Ранний снег

               

     Октябрь 1977 года, седьмое, пятница, пять часов вечера. В кабинет к Михаилу зашёл его друг замполит роты патрульно - постовой службы Геннадий Фальков:                - Домой собираешься?
   - Ну а как же. Пятница. Ум сказал совести: «пора и честь знать».
     Это была такая комсомольская шутка - переиначенный лозунг КПСС «Пратия - ум, честь и совесть нашей эпохи». В ту пору комсомол начинал превращаться из юного поколения идейных борцов за «дело Ленина», сиречь, за коммунизм, в отряд безыдейных образованных и ловких карьеристов. А иначе и быть не могло: все видели, что никакого коммунизма не построить никогда, жить становится всё труднее, в магазинах купить ничего невозможно, партийные бонзы думают только о себе, своём благополучии и о благополучии своих близких. Дефицитные товары, такие как джинсы,  кроссовки, дублёнки, видеомагнитофоны, японские телевизоры, поступающие в мизерных количествах на торговые базы, достаются только высоким партийным и исполкомовским чиновникам. Остальной люд мог купить эти товары - джинсы, кроссовки, дублёнки втридорога у спекулянтов. А видеомагнитофон или телевизор (почему-то в основном фирмы «Шарп»), в Павлодаре ни за какие деньги купить было невозможно. Всё это вызывало глухое недовольство народа. Люди находили выход из нелёгкого, а, главное, унизительного своего положения лишь тем, что тырили с места своей работы всё, что можно было отвинтить, отломать, украсть со склада. Появился даже термин «несуны» - мелкие расхитители социалистической собственности. Михаил, как инспектор ОБХСС по роду службы занимался и ими - устраивал в вечерне - ночное время рейды с дружинниками-комсомольцами, садясь в засады по периметру особо подверженных хищениям предприятий: пивзавод, рыбозавод, мебельная фабрика. В темноте с пивзавода тащили пиво в пластмассовых десятилитровых канистрах: с рыбозавода несли свежую и вяленую рыбу: с мебельной фабрики тащили краску, лак, фанеру, текстурную бумагу (эту бумагу наклеивали на мебельные плиты из прессованных опилок, покрывали лаком и получались щиты красного дерева). Но главным предприятием, которое расхитители просто осаждали, был мясокомбинат. При острейшем дефиците мяса и мясопродуктов с этого предприятия расхищалось около половины всей продукции, причём, самой первосортной. Мясо в магазинах бывало лишь в первые часы после открытия - быстро разбиралось. Колбасу «выбрасывали» небольшими партиями в непредсказуемое время. Это была варёная толстая колбаса -  не то докторская, не то любительская, не то ещё какая. Название значение не имело. Это было мокрое изделие розового цвета, на срезе имеющие какие-то крупинки, волокна и непонятные включения. Колбаса имела какой-то несвежий и несъедобный запах. Прежде, чем её есть, народ предпочитал её прожаривать до коричневой корочки. Шутники говорили: «знаете почему в продаже нет туалетной бумаги? Она вся уходит на производство колбасы». И люди были недалеки от истины. Так вот, мясокомбинат был окружён высоким забором, но сильные мужчины -забойщики, обвальщики, грузчики в тёмное время суток перебрасывали через забор куски филейной говядины, бараньи туши,  свиные окорока, карбонаты, копченую колбасу и прочих кур-уток своим сообщникам на машинах (в основном, таксистам), которые тут же увозили похищенное. Женщины -работницы уносили продукцию меньших габаритов: куски мяса, сосиски гроздьями, колбасы. Всё это засовывалось под юбки, вешалось на специальные пояса. Особо ценные и некрупные изделия засовывались прямо в трусы. Через проходную женщины выходили очень толстыми, задастыми, не смотря на худощавые лица и плечи, а худели уже дома. Впрочем милиционеры вневедомственной охраны никого не проверяли, не для того они здесь несли свою нелёгкую службу, а для того, что бы точно так же воровать продукцию и брать деньгами от особо наглеющих несунов. Обэхаэсники проводили рейды регулярно, задерживали кучу воришек и воров, привлекали их к ответственности, но фемида была к несунам снисходительна и осуждала только за хищения, когда стоимость похищенного была значительной. А мелких штрафовали, а то и отпускали с предупреждением. Весь народ, всю страну ведь не посадишь! Но рассказ совсем не об этом.
     Михаил выглянул в окно. Было пасмурно, ветрено, летели редкие снежинки. А день начинался замечательно -было около десяти градусов тепла, Михаил пришёл на работу в лёгком плаще поверх костюма. А сейчас всё изменилось.
   - Брррр! Погодка-то подговнила. Попрошу в дежурке машину или ты прикажи какому-нибудь экипажу подбросить меня до дому.
   - У меня другое предложение. Подъехал Димка Бондаренко на уазике - буханке, предлагает поехать в Чалдай на тетеревов, пока они ещё жируют на просяных полях. В машине десяток матрасов, мы в них заляжем и на месте заночуем, а с утра постреляем косачей.
     Из летающей дичи Михаил больше всего любил лирохвостых тетеревов-косачей, этих крупных куриц в чёрном оперении с ярко - красными гребешками вместо бровей и белыми перьями под крыльями. В каждой птице живого весу было килограмма два. Красное мясо было достаточно жирным и очень вкусным. Зимой, когда просяные и пшеничные поля с остатками зерна на земле покрывал снег,  рацион тетеревов менялся - они питались сосновыми и еловыми шишками и мясо пахло ёлкой, становилось сухим и не таким вкусным. Дома жена не признавала ни уток, ни гусей, привозимых с охоты, и Михаил либо раздавал битую птицу соседям, либо жена выкидывала их в мусорный контейнер. Однажды Михаил сам ощипал, распотрошил и запёк в духовке тетерева, заставил жену и детей попробовать, и всем еда понравилась. С той поры жена снисходительно принимала косачей, разделывала их и готовила вкуснейшее жаркое. Мясо больше всего походило на гусятину, но помягче, и не имело болотного запаха. Охотиться на косачей было отдельное удовольствие. Стая птиц, бывало до двадцати особей прилетала и рассаживалась на большой сосне, каждая на своей ветке. Стрелять их лучше всего было из малокалиберной винтовки. Охотник выцеливал птицу, сидящую на самой нижней ветке и стрелял. Косач падал вниз, выстрела слышно не было, лишь слабый щелчок, который птиц не пугал. Поэтому тетерева, сидящие выше не понимали, почему их товарищ (или товарка) вдруг ни с того ни с сего упал на землю и не шевелится. Птицы удивлённо крутили головами по сторонам, смотрели вниз и ничего не понимали. Видеть это было очень забавно, даже смешно. Но выстрелы раздавались из машины, а машину птицы не боялись.    Только когда птиц на земле оказывалось пять-шесть, стая слетала и перебиралась метров на сто дальше и снова рассаживалась по ветвям.  Можно было подъехать поближе и продолжать отстрел. Поэтому Генкино предложение Мишке понравилось.
   - Но тогда надо заехать домой, переодеться, зарядиться, взять с собой валенки... Мало ли что.
   - Само собой. Уже так и так темнеет, доберёмся к ночи, переспим в «буханке», а со светом постреляем и к обеду отправимся назад.
     Так и сделали. На этой же машине съездили домой, экипировались по-быстрому и выехали в Чалдайский бор. Но на удивление снег валил всё гуще и гуще. Для Павлодарских мест это было совершенно ненормально. Обычно тёплая и тихая погода стояла до двадцатых чисел октября, вечерами владельцы частных домов и жители многоэтажек собирали в кучи палые листья и жгли их. Запах дыма горелых листьев был приметой середины октября. Потом, числа двадцать второго-двадцать третьего налетал ураганный северный ветер, срывавший с крыш домов железные листы, валивший автобусные остановки и деревья. Буря длилась пару дней, потом падал снег и приходила её величество зима. К седьмому ноября, когда надо идти на парад, зачастую мороз уже бывает под тридцать. Но сегодня только седьмое октября, какой снег! Тем не менее Димка, Генка и Михаил с комфортом расположились в нутре этого уродца- уазика-буханки, водитель дорогу знал сам, а пассажиры, включив на потолке тусклую лампочку, разлили водку по пластмассовым стаканам. Выпили, закусили копчёно-варёным тамбовским окороком с железнодорожным вкуснейшим хлебом. Хлеб купили по дороге в пекарне, а окорок был из Мишкиных из-под-прилавочных запасов. В конце концов, обэхээсники имели дефицитные продукты в количестве, какое позволяла их скромная зарплата. Менты тогда взяток ещё не брали, но купить могли любые продукты. Машина ехала небыстро, мотор урчал громко, но ровно. Охотники  выпили на троих полторы бутылки водки,  не допив вторую бутылку и улеглись спать, подстелив по два матраса на днище и по матрасу набросив поверх себя. Было очень тепло и уютно. Вскоре все заснули. Проснулись, когда машина остановилась, забуксовав в снегу. Это был уже сосновый ленточный бор, цель путешествия. Было семь часов утра, только светало. Попили чай из термосов, закусили мясом. Выглянули из машины. Снегу было выше щиколотки, мороз был градусов пятнадцать, а то и двадцать. Хорошо, что захватили валенки, в них и переобулись. У водителя Володи валенок не было, ему предложили сидеть в машине, но он заартачился:
Я тоже взял ружьё, хочу пострелять.
   - Но ты же в снегу утонешь!
   - Ничего, у меня ботинки высокие, а наберу снега, так вернусь в кабину. Зарядили ружья, вышли на воздух. Дорога была заметена довольно глубоким пушистым и чистейшим, белее сахара-рафинада снегом. Морозец слегка пощипывал щёки и носы. Снег лежал и между деревьями, но под соснами снега не было, даже зеленела сухая осенняя трава, уже замёрзшая и ломкая. Живности видно не было, стояла великая зимняя лесная тишина, нарушаемая лишь скрипом шагов по снегу и негромкими голосами охотников. Громко почему-то говорить не хотелось, видимо, из уважения к этим вековым соснам и к этой морозной тишине. Вдруг сверху раздался цокот и щёлканье. Пригляделись, увидели белку. Димка поднял ружьё, прицелился. Генка положил руку на ствол и отвёл его.
  - Ты же дробью превратишь белку в лохмотья. На фига она будет нужна. Тем более, что с одной, даже целой, делать? Их на одну шапку нужно не меньше десятка. Пусть живёт.
   - И то правда. - Димка опустил ружьё. - Просто пострелять охота, давно не стрелял.
   - Найдём косачей — настреляешься. Успокоил Димку Генка, и все его поддержали.
     Пошли дальше. Между соснами идти было невозможно -деревья росли часто, ветки начинались низко. Пришлось идти по дороге, а там снег. Вскоре Володя набрал полные ботинки снега, ноги замёрзли и он пошёл к машине, сказав, что наохотился. Примерно через полчаса ходьбы по снегу охотники увидели компанию косачей на сосне, до них было метров двести, из ружья никак не дострелить. Стали медленно подбираться к ним между сосен. Когда до стаи осталось метров восемьдесят, птицы разглядели людей и стали беспокоиться - перелетать на ветки повыше, оглядываться в сторону людей. Охотники замерли.
  - У кого какая дробь?  - Спросил Михаил.
  - У меня два ноля.
  - Слабовата с такого расстояния. - Засомневался Генка. - Долететь-то долетит, но перо не прошибёт, я так думаю. У меня-то картечь, она пробьёт.
  - У меня вообще единица. - Заскучал Димка. - Я думал из машины будем стрелять, с близи.
   Примерно через сто метров остановились. Решили так: разобрали трёх нижних птиц по охотникам. На счёт три выстрелили залпом. Одна птица упала, остальные моментально упорхнули и так далеко, что охотники их из виду потеряли. Подошли к птице, подобрали её, осмотрели, увидели два крупных входных отверстия от  Генкиной картечи. Да и упала птица с той ветки, которую выцеливал Генка, его добыча. Пошли дальше по дороге, расталкивая валенками снег. Через час  остановились, птиц нигде видно не было. Однажды увидели волчьи следы, пресекавшие дорогу. Но пешком за волком ходить бесполезно, да и устали все как черти. Полушубки у всех расстёгнуты, от лица  и шеи идёт пар. Но нос и уши мороз пощипывает. После недолгого совещания решили возвращаться, да и времени шёл уже первый час и есть хотелось по-взрослому. Назад пошли по своим следам и это было немного легче, чем протаптывать снежную целину. Шли не торопясь, молча, наслаждаясь морозной гулкой тишиной и чистым  воздухом. Порой с деревьев слышался стук дятла, который выдавал короткие пулемётные очереди. Похоже, дятел был не близко, но зимний лес доносил звуки отчётливо и, кажется, даже усиливал их. Иногда среди веток мелькали симпатичные рыжие белочки, но ружей на них уже никто не поднимал, только любовались пушистыми красавицами. Пришли к машине в половине второго. Володя сидел на пеньке возле разведённого походного примуса «Шмель», на котором стоял котелок с водой. Над котелком на двух вбитых в снег и землю толстых ветках сушились его ботинки, а сам он обернул ноги куском какой-то овчины.
   - Ну, как охота? - Спросил Володя. - А я тут чаёк сгоношил. На морозе будем или залезем в машину?
 - Давайте залезем в машину. - Предложил Михаил.- А то мы сейчас распаренные, а посидим на морозе и простынем.                Залезли в кузов, сложили в одну стопку матрасы, откинули столик, поставили на него котелок с чаем и недопитую с вечера бутылку водки, достали окорок и хлеб. Допили втроём водку, Володя, естественно не пил.
   - Поохотились слабенько, косач людей близко не подпускает, его из машины бить хорошо. Вот одного шлёпнули, это, Володя тебе как пострадавшему без выстрела охотнику. - Генка передал птицу водителю.
  - Спасибо. Я косача никогда не бил, даже вблизи не видел. - Поблагодарил Володя. - Жена будет рада, она дичь любит, правда, всё больше уток ела.
     Попив чайку,  ребята снова вылезли из машины, справили нужду, постояли, наслаждаясь красотой зелёного хвойного леса, подышали, покурили на морозном свежем воздухе.
   - Какая красота! Нет, не зря съездили. - Воскликнул Димка, выбрасывая в снег окурок. - Жаль, конечно, что охота не получилась. Но какой заряд бодрости! Целый год жизни себе за полдня прибавили.
  - Генка, тащи моё ружьё, - попросил шёпотом Михаил, - видишь, рябчик вышел из кустов.
     Действительно, из подлеска вышел пёстрый, в рыжую крапинку рябчик ростом с молодую курочку-бройлера. Но пока Генка доставал ружьё приятеля, понимая, что от  его картечи, да с близкого расстояния птицу разорвёт в клочья, рябчик неторопливо скрылся в кустах по своим делам. Похоже, что на компанию охотников он даже не обратил внимания.                -  Да, сегодня непруха.- Без особой печали сказал Димка. - Поехали домой.                Все его поддержали. Залезли в машину. Володя осторожно по своим следам стал сдавать, машина пошла без пробуксовки и вскоре выехала на широкую поляну, где и развернулась. Через два часа друзья были в городе и подъехали каждый к своему подъезду. Дома жена спросила:
   - Ну, где косачи?
   - Да там такой снег выпал, не проедешь. А пешком не поохотишься, тетерев близко не подпускает, улетает.
     Вот такая получилась охота. А этот первый октябрьский снег остался на всю зиму и растаял только в конце апреля.