(Из цикла "Завокзальные рассказы")
Ушёл из жизни мой отец. Человек, которого я любил и боготворил. Я часто вспоминаю его. Голос, жесты, походку, смех. Его рассказы о детстве и юношестве.
Прошло всего несколько лет, как отгремела самая кровавая война двадцатого века. Люди уже не боятся чистого солнечного неба. Не боятся почтальона с сумкой. Прошедшие невзгоды сроднили их, сблизили. Вот – маленький дворик в Завокзальном районе города Баку. Параллельно дороге блестят железнодорожные рельсы. За рельсами расположился маленький дворик. Частные домики кружком. Одни большие ворота на двор. Посреди прачечная, она же баня. Туалет на четыре кабинки. Несколько сараюшек. Вот, собственно, и вся «архитектура». Несмотря на голодное время. Двери закрываются только на ночь. Люди готовы делиться с соседом всем, чем можно. Но, в большинстве своём люди гордые. Просят только в самом крайнем случае. Хотя бывают и исключения. Вот, например, Наташа (имя изменено), любит зайти к соседке-подруге ближе к обеду. Глядишь и за стол посадят. А если хозяйки нет дома, полакомиться беспризорным яблочком с подоконника. Нет, она не воровка.
Просто, как теперь говорят, любит халяву.
Как то раз, прихватило у бабушки желудок (понятно, что для меня она бабушка, а в те годы это была крепкая сорокалетняя женщина). Пошла она в аптеку и купила лекарство. Время было тяжёлое. Импортных таблеток с красивыми наклейками не было. Да и словами такими не ругались, какие теперь на упаковках пишут. Для облегчения желудка был только Пурген, иначе Английская соль, да, вода специальная. С виду обычная минеральная вода, только наклейку надо внимательно прочитать. Принимать нужно строго дозировано. Не больше чем по полстакана после еды. Принесла бабушка бутылку домой. Поставила на стол. А сама пошла стирать бельё. Семья то большая. Дочь на выданье, сын-сорванец, да муж комиссованный по ранению после войны. Лето. Жара. Во дворе горячее марево. Тишина, только мухи жужжат надоедливо. Дверь на улицу открыта, а чтобы мухи не залетали в дом, над косяком белеет тюлевая занавесочка.
- Варя, ты дома? – из-за занавески просовывается голова Натальи.
- А, нет никого? Ладно, я подожду.
Гостья неторопливо заходит на кухню. Словно коршун над добычей делает пару кругов, но ничего интересного не находит. Садится скромненько на табурет рядом со столом. После минуты ожидания ей вдруг становится жарко. За занавеской лето, жара. А на столе минералка, «беспризорная». Это же не водка, не дорогущий коньяк. Всего лишь вода. Можно всего полстаканчика. А потом ещё полстаканчика. Вкусная то какая. Можно ещё стаканчик. И ещё. Ладно, пустую бутылку на столе не хорошо держать. Спрячем её подальше под стол или за тумбочку. А тут и желудок как то странно заговорил с хозяйкой. Пробурчал, что то недовольное. Гостья поднялась со стула, присушилась к желудку и торопливо засеменила к центру двора. Туда, где располагались туалеты.
Бабушка постирала бельё, повесила сушиться. Занялась обедом. Скоро едоков полный дом, а борщ ещё не варен. В косяк двери кто- то стукнул. На пороге стояла Наташа:
- Варя, я хотела… - она вдруг замолчала, словно прислушиваясь к чему то. Потом её лицо сразу исчезло.
Муж пришёл с работы, взялся чинить старый табурет.
В дверь опять стукнули.
- Варя, я… - и словно испугавшись чего то соседка бросается прочь.
Борщ уже готов, дружная семья села за стол.
- Варя… - донеслось из-за занавески. И опять тишина.
- Что это с ней? – удивился дед.
- Сама не пойму – пожимает плечами бабушка.
Ну, вот поели, чаю напились. Теперь можно и лекарство принять. А где же оно. Странно, раньше стояло на столе. А сейчас нету.
- Варя…
Снова тишина. В последний раз «Варя…» донеслось из-за занавески, когда семейство уже ложилось спать.
Говорят с тех пор страсти к халяве у Наташи поубавилось.