Эпитафия Марку Цукербергу

               
     Пораженный невероятно логической отповедью демобилизованного фронтовика в самое бандитское сердце Горбатый, помолчав немного, недовольно оглядел поникших блатных, бессильно скрипящих рандолевыми зубами под яркими всполохами лампы  " Молнии ", пожиравшей нелимитированный керосин в условиях пребывающей в разрухе страны, но Аня, втянув трепетными ноздрями точеного носа добрую понюшку кокаина, бросила Шарапову в лицо :
     - Свинья ты, свинья.
     Молодой оперативник оскалился, вспоминая уроки Жеглова, почему -  то зарубившего на корню инициативную самодеятельность ветерана, и, небрежно забросив ногу на ногу, прошипел, дергая левой щекой :
     - А я золотишко мыл, Аня, пока вы тут на продскладах подъедались.
     Промокашка вскочил, роняя гнутый венский стул, и психованно завизжал :
     - Ах ты, лось сохатый !
     Горбатый циркнул пустым зубом и неприятно ощерился.
     - А вот это уже теплее.
     - Чего теплее ? - взмолился Шарапов, алчно оглядывая богатый стол банды. - У тебя, папаша, и так тута не дует. Хошь на пианине сбацаю ?
     - Это мы сами можем, - успокоился Промокашка, поднимая стул и усаживаясь за стол. - Полный, фрайерок, полный.
     Они раздели Шарапова догола и убедились, злобно хихикая и перемигиваясь, в правоте слов опытнейшего Промокашки, разглядевшего под сереньким пальтишком с журнальчиком  " Огонек " в кармане тайные жиры фронтовика, накопленные им за тридцать четыре тяжелых года войны, когда вся страна изнемогала, посылая своих сынов эшелонами на передовую, где гибли лучшие из лучших, приостанавливаемые немецко - фашистскими захватчиками, временно оккупировавшими священные земли Советского Союза, при помощи знаменитых косторезов, как прозвали бойцы Красной Армии и Флота безотказные пулеметы МГ - 69.
      Шел тридцать пятый год войны.
      - Глеб, надо что - то делать ! - беспомощно кричал Гриша Шесть на Девять, бегая у железнодорожных путей. - Они же убьют его ! Стоит банде рассмотреть весь накопленный Шараповым жир, как мигнет Горбатый и через миг от Володи ремешок останется.
      - Кодла с пушками и перьями, - гудел Коля Тараскин, комкая стальное тело  " Нагана " сквозь траченую пулями мануфактуру форменных галифе, доставшихся Коле от погибшего в Марьиной роще безымянного оперативника, а тому, в свою очередь, они поступили с продсклада Конной армии. По слухам, эти галифе в лихом восемнадцатом сам Ворошилов проиграл в буру Ипать Епатичу, служившему в те тяжелые годы гражданской войны и разрухи при Конезапасе трибунальцем малым, пока не сменила революция чины и ранги, возведя трибунальца малого в Чеку.
     - Прыгай на ходу, - предложил Жеглов, жуя картонный мундштук дефицитной папиросы, - Тараскин.
     Тот серьезно кивнул и, разбежавшись, прыгнул под поезд.
     - Еще один погиб на производстве, - заметил Ипать Епатич из машины марки ЗИС, провожая разметываемые чугунными колесами безжалостного поезда останки Тараскина, - не помогли ни кабанчик, ни кулек сахарина, ни даже факт наличия в нашей изнуренной войной стране коммерческого ресторана  " Астория ", товарищи.
     Суслов кашлянул и снял очки. Строго посмотрел на старшего Вайнера, затем перевел безжизненный взгляд на Говорухина.
     - Этот вариант лучше, - осторожно высказался Михаил Андреевич, все же не решаясь утвердить семисотый вариант сценария грядущего шедевра советского кинематографа, - но все равно - говно. Почему, товарищи, все, абсолютно и буквально все, что мы ни производим на производстве, говно ?
     Почему ? А я скажу. Двояко, так как прошло некоторое время и выявилась суть. Если раньше я сказал бы, что народ, отказавшийся от конкурентной борьбы в пользу даже не борьбы за существование, а бесконечной битвы за элементарное выживание посреди построенного руками этого самого народа концлагеря, и не достоин продукции лучшего качества, то теперь скажу : а потому. Это Россия. Говно страна, народ сволочь. Потому и производит говно веками и тоннами, сменив меха, воск и лес на нефть, газ и лес. И не хрен дрочиться зимбабвийцам, граждане бандиты, пытаясь сбацать БМВ, как у немцев, все одно же - ни х...я не получится.