Видеть

Пахом Бердянский
Я пришел в себя в полной темноте. Мысли путались и расползались в разные стороны, я не мог сообразить где я и что со мной, не мог пошевелиться, но самое ужасное – я не мог видеть! Ничего, кроме непроглядной тьмы, и это, очевидно, не было отсутствием света – ни единого проблеска, контура.. всё черным-черно. Я позвал на помощь, затем ещё и ещё раз. Голос звучал непривычно резко в безмолвной тьме, окружавшей меня. Не докричавшись ни до кого, не в состоянии даже пошевелиться, я забылся тяжелым сном совершенно обессиленный.

Меня разбудил голос. Голос мужчины средних лет. Мягкий и довольно приятный. Обладатель голоса сказал, что он мой лечащий врач. Я попал в тяжелую аварию и сильно пострадал, но сейчас всё хорошо. Я завалил своего невидимого собеседника массой вопросов: Какая авария? Что со мной? Где я? Почему я не могу двигаться? – и самое главное: Смогу ли я видеть? Видеть!!! Человек, представившийся врачом, успокоил меня: я в больнице, под присмотром, мне нужно восстанавливаться. Из за большой дозы успокоительного и обезболивающих я пока не могу двигаться. Способность видеть вскоре вернётся. Он работает над этим. Его голос буквально убаюкивал меня. Нужно просто успокоиться и дождаться улучшения. Врач ушел. Я попытался вспомнить какие-то детали аварии, но воспоминания предательски ускользали от меня. В мучительных попытках пробудить свою память я снова отключился.

Я видел сон. Видел! Сон был цветным и очень реалистичным. Он больше походил на воспоминания. Я ехал куда-то. Проселочная дорога, сумерки и очертания большого мрачноватого особняка впереди. Я выхожу из машины и иду по дорожке, посыпанной гравием, к крыльцу. Дверь открывается, меня ждут. В освещенном дверном проёме высокая сухопарая фигура мужчины. Мы обмениваемся рукопожатиями и я прохожу через едва освещённый холл в старомодную гостиную. Я могу рассмотреть мужчину, хозяина дома. Долговязый, ещё не старый, тёмные с проседью волосы зачёсаны назад. Я кладу свой портфель на покрытый зелёной плюшевой скатертью стол посреди гостиной и вынимаю из него документы. Страховой полис, договор.. Я страховой агент! Это внезапное открытие как будто радует, но в то же время оставляет неприятный осадок – до этого я не мог вспомнить чем я занимался. Хозяин разливает кофе в фарфоровые чашки и берёт из моих рук документы, перебирая их своими длинными узловатыми пальцами. Я отпиваю кофе из чашки. Он внимательно смотрит на меня, чуть подавшись вперёд. Его лицо, гостиная, свет лампы и зелёная скатерть начинают расплываться передо мной. Чашка выскальзывает из рук. Я погружаюсь во тьму…

Из оцепенения меня вырывает мягкий голос врача. Он справляется о моём самочувствии. Этот голос.. Я узнаю его! Голос хозяина дома! Я кричу, я требую объяснений. Я осыпаю невидимого врача (врача ли?) проклятиями! Что со мной? Почему он удерживает меня? Почему я ничего не вижу? Голос моего тюремщика всё так же мягок, он уверяет, что зрение вернётся со дня на день и он изо всех сил работает над этим. Я перебиваю его, снова кричу, угрожаю ему, понимая, как жалки эти угрозы из уст обездвиженного слепца. Мой собеседник воркует что-то ободряющее, не обращая внимания на мою истерику. Я изрыгаю проклятия ещё несколько минут, пока не осознаю, что остался один в темноте, которая поглощает меня снова.

Свет! Яркий, пронзительный свет бьёт по глазам. Я пытаюсь сфокусировать зрение, и размытые тени начинают принимать очертания. Надо мной возвышается человек из моего сна. Он улыбается, приветливо здоровается со мной. Он выполнил обещание – я снова вижу, но зрение моё искажено, будто я смотрю на него сквозь толщу воды. Он на секунду отворачивается и поднимает на уровень моих глаз большое овальное зеркало в витиеватой раме. Я не верю своим глазам. Я кричу, нет, я захожусь криком. Увиденное приводит меня в животный ужас и разрывает на части всё моё естество: из зеркала на меня смотрит пара не мигающих глаз в красных прожилках. Эти глаза лишены век. Да что там век! Нет даже лица! Глаза плавают в какой-то жиже внутри склянки из толстого стекла, соединённые жгутиками багровых нервов и пучками электродов с пульсирующим мозгом! Больше ничего нет. Я не человек, а лишь мозг в склянке, от которого тянутся провода к стоящему рядом на столе компьютеру. Мой голос, мои мысли – не существуют, я даже не слышал сам себя. Все мои проклятия и мольбы проецировались текстом на мерцающем экране монитора, так происходила наша «беседа». Я вижу как пульсируют зрачки моих глаз, как бегут символы, и медленно и плавно, как медуза, покачивается мой мозг в мутноватом «бульоне», моём последнем пристанище. Мой мучитель, мой палач улыбается, теперь я вижу, что в его глазах мелькают искорки настоящего безумия. Голос его по прежнему мягок. Он успокаивает меня, говоря, что всё это для науки и он постарается сделать моё существование более или менее сносным: Я даже вернул вам возможность видеть! Ваши предшественники были лишены и этого! – Он убирает зеркало и чуть отстраняется в сторону, жестом указывая на высокий стеллаж, где в переплетении проводов, подсвеченные желтыми лампами, покоятся не менее дюжины склянок, подобных моей. Каждая из склянок заполнена жидкостью, в которой плавают, пульсируя, мозги моих товарищей по несчастью, опутанные электродами.

Безумный доктор отвешивает мне полупоклон и уходит. Я вижу, как он поднимается по лестнице из подвала, который он превратил в свою страшную лабораторию. Посреди подвала стоит поблескивающий сталью стол, мой взгляд упирается прямо в него. На столе лежит человек с искаженным лицом, повёрнутым в мою сторону. Это лицо я видел тысячи раз в зеркале. Череп распилен и белёсая его крышка лежит рядом. Мой труп смотрит на меня зияющими кровавыми глазницами. Я захожусь в отчаянном крике, который россыпью букв выплёскивается на экран монитора. Я так хотел видеть снова, но теперь не могу даже зажмурить глаза, чтобы избавиться от этого пристального взгляда пустых глазниц на моём мёртвом лице. По экрану компьютера снова и снова бегущей строкой возникает моя отчаянная мольба: