или Вольный перевод Шандора Петефи
Должен оговориться: я не только не покушаюсь на близость к творчеству выдающегося венгерского поэта, но даже и на звание поэта. У меня своя история.
* * *
Был у меня забавный молодой сотрудник периодически увлекающийся чем-то кроме нашей работы в НИИ и алкоголем. Рассказывал об этом он весело, но поделиться с вами мало чем можно, это были ещё те подвиги. При этом он был начитан и с очевидностью у него были свои амбиции. Однако, он далеко как не был героем, был худ и немощен, если его неожиданно хлопнуть рукой по плечу, просто чтобы сказать: «Привет Женька!», он вздрагивал и съёживался.
Итак, однажды обнаружилось, что ещё он увлекается поэзией, имеет знакомых бардов, сам пишет стихи и вот пригласил за компанию в литературное общество на Герцена, за что сейчас я ему очень признателен. Сейчас это Большая Никитская – место знакомое, тёплое, я как-то жил у Патриаршего пруда, и хотя тогда уже давно был женат, у меня было двое детей, но тут не устоял.
Общество составляли в основном молоденькие скучающие барышни, вел вечер очень не молодой интеллигентный мужчина – ну, дед Мозай и зайки. Однако заходил некто представленный ведущим: «Вот к нам зашёл поэт Бродский!» (я даже не знаю кто это был, тогда Нобелевский лауреат, а позднее и Почётный гражданин Санкт-Петербурга Иосиф Бродский был уже выслан). Были и другие посетители.
Читались диссидентские и просто вольные стихи. Велись увлекательные разговоры, чтение стихов по очереди, обсуждение, комплименты, камерные сдержанные аплодисменты - посидели очень мило. Но я был впервые, существенно старше основной массы, да и не готов что-то обсуждать. В конце славный ведущий раздавал задания – взял и я листок, как бы попробовать силы, но больше из любопытства – и повесил на себя этот долг.
Туда я больше так и не собрался, да и приятель опять поменял увлечение и не звал, но листок я упорно хранил ... временами пытался сочинять … Это был подстрочный перевод с венгерского – надо было переложить. Автор жил в революционный период борьбы венгерского народа за независимость от Австрии, относился с очевидным сочувствием к соотечественникам - революционным венграм.
Вот то задание:
СУДЬИ, СУДЬИ...
Судьи, судьи, будьте чутки —
Приговоры ведь не шутки!
Приговаривая к смерти,
Все учтите, все проверьте!
Тише! Прозвучало слово:
«Смерть!» — сказал судья сурово.
К плахе юношу подводят,
С топором палач подходит.
Над землею солнце встало,
Наземь голова упала,
Хлещет кровь струею красной...
Ах, фонтан какой прекрасный!
Полночь, лунный свет зеленый...
Юноша встает казненный
Из-под эшафота прямо,
Из сырой могильной ямы.
Голову рукою правой
Он берет за чуб кровавый,
И по городу проходит,
И к дверям судьи подходит.
«Я невинный лег на плаху!»
Задрожал судья от страху...
Он проснулся... Дверь раскрылась,
Голова в нее вкатилась!
И с тех пор стоит ночами
Юноша перед дверями,
За неправду укоряет,
Головой в судью швыряет.
Шандор Петефи, Пешт, 1847 г.
Насколько близко, по стилю или по смыслу это делается я не знал и не знаю, но что-то меня зацепило и созвучно до сих пор. Однако, мне далось только очень вольное переложение.
Судья, судья твой промысел не прост.
Ни царь ты и не Бог – но ты вершитель судеб!
Свершится приговор лишь ты закроешь рот
и голову несчастному отрубят! …
Твои слова – «Судьба» и «Приговор»!
Так не спеши, развей свои сомненья.
Когда на голову опустится топор,
смерть не исправить поздним сожаленьем …
Но ты решаешь: Голову отсечь!
Когда карают всех не зная меры,
как веру в правосудие сберечь?
в Закона мудрость не утратить веры?
И как же Божий суд! Что если день придёт?
За рядом ряд - загубленные люди -
придут спросить: «Почто?» Кто скажет наперёд,
что этому не быть! Что этого не будет!
Фонтаны крови не украсят вас -
хотя нет в мире краски ярче крови!
На вас останется исполненный заказ
в ответе только вы и никто кроме …
* * *