Начинающий, но уже вполне талантливый журналист Сгущенкин сидел на сиденье в автозаке и грыз овсяное печенье, пачку которого он купил со скидкой в торговом центре по дороге на акцию протеста, на которой его, внештатного корреспондента редакции одной из столичных газет, арестовали. Будущий лауреат Пулитцеровской премии Сгущенкин грыз в автозаке овсяное печенье и смотрел на сидевших рядом других журналистов и оппозиционеров. Пытаясь разобраться: стоит ли эта независимая журналистика сидения в автозаке и последующих опросов в отделе полиции?
- Ты что, в первый раз, что ли! Да не тушуйся так, все с чего то начинали! - попытался подбодрить Сгущенкина заметно более взрослый коллега, главред двух местных оппозиционных СМИ. Этот мужик, не боявшийся силовиков, курил прямо в форточку автозака и диктовал по телефону сообщение в редакцию. Многостаночник!
Сгущенкин хотел угостить овсяным печеньем сидевшую на сиденье в следующем ряду пенсионерку-правозащитницу. Но та отшатнулась от него, как черт от ладана, пробормотав: "не буду брать чужие коврижки, я тебя не знаю!" Оставшиеся не задержанными ребята-либертарианцы передали правозащитнице пакет с едой из расположенного неподалеку от площади, на которой их всех повязали, ресторана.
Так и грыз свое печенье, прямо, как гранит науки, Сгущенкин. Затем его с другими задержанными привезли в полицию. Сначала всех поместили в актовом зале. Оттуда стали разводить по кабинетам и опрашивать. На опросе оперативник, вопреки рассказам "опытных" активистов, вел себя вежливо. Спросил, почему Сгущенкин, отлично успевающий на учебе, пошел в независимую журналистику? Пока юноша думал, что ответить, другой опер вслух ответил за него: "Потому, что в либеральных СМИ больше платят". После опроса Сгущенкина отпустили: его редакция не была иноагентом и ни в чем антироссийском начинающего журналиста не заподозрили. Он хотел из корпоративной солидарности подождать других задержанных журналистов у здания отдела полиции. Но, вспомнив, что ему еще ехать домой на другой конец города, готовить еду, делать домашнее задание, и, главное: писать материал про акцию протеста, решил не ждать.
Дома, не ужиная, а выпив только стакан кофе с парой оставшихся овсяных печенек, Сгущенкин засел за текст материала. Писал и переписывал, взыскательно и критично относясь к своей работе. Наконец текст Сгущенкину понравился, он добавил к нему фото и отправил в редакцию. Допив кофе, Сгущенкин провалился в сон под включенный с программой Соловьева на канале РТР телевизор...
Утром студент проснулся от звонка телефона. Звонил тот самый вчерашний аксакал оппозиционной журналистики. Интересовался, куда Сгущенкин вчера исчез, приглашал выступить в его СМИ с критикой "обнаглевших властей и силовиков".
- А в чем они, собственно, обнаглели? В том, что разогнали толпу тунеядцев и подонков, которые баламутят политическую обстановку в городе, пытаясь устроить оранжевую революцию? Нет, не буду я выступать в вашем СМИ, - неожиданно для себя ответил Сгущенкин, замечая, что закипает. Не ожидавший такого ответа аксакал оппозиционной журналистики повесил трубку.
В пакете еще оставались овсяные печеньки. Налив кофе, чтобы взбодриться, Сгущенкин грыз печеньки и просматривал почту. На сайте редакции опубликовали его репортаж про акцию протеста, а его самого по электронке даже не поблагодарили за вчерашний подвиг, когда он попал в автозак, готовя материал.
Сгущенкин перечитывал свой текст в электронной версии газеты и принял решение: овсянка ему интересна, но не на баррикадах. Ведь овсянка на баррикадах вполне может превратиться в тюремную баланду.
Он, конечно, хочет быть известным журналистом, но не таким же способом! Это пусть многостаночники и молодежь без четких моральных и политических устоев гоношатся в автозаках, делая себе оппозиционную биографию. Это: не его стезя. Поэтому, плюнув на пришедшее на электронку непрочтенное письмо из редакции, Сгущенкин отправился за овсяным печеньем...