Авторитет Сергия Радонежского в нашей культуре столь высок, что без него русская история второй половины XIV века выглядела бы неполноценной. Основным источником сведений о преподобном Сергии является «Житие», написанное его любимым учеником Епифанием Премудрым. Опуская мифические словеса, обратимся к фактам. Предки Сергия жили в Ростовской земле. Его отец (Кирилл) происходил из местной знати («един от нарочитых боляр») и имел трёх сыновей: старший — Степан, средний — Варфоломей (в монашестве — Сергий) и младший — Пётр. Относительно даты рождения Варфоломея автор пишет так: «Хочу также сказать о времени и годе, когда преподобный родился: в годы правления благочестивого, славного и державного царя Андроника, самодержца греческого, который царствовал в Царьграде, при архиепископе Константинополя Каллисте, патриархе вселенском; родился он в земле Русской, в годы княжения великого князя Тверского Дмитрия Михайловича, при архиепископе Петре, митрополите всея Руси, когда приходило войско Ахмыла». Анализ этих словес позволяет определить дату рождения в пределах: 1… 31 мая 1314... 1322 г.
В возрасте семи лет Варфоломей начал обучаться грамоте, но, в отличие от своих братьев, учился как-то «медленно и неприлежно». Зато имел склонность ко всякому рукоделию. Феномен его «озарения» Епифаний описывает так: «…он увидел некого черноризца, старца святого, удивительного и неизвестного, саном пресвитера, благообразного и подобного ангелу, на поле под дубом стоящего и прилежно со слезами молящегося…» Варфоломей пожаловался ему о своих проблемах в учении и попросил его помолиться Богу. После усердной молитвы старец подал мальчику кусок святой просфоры, который Варфоломей съел, получив от старца предсказание, что с этого дня он будет знать грамоту лучше своих братьев, которое вскоре и подтвердилось. Этот «сюжет» лёг в основу знаменитой картины Нестерова «Видение отроку Варфоломею».
Автор «Жития» повествует, что некогда имение Кирилла «кипело богатством», но затем «обнища и оскуде». Его разорили «хоженья» в Орду в свите Ростовского князя, наезды ханский послов за данью и набеги татар. Эти беды усугублялись русскими междоусобицами. Историческая необходимость объединение была сопряжена с насилием и крушением привычного уклада жизни. Оспаривая власть, князья призывали на помощь татар. Так с помощью Орды Иван Калита разгромил Тверь и получил от хана ярлык на Великое княжество Владимирское, а вместе с ним и Сретенскую половину Ростовского княжества. Люди, бежавшие из Ростова, до конца своих дней не могли забыть о насилиях со стороны московских воевод: «Увы, увы, тогда граду Ростову, паче же и князьям их, яко отъяся от них власть и княжение, и имение, и честь, и славы, и вся прочая потягну к Москве». Описывая бедствия семьи Кирилла, автор «Жития» указывает на тяжесть татарского «выхода» (дани) и голод: «Того же лета (1332) бысть меженина велика в земле Русской, дороговь, глад хлебный и скудость всякого жита». Многие ростовские бояре (кто по желание, кто по нужде) отправлялись в московские пределы на службу к Ивану Калите. Боярин Кирилл с семьёй уехал в Радонеж. Незадолго до смерти Кирилл и его жена постриглись в Покровском монастыре недалеко от Радонежа, и туда же удалился их первенец Степан, принявший в монашестве имя Стефан. По Житию», именно Варфоломей увлёк брата идеей пустынножительства (хотя Стефан первым овладел книжной премудростью и первым принял монашество). Они отправились в лес, отыскали пригорок Маковец подле глубокого оврага. Неподалёку из-под берега маленькой речки пробивался ключ. На этом месте братья построили себе «хизину», расчистили лес, построили келью и срубили церквушку. Затем по их просьбе приехавшие из Москвы попы освятили церковь, получившую наименование Троицы. Следует отметить, что посвящение храма Троице было редким явлением на Руси. Оно восходило к традициям Киево-Печерского монастыря. Брат Стефан недолго прожил «в пустыне» и ушёл в Москву, поселился в Богоявленском монастыре, где познакомился с будущим митрополитом Алексеем и, по легенде, даже стал духовником московского князя Симеона Гордого.
Оставшись в полном одиночестве, Варфоломей призвал игумена Митрофана и принял от него постриг под именем Сергия (в возрасте 20… 23 лет). Чтобы усмирить юную плоть, он предавался посту, обрекал себя на жажду, «стояние без отдыха», «слёзы тёплые», «вздохи сердечные» и т.д. Через некоторое время к нему подселились монах Василий Сухой, и монах Якут. Когда в Троице собралось 12 монахов, посёлок был обнесён оградой и у ворот поставлен привратник (вратарь). Какое-то время братия нанимала попа, игумена Митрофана, а затем направила Сергия на «поставление» в Переяславль. В это время в Москве свирепствовала занесенная из Европы чума, от которой вскоре умер князь Симеон Гордый. Перед смертью он оставил завещание «перед владыкою володимерским Олексеем (тот сразу отправился в Константинополь за утверждением на митрополию) и владыкою переяславским Офонасеем» (который будет исполнять обязанности митрополита два года). Именно от Афанасия Сергий принял сан игумена в 1353… 1355 г. (ему было тогда около 30 лет).
В отличие от старых монастырей, Троицкий монастырь не блистал богатством. Как выразился один крестьянин, забредший в обитель, всё там «худостно», «нищетно», «сиротинско». Тем не менее, ворота Троицкого монастыря всегда были открыты для странников и прохожих. Игумен никому не отказывал ни в подаянии, ни в духовных поучениях. Татарский погром и междоусобицы принесли Руси разорение. Насилие всегда деморализует народ, ведёт его к деградации и упадку. Подвиг Сергия способствовал духовному возрождению Руси. Ей надо было вернуть веру, надежду, любовь и нравственность. Церкви никогда бы не удалось приобрести власть над умами, если бы среди её пастырей не появились подвижники, не щадившие живота своего во имя общего дела.
Запретив просить подаяние, Сергий поставил правилом, чтобы все иноки жили от своего труда, подавая им в этом пример. Его кредо — «Ничто не особь стяжевати кому, ни своим что звати, но вся обща имети». По слова современника, иногда он сам служил братии, как купленный раб: «и дрова на всех… сечаше, и тълкуше жито, в жрьновах меляша, и хлебы печаше, и вариво варяше… и порты крааше…»
«Житие» передаёт дух, царивший в Троицкой обители, в том числе и творимые игуменом чудеса. Вот, к примеру, некоторые из них. Зимой некий богомолец принёс в монастырь больного сына, который уже не подавал признаков жизни. Отец ушёл за гробом, а когда вернулся, застал сына живым. Молящийся подле Сергий объяснил, что отрок окоченел от стужи, а теплом кельи отогрелся. Богомолец решил, что мальчика воскресила молитва, на что старец сказал: «Прежде бо объщаго воскресениа не мощно есть ожити никому же!» Один бесноватый вельможа был приведен в Троицу и получил облегчение, благодаря чему провёл там несколько дней «кроткий и разумный». Многие больные и калеки потянулись в Радонеж в уверенности, что богомолье врачует там не только душу, но и тело.
Слухи о подобных чудесах распространялись по всей округе, дошли до Москвы, до митрополита Алексея и даже до Константинополя. Где-то в 1365-1370 годах патриарх Филофей прислал Сергию грамоту и дары: напёрсный крест, в котором хранились мощи новых мучеников литовских Евдокии, Елферия и Феодосии-девицы. Крест обязывал русского святителя помнить о трагедии православных христиан, избиваемых литовскими огнепоклонниками.
Спустя пять веков, историк В. О. Ключевский отметит, что преподобный Сергий примером собственной жизни «поднял упавший дух родного народа, пробудил в нём доверие к себе»; «он помог им заглянуть в свой собственный внутренний мрак и разглядеть там ещё тлевшие искры того же огня, который горел озаривший их светоч. Русские люди XIV века признавали это действие чудом».
Ну, что тут скажешь? Слова Ключевского — это лелеющий душу символ, не имеющий никакого фактического подтверждения; но именно на таких символах и держится мифологический «смысл жизни»!