Наш танкер стоит на рейде у порта Очаков, мы же ловим на закидушку бычков. Я так наловчился, что спокойно управляюсь с несколькими закидушками, привязав их за планширь. Море всегда было и есть со мной… Помню пацаном убегали с уроков ловить рыбу на мелководье, в прогретых насквозь заливчиках. Поймав, наполняли ей большие эмалированные тазы и засыпали крупной солью. Просолившийся за несколько часов под крымским солнцем улов развешивали на высохших деревьях с перекрученными стволами, выбеленными ветрами и морской солью. Через пару дней вяленая рыбка была готова...
Капитан со старшим механиком отвалили на моторной шлюпке в порт узнать, когда дадут лоцмана. Радист возится у себя, пытается запустить радио. Без связи наш рейс могут отменить.
Через несколько часов вернулся стармех. Капитан выбил на берегу новую радиостанцию, а сам же заночует в портовой гостинице. За него пока старпом. А завтра, с лоцманом пойдем по днепровскому лиману и через канал по Днепру за мазутом до Херсона. Целые сутки теряем, но без лоцмана выходить из залива по мелководью опасно, и так стоим возле банки. Даже видно, как винты за кормой буравят песок, и это при осадке порожнего судна три шестьсот.
Солнце быстро уходит, море с наступлением темноты озарилось светом. Это светится микроскопический рачок-планктон. Хорошо зная рельеф дна, мы, свободные от вахты, ныряем прямо с борта в эту пронизанную светом теплую воду. Кажется, что купаемся в звездном небе, раздвигаем космическое пространство и уплываем в вечность. Жители Керчи не замечают этой красоты. Знакомые удивляются моему отношению к морю. Не надоело оно тебе еще? Море как море. Ничего особенного.
Но море в душе моряка навсегда. Я люблю его просто так.
Капитан прибыл рано утром. Будем сниматься с якоря. Как раз моя вахта до восьми утра. К правому борту подошел лоцманский катер. Он и поведет нас сначала по заливу, а потом до самого Днепро-Бугского канала. Завыл электродвигатель брашпиля, и якорь, оторвавшись от грунта, гремя цепью, стал медленно подниматься.
- Якорь чист, - донеслось по радио в машинное отделение.
Увеличиваем обороты дизеля, согласно команде с мостика, и медленно выходим с мелководья. Лоцбот впереди, почти в кильватере, и мы следуем за ним.
В прошлую летнюю навигацию в эту же пору ходили в Ялту. Рыбалка в тех местах замечательная. Пока стояли на рейде, наловили большущих жирных камбал. Катраны, небольшие акулы, заглотив наживку вместе с крючком и пытаясь высвободиться, водили и дергали прочную леску. А когда их вытаскивали из родной стихии на палубу, они злобно шипели, по змеиному широко разинув пасти…
Жарко в машинном. Термометры над цилиндрами двигателя показывают под сотню. Механик успокаивает, говорит о погрешностях измерений. Верится с трудом. То и дело приходится вытирать проступающее через прокладки масло.
Теперь идем по Днепру. Херсон все ближе. Прокладки основательно текут. Боюсь не дотянем до порта… До чего же красив Днепр в этих местах, напоминает своими очертаниями старинное широкое зеркало в зеленовато-бурой резной раме из камышей и осоки!
Под утро подходим к терминалу. Рассвет в Приднепровье золотой, будто жидкое золото разлито на воде, Днепр в эти утренние часы спокоен и величав. Швартуемся у береговых хранилищ – громадных серебристых цилиндров, заполненных мазутом. Впереди знаменитая херсонская лестница, в гранитные ступени которой бьется днепровская вода. На баке и юте швартовная команда с офицерами. На баке подали выброску, за нее тянут швартовный прижимной. Береговые выбирают конец и кладут на кнехт. Набитым носовым шпрингом подтягивается судно к причалу. С кормы также подают выброску, и кормовым шпрингом капитан начинает подбивать, подтягивать корму. Ставим прижимной кормовой, и еще продольные носовой и кормовые концы.
Я же, пока принимаем топочный мазут, меняю потерявшие свою прочность развалившиеся вдрызг прокладки на новые вырубленные из больших листов паранита…