Глава 7
Объявили посадку на вечерний московский поезд. Я протянул два билета проводнику, и мы заняли свое купе. Пока Вика расправляла постельное белье, я смотрел на перрон из окна, наблюдая, как бегут до своего вагона опаздывающие пассажиры. Вскоре очень плавно перрон поплыл, поезд тронулся, направляясь в столицу. Воспользовавшись тем, что к нам в купе никто не подсел, мы занялись этим делом прямо под раскачку вагона, а после я завалился на верхнюю полку. Вика легла в низу и еще читала, сквозь дрему я слышал, как ночью на мелкой станции к нам завалились с оханьем и причитаниями бабка с внучком. Она попросила Вику поменяется с ним местами, а то он еще маленький и может упасть, Вика ответила, что она инвалид, и ей нельзя лазать по полкам. Я про себя ухмыльнулся, и под успокаивающий стук колес снова уснул. Проснулся от того, что от «маленького» внучка, который весил в три раза больше меня, несло грязными носками. Вика готовила бутерброды на завтрак и уже сходила к проводнику за чаем, а бабка, не затыкаясь, твердила о своем внучке – Алёшеньке, которого везет в город, чтобы он там после восьмого класса поступил в училище на железнодорожника. Потом рассказала о его матери, о её муже алкаше, потом о тётке Зине, что живет от нее через две улицы, потом про корову, которая неожиданно сдохла. Всю эту информацию она выливала с заискивающей улыбкой в приторно-бабульском тоне.
- Вставай, лежебока, завтракать пора, – позвала меня Вика.
Я слез со своего ложа, довольный тем, что она за мной ухаживает, и принялся уплетать чай с бутербродами.
- Ваш братик? – спросила бабка.
- Мой муж! – сухо ответила Вика.
-Такой молоденький?! – бабка сказала это с придыханием.
- Я думаю, вы не в ту сторону едете, женщина, - прозвучал тон, который обычно я слышал во время алгебры.
- Как не в ту? А в какую же ехать-то мне? - выпучив поросячьи глаза, спросила удивлённая бабка.
- В сторону кладбища,- ответила ей Вика, глядя в глаза.
Бабка замолчала, зато проснулся внучек и начал ныть: то есть ему охота, то в туалет, то он устал, то почему его тётя Глаша дебилом называет. Кое-как к вечеру они заткнулись и легли спать. Я не мог уснуть, болела голова, жирный Лёша лежал на одеяле, другой конец которого свисал почти до стола. Вагон сильно качало, за окном ночь и мелькающий свет фонарей. В этом свете я заметил, как Викина рука схватила конец одеяла, и, как только вагон качнуло, с силой дернула вниз. Жуткий грохот, жирный ревёт белугой, бабка причитает. Вика сочувственно:
- Бедный малыш, теперь точно дебилом станет, это я точно знаю.
- Да что вы такое говорите?! – взвыла бабка.
- Знаю, что говорю, я, когда в дурдоме лечилась, у нас половина дебилов лежало как раз от того, что со второй полки в вагонах падали.
Испуганная бабка, схватив своего Алешу, быстро поспешила из купе, столкнувшись на выходе с проводницей, которая прибежала на шум. После недолгих объяснений проводница пересилила их в другое купе. Вика облегчено вздохнула, потом пнула ногой мою полку.
- Эй, молоденький, а ну-ка слезь ко мне …
Вика лежала и читала книгу на английском языке про какого-то индейца Яки, я же сидел и делал ей массаж ступней. Наконец она отложила книгу в сторону и спросила:
- Что не так?
- С чего ты решила, что что-то не так?
- Ты всегда мне делаешь массаж ног, когда тебя что-то терзает.
- Я видел, как ты жирного стянула…
Вика рассмеялась.
-Тебе что этого вонючку жалко стало, или ты расстроился, потому как хотел сделать это сам?
- Да дело даже не в нем.
- Так в чем же, говори, не зли меня.
- Я все думаю, как Мордвин погиб, что он видел, пытаясь обнять тепловоз, и виноват ли в этом я.
- Я могу тебе сказать, что он видел. Он видел сон и в этом сне он был еще ребенком и бежал навстречу своей маме. Что касается второй части твоего инфантильного вопроса, то ты не только виноват, но и, по сути, ты его убил.
Я застыл от её слов и её серьёзного тона, она продолжила:
-Я завладела его телом, пока он спал, - это самый управляемый способ. Ты поторопился, и Мордвин проснулся и он увидел тебя, мне пришлось истратить весь запас жизненной силы, чтобы его разум вновь погрузился в сон, заманив его туда приятными картинками.
Вика посмотрела на меня, дала другую ногу для массажа и добавила:
- Я – пуля, но курок - ты.
Я молчал, пытаясь переварить услышанное.
- А ты так же и в моё тело могла бы вселиться?
- Почему могла бы? Я делала это.
Я не поверил и решил, что это её очередная шутка, дабы запугать меня.
- Ты не заметил, как из твоей жизни исчез Бес?
- Ну, он упал где-то на стройке и теперь валяется как овощ...
- Он не упал, это ты его столкнул, вернее твое тело.
- Я не помню такого.
- Помнишь, я тебе таблетки давала, так это было сильное снотворное.
- А где тогда находилось моё эфирное тело? Ты же говорила, что оно от физического не может находиться далеко.
- Оно преспокойненько дрыхло в моём. Я разузнала, что Бес прячет пистолет в вечно строившемся многоэтажном доме, он был очень удивлен, увидев меня, то есть тебя, ведь как раз направлялся туда за ним, намереваясь отомстить тебе за унижение, но полет с седьмого этажа навсегда оборвал его планы.
- Вика... Ты знаешь, я люблю тебя, и хотя мне не понятны многие вещи, происходящие в моей жизни, я считаю, что любовь важнее, но раз ты сегодня такая разговорчивая, можно ещё один вопрос?
Она подобрала ноги под себя и обняла их руками.
- Это поезд меня так в транс вводит! Ну, да, спрашивай, конечно. Я разве тебе запрещаю меня спрашивать?
- Знаешь ли, твои реакции…
Она рассмеялась.
- Да, то бывает, но, тем не менее, ты же жив. Давай, спрашивай.
- Я про то, что в газете написано, которую Сальнов дал.
- А ты как думаешь сам?
- Я не хочу верить в это.
- Ты разлюбишь меня, если это правда?
- Разлюбить не смогу. Что же это за любовь получится грошовая? Я же тебя не за что-то люблю, а люблю, потому что люблю.
- Я знаю, и меня это тревожит, твоя любовь сделала тебя податливым мне, вначале мне это и было нужно… – она прищурившись смотрела на меня, - Но все равно, приятно это слышать от тебя. Правда это или нет, видишь, для тебя не имеет ведь значения. Чтобы успокоить твой разум, скажу, что это неправда. Хотя в эту ложь верят и верили все близкие мне люди, Сальнов смог убедить в этом даже меня. Я очень долгое время считала, что это моих рук дело. До сих пор в это верит моя тётка Ева, с которой ты скоро познакомишься, и моя покойная бабушка. Мне слишком долго пришлось жить с этим, пока Сальнов не совершил опрометчивую ошибку. Пытаясь переделать мой мозг, он сам того не понимая, открыл мне проход в люцид. Я научилась заходить в него, когда захочу, входить в человеческие сны и, как ты знаешь, управлять телами. Мне все равно, что он тебе наговорил, но я надеюсь, что ты не поддашься. Он пообещал КГБистам создать идеального убийцу, но я смогла убедить его в том, что из его экспериментов ничего не выйдет, попросту скрыв от него правду. Видимо этот тип догадался, что я всё же кое-что могу, и пустился на мои поиски.
- Я ведь сразу хотел ему морду набить, зачем ты меня тогда остановила?
- Это может привлечь внимание к его персоне, а, следовательно, всплыть может и моя история, но нас с ним объединяет именно то, что мы оба не хотим огласок. По сути, рассказывая тебе это, я ставлю и тебя под удар, потому хочу, чтобы ты уяснил одну вещь, - если со мной что-то случится, ты «включаешь» дурочка, типа ничего не знаю, ничего не говорила, и она меня молодого использовала, а там сочинять можешь, что угодно.
- Вика, но ведь с тобой не должно ничего случиться!
Ее слова взбудоражили и разволновали меня, хотелось вскочить и делать какие-либо движения, но Вика схватила меня за руку и потянула к себе.
- Всё тихо, тихо. Иди сюда, у меня там что-то аж горячо стало, сделай Вике приятное… - и как бы для себя добавила - Даа с твоей преданностью определенно нужно что-то делать.
В Москву мы приехали ближе к ночи, и, к моему удивлению, нас встречали на вокзале Викина подруга Зина и её друг асоциального вида Вася, длинный худой с папиросой в зубах и в кепке точь-в-точь, как рисовали хулиганов в журнале «Крокодил».
- Сейчас к Зинке поедем, погуляем, а завтра уже к тётке, – сказала Вика.
И мы пошли грузиться в белый «Москвич» Васи, который стоял неподалеку, на вокзальной площади. Для Василия автомобиль определенно был маловат, и его ноги едва помещались, но под шутки мы кое-как загрузились, и маленький «Москвич», кряхтя и чихая, повез нас вглубь ночного еще не знакомого мне города. У Зины был уже накрыт стол с закусками и спиртным, все за исключением Вики пили, Василий играл Высоцкого, я расслабился и привык к новой компании. Вика посмотрела на часы.
- Поры бы нам прогуляться по набережной, проветриться, столичным воздухом подышать, - заявила она.
Ее тут же поддержала Зина. Мы шли вдоль реки Москвы, Вика дала мне свою сумку. Затем, крикнув нам: «Догоняйте!», бросились бежать по набережной.
- Давай за ними, - толкнув меня вперед, вскрикнул Василий и припустил за девушками, – Поймаю, убью!
Я закинул Викину сумку на плечо и побежал следом.
- Не догонишь! - кричала Зина.
Мы бежали за ними, и все выглядело, как в кино, когда молодежь гоняется друг за другом.
-Милиция! Милиция! Помогите!- услышал я Викин голос.
Василий повалил визжащую Зинку, а я подбежал к Вике, которая стояла, и будто, не видя меня, все кричала:
- На помощь! Милиция!
Недоумевая, что вообще происходит, я хотел её встряхнуть, взяв за плечи, но тут же очутился на земле. Кто-то сильно заломил мне руки, что я закричал от боли. Постовые были крепкие ребята и совершенно не слушали то, что я пытался им донести. Нас доставили с Василием в отделение и начали процедуру оформления. Я не мог поверить в абсурдность ситуации, ожидая, что сейчас девчонки скажут, что они пошутили, просто слегка выпили и решили так развлечься, и нас тут же отпустят. Но Зина серьезно заявила, что мы напали на них, а я отобрал у её подруги сумку. Я кричал, что мы только сегодня вместе приехали и как бы с Викой являемся парой. Я с мольбой смотрел на Вику, надеясь, что она прекратит этот ужас. Она лишь вскользь брезгливо посмотрела на меня.
- Да я знать не знаю его, товарищ лейтенант, первый раз вижу эту рожу противную. Он мне вообще насилием угрожал, – мило улыбаясь милиционеру, который все записывал.
- Какая она тебе Вика? Это Галька, подруга моя! Совсем от водки крыша поехала, алкаш! – возмущалась в мою сторону Зина.
-Тише, тише, товарищи, сейчас разберемся, - сказал милиционер, - только документики предъявите, пожалуйста.
Зина достала из кармана два паспорта и протянула ему. У нас с Василием, который сидел в углу и молчал, документов не оказалась.
-Так. Васнецова Зинаида Петровна… хорошо, и Тулькина Галина Ивановна отлично. Дежурный! – крикнул он, и как только в двери появился кудрявый милиционер с кучей ключей, дал ему указание:
- Этих - в карцер до выяснения. А я с девушек сейчас возьму заявление и, наверное, сам их довезу, чтобы снова проходимцы всякие на них не напали.
Он хитро посмотрел в сторону Зинки, они обе ему заискивающе улыбнулись, а внутри меня все закипело, я крикнул:
- Вика!
Меня не удостоили даже взглядом, разум отказывался воспринимать такую реальность, где всё происходило по неизвестным мне правилам.
- Пойдем!
И меня вытолкнул кудрявый в коридор, Василий шел впереди, напевая Мурку. Нас завели в вонючую камеру, где уже было человек пять: кто спал, кто травил анекдоты, на нас и никто внимания не обратил. Абсолютно потерянный, я сел на лавку, рядом присел Вася и спросил:
- А ты давно Галку знаешь?
Я посмотрел на него как на пришибленного.
- Какую Галку? - закричал я, заставив тем самым обратить на нас внимание, - Какую Галку? Ты же сам её Викой называл.
- Ну, называл и че? Она, то Галка, то Вика, я чё должен все её имена помнить? Ты лучше скажи, откуда у неё бабла столько? Колись, и мы вмиг отсюда выберемся.
- Не знаю я.
- Да всё ты знаешь, только, дурак, не понимаешь, что теперь только я твой единственный друг на всем белом свете. На этапе сам поймёшь.
- На каком этапе?
- Как на каком? На том самом, по которому нас с тобой не в столь отдаленные места отправят. А там вмиг урки злые порешить могут. Но ты не боись, я с тобой. Так что ты думай, а я пойду с братвой покумекаю.
Василий пошел к группе, что травила анекдоты. Не успел он отойти, как ко мне подсел парнишка моего возраста.
- Что это фраер тебя грузит? – спросил он.
- Да ну его, молчал, когда допрашивали, а теперь мне что-то объяснить хочет, наверное, успел опыта уже набраться
- Да он не сидел ни разу, зуб даю. Я на таких насмотрелся. Сам-то как сюда попал?
Я ему рассказал милицейскую версию.
- Фигня какая-то. Явная подстава, если что, ничего им не говори. Что спрашивают, говори: не помню или не было такого. Скорее всего, условным отделаешься.
Я вообще ни на что не надеялся, я ждал Вику.
-Теодор в народе, а мамка Пашкой назвала, – парнишка протянул мне руку для знакомства.
- Игорь, везде одинаково.
Он засмеялся, потом невесть откуда у него появилась сигарета, и мы её раскурили. Теодор, он же Пашка, пошёл спать, я не мог сомкнуть глаз, меня всего трясло, и тревога не давала уснуть или хотя бы расслабиться, чтобы выйти в люцид. Всю ночь я промаялся, утром принесли баланду, я есть не стал и отдал Пашке, Василий свою порцию съел. Вскоре Василия повели на допрос, часа через два он пришел.
- Всё хана нам, по полной нам накатают. Ох, жалко тебя, молодой такой. На зоне и убить могут, а если и не убьют, жизнь все одно поломают. Так ты что подумал?
- О чем?
- О Галкиных делишках, наверняка у нее ещё денег полно. Давай я помогу тебе, а ты мне. Я с ней разберусь, а деньги поделим и на Кавказ: море, девчонки, вино.
Я поймал Пашкин взгляд, он слышал наш разговор, и на его лице была улыбка, он показал взглядом на Василия и помотал головой, давая понять, что тот вешает лапшу. Меня на допрос так и не вызвали. Обедать я не стал, а на ужин выпил лишь помойный чай. Я снова провалялся всю ночь в тяжелых думах, как Вика могла со мной поступить, может она правда Галька какая-то. Нет, не может такого быть! Она идеальна! Что-то заставило её так поступить. Может, Василий тут замешан, он все подстроил? Надо бы с Пашкой крепче скорешиться, и прижать этого Васю… Я вроде бы даже заснул. Меня разбудил дежурный и повел к следователю. Им оказался мужчина с моложавым лицом, но уже с абсолютно седыми волосами, он читал заявления Зины и Вики, которая Галя, и рассуждал вслух.
- Странно тут всё. Откуда у советской рабочей с ЗИЛа десять тысяч рублей?
- Нигде у нас эти девицы не проходят? – спросил он лейтенанта, что нас оформлял, который сидел у окна за столом и перебирал папки.
- Нет, я проверил. Она заявила, что родственники скинулись на автомобиль, так как она скоро замуж выходит. Да если бы где проходила, сразу бы запомнилась, - у нее лицо с одной стороны пописано, шрам видно от ножа.
- Ну-с, гражданин Красовский, сразу повинную писать будете или начнете мозги нам тут пудрить? - обратился ко мне следователь.
- Да что с ними тут тянуться, оформляем по полной, конец месяца, у нас план, - вмешался лейтенант.
- А мне вот всё же интересно, ты знал что, у нее такая сумма? Откуда? Кто навел?
Мой первый порыв был все рассказать, как познакомился с Викой, и что, скорее всего, Василий во всем виноват и её заставляет поступать так со мной, возможно, он её шантажирует. Может он с Сальновым заодно… Но я вспомнил, как Вика говорила, что ей нельзя светиться в милиции, и решил воспользоваться Пашкиным советом:
- Я ничего не помню, товарищ следователь, пьяный был, до сих пор с похмелья трясет, - ответил я, пытаясь изобразить недалекого человека.
- А в том, что напал на гражданку с целью ограбления, сознаешься?
- Нет. Не было такого.
- Ну, да ладно! Недельку тут посидишь, протрезвеешь, все мне расскажешь и во всем сознаешься, даже в убийстве Кеннеди. Дежурный! Уведи!
Уже на выходе я слышал, как лейтенант следователю говорит.
- Светленькая такая ничего, но вторая... от нее холодом нечеловеческим несет...
- Пошли уже, начитался опять чего-то, в ресторане нас ждать не будут.
Следующий день нас никуда не вызывали, все отделение болело с похмелья после проводов на пенсию Семеныча. Мне же хотелось плакать, но я понимал, тут совсем не то место, где можно избавиться он накопившихся чувств.
- Эй, артист, на выход, - обратился к Василию дежурный.
Василий вышел. Пашка тут же подсел ко мне.
- Всё отпустят вас, нутром чую. Ты если что, вот, маляву по адресу передай.
Он сунул мне завёрнутую бумажку и картонку от пачки сигарет, на которой был записан адрес, не успел он мне это отдать, как дежурный вызвал меня. В кабинете на стуле сидела Зина.
- Ну, вот ваш, забирайте,- сказал ей следователь, широко улыбаясь, – если надо будет еще воспитательную работу провести, завсегда обращайтесь, тем более за такие, – он прикрыл папкой толстый конверт, – письма, так скажем.
И он довольно засмеялся. Я, ничего не спрашивая, первым вышел из здания отделения милиции. У входа стояло такси, за лобовым стеклом рядом с водителем я узнал Василия, а на заднем сиденье Вику. Я остановился, еле сдерживая слезы обиды, Вика вышла из машины и направилась навстречу.
-Ты за что меня так кинула в натуре?
- Что?! Ты за три дня уже облатнился, словно десять на лесоповале провел, - она рассмеялась, как будто я рассказал смешную шутку.
Мне было совсем не до смеха.
- Да это я. Я все подстроила чтоб твой инстинкт самосохранения наконец то включился. Ты ешь из рук моих и не думаешь что я и отраву могу тебе дать.
Я обиженно отвернулся пробурчав:
- И пусть отрава, даже если и знать буду всё одно съем.
Она толкнула меня локтем в бок и сказала:
- Вику целуй.
Я на самом деле этого и ждал и когда «съел» всю её помаду спросил:
- Сейчас куда едем?
- Сейчас едем к тёте Еве, там нам обоим… - загадочно подняв к небу глаза сказала Вика и рассмеялась садясь в машину. Такси высадило Зину и Василия у Зининого дома, а мы покатили дальше. Поднявшись на третий этаж, Вика остановилась перед массивной дверью без номера и позвонила. Вскоре она открылась, и моему взору предстала высокая, почти два метра ростом, стройная белокурая женщина бальзаковского возраста, которая осмотрела меня с ног до головы, и, не взглянув на Вику, но, в тоже время, к ней обращаясь, произнесла:
- Ледяная, я замок не меняла, могла бы и своим ключом открыть, - и, даже не поздоровавшись, удалилась вглубь квартиры.
Мы зашли в прихожую, сняли обувь, и Вика повела меня в комнату, которою назвала своей. Она оказалась просторной и светлой, здесь стояла кровать, стол, было много книг. Я поставил наши сумки на пол рядом с кроватью, вновь появилась Ева.
-Ужин на кухне. Ледяная, это твоё? - спросила она у Вики, глядя на меня.
- Мой. Весь мой.
- Хм... Ну, надо же.
И вышла.
- Почему она тебя Ледяной называет?
- Пойдем «мой», помыться тебе надо, а то казематами весь провонял.
Я залез в ванну, которая была значительно больше нашей лохани, и Вика принялась меня отмывать.
- Ледяная - это моя настоящая фамилия по отцу. После известных тебе событий она и покойная бабка предпочитали меня звать по фамилии, после я взяла фамилию матери. Тётку Еву не бойся, она прямолинейная и не любит всяких реверансов, но не злая. Тебе завтра с ней до вечера придётся побыть, мне с утра надо до врачей, давно не была, а там хоть за деньги, хоть без них, все одно торчать до последнего. Я уже лежал в постели, когда Вика принимала ванну, несмотря на усталость, мне её хотелось. Она вошла в комнату в смешной ночнушке почти до пола и легла рядом. Я прижался к её попе, осторожно намекая на свои желания недвусмысленными движениями.
- Чего ты там канючишься? Можешь делать с моим телом, что хочешь, теперь тебе нет надобности просить. Теперь просить буду я.
- Что же ты хочешь попросить?
- Иногда я буду просить, чтобы ты экономил жизненную силу.
- Да, любимая, какой вопрос! Я ради тебя готов терпеть годами, - прижимаясь лицом к ее мокрым, пахнущим лавандой, волосам, я шептал уже возбужденный до предела.
И она задрала ночнушку, оголив свою сексуальную попу. Я старался делать это как можно тише, но кровать предательски скрипела.
Утром Вика ушла, а я сладко понежился еще какое-то время в постели, но решил, что пора вставать. Я успел умыться, и тётя Ева позвала меня завтракать. Она пожарила яичницу с колбасой и, дождавшись, когда я приступлю к кофе, предложила покурить.
- Я очень люблю сигареты с кофе, - сладостно выпуская дым вверх, сказала она то ли мне, то ли потолку, на который пристально смотрела.
- Я до Вики вообще кофе и не пил. Не представлял, что его можно вкусно готовить.
- Любишь Ледяную?
- Люблю.
- Спишь с ней, в смысле секса?
-…
- Если спишь, то поймешь, о чем я, - сказала она потолку.
- Да.
- Чудно! Я вот совсем целая, а мужика, чтобы любил, так и не нашла. А она нашла. Ты вообще в курсе, как у неё это случилось?
- Ну, она мне рассказывала.
- То есть она рассказала, как убила своих родителей?
- Этот вариант мне излагал Сальнов.
- Ах, Дмитрий Анатольевич, прекрасный человек, обходительный, учтивый и главное - умный. Он так много мне объяснил о моей жизни. Как жаль, что я такая дылда, а то, может, что с ним у меня и сложилось. Его история – правда.
Ева встала и оголила бедро, демонстрируя шрам.
– Это мне она ножницы всадила, пока я спала. Якобы за то, что я во сне с её папой, который был уже мертв, неприличными вещами занималась. Это кошмар во сне. Да я и не помню, мало ли что присниться может. Ты не подумай, я не хочу тебе ничего плохого про Ледяную говорить или настраивать тебя против неё, но ты должен знать, что она не совсем нормальный для общества человек. Конечно, если ты её любишь, то возможно всё выглядит иначе, но вот я сомневаюсь, что она может любить вообще кого-то, она ведь никогда не дружила с мальчиками. Мало того, она их всех люто ненавидела. Я честно просто была в шоке, когда увидела тебя с ней. Просто сюрреализм какой-то!
Она замолчала и закурила вторую сигарету и, задумчиво рассматривая выпускаемый ею дым, спросила:
- У тебя какие планы на сегодня?
- Мне письмо надо передать вот по этому адресу, - я показал адрес данный мне Пашкой.
- А это по прямой ветке метро и там сразу я тебе объясню, и ты это успеешь. А сейчас мы с тобой в Третьяковскую галерею сходим, это моя культурная программа для нас. Был когда-нибудь в картинной галерее?
- Нет. Но примерно представляю, что это такое.
- Вот и отлично, собирайся.
Сам-то я собрался быстро, но тётю Еву пришлось ждать ещё час. Наконец она появилось в платье изумрудного цвета, и без того высокая, она надела туфли на каблуках зеленного же цвета, а завершала композицию зеленая шляпа. Я еле сдержался, чтоб не рассмеяться.
- Здесь недалеко, поэтому прогуляемся.
Я, шагая с ней рядом, чувствовал себя мальчишкой, которого взрослая тётя ведет на прогулку. В галерее мы очень быстро прошлись по залам, пока она не остановилась у картины, на которой была изображена группа девушек. Картина называлась «Русалки».
- Постой, прочувствуй эту картину, посмотри на лица этих девушек, проникнись атмосферой.
Я попытался сделать то, о чем она просила. И в тот момент, когда мне это уже начало надоедать, я услышал, как кто-то поёт в моей голове. По коже пробежали мурашки, стало жутко холодно.
- Чувствуешь? - спросила тетя Ева.
- Да, особенно холод.
- Я так же себя чувствую, когда Ледяная рядом, и дело даже не в фамилии её отца, хотя она ей больше подходит. А ты что чувствуешь, когда она рядом?
- Я чувствую, что люблю её и мне всегда жарко, если она рядом. Даже зимой стоит ей покинуть постель, как я тут же замерзаю.
- Чудно. Наверное, правда, любовь. Это хорошо,- она облегчённо вздохнула.
- А вы её ненавидите? – спросил я, набравшись смелости.
- Ненавижу? Нет. Я не могу её ненавидеть. Она родной мне человек. Но часть меня не может, несмотря на прошедшие года, смериться с её поступком. Хотя Дмитрий Анатольевич все объяснил мне и моей маме, её бабушке, мы так и не приняли её. Мама моя всегда считала, что человек может выбирать между добром и злом. Если он совершил зло, значит, он этого хотел, и никакие неврозы или бесы тут не причем. И я с ней полностью согласна. После трагедии мы её не бросили, помогали, лечили, дали образование. Я всегда готова её помочь. Но, чтобы любить в обычном понимании, нет …я не смогу.
Мы подошли к метро, тётя Ева мне объяснила, как добраться до адресата и как пользоваться метро. Я, правда, немного поплутал, но потом разобрался с направлениями движения поездов. Старый двухэтажный дом спрятался за большими домами и был практически незаметен. Я поднялся по деревянным ступеням, которые жутко скрипели и были пошарканы до половины, и постучал в дверь. Открыла кудрявая пышная дама с папиросой в зубах и синяком под глазом.
-Тебе хого? – спросила дама, не вынимая папиросы.
- Мне письмо от Пашки передать.
- Хокого Пашки, нахрен? – она уже почти начала закрывать дверь.
- Теодора.
Она вынула папиросу.
- Семен! Семен тут к тебе.
Вышел Семен по пояс голый, весь в наколках.
- Чего тебе?
- Я отдал ему послание Пашки.
Он его прочитал, выгнув бровь.
- Ну, малец, красавец! Ну, ведь настоящий вор, теперь можно не бояться, – и обращаясь ко мне, – Пошли, по стопарику.
Я пытался уклониться, но он настоял. На кухне еще сидело пару человек, под стать Семену, которые радостно восприняли эту весточку от Пашки. Я уже было напрягся от такой компании, но после пары выпитых стопок, меня не стали больше задерживать, и Семен проводил меня до двери.
-Ты если что уясни, ты Теодора друг, а это значит, ты и мой друг, если кто обидит, или попадешь в ситуацию, - обращайся.
С Викой мы встретилась возле подъезда.
- Ты куда это ходил?- строго спросила она, приподняв очки.
- Я же рассказывал тебе про Пашку, вот письмо относил.
- Тоже мне филантроп. Вот надо оно было тебе!
- Обещал помочь человеку.
- В твоей жизни есть только один человек - это я!
Я обнял её и поцеловал.
- Это бесспорно, ты моя альфа и омега.
- То-то!
На Викино удивление дома нас ждал ужин, любезно приготовленный тётей Евой.
-Ты ей явно понравился, - она на меня посмотрела искоса, - или ты её как маму Усольцевой пожалел?
- Что ты?!
Вика довольно рассмеялась и шлёпнула меня по пятой точке.
- Расслабься. Шучу. Пошли на кухню ужин ужинать, а то тётя, поди, заждалась.
Мы прекрасно сидели. Ели, пили, травили байки. Вика выглядела весёлой. Они с тётей Евой буквально не могли наговориться, мне казалось, что они обе хотят обняться и разревется от счастья. И я даже ждал, что это вот-вот произойдет. И все к тому шло, пока Вика не сказала:
- Завтра Игоря на озеро повезу…
- Писец! – воскликнула тетя, бросив со всего маху тарелки на пол, которые несла в раковину, - Вот зачем тебе это нужно? Зачем ты все время откатываешь назад? Я уже думала, что всё. Ну, чего тебе надо?! У тебя есть образование. Есть этот мальчишка, что смотрит на тебя с ягнячьей преданностью. Есть квартира, вот - она развела руки, указывая на то, что вся эта площадь такая же ее, как и Викина.
- Оставайтесь, живите, женитесь, ребенка усыновите. И всё! Всё!
- Я не могу так. Я должна дойти до истины, – возразила ей Вика, медленно повышая голос.
- Всё, нет! Нет больше сил. Как прав был Дмитрий Анатольевич! Ох, как прав. Себя не жалеешь, хоть парня пожалей, – указывая на меня пальцем, крикнула тётя.
Я решил вставить слово.
- Молчи! – в два голоса крикнули на меня две разъярённые женщины.
Мне пришлось замолчать и нервно закурить.
- Я не для того терпела унижения и ненависть близких мне людей, чтобы всё бросить. Я дойду до конца. И мне всё равно, верит мне кто-то или нет, я вершу свой суд!
Хриплый Викин голос был столь подавляющим, мне показалось, что застыл даже воздух. Тётя беспомощно помахала руками, потом бросила снятый с себя фартук и ушла в свою комнату, громко захлопнув дверь.
- Спать иди, - Викин взгляд дал понять, что надо делать именно то, что она говорит.
Я, наверное, лежал уже часа два в постели, когда пришла Вика.
- Спишь?- спросила она
- Нет, жду тебя.
- Сходи к тётке в комнату, проверь, как она там, а то что-то тихо больно. Как бы сердце у неё опять не прихватило, она же умирать будет, а на помощь не позовёт. Я бы сама могла, но это точно ничего не облегчит.
Я, хоть и нехотя, но все же встал, оделся и пошел в комнату тёти Евы. Для приличия постучал, ответа не последовало, я даже начал опасаться того, о чем говорила Вика. Тихонько приоткрыв дверь, я увидел тётю Еву, которая укутавшись пледом, свернулась калачиком на кровати. Комната выглядела, как будто время в ней остановилась в годах так пятидесятых. Я осторожно подошёл поближе, она лежала с открытыми глазами и тихо плакала. Чувство сострадания и жалости нахлынуло на меня, я погладил по ее по голове, затем вытер слезы. Она взяла мою руку и прижала к своей щеке.
- Как же вас свело вместе? Прям добро и зло… - она посмотрела на меня, –берегись её.
- Вы не переживайте, всё будет хорошо, и у вас тоже. Вот увидите!
- Спасибо. Завтра в холодильнике возьмёте бутерброды, как на озеро это проклятое поедете.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я вернулся к Вике.
- Жива?
- Да. Расстроилась просто, но вроде успокаивается уже.
- Расстроилась она, дылда бестолковая, – злобно шепнула Вика.
- А что за озеро?
- Завтра увидишь. Давай обними меня, я спать хочу.
Вика положила мне голову на плечо, я её обнял, и она тут же уснула.
Проснулся я от того, что её лобок щекотал мне нос, и от приятных ласк, клюв сокола был весь в предвкушении и ждал ответных ласк. Лаская и ублажая Вику, я растворился в прекрасной неге. Удовлетворившись, Вика не стала продолжать наши игры, она резко встала.
- У меня просьба, побереги силы, пока я в Таллине не завершу все дела. У меня идея просто грандиозная, мне потом понадобится очень много твоей жизненной силы.
Я согласился, хотя очень хотелось продолжения, и спросил как бы в шутку, пользуясь моментом:
- А ты выйдешь за меня замуж?
- Само собой. В следующем году, когда тебе восемнадцать исполнится. А сейчас собираемся, мы едем на озеро, – сказала она, повернувшись ко мне спиной, чтобы я помог застегнуть ей лифчик.
Я пошел на кухню, открыл холодильник и, действительно, обнаружил там бутерброды, приготовленные тётей Евой аккуратно завёрнутые в бумагу. А на столе стоял термос с чаем. Я их сложил все в свою сумку, и мы с Викой пошли к метро. Добрались до вокзала, где сели на электричку, приехали на предпоследнюю станцию и еще полчаса ждали маленький автобус, который нас высадил у самого края леса.
- Теперь пешком, - сказала Вика.
Мы направились вглубь леса по узкой тропинке и минут через двадцать подошли к небольшому озеру. Вика села на бревно, сняла обувь и заплакала. Я подошел и обнял её, она сделала знак, чтобы я молчал. Затем достала из своей сумки бутылку коньяка и передала мне, чтобы открыл. Я вернул открытую бутылку, Вика сделала пару глотков и закурила.
- Вон там, на том бугорке, позади которого овражек с кустами, стояла наша машина.
Она показала рукой в сторону холмика, на вершине которого не было травы, и сделала еще глоток.
- А вот здесь расположилась компания молодых людей, спортсменов, – она показала в противоположную сторону, - они приехали в Москву на сборы и бурно отмечали день рождение одного из членов своей команды уродов. Воспитанностью эта компания не отличалась, так как большинство были детьми чиновников и партийных шишек. В какой-то момент моему отцу, который свято верил в людей и в то, что доброе слово может изменить любого, – Вика на меня посмотрела, погладила мои волосы, - ты, кстати, похож на него, с такими же наивными глазами... Так вот, он пошел и сделал им замечание, чтоб не ругались матом, так как у него ребенок, то есть я. Но один из них просто ударил его. Удар пришелся в висок, отец упал и умер. Подбежала наблюдавшая за ними мама, и я следом. Мать начала кричать, чтобы вызвали милицию, но, кто вызовет, ведь кроме этих выродков больше никого? Понимая, что свидетелей оставлять нельзя от нас решили избавиться. Меня заперли в багажнике машины, откуда я слышала, как сопротивлялась и кричала мама, когда ее насиловали всей толпой, а после придушили. Им показалось этого мало, это лишь разбудило в них истинную людскую сущность, когда возникает иллюзия ненаказуемости. Они вытащили меня и положили на деревянный стол, который стоял, где мы сейчас сидим, сорвали с меня всю одежду, они насиловали меня во все, что им хотелось. В один момент один из них засунул свой маленький вонючий отросток в мой рот, и я со всей силы его укусила. Он полосонул меня ножом по лицу, потом по груди, а, посмотрев на свой окровавленный орган, заорал:
- Сука зубастая! Мелочь острозубая! Тварь, сейчас ты почувствуешь каково мне.
И принялся буквально вырезать куски моей плоти. А я уже смотрела на происходящее сверху. Никто из компании даже не пытался его остановить, они только ржали. Ржать – это любимое занятие дегенератов именно по ржачу я узнаю их в любой массе людей. Затем, закинув тела моих родителей в нашу машину, они бросили туда и меня, потому как решили, что я умерла. Я кричала своему телу: «Спасайся!» И маленькому истекающему тельцу девочки удалось открыть дверь в тот момент, когда облитая бензином машина вспыхнула, а тело скатилось в овраг. Дальше я уже не помню. Говорят, меня нашел кто-то из местных, которые пришли на дым. Этих ублюдков, конечно же, видели, на них завели дело. Но потом вмешались сверху и, несмотря на то, что один из них даже признался, и свалили всё на меня. Якобы я ненормальная и подожгла своих родителей, пока они спали, а травмы я получила в результате взрыва. И чем больше я пыталась доказать, что это не так, тем сильнее меня лечили. Ну, ты эту версию уже знаешь. Врач этот, урод Сальнов, воспользовался ситуацией и смог ставить на мне свои опыты. А я поняла, что справедливость всегда проигрывает власти, особенно если она в руках сволочей и тварей. Я выстроила свой план мести и строго ему следовала, в моём плане только один не запланированный момент - это ты. Чувства, которые я испытываю к тебе, никогда и ни к кому я не испытывала, и те вещи, что сотворила в люциде с нами судьба в виде огненного кольца, это не входило в мои планы. Совсем не входило.
- И еще одна печальная деталь, - моя месть не приносит должного удовлетворения, так как кроме меня и того кому мщу, никто не знает, почему это происходит, так как нет свидетеля. И потому я устроила тебе дурацкую проверку с милицией, теперь я прошу тебя стать свидетелем.
В моей голове друг сложилась вся картина, и эта картина была настолько эмоциональна и по силе превосходила возможности моего мозга, что потерял дар речи. Вика поднесла к моим губам бутылку конька, я пил и не чувствовал, что пью спиртное, я глотал его словно воду. Вика сняла с себя всю одежду и вошла в озеро по самую грудь. Она повернулась ко мне, по её щекам катились слезы.
- Иди ко мне, мой маленький.
Я разделся, вошел в прохладную воду озера и приблизился к ней. Вика обняла меня и принялась страстно целовать. Отходя всё дальше в озеро и таща меня за собой и вот она крепко обняв меня тянет меня под воду я целовал её и у меня начал заканчиваться воздух, я сделал попытку подняться, но Вика с силой удерживала меня, крепко вцепившись в меня и навалившись сверху. Я пытался кричать, но вода наполнила мой рот, хотел оттолкнуть ее, но руки словно приросли к Викиным ягодицам. Я перестал сопротивляться, я умирал. Я видел свое беспомощное тело, лежит под водой под девушкой, которая плачет... Зачем она держит его, если это причиняет ей такие мучения? У меня больше было сострадания к ней, чем к собственному телу. В её слезах ощущалась боль, страдание и тщетность этого мира. Мне было безумно хорошо, я поднимался всё выше и выше, но полностью раствориться в неге мешало ощущение, что я забыл и оставил внизу что-то важное. Я пытаюсь сказать, что мне очень страшно и холодно, и я хочу есть. Но слова не получаются, я только кричу, но, кажется, слишком тихо. Но, наконец, я ощущаю приближение чего-то родного. Кто-то бережно берет и поднимает меня, прижимая к себе, даря тепло и уют. Я чувствую на губах знакомый вкус, - это молоко, долгожданная амброзия, которая не только дает ощущение сытости, но и приносит покой в новом непонятном мне мире. Знакомое мне лицо смотрит на меня, ласково улыбается и целует. Но, чьё же это лицо? Вика! Я глотнул воздух, легкие изнутри раздирало, Вика перевернула меня на бок, я закашлялся, выплевывая воду с отвратительным вкусом тины. Было холодно, Вика растерла меня остатками коньяка и обтерла рубашкой, хотя сама была без одежды, и ее губы посинели. Она одевала меня и плакала.
- Курить, - еле-еле прохрипел я.
После сигареты я почувствовал себя более живым, но говорить не хотелось. Вика натягивала на себя одежду, вытирая слезы. Мы дошли до остановки, и вот пустой автобус повез нас до станции, оставляя за собой клубы пыли, будто пытаясь скрыть все, что было, и оставить позади. Слезы у Вики высохли, она убирала со своей одежды репьи. Я решился спросить:
- Ты меня утопить хотела?
- Да.
- Зачем или за что?
- Чтоб тебя дурака от себя спасти.
- Не надо меня спасать, я отлично всё понимаю и готов приять от жизни всё лишь бы быть с тобой. Я люблю тебя!
- Я тоже тебя люблю и потому спасти хотела но не смогла, - она вытерла рукавом слёзы и отвернулась к окну.
- Вика! Но ты могла меня убить. И разве это любовь топить?
- Слушай, что ты истеришь? Живой - значит, люблю.
Она посмотрела на меня, хлопая ресницами, и в моей голове послышалась песня русалок, а её зеленые глаза …
Вика била меня по щекам, я понял, что она злится.
- Не раскисай, держись. Нам пора, надо быстрей на станцию!
Она что-то говорила еще, но мой мозг не хотел воспринимать. Уже забравшись в электричку, я вспомнил про бутерброды и термос, достал их из сумки. Чай, конечно, уже остыл, но хоть не совсем холодный и сладкий. Вика заметно воспрянула духом при виде еды.
- О, дылдыны бутеры! Что-что, а бутерброды у нее класс.
Вика положила мою голову себе на колени, и я задремал. Добравшись до вокзала, мы приобрели билеты до Таллина, потом весьма усталые поехали к тёте Еве. Там нас ждал горячий ужин, который мы с большим аппетитом уплетали, правда сама Ева к нам даже не вышла.
- Вот чем ты ей понравился, очень мне знать интересно? Я уже ревную, - сказала за столом Вика, - ведь завтра снова ты с ней останешься, мне надо будет результаты из больницы забрать.
Утром я пошел проводить Вику до метро. Возвращаясь, я сделал небольшой круг по окрестностям, у дома на лавочке выкурил сигарету и нырнул в подъезд. Ключей у меня не было, поэтому, когда мы уходили, дверь решили не закрывать, чтобы при возвращении не будить звонком тётю Еву. Я беззвучно вошел в квартиру, по всей видимости, она уже проснулась, так как дверь в её комнату была открыта, и направился в нашу с Викой комнату. Я несколько удивился, обнаружив там тетю, которая изучала наши билеты.
- Доброе утро, - сказал я.
- Ой! Игорь! Напугал!
Она поспешно бросила билеты и схватилась за сердце, показывая испуг.
- Извините, не хотел, но так вышло.
- Пойдем, я тебя сейчас оладушками со сметаной накормлю, – она взяла меня под руку и повела на кухню,- Я сегодня на дачу уеду, меня не будет долгое время, так что передай Ледяной, когда уезжать будете, все окна пусть закроет и дверь, главное, дверь на два замка.
Ева завела тесто и принялась печь оладьи, при этом она умудрялась курить и рассказывать занятные истории из своего детства.
- Когда я была с маленькой, мама нас с сестрой возила к родственникам в Бухару, это в Узбекистане, и там я каждый день наблюдала умилительную картину: по улице в магазин ходила красивая молодая девушка узбечка, соседка наших родственников, и по дороге её сопровождал маленький кудрявый ягненок с такими преданными глазками. Он даже на дорогу не смотрел, а смотрел только на неё. Эта картина так мне нравилась, что я каждый день просила мать купить мне такого ягненка. А к концу лета соседи пригласили нас к себе в гости, стол ломился от восточных яств, там было все: мясо, овощи, фрукты. Особенно нам понравилось одно блюдо, я не запомнила его названия. Мама спросила, как они приготовили такое нежное и вкусное мясо. И ты, наверное, уже догадался, что это был тот самый маленький ягненок, и кто его так вкусно приготовил. Я веду вот к чему, - ты для Ледяной такой же ягненок.
- Мне думается, что вы слишком плохо о ней думаете. Возможно, трагедия и повлияла на её поведение, но внутри она очень добрая.
- Головы она куклам отрывала до трагедии, и морскую свинку, которую я ей подарила, она препарировала тоже до трагедии,- потушив докуренную сигарету в пепельнице, сухо добавила тётя Ева.
- Она никогда никого не любила и не полюбит. Жалко мне тебя. И честно, я даже желаю, чтобы вы, как часто происходит у молодых людей, расстались. И тогда никакой трагедии не случится.
Она снова закурила. Я же не стал больше вступать в спор и что-либо доказывать. Оладьи были восхитительными. Я помог донести сумку тёти Евы до остановки, и, снова совершив небольшую прогулку по окрестностям, вернулся в квартиру. Вика была уже дома и принимала ванну. Я зашел и присел на край ванны.
-Тётю свою любимую провожал? - ехидно спросила она.
- Уехала на дачу, сказала, что вернется, когда нас уже не будет.
- Блин, опять с ней на плохой ноте рассталась. Хорошая она, всю жизнь её люблю, но как только хочу ей об этом сказать, так что-то происходит, и всё срывается.
- А зачем морскую свинку, её подарок, того…? – шутя, спросил я.
- Опять она с этой историей...
- Ещё про куклы, которым ты головы отрывала.
- У тебя машинки в детстве были?
- Были. Огромное количество.
- А ты их разбирал, чтобы узнать, как они там внутри устроены?
- Не без этого, я вообще все разбирал, интересно ведь, это было моим любимым занятием.
-Так и я. Мне было интересно, как там внутри, а там всегда оказывалось пусто… Я думала, таким способом узнаю, как устроен человек. Хотя детский опыт оказался верен, люди в большинстве своем пусты. А морская свинка сама сдохла. Я всего лишь пыталась ей сделать операцию, и завести сердце вручную, как в книге было написано по хирургии, – она посмотрела на меня, – Ты что, пришёл сюда меня вопросами мучить или мыть? Вон мочалка, мой меня, Тулькин Евгений Иванович. Вика засмеялась.
- С чего-то ты меня так назвала?
- Сейчас Зинка придет, узнаешь. Давай, доставай меня из ванны и оботри полотенцем.
После ванны мы не успели толком обсохнуть, как приперлась Зинка.
- Ну, что братики и сестры, все готово!
Она достала кучу бумаг из своей сумки протянула Вике.
- Ага. Свидетельство о рождении есть, направления есть, справка из диспансера тоже есть.
- Да, все норм, все на настоящих бланках с настоящими печатями.
Вика дала мне посмотреть.
- На, познакомься со своим новым амплуа, я теперь твоя сестра старшая, а ты мой на голову больной братик.
Они обе закатились смехом.
- А это законно?
Зинка посмотрела на меня, подняла брови.
- Нравится мне твой комсомолец, вот ей богу нравится! Может, отдашь его мне, а то мне мой артист изрядно надоел.
- Я тебе сейчас-то глазки твои шалашовские в место такое же засуну,- грубо и с особенной хрипотой сказала Вика, посмотрев злобно на Зинку.
- Вилка, да ты чего? Пошутить нельзя даже.
Зинка пересела подальше.
- Моё не трогать, или забыла правила?
- Да ладно тебе, уж разыграть мальчишку нельзя.
Чтобы разрядить обстановку я спросил:
- А паспорт где тогда на Тулькина?
- Тулькину еще нет шестнадцати, только будет в ноябре, - ответила Зинка.
- Зачем дурачкам паспорт? - пошутила Вика.
Они обе опять рассмеялись. Мне было не смешно, Вика, заметив это, перебралась ко мне на колени и расцеловывая заговорила:
- Ну, не обижайся. Ты ведь знаешь меня, не смогла удержаться, чтобы не подшутить. Но тебе и правда в Таллине придётся дурачком прикинуться, вернее олигофреном. Таков мой план.
Зинка получила деньги от Вики и вскоре ушла, чему я был несказанно рад, эта девица мне не нравилась, особенно после инцидента с милицией.
- Откуда ты вообще её знаешь? – просил я у Вики.
- Мы с ней в ещё в детстве познакомились в психушке, её туда упекли, потому что она в школе на всех портретах наших вождей черепа рисовала и про партию веские гадости говорила. Она это, конечно, от деда своего нахваталась, который полжизни в лагерях провел. Но системе все равно, если не нравится партия - значит больной.
Вика взяла меня за руку и повела в постель, уложила и завязала мне глаза и связала руки и ноги. Затем она включила музыку и начала водить кончиком ножа по моему телу, иногда укалывая его острым концом, и каждый раз это было неожиданно. Из динамиков доносилось:
I need someone to show me the things in life that I can't find,
I can't see the things that make true happiness, I must be blind,
Make a joke and I will sigh and you will laugh and I will cry,
Happiness I cannot feel and love to me is so unreal
А лежал весь в напряжении, не зная, куда придется следующий укол, наконец, я устал, и мне стало всё равно. К моему удивлению, исчезли болезненные ощущения от уколов, я расслабился еще больше и перестал чувствовать, что связан. Я упал с кровати… Вика сидела на моем теле и, гладя одной рукой, колола другой … остановилась и легла сверху, словно пытаясь согреть. Затем я увидел, как из Викиного тела поднялся её эфирный двойник, я хотел подбежать к ней, но внезапно оказался на улице моего детства. Я понимал, что я сделал что-то не так и пытался вернуться, но ничего не вышло.
- Пока без специальных веществ не получается у нас в кольцо слиться, – услышал я Вику.
Она сняла с меня повязку и развязала, затем встала, надела халат и достала с полки толстенную книгу по медицине. Вика стала читать вслух про олигофрению.
- Запомни и попытайся изображать все эти симптомы.
- Зачем все это?
- Под Таллином недалеко от Юрмалы есть советско-американский пансионат, его некто Джонсон Холл организовал для умственно отсталых подростков, якобы у него специальная методика. Но, по-моему, он обычный американский аферист. Гросс у него в помощниках, - это именно тот самый Гросс, что насиловал меня и закинул в машину, надеясь, что я сгорю в ней.
- Давая, я его так убью, и дело с концом! – возбудившись от злости, предложил я.
- Нее, мой Зорро. У меня другая идея, поинтересней. Но об том позже. Я спать хочу.
Она выключила свет, залезла под одеяло и, положив голову мне на плечо, тут же уснула.
А я нет, практически до самого рассвета.
Вся книга https://www.litres.ru/igor-vladimirovich-krasovskiy/al-gebra/