец и сын долго сидели на кухне и о чём-то разговаривали. Катерину загнали в комнату. Та, обиженная немного повозмущалась и легла спать.
- Нy, Зиночка, давай и мы укладываться, пусть они побудут вместе,-
сказал Василий Алексеевич, -  кажется всё встало на свои места.
- Ты знаешь, Вася, я что-то переживаю за Сашу. Как они завтра
встретятся с Полиной?
- Как расстались, так и встретятся. Долгов у них друг перед другом нет. А вот общее есть - Артём. Пусть решают.
- Вася, Саша, ведь, до сих пор Полину любит, я это чувствую и беспокоюсь за него. Последний месяц ему тяжко дался.
- Выдержит, он у нас закалённый, одно слово - сибиряк.
- Нет, я вижу, как он за сердце хватается. Сибиряк - тоже живой человек.
- Зиночка, я думаю, всё у них наладится.
- Как это? Ты полагаешь, что они сойдутся? А Вацлав?
- Кто их знает. Всё в их руках. Я Сашке много раз говорил: "Да,
женись ты, сколько можно одному-то мотаться, годы уже не те холостяковать! Дом свой иметь пора, семью". А он знаешь, что сказал мне?
- Что, Вася?
- У меня есть дом в Москве, где живёт мой сын.
- Это про музей Пановых что ли?
- Нет, Зина, ты, что меня не слышишь? Дом, где живёт мой сын.
- Это наш что ли?
- Выходит так.
- Неужели никого и не любил больше, Вась?
- Он у нас любимых не меняет: ни женщину, ни профессию, ни дом.
- Несчастье-то, какое...
- Зина, ну, что ты говоришь? Человек сына обрёл, невестка вот-вот
приедет, там внуки пойдут, а ты?
- Всё равно он одинок.
- Ничего, а мы на что?
- Нет, Васенька, нет, мой хороший, это совсем не то.
- Да, моя любушка, может ты и права, ласки и тепла ему, точно, не
хватает. Ну, спи, милая, поздно уже.
Таким своего отца Артём ещё не видел, да и когда? Сегодняшний вечер окончательно поразил его. Оказывается, Бармин Александр Николаевич не только душа компании, но и весёлый жизнерадостный человек. Он любил крепкую шутку, но не ругался, а умел так сказать, что каждый понимал, о чём идет речь, в основном говорил прибаутками и поговорками, да и таковых Артём никогда не слышал. Откуда и где его отец набрался этих метких и занозистых слов? Слушать его было - сплошное удовольствие. Вот и сейчас, уже который час они разговаривали на маленькой кухоньке и не могли наговориться. Отец аккуратно обходил время пребывания Артёма в тюрьме, но то и дела задавал наводящие вопросы:
- Тепло ли было в камере?
Потом переходил ил другую тему, видя, как Артём меняется в лице.
- Артем, ты не волнуйся, просто у меня  внутри всё переворачивается,
 когда я  представляю.  Неужели  тебя пытали?
- Ну, что ты? Нет, конечно. Скорее всего, был психологический   прессинг. Оказывается, это тяжелее, чем побои. Самое страшное - неизвестность и молчание. Я так думаю, меня выдерживали, ждали, когда я сломаюсь. Можно сказать, охранник, разбивший мне но, спас меня
от дальнейшего безумия.
-       А что, такое было? - забеспокоился Александр Николаевич.
- Эти галлюцинации... Но они помогали мне ночами.
- Так, что тебе виделось?
- Сахалинские сопки, море, туман и небо синее-синее, как огромная
чаша над землёй. Только там ощущаешь, что небо - это купол мира,
словно, Храм Вселенский...
- То, что ты рассказываешь - завораживает. Неужели такое существует?
- Да, отец. Это остров сокровищ. Ты бы знал, сколько про него мне
рассказывала Лина и показывала! Она меня провела по всем своим любимым тропам. А сколько она знает. А ещё Лина пишет стихи про него.
- Про кого?
- Про остров, конечно. Отец, как же я тебе раньше не сказал: на
Сахалине есть нефть и газ!
Александр Николаевич засмеялся и похлопал сына по плечу:
-   Ладно, не буду больше мучить тебя: в понедельник мы с Василием летим на твой чудесный остров в командировку. Я, как специалист консультант по болотам и их освоению, а он, как ведущий инженер-химик будущей разработки.
- Как?!! - ахнул Артём. А я?!!
- А ты поедешь жениться, как я понял.
- Постой, а мама?
- Мама сама решит, что ей делать, - ответил погрустневший отец, -
потом, не забывай, она ещё не совсем здорова.
- Да, я знаю. Я ей звонил два дня назад, она полна оптимизма. Мне
кажется, мама обязательно поедет.
Артём вопросительно посмотрел на отца.
- Я буду только рад этому, очень рад. Да, завтра вы со Светланой
и Зиной поедете в магазины и купите всё необходимое для свадьбы.
Я деньги уже отдал Зине.
- Я сам в состоянии купить Лине платье!
- Артём, не обижай меня, пожалуйста, я этого всю жизнь ждал. Позволь мне подготовить эту свадьбу. А потом, обещаю, всё будешь делать сам.
- Хорошо, батя, договорились. Так в понедельник летим?
- Да.
- Как всегда в девять сорок пять вечера?
- Тебе лучше знать. Ну, на  боковую?  Нам на полу постелили.
- А, что? Мне не привыкать после тюремных нар, - засмеялся Артём,
встал со стула, не удержался и крепко обнял отца.
- Вот и славно, сын, нам не привыкать.
В тишине ночи, казалось, сердца их стучали так, что резонировали стёкла окон. Наверное, это счастье так бьётся и пульсирует в венах
Если бы не вездесущая Светлана, поход в магазин для новобрачных закончился бы неудачно, так как нужны были какие-то купоны из загса. Светлана умудрилась выпросить на время у кого-то книжечку новобрачных на разрешение покупок в салонах и, мало того, представила себя невестой, а Артёма женихом. Тётя Зина только удивлялась проворности и находчивости девушки, но категорически запретила мерить свадебное платье и фату. Как выйти из этого положения никто не знал. Замешательство заметили продавцы, но Светлана смело пошла навстречу и сказала:
- Пожалуйста, заверните это, мне всё очень нравится, только вот
мерить нет времени, через час  регистрация.
Продавец удивленно посмотрела на нее и спросила:
- Но у вас же регистрация через месяц,  вот здесь написано: 06.11.1971 года.
- Девушка, но вы прямо, как прокурор. Есть обстоятельства, которые ускоряют эту процедуру.
   Продавец внимательно посмотрела на стройную точёную фигурку Светланы,
пожала плечами, взяла платье и фату из рук невозмутимой девушки.
-     Да, а вот туфли я, пожалуй, примеряю.
 Она открыла  коробку и спокойно села на мягкий пуфик, достала изящную туфельку и надела на такую же ножку.
- По-моему неплохо, дорогой? - обратилась она к Артёму, застывшему, как часовой на посту.
- Дорогой-о-о-й, - медленно и настойчиво повторила она.
Только тут Артём очнулся и сказал:
- Да, милая, - вкладывая столько нежности в эти два слова, что подозрительность продавщицы сразу же улетучилось, она покачала головой и, улыбаясь, заметила:
- Вот, счастье-то что с людьми делает, - она взяла туфли и добавила:

- Ну, идём, везунчик, счет выписывать.
Артём всё с той же улыбкой, больше похожей на радость ребёнка, получившего сладкий леденец, последовал за ней. Тётя Зина и Светлана облегчённо вздохнули и засмеялись.
- Ой, Светочка, какая же ты умница! Ты не обижайся, но на самом
деле нельзя тебе мерить платье Лины, нехорошо это, плохая примета и для неё, и для тебя.
- Тётя Зина, я думаю, что платье ей впору. А, если будет мало, можно выточки на талии распустить. Вы заметили? Их там три, а, если
будет большое,  ещё по одной сделать.
- Очень красивое платье. Что это за ткань такая, я такой не видела?
- Это тафта. Самая популярная сейчас для невест.
- Ты знаешь, а мне больше нравятся пышные юбки. Я, когда выходила
замуж за Василия, у меня было аж, три, - добавила тётя Зина,- и ещё
маленький, на треть плеча, рукавчик на резиночке. Я тогда чувство
вала себя феей, такая была воздушная из-за этих юбок. Они шуршали
и поднимались при каждом шаге, - она засмеялась и нежно погладила
руку девушки, - девочка моя, будь поласковей с Шуркой. Это я так,
к моменту. Ты знаешь, он совсем один. Дядя его весь в работе, мама в Америке, отец погиб. А он очень хороший парень и, заметь, самостоятельный.
- Ну, что вы, тётя Зина, - засмущалась Светлана.
Они замолчали, потому что к ним подходил счастливый Артём, прижимая к груди аккуратно завёрнутый свёрток.
- Свет, ты должна родить дочку, поняла? Это нагадали тебе женщины этого салона.
Она прыснула и спросила:
- А по чему они это определили?
- По плоскому животу и широким бёдрам, - сообщил он.
- Ну, что ж, придётся постараться, пан Артём.
Тётя Зина испуганно вскинула глаза на девушку и племянника.
- Лина должна родить первой - девочку, - продолжала Света, - раз тебе нагадали, так и будет. Это же твоё первое пожелание.
- Ну, ребята, с вами можно сердечный приступ получить, шуточки у вас.
- Мама Зина, ну, что ты? Почему бы и не подурачиться? Да. А где
мы купим обручальные кольца?
- Поедем в "Алмаз" в Столешников переулок, тут недалеко, - оказала
Светлана.
От метро "Новослободская" до станции "Дзержинская" езды десять минут. Через полчаса они уже примеряли Артему тоненькое золотое кольцо, для Лины купили чуть шире. Время поджимало, скоро надо было  ехать в Шереметьево встречать Полину Алексеевну.
Артём и Светлана подготовили целую стратегию встречи отца и мамы.  Они очень волновались и категорически запретили ехать всем в аэропорт. Светлана убеждала семью, что после перенесенной травмы, Полина Алексеевна может психологически не выдержать эмоционального напряжения.
-   Надо поэтапно вводить ее в другой мир, тем более что она давно не была в Москве. Только этот факт может ее очень взволновать, - в который  paз говорила девушка расстроенной маме Зине по дороге на Часовую, - и, главное, появление Александра Николаевича надо тоже подготовить, чтобы не было факта неожиданности. И это сделаешь ты Артём.
- В какой момент, по - твоему, лучше ей об этом оказать?
- Я дам тебе знать.
- Лучше, Если Александр Николаевич будет её ждать дома в вашем "музее Пановых". Во-первых, пока ты её туда привезёшь, она успокоится и сможет подготовиться к встрече.
- Светочка, мне кажется, ты всё усложняешь. Саша так хочет встретить её в аэропорту.
- Тётя Зина, а кто ему не разрешает? Пусть встречает, но так, что
бы она его не видела. Это даже неплохо, успокоится. Шутка, ли столько лет не видеться.
- А если он не выдержит и подойдёт? - спросил Артём.
- Это я беру на себя. Он мне верит, по Сибири знаю. Обычно вот такие сильные и смелые мужчины очень боятся медицины и выполняют
все предписания врачей, - засмеялась Светлана.

ГЛАВА 32

Александр Николаевич, услышав весь план встречи Полины, очень расстроился и стал возражать, мало того, он уже заказал такси, которое должно было подъехать с минуты на минуту.
- Нет, ребята, так дело не пойдёт. Я этой встречи всю жизнь ждал.
А вы мне говорите чепуху какую-то. В конце концов, я же мужик и
должен её встретить, тем более после всего происшедшего с ней в
Праге..
- Александр Николаевич, вот в чём всё и дело, кто знает, как она
прореагирует на ваше внезапное появление, - убеждала мужчину девушка.
Мама Зина только наблюдала за всеми, но потом решительно заявила:
- Едем все, а там как душа подскажет.
- Но мы все не поместимся в такси, - возразил Артём.
- Тогда, езжайте втроём, а я займусь ужином,- предложила мама Зина,- Светлана тоже врач, в случае чего, окажет помощь.
По дороге неугомонная Светлана всё-таки уговорила Александра Николаевича сразу не подходить, Артём подготовит маму и даст знак. На том и решили.
Когда они приехали в Шереметьево, самолёт уже приземлился, и пассажиры проходили таможенный контроль. Всегда тихий и спокойный международный аэропорт в отличие, от других аэропортов столицы, где преобладали сутолока и кажущаяся неразбериха, словно близился всемирный потоп, в этот день  был полон пассажиров. Внезапное потепление сопровождалось сильными туманами на юге и многие самолёты из Домодедово и Внуково приземлялись в международном, который был севернее.
Первым увидел маму Артём, она уже  подходила к пункту досмотра.
- Мама! - закричал он, - мы здесь!
Полина Алексеевна радостно вскинула руку и ответила:
- Тёма, я скоро, ты видишь я уже  рядом. Здравствуй, Светочка, здравствуй, милая!
Александр Николаевич не старался прятаться, людей было так много, что увидеть его, а тем более узнать, было просто невозможно. Как не пытался он разглядеть в лице любимой женщины следы перенесённой болезни, ничего подобного. Она была, как и много лет назад потрясающе красивой, молодой, сияющей и, по-прежнему, единственной и дорогой. В первую минуту ему хотелось повернуться и уйти, уехать в Сибирь, чтобы не видеть её больше никогда, потому что это¬го короткого мига ему было достаточно, для того, чтобы чувство к этой женщине опять вспыхнуло ярким пламенем из долго тлевшего уголька. И он бы сделал это, если бы не сын  Артём и предстоящие радостные события. Он с волнением наблюдал за происходящим и всё больше убеждался, что это, наверное, самый удачный момент для встречи. Александр Николаевич немного замешкался, но вдруг услышал, как Полина спросила;
- А где папа  Артём?
Среди невероятного шума зала ожидания и  рева, взлетающих и приземляющихся самолетов, эта тихо сказанная фраза,  прогремела как гром среди ясного неба. Он закрутил головой, словно искал того, кто это произнес, хотя этот голос, он различил бы среди тысячеголосого хора.
- Тёма, папа здесь?
-       Да мама, он там у машины. Мы такси взяли, - ответил Артём, растерявшись.
Светлана поднялась на носки и крикнула,
- Александр Николаевич, идите к нам! - она увидела его и стала махать рукой, но тот вдруг развернулся и исчез в дверях вестибюля.
- Где же, где он? - спросила Полина Алексеевна и часто заморгала
ресницами.
- Мама, не волнуйся, сейчас он придёт, вот увидишь,- успокаивал
женщину Артём.
Не прошло и трёх минут, как перед ними возник разгорячённый Александр Николаевич в расстегнутой куртке, сбившимся галстуком, с огромным букетом роз и сияющими от счастья и волнения глазами.
- Здравствуй, - сказал он, скорее выдохнул, но потом рванулся к
Полине, цветы посыпались под ноги. Он крепко обнял её, уткнувшись
лицом в распущенные русые волосы, - здравствуй, родная, - прошептал
он ещё раз.
Полина Алексеевна плакала и повторяла:
- Боже мой, ты совсем седой, Сашенька. Как же это так, ты не болен? Прости меня, дорогой...
Светлана и Артём быстро собрали упавшие цветы, и отошли в сторону.
- Тём, какие, всё-таки, они красивые. И почему так в жизни бывает? -
спросила Светлана  и загрустила.
- Любовь нельзя предавать, а самое удивительное, если она родилась в двух любящих сердцах, то уже никогда не умрёт, и будет жить
вечно, потому что она бессмертна, - сказал Артём, - и ты видишь, что
это правда.
- А разве  так бывает?
- Да, и даже очень бывает, так утверждает одна мудрая и милая женщина Татьяна Тимофеевна и вот тебе подтверждение. Так думаем мы с Линой.
- А Шурка?
- Что Шурка?
- Он тоже так думает?
- Света, да он влюблён в тебя с той самой первой минуты и секунды
в аэропорту.
Девушка облегчённо вздохнула и уткнулась в розовый букет.
Родители Артёма, казалось, забыли обо всём. Они стояли посреди людской толчеи, отрешённые и счастливые. Люди, как будто зная, что здесь происходит что-то очень важное, а, главное, трогательное, не толкали их, а аккуратно обходили. А эти странные двое стояли и просто глядели друг на друга в глаза и покачивались, словно только им одним играла неслышимая никому музыка, дивная и прекрасная. Артём, вдруг, вспомнил Южно-Сахалинск, лето, краеведческий музей, где они, точно также стояли и танцевали под любимую песню о короле и пастушке. Сердце его радостно отозвалось на это и застучало: " Скоро, очень скоро, я увижу тебя, Лина, родная моя..."
Светлана улыбнулась и сказала:
- По-моему это у вас наследственное - любить одну женщину. Артём,
хочешь, я скажу тебе что-то?
- Скажи.
- Только ты не смейся и не гордись собой, хорошо?
- Обещаю.
- Встреча с тобой перевернула всю мою жизнь. Вы все такие удивительные люди,   с  вами  невероятно, легко и просто.
- Свет, это  оттого, что ты такая.
-       Какая?
- Классная  девчонка!
В машине Александр Николаевич рассказывал смешные случаи из "буровой жизни". Все смеялись до слез над мишкой сладкоежкой, которого приручил его друг Кузнецов, упустивший тот факт, что мишка рос, и пайки одного уже не  хватало. Как потом Игорь Кузнецов научил его попрошайничать, и тот ходил с каской и побирался. Мало того, когда прилетала смена, то привозила с собой приличный мешок ванильных сухарей. В конце концов, мишку пришлось отдать в Омский цирк, потому что он начал безобразничать, воровать все, что плохо лежало. Артём смотрел на маму и отца и радовался за них, вспоминая, как точно также "оговаривал" Лину при первой встрече. Все повторяется.

ГЛАВА 33
Такси мчалось по Ленинградскому проспекту и, чем ближе к дому Пановых, тем больше волновалась Полина Алексеевна.
- Саша, тебе не кажется, что проспект стал шире? А помнишь, какой
был сквер у Академии Жуковского?
- Да, улицы немного расширили, - сказал Александр Николаевич и добавил, - но мне кажется, что раньше было лучше: зелени больше, домов меньше.
- Нет, и всё-таки, Москва очень расстроилась за это время. Кругом
краны, стройки. Всё это  замечательно, да, Тёма?
- Нет, ты не прав. Коммуналка - не так уж и плохо. Люди общались,
помогали друг другу в трудную минуту.
- Остановите, пожалуйста, у метро " Аэропорт "? -  попросила Светлана.
- Нет-нет, - запротестовала Полина Алексеевна, - неужели ты покинешь  нас, Светочка, я тебя не отпущу!
- Правда, Ласточка, побудь с нами, - сказал Александр Николаевич
- Я приду попозже, меня ждут здесь.
- Понятно...-  заметил Артём, - не вон тот телеграфный столб с цветами?
- Да, мы договорились.
- Тогда вы все езжайте, а мы пешком быстро добежим.
Он выскочил из машины и позвал друга:
- Шурка! Давай сюда!
Увидев Артёма и улыбающуюся Светлану, парень совсем смутился. Он опустил цветы, словно ненужный предмет и подошёл к такси. Артём многозначительно посмотрел на него. Шурка встряхнул букет, с таким видом, как будто собирался им подметать. Ещё немного и все бы зашлись безудержным хохотом. Артём подошёл, поправил лепестки роз и незаметно толкнул друга в бок.
- Света, это тебе, - промямлил Шурка.
-       Да, пошли уже, кавалер.
Машина быстро отъехала, то ли от смеха пассажиров, то ли таксист решил исправить ситуацию и избавить Шурку от конфуза.
- Ну, вот, я опять веду себя, как дурак, - сказал огорчённо Шурка.
- И, заметь, влюблённый дурак, но не дрейфь, старина, всё это скоро пройдёт. Я тоже таким был поначалу.
- Артём, я как увижу её, на меня, словно столбняк находит. Нет,
ты можешь себе это представить, как будто у меня девчонок не было
- Это, мой друг - любовь!
- Артём, ты хоть расскажи, как твои родители встретились?
- Они любят друг друга до сих пор. Знаешь что, Сашка, никогда слышишь, не предавай любовь. Она, ведь, такая хрупкая, словно хрустальный сосуд, в котором бьются два любящих сердца. Береги ее.
- Ты опять читаешь свои "белые стихи"?
- Нет, это не стихи, это правда жизни. Ты видишь, что случилось с
моими родителями'? Они расстались, разъехались, а любовь осталась всё равно.
Сколько лет прошло, а отец, как мальчишка. Я смотрел на него
 и вспоминал себя.  Нет, я никогда не оставлю Лину.
- А если она не поедет в Москву? - спросил Шурка.
- Значит, я буду жить на Сахалине.
- И что все вот так сразу бросишь?  Семью,  работу,  университет,  друзей?
- Чудной ты! Я переведусь на заочное отделение, буду приезжать на экзамены.
- А работать где ты будешь, семью ведь надо кормить? А жить где?
   - Жить будем в Третьей Пади или в Южном. Работать можно рыбаком,
лесорубом. Да хоть кочегаром или сантехником. Главное, быть рядом с Линой.
- И ты думаешь, что твоя Лина после того, как видела тебя в роли
журналиста, будет любить сантехника, - усомнился Шурка.
- Будет, я уверен. Я ведь, каким был таким и останусь.
- Не верю. И очень сомневаюсь...
- Представь, что Светлана по каким-то причинам не будет работать
кардиологом, а будет нянечкой, например? Ты её меньше будешь любить?
- Я?! Я нет, то есть мне всё равно кем она будет работать.
- Вот видишь!
- Ты знаешь, Артём, я в себе не сомневаюсь, а вот она?
- Что она?
- Она - вон какая красивая...
- Шурка, ты бросай из себя невинность разыгрывать. Светлана - нормальная девчонка. И ты ей не безразличен. Действуй! Вы хотя бы
целовались?
- Откуда ты знаешь, какая она? Ты что  в Праге приударял за ней?
- Опять?! Ты и, правда, тупица! Если бы не она, неизвестно где бы
были сейчас я, ты, да и все  мы?
- А Ги де Мопассан, писал, что дружба между мужчиной и женщиной
противоестественна.
- Тоже мне француз выискался? Ты в зеркало на себя посмотри! Мы -
русские и у нас всё может быть, потому что условия жизни не такие,
как во Франции и у нас жизнь - не мамзель кисейная, а суровая мачеха,- дурачился Артём.
- Да, тут ты прав, пожалуй.
Дверь им открыла возмущённая Катерина.
- Вы что через Париж ехали? Все уже на слюни изошли.
- Кать, а как ты угадала? - удивился Шурка, - мы только что говорили о французах.
- И о чём это вы говорили? Наверное, о французской любви, точно?
- Да. Феноменально, - подтвердил он.
- Идите уже, об этом сейчас вся Москва болтает. Насмотрелись разных "Историй любви". Тоже мне герои-любовники!
- Подожди, Катерина, вот влюбишься, мы тогда посмеёмся, да Шурка?
Когда Артём вошёл в маленькую комнатку, которая служила и гостиной, и спальней, и кабинетом для живущих здесь людей, он ахнул.
Комната стала, вдруг, объёмной, выпуклой и просто огромной, толи
из-за большого круглого стола, толи от сияющих счастливых лиц, сидящих за ним людей.
- Давайте, ребята, присаживайтесь, - торопил их дядя Вася.
Артёма усадили рядом с отцом, Шурку, естественно, со Светланой.
Коньяк уже сверкал янтарным блеском в изящных рюмках. Дядя Вася встал, обвёл всех внимательным взглядом и сказал:
- За встречу, дорогие мои. Об этой минуте я мечтал долгие годы. И
вот вся наша семья в сборе. За встречу!
Не успели все чокнуться, как он опять произнёс тост:
- Так как, после первой не закусывают, наполним по второй за здоровье всех здесь присутствующих и за выздоровление моей любимой
сестры Полины, и не забудьте теперь уже как следует закусить.
За столом зазвенели рюмки, потом застучали ножи и вилки.
- Зиночка, как я скучала по твоим разносолам, - сказала Полина Алексеевна, - чехи едят мало. Борщи вообще не варят, капусту не квасят.
- А чем же они питаются? - удивилась Катерина.
- Они любят разные колбасы, мясо, птицу. Много пьют пива. Женщины
предпочитают постные пирожные. Это - ужасно, совсем не сладкие, без
крема.
- Они, наверное, все стройные, да? - переспросила Катя.
-       Увы, нет, от пива не худеют.
- А что же вы ели там?
- Я иногда варила себе картофель "в мундирах" и ела с солёной рыбой, Вацлав всегда удивлялся, как это можно есть?
Александр Николаевич незаметно ухаживал за Полиной, подкладывая ей солёные огурцы, помидоры и капусту.
- Благодарю, Саша. Можно я скажу? Спасибо вам всем: вам Вася и
Зина за сына, тебе Саша, за то, что не забыл в трудное время, тебе Артём за твоё доброе сердце, тебе Светочка, за то, что была рядом со мной, вам Катя и Шура за то, что вы есть. Всем спасибо. Я вас очень люблю, - глаза её наполнились слезами, она прижала платочек и всхлипнула, как девочка. Александр Николаевич нежно обнял её за плечи.
- Ну-ну, дорогая,  успокойся, мы тоже тебя очень любим.
- Правда? - она взглянула ему в глаза.
- Чистая правда, - сказал он и прижал её к себе.
- За это надо выпить,- скомандовал дядя Вася и опять наполнил рюмки.
После происшедшего за столом все заговорили наперебой, изредка бросая взгляды на притихших и счастливых родителей Артёма. Он же был счастлив больше всех: его семья воссоединилась. Далёкая несбыточная детская мечта Артёма могла осуществиться, только не хватало Лины.
- Ничего, - думал он, - скоро мы все будем вместе.
Александр Николаевич постучал вилкой по бутылке, призывая к вниманию:
- Друзья мои! Я буду краток: девятнадцатого октября мы все летим
на свадьбу Артёма! Билеты оплачены и забронированы. Какие будут
вопросы?
Что тут началось! Катерина скакала по комнате, исполняя  дикий танец, при этом крича "асса!". Шурка со Светланой сидели, открыв рот. Полина Алексеевна вопрошала Артёма, и только он сидел и молча и улыбался.
- Мы летим на Сахалин. Так, Шурка - ты шафер. Зина и Вася - посажёные отец и мать. Мы с Василием останемся на острове, у нас там
работа, остальные вернутся, когда захотят, - продолжал Александр
Николаевич.
- Саша, я не могу, - сказала мама Зина, - у меня целое отделение
отравленных ребят из детского дома.
- Зиночка? - возразил Василий Алексеевич.
- Нет, не могу, не обижайся, Тёма.
- Мама Зина, всего три дня, - просил Артём.
- Нет, не могу, - твёрдо повторила она.
- Ну, что ж, это очень важная причина, - поддержал её Александр Николаевич. Так что, Полинушка, чемодан не распаковывай.
- Саша, а выставка?
- Завтра поедем на выставку и ещё кое-куда. Я слышал, что у семьи
Пановых проблема с музеем?
- Да, Саша, - сказала Полина Алексеевна, а какое отношение имеет
наш музей к выставке?
- Никакой. Просто я нашёл место, куда можно его вывезти. Вот
ключи от дома, где он будет очень кстати.
- Какого дома? - удивилась она.
- Я построил нам всем дом. Пять лет назад наш родовой снесли, ты
знаешь, Вася, я тебе говорил. Нам с сестрой Аришей дали по однокомнатной квартире в городе Зеленограде. Полина, ты помнишь наш дом в Крюково, улица Толстого четырнадцать? Вася, какой был дом, а?
- Да, помню. На втором этаже было восемь комнат. А сад? Весной на
девятое мая, кажется в 51-ом, цвели яблони и мы вытащили старый рояль в беседку и пели песни.  Господи, как давно это было!
- Так вот, я построил почти такой же недалеко у нашего любимого
озера.
- Саш, как же так,  я ничего не знал.
- Это сюрприз и подарок всем.  Имейте это в виду. Только чаще собирайтесь там. А сейчас, - он взял большой фужер и бросил туда ключи, налил шампанского, -  обмоем по традиции.
Все выпили по глотку, остаток достался Артёму. Он допил, перевернул фужер и высыпал ключи на стол.
- Ну, раздавай, -  сказал отец, - так: Зине и Васе - один ключ, Катерине тоже, а как же будущей семье, Шурке и Светлане - один, зачем
им два? Тебе и Лине - один, маме - личный ключ, мне и Арише. Ну,
вот и всё. Завтра вечером в 17.00 всех жду здесь, едем смотреть и
распределять жильё. Ура? - спросил он.
- Ура-А - А!!! – закричали  все в один голос и бросились целоваться
друг с другом.
- Саша? - спросила Полина, - зачем ты всё это?
Александр Николаевич блеснул глазами и сказал:
- Ты что хочешь, чтобы я, как шатун болтался по жизни без дома,
тепла и родных мне людей? Нет, Полюшка, я хочу простого человеческого счастья и, наконец, я буду, счастлив с тобой или без тебя. А
дом? Надо же было куда-то деньги тратить.
- Ты сумасшедший, Бармин.
- Нет, я - нормальный, дорогая. Жаль, что до сих пор это не поймёшь.

ГЛАВА 34

В первый же день прилёта сына, Александр Николаевич сообщил ему, что с университетом всё в порядке, но в тот момент Артём даже не воспринял эту информацию, Шурка уклончиво отговаривался, мол, никто ничего не знает, можно спокойно идти на занятия. Только, когда он переступил порог аудитории, его тут же вызвали в ректорат. Заместитель ректора МГУ Трутнев Павел Сергеевич не сразу принял его. Битый час Артём просидел в секретариате и предполагал разное,  но больше его волновало заявление, которое он принёс для подписи. Наконец, его вызвали. Павел Сергеевич внимательно посмотрел ему в глаза и сказал:
- Ты, наверное, знаешь, что за такие приключения, в кавычках, мы
отчисляем из университета?
Артём мотнул головой.
- Хорошо. Надеюсь, "Репортажа с петлёй на шее" не будет?
- Нет, Павел Сергеевич.
- Это уже радует. Хочу напомнить тебе, Артём Панов, что авантюризм и советская журналистика несовместимы? Откуда эта цитата?
- Марксистско-ленинское учение и средства массовой информации.
- Ну, вот видишь, всё ты знаешь. Только, если ты не сдашь свои
"хвосты", нам придётся тебя отчислить за неуспеваемость.
- Павел Сергеевич, я сдам, только подпишите, пожалуйста, заявление.
Когда Трутнев прочитал то, что было написано, он удивлённо и заинтересованно посмотрел на Артёма.
- Нет, это просто поразительно. Приключения продолжаются. Теперь
наш крылатый Пегас летит на Сахалин жениться! Вчера он был в Праге, завтра на Дальнем Востоке. Не жизнь, а Одиссея какая-то!
- Павел Сергеевич, я слово дал, и я его выполню, что бы мне это не
стоило.
- Похвально, вы ещё и рыцарь? Три дня положено, вы их получите.
- Павел Сергеевич, а дорога? Двенадцать часов туда и день теряется, лететь на восток, пожалуйста.
- Молодой человек, куда вы всё спешите? Жизни вы ещё не видели,
боитесь, не успеете?
Артём вздрогнул, резко повернулся и двинулся к двери, но обернулся и сказал:
- Когда-то эта фраза "ты ещё жизни не видел", побудила меня к действию, и я многого достиг, за что благодарен своей матери. Поэтому и сейчас я скажу вам спасибо, Павел Сергеевич, значит надо действовать.
Он вышел и,  не оглядываясь, направился в деканат.
Трутнев подписал заявление, потом встал, подошёл к окну и сказал, обращаясь к памятнику М.В.Ломоносову:
- А толк из этого парня будет, Михайло Василич, как ты думаешь?
Потом помолчал и добавил:
- Только хлопот не оберёшься, то-то и оно. От тебя тоже нимало
было, забыл?
Декан факультета журналистики Шумский Олег Анатольевич выслушал Артёма и сказал:
- Нет, это просто невозможно! В один день два экзамена?
-       Вы  меня не поняли, в один заход.
- Как, позвольте, повторите?
- Современный русский и литературу вместе, завтра.
- Завтра?! Вы с ума сошли!
- А если я договорюсь с преподавателями? Разрешите?
- Ну, знаете, где-то  месяц гуляли, а теперь ставите условия?
- Олег Анатольевич, войдите в моё положение, пожалуйста, я ведь,
не двоечник, какой. Я в армии служил, я знаю материал и смогу
сдать. Если я ещё неделю протяну, меня отчислят, помогите.
- Ну, если вы договоритесь, я не знаю. Документы надо оформлять,
за день не управиться.
- Олег Анатольевич, а экстерном, потом оформите.
- Экстерном долги не сдают, - пожилой декан в сердцах махнул рукой.
 - Только из-за уважения к вашей матушке, идите.
В дверях Артём столкнулся с Майей Станиславовной и тут же взмолился:
-       Майя Станиславовна, здравствуйте, вы должны мне помочь!
Он изложил ей всю ситуацию, включая разговор с Трутневым и Шумским, поведал о Сахалине, о предстоящей свадьбе, о девушке, которая ждёт его и обо всём понемногу.
Женщина усадила его в своём кабинете и взяла телефонную трубку. Дальнейший разговор мало, о чём говорил Артёму: какие-то билеты, концерты в Большом театре, приглашение в Дом журналистов на презентацию книги Неверова, того самого и так далее. Через час Майя Станиславовна положила трубку и сказала:
- С тебя, Артём, ведро красной икры, ну, можно и баночку, так литра на два-три. Завтра в пятнадцать ровно, в первой аудитории.
Смотри, не подведи!
- Майя Станиславовна, вы гений дипломатии! Я сражён. Спасибо, я
для вас, - он запнулся, - я для вас всё достану, всё, что захотите!
- Да, Тёма, дипломатия - вещь очень тонкая и зачастую в ней участвуют личные интересы сторон. Иди и передавай привет своей, как ты сказал?
- Островитянке, - подсказал Артём.
- Красивая?
- Очень!
- Счастья тебе, Панов Артём! Да, не забудь купить воды на экзамен
и цветы дамам.
-       Не забуду!
Артём направился в аудиторию и, не дойдя до неё, решительно развернулся и отправился в библиотеку. Нина Васильевна приветливо встретила его, поинтересовалась, не выпустил ли он книгу о Сахалине.
- Пока нет, - огорчённо ответил он, - времени не хватает.
- А ты вставай с солнцем, как Лев Николаевич Толстой и ложись с
ним,  и тогда всё успеешь.
- Нина Васильевна, вы мне не разрешите посмотреть на какое-нибудь
издание Всемирной литературы, любое, какое у нас есть.
- Зачем тебе? - удивилась женщина.
- Я завтра сдаю экзамен.
- И ты хочешь всё прочитать.
- Нет, понять систему издания и запомнить.
Он сразу вспомнил, как в школе удивлял всех своей феноменальной зрительной памятью. Ребята писали ему на доске какую-нибудь заумную формулу необычного полимера, и Артём за минуту мог восстановить её. Мало того, ему достаточно было прочитать страницу, несколько минут посмотреть не неё, а потом пересказать текст с погрешностью до одной - двух ошибок. О его способности знали немногие, но и те советовали идти учиться в МИМО. На что Артём смеялся:
- Ну, а если бы я здорово танцевал чечётку? Мне что надо было идти учиться в хореографическое училище? Он продолжал тренироваться
и сейчас очень надеялся на свою зрительную память. Многое было
прочитано в детстве и юности. У мамы в Праге была неплохая библиотека. Ему не хватало системы - стройной и логичной...

ГЛАВА 35

Шурку Артём увидел издали у доски с расписанием лекций.
- Ну, что едем смотреть дом Пановых, - хлопнул он друга по плечу.
- Слушай, старик, мне честно, как-то неудобно. Причём здесь я  и
вообще, мне кажется ни к чему всё это.
- Что ты сказал?! - заорал Артём, - ты долговязый пентюх, откуда ты
выудил эти мерзкие мысли, и в каком месте они у тебя зародились? Подозреваю не в голове?
- Тём, да не ори ты! Я вам - никто! Понятно? Просто твой товарищ.
- Ах, вы нам никто?.. Тамбовский волк тебе товарищ!
- А Светлана? Что она подумает?
- Ах, ты ещё и пижон?! Значит так: если ты не поедешь, а будешь разводить всякую ахинею, то я тебе, точно, больше недруг и не товарищ.
Шурка даже испугался, ещё немного и Артём ему бы врезал.
- Еду, еду, не кипятись и не маши руками, попадёшь ещё в глаз нечаянно. А мне надо, сам понимаешь, быть красивым.
Рафик с надписью по бокам "Геологическая" стоял у подъезда, прижавшись к тротуару. Напротив  дома была развёрнута какая-то грандиозная стройплощадка: рылись глубокие котлованы, вбивались сваи, с боку монтировался башенный кран.
- Артём, ты знаешь, что хоть здесь будет? - спросил Шурка.
- Вроде бы кинотеатр. Только я не могу понять, зачем и кому это нужно. Тут был чудесный сквер. Мы с Катькой выросли в нём.
- А вот и наши "акулы пера", - сказал дядя Вася, проталкивая баул в открытую дверь и, пропуская отца с огромной корзиной в одной руке и чемоданом в другой.
- Мы уже переезжаем, - спросил Артём.
- Нет. Это наши женщины кое-что собрали на пикник. А вы что тут
стоите, вас уже заждались, быстро обедать и в машину, - скомандовал
Александр Николаевич.
Несмотря на всеобщее оживление и любопытство всей компании, отец хранил молчание и таинственный вид всю поездку. Только, когда машина свернула на грунтовую дорогу, он повернулся к пассажирам и сказал:
- Ну, вот мы и дома.
То, что они увидели, потрясло бы воображение любого горожанина. На опушке у леса стоял настоящий сказочный терем. Рафик остановился у калитки, но никто не выходил. Онемевшие и оцепеневшие люди  взирали на дом, как на видение, которое вот-вот исчезнет, как дым, который вился над трубой.
- Скажи, Саша, - спросил, наконец, Василий Алексеевич, - ты ничего
не перепутал? Это не съёмочная площадка "Мосфильма"?
- Да, нет же. Ариша камин затопила, ждёт нас.
- Нет, Сашок, ты мне всё-таки, объясни, откуда такое чудо?
- Дорогие гости, вы долго будете сидеть в машине? Вася, то, что ты видишь, сколотили мои друзья - сибиряки. Приехали Москву посмотреть и за два месяца сотворили теремок. Представь себе, что все эти наличники балясины, карнизы, все эти узоры они рубят топорами. Даже петухов на крыше вырубили их дети маленькими топориками.
- Да... Силён русский народ, - удивлялся Василий Алексеевич, - так,
сколько он тебе обошёлся?
- Перевозка леса - дорого. Это же сибирская ель, такой здесь нет.
А сруб мужики поставили. Ты бы видел, какие они там дома возводят!
Навечно. Есть такие деревни, аж, дух захватывает, ровно Китеж -
грады.
Полина Алексеевна, мама Зина, Катя и Светлана двинулись к резному крыльцу. Вдруг дверь открылась и из дома вышла женщина средних лет. Она улыбнулась и прислонилась к косяку, пропуская гостей.
- Ариша, - тихо сказала Полина, - Аришенька, это ты?
- Я, Поля, проходите, здравствуйте, Зиночка, Катюша. Какая ты стала... Красавица.
- Тётя Арина, а это Светлана.
- Знаю, знаю - "Ласточка". Саша рассказывал.
Когда Артём подошёл к незнакомой женщине, она очень внимательно
посмотрела на него и спросила:
- Не помнишь тётю Лину, так ты меня звал, когда был маленький.
- Нет, простите...
- А ладушки мы с тобой играли...
- Нет, тётя Арина.
Она провела рукой по его волосам.
- Вырос, совсем большой стал.
- Ариша, - позвал сестру Александр Николаевич, не пытай парня. Вы
ещё наговоритесь. Теперь у нас всё для этого есть:  и дом, и время,
и жизнь ещё не кончилась. У нас всё только начинается, да, сын?
Первый этаж представлял собой большую гостиную с камином посередине, добротным обеденным столом и такими же стульями. Справа была лестница на второй этаж, под ней дверь в кабинет Александра Николаевича, слева   широкое раздаточное окно и вход на кухню.
- Мебели пока, как видите, нет, кроме этого стола. Места много.
Как ты думаешь, Полина, это подходящее место для "музея Пановых"?
- Конечно, старинная мебель великолепно впишется в этот интерьер,
сказала Полина Алексеевна, - а что на втором этаже?
- Второй этаж - это ваши номера. Прошу всех наверх.
- Комнаты были пусты, кроме деревянных кроватей в них ничего не
было. Тесаные стены плакали капельками смолы, пахло лесом и ещё
чем-то пряным и волнующим. Небольшие окна выходили на лес с одной
стороны и на поле с другой.
Арина Николаевна предложила молодёжи поселиться на лесную сторону. Там, как раз, было три комнаты. Василий Алексеевич с женой  взяли комнату рядом с лестницей, Полина Алексеевна попросила мансарду, поближе к небу. Когда все устроились и осмотрелись, надышались воздухом нового, необжитого, но очень тёплого и уютного дома, Александр Николаевич громко спросил:
- А кормить нас сегодня будут или нет?
- А как же, - ответила мама Зина, - девочки, быстро вниз, будем стол
накрывать.
- Сашка, хочу тебе сказать, - восторгался Василий Алексеевич, - ты
это здорово придумал. Нет, я не понимаю, как тебе всё это удалось?
Я не верю, что не было никаких преград? Неужели пропустили проект
и вообще? Как на это смотрят власти?
- Вася, всё законно. Это - дача. Просто деревянный сруб. Но понимаешь, можно поставить сарай, а можно и вот такой.
- Не боишься завистников?
- Что ты? Столько поступило заказов. Скоро здесь целая улица будет таких домов, и название уже придумали - "Сказочная". Мои мужики на десять лет обеспечили себя бесплатными посещениями столицы.
А им это в радость. Одно слово – зодчие. А то, говорят, мало, кто
видит в Сибири эту красоту. Я им деньги предлагал, не взяли. Сказали, что мой дом - выставочный образец.
- Так ты уверен, что дело пойдёт?
- Уверен. Даже могу предположить, что скоро здесь будут газ и вода.
Тут же всё рядом. А ты разве не заметил, что в доме есть отопительная система?
- Да. И очень удивился, потому что,  кроме камина, я ничего не видел.
- Главного ты не знаешь, Вася, пошли, покажу.
Когда они спустились в подвал, то Василий Алексеевич ахнул: сауна, мини бассейн, душевые и туалетные комнаты.
- Нет, Сашка, тебя, точно, посадят.
- Это все  на будущее, когда газ и канализацию подведут.
- У меня такое ощущение, что мы до этого не доживём, - огорчённо
сказал Василий Алексеевич.
- Не мы, так наши дети будут всем этим пользоваться. Понимаешь, мы там, в Сибири строим так: полностью благоустроенные города, потом только подключить и всё, дешевле выходит. А сауна действует, только обливаться можно на улице или снежок зимой, чем не процедура?
- Сашка, ты всё продумал до мелочей.
- Мне нечем было заниматься по ночам, - улыбнулся Александр Николаевич, и замолчал.    
- Как Полина?
- Не знаю. В глазах слёзы, а что в душе? Не знаю. Думаю, она не
станет что-то менять в жизни.
- А ты попробуй, помоги ей.
- Как? Заставить я её не могу. Пусть сама решает. Да и поздно уже
жизнь пошла на убыль.
- Сашка, ты целые города поднимаешь, командуешь кучей людей, а с
женщиной справиться не можешь?
- Прикажи и всё!
- Нет, Вася, сердцу не прикажешь.
Наверху раздались голоса, их звали к столу.
- После ужина покажем ребятам подвал. Ты думаешь, им понравится? -
спросил Александр Николаевич.
- Они будут в восторге!

ГЛАВА 36

После ужина вся компания высыпала на улицу. Сашка и Света сразу отделились и пошли в сторону леса. Василий Алексеевич, Ариша и мама Зина бурно обсуждали закладку будущего сада. Александр Николаевич задержал сына и повёл его в свой кабинет.
- Поговорим, сын?
- Да, отец.
Когда они вошли в комнату, Артём ахнул и схватился за косяк двери.
- Что с тобой, Артём, ты не здоров? - всполошился Александр Николаевич.
- Нет, папа, всё нормально, - Артём сильно зажмурился, затем открыл
глаза. Одинокая слеза покатилась по щеке.
- Тёма, не пугай меня так.  Что случилось?
- Это он - Сагалиен анга-хата - Бог Сахалина и душа моей Лины.
- Кто?!! - удивился отец.
Артём показал на стену. На ней висела шкура огромного медведя, причём, головой вниз. Глаза его мерцали в свете лампочки, и, казалось, что он следит за вошедшими.
- Это же обыкновенная шкура.
- Нет, папа, это жизнь целого народа, маленького и очень стойкого.
- Ты мне обязательно об этом расскажешь, только не сейчас, потому
что твоё состояние меня весьма беспокоит. Да, невероятно. Кто же
она  тогда, твоя  избранница?
- Она - островитянка.
- Звучит, как марсианка, но ни то, ни другое мне, ни о чём не говорит. Вот поедем и посмотрим на твою наяду.
- Папа, извини, я тебя слушаю.
- Во-первых; за этой шкурой, как ни странно, сейф. Вот тебе ключ
от него. В нём все документы на дом и землю, оформленные на твоё
имя.  Можешь открыть и познакомиться с ними.
- Лучше потом, пап.
- Ты не переживай, пока я жив, буду следить за всеми делами. Это
мой свадебный подарок. Думаешь, Лине понравится?
- Ещё бы, конечно. Спасибо, отец. Только я прошу тебя, будь ты, как
это сказать, хозяином, нет, главой семьи... Я не знаю, как назвать.
- Я понял, хорошо, сын.
Внимание Артёма привлекла большая фотография на стене. Он встал и подошёл поближе.
- Познакомься, Артём, с семьёй Барминых. Тридцатый год. Наш дом в
Крюково, улица Льва Толстого, дом 14. Этому дому лет сто. Если бы
не новостройка, стоял бы ещё столько же.
- А кто на ней, пап?
Отец помрачнел и с горечью сказал:
- Видишь сколько детей? Только мы с Аришей и остались. Все мужчины погибли на фронте, а дед твой чуть-чуть не дожил до твоего рождения. А какой был славный человек! Смотри сколько медалей и грамот, авторских свидетельств. Он был великим физиком - практиком. Чего он только не изобретал! А был просто сельским учителем. Это он предсказал ещё в начале века, что в Западной Сибири богатейшие залежи нефти и газа. Только его тогда мало кто слушал. Понимаешь, это дело моей чести: воплотить в жизнь предположения отца. Ты знаешь в новом городе, который строится на месте нашего дома, есть улица Николая Бармина, так что гордись сын. Самое интересное, у деревни Крюково были тяжёлые бои, бомбили сверху, артналёты, а дом наш уцелел. Отец заговорил его, что ли? Я был тогда мальчишкой, плохо во всём этом разбирался. Помню, что сад был весь изрыт снарядами, а дом, как заколдованный, только какие-то железяки и проволоки вокруг него.
- Ты хочешь сказать, что он создал защиту, это же из области фантастики, - удивился Артём.
- Хочешь, верь, а хочешь, нет. От всей деревни наш дом только и остался. А какой это был дом! Таких сейчас не строят, надеются на
современные технологии, а жаль, они могут подвести. Вот посмотри,
видишь, два этажа и мансарда. Наверху жили, внизу хозпостройки.
Была печь и духоводы, которые обогревали второй этаж, камины на
две комнаты, внизу летние пристройки, гостиная с выходом в сад.
Твоя бабушка Вера Дмитриевна любила там, на рояле играть.
- А бабушка кем была?
-       Твоя бабка была из разночинцев, дочь земского лекаря и учительницы. Скажу тебе по секрету - ярая революционерка по молодости, пока отец не привёз её сюда. Тоже учила детей словесности, как тогда было принято говорить.
- Как-то странно. Я только сейчас о них узнаю. Я, ведь, думал, что
у меня нет никого, вернее, не будет больше никого.
Артём замялся и отвернулся. Александр Николаевич положил ему руку на плечо и жёстко сказал:
- Клянусь памятью своего отца, я исправлю эту ошибку. Ты будешь
гордиться своими корнями.
- А-а-а, вот вы где спрятались? - в кабинет вошёл Василий Алексеевич,- чем вы тут занимаетесь, секретничаете?
- И мы хотим посекретничать, -  раздалось за его спиной.
- Полина, Зина, заходите! Я Артёму рассказываю о его знаменитом,
деде.
- Да, силён был человек, - сказал Василий, - помнишь, как мы опыты
проводили по курсовой в саду и, как он нас ругал за безответственное
отношение к науке. Как это он говорил? Ах, да! Опыт - это таинство. И к нему, как к любому ритуалу надо относиться свято. Да, да!
И ещё: чистые руки, чистые колбы и исправная спиртовка, - подхватил Александр Николаевич, - и он нам показывал, как это делается.
- Он священнодействовал. Так точны были его движения. Как изящно
он брал пробирки, удивительно? Мы тогда с Сашкой получили отлично с плюсом.
- Вот, Артём, папка со всеми его авторскими предложениями. Будет
время, почитай.
- Я напишу о нём, о своём великом деде - Николае Ефграфовиче Бармине.
- Сделай это, мой дорогой мальчик, - сказала Арина Николаевна,-
 глаза у тебя, его, такие же синие и лучистые.
- Вот и славно, - заключил Василий Алексеевич, - без работы ты уже
не останешься.
- Мама, - вспомнил Артём, - как твоя выставка? Ты была на ней?
- Мы были с папой. Только жаль, что я не участвовала.  Все
были рады видеть меня. Успех большой, особенно много заявок на
чешскую обувь. Я была права. Мои протеже - фольклорный ансамбль
"Квьентини" получили "Гран при". "Чедок" тоже отличился. Их выставочный путеводитель по Чехии и Словакии произвёл фурор. Я думаю, теперь желающих поехать в эту страну будет очень много.
К вечернему чаю, который приготовила Ариша, собрались все и даже Шурка со Светланой подошли, счастливые и притихшие. Все сделали вид, что ничего не замечают, шумели, смеялись, хрустели сушками, но влюблённые ничего не видели и не слышали. Шурка нежно гладил под столом руку Светланы, которая мешала уже битых полчаса не существующий сахар в чашке.
Наконец, Александр Николаевич громко сказал:
- Хорошо дома, но в гости тоже надо сходить! Не пора ли нам ехать
завтра дел уйма.
Светлана вздрогнула и укоризненно посмотрела на парня. Как, но команде, они подняли чашки с чаем и залпом выпили. Артём прыснул и стукнул друга ногой под стулом, тот, словно, очнувшись, выпалил:
- Да, завтра у нас тяжёлый день. Особенно у Артёма, он же у нас
вундеркинд, сдаёт экзамены сразу по двум предметам!
- Как? - удивились все в один голос.
- Ну, погоди, мистер Репин! Я тебе покажу, что делают с длинными
языками! Они помчались по дому сломя голову, благо, что мебели не
было. Только гулкие шаги раздавались над головами удивлённых людей.

ГЛАВА 37

Утром Артём забежал в цветочный киоск купил букет белых хризантем, потом в продуктовом магазине две бутылки боржоми, затем подумал и решительно вернулся назад, взял кулёк карамели "барбарис" и бутылку "ситро".
Когда он вошёл в аудиторию, там ещё никого не было. Лекции уже начались. Артём огляделся по сторонам, но ничего подходящего для цветов не нашёл. Недолго думая, он помчался в библиотеку и уже оттуда принёс вазу, стакан и миниатюрную конфетницу, все, расставив и разложив, он сошёл с кафедры и сел на первое попавшее место. Дверь осторожно открылась, и в неё просунулась голова Шурки.
- Ну, что?  Трясёшься? -  спросил  он  и  втиснулся,  озираясь во внутрь.               

- Во-первых, трясутся от холода, а здесь, как видишь, тепло.
- Неужели не боишься? Слушай, когда ты успел выучить современный?
- А я не учил, я просто понял. Ты же мне это сам говорил.
- А литература? Там же уйма всего! От одного Драйзера с его заумными романами голова кругом.
- Почему же? "Американская трагедия" - это то же самое "Преступление и наказание" Фёдора Михайловича Достоевского. Те же самые проблемы: бедность, деньги, богатство, конфликт, а выход один - преступление.
- А Гомер? Илиада Одиссея - язык сломаешь...
 - Шурка, так это же "Сказка о царе Салтане" или  "Хождение за три  моря"!
- Скажешь тоже. А у тебя шпоры есть?
- Зачем? Я же один буду. Да и не нужны они мне.
- Ну, ты - гений. Всё что ли знаешь?
- Положим не всё. Отступать некуда, если не сдам - отчислят.
- Ну, ладно, ни пуха!
- К чёрту! - ответил Артём и медленно поднялся.
В аудиторию вошли: декан - Олег Анатольевич Шумский, филолог - Софья Ивановна Извекова, преподаватель по зарубежной литературе - Анастасия Львовна Пригожина.
С современным русским Артём справился быстро: разобрал предложение, сделал классификацию букв и звуков каждого слова, назвал все языковые группы. Софья Ивановна задала ещё несколько вопросов и, посоветовавшись с коллегами, поставила "отлично". С "зарубежкой" было сложнее: во-первых; билет включал в себя не три, как обычно, а пять вопросов, во-вторых; казалось, что они не трудные, но чтобы на них ответить, нужно было много знать. Артёму дали один час на подготовку. Преподаватели разошлись, оставив Анастасию Львовну.  Она подошла к нему и спросила:
- Есть ли какие затруднения?
Получив отрицательный ответ, преподавательница вернулась на кафедру и углубилась в чтение.
Артём ещё раз прочитал билет №13 и усмехнулся. С этим числом он дружил, может потому, что родился тринадцатого июня, а скорее, не верил в суеверия,
- Итак, билет №13:
1. Эзопов язык.
2. Генрих Гейне - Немецкий Байрон.
3. Нобелевский лауреат - Эрнест Хемингуэй.
4. Прочитать наизусть отрывок из любого произведения французского романиста Ромена Роллана.
5. Мигель Анхель Астуриас - вехи творчества.
Артём сразу же отбросил первый вопрос. Басни Эзопа он любил и  знал много наизусть. Второй навеял ему юношеские воспоминания. Он тоже мечтал сражаться за свободу где-нибудь в Испании или во Франции и очень завидовал современникам Французской революции. Именно тогда ему попались на глаза "Книга песен" Гейне в библиотеке, которую собирали бабушка и дедушка. Он зачитывался "юношескими страданиями", именно там Артём находил ответы на все свои вопросы.
Стихотворение "Моей матери" он запомнил сразу, но последний абзац переделал.
Грущу ль о том, что, как в дни былого
Я сердце матери терзаю снова
 и вместо:
И сердце вновь и вновь прощать готово
 он всегда читал:
И сердце вновь и вновь терзать готово...
Тогда он ещё не умел прощать. Когда же Артём ознакомился с биографией поэта, то был вне себя от ярости. Почему не он родился 13 декабря 1797 года в городе Дюссельдорфе, а Генрих Гейне? Тогда бы он был современником Наполеона, он бы участвовал во Французской революции 1830 года, дружил бы с Бальзаком, Дюма, Теофилом Готье, Жорж Санд, Шопеном, Тютчевым, Карлом Марксом! Он, а не Гейне! Какая была бы y него богатая и интересная жизнь!
Артём понял, что отвлёкся. С этим вопросом было всё ясно. Он набросал несколько строф.
Будь не флейтою безвредной, не мещанский славь уют,
 Будь народу барабаном, будь и пушкой, и тараном,
 Бей, рази, греми победно!
 И ещё:
А когда умру, язык мой тотчас вырежут - от страха,
 Что поэт и мертвый может обличить, восстать из праха...
Начать же свой ответ он решил со знаменитых строк:
 На севере диком стоит одиноко
 На голой вершине сосна...
Третий вопрос сначала поверг Артёма в замешательство, но он вспомнил, что Нобелевскую премию Хемингуэй получил за повесть "Старик и море", в которой он описал жизнь кубинских рыбаков. На Кубе он жил после Второй мировой войны. А во время войны  он был корреспондентом в Китае, во Франции и Испании. Артём вспомнил его романы: "Прощай оружие", "Фиеста" и пьесу «Пятая колонна». Единственное, что он не мог припомнить, где родился писатель? Это была, конечно же, Америка, близ города Чикаго. Но это уже не столь важно.
Ромен Роллан  был не самым любимым его писателем, но он был любим его матерью. Настольной книгой её была «Очарованная душа». Артём вспомнил вечер в Праге. В маминой комнате на туалетном столике лежала книга. Он её сразу узнал, открыл, заложенную закладкой страницу и прочитал. Он напряг своё зрение, закрыл глаза и зашептал:
-Ася прильнула губами к плечу Аннеты и по-русски сказала: - Мамочка!..
Обе застыли, прижавшись, друг к другу щекой. Со всею ясностью своего ума и со всем своим уменьем добросовестно разбираться в себе( уменьем, однако, бессильным перед натиском натуры) обдумывала Ася слова Аннеты. Она признавала, что Аннета права, что бессмысленно связывать себя узами брака, когда сама считаешь брак чем-то отжившим. Если бы даже он не стал с некоторых пор дверью без задвижки и развод не раскрывал бы эту дверь так легко; если бы, как в старину, брак оставался клеткой, из которой нет  выхода, - я  думаю, она и Марк всё равно стремились бы попасть в эту клетку! Бывают в любви минуты, когда мечтаешь о пожизненном заключении. Человек говорит дню: "Ты никогда не кончишься..." Насиловать природу было бы безумием... Аннета не знала. Она слышала, как пульсирует кровь в виске, прижавшейся к ней Аси, и понимала, что делается у неё в голове.
 Анастасия Львовна  вздрогнула и спросила:
- Артём, что это вы там шепчете?
Но он никак не прореагировал. Каково же было её удивление, когда она услышала, что юноша цитировал строки из произведения отчетливо, словно читай, а перед ним лежала книга.
- Студент Панов, подойдите ко мне!
Артём открыл глаза и спросил:
- Вы звали меня?
- Да. И прихватите то, с чего вы читаете текст!
- Но у меня ничего нет! Я просто вспоминал.
Преподаватель подошла к нему, осмотрела с ног до головы.
- Выкладывайте всё из карманов!
- Анастасия Львовна, шпаргалок у меня нет, - он вывернул все карманы,- шпаргалка у меня у меня  тут, - Артём постучал себя по лбу.
- Что?! Как это... - растерянно сказала женщина.
- Очень просто, зрительная память. Спасибо маме и Ромену Роллану
за то, что она его обожает.
- А, ну-ка, прочитайте!
Артём закрыл глаза и повторил абзац.
Анастасия Львовна развернулась и вышла из аудитории.
- Ну, вот, начинается. Неужели пошла в библиотеку? - думал расстроенный Артем,   надо было сказать, что выучил...
Через десять минут Анастасия Львовна вернулась, открыла книгу и спросила:
- Назовите, пожалуйста, страницу, вы же видите это, - сделала она
ударение на слове "это".
- Книга четвёртая. Провозвестница. Страница 588, - отчеканил Артём -
предпоследняя, в самом конце книги, - помогал он ей.
- Продолжайте, если хотите.
- Давая согласие на то, чему она не могла помешать. Аннета в известной мере - и в силу своего возраста - подчинялась судьбе. Подчинялась она также тем мощным порывам, которые уносят нас, а сами от
нас ускользают, ускользая от нашего рассудка. Но, помимо всего
этого, здесь было ещё и таинственное проникновение в судьбу Марка.
Благодаря близости к Тимону, Аннета сумела понять политическую обстановку, сумела понять и неизбежность великого Столкновения. И
теперь она смутно различала место своего сына в передовых рядах
бойцов - по ту сторону баррикады. Она смутно предчувствовала это
гораздо раньше, чем Марк и Ася смогли разобраться в этом (они были
слишком поглощены своей страстью!). Аннета опережала их и ждала.
Всё было ещё туманно, но она ждала, что благодаря их союзу судьба
определится. Она чувствовала, что этот союз, какие бы ему ни
предстояли испытания и неурядицы, будет способствовать их движению вперёд. Так пусть же будут и испытания и неурядицы! Вперёд!
- Гениально! С вами это давно происходит? – остановила  Артёма Анастасия Львовна.
- С детства, - равнодушно ответил  он, - только не говорите, что мне
надо учиться в МИМО.
- А почему бы и нет?
В это время вернулись ушедшие преподаватели, и экзамен начался. Его остановили на "Очарованной душе", поставили "отлично", попросили прочитать, а потом повторить по памяти новую страницу из Ромена Роллана со всеми знаками пунктуации. Под конец Артём добавил, что на седьмой строке в слове "фантазии" три последних буквы размыты,  по-видимому,  кто-то плакал. Шумский Олег Анатольевич покачал головой и сказал:
- Нет, вы полюбуйтесь на него, он ещё и смеётся над нами! Вы сдали экзамен, молодой человек, идите, только не бравируйте своими исключительными способностями. Иногда это мешает в жизни. Послушайте меня,  старого еврея.
- Спасибо вам Олег Анатольевич. Спасибо всем. Благодарю вас.
- И вам спасибо за полученное удовольствие от общения с великим
Роменом Ролланом, -  добавила Анастасия Львовна.

ГЛАВА 38

Два дня пролетели в бурных обсуждениях предстоящей свадьбы, и длительного перелёта на Дальний Восток, сборах подарков, продуктов и всего того, что никогда бы не возникло в жизни этих людей, если бы не Артём и Лина. Светлана в последний момент отказалась  от поездки из-за практики в кардиологическом центре, куда она стремилась с самого начала своей учёбы. Шурка погоревал немного и решил, что она права, потом он представил, как будет показывать  фильм и рассказывать о Сахалине, то совсем обрадовался, так как мог блеснуть своими способностями. Тщеславие, как ни странно, иногда может приносить пользу. Артём торопил время, сидел на лекциях с отсутствующим взглядом и улыбкой на лице. Весть о том, что Па¬нов женится на какой-то морской красавице, облетела весь факультет благодаря, конечно, неугомонному мастеру рассказа Шурке Репину. Но это не мешало Артёму принимать поздравления всё с той же неизменной улыбкой.
Александр Николаевич и Полина Алексеевна не расставались все эти дни, мало того, они разобрали весь архив "музея Пановых", вывезли старую мебель в Зеленоград, оставив огромное зеркало в дубовой  раме, в которое гляделось ни одно поколение женщин рода Пановых. В тайне от Артёма они сделали ремонт и завезли новую мебель. Все эти хлопоты так сблизили их, что при первом взгляде на эту пару, можно было сразу сказать, что это муж и жена, прожившие вместе много лет. В минуты близости Александр Николаевич обнимал и целовал жену, сначала она протестовала, но потом поддалась его ухаживанию и отбросила все предубеждения, как говорят, плыла по воле чувств. Им было хорошо вдвоём. Вацлав звонил несколько раз, она была с ним мила и приветлива. Правда, Бармин нервничал и злился, но вида не подавал. Он жутко ревновал её к чеху и не мог справиться с собой. Василий Алексеевич посмеивался над ним и предлагал вызвать на дуэль незримого врага, которого звали - ревность.
- Тебе хорошо, - отчаянно отбивался Бармин, - Зина тебе не изменяла.
- Дурак ты, Сашка, у меня даже мысли на эту тему не было никогда.
- Вот-вот, посидел бы в моей шкуре.
- А твоей шкуре я бы посоветовал вести себя спокойно. Дай ей подумать и ещё, если любишь - люби, а не устраивай истерик, как баба на извозе.
Услышав как-то перепалку мужчин, мама Зина отругала обоих:
 -Эх! И не стыдно вам! Взрослые мужики, как мальчишки, право. Сын женится, счастье какое, а они туда же. Не торопи Полю, Саша, время ей надо. Она сейчас на перепутье.
- Вот-вот, а коней на переправе не меняют, Зиночка. Выходит, что
уедет она в Прагу.
- Саша, да не спеши ты. Не один год уйдёт, а ты как думал? Вот
внуки пойдут, и вернётся она.
- Правда?! Ты так думаешь? Зина, дорогая, а почему ты так уверенна?
- Уверена и всё. Вернётся она, только ты дров не наломай. Правильно сказал Вася: любишь - люби. Она, ведь, не отталкивает тебя, а это уже неплохо. Вот и действуй, да не обидь ненароком.
Катерина, как всегда, невозмутимо наблюдала за бурной жизнью родственников и усердно собирала свой чемодан, который не вмещал набранных вещей, на что она прореагировала последовательно своей жизненной линии - достала рюкзак отца.
- Катя, зачем тебе столько вещей? - ругал её Василий Алексеевич,-
ты бы ещё лук со стрелами взяла?
- А я и возьму, буду охотиться на птиц и зверей.
- Что?! Да ты с ума сошла!
- Папа, Артём сказал, что там дичи видимо-невидимо и  охотничий
сезон уже начался. А потом мы пойдём на три дня по побережью в
свадебное путешествие.
- Там  уже  снег  выпадет.
- A вот и нет, Артём сказал, что там позднее лето и поздняя осень
и снег выпадет в ноябре.
На что Василий Алексеевич открыл чемодан и стал вместе с дочерью перебирать гардероб. Скоро они вместили необходимое в одну кладь. Про лук и стрелы отец  промолчал, и Катя осторожно присовокупила их к чемодану.
К воскресенью  всё было готово к отъезду: оформлены пропуска на  въезд в пограничную зону, отбиты телеграммы-молнии на Сахалин,  выкуплены все билеты, упакованы вещи, мама Зина напекла пирогов на дорогу.
Все собрались опять на Часовой. У подъезда уже стоял  рафик,  всё с той же неизменной надписью "геологическая". Шурка вооружился кинокамерой, дабы запечатлеть основные и весьма важные моменты жизни его закадычного друга Артёма Панова. Выпили "камушком", закусили, помолчали, посидели. Александр Николаевич встал и сказал одно лишь слово:
- В  путь!
Заговорили только женщины, мужчины же удалились,  а  вслед неслось:
- Счастья тебе, Артём! -  всхлипнув, прокричала мама Зина.
 - Доброго пути и лёгкой посадки! - вторила ей Светлана
- Счастья вам, дети! -  неслось по лестничному пролёту
- До свидания, мы скоро вернёмся! - ответил Артем, и сердце его
забилось ещё быстрее, опережая время и расстояние:
- Я лечу к тебе, Лина, любимая, на твой прекрасный остров! Да будет благословенна  земля эта,  подарившая мне тебя, островитянка!