Я опаздывал на практику, соскочил со 102 автобуса у больницы Мечникова и бегом побежал по весенней слякоти. Забежал в 14 павильон и влетел в учебный класс кафедры госпитальной хирургии. Хирургический, с завязками на спине и слишком тесный халат, был одет заранее дома, и прятался под короткой курткой. Я бросил куртку на батарею, выдернул из штанов халат, натянул белый колпак на голову и уселся на свое место. Доктор Чулочников, слегка укоризненно, но иронично и ласково, произнес:
- «13-ая группа уже знает задание на сегодня. А, без пяти минут доктору Саволайнен, я повторяю задание. Сегодня у нас сбор анамнеза. Ваш пациент - Якубов из второй послеоперационной палаты. Ваша задача - сбор анамнеза, обосновать диагноз, назначить послеоперационное лечение и сделать прогноз. Всё остаётся здесь, никаких вещей в палату, только блокнот и ручка. А лично Вам, доктор Саволайнен, я настоятельно рекомендую одеть бахилы».
Я посмотрел вниз. На ногах были туристские вибрамы за 10 рублей с рифленой подошвой и под ними образовалась грязная лужа. Было стыдно. Я раздобыл бахилы в операционной. Теперь с меня не текло и я был похож на студента, можно было начинать игру в доктора. Я открыл дверь второй палаты и увидел шесть железных коек. На всех лежали распоротые и заштопанные мужские тела. К некоторым тянулись трубки от капельниц. От других вниз устремлялись трубки с мочой. Я подошёл к кровати с надписью «Якубов» и обнаружил натянутое по самый нос одеяло и живые, карие, чуть раскосые глаза.
-«Здраствуйте, я студент. У меня учебное задание. Пришел по Вашу душу собирать анамнез».
-«Якубов, Равиль Муратович» - из под одеяла выскочила смуглая рука.
-«Яквадратов, Эдвард Арвович» - устремилась навстречу моя белая ладонь.
-«Я вижу, мы поладим. Мне уже давно хотелось с кем нибудь поболтать. Здесь ведь не КВН, хохмить бесполезно» - он зыркнул на соседей и заговорщически подмигнул.
-«Вообщем так. Я сам хирург, уролог. Всё знаю. Работаем быстро. Я диктую, ты записываешь. Управимся за полчаса и пойдем на улицу. Давай, студент, строчи: «Якубов, Равиль Муратович, 17.02.1946 года рождения. Город Казань.
Образование: 10 классов. Потом - Первый медицинский институт имени Павлова, Ленинград. Закончил в 1970 году. Ординатура, потом клинический хирург - уролог. Диагноз: Cancer peritonae, 3-й степени. Первые симптомы: осень 1981. Потеря веса, непереносимость мясного, слабость, изменения цвета кожного покрова. Анализы крови подтверждают основной диагноз. Наследственность без отягощений. Хронических заболеваний нет. Хирургическое лечение: резекция желудка и ревизия брюшной полости с удалением метастазов. Произведена в апреле 1982 года. Возможное лечение: радиотерапия нецелесообразна, анальгетики и terminatio curatio. Каждый раз, когда доктор переходил на безжалостную и благозвучную латынь, было понятно, что он щадит уши неискушенных соседей. Это было похоже на то, как если бы в камере смертников, один уже знал дату исполнения приговора, а другие еще нет.
Мы решили «подышать свежим воздухом». Я снял бахилы и тропил вибрамами впереди. Он шаркал тапками в куртке поверх больничной пижамы. Уселись на крашеную голубую скамейку. На улице пахло талой водой и солнцем. Возле скамейки резвились оголтелые воробьи. Они требовали еды, но у нас ничего не было. Доктор протянул мне пачку болгарских «Родопи», мы закурили.
-«А у себя в клинике почему не стали лечиться?» - прервал молчание я, дитя советской системы, верящее в то, что по блату можно достать хоть вечную жизнь.
-«А смысла не было, у нас другая специализация. Загребли с острыми желудочными симптомами. Думали рак желудка. Залезли - а там метастазы по всей полости. И, главное, в печени. Ну закрыли, зашили и извинились. Безнадега. Прогноз - год жизни. Но знаешь, что самое интересное? Только от наркоза очухался, приходит медсестра. Эта, с роскошным бюстом, наверняка видел, Тарасевич. Катетер ставить. Схватила за член, а у меня дикая эрекция. Стыдно и смешно… Но она ничего, опытная, чуть зарделась, дело сделала и ушла как ни в чем не бывало. А я лежу и думаю: странная у меня реакция на наркоз, скоро пройдет. Оказалось ничего подобного, не проходит. Как она к моей кровати приближается капельницу ставить, бельё менять, или уколы делать, наклонится ко мне - чувствую, оживает. Плоть наружу рвётся. Мне мать ещё говорила: наша, татарская кровь, густая и тёмная. Похоже, организм продолженья рода хочет, прежде, чем сыграть в ящик. Да и сны снятся странные. То я на потной лошади без седла скачу галопом. То в волка превратился и за волчицей по степи гоняюсь».
-«Признаюсь, жизнь моя, как диагноз узнал, изменилась сильно. Сам прикинь: Мне 37. Приехал пацаном в Ленинград, поступил в мединститут. Учился хорошо. Потом женился - развелся. Детей нет. Уролог, карьера началась, вся жизнь впереди. Бабки появились, квартира, Жигули. Причём, заметь, всё это без блата и связей, на одном энтузиазме. Всё пучком! И тут как снег на голову: рак брюшины и смертный приговор! Но не сразу на плаху, а через годик, с оттяжкой. И вот я лежал и прислушивался: где во мне бомба с часовым механизмом тикает? А после операции оказалось, что их там целая дюжина. И какая первая рванёт, неизвестно».
-«Ты думаешь, чего я в палате под одеяло морду прячу? Кроме меня там еще пять мужиков. И их дела не так уж и плохи. Но они лежат со скорбными лицами, боятся слово сказать, как будто костлявая за спиной стоит и подслушивает. Настоящий то смертник в палате я один, а у меня рот до ушей, лежу, мечтаю как это лето проведу. У меня ведь и деньги есть, три тысячи рублей, заначка. Ох, задам я гастроль этим летом… Сначала в Казань рвану. Была у меня однокласница, рядом сидела. Пахла как спелая дыня, а в 18 уже замуж вышла. Разведка донесла: в разводе, свободна. Я сначала к ней поеду и сделаю все то, о чём в школе мечтал. Предложу ей на пару недель в Ялту съездить, в мае там отлично. Потом в программе у меня Кавказ. Один, или с ней, если захочет. Потом вернусь в Татарстан, надо родителей подготовить. Потом надо родственников отца навестить, прощения за старые грехи попросить, проститься. Осенью хочу в Ленинграде все продать, дела завершить. После в Казань вернусь. Умирать на родине буду, да там и копать легче...»
Мы докурили уже третью сигарету, мне было пора возвращаться в класс и сдавать анамнез с прогнозом преподавателю. Воробьи улетели к более щедрым спонсорам из 16-го павильона. Солнце светило так, что хотелось раздеться. Доктор Якубов смотрел в небо, мечтая о будущем. Ему 37, у него впереди год. Мне 22 и у меня впереди, может, 50. Но, странное дело, я не испытывал жалости к нему, скорее завидовал.
...........