Недавно, просматривая старые студенческие фотографии, наткнулся на эту, что на заставке. На ней студенты Хабаровского медицинского института из 8 группы, скорее всего, на втором курсе. Стоят у стен института слева направо: Миша Стрельников, Слава Тимофеев, герой моего повествования Сережа Колпаков, и Боря Шевцов. О нем у меня есть отдельный рассказ. http://proza.ru/2018/08/21/411.
Я поступил в медицинский институт в 1965 году, выдержав большой конкурс среди желающих стать врачами-лечебниками – 11 человек на место. Чуть меньше был конкурс на педиатрический факультет, и еще меньше – на фармацевтический (стоматологического в те годы еще не было). В тот год не вывешивали в фойе института списки зачисленных в институт по факультетам, поэтому все успешно сдавшие экзамены собрались в коридоре первого этажа рядом с читальным залом библиотеки, всеми фибрами души желая услышать свою фамилию от выходившего периодически в коридор члена приемной комиссии. Помню, в начале выкрикивались фамилии медалистов, успешно сдавших единственный для них экзамен на «отлично». Потом стали вызывать зачисленных в институт «стажников», т.е. тех, кто имел рабочий стаж по любой специальности 2 года и успешно сдавших экзамены (у них был свой проходной балл). А для только что окончивших школу и поступающих в институт был свой проходной балл, и их фамилии выкрикивали в самую последнюю очередь. В тот год было два профилирующих экзамены – физика и химия, и еще писали сочинение, за которое требовалось получить хотя бы «тройку».
Со мной рядом стояли сверстники, такие же бывшие еще пару месяцев назад школьники, и жутко волновались. Это были как раз те, кто получил «тройку» за сочинение при отличных оценках по физике и химии. Таких набиралось довольно много, особенно среди юношей, не очень любивших писать связно и грамотно. Уже позже, сам став через много лет членом приемной комиссии, знал, что в таких случаях учитывались дополнительные факторы: пол (предпочтение отдавалось юношам), место жительства (мест в общежитии не хватало, поэтому охотнее брали хабаровчан), активность в общественной жизни школы (спортсменам и участникам художественной самодеятельности отдавалось предпочтение). На фоне волнующихся парней я выглядел монстром, волнения у меня не было вовсе. Ведь не могли же не зачислить в институт парня, который спортсмен, участник школьного духового оркестра, но главное – сдал все экзамены на «отлично», даже сочинение. И когда мои соседи поинтересовались моими оценками на экзаменах, сразу поняли, почему ни капли волнение не было на моем лице и в поведении.
Но я отвлекся. На лечебный факультет зачислено было чуть больше положенных 250 человек. Сколько-то было принято в качестве кандидатов, ведь в процессе учебы кто-то уходит сам, кого-то отчисляют за разные проступки, а с института спрашивают количество выпускников, а не первокурсников. Так что если разделить количество поступивших на количество студентов в каждой группе – 12-13, мы получим искомое число групп на лечебном факультете. Но кто в какой группе будет учиться, мы узнали только по возвращению из совхоза в Еврейской автономной области, куда нас направили копать картошку. А когда пришли в первый раз на лекцию, нам и сказали, кто в какой группе. Я оказался в 7-й, в которой было 12 человек, из них 8 девушек и 4 парня.
В начале своего рассказа я назвал группу, фотография которой на заставке – 8-я. Иногда на семинарских занятиях объединяли группы, и поэтому я лучше всего знал студентов из 6-й и 8-й групп, с которыми мы занимались вместе. Конечно, далеко не всё, но кое-что знал, тем более что учились мы вместе целых шесть лет.
Например, немного расскажу о Мише Стрельникове, он на фотографии первый слева. Он хабаровчанин, парень как парень, спортом не увлекался, и вообще о его каких-то пристрастиях я не знал. Но то, что он стоит в числе студентов 8-й группы, большая заслуга всех парней лечебного факультета. Дело в том, что его собирались отчислить еще до начала учебы, за драку с местными парнями в Амурзете, где мы копали картошку. Драка была стенка на сетку, дрались все парни, а отчислить решили Мишу. И тогда мы встали за него горой. Если дрались все, то и отчислять должны всех. И дело замяли. А причиной драки были наши девчонки, к которым приставили местные парни, а мы их защитили. После драки у гаража, в котором мы жили, в заборе не осталось ни одной целой штакетины. Так что драка была не на кулаках. Это о Мише. Недавно узнал от сокурсников, что он уехал в европейскую часть России и не так давно покинул этот мир.
Слава Тимофеев живет в Хабаровске, женат на сокурснице Свете Воякиной, они оба работали в 301 окружном военном госпитале. Работают ли сейчас, не знаю, давно последний раз с ними общался. А вот Борис Шевцов до сих пор работает заведующим инфарктным отделением краевой больницы № 2, кандидат медицинских наук, главный кардиолог Дальневосточного Федерального округа.
Первые полгода, т.е. весь первый семестр, мне пришлось жить за городом у бабушки с дедушкой, потому что студенческое общежитие сдали только к Новому, 1966 году. А заселяли нуждающихся уже после зимних каникул. Чтобы общежитие не пустовало, дали добро на заселение хабаровчан, которые живут далеко от центра города, где и расположен основной корпус института. Поэтому со мной в комнате 15 жило два хабаровчанина, один еврей из Львова, и в соседней комнате 17 жили тоже два хабаровчанина с педиатрического факультета, хорошо игравшие в волейбол. Помню, что комнате 19 жил парень по имени Юра, он прекрасно играл на гитаре мелодию «Гибель Титаника», которую я часто просил его сыграть. А дальше был санузел первого этажа. А вот в комнате 13 жил грузин и два парня из Биробиджана, и кто-то еще, не помню.
Сережа Колпаков, о ком ниже пойдет речь, жил в другой половине первого этажа, в комнате 3 или 5, точно уже не помню. Его соседом был Женя Зайков, с которым мы много позже работали вместе в 11-й больнице. В соседней с ними комнате жили два будущих педиатра, спортсмены-легкоатлеты Боря Тимоненко и Толя Таенков. На первом этаже был большой холл на входе, буфет, две бытовых комнаты с плитами, где можно было что-то сварить.
Так что с Сережей мы чаще встречались на лекциях и на семинарских занятиях, чем в общежитии. К тому же мы оба активно занимались спортом. Я на первом курсе записался в секцию волейбола, потому что в ней был тренером Братчиков, один из тренеров сборной края. А Сережа еще в школе увлекся тяжелой атлетикой и продолжал её заниматься и в институте. Тренера у штангистов не было, они сами занимались по тем методикам, что их когда-то научили. Был штангистом староста нашей группы Володя Мотора, выступал он в среднем весе, помню еще полутяжа Малынова. А невысокий Колпаков был легковесом. Он приехал из северного города на Сахалине под названием Оха. Там уже давно добывалась нефть, деньги в городе были, так что спортсменов-полупрофессионалов было на что приглашать. У них-то и учился поднимать штангу Сережа Колпаков.
В те годы уже мы успели посмотреть фильм про Геракла, и многие парни старались накачать фигуру. У всех получалось по-разному, но вот у Сергея это получилось очень хорошо, фигура у него была замечательная, сейчас он бы точно занимал высокие места в соревнованиях по бодибилдингу. Я тоже в школьные годы научился правильно поднимать штангу, у нас в поселке был свой вернувшийся после службы в армии штангист-легковес с красивой фигурой, он-то и учил меня правильной технике подъема штанги. Поэтому я пару паз в неделю приходил в зал штанги, и вместе с занимающимися таскал железо.
Сборная команда нашего института по тяжелой атлетике котировалась довольно высоко в студенческом спорте, обычно занимала второй место после штангистов из пединститута. Поэтому проводились соревнования по штанге и среди курсов. Сильных атлетов было немного, поэтому когда староста группы Мотора сказал, чтобы я выступил на институтских соревнованиях, где у нашего курса есть возможность победить, я согласился, и даже стал чемпионом ХГМИ в полусреднем весе, подняв в толчке впервые 100 кг. Неплохо при собственном весе в 75 кг. Естественно, стали чемпионами института и Колпаков, и Мотора. Помню, Сергей выиграл и чемпионат «Буревестника», а Володя стал вторым. Я ходил болеть за них на соревнования.
В те годы штанга была очень популярна в крае. Еще бы, чемпион Олимпиады в Токио 1964 года Владимир Голованов, серебряные медалисты Олимпиады Владимир Каплунов и Виктор Куренцов, другие сильные штангисты из СКА. Позже, с открытием института физкультуры, именно там стали готовить сильных штангистов, помню Разумовского, с которым на каком-то этапе соревновался наш Мотора. Но для Моторы это было хобби, а для Разумовского профессия, и он прогрессировал быстрее.
Летом на каникулах после первого курса я все лето тренировался по системе «дыхательные приседания», вычитанной в журнале «Спортивная жизнь России». Три раза в неделю я поднимал до 10-12 тонн железа за тренировку, а потом шел на пляж и купался, загорал. Так что к началу занятий на 2-м курсе имел очень неплохую фигуру. Но сравняться с Сергеем Колпаковым не мог. Из-за своих соседей по комнате 15, увлекающихся спиртными и шумевших по вечерам, меня выгнали из общежития, но заступничество соседа из 13 комнаты грузина Цалугелашвили, знавшего, что я в рот алкоголь не беру, и поручившегося за меня, меня вмести с ним поселили на цокольный этаж общежития, но через полгода мы перебрались в комнату 2 на первом этаже. Вот тогда мы стали соседями в Сергеем Колпаковым, он жил в комнате напротив. И я узнал его с не очень приятной стороны.
Первый курс – один из самых сложные в институте. Надо было привыкать к другому укладу жизни, другим требованиям, к жесткой дисциплине. Никто не собирался нянчиться с отстающими, ведь есть кандидаты на место выбывшего. Мне было трудно учиться, признаюсь честно. В школе дома я делал только письменные задания, учебники по устным предметам даже не открывал. Мне было достаточно внимательно послушать объяснение учителя на уроке, и я мог спокойно отвечать на «пятерку» и через неделю. А тут надо было отвечать на семинаре, когда на лекции этой темы еще не было. Так что надо было много читать учебников, и многое зазубривать, что я терпеть не мог. И с такими трудностями сталкивались многие.
И Сергей Колпаков не исключение. К тому же к нему стали заезжать в Хабаровск знакомые из Охи. Они приезжали с толстыми пачками денег, и вели своего земляка в рестораны, и где уж не одними молочными коктейлями обходились. А выпив даже немного, Сергей становился невменяемым. Силы в нем было вагон, требовалась пара-тройка крепких парней, чтобы с ним справиться. И я частенько видел Женю Зайкова, который сидел в бытовой комнате с учебником в руках, пока Колпаков бушевал в их комнате. Проспавшись, Сергей ничего не помнил, иногда, увидев новый синяк у соседа по комнате, извинялся. Но приезжал следующий земляк, и все повторялось.
Однажды, в конце мая, я стал свидетелем такого происшествия. Был воскресный день, на занятия идти было не надо, и я собирался выспаться. Но рано утром услышал настойчивый стук в соседнюю комнату. Выглядываю в коридор и вижу Сергея Колпакова, стоящего на цыпочках и стучавшего в дверь своей комнаты. Но ему никто не открывал. Я знал, что своим стуком Колпаков разбудит вахтера, последует докладная коменданту, и разбирайся потом, кто прав, кто виноват. У нас в нашей комнате была свободная койка, сосед по комнате Юра Зиборов уехал к родителям за город, и я завел Сергей в нашу комнату и уложил спать.
Когда Сергей проспался, он поведал, что с ним случилось накануне. Вечером он поехал в аэропорт, очередной земляк транзитом останавливался в Хабаровске, чтобы пересесть на другой рейс, буквально на пару часов. Они пошли в ресторан «Аквариум», что в аэропорту, посидели немного, выпили, и земляк пошел на свой рейс. А Сергею Колпакову хватало совсем немного алкоголя, чтобы стать невменяемым. Но сесть в троллейбус и доехать до площади Ленина, где наш институт и рядом общежитие, ума хватило.
Вышел из троллейбуса, увидел толпу прогуливающихся, и ему захотелось прошвырнуться на улице Карла Маркса. Мои земляки и сверстники знают, что такое эта улица в субботний вечер. Почему-то лишь по одному тротуару идет поток людей в одну сторону и такой же поток навстречу, а на противоположной стороне улицы по тротуару передвигаются лишь единичные прохожие. Сергей пошел по той стороне, где много людей, причем, как сейчас бы сказали, «против шерсти». У него была забава, идти именно так, и, если кто не уступал дорогу, бить. Большинство, видя идущего с мутными глазами крепкого парня, отходили в сторону. Но на этот раз нашлась группа таких же подвыпивших парней, которая не уступила дорогу. Началась драка. Силы были неравные, и Сергей ретировался. Он побежал в сторону института и общежития. Бегун он неважный, невысокий, да к тому же пьяный, но смекнул, что надо куда-то спрятаться. Забежал во двор института, увидел открытое окно на первом этаже над очень высоким цокольным, и по водосточной трубе залез в него. Парни посмотрели на чудака, залезшего в окно, откуда прилично воняло формалином, и пошли продолжать прогулку. Сергей оказался в комнате кафедры нормальной анатомии, где готовили препараты для студентов, там в огромных чанах, наполненных формалином, плавали обезглавленные трупы, и вонь очень сильная. Поэтому и открывают окна на ночь, чтобы проветривать.
Наступила ночь, Сергей улегся на каталку и проспал до утра. Потом решил спустить по водосточной трубе, но сорвался и отбил себе пятки. Вот в таком виде я его и увидел. Потом он проходил, боясь наступать на пятки, недели 2-3.
Я не помню, после какого курса его отчислили, то ли после второго, то ли после третьего, но окончил он институт, восстановившись после службы в армии. Как-то я, уже студентом шестого курса, его встретил уже снова студентом, пригласил к себе в гости. Я жил в кооперативной квартире родителей на углу улиц Ленина и Волочаевской. Сергей пришел, мы посидели с ним, повспоминали прошлое. Сергей сказал, что завязал с алкоголем, взялся за ум и надо ему окончить институт. Это было последняя наша с ним встреча. Я же после окончания института получил распределение на Тихоокеанский флот и три года отсутствовал в Хабаровске. Поэтому не знаю, что стало с этим очень добрым по жизни человеком, который становился невменяемым после рюмки водки. Если кто-то из моих читателей слышал о Сергее Колпакове, невысоком мужчине с красивой атлетичной фигурой, пусть откликнется в комментарии. Мне бы очень хотелось узнать о нем больше.